Текст книги "Поэзия народов СССР IV - XVIII веков"

Автор книги: Месроп Маштоц

АРЧИЛ II

ГРУЗИНСКИЙ поэт

1647-1713

СПОР ТЕЙМУРАЗА С РУСТАВЕЛИ

 
Споры царя Теймураза с дивным певцом Руставели
Лютую ярость согласьем звуков смирить бы сумели,
Речи премудрых не кратки – долгой подобны кудели.
Подданного и владыку где вы подобных им зрели?
Молвлю царю с Руставели, встретя их радостным взглядом:
«Мыслим постичь вас, склоняясь к вашей премудрости кладам.
Стих, всеми славимый, слыша, мерным мы схвачены ладом.
Сравнивать вас – назиданье, равное высшим усладам.
Много вы создали оба, в чем же различье меж вами?
Люди обоих возносят, спорят отцы с сыновьями,
Дом покидают иные, злыми задеты словами.
Просьбе внемлите: решенье нам укажите вы сами».
Вот и заспорили. Довод прочих поэтов не нужен.
Стройную речь начинают: разум той речи недюжин.
Жемчуг изысканный нижут, нет в нем неровных жемчужин.
Льется поток из кристаллов, сладостным словом разбужен.
Слушайте все, как приятна речь Руставели к владыке,
Образы в ней почитанья, как и любви, многолики.
Голову рабски не склонит, хоть перед ним и великий,
Жажды с царем быть всечасно в речи мелькают улики.
 
 
Царь
 
 
Сравнивать нас, Руставели, людям, как видно, охота.
Мне докучают иные: «Царь! Одолел тебя Шота».
Жажду терзать их порою, гнева не выдержав гнета.
Жажду язык их исторгнуть, в смертные ввергнув тенета!
 
 
Руставели
 
 
Сверстникам страшны сравненья. Нет от меня вам урона,
Нет меж живущих мне равных, столь же достойных поклона.
Ищут напрасно, колдуя, даже меч туч небосклона.
Пусть меня чтит стихотворец, как иудей Аарона.
 
 
Царь
 
 
Что ж, и меня ты причислил к тем, что слагают шаири?
Много их бродят без мысли, мыслят немногие – шире.
Пусть меж нас грапп не видят! Мало ль клевещущих в мире!
Все они сумрак рождали; звезды зажег я в эфире.
Спорить не мысля, твердил я: «Шоту прославить нам надо
Сладости ритора Шоты – слаще кистей винограда.
На ипподромах, аренах быть человеку услада».
Люди же спорят – и часто блещет во взорах досада!
 
 
Руставели
 
 
Пусть они распри заводят,– будьте вдали от раздора,
Вас ли, меня ль превозносят,– что нам до их приговора?
Я умереть предпочел бы, лишь бы избегнуть мне спора.
Дайте мое мне, на ваше не поднимаю я взора.
Попусту все, что ни скажут! Иль о тебе, как о всяком,
Можно твердить? Иль с царями подданных мерить зевакам?
Можно ли слушать лягушек, скрытых болотом и мраком?
Нужно ль внимать пустословам иль опьяненным араком?
 
 
Царь
 
 
Тут наша помощь бессильна, но и тебе ведь не легче,
Ибо назойливо грубы э!и бесстыдные речи.
Слушая их поневоле, плачут сердца человечьи.
Но и льстецам твоим худо: день их стыда недалече.
 
 
Руставели
 
 
Буду молчать я, насколько будет молчанье терпимо,
Если спокойное сердце болью не будет томимо.
Если ж не выдержит сердце, лютым укором палимо,
Все захочу, славя бога, высказать неудержимо.
 
