Текст книги "Поэзия народов СССР IV - XVIII веков"

Автор книги: Месроп Маштоц

САЯТ-НОВА

АРМЯНСКИЙ поэт

1712-1795

* * *

 
Ты, безумное сердце! Мне внемли:
Скромность возлюби, совесть возлюби.
Мир на что тебе? Бога возлюби,
Душу возлюби, деву возлюби!
Божий глас внемли и твори добро,
В житиях святых слово – серебро;
Святых целей три: возлюби перо,
Возлюби письмо, книги возлюби.
Сердце, пусть тебя скорби не гнетут!
Знай, что хлеб и соль люди чести чтут,
Но не будь смешным: возлюби свой труд,
Мудрость возлюби, правду возлюби.
Там, где господин, будь не горд, по тих;
Скромным будь всегда у господ своих;
Но у всех – душа: возлюби чужих,
Бедных возлюби, гостя возлюби.
Так, Саят-Нова, мудрость жить велит.
Что нам эта жизнь? Страшный суд грозит!
Душу сберегай: возлюби и скит,
Келью возлюби, камни возлюби!
 

* * *

 
Твой волос – смоченный рейхан, иль шелка нить, или струна.
Обводит золото черты, а бровь пером проведена.
В устах – и жемчуг и рубин. Твоя завидна белизна.
Пусть я умру, будь ты жива. Мне страсть на гибель суждена,
О, прекрати свою игру, меня насмерть убьет она!
На полюбившего сильней пусть упадут напасти все.
Уже два года протекли, как я тоскую о красе.
Пусть я умру, будь ты жива. Мне страсть на гибель суждена.
О, прекрати свою игру, меня насмерть убьет она!
Увяла роза, соловей не прилетает больше в сад.
Я ранен в сердце, я спален, нет больше для меня услад.
От страсти занедужил я, лежу, и жизни сам не рад.
Пусть я умру, будь ты жива. Мне страсть на гибель суждена.
О, прекрати свою игру, меня насмерть убьет она!
Я в горы, как Меджнун, ушел, по от Лейли ни слова нет.
Горю, но жажду утолить напитка ледяного нет.
Клянусь, одна ты яр моя, и друга мне иного нет.
Пусть я умру, будь ты жива. Мне страсть на гибель суждена.
О, прекрати свою игру, меня насмерть убьет она!
Саят-Нова сказал: залум! Кровь вытекает со слезой,
Адама нечестивый сын, вовек проклятье над тобой!
Где твой обет на тридцать лет? Обет ты нарушаешь свой.
Пусть я умру, будь ты жива. Мне страсть на гибель суждена.
О, прекрати свою игру, меня насмерть убьет она!
 

* * *

 
Жив доколь я, джан,– милой в жертву дан. Как избыть дурман?
Слез я лью фонтан, пусть умру от ран,– ты лишь здравствуй, джан!
Молвишь: «Я – джейран!»-и, любовью пьян, вижу стройный стан.
Выйди в сад со мной! Жду тебя с хвалой, сазом и мольбой.
Косы милой – мед, что фисташка – рот, все любви игра!
Близко от ворот до озерных вод,– рог трубит с утра.
Роза к ветке льнет, соловей поет,– всем гулять пора.
Выйди в сад со мной! Жду тебя с хвалой, сазом и мольбой.
Свой оставим дом и уйдем вдвоем! В ветках капли рос.
В рифму запоем! С ярым лепестком мак цветы вознес.
А в саду немом – роза с соловьем; лилии – меж роз.
Выйди в сад со мной! Жду тебя с хвалой, сазом и мольбой.
Сроду ты была, милая, мила, словно та Лейла!
Я сожжен дотла! Прядь волос легка, где шипов игла.
Роза зацвела, и в дремоту мгла соловья ввела.
Выйди в сад со мной! Жду тебя с хвалой, сазом и мольбой.
На тебе богат дорогой наряд, шелк, парча горят.
Кубок твой подъят, лей вино услад! Жертвы не щадят.
Только выйди в сад! Режь,– Саят-Нова будет только рад.
Выйди в сад со мной! Жду тебя с хвалой, сазом и мольбой.
 

* * *

 
Ах, почему мой влажен глаз и кровь на сердце? Жжет она!
Болезнь – любовь и этот раз, лекарство в свой черед,– она!
Я слег, но взор мой каждый час опять к себе влечет – она!
Мне надо умереть, ко мне – ах! – лишь тогда придет она!
Весна настала, и манят зазеленевшие края;
Фиалковые горы в сад давно послали соловья.
Но песни ночью не звучат. Чинара, это месть твоя?
Пусть ищет роза соловья: его – ах! – не найдет она!
Мак, ярко-красный, дал совет: «Скиталец-соловей влюблен.
И, верно, вспомнит про букет, что базиликой оплетен,
Но ты солги, что розы нет и что цветок был унесен!»
Вот – изгородь, ах, соловей! Твой бедный труп несет она.
Сладки, сладки твои слова! Язык твой сахар и набат,
И твой шербет, гласит молва, хорош, как спелый виноград.
Семь дней твердил я, ты ж, резва, семь платьев мерила подряд,
Бязь и кумач, но где же ткань, что всех достойней? Ждет она!
Язык ашуга – соловей: он славит, не клянет сплеча!
Пред шахом он поет смелей, и для него нет палача,
Нет правил, судей и царей, он сам спасает всех, звуча,
Лишь ты, Саят-Нова, в беде, пришла, не отойдет она!
 

