Текст книги "Твари"

Автор книги: Михаил Вершовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

1

– Вадик, Вадик, подожди! – Молодая женщина торопливо спускалась по ступенькам, догоняя мужа. Вадик шел не оборачиваясь, прижимая к себе ребенка лет пяти. – Ты взял ключи от машины?

– Взял, Марина, пошли.

– Зачем им ключи? – недоуменно хмыкнул мужчина со второго этажа, пропуская Вадика с ребенком вперед.

– Наверное, кто на колесах, будут добираться своим ходом, – предположила его жена.

– Вряд ли, – пробасил голос сверху. – Оно хорошо бы, только вряд ли.

– Почему? – вскинула голову женщина, продолжая спускаться.

– Потому что вокруг квартала МЧС-овских машин невпроворот. Всем остальным не проехать. У вас какая квартира?

– Сорок восьмая.

– Ну вот. А моя на другую сторону выходит. Видно. Нет, на машине уехать не дадут.

– Что значит не дадут? Не реквизируют же ее? – не успокаивалась женщина.

– Да пусть хоть реквизируют! – резко парировал ее муж. – Дом бы не спалили да в драбадан не разнесли. А «девятку» нашу задрипанную пусть хоть катком закатают.

Они по одному выходили из подъезда, бросая испуганно-недоуменные взгляды на человека в камуфляжке с помповым ружьем в руках, стоявшего метрах в трех-четырех от дверей. Тот, однако, не поднимая головы, внимательно и сосредоточенно смотрел куда-то вниз, им под ноги.

На подъездной дороге два МЧС-овца жестами показывали, что сначала надо подойти к ним. У одного в руках был журнал для записи.

– Пятьдесят третья, – сказал Вадим.

Спасатель с журналом кивнул, сделав какую-то пометку.

– Машина есть? – спросил второй.

– Есть.

– Ключи.

Вадим пересадил сына с правой руки на левую, полез в карман и, отстегнув ключ, отдал его офицеру. Потом взглянул на второго, с журналом.

– А это отмечать не будете?

Жена уже была рядом, вцепившись в руку Вадима.

– Что – это? – не понял офицер.

– Что ключи от машины сданы.

– Будем, будем. – МЧС-ник поморщился. – Корниенко, запиши. Пятьдесят третья. И ключи.

– Вы бы хоть спросили, от какой машины. – Вадим уже с трудом сдерживал гнев.

– Так! – Офицер с вызовом посмотрел на него. – Мы разберемся, от какой машины. Будет необходимость – разберемся. Теперь проходите туда. На улицу. На проезжую часть. Следующий!

Молодая пара с ребенком двинулась по дорожке.

Нехорошо, подумал Кремер, стоявший так, чтобы видеть все, что происходило у всех пяти подъездов. Уже сбой, товарищи генералы. Надо было жестче и проще. Вставлять ключи в замки автомобилей. Чтобы сами владельцы и вставляли. Ничего, тоже не бесконфликтно прошло бы. Но хотя бы без последующей путаницы. А будет она, будет. Куда ж ей деться.

Дай Бог, чтобы единственный прокол на сегодня. Кремер невесело усмехнулся. Ты сам-то в это веришь? Или просто поверить очень уж хочется?

Однако и этот прокол исправлять надо. Он потянулся к рации.

Пашинян смотрел, как люди ручейками стекаются от подъездных дорожек своих домов на проезжую часть Казанской. Громкоговорящая уже сообщила, что оттуда можно двигаться к метро, где их встретят представители МЧС, занимавшиеся распределением и размещением эвакуированных. Однако люди стояли, то ли поджидая родных и соседей, то ли движимые бессознательным желанием идти всем вместе – может быть, потому что это «вместе» казалось им более безопасным, надежным, исключающим возможность ошибки.

Майор не заметил, как рядом с ним оказался Зинченко.

– Тягостная картина, – негромко произнес полковник.

– Да, – ответил Пашинян. – Невеселая.

Оба умолкли.

– Ты обратил внимание, что все прошло практически без инцидентов? – нарушил тишину Зинченко.

– Конечно, товарищ полковник. Одна-две разборки, да и те несущественные.

– Порадовало?

Майор задумался.

– Честно?

– Ну а как же еще, Сергей?

– Ну тогда так скажу. Что работу нам это облегчило – да, это порадовало. Но в целом… Тяжелое чувство, товарищ полковник.