 
Царь
 
 
Хоть, Руставели, поэтам кончить твой труд надлежало,-
Прав иль не прав я – его я не осуждаю нимало.
Я превзошел тебя. Правда – стая поэтов отстала,
Все ж довершили другие то, чему дал ты начало.
Кто тебя равным сочтет мне? Ты говорил по приказу.
Только Тамар повинуясь, ты обращался к рассказу.
Я же от замыслов вольных не отступился ни разу.
Царством клянусь: не упрямясь, ты бы признал это сразу.
 
 
Руставели
 
 
Не обретет превосходства тот, кто себя превозносит.
Речь твоя, прочих пороча, мне пусть хваленья возносит,
Всюду я славим; хоть стих твой музыкой радость приносит,
Не преклонюсь – пусть поэта царское слово поносит.
Как бы кичлив, царь, ты ни был,– в выводах будь справедливым.
Я ведь не тварь, не невежда; мог бы и я быть спесивым.
Молвил о новом; в грядущем буду казаться я дивом.
Что ты снискал своим словом? Славимым стал я, счастливым.
 
 
Царь
 
 
Что ты толкуешь? Послушай! Мне ли с тобой не сравниться?
Повесть в стихи уложил ты? Их у меня – вереница!
Сдайся скорей иль настанет, верь мне, пора прослезиться!
Нас превозмочь? И сравненье пусть тебе с нами не снится.
Все, что рука человека по принужденью свершила,
Равно ль тому, что явила вольного творчества сила?
Все сотворенное мною как же тебя не смутило?
В час восхождения солнца прочие гаснут светила.
 
 
Руставели
 
 
В вашем творенье, владыка, я упомянут с хвалою,
Слово, о царь, вам в усладу сказано будет и мною.
Надо вам быть господином, мне же – достойным слугою.
Будьте внимательны ныне, споры грозят нам бедою.
В Грузии слава повсюду не моего ли созданья?
Им утешается скорбный, скрашены им пированья,
Клонятся люди над книгой в свете ночного мерцанья.
О, не гневись! К моей речи снова исполнись вниманья.
Я – стихотворчества корень, стихослагателей сила,
Это ль тебе, солнцеликий, плесенью душу покрыло?
Стих мой отраден и строен, что же глядишь ты уныло?
Ты ль превзойдешь меня? Гордость тщетно в набат свой забила.
 
 
Царь
 
 
Все, что сказал ты, о том же лучше я молвил стихами.
Битвы не пел я: сражаясь, бился победно с врагами,
Войн ты не ведал,– затем лишь любишь их славить словами;
Если б я пел свою храбрость – слыл хвастуном между нами.
Сам погляди: где я должен ясным быть в речи и строгим,-
Мудрость – ее не прогонишь – мне предназначена богом,
Хоть я терзаюсь, припомнив о пережитом, о многом,
Горе смирив, семь соборов ясным представил я слогом.
 
 
Руставели
 
 
Больше внимать я не стану! Видно, разишь ты с размаху!
Я ведь не ястреб. Зачем же гонишь меня ты на птаху?
Если умчусь я с другими, словно предавшийся страху,-
Всеми друзьями покинут, ты уподобишься праху.
 
 
Царь
 
 
В говор джавахский впадаешь в речи ревнивой, неровной!
Я возражу – по-кизикски. Справишься, в битве виновный?
Весел я был – ты ж обидел горькой обидою, кровной,
Мне лишь на пользу, что с речью ты поспешил празднословной.
 
 
Руставели
 
 
Да, я ошибся! Зачем мы спорить порой так желаем?
Лучше б изрезал ты плоть мне сабли отточенным краем!
Верю, что подданным умным спор с властелином не знаем.
Горе накаркал мне ворон! Псы пусть накинутся с лаем!
Царь, тебе слава пристала, путь на простертых покровах!
Пусть же твои супостаты страждут в терзаньях суровых!
Мчатся к тебе те, что ищут жизни на мудрых основах,
Знать тебе лучше писанья – те, что прекраснее новых.
 
