Текст книги "Август 1937-го с Возвращения Короля (СИ)"

Автор книги: Михаил Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

Запыхавшийся Стась тем временем поравнял с ней своего коня и, откровенно радуясь встрече с возлюбленной, весело отрапортовал, улыбаясь во весь белозубый рот:

– Пост сдал, происшествий нет, пани ротмистр! Личный и конский состав в порядке!

– Ну и поди в строй, – неожиданно даже для себя грубовато отрезала Лаида, – Походный порядок, едем на исходную...

Стась оторопело смотрел на неё, недоумевая, чем вызвано недовольство девушки.

– А поцеловать позволишь, краса моя?.. Пока не видит никто? – понизив голос, промямлил урядник, все еще надеясь лаской вернуть её милость...

– Пшел в строй, видишь, недосуг мне, – проворчала Лаида, и хлопнув коня удилами, без всякой нужды сорвалась в галоп вдоль колонны, оставляя опечаленного и ошарашенного парня позади. Помириться со Стасем было несложно, и уж за отношения с ним она ничуть не опасалась.

Тем более, что мысли её были сейчас весьма далеки от него...

... Бросок через горы был самым трудным. Даже самые испытанные и стойкие вымотались хуже некуда, а молодняк, еще не проверенный такими испытаниями, не падал с ног только благодаря бодрящим таблеткам, которые ждали в ранцах именно этого часа... Сам Командир почти не чувствовал того, что ощущали они. Его легкие привыкли к сверхперегрузкам, разреженному воздуху, который начал давать о себе знать уже на первой тысячи футов подъема, мышцы привычно напружинились, сердце работало как хороший мотор. Чем-чем, а своим телом Командир всегда был доволен, – будь оно было чуть хуже, он просто-напросто не дожил бы и до этого дня. Разве что простреленная нога ныла, как капризная девчонка... Другие же члены группы, хоть и совершали, бывало, немыслимые даже для хороших солдат регулярной пехоты броски по пересеченной местности, так и не успели как следует, попрактиковаться в настоящих горах, – через ледяные шапки, «постный» воздух и узкие скалистые тропки. Все они были горцами, – но в том то и беда, что выросли они в старых, невысоких и плоских горах. «Чертова спешка», – злобно подумал Командир, падая на очередной привал, – «Показатели, извольте видеть, у нас удовлетворительные! А то, что вообще то для операций с такой степенью риска показатель должен быть исключительно превосходным, порешили считать несущественным... Кэжэ тухес киттек!..»

По правде-то говоря, он был очень доволен своими мальчиками и девочками. Отличные ребята, безусловно, лучшие солдаты, из тех что бывали в его распоряжении! Нордлинги тупые болваны, – раз не успели их прибрать вовремя к рукам, раньше его Руководства... И каждого, что опытного бойца, что "новичка", едва исполнившего две-три акции, переполняет священная ненависть, способная поднимать тело после сумасшедших нагрузок и бросать людей в бой против в сотни раз превосходящего врага, – и обращать его в бегство! В глубине души Командир завидовал им. Все они скоро умрут, – но ничуть не пожалеют о содеянном и вознесутся в Шалэ с горящим гордым взором, дочиста омытые от скверны священной кровью, пролитой в бою...

А он, Командир, ничуть не ненавидел. Когда-то давно, он пытался вызывать в себе ненависть искусственно, воскрешая видения двадцатилетней давности, и иногда это даже работало, – но очень скоро перестало. Он без отвращения поглотил сердца убитых, уже не одной сотни достойных противников, навалил груду мертвых тел на алтарь мщения и залил его морем крови, и теперь ощущал только пустоту. Месть изжила себя, – он все еще шел вперед, благодаря своей силе и природному таланту, – побеждал, но уже чувствовал, что становиться не более чем инструментом в чужих руках. Тяжелым, мощным, безотказным револьвером, который при правильном применении бьет без промаха и одной пулей неизменно вышибает дух из любого силача, – но не имеющим решительно ничего личного против этого самого силача. Командир не без грусти смотрел, как росли его воспитанники, как они убивали, и от души этим наслаждались. Это тоже помогало, и он пытался убедить себя, что у него ненависть такая же сильная, но это не было правдой...