* * *

 
Чужбина – мука соловья: год – сада он родного ждет!
Чтоб подала рука твоя вина мне, сердце снова ждет!
С другими ты, и мучусь я: так раб царя земного ждет!
Созрел грудей твоих шамам – сосуда золотого ждет!
Слова бессильны пред тобой! Как алый лик твой описать?
Как бровь изобразить сурьмой? И золота тут мало взять!
И только стан прекрасный твой овалу плеч твоих под стать!
А золото твоих волос давно луча дневного ждет!
Ты с детства слышишь голос хвал: но славить красоту я рад.
Ковчег – твоих грудей овал, чтоб ставить амбру и мускат!
Не может, кто тебя встречал, представить лучший миг услад!
Рука – самшит, а пальцы – воск: хрустальных спиц он снова ждет.
Нет, я не полюблю другой! Сдается: ты мне суждена!
Лишь я неделю не с тобой, как рвется каманчи струна!
Сам царь иль врач-Лукман со мной, а мне поется: «Где она?»
Им раны не понять моей: она клинка стального ждет!
Красавица! В тоске души один брожу, сожжен тобой!
Красавица! О, не спеши! Дай погляжу, пленен тобой!
Красавица! Мир чей, реши: сужу, что отнят он – тобой!
Доколе жив Саят-Нова, тебе ль певца иного ждать!
 

* * *

 
Я был в Абаше, я весь мир прошел до края, нежная,
Тебе подобной нет нигде, ты отблеск рая, нежная,
Ведь на тебе и холст простой – ткань парчовая, нежная,
Недаром все творят хвалу, тебя встречая, нежная.
Ты – дивный жемчуг. Счастлив тот, кому судьба купить тебя.
Не пожалеет, кто найдет, но горе – обронить тебя.
Увы, в блаженном свете та, чей жребий был родить тебя;
Живи она, была б у ней, как ты,– вторая, нежная.
Ты драгоценна вся насквозь, твоя сверкает красота,
Волна твоих густых волос янтарной нитью повита.
Глаза – два кубка золотых, граненых чашечек чета,
Ресницы – строем острых стрел разят, пронзая, нежная.
Лицо твое,– сказал бы перс,– второе солнце и луна.
Окутав шалью тонкий стан, ты золотом оплетена.
Художник выронил перо, рука виденьем сражена.
Встав, ты – как Рахш, а сев – затмишь блеск попугая, нежная.
Но не таков Саят-Нова, чтоб на песке воздвигнуть дом.
Чего ты хочешь от мепя,– как в сердце вычитать твоем?
Ты вся – огонь, твой плащ – огонь, как воевать с таким огнем?
На ткань индийскую твою легла другая, нежная.
 

* * *

 
Угодливо, народный раб, Служить ступай, Саят-Нова!
Стяжать отличие царя не всяк мечтай, Саят-Нова!
И пусть подносят желчь тебе, ты сахар дай, Саят-Нова!
Но от камней свое стекло оберегай, Саят-Нова!
Тупицу в школу помести,– от розг не поумнеет он,
Покуда из него злой дух покорно не отвеет вон;
Кто черен, будет век таким, от мыла не белеет он;
Безродный в знать не лезь, кривуль не выпрямляй, Саят-Нова!
Когда б ты звезды сосчитал и знал число очей ночных,
Погубит злое дело – все: чти жития людей святых!
Слова спасителя – жемчуг, прекраснее лилей лесных,
И свиньям лал и жемчуга ты не бросай, Саят-Нова!
Там – радость свадьбы, там – печаль, там – пир и песнопенье – там,
Там – двое любящих в саду, в церквах богослуженье – там;
Коль волю духа ты творишь, не может быть и тленья – там:
Водой шумящей унесен, не унывай, Саят-Нова!
 

КАМАНЧА

 
Из всех людьми хваленых лир полней звучишь ты, каманча!
Кто низок, не иди на пир: пред ним молчишь ты, каманча!
Но к высшему стремись: весь мир, всех покоришь ты, каманча!
Тебя не уступлю я: мне – принадлежишь ты, каманча!
Ушко – серебряное будь, сверкай на голове – алмаз:
Рука – слоновой кости будь, на чреве - перламутр, что глаз;
Струна – из злата свита будь, резьбой пленяй, железо, нас;
Ты – бриллиант и лал! И суд,– всех посрамишь ты, каманча;
Смычок быть должен золочен, чтоб пышно он блистал, звеня;
Певучий волос – быть сплетен из косм крылатого коня.
Тем, как бальзам, даришь ты сон, тех ты бодришь всю ночь, до дня:
Ты – золотой сосуд с вином, и всех пьянишь ты, каманча.
В ашуге две души с тобой: ему и чай и кофе есть;
Когда он утомлен игрой, на полке ты находишь честь,
Когда ж поет,– вновь пир горой, ты – празднеств и гуляний весть!
Собрав красавиц вкруг себя, их всех манишь ты, каманча!
Ты всем даешь веселый вид, с тобой опять здоров больной;
Чуть сладкий зов твой зазвучит, блажен, кто говорит с тобой.
Проси, да скажут: «Бог продлит – дни нас пленявшего игрой!»
Доколе жив Саят-Нова, что не узришь ты, каманча!
 