 
Царь
 
 
Книга твоя до сегодня, правда, звучала прекрасно.
Ныне ж я лучшее создал,– вот ты и плачешь всечасно,
Месяц лишь ночью сверкает, днем же он виден неясно.
С книги твоей переписчик делает список напрасно.
 
 
Руставели
 
 
Царь, поносить мою книгу вам бы не должно спесиво!
Молвивший в гневе, сам знаешь: все, что ты вымолвил,– лживо,
Право, ты б лучше со мною дрался в безумстве порыва.
Что говоришь! У невежды речи такие – не диво.
 
 
Арчил
 
 
Слыша их, мудрость вкушают, их восхваленьем встречая,
Копья их речи влюбленных ранят, любовь обличая.
Щедр Теймураз, но поет он, мудрости не расточая.
Кто победит? Говорите, мне на вопрос отвечая.
 

ВАХТАНГ VI

ГРУЗИНСКИХ! поэт

1675-1737

ТБИЛИСИ

 
Как хорош Тбилиси в мае,– в розах весь, как небо в звездах!
Склоны скал – в росе небесной, горы – в зелени, как в гроздьях.
Было б дерзостным безумьем – возмутить прозрачный воздух,
Святотатственно разрушить эту прелесть, этот роздых.
Загоняют люди в клетки – для забавы – ястребов,
Бродят толпами, пируют, всем постыл домашний кров.
В чем тут грех, коль благодатью смертный полон до краев?
Взор влажнеет умиленно, дух – разнежиться готов.
Любо рекам, разветвляясь, разливаться вдоль долины,
Любо людям, потешаясь, погружаться в их стремнины.
Рушат в реку глыбы камня с гиком, с криком: «Строй плотины!»
Рыб выбрасывают наземь,– вдоль реки блестят их спины.
Смотрят, как река сквозь ветви с гор спадает, весела.
Ловят в ней форелей быстрых, слышны крики: «Бей! Ушла!»
А по долам бродят серны и олени без числа.
Взглянешь – спросишь: «Как воспеть нам эти славные дела?»
Гонят в зарослях оленя, грудь его дышать устала,
Ветви бьют его, терзают жажды огненные жала.
Сладок отдых для убивших. Ветвь рогов идти мешала,
Ну, а мясо – дань влюбленных, гордость трапезного зала.
Выводок тетеревиный, шелестя, бежит во рву.
Жмется к скалам куропатка, смерть увидев наяву.
Рыбаки глушат форелей, сыпля им дурман-траву,
Но, увы! Загублен жизнью – сколь бесславно я живу!
 

О, ГОРЬКАЯ СМЕРТЬ!

 
Явился я в мир, беспомощен, сир,-
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
Мнил – к чаше припасть, мнил – взять свою часть.
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
Мир душу завлек, злокознен, жесток,-
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
Я жил, ликовал,– хоть счастья не знал,-
О, горе, о, смерть, о, горькая смерть!
Сидел на пирах, хоть ведал: все – прах!
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
Я не был готов услышать твой зов,-
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
Пришла ты в мой дом не другом – врагом,-
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
Мгновенней огня повергла меня,-
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
Расстался с женой, нет сына со мной,-
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
Я брата лишен, с сестрой разлучен,-
О, горе, о, смерть, о, горькая смерть!
Где дом и семья? Любимцы, друзья,
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
Друг жизни земной, я скошен тобой,-
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
Печаль познаю в далеком краю,-
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
Там был я судим, растоптан, гоним,-
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
Зачем я пришел в мир бедствий и зол?
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
Пусть больше их там,– здесь принял их сам,-
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
Там скопище зла, нет мукам числа,-
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
Постиг я тебя – и молвил, скорбя:
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
 