А берут ли в Шалэ таких, как он? "Мириогири", как говорят в Луанской Империи, или простым языком, наемников? Ой, вряд ли. Он дышит, ест, иногда соединяется с женщиной, – но уже мертв, по сути-то, ибо жизнь должна иметь смысл, хотя бы простой, хотя бы даже убогий...

Он печально вздохнул, достал бинокль из чехла и оглядел горизонт. Глухой распадок, в котором они остановились, был практически невидим и недосягаем с воздуха, в нем и днем было темно и сыро, а путь доступа в него нельзя было обозвать даже тропинкой, – неподготовленный человек, почти наверняка, свернул бы там себе шею. Но в последнее время пути противник начал проявлять необычную активность, – в населенных пунктах, даже незначительных, было видно много вооруженных людей, которые бдительно (как им самим казалось, по крайней мере) глядели по сторонам...

А кое-где даже были посты военных! Может, конечно, это была часть учений, которые нордлинги как раз закончили проводить в квадрате, а может, – из какой-нибудь тюряги сбежали пара-тройка особо опасных заключенных, но ... Предполагать всегда следует худшее. Командир крепко призадумался, что же ему делать, в случае, если одна из групп все-таки "засыпалась". По плану он должен был переходить на резервный вариант действий и полагаться только на себя. Но этот план был самоуспокоением. Большего идиотизма придумать не возможно, – уж лучше тогда просто отдать своей группе приказ совершить коллективное самоубийство... Отведенный группе план включал тесное взаимодействие с другими отрядами, – и нереально пытаться выполнить труднейшую миссию в одиночку, без разведданных и спецсредств.

Командир отстегнул с пояса фляжку и отхлебнул воды. Тщательно смочил гортань, прополоскал рот, и только тогда проглотил влагу... Что, дзи сайтан, делать-то? Если хоть один человек из другой группы попал в руки контрразведки нордлингов живьем, опытнейшие палачи уже трудятся над ним, и выиграть можно разве что день-другой. И то бесполезно, ибо Командир никак не смог бы узнать, есть ли у него фора. Взять языка?! Да нет, глупости, риск слишком велик...

Подумав еще немного, Командир порешил осторожно продолжать путь. Время у него (по плану) было еще прилично, и не стоило пороть горячку. Если он попадет в засаду, это еще не конец. И даже в этом случае ему еще многое надо будет сделать, – проследить, чтобы никто из подопечных не попал в руки врага живым и, конечно, положить как можно больше нордлингов перед тем, как перерезать себе самому глотку...

Уже смеркалось. Командир достал карту и проверил направление по компасу и солнцу. Все правильно, хорошо идем, быстро.

Внезапно прямо на фоне заходящего солнечного диска Командир отчетливо разглядел военный самолет. Это был красивый четырехмоторный моноплан чистых, правильных очертаний, с блеснувшими в ярко-красных лучах многочисленными колпаками пулеметных точек... Бомбардировщик B-111. Самый большой из боевых самолетов нордлингов. Выполняет плановый, спокойный полет разведывательными неспешными зигзагами, а на месте бомбардира, поди, сидит наблюдатель-фотограф, не отрываясь от окуляра панорамного видоискателя...

Самолет прошел совсем низко, и Командир даже слегка взволновался, когда рокот могучих двигателей совершенно перебил все прочие звуки, – вмиг исчез слабый ветерок, с гудением гуляющий по распадку, почти не различимое дыхание мальчишек и девчонок, свернувшихся калачиком под своими лохматыми "гамадрильниками", даже стук собственного сердца. Когда шум самолета стих, Командир приподнялся из-под широкого камня, под навесом которого он и укрылся от шести широкоугольных объективов фотосистемы "Сипуха", установленной на разведчиках нордлингов. Никто из ребят, конечно, уже не спал, но даже опытный глаз не различил бы их среди мшистых зеленовато-серых валунов...