* * *

 
Меня и милую мою година та ж родила, знай,
И потому я вздох таю, а в сердце кровь застыла, знай,
Я днем и ночью слезы лью, а в грезах много пыла, знай,
Мой влажен глаз, язык сожжен, уста любовь спалила, знай.
Ах, сердце замерло в груди, утомлено борьбой оно,
И око тускло, погляди, томится по одной оно,
Тьма перед мыслью впереди, лишь пение – со мной оно,
Но мне надежды в жизни нет, близка моя могила, знай.
Сожжен, изранен, я брожу, приюта нет родного мне,
Я острых слов не нахожу, но для чего и слово мне!
Тысячекратно я тужу: дано так много злого мне,
И мысль и память как в цепях, меня пучина скрыла, знай.
Но сердца траурен наряд, и кровь из глаз струится вновь.
Как тучи на море лежат, так жаждет грудь упиться вновь.
Лечить я рану сердца рад, но можно ль исцелиться вновь?
Так истекаю кровью я,– ах! – я отвергнут милой, знай!
Кто видит, говорит сейчас: «Ты гибнешь, ах! Саят-Нова!
Тебя встречать ли нам не раз, кровь на очах, Саят-Нова!
Иль лучшей девы, лучших глаз нет на пирах, Саят-Нова!
Вся жизнь прошла, как сон, плодов лоза не подарила,– знай!
 

* * *

 
Я – на чужбине соловей, а клетка золотая – ты!
Пройдешь, как по ковру царей, лицо мне попирая, ты!
Твои ланиты – роз алей, как образ дивный рая – ты!
Как шаха, я тебя молю; молчишь, не отвечая, ты!
О милая! Вошла ты в сад и взорами цветы палишь:
Твои глаза огонь струят, ты силой красоты палишь,
А я своим мученьям рад: сгораю я, а ты палишь…
Никто так стройно не ступал, как ходишь, всех сжигая, ты!
Причти меня к своим рабам! Что я твой раб, не скрою я!
Поставь меня к своим вратам: страдать в темнице стою я!
Я жив иль мертв, не знаю сам, но болен лишь тобою я!
Как море, как Араз, мечусь: причина, дорогая, ты!
Ты, с пятнышком лица, мила; кто видел, тот пленен тобой,
Хотя ты мной пренебрегла, но суд произнесен тобой.
Ты отвернулась, отошла, не выслушан мой стон тобой,
Хотя жизнь можешь даровать, как царь повелевая, ты.
Саят-Нова сказал в слезах: «Я слез не лью, пока могу,
Но буду выносить я страх и скорбь свою, пока могу.
Хочу быть славным на пирах, тебя пою, пока могу…
Когда б со мной, саз золотой, вошла на пир, сверкая, ты!»
 

* * *

 
Отраден голос твой, и речь приятна.
Бог – светоч твой в земном просторе, прелесть.
Ты станом – лань, ты – белый сахар цветом,
Ты – золото в цветном узоре, прелесть!
Скажу – ты шелк, но ткань года погубят;
Скажу – ты тополь,– тополь люди срубят;
Скажу – ты лань,– про лань все песни трубят. Как петь?
Слова со мной в раздоре, прелесть!
Скажу – цветок,– гора взрастила, скажут;
Скажу – алмаз,– земная жила, скажут;
Скажу – луна,– ночей светило, скажут.
Ты солнца свет таишь во взоре, прелесть!
Мой храм молитв – твои дверные плиты.
Твои глаза – как розы цвет раскрытый,
Язык – звучней пера, как снег – ланиты,
Ты дивный перл, возникший в море, прелесть!
Зерно любви ты в сердце мне вложила;
Томясь тобой, душа во мне изныла;
Ты своего Саят-Нову убила.
Не ведай слез, пусть мне все горе, прелесть!
 

* * *

 
Я в жизни вздоха не издам, доколе джан ты для меня!
Наполненный живой водой златой пинджан ты для меня!
Я сяду, ты мне бросишь тень, в пустыне – стан ты для меня!
Узнав мой грех, меня убей: султан и хан ты для меня!
Ты вся – чинарный кипарис; твое лицо – пранги-атлас;
Язык твой – сахар, мед – уста, а зубы – жемчуг и алмаз;
Твой взор – эмалевый сосуд, где жемчуг, изумруд, топаз.
Ты – бриллиант! Бесценный лал индийских стран ты для меня!
Как мне печаль перенести? Иль сердце стало как утес?
Ах! Я рассудок потерял! В кровь обратились токи слез!
Ты – новый сад, и в том саду, за тыном из роскошных роз,
Позволь мне над тобой порхать: краса полян ты для меня!
Любовью опьянен, не сплю, по сердце спит, тобою полно:
Всем миром пусть пресыщен мир, но алчет лишь тебя оно!
С чем, милая, сравню тебя? Все, все исчерпано давно.
Копь Рахш из огненных зыбей, степная лань ты для меня!
Поговори со мной хоть миг, будь милая Саят-Новы!
Ты блеском озаряешь мир, ты солнцу – щит средь синевы!
Ты – лилия долин, и ты – цветок багряный средь травы:
Гвоздика, роза, сусамбар и майоран ты для меня!
 

* * *

 
О царь, люби закон и суд, не будь жесток, коль жизнь мила,
Виновен я – повелевай, швырни в поток, коль жизнь мила,
Но не губи, не истребляй надежд исток, коль жизнь мила,
Уедешь ли – бери с собой на юг, восток, коль жизнь мила.
Ютится роза близ воды, прохладой веет сад для ней,
Зеленый лист и алый цвет – созвучный песне лад для ней,
И все цветы ковром царей вкруг стелются, горят для ней,
От глаз ворон убереги, о дуб, цветок, коль жизнь мила.
Не быть вороне соловьем – я в этом заверенье дам,
Средь всех красивейших цветков лишь розе предпочтенье дам,
И, кто с серпом срезать придет, тому свое презренье дам,
На страже будь, храни, о шип, родной росток, коль жизнь мила.
Из дальних стран к нам соловей свой звон несет по всем садам.
Саят-Нова, пронзив сердца, нам песнь поет по городам.
О джаваир, небесный лал – мой лепесток, коль жизнь мила.
 