КОВСИ ТЕБРИЗИ

АЗЕРБАЙДЖАНСКИЙ ПОЭТ

XVII век

ГАЗЕЛИ

* * *

 
Где друг, чтобы сказать ему слово.
Как флейта – выдох, я приму слово.
Оно звучит, правдивое, живое,
В любви пьянит, влечет к уму слово.
Как трата драгоценных безделушек,
Бывает миг, что ни к чему слово.
Учись быть мудрым и не верь легендам,
Откроешь и во сне тюрьму слова.
Есть разговор пустой, слепорожденный,
Как бисер, мечет он во тьму слово.
Но горький рост скорее чует сладость,
Чем сахарный. Так я пойму слово.
Но молчаливость для мепя постыдна,
Все тайны я приподыму словом.
Ковеи – гранильщик драгоценной капли,
В которой море. Быть по сему слову.
Обидься, хан! Мне Физули свидетель:
«Кто говорит, под рост ему слово».
 

* * *

 
Моя мучительница, сгинь! Кривляться перестанешь ты?
Когда из памяти уйдешь, когда нежнее взглянешь ты?
В прозрачном розовом вине луны блестящей отраженье,
Играешь, пенишься, дрожишь, мне голову дурманишь ты!
В тяжелом небе по ночам воспалены созвездий очи,
Устало небо; что ж, луна, в ночную тьму не канешь ты?
Хоть исцелительницей будь, сама ведь мне сломала крылья.
Поймет, поверит ли аллах, что так меня тиранишь ты?
Изнемогает соловей, но славит Гулистан полнощный;
О роза, внемлешь ли ему, от срама не завянешь ты?
Она прошла, задев меня, шумя листвой, как тополь стройный.
Беспечный, это твой конец, здоровым не воспрянешь ты!
Но чем я виноват пред ней, моей негодницею льстивой?
Повремени еще, Ковеи, красавицу достанешь ты!
 

* * *

 
Влюблен я. Денег звон и суета – на что мне?
Все листья, все плоды, весь цвет куста – на что мне?
Гораздо краше есть нетронутый бутон,
Есть в девушке душа, а красота – на что мне?
Куда бы я пи шел, твой облик уношу,
А письма от тебя читать с листа – на что мне?
Когда мы встретимся, ты вспомнишь обо мне,
А ведать, чем сейчас ты занята,– на что мне?
Свирель моя, вдохни всем горлом этот стон,
А свежий ветерок, а чистота – на что мне?
Дай мне, аллах, разок с ней свидеться. Я нищ,
Но толстый кошелек и вся тщета – на что мне?
Ковеи, я встречусь с ней, разочаруюсь… нет!
Достаточно мечты… а встреча та – на что мне?
 

САИБ ТЕБРИЗИ

АЗЕРБАЙДЖАНСКИЙ ПОЭТ

1601-1677

ГАЗЕЛЬ

* * *

 
Темная ночь – басма твоих бровей,
Брови – две сабли, жаждут крови моей.
Губы, как пламя, готовы обжечь меня,
Нету спасенья от черных твоих кудрей.
Взглядом вонзила ты в душу острый нож,
Чашу дала – не вино там, а сто смертей.
Долгий свой век я любимой служить готов,
Сердце – бокал, не подумав, отдам я ей.
В грех она ввергнет Адама – соблазн велик.
Ангел утонет в вине, коль прикажет: «Пей!»
Чаша полна, но мне мало чаши одной,
Море вина в мой бокал, виночерпий, налей.
Выпил вино ты, но буйство души усмири,
Выпьет вино тебя, если боишься чертей.
Все, что захочет она, исполнит Саиб,
Пусть не терзает душу, взглянет нежней.
 