– Согласен, – кивнул Зинченко. – Но все-таки почему?

– Потому что сидели люди буквально рядом со смертью, но сидели до последнего. Может и так, что ехать большинству из них было некуда, но я думаю, что дело в другом. Вот эти их квартирки в хрущевках – это все, что у них есть. Вот и цеплялись до последнего – за это свое. Там вся их жизнь, и другой не светит. Там – понятно, там знакомо. Там, при том, что и змеи где-то совсем близко – какая-то иллюзия безопасности. А сейчас вот идут – как перекати-поле, которое ветер степной гонит… Знали, чувствовали, что будет именно так – но все-таки надеялись, что, может быть, под крышей своей ненадежной все это переживут…

Не поспоришь, подумал полковник. Так оно и есть. Как будто обрушили вокруг людей хлипкие стены их призрачных крепостей, сорвали латы-доспехи, оставив голыми и беззащитными, вынуждая жаться сейчас друг к другу на проезжей части, вместо того, чтобы идти к метро, подальше от опасности, подальше от сумасшедшей катавасии, которая вот-вот затеется, и от игры со смертью, которая закончится неведомо чем.

– Видите, куда почти все они смотрят? – Пашинян невесело усмехнулся. – Сюда же. Не вперед, не туда, куда им идти, где наши «дирижеры» им инструкции раздают – а сюда. На эти свои «хрущобы», на эти свои квартирки.

– Потому что не знают, вернутся ли, – мрачно проговорил Зинченко.

– А мы?

– Что мы?

– А мы знаем? Что они сюда вернутся?

– Непростой вопрос, Сергей. Зато ответ на него простой – не знаем. Но в том наша задача и состоит: сделать все, абсолютно все, чтобы вернулись. Чтобы было куда возвращаться.

Старая женщина шла, не поднимая головы и прижимая к груди облезлого рыжего кота. Ни чемодана, ни сумки, ни даже рюкзачка за спиной – почти обязательного атрибута нынешних старушек в их нескончаемых походах по магазинам.

– Ольга Александровна, – Телешов поравнялся с ней.

– Сережа! – Она подняла голову, и он увидел, что на щеках ее блестят слезы.

– Давайте я кота понесу, хотя бы до Таллинской, – предложил он, протягивая руки.

Старушка еще сильнее прижала животное к себе. Кот жалобно мяукнул.

– Нет, Сереженька, спасибо. Барсик и так, бедный, весь на нервах. Он же у меня из дому никогда не выходил. И вдруг все это: шум, громкоговорители, народ на улице… Бедный… – Она погладила кота по рыжей голове. – Так что мы уж лучше вместе. Так, Барсюшка?

Кот снова мяукнул и ткнулся носом в морщинистую руку хозяйки.

Они вышли на проезжую часть улицы, где уже стояли сотни людей, все никак не решавшихся двинуться туда, куда им предписывали идти распоряжения МЧС. Хорошо, что выключили громкоговорящую, подумал Телешов. Сейчас с людьми разговаривали спасатели, отдавали команды, отвечали – в меру своих сил – на сыпавшиеся отовсюду вопросы. Все-таки живые голоса, живые лица. А взорвавшие предрассветную тишину металлические команды матюгальников – это был слишком похоже на…

Похоже на что? Действительно, на что? Наверное, на войну, сказал он себе. Хотя кто же из них знает и помнит, что такое война? Разве что две-три блокадницы, доживавшие свой век на этом несчастном треугольнике. Однако память – глубинная, ставшая биологической память – живет все-таки в каждом из нас. В старых и молодых. Сколько лет прошло, да и поколений уж сколько сменилось – а живет. Надо ли, чтобы жила? Может, похоронить бы уже эту память, как похоронили почти всех, кто на плечах своих вынес ту страшную, большую войну – которую для последующих поколений разменяли на бесконечную вереницу локальных, не близких и оттого как бы не страшных? Сколько же подлостей и мерзостей прокручивалось на том, что всегда была уверенность: есть козырь, перебивающий все остальные. Аргумент, апеллирующий к этой глубинной памяти народной: «лишь бы не было войны».

Очумевший от водки и крови, полуживой – и оттого еще более страшный – «гарант», и его кукловоды, и вся свора человекообразных пиявок, вынырнувшая Бог весть из каких мутных глубин – все они ставили на то, что этот аргумент сработает.