* * *

 
То, что бархат я, что шелк я, что парча,– ты разве знаешь?
Что как легкий ветер к розе льну, журча,– ты разве знаешь?
Что тебе пою, на сазе все бренча,– ты разве знаешь?
Что с тобой обручены мы, два луча,– ты разве знаешь?
Обо всем, о чем бренчу я, бормоча,– ты разве знаешь?
Как всю землю обошел я, ты, краса, послушай ныне.
Без Лейли, с Меджнуном схожий, всюду был я как в пустыне.
Соловьем искал я розу,– но и в найденной долине
Не увидев к пей дороги,– я в отчаянья пучине.
Покажись! Что жжешь мне крылья, как свеча,– ты разве знаешь?
Прозвучали мои струны, и печали над Ираном
Песни люду и владыкам я певал по разным странам.
Что ж мне делать? Обрекать ли это сердце новым ранам?
Сын один я у родимой,– бьешь меня ты в гневе рьяном.
То, что сахар ты метнула в глубь ключа,– ты разве знаешь?
Дышит осень; не умчаться ль мне за птичьей стаей тоже?
А покуда расцветешь ты. Иль ко мне ты станешь строже?
По тебе тоски не зная, жил бы долго я,– ну что же,
Я приду к тебе сегодня в поздний час, но все ж – о, боже! -
Что гостей своих не гонят сгоряча,– ты разве знаешь?
Я, Саят-Нова, в печали. У меня ведь лука нету.
И меча, чтоб замолчала вместе с жизнью мука,– нету.
И груди твоей гранатов,– о, горька разлука! – нету.
Лоб в огне, пылает сердце, слов твоих и звука нету.
Что в хмелю бреду, чуть ноги волоча,– ты разве знаешь?
 

* * *

 
Твоему суду сердце будет радо,
Ты – пресветлый царь, Грузии услада.
Люди говорят – я, мол, их досада,
Мусор я дрянной, кладезь, полный яда,-
Мол, не обессудь,– высказаться надо.
Неженат живу – где искать привета?
Я – мужик: толкнут – и не ждут ответа;
Вот я целью стал для насмешек света;
Сердце я раскрыл – молвят мне на это:
«Холм бесплодный ты меж грядами сада!»
Я царю предстал в чистом облаченье,
Саза моего чуя нетерпенье,-
Мне б грузинских слов позабыть значенье! -
Прочь меня прогнал царь в ожесточенье:
«Грязный войлок ты, поношенье взгляда!»
Сказано: гора встретится с горою.
Боже, будь твоя милость надо мною!
Неужели я и суда не стою?
Лучше бы казнил царскою рукою -
Ты наставник мой, ты моя отрада.
 

* * *

 
Ты – пенная Кура с волной Аракса мутноводной.
Вконец измучен я твоей повадкой сумасбродной.
Похожа ты на златоткань отделки превосходной.
Глаза и брови красотой блистают благородной.
«Но что я дам тебе взамен?» – шепчу в тоске бесплодной.
Иной на пиршестве вкушать вино и снедь стремится.
Другой за праздничным столом к стихам – заметь – стремится.
А мой язык тебя одну всегда воспеть стремится.
О том – и сердцу век болеть, к тому и впредь стремиться!
Кто в розу, как оса, впился? Оставь ее, негодный!
Тебя воспевший – океан чернил, как я, испишет.
Тебя узревший – ничего не ест, не пьет, не дышит.
Других возлюбленных совсем не видит и не слышит.
Как солнце выглянешь из туч – и мир весельем пышет,
А без тебя тоскует он, как сирота безродный.
Приди и вслушайся в мои слова, журавль Багдада,
Индийский нежный попугай, чей голос мне отрада.
Тому, кто правду говорит, хоть раз поверить надо:
И для красавицы Ширин опасен враг Фархада!
Беда мне с милою такой строптивой, злой, холодной!
Что делать, если нарды вдруг смешала, мне в насмешку.
Убила доведь, повела вперед простую пешку?
Без розы соловей поет и плачет вперемежку.
На свете бед – не перечесть. Ищи свою, не мешкай!
Страдаешь ты, Саят-Нова, от робости природной.
 

* * *

 
Златые пуговки твои под стать искусному шитью,
Иран, Туран, Азербайджан, цветущий дол в родном краю!
Ты меч напрасно занесла: обезоружен я стою.
Зачем ты причинила боль рыдающему соловью?
Избранник недостойный спит под колыбельную твою.
Служанками окружена, не медли, выходи в цветник.
Там на рассвете соловей тебя приветствовать привык.
Осанки царственной твоей не в силах описать язык.
Я славословьем утомлен,– признаюсь в этом напрямик:
Сто сорок пятистиший сплел и все еще тебя пою!
Луне подобная, зачем в зеркальную глядишься гладь?
Зачем за ножницы взялась, как бы подравнивая прядь?
А шея стройная – кувшин из хрусталя, ни дать ни взять!
Казнив беднягу без вины, ты славу думаешь снискать?
Иль достоянием своим считаешь голову мою?
Нигде покоя не найду. Одна лишь смерть – отрада мне.
Весь мир сложи к моим ногам,– и я скажу: не надо мне!
Смущенных глаз не отвести от пышного наряда мне,
Любимая, в парче, в шелках прекрасной кажешься вдвойне.
Я ладанки твоей не крал,– нашел и на груди таю.
Я лживых слов не говорил. Кто на меня поклеп возвел?
Кто очернил меня? Поверь, он сам коварен был и зол.
Прелестница, тебя воспеть бессилен бедный мой глагол.
К чему стремлюсь? Не про меня Моголов золотой престол.
Зачем же я, Саят-Нова, в напрасной скорби слезы лью?
 