НИШАТ ШИРВАНИ

АЗЕРБАЙДЖАНСКИЙ ПОЭТ

Конец XVII века

МУРАББА

 
Где лекарь, чтобы вылечить недуг? – Но вижу.
Где окончанье бед моих и мук? – Не вижу.
Где хоть один на свете верный друг? – Не вижу.
Где благодарность? – Вот смотрю вокруг: не вижу.
Напрасно я встречал людей ленивых, злых.
Прошли года, и что я получил от них,
От тех приятелей, от ветрениц пустых?
В чью верность верить мне? Чего достиг? – Не вижу.
Но некий вихорь гнал все далее меня.
Но горе между тем росло день ото дня.
Последний скрылся друг, и злобствует родня.
Где свет в окне друзей? – Увы, огня не вижу!
Увы, судьба ко мне не повернет лица,
И после стольких бед дошел я до конца.
Всех испытал: жену, и брата, и отца.
Но благодарного, увы, лица не вижу
Я, Ширвани Нишат, разбит, ошеломлен,
Не повернется вспять коловорот времен.
Амир-аль-Муминин, кем был убит дракон!
Шах шахов, мой имам! Где твой закон? – Не вижу.
 

МЕХДЖУР ШИРВАНИ

АЗЕРБАЙДЖАНСКИЙ ПОЭТ

XVII век

ВОСХВАЛЕНИЕ

 
Любимая, моя душа истлела от разлук, приди,
Игру оставь, о мой кумир, ко мне на сердца стук приди,
Цветок лица, волна кудрей, бровей разящий лук, приди,
Сад ароматный, дивный сад, земной украсив круг, приди,
Листвы, обрызганной дождем, флейтоподобный звук, приди,
Под ветром веток молодых трепещущий испуг, приди,
Омытое в моей крови кольцо прекрасных рук, приди,
О хан на троне красоты, о царственный мой друг, приди,
Беседой райской одари, свой разделить досуг приди,
С Хосровом щедростью своей сравнись, любовь, и вдруг приди!
О, сколько времени, грустя, властителя – тебя я жду,
Войти в другие цветники упрямо не желая, жду,
Я одиночеством своим себя испепеляя, жду,
Прихода твоего ко мне, о родинка хмельная, жду,
Сижу я у тропы твоей, без отдыха и сна я жду,
Я пойман в западню тоски, придет ли жизнь иная, жду,
Терплю разлуку, пью печаль, былое вспоминая, жду,
О цветоликая моя, дождусь ли я – не знаю, жду,
Не ты – так смерть: из вас одна прийти ко мне должна – я жду,
Ведь в жизни цели нет иной, и, пьяный без вина, я жду,
Любимая, моя душа истлела от разлук, приди!
Вращается небесный круг, чтоб светлый твой приход узреть,
Луна стремится за тобой, чтоб шеи поворот узреть,
Мечтает Индостана царь бровей твоих разлет узреть,
А солнце, бросив небеса, твои следы идет узреть,
Струится кверху кипарис, чтоб всю тебя с высот узреть,
На нем застыли стаи птиц, чтоб красоты оплот узреть,
И ангелы в раю хотят смеющийся твой рот узреть,
Игру оставь, о мой кумир, ко мне на сердца стук приди!
Любимая, твой тяжек гнет, что дальше делать мне, скажи,
Зачем ревнивец и поэт смешались, как во сне, скажи,
Зачем нацелены шипы, а роза – в стороне, скажи,
Зачем даешь ты рот открыть досужей болтовне, скажи,
Зачем ты преданных друзей разишь, как на войне, скажи,
Аллаха ради, не молчи, доверься мне вполне, скажи,
Приятно ли мепя держать в разлуке, как в огне, скажи,
Легко ль мне жить и день и ночь в предсмертной тишине, скажи,
Зачем любовной скорби груз ты мне даришь вдвойне, скажи,
Цветок лица, волна кудрей, бровей разящий лук, приди!
Самозабвенно целовать весенний жаждет сад тебя,
Фиалок, нежных и немых, коснуться хочет взгляд тебя,
Цветут нарциссы,– и готов окутать аромат тебя,
Томятся маки, увидав, как красит твой наряд тебя,
Деревья арками сошлись – они развлечь спешат тебя,
Ах, славит розу соловей, но радостней стократ – тебя,
Сады вселенной знака ждут воспеть на новый лад тебя,
Цветы подняли свечи -¦ ждет торжественный обряд тебя,
Красавицы – лишь согласись! – звездой провозгласят тебя,
Хмельные, выпив за тебя, восславить вновь хотят тебя,
Сад, ароматный, дивный сад, земной украсив круг, приди!
Любовь, хмельным от горя быть навек ты обрекла меня,
Ты «прахом» на пути своем, «пылинкой» нарекла меня,
Отняв добро, толкнула ты, смеясь, в объятья зла меня,
Недугам двери отворив, до хвори довела меня,
Дух непреклонный сокрушив, безволью отдала меня,
Я стал несдержан и упрям – минует похвала меня,
Мечи упреков целят в грудь, и валит с ног хула меня,
Беда, искала ты сосуд – и вот ты обрела меня,
Омытое в моей крови, кольцо прекрасных рук, приди.
Окончился базар любви, познавшие ее ушли,
Чистосердечные в страстях, с собой забрав свое, ушли,
Всего лишась, все потеряв, в нездешнее жилье ушли,
В открытую бесстрашно грудь приняв беды копье, ушли,
Скосив пшеницу красоты, оставили жнивье, ушли,
Фархад, Вамиг, Азра, Меджнун, стряхнув с одежд репье, ушли,
Меня оставили влачить небытие мое, ушли,
Мехджуру предоставив пить страдания питье, ушли,
О хан на троне красоты, о царственный мой друг, приди.
 