И он срабатывал. Срабатывал тогда, когда на улицах появились несчетные толпы нищих и армии беспризорных детей, когда под нож озверевших бандитов были брошены сначала тысячи всеми забытых соотечественников, а потом и тысячи необученных, голодных и оборванных мальчишек в солдатской форме.

Лишь бы не было войны… Да какая же еще война была нам нужна, чтобы проснуться?

И она же, эта живая – пусть даже и не осознаваемая – память сформировала в людях стойкое убеждение: как все, так и мы. «Как все – так и мы», говорила мама, когда черная полоса на тельняшке жизни все никак не сменялась белой. Конечно, для негодяев, по привычке играющих миллионами человеческих жизней, такое убеждение – как все, так и мы – как бы и на руку. Потому что в этом и покорность человеческого стада, и смирение перед лицом судьбы, и отрешенность. Но только палка эта – о двух концах. И на другом конце – спокойное, не плакатное мужество перед лицом испытаний, потому что как все, так и мы. Внутренняя готовность вынести лишения, опасность, холод и голод, потому что как все – так и мы. Невесть откуда берущееся достоинство перед лицом грозящей катастрофы, потому что как все – так и мы.

Вот как сейчас.

Он посмотрел на старую женщину, которую знал, кажется, столько же, сколько помнил себя. Во всяком случае, с того самого дня, когда впервые стоял в школьном дворе с букетиком в руках, готовясь вручить его ей, своей первой в жизни учительнице. Потом, гораздо позже, они сидели рядом и в учительской, и на педсоветах – но все равно оставалась она для него тем же, чем и была. Учительницей. Первой. Навсегда.

И сейчас несла она с собой не бирюльки-побрякушки, не сумки с драгоценным барахлом, – да и откуда было бы взяться драгоценному барахлу с побрякушками? – а единственное родное существо, оставшееся у нее на этой планете. Старого облезлого кота.

Барсик, словно прочитав мысли Сергея, вытянул голову и мяукнул.

– Ничего, брат, – улыбнулся Телешов. – Все будет нормально.

– Вы думаете, Сережа? – Женщина не поднимала головы.

– Конечно, Ольга Александровна. Уверен, со всем этим не за день, так за пару дней должны покончить.

Она покивала.

– Только вот не знаю… – Она погладила кота по голове. – В метро нас с Барсиком пустят?

– Пустят. На метро коты путешествуют без проблем.

– Ну, это другие коты… – В ее голосе звучало сомнение. – Барсюшка еще ни разу не пробовал.

– Ничего. Все будет хорошо. А что же вы без вещей?

– А какие же вещи, Сережа? – Ольга Александровна всерьез удивилась. – Нам сказали, что поселять нас будут в пансионаты, пионерские лагеря, в Колпино, Кавголово, Рощино. Там ведь все приготовили, разве нет?

«Пионерские лагеря». Господи. Откуда же в людях, после всего, что преподносила им жизнь, такая безмятежная и спокойная вера? Хотелось бы надеяться, что все приготовили, подумал он, и сказал:

– Конечно. Обо всем уже позаботились.

– Ну вот, – старушка удовлетворенно кивнула. – Денег я, конечно, с собой взяла. Ведь мало ли что…

– Это правильно. На всякий случай. Не повредит.

Человеческая река зашевелилась и начала двигаться. Было непонятно, почему и как это произошло – никаких новых команд по громкоговорящей не поступало, да и спасатели с милицией по-прежнему общались с отдельными группками людей. Однако какой-то коллективный разум – да нет, конечно же, не разум, скорее, инстинкт – решил, что пора. И люди пошли. Пошли спокойно, медленно, без суеты и толкотни. Переговариваясь негромко – и поглядывая в стороны домов, которые оставляли неведомо на какой срок. Хорошо, если не навсегда.

Старая учительница, подняв голову, посмотрела на Телешова. Слезы на ее щеках уже высохли.

– Ну вот, все и пошли. Вы идете, Сережа?

– Нет, я пока здесь побуду. На подхвате. Вдруг в домах кто-то еще остался. Проспал – ну знаете, всякое же бывает.

– Вряд ли. – Ее светлые глаза смотрели спокойно. – Вряд ли кто-то остался.

Телешов, смутившись, откашлялся в кулак и потрепал Барсика по голове.

– Дела найдутся, – сказал он. – А вам доброго пути, Ольга Александровна. Все будет хорошо. Все выправится.

Она кивнула и, медленно переставляя ноги, двинулась вместе со всеми к перекрестку.