* * *

 
Пусть попугай поет – а я услышать соловья хочу.
Дай, роза, мне росы твоей! Целебного питья хочу.
С нагорья дальнего пришел и поискать жилья хочу.
Заплакал соловей: узнать, где роза спит моя, хочу!
От поисков я ослабел. Кровавый пот лился с меня.
Над розой срезанной застыл, как соловей, судьбу кляня.
Ты – златокованый ларец, а в нем лежит хрусталь, звеня.
– Ковчега не хочу… Ларец,– твержу я, в грудь бия,– хочу!
О редкостный зверек, бежишь, таясь от зверолова ты.
Скажи мне, мраморная ты иль из кости слоновой ты?
Счастливцу, видно, суждена заморская обнова – ты!
Диковинный атлас! Как раз такого для шитья хочу.
Я получил твое письмо. Тебе мое прочесть пора б!
Нуждаюсь в добром слове я, как нищий, узник или раб.
Зачем отринула того, кто жалок, немощен и слаб?
Под одеялом у тебя, недужный, забытья хочу.
Не обжигай меня, я сам горю на медленном огне.
Не двоедушен я, поверь, коварство не по сердцу мне.
Я – соловей, Саят-Нова! Открой же, роза, дверцу мне
В златую клетку: миндаля очищенного я хочу!
 

* * *

 
Питомица розы, поверь мне,– родного сосца прекраснее ты.
Насущного хлеба, добытого в поте лица, прекраснее ты.
Блестящего слитка в руках златодела-творца прекраснее ты.
Кувшина, что мог бы служить украшеньем дворца, прекраснее ты.
Чье войско стоит у ворот? Я султана ищу.
Нарцисса – в садах и на склонах – тюльпана ищу,
Жемчужные четки, продернутые сквозь парчу!
Подземной царицы, подвесок ее и венца прекраснее ты.
Вселенная делится надвое: ты – и не ты!
Мой ангел приснился. Его неземные черты
Казались чудесным подобьем твоей красоты.
Насущного хлеба – готов я твердить без конца – прекраснее ты.
Ты – пряность заморская, что ли? Корица, мускат?
Иль камень целебный? Иль золототканый наряд?
Ларец драгоценный, в котором скрывается клад?
Сандалового с перламутровой крышкой ларца прекраснее ты.
Зачем же далекой ладьей ты маячишь всегда?
Спросила бы Саят-Нову, что, мол, плачешь всегда?
Днем солнцу подобна, ты светишь в ночи, как звезда.
Пятнадцатидневной созревшей луны для певца прекраснее ты.
 

* * *

 
Полуночная звезда в небосклоне – ты.
Розы в скошенной траве благовонней – ты.
Ты – фиалка, первоцвет в вешнем лоне – ты.
Кто ты? Сказочный олень, копь в погоне – ты?
Ты – сантурн, ты – смычок, плеск ладоней – ты!
Где наставник твой? Ушел, видно, на покой.
Убиваешь ты меня собственной рукой.
Дай лекарства, помоги совладать с тоской!
Кисть не может передать красоты такой:
Дивной вязи на шелку изощренней ты.
Без тебя судьба моя слишком тяжела.
И за что меня казнишь? Я не сделал зла.
Кандалы – моя любовь, цепи, кабала.
Ты глядишь, а мне глаза застилает мгла…
Ты – в ларце из хрусталя, в светлой броне ты.
Горный тур,– со снеговой кручи прянешь ты,
Иль дождем из грозовой тучи станешь ты.
Серной на скале мелькнешь и не взглянешь ты.
Тысячью огней сверкнешь и обманешь ты.
В каждом вздохе у меня, в каждом стоне – ты!
Заручилась ты не зря дружбою царей:
Грамоту индийский царь шлет из-за морей,
Страж с кинжалом золотым замер у дверей,
Блюдо жемчуга тебе в дар несут скорей.
Прочь ступай, Саят-Нова! Посторонний ты.
 

* * *

 
Разве голоден был и едой подкрепиться пришел я?
Слышать голос твой жаждал, беседой упиться пришел я.
Мне денницы дождаться б! Затем, что не спится, пришел я.
Сам не помню зачем, бестолковый тупица, пришел я?
Ты – венец государя. Бесценно твое покрывало,
А моя голова украшений таких не знавала.
Ты – оконница из хрусталя и резного сандала.
Ради ночи бессонной к тебе, златолицей, пришел я.
Ты – узорный клинок, драгоценный товар хорасанский.
Ты – цветистый атлас, ты – парча, каламкар индостанский.
Я – купец из далеких земель, ты – базар мой марандский.
Денег нет у меня на парчу, ради ситца пришел я.
Верь мне в долг, свет очей,– голова моя будет залогом,
А лихвою – хвала, славословье,– клянусь моим слогом!
Я тебе предаюсь, я стою перед этим порогом.
Не спастись – так погибнуть сегодня, царица, пришел я!
Целый мир не воздал бы тебе по достоинству дани.
Равных нет в Индостане, таких не найти в Прангистане.
«Бедный Саят-Нова,– говорят,– вне себя от страданий!»
Я Аллепо прошел, и в Ассирию, мнится, пришел я.
 