– Расчехлить винтовки, – негромко приказал Командир спокойным голосом, – Неполная разборка, чистка. Зарядить. Снайперам подготовить прицелы. Гранаты к бою. Перекус, и двигаемся в боевом порядке. Флэйм замыкающая, в головной дозор – Терн. Под ноги смотреть! Выполнять...

Разведывательные облеты. Это значило, что враг уже не просто подозревает, – он что-то знает. И ищет, – теперь уже целенаправленно... Командир точно знал, сейчас на только что сделанных снимках их не различат, но у него зародилось сомнение в надежности проверенной (и, вроде бы, перепроверенной!) тропы.

Оно оправдалось. Спустя час ходьбы Терн сообщил, что отчетливо разобрал отблеск линзы на противоположенной горке...

Командир проверил, и убедился в правоте парня, – между нагромождения обветренных валунов он явственно разглядел великолепно оборудованный секрет, где прятались двое неизвестных. Обойти их оказалось трудно... На тропе обнаружилось несколько сигнальных мин, к счастью, их удалось обойти, не задев тонких стальных тросиков растяжек. Еще один секрет фланкировал подходы к первому, но и там Командир нашел не просматриваемую лазейку... Вобщем, двигались они всю ночь ползком, и к утру были совершенно вымотаны.

Командир долго думал, и хотел даже решиться на рискованный шаг, – продвигаться средь белого дня. Конечно, так их куда проще было заметить, но и они имели больше шансов первыми разглядеть засаду... Уже после пятнадцатиминутного перехода выяснилось, что это не удастся – в небе появился сначала еще один самолет, на этот раз биплан-разведчик, низко и медленно пролетевший над самой тропой, а потом, – пятнистый, плоский, как клинок, баллон, сравнительно небольшой патрульный аппарат, буквально зависший над ними. Он оставался в поле видимости целых два часа, нарезая широкие круги и загогулины и назойливо стрекоча парой не шибко-то мощных моторов, временами отключая их, переходя в дрейф, временами запуская вновь, громко хлопая пневматическими пускателями. Разумеется, никто из группы тогда даже не шевельнулся, но Командир отчетливо ощущал каждый раз, когда наблюдатель просматривал именно тот пяточек, где распластавшись, попрятались они...

Когда баллон улетел, Командиру оставалось лишь отдать приказ располагаться на отдых. Он выставил двойной дозор, всех наблюдателей снабдил биноклями и сигнальными шнурами для связи друг с другом и с дежурными... Но и сам за весь день так и не сомкнул глаз, осознавая, что в случае тревоги все будет завесить лично от него.

Ночью они прошли немногим больше десяти миль. Посты наблюдения противник разбросал широко, но продуманно, так что они эффективно взаимно дополняли друг друга. Командир направлял ребят там, где пройти-то вроде было и нельзя, постоянно используя альпинистское снаряжение, и ни одна запущенная ракета не нарушила ночного спокойствия, никто не начал беспорядочно палить в темноту, не рванули управляемые фугасы... В ту ночь они не разу не останавливались, – цель была близка, и хотелось как можно скорее справиться с неизвестностью...

К ущелью вышли еще затемно, и спокойно устроились на отдых в полу миле от наблюдательного пункта нордлингов, – подготовленного на совесть, со всех сторон закрытого от взора. Обнаружить его удалось только Молчуну, по глупости наблюдателей, допустивших непростительную ошибку, – с горушки явственно потянуло крепким табачком, а позже Командир не без труда разглядел и пару невысоких бойцов, припавших к внушительным стереотрубам. И солдаты и трубы были плотно обмотаны серо-рыжей ветошью, которая полностью размывала их силуэты, и разглядеть их можно было лишь в моменты, когда они поворачивали объективы из стороны в сторону... Гномы. Да что тут происходит-то? С одной стороны, – никто не прочесывает местность, и наблюдателей маловато для серьезных засад, – а с другой, их хватало для детального наблюдения за местностью в светлое время суток. Не стыкуется как-то... Может, все еще учения? Больше похоже, если честно. Командиру случалось несколько раз участвовать в настоящих облавах, – и в роли загонщика, и в роли жертвы. Там все напряженнее, и "загонщик" обычно не стесняется в средствах, – а тут такое ощущение, что "жертву" рассчитывают в лучшем случае разглядеть. Как натуралисты-фотоохотники. К тому же, – натуралисты заскучавшие...