МЧС-овские «Газели» медленно ехали по опустевшим улицам. Из громкоговорителей неслось одно и то же:

ВНИМАНИЕ, ВНИМАНИЕ! ЖИЛЬЦАМ ДОМОВ С ТРИДЦАТЬ ШЕСТОГО ПО ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРОЙ ПО УЛИЦЕ ГРАНИТНОЙ И ДОМОВ С ТРЕТЬЕГО ПО ДЕВЯТЫЙ ПО УЛИЦЕ КАЗАНСКОЙ…

Алина, стоявшая неподалеку от штаба, посмотрела на часы. Почти десять. Кому это они? Каким жильцам, если все уже вышли и вот-вот двинутся к метро?

…ЕСЛИ ВЫ ПО КАКИМ-ТО ПРИЧИНАМ ОСТАЛИСЬ ДОМА, НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ ВЫХОДИТЕ НА УЛИЦУ. ОТКРОЙТЕ ОКНА И ПОДАЙТЕ СИГНАЛ СПАСАТЕЛЯМ ВНИЗУ. ПОВТОРЯЕМ, ОТКРОЙТЕ ОКНА И ПОДАЙТЕ СИГНАЛ СПАСАТЕЛЯМ ВНИЗУ.

Ламанча обвела взглядом пятиэтажки, стоявшие гармошкой вдоль дороги. Ни одно окно не распахнулось. Значит ли это, что людей в домах уже нет? Она отогнала от себя назойливую мысль, уточнявшую: «живых людей».

…ЕСЛИ ВЫ НЕ В СОСТОЯНИИ ПОДОЙТИ К ОКНУ, СООБЩИТЕ О ВАШЕМ МЕСТОНАХОЖДЕНИИ ПО ТЕЛЕФОНУ…

Нет, подумала Наговицына. Если в квартирах и были одинокие старики, инвалиды, больные – соседи вряд ли оставили бы. Постучали, позвонили бы. Все-таки «хрущевский» район. За все эти годы здесь все давно перезнакомились, все друг друга знают. Как в коммуналках, только отдельных. Без очереди в туалет. Хотя и это бабушка на двое сказала. Если в квартире человек шесть обитает, то…

Она швырнула сигарету на землю, растерев ее каблуком. Что тебе в голову лезет? Какая очередь в туалет? Какая бабушка, какое «на двое»? Алина снова посмотрела на окна хрущевок, посверкивавших отблесками поднявшегося над горизонтом солнца. Людей вывели. Теперь только мы. И они.

Теперь – кто кого.

2

– Ну что, Алексей? – Зинченко внимательно посмотрел на капитана. – Заждались?

– Есть немного, товарищ полковник, – сдержанно ответил Болтянский.

– Ничего, потерпите. Без вас не начнут.

– Это ясно. – Капитан помолчал, потом махнул рукой в сторону пятиэтажек. – Только чего ждем? Людей ведь всех эвакуировали?

– Похоже, что всех. После оповещения ни сигналов из квартир, ни звонков. Значит, всех.

– Ну так?

– Снаряжают сейчас бригады, с которыми вы и пойдете. На каждый ваш отряд – еще по четыре человека. Спец по замкам – с отмычками, со свертышем, два резчика, один спасатель с заплечным баллоном репеллента.

– Со «свертышем»? – Болтянский удивленно поднял брови.

Зинченко рассмеялся.

– Вот, сразу видно, что элитное у тебя подразделение. Альпийские, понимаешь, стрелки. Далеки вы, ребятки, от серых будней родного МЧС.

Капитан растерянно улыбался.

– Нет, серьезно, товарищ полковник. Что за «свертыш» такой?

– Та же отмычка, Алексей, только для более хитрых замков. Сейчас ведь и в «хрущобах» такие двери да замки, что не обрадуешься. Ну вот, рассверливается в замке отверстие, и свертышем этот замок – хряп! Сам понимаешь, куда быстрее, чем пилой цилиндры резать.

– Ясно, – задумчиво произнес Болтянский. – А резчики тогда для чего?

– Ну, во-первых, под тот же свертыш отверстия сверлить. А во-вторых, есть и такие замки, что кроме как пилой не возьмешь. В тутошних небогатых квартирах их, конечно, вряд ли понавтыкали, но заранее никогда не знаешь, какой зверь на какой двери попадется.

– Понятно.

Оба помолчали.