* * *

 
Мало радости в том, что совсем ты дурного не знаешь.
Ты печали не знаешь – ни старой, пи новой не знаешь.
Загубила кого, без единого слова,– не знаешь.
Чье рыданье всечасно прорваться готово – не знаешь.
Как зовусь я, и то – не гляди так сурово! – не знаешь.
Нас обоих господь сотворил,– я клянусь тебе в этом.
Слаще сахара может быть слово твое, по приметам.
Желчь оставь для врагов – не гнушайся хорошим советом.
Ты различья не ведаешь между зимою и летом.
Ты ни масленой, ни воскресенья Христова не знаешь.
По природе своей соловей, воробьем я не буду.
Я не дальняя лодка, гонимая ветром повсюду.
Я не черен, а бел. Я привержен добру, а не худу.
Мы соседи с тобой. Как понять мне такую причуду,
Что родства ты не знаешь, соседства простого не знаешь?
Без тебя я томлюсь понапрасну, тоска меня гложет.
Как свеча, от чужого дыханья угасну, быть может.
Стань же сахара слаще,– мой стих в этом деле поможет!
О, никто тебе, Саят-Нова, торговать не предложит!
Сам себе господин, ты ль призванья святого не знаешь?
 

* * *

 
Оставь меня! Хитрить, платить бесчестью дань я не хочу!
Я униженья не хочу, в ногах валяться не хочу.
Исподтишка передавать чужую брань я не хочу.
И сколько б ни твердили мне: «Двуличным стань!» -я не хочу.
Я простолюдин, а не князь. Другого званья не хочу!
Не допускай, чтоб кровь моя рекою попусту лилась.
Ты, видно, дорогой ценой купил меня на этот раз.
К тебе с поклоном я приду: иранский чин введен у нас.
Но ты одень меня в шелка и переливчатый атлас:
С каймою черной нипочем я одеянья не хочу!
Ты слов моих не отвергай, коль правда у тебя в чести.
Зато твоей одежды край отныне я готов нести,
И прахом голову мою в своей гордыне не сочти!
Но саду твоему – с моим в одной долине расцвести.
Меж ними кольев не вбивай: размежеванья не хочу!
Ушло былое, не вернуть поры твоей, Саят-Нова!
О ней напрасно не вздыхай и слез не лей, Саят-Нова,
Отныне всякий по плечу ударит: «Эй, Саят-Нова,
Куда идешь? Ступай ко мне, и ешь, и пей, Саят-Нова».
Но хлеба с твоего стола, с тобой братанья – не хочу!
 

* * *

 
Благословен строитель, возведший мост!
С ним камень свой прохожий в лад положит.
Народу жизнь я отдал,– за это мне
Могильную плиту мой брат положит.
Кто сердцем благороден, душой высок,
Сорвет, воспрянув гордо, оковы с ног,
А наш герой отыщет свинца кусок -
На стол купца, удаче рад, положит.
Труба слепого рока о том поет,
Что потерял достаток почтенный род,-
А кто нуждался в шерсти, сегодня тот
Парчи да шелка в скрыню клад положит.
Добро и зло, мой боже, разъедини!
От деспота лихого – оборони!
Не на врага в обиде я в эти дни:
«Любимый друг мне в чашу яд положит.
Вы, соловьи без вдохновенья, кому нужны?
Пройдет любовь – ее мученья кому нужны?
Саят-Новы стихотворенья – кому нужны?
Теперь любой созвучья в ряд положит.
 

* * *

 
Невыносимым стал мне песенный мой дар.
Я словно связан, рук лишен как будто.
Мой разум отлетел, в груди моей пожар,
А люди скажут: он умен как будто!
Наперекор всему я к хлебу соль достал,
Со дна морей песок – взглянуть изволь – достал.
К одной болезни сто, усилив боль, достал.
В них корень, в них и зелень крон как будто.
Да смилуется бог над мастера душой!
Сырою веткою горю в степи сухой.
На сердце уголек упал в ночи глухой,-
Огнем я мечен, заклеймен как будто.
Кровь глаз моих с водой реки смешал я,
И день и ночь от боли чуть дышал я.
Как мотылек на край свечи, упал я,
Промасленный со всех сторон как будто.
Безумцем стал, дышу любви угаром,
А ты восторг мой треплешь по базарам…
И говорят прохожие недаром:
Саят-Нова, мол, опьянен как будто.
 

* * *

 
Смерть придет ко мне незванно,– и себе я кров ищу.
Для злокозненных и низких я клянущих слов ищу.
Что мне помнить о минувшем! Новых берегов ищу.
Мир усопшим! Тех, кто ныне мне внимать готов, ищу.
Я – певец любви. Откуда этот дар ниспослан мне?
Он мой разум жжет, как пламя, а ведь я и так в огне.
Мирно, мать моя, покойся ты в загробной тишине!
С молоком свой дар впитал я. Млечных я ручьев ищу.
Как и мельницы, напевы не завертятся без вод.
Песнь меня в безумье ввергнет, вмиг мой разум разорвет.
В розы сердце обратилось, в лепестковый хоровод.
Не всегда ценю я знатных, в друге не чинов ищу.
Я попал в любви пучину, я чуть сдерживаю крик.
Вот я чувствую: без сил я, воют волны, скроют вмиг.
В песнях и четвертой доли мастерства я не достиг.
Ученик я, чтоб учиться, лучших мастеров ищу.
Песнопенье, словно пламя, сердце все мое сожгло.
Душу, тело мне сжигает, разум вихрем унесло.
Плачь, Саят-Нова безумный, проклинай ты это зло.
От не внемлющих не сгину. В мире свой улов ищу.
 