С трудом дождавшись темноты, Командир повел группу в ущелье. Миновав завалы и сигнальные мины, поставленные явно не членами предыдущих групп. С другой стороны, имелись все условленные знаки, говорящие о том, что головные отряды достигли цели... Возле входа в пещеру Командира ждало два сюрприза, – хитро заложенная сигнальная мина с брошенными на все стороны света растяжками, старательно спрятанными между камней, и сидящий на посту Геннеорг.

Тот, естественно, не спал, и при их приближении чуть слышно свистнул через плотно сжатые губы. Человек обычный и не расслышал бы этот свист, распространявшийся почти на уровне инфразвука, но Командир слышал исключительно, на него и был рассчитан сигнал...

Или на орка.

Геннеорг, убедившись, что перед ним свои, осторожно спустился с камня, к которому буквально прирос, и кивком приветствовал Командира, по причине важности момента идущего в головном дозоре.

– Как добрались, брат? – прошептал он, обнимая могучими лапищами плечи Командира, от чего тот с трудом сдержал стон. Руки урукхая казались отлитыми из стали...

– Потерял двух, – прошептал Командир в ответ, – Идиотский случай, оба раза. Готов ответить. Спасибо.

– Ответишь, не волнуйся, – заверил его орк, глядя на появляющихся из темноты бойцов Командира, – Тут уже и так настоящий аврал.

– Что случилось? Я едва прошел через кордоны нордлингов... – Командир машинально оглянулся назад, где остался наблюдательный пункт противника.

– Потом, – отмахнулся Геннеорг, и жестом пригласил Командира в пещеру.

Они проследовали через сложную систему тоннелей, с множеством замаскированных ответвлений и лазеек. Командир отлично знал этот путь, – по схемам в атласе, но все равно поражался, как легко орк ориентируется на нем. Геннеорг тоже был тут первый раз, – на поверхность в дежурство он подымался другим путем. Если бы его обнаружили, слежка мало что дала бы...

Наконец, Геннеорг отвалил тяжелый валун, открыв проход, и они спустились по трухлявой, но ещё прочной, лестнице, в узкий длинный штрек, тянущийся как аппендикс, на добрые полторы сотни ярдов с небольшим уклоном вниз. Командир едва успел остановить ползущего следом Молчуна, – прямо под лестницей на ровном каменном полу спали ребята в серых форменках, такие же, как и те, кого он привел собой...

Кто лежал на ящиках, кто просто подстелив на камень плащ, вповалку, тесно прижавшись друг к другу. Они были совершенно неподвижны, и только их дыхание, – у кого ровное, здоровое, у кого уже охрипшее, сбивчивое, – выдавало, что они живы.

Их было, с небольшим, пять десятков.

Еще на полу высились груды добра – разработанные учеными головами специальные, легкие, прочные и непромокаемые упаковки, контейнеры и пакеты для боеприпасов, оружия, продовольствия и медикаментов.

И взрывчатки. Её тут хватало, чтобы спустить в тартарары половину Мглистого...

– Группа! На отдых, – бросил Командир своим ребятам, молча ожидавшим приказа, – Распределить груз. Проверить оружие. Свет зажигать ненадолго. Молчун, – за старшего...

Геннеорг кивнул Командиру, и жестом указал следовать за собой. Они пошли через весь штрек, осторожно перешагивая, как кошки на праздничном столе, тела спящих, ящики и мешки.