– И в каком же порядке все будет происходить? – поинтересовался капитан.

Зинченко искоса взглянул на него.

– О порядке, капитан, вас проинструктируют всех одновременно. В должном, опять-таки, порядке.

– Виноват, товарищ полковник. – Болтянский вытянулся.

Зинченко махнул рукой.

– Да ладно тебе… В двух словах могу и сказать, раз уж сам здесь оказался. Начинать будем с верхних этажей. Те квартиры, откуда люди сегодня эвакуировались, помечаем – и оставляем в покое. Змей там быть не должно. А все остальные начинаем вскрывать по одной. Где свертышем, где пилой. Как только по всем этажам эта работа проделана, так снова – с верхнего самого – проход, но уже с открыванием дверей. А значит, с обработкой репеллентом, чтобы гремучников, если они там есть, от дверей отпугнуть. Ну и пара твоих ребят, на тот же самый случай.

– Один непосредственно работающий, второй – для подстраховки. – Капитан не спрашивал, но, скорее, уточнял.

– Ну, видишь – ты сам все знаешь. Так вот и будете спускаться до самого выхода.

– Понятно. – Болтянский показал рукой вверх. – И потом уже репеллентом по полной программе, с кровли – в подъезд?

– Абсолютно точно. – Полковник потер подбородок ладонью. – И, конечно, по стоякам канализационным надо будет такую же работу провести, на выдавливание… Но это мы как раз решаем. Ну, в общих чертах ясно?

– Так точно. Ясно, что мразь эту сегодня обязаны мы уничтожить. И уничтожим. – На лице капитана взбухли желваки. – У нас к этим сволочам счет личный.

Зинченко вздохнул.

– Так-то оно так, Алексей. Но смотрите, ох, смотрите, ребята, чтобы к этому счету никого сегодня не добавилось. Мы-то с тобой этого гада не только на картинке видели. И на что он способен – тоже знаем.

– Ну негодяи, беспредельщики! – Мостовой швырнул трубку на рычажки.

– Не хотят? – поинтересовался Голышев.

– И не хотят, и не дадут. Чрезвычайное положение в городе не объявлено, что, конечно же, верно. Но в силу этого обстоятельства они нам ничего не должны, а дарить спирт налево и направо – этот… этот гражданин, – Мостовой подчеркнул последнее слово, – он так и выразился, «дарить налево и направо», они не намерены.

– Поступок, конечно, не самый гражданский, – заметил Дивеев, – однако по букве закона они, как ни крути, правы.

– Но мы ведь не задаром у них собирались спирт забирать! – МЧС-ник гневно смотрел на шефа ФСБ, словно тот был в сговоре с жадными водочниками.

– Ну, это еще вопрос: когда, а главное, как за этот спирт им заплатили бы, – начальник штаба иронически усмехнулся. – Они же ребята тертые.

– Утром деньги – вечером стулья, – кивнул Дивеев. – И при любом раскладе – деньги вперед.

– Алексей Борисович, – Мостовой уже улыбался, но улыбкой, которая «тертым ребятам» ничего хорошего не сулила. – Мы, конечно, вывернемся. У нас и выхода другого нет, как вывернуться. Но вот какое предприятие выдержит по десять-пятнадцать пожарных инспекций в месяц…

– Так вы бы ему так и намекнули, – фээсбэшник развел руками. – Я серьезно. Сейчас ведь время – фактор самый драгоценный.

– А что ж ему намекать? – Генерал от МЧС хмыкнул. – Он и сам не первый день замужем. Решил, видимо, что мускулишек хватит и нас на три буквы послать.

– С химией хотя бы без проблем? – Голышев обращался к пожарнику.

– Никаких проблем, товарищ генерал. Эти попроще оказались. И понятливее. Отгрузят хоть сейчас.

– Уже хорошо. – Руководитель штаба задумался. – Вячеслав Алексеевич, теперь насчет мускулишек. Если они у товарища действительно есть, да еще и такие, что начальник территориального управления МЧС ему до лампочки, значит, рука его длинная как минимум до Смольного дотягивается. Так что пусть его оттуда и образумят.

– Понятно, Дмитрий Павлович. Сейчас свяжусь.

– А уже потом, – Голышев говорил по-прежнему спокойно и размеренно, – когда со всем этим кошмаром покончим, вы уж постарайтесь – так, как и обещали. По десять-пятнадцать инспекций. Хотя закрыть, если очень нужно, можно будет и после одной-двух.