* * *

 
Яр, мук терпеть не стану, нету силы.
Не ты ль мне жилы вскрыла,– пожалей!
Перевяжи мне рану, нету силы.
Рука мне изменила,– пожалей!
Я жертва кос, обрызганных росою,
Брел в полнолунье лунной полосою,
На огонек летел, пленен красою,
Ты мотыльку светила,– пожалей!
Подстреленный олень я, скал не вижу.
Где кравчий? Я вина искал, не вижу.
Сад соловьиный темен стал, не вижу.
Бутону червь – могила, пожалей!
Двух родинок у влажных уст я жажду,
Дай меда ласки, кубок пуст,– я жажду.
Той шали, что как в розах куст, я жажду.
Парчой ты день затмила,– пожалей!
Ах, вступит скорбь в свои права однажды,
Ужалят в сердце, яр, слова однажды.
Есть божий раб Саят-Нова. Однажды
Того, кого сгубила, пожалей.
 

* * *

 
В морях любви на дне есть жемчуг, и вот оттуда кладь моя,
Шелка цветов рубина, перла иль изумруда – кладь моя.
Неведомые благовонья в стекле сосуда – кладь моя.
Ты – всех не видевших приманка, души причуда – кладь моя.
Имбирь, гвоздика, мир, терпенье и прелесть чуда – кладь моя.
Художники со всей вселенной пускай сберутся вкруг меня,
Индийский резчик пусть рассмотрит узоры, тонкость оценя.
Любуйтесь яхонтом, рубином, игрой их тайного огня.
Заворожат вас шелк, и бархат, и златоткань, к себе маня,
Искусно убрана, с уменьем,– не сыщешь худа,– кладь моя.
Так тяжела! Слону не сдвинуть, не унести и на спине,
Ни за один рубин не смог я сойтись с оценщиком в цене.
На тысячу затворов заперт любой ларец в моей казне.
А в сердце горн такой пылает, что и в потоп сгоришь в огне.
Сожжет вас, если не уйдете тотчас отсюда,– кладь моя.
Эй, господа, боюсь, расхитят поклажу ценную мою,
Я лучше вьюк за вьюком вскрою,– вам покажу, о чем пою.
Товар возьмете – не возьмете, себя вам в жертву отдаю.
Я вьюк раскрыл: разнесся запах,– вдыхайте сладкую струю.
Дошаб, шербет, миндаль и сахар, варенья блюда – кладь моя.
Алмазными пусть станут скалы,– на что они моим очам.
Другие пусть ко мне подходят, а к ним не подойду я сам.
Но не приблизитесь вы, знаю, огонь любви опасен вам.
Послушайте, друзья, не верьте, прошу, Саят-Новы словам.
Ведь так нежна, что в зной растает, как снега груда, кладь моя.
 

* * *

 
В когтях тоски забыта жизнь моя,
Но света ждет в ночи Саят-Нова.
Потоком слез омыта жизнь моя,
Кто скажет: замолчи, Саят-Нова?
Благословенной скромность назови,
С нее покровов детских не сорви.
Когда плывешь ты по морю любви,
Челна не промочи, Саят-Нова!
Все в ранах, сердце, ноешь ты о ком?
Ты на свече сгорело мотыльком.
Убей газель, искусным будь стрелком
И на плечах влачи, Саят-Нова!
Ты с азбукой знаком, ты грамотей,
Стихи для милой золотом расшей.
Яр потерял – ищи других страстей.
У бога все ключи, Саят-Нова!
Бессмертной влаги взял у музы ты.
Огонь потух, сосуды все пусты.
Ты прожил тридцать лет средь темноты,-
Недуг свой излечи, Саят-Нова!
 

* * *

 
«Мир – ничто»,– мне кто-то шепчет меж ветвей.
Петь, играть, мечтать о пире я страшусь.
Ах, в гнездо свое умчится соловей.
Сирой клетки, птах в эфире я страшусь.
Смертный час натянет лук,– и в свой черед
Мир души твоей, нагрянув, рассечет,
Струны сердца твоего переберет,-
Игрока на этой лире я страшусь.
Смертный час придет и встанет надо мной,
Мне минуты не подарит ни одной,
Шелк возьмет, заменит скудной пеленой.
Этих мен в подлунной шири я страшусь.
Но «купец» без спроса в двери постучит,
Он с болящим телом душу разлучит.
Пять аршин он мне полотнища всучит.
И его всех больше в мире я страшусь.
Говорит Саят-Нова: беда идет.
Вы, грешившие! Она сюда идет!
Боже милостивый, час-мзда идет!
Взвесят грех. Весов и гири я страшусь.
 