В конце штрека чернел завал из бесформенных глыб породы, по которым стекала куда-то еще ниже вода... В углу от камней Командир приметил арочный проем, куда и нырнул, пригнувшись, Геннеорг.

Там оказался довольно чистый и сухой грот, с выбитой в стене глубокой нишей, где сейчас были расстелены одеяла и спальники. В углу горела керосинка, а над ней сидело трое людей в серо-зеленых форменках...

Командир почти не видел их лиц, но отлично знал, кто это.

– Командир?.. – спросил один из сидевших. Это был плечистый седой мужчина с заплетенными в толстые косы длинными волосами и морщинистым, черным как смоль, лицом.

Командир молча кивнул и, не ожидая разрешения, подсел к лампе. Под ней были расстелены карты, планы и фотографии аэрофотосъемки, однако он на них даже не взглянул. Впрочем, на них никто уже не глядел.

Командир молча поклонился всем присутствующим. Перед ним сидели лучшие бойцы, командиры групп.

И старший координатор, Саллах.

Все молча ждали его доклада. Командир неспешно, подробно и по делу начал излагать. Его никто не перебивал, до самого описания гонки за хоббитом.

– Как вышло, что вы его сразу не убили? – негромко спросил Саллах.

– Он притворился мертвым, и подстрелил меня, когда я решил его дорезать, – пояснил Командир, непроизвольно морщась. Нога все еще ныла. Хотя пулю удалось вырезать, она сильно расплющилась, и оставила канал почти вдвое больше своего калибра.

– Почему было не выстрелить еще раз? – спросил, подбоченившись, невысокий рыжеволосый крепыш М`Тойнби, дунландец из последнего поколения эмигрантов. Бывший рабочий активист, ультралевый по убеждениям, он имел довольно неприятную привычку "рубить начистоту".

– Потому, что хотел убить его сам. Чтобы быть уверенным в результате, – холодно ответил Командир, глядя тому в глаза.

Саллах кивнул.

– Продолжай.

Командир вкратце изложил свои наблюдения, сделанные в остальное время похода. При этом он быстро находил нужные места на карте и для пояснения указывал точки засад, наблюдательных пунктов и направления перемещений войск, которые удалось зафиксировать...

– Мне все это не нравиться, – заключил он, – Нас определенно уже ловят. Кто засыпался? Обезьян?

– Мы знаем, что Обезьян еще действует, – невозмутимо ответил Саллах, – И до сих пор никто из его группы не попался нордлингам.

– Откуда?! – не удержался Командир от вопроса, который вообще-то задавать не полагалось.

– Из наших источников, – так же спокойно отрезал координатор.

Командир задумался. И к чему же все это? Как вышло, что противник уже знает о них?! И вообще, как прикажете выполнять задания, когда весь округ на ушах?!! Саллах заметил его недоумение, и покачал головой.

– Группа Обезьяна действует, – пояснил он.

– В смысле?..

– Действует, Командир. Они уже начали.

Командир ошалело смотрел на лица присутствующих, пытаясь понять нечто, чего они знали, а он – нет. Саллах разрешил его сомнения... Он устало вздохнул, и пояснил:

– Вчера группа Обезьяна, по пока не выясненной причине, провела операцию "Искра". Провела очень чисто, без потерь и накладок. Строго по плану... Цели операции достигнуты на 100%...

К Командиру постепенно приходило понимание.

Операция "Искра" проведена! По плану. Объект уничтожен!

Но только с одной оговоркой – операция "Искра" запланирована четырьмя днями позже!!!

Иллойхим хиндэ, Мушаар фанде билдэ...

– Так у него еще наглости хватает на связь выходить? – негромко поинтересовался он, непроизвольно сжав кулаки.

М`Тойнби горько ухмыльнулся.

– Командир, чего сейчас уже кипятиться-то, – устало проворчал дунландец, – В конце концов, надо же было спалить этот завод...

Командир не удостоил его ответом, и вопросительно глянул на Саллаха.