– На это у меня память хорошая, не заржавеет, – заверил его Мостовой. Он вынул из кармана мобильник и, на ходу набирая цифры, двинулся к выходу из RV.

– Половина одиннадцатого, – сказал начальник штаба, глядя на часы и качая головой. – Надо бы запускать бригады на закрытые квартиры. Готовить подъезды к распылению репеллента.

– Но ведь распылять его ваши ребята начнут не раньше, чем подготовят спиртовой раствор для закачки в стояки? – заметил Дивеев. – А с этим раствором проблема еще и наполовину не решена.

– Верно, Алексей Борисович. Но распечатывать квартиры можно уже и сейчас. Хотя бы на этом время сэкономим. Потом суматохи хватит и без толкотни в подъездах. – Голышев подошел к оператору, сидевшему за столом. – Разыщите полковника Зинченко – и срочно сюда.

В дверях возникла фигура Мостового. Он улыбался, засовывая мобильник в карман.

– Надо понимать, утрясли? – спросил начальник штаба.

– В две минуты. Тут же селекторный звонок мускулистым и несознательным – так, чтобы и мне слышно было. Да что вы, сказали. Мы же в любой момент, сказали. Нас, сказали, неправильно поняли. И даже людей, сколько надо, дадут – на заправку машин. Так что пожарки можно отправлять прямо сейчас.

– Значит, отправляем. – Голышев кивнул пожарнику. – А платит кто?

– Никто, я думаю, – сказал Дивеев. – Это, скорее всего, будет подарок от сознательного гражданина. – Он усмехнулся и добавил: – И ведь для него такой подарок, что для нас с вами сигаретой поделиться.

– Зачем же было кобениться? – нахмурился начальник штаба.

– Из принципа, – пожал плечами фээсбэшник. – Знаете, как оно у таких ребят? «Мой не короче твоего».

– Будет короче, – с угрозой произнес Мостовой. – Ничего, дайте срок. Укоротим. Всерьез укоротим.

Двадцать пять галлонов. Без малого сто литров. Плюс сам контейнер. Приличный вес, подумал Бардин. Как МЧС-ники эти чушки на крыши будут затаскивать? Да уж, наверное, сообразят как-нибудь, лебедками или еще чем-то… Времени, конечно, и на это уйдет будь здоров. Здесь вон с половины грузовиков спустили – и то полчаса спалили незаметно. Однако американцы – спасатели, не подопечные наши – работают толково. Неспешно, но как-то эргономично, слажено. Переходники какие-то прилаживают, заправляют ранцевые баллоны. Распределились грамотно. А мои уже и театр похерили. Даже вида не делают, что в той же команде. Остальных, кстати, это не особо заинтересовало. Скорее всего, и они в курсе. Спасатели – они ведь, и это очевидно, друг друга знают. Да и за время перелета могли понять, кто по делу летит, а кто… погулять вышел.

Но это, конечно, несправедливо. Потому что и Йосик с Колей тоже по делу все-таки. И я с ребятами – по делу. Причем наше дело – выяснить, какое у этой парочки дело во всем этом деле. Вон сколько дел одно в другом получается – что твоя матрешка. Самый русский сувенир. Только Made In USA.

Подполковник подошел к одному из грузовиков, рядом с которым стоял редуктор для перекачки репеллентов в ранцевые баллоны. Несколько спасателей в костюмах химзащиты начали надевать ранцы.

– Ну как? – поинтересовался у одного из них капитан МЧС.

– Тяжеловато, но пойдет, – ответил тот. – Если бы просто поверх камуфляжки, а то еще в этом скафандре… Да ничего, притерпимся. – Поправив лямки на плечах, он взял в руки пистолет-распылитель, от которого к баллону шел гибкий серебристый шланг.

– Justturnthistaphere, – стоявший рядом американец постучал пальцем по крану на патрубке, – andsqueezethetrigger. That'sall.

МЧС-ник с ранцем покосился на своего капитана. Тот пожал плечами.

– Повернешь этот краник, – перевел Бардин, – и можешь давить на курок. Все дела.

Спасатель кивнул и, открыв кран, нажал на курок. Из распылителя вылетела струя газа.

– Hey, man, not now![5]5
  Эй, дружище, не сейчас!


[Закрыть] – Американец рассмеялся, но тут же поморщился: в воздухе повис резкий запах нафталина.