* * *

 
Из-за тебя, красавица, в морях страстей – погибну,
Из-за очей, и стрел ресниц, и дуг бровей – погибну;
Одной улыбкой розовой, как соловей, прельщенный,
Из-за цветенья белого груди твоей – погибну.
Смотри: я стал язычником, душа как пламень стала;
Я сохранил достоинство, изведав бед немало;
Одну печаль я выгадал, купец без капитала;
В объятьях горя жгучего, в плену скорбей – погибну.
Я в Грузии, среди князей, напрасно жизнь растрачу.
У яр душа темна, как ночь,– и вот я кровью плачу.
Сберег я честь народную, клеймо бесчестья прячу,-
Из-за любви, Саят-Нова,– в расцвете дней погибну.
 

* * *

 
Да будут смертному слова мои ясны:
Знай, солнце в небе до зари не встанет.
Друзья, бегите прочь от козней сатаны,
Чужой пусть в двери сердца не заглянет.
Лампаду правды жги, а серу затуши,
Блюди спокойствие и чистоту души,
Язык нам богом дан,– злословьем не греши,
Двух струй из одного ключа не прянет.
В народе говорят: племянник с дядей схож,
Чинар плодов не даст, зато высок, пригож.
Имеет корень все, и ты в свой род идешь.
Корицей пшат благоухать не станет.
По сердцу друга мне я в мире не найду
И, сетуя, кричу всем про свою беду.
Не рыл соседям ям и сам не попаду.
Пусть я сгорю, а правда не обманет.
Саят-Нова твердит: себя от бурь укрой.
Что буря сделает с высокою горой?
На камне прочном ты очаг души построй.
Ковчегом он в потоп всплывет – не канет.
 

* * *

 
Я лишь слуга ашугов искушенных,
Я тот, кто чтит судьбою обойденных.
И я мудрей тобой со мной сравненных,
Я тот, кто даст ученикам познанье.
Кто смел, тот людям правду скажет просто.
В душе любовь, взрастая, жаждет роста.
Бед восемьдесят у меня… нет!.. до ста!
Я тот, чья жизнь и чья душа – страданье.
Беря плоды – их обаянье ведай.
Беря коралл – его названье ведай.
Саят-Нову, его созданье ведай;
Я тот, кто – свет, но кто не знал признанья.
 

* * *

 
Весь этот мир – лишь суета. Что край беды припоминать?
Сгорает смертный, как огонь. Что ж нам прошедшего желать?
Коль светоч истин угашу, то сам не буду я пылать.
От смертной чаши в Судный день рта не смогу я оторвать.
Певунья сердца улетит, увядшей розе не дышать.
Мир – плод в руке творца,– и я прошу, склонясь у божьих ног:
«Возьми на длань свою меня, чтобы припасть к тебе я смог.
Во мне и суша и вода, не расплетай же мой клубок».
О сын Адама, ты творца не покидай: ты одинок.
Последний сон сойдет к тебе,– и век тебе не приподнять.
Все мудрецы, увидев мир, его сторонкой обошли,-
Так соловей в завоях роз не хочет и коснуться тли.
Не утверждай нам этот мир, в нем жизни вечной не сули:
Мир в море каплями течет, глянь – в море капли утекли.
Коль правду молвлю обо всем – стыда пред истиной не знать.
Эй вы, аги! Придет беда,– огонь каких еще горнил!
В миру ином не различат – агой ли был, рабом ли жил.
Отнимет розу у тебя приказом бога Гавриил.
Язык мне режьте, коль я лжи хоть малость вам наговорил;
Бог – надо мной, под богом – я, и лжи мне не провозглашать.
Бог правит. Семьдесят и два в его руке народа есть.
Пророков – жизни вожаков – есть триста шестьдесят и шесть.
О том, что, как певец Давид, в раю я буду,– есть мне весть.
Саят-Нова, твой караван пошел – идет куда невесть.
Живите в благе! Ухожу,– и ног не поверну я вспять.
 

* * *

 
Твоих грудей гранат – что меч!
Самшит твоих бесценен плеч!
Хочу у двери милой лечь!
Там прах целую и пою.
О, твоего атласа звук!
Дай мне испить из чаши рук…
Молю целенья в смене мук,
Люблю, ревную и пою.
Я не садовник в эту ночь,-
Как тайну сада превозмочь?
Я – соловей, где роза?
«Прочь!» – Шипу скажу я и пою.
Ты – песня! И слова звучат!
Ты – гимн! И я молиться рад!
Саят-Новы ты светлый сад!
Вот я тоскую и пою.
 

* * *

 
Наш мир – раскрытое окно; тяжелый свод мне в тягость.
Кто смотрит – стрелами пронзен; их злой полет мне в тягость.
Сегодня хуже, чем вчера; зари восход мне в тягость.
Неверно все; пустой игры круговорот мне в тягость.
Не верь богатству, хоть оно во славе свой проходит век;
Верь тем, кто голову свою несет, как добрый человек.
Мир не наследует никто – так голос мудрости предрек.
Хочу вспорхнуть, как соловей,– мой сад и тот мне в тягость.
Себе ты властен ли сказать, что ты до ночи доживешь?
В руках господних – суета, придешь ли ты или уйдешь.
Нет хода истине моей, в народе расплодилась ложь.
На двадцать бар – один слуга; толпа господ мне в тягость.
Мир не наследует никто, хоть проживи все дни в гульбе.
Вспоенный млеком смертный род, безумен верящий тебе!
Нет сил терпеть людской хулы, я духом изнемог в борьбе.
Друзья врагами стали мне, их злобный гнет мне в тягость.
Саят-Нова сказал: увы, моих скорбей все больше.
Былая слава не сладка, отравы в ней все больше.
Над розой плачу соловьем,– а в ней червей все больше.
Ее срывать, когда в руке она гниет, мне в тягость.