Саллах только развел руками.

– Мы его не контролируем, – пояснил он, – И никаких возможностей для этого нет. На связь он не выходил. Мы только знаем, что "Искру" он отработал без потерь и строго по плану... Сайтан его знает, почему он так сделал, но итог уже очевидно удовлетворительный...

– Удовлетворительный? – негромко переспросил Командир, – Удовлетворительный, значит? А как же все остальное – "Сено", "Скважина", "Кувшин"?!! Теперь же весь округ...

– Охотиться на нас, – согласно кивнул Саллах, – Спасибо, мы тоже заметили. И уже решаем, как быть. Тем и коротали все это время... Думается, Обезьян понимает, что сюда ему уже нельзя. Значит либо – "двухсотый вариант", либо, – он ожидает команды и соединяется с одной из групп для выполнения очередной операции. Например, "Кувшин". Его группа хорошо подходит для "Кувшина"...

Так. Все интереснее и интереснее...

– Ты имеешь в виду, что он будет ждать кого-то на контрольной точке? – Командир скептически прищурился.

– А куда ему деваться?!

– Сейчас войска прочешут каждую милю вдоль и поперек мелким гребешком... В такой ситуации сидеть на месте – верное самоубийство.

Командир говорил то, что думал. В аналогичных раскладах он сам бы пошел по "Варианту-200" без малейшего промедления...

– Как посчитает нужным, так и поступит, – внезапно резко ответил Саллах, впервые повысив голос, – Мы все сейчас можем считать себя подставленными, преданными и кинутыми, однако, даже если все мы погибнем, уже одна эта операция окупает наши смерти с лихвой. И провел её Обезьян блестяще! В то время пока мы отсиживались тут, а ты, Командир, уж извини, – кормил simbo на просторах Чернолесья...

Командир даже не пошевелился, однако подавить приступ гнева ему стоило немалых усилий.

– Обезьян будет судим, – спокойно подытожил Саллах, – но судить его будет Руководство, а не мы. Мы должны решать, и быстро, как себя поведем сейчас. У нас есть по сути два варианта. Первый вы все знаете, а второй, – начинать операции в текущих условиях. Это будет труднее, чем первоначально задумывалось, но, в конце концов...

"В конце мы все передохнем", – отстранено подумал Командир. Он внимательно слушал все, что излагал Саллах, но эта мысль почему-то преследовала его, и навязчиво цеплялась за рассуждения. Ну, как могли назначить проведение операции в квадрате, куда, словно по заказу, согнали лучше войска противника? Как можно было рассчитывать скрыть в тайне переброску более чем полста человек? У Руководства появился какой-то великолепный, фантастической ценности "источник", это очевидно. Но их-то, самих исполнителей, столь же очевидно ждет невеселая участь... Ударить в уязвимое место они уже смогли – пример Обезьяна не мог не впечатлить, а вот остаться в живых хоть кому-то явно планом не предусмотрено...

Ну и сайтан с ним. Если б Командира очень уж волновал этот момент, он избрал бы другую профессию, может и более мирную...

– ... Поэтому, видимо, придется дать им все-таки то, чего они хотят, – закончил Саллах, и Командир с досадой отметил, что кое-что все же прослушал. Но переспрашивать все же не стал, предпочтя послушать, что же скажут другие.

– И кто останется? – нарушил молчание доселе безмолвный Муртази, сухощавый смуглый муааддин.

Саллах обвел всех тяжелым взглядом.

– Прошу учесть, что это не должно быть чистым самоубийством, – твердо заверил он, хотя слова все равно прозвучали, как попытка оправдания, – И вы сами, и группа будете нужны и после ... акции прикрытия. Поэтому необходимо будет разработать надежный план отступления...

– Да ладно, – отмахнулся М`Тойнби, – В такой замес возьмут, что бежать будет глупо. Только спину подставлять... Вы как хотите, а я бы и не рыпался.