МЧС-ник убрал палец с курка.

– «Нот нау»… – пробормотал он. – Проверить-то я эту хреновину должен? Теперь вот вижу – работает.

Бардин поднял голову, высматривая своих подопечных. «Коля» стоял рядом с соседним грузовиком. Йосика-Джозефа, однако, поблизости не оказалось. Подполковник поймал взгляд Колиного «пастуха», тот едва заметно кивнул. Понятно. Йосик отлучился, но не один. Да и кто ж тебя одного оставит, подумал Бардин. А так, конечно, пойди погуляй. Разомнись. Скоро ведь начнется.

Вышедшая из подъезда молодая пара растерянно смотрела на движущийся по улице людской поток.

– Куда это они все, а? – спросила девушка.

– К метро, – отозвался стоявший на тротуаре участковый Костя. – У вас окна что, не на Казанскую выходят?

– Во двор, – ответил молодой мужчина. – Мы слышали, как матюгальники что-то там бубнили, но не разобрать было.

– Это эвакуация, да? – спросила его спутница.

– Она самая, – мрачно ответил участковый.

На лицах шагавших по проспекту Шаумяна людей читалось и спокойствие, и какая-то отрешенность. Между собой люди переговаривались негромко, в полголоса. И – ни одной улыбки.

С чего бы этим улыбкам быть, подумал Костя. Когда они теперь заулыбаются…

Растерянно-притихшими выглядели даже омоновцы, стоявшие в оцеплении. Да, ребята. Это вам не митинг «перманентно недовольных». Это куда серьезнее. Это наши с вами соседи. Друзья. Родные.

Мы сами.

– Из-за всех этих змей? – спросила девушка. – Все эти смерти, в последние дни?

Старлей кивнул.

– И кого же эвакуируют? – спросил мужчина. – Нас-то не коснулось?

– А хотелось бы? – ответил вопросом на вопрос участковый.

– Чего?

– Чтобы коснулось?

Мужчина покрутил головой.

– Шутки у вас, однако… Нет, не хотелось бы.

– Им, я думаю, тоже… – задумчиво проговорил Костя. – А эвакуируют всех по Казанско-Гранитному треугольнику. Там и операция будет.

– Что за операция? – нахмурился молодой человек.

– Это вопрос и сложный, и на пока не нужный. Вон же машины – сами видите. МЧС. Они работать и будут.

– Н-да… – протянул мужчина. Он достал из кармана связку ключей и с сомнением посмотрел на нее. – Тачку свою, я так понимаю, можно и не трогать?

– Да куда ж вы на ней проедете.

– Значит, метро.

– Значит, так.

Девушка провожала взглядом идущих. Потом повернулась к участковому.

– А домой-то нас обратно пустят?

Хороший вопрос, подумал Костя. Был бы еще ответ на него.

– После завершения всех работ… Ну, в общем, когда выкурят всю эту гадость и уничтожат… Да должны бы к вечеру управиться. Я так думаю.

– Не слишком весело, – отозвался молодой человек. – Тут бы не думать. Тут бы, вообще-то, знать полагалось.

– Знать – что? – Участковому начинал надоедать этот разговор. – Одна квартира, бывает, горит – и что, пожарники вам сообщить должны, в какой срок они с этой квартирой управятся? А здесь не печка газовая в разнос пошла. Целый квартал – и немаленький. Да еще и с таким подарком. Кто же вам расписание работ на блюдечке выложит, а?

Пара стояла молча. Парень пожал плечами.

– Да я ведь не с критикой лезу. Просто знать бы, домой попадем или нет. – И, не дождавшись ответа, повернулся к спутнице: – Ну что, на метро?

Девушка кивнула.

– Все в сборе? – Голышев обвел присутствующих взглядом и посмотрел на часы. – Половина первого. С зачисткой тянуть больше нельзя.

– А как же пожарные машины? – спросила Алина. – Те, что должны нашим раствором заправляться?

– Спирт в них вот-вот закончат заливать, – ответил Мостовой. – Потом сразу же отправятся на химзавод, на дозаправку ангидридом.

– А водой?

– Водой – уже здесь.

– До прибытия этих машин сюда еще добрых пара часов, – сказал начальник штаба, – и то дай-то Бог, если так. Но к зачистке подъездов мы в принципе готовы. Я считаю, надо начинать. Полковник, доложите порядок действий.