– Никто из присутствующих не спешит в Шалэ, – покачал головой Муртази, – однако шансов и впрямь немного, Саллах...

Саллах покачал головой.

– Ну, а сейчас наши шансы каковы? Не сильно преувеличу, если скажу, что примерно один к сотне. Кто-то должен решиться. Командир, что скажешь? Ты бы смог оборонять замок, я знаю. Но ты мне нужен для "Кувшина". И не только ты... Значит, либо ты, Муртази, либо все перекладываем на Геннеорга, но я бы сказал, что это будет подло...

– Я могу... – начал было М`Тойнби, но Саллах его оборвал.

– Я знаю, что можешь. Но без тебя я не вполне уверен за ребят. Ты их подбирал, ты их воспитывал. Если ты останешься, будет только хуже. К тому же у тебя своя операция, очень серьезная, и агентура в городе тоже завязана на тебя. Итак?!

Муртази молча кивнул, сохраняя каменное выражение лица.

– Решено, – удовлетворенно покачал головой Саллах, – Итак. Мы оставим на тебя большую часть тяжелого вооружения. Кроме того, что самим понадобится для "Сена"... Используй его по полной. Максимально приспособь замок к обороне и возможному "двухсотому варианту", – все может статься... желательно, чтобы сам ты вышел живым во что бы то не стало. Если тебе удастся соединится с группой Обезьяна, вы сможете достичь некоторых второстепенных целей. Или уйти от преследования через Лес. Ладно... Все сейчас идут к своим группам, и начинают подготовку в к планам "Кувшин" и "Сено". Скорее всего, план "Скважина" в данной ситуации невыполним. Ну и пусть... Займемся реальными вариантами. А ты Муртази – готовься к своей ... акции. Вопросы есть?

Их, как всегда, когда делом руководил Саллах, не было.

Стало быть, Саллах решил отвлечь нордлингов самым простым способом, – дать им диверсионную группу именно в том месте, в котором её и ждут. Это будет Муртази с теми из ребят, кого выберет завтра Саллах. А кого он выберет?

Правильно.

Самых неопытных и малонадежных, – насколько таковые вообще могли быть в великолепно подобранных отрядах... И эти ребята будут принесены в жертву, дабы остальные могли выполнить основные задачи. Вдобавок Муртази, – муааддин, соответственно, его труп в руках нордлингов позволит им построить максимально правдоподобное и совершенно неверное объяснение всем произошедшим событиям...

Конечно, вслух никто этого не говорил, но это как-то само собой подразумевалось.

Командир легко поднялся и не оглядываясь вышел в штрек. Там осмотрелся и легко определил, где устроились на отдых его бойцы – между ящиками с пластифицированной взрывчаткой и контейнерами с тяжелым вооружением. Все эти грузы были доставлены сюда заранее, задолго до операции по каким-то неизвестным Командиру каналам. Как все это добро прятали от гномов, было непонятно, но Командира это мало волновало. Существовало масса способов спрятаться от врага до момента первого прямого контакта. С этим справляется не только разведка, но и тривиальный криминалитет. Иное дело, если оставить горячий след...

Командир расшнуровал ботинки, и стянул их. Затем развязал портянки, расстегнул китель и ремни "поддерживающей системы", быстро и аккуратно скинул с себя одежду. В штреке было весьма прохладно, но Командир с удовольствием ощущал это острое чувство, – настолько приятно было снять с себя опостылевшую форменку. Он присел на ящик, и аккуратно снял повязку с раненного бедра. Обе раны заживали хорошо, – не гноились, не вздувались. Пуля почти не занесла с собой ткани, порохового нагара и прочего мусора, а уж вырезал её Командир сам, не делая ни одного лишнего надреза и, разумеется, соблюдая все правила дезинфекции... Командир не торопясь обработал рану, для верности осмотрел её еще раз при свете "нетопыря", и погасив фонарь, затянул повязку эластичным бинтом. Потом встал, взял в руки жестяную походную кружку, и не, торопясь, подошел к спящим под одеялами ребятам. Некоторое время прислушивался к их дыханию, – у всех ли здоровое, не булькает ли у кого-то в легких мокрота? – определил, где спит худенькая светловолосая Омела, и несильно похлопал её по плечу. Та немедленно открыла глаза и вопросительно уставилась на него. Сейчас, когда она, как и все бойцы, уже отмыла ненадолго камуфляж, чтобы кожа слегка отдохнула от черно-зеленой пасты, девочка выглядела симпатичной, даже очень... Сколько ей лет, – попробовал вспомнить Командир, – Шестнадцать? Или еще пятнадцать? У неё хороший удар ногой, но руки будут слабоваты для боя с мужчиной, пожалуй. Впрочем, в её руках для боя всегда должен быть кинжал...