– Слушаюсь. – Зинченко сделал шаг вперед. – В дома входят бригады из шести человек. Спец по открыванию замков, два резчика с пилами, боец с ранцевым контейнером репеллента. И двое – с помповыми ружьями.

– Зачем двое? – поинтересовался Мостовой.

– Один работает непосредственно у двери. Второй – для подстраховки.

– На случай если?…

– На случай если. Возможен и такой вариант.

– Понятно, – вмешался Голышев. – Продолжайте, полковник.

– Работы начинаются с верхних этажей, потом бригады постепенно спускаются вниз. На этом этапе замки на всех дверях открыты или срезаны, но сами двери остаются закрытыми.

– На всех дверях? – Ламанча вскинула брови. – Прошу прощения. Но почему же на всех?

– Это я прошу прощения, Алина Витальевна. Справедливое уточнение. Те квартиры, из которых утром были эвакуированы люди, остаются как есть. Исходя из предположения, что змей там быть не должно.

– Что скажете? – Начальник штаба обращался к Наговицыной.

– Насчет змей? Думаю, Николай Васильевич прав. Змей там быть не должно.

Голышев удовлетворенно кивнул и посмотрел на полковника. Тот, откашлявшись, продолжал:

– После окончания работ на первом этаже спецы по замкам и резчики выходят наружу. Вооруженные бойцы вместе со спасателем, несущим репеллент, снова поднимаются на верхний этаж и открывают двери – одну за другой – настежь.

– Серьезный момент, – задумчиво протянул Мостовой.

– И необходимый, – твердо произнес Голышев. – Это мы уже обсуждали. Репеллент, который будут уже массированно распылять с кровли внутрь, должен попасть в потенциально опасные квартиры.

– А есть ли возможность как-то дифференцировать? – вмешался шеф ФСБ. – Я имею в виду, определить, где реально опасные точки, а где опасные потенциально.

Начальник штаба пожал плечами.

– Открывать двери придется и в тех, и в других, Алексей Борисович. Потенциально опасны – значит, опасны.

– Дифференцировать не сложно, – сказала Алина. – Люди, которые там будут работать, сразу почувствуют разницу.

– Почувствуют? – удивился фээсбэшник.

– По запаху.

Воцарилось молчание. Зинченко вопросительно взглянул на Голышева. Тот кивнул: продолжайте.

– Завершив работы на верхнем этаже, группа спускается на этаж, и продолжает двигаться вниз до самого выхода из подъезда. После этого у дверей в подъезд выставляются пары стрелков с помповыми ружьями на расстоянии порядка восьми-десяти метров от дверей. Стартовая бригада таким же образом проходит подъезд за подъездом.

– Помповые ружья – картечь? – поинтересовался Дивеев.

– Она самая, – подтвердил Мостовой.

Фээсбэшник кивнул.

– Ясно. Не нужно напрягаться с прицельной стрельбой. И рикошет практически исключается.

– Последнее соображение и было решающим, – уточнил Зинченко.

– А что же наши армейские коллеги? – не унимался Дивеев. – Я прошу прощения, Дмитрий Павлович, но хочется представить всю картину.

– Вы имеете в виду огнеметы?

– Да. Те самые, снятые с вооружения. – Шеф ФСБ бросил взгляд на стоявшего у дверного проема Кремера.

– Огнеметчики уже дислоцированы на позициях у предполагаемого гнезда, – ответил начальник штаба. – В районе трансформаторной будки. Именно там располагается старый канализационный колодец, откуда, по всей вероятности, и произошло проникновение гремучников в коллектор.

– Разрешите? – Зинченко взглянул на генерала. Тот кивнул. – Там же, в этой самой точке, по нашим данным ранее погибло несколько человек.

– Это не та ли точка, куда вы вечерком прокатились с коллегой из смежного ведомства? – Мостовой, улыбаясь, перевел взгляд с полковника на Кремера.

– Та самая, Вячеслав Алексеевич, – смущенно ответил Зинченко.

– Последний момент, – снова вмешался Дивеев. – Для чего нам нужно ждать прибытия пожарных цистерн со спиртовым раствором?

– Для закачки раствора в очистные стояки. – Голышев с едва скрываемым удивлением посмотрел на фээсбэшника. – Этот момент мы обсуждали уж больше, чем раз-другой.

– Я помню, – Шеф ФСБ произнес это с легкой улыбкой. – Но что мешает сразу после того, как двери в квартиры будут открыты, начинать распыление репеллента в подъезды?