Он жестом указал Омеле следовать за собой. Они бесшумно подошли к груде камней по которым стекала вода, и Командир отдал Омеле кружку, а сам взял мочалку и старательно намылил тело. Затем указал девушке рукой, и она начала поливать его водой, наполняя жестянку под струей ледяной горной водицы...

Командир с удовольствием подставил свое рельефное, сухое, как ременная плетенка, почти черное тело, под освежающую прохладу...

Он не боялся холода, может, еще и потому, что всегда считал жару опаснее. Забавно, а у нордлингов вот, – в корне отличное представление. Даже поговорка есть такая – "Всегда много обмороженных и мало ошпаренных..." Сам же он, как и большинство соотечественников, очень ценил воду, её удивительную живительную силу... После омовения он легким движением кисти отогнал в сторонку Омелу, и, натянув шаровары, приступил к "шаадун", молитве, подстелив под колени брезентовый плащ, свернутый втрое. Командир пытался отрешиться от всего суетного, стараясь направить мольбу к Иллойху, на секунду почувствовать тот сладкий момент воссоединения, прикосновения к божеству, дающий ни с чем не сравнимый заряд силы и энергии. Неверующим (которых, с досадного попустительства Всевышнего, становилось все больше и больше) просто не понять, что это такое, когда стоящий на коленях и крайне сосредоточенный человек буквально воспаряет над своим телом! И для него враз раскрывается Истина, и после этого он уже твердо знает, правильно ли он поступает, чиста его совесть, или запятнана. После знакомства с истиной все пустопорожние умствования и внутренние борения становились смешными и никчемными, – ибо, есть ли смысл обманывать самого себя, если все уже точно знаешь?

Но слияние не происходило. С ним в последнее время частенько это случалось, хотя он совершал "придодж" со всей возможной пунктуальностью, выполнял все ритуальные действия и со стороны казался безупречным верующим. Однако того самого, что заставляет верить, сладкого чувства сближения, – не было уже в который раз...

Что-то не то. Что-то не так. Конечно, суетное, бывает, давит очень сильно, – но и Командир не слабоволен, он может заставить себя отрешаться от всего насколько угодно долго. Сайтан, да несколько человек он так и убил, – лежа по несколько суток в неподвижной позе, как противопехотная мина, для того, чтобы в один-единственный правильный момент совершить короткий смертельный удар. Когда враги уже переставали замечать то, что они считали кочкой или корягой, или кучей разнородного хлама, привыкали к лежащему Командиру, как к неотъемлемой части пейзажа, и смерть приходила к ним, когда Командиру хотелось...

Видимо, он отчего-то недостоин. Он смутно догадывался, почему именно, – может, потому, что перестал убивать из мести, превратив это, вообще-то, богопротивное занятие из священной обязанности в обыкновенное ремесло?

Что ж, не стоит думать, будто это Командира очень уж расстраивало. Этот поход – последний. Он это уже не чувствовал, а знал. И он завершит свой путь, так как хочет, – а он желает только одного, погибнуть в бою с достойными противниками... Этого у него никто не отнимет, и уж тогда он без сожаления закончит это дурное существование в мире, где воинская доблесть оценивается все ниже, а способность к пустопорожней болтовне – все выше...