ТУРДЫ

УЗБЕКСКИЙ ПОЭТ

? – ок. 1700 г.

МУХАМMAC

 
Нет, мне не даст покоя этот угрюмый свод.
Сыплет он стрелы горя, каменный дождь невзгод,
Верности нет в помине, каждый хитрит и лжет,-
Светоч добра померкнул, злоба в сердцах растет,
Счастья не требуй, смертный,– здесь воцарился гнет!
Мир опоен отравой – тускло блестят мечи;
Судит у нас неправый, злато пред ним мечи.
Где ты, былая слава? Сердце мое, молчи,-
Правят свой пир кровавый вороны и сычи,
Сокол не нужен шаху – ворон вошел в почет.
Шах веселится с вором, шаха злодей провел,
Плут, на расправу скорый, в милость у нас вошел,
Изгнан мудрец с позором, прочь из дворца побрел…
Злых проходимцев свора села за шахский стол,-
Шах им страну доверил, в руки им власть дает.
И попрошайки вертят шахом и так и сяк,-
Каждому шах отмерил вдоволь житейских благ.
Судьбы страны решает льстивый хитрец Бойляк…
Кто мудреца оценит? Севший на трон дурак
Или холоп безмозглый, что во дворце живет?
Губит отчизну пашу стадо тупых ослов,
Шах с этим сбродом дружит, бекам подносит плов.
Есть ли герой в подлунной, пусть он услышит зов,
К нам он придет на помощь – грянет, как сто громов,
Пусть он чумную свору с нашей земли сотрет!
Пусть управляет мудро, чтобы страна цвела!
Слово его правдиво, меткое, как стрела,
Путь его прям и честен, светлы его дела…
Шах справедливый нужен, а не потворник зла,
Что, как блудница, красит брови, глаза и рот.
Нынешний наш властитель шлюхой на свет рожден,
Евнух его советчик, вечно гнусавит он,-
Шах ему внемлет жадно – слово глупца закон.
Кто же страною правит – шах, что взошел на трон,
Или ташкентский лодырь? Губят они народ.
В нашей стране безвластье, каждый указ – подлог!
Значит, согнуть нас властен евнух в бараний рог!
Скряга, ханжа лукавый, если бы только мог,
Всех бы в тюрьму отправил, всех под один замок!…
Пену с воды снимает,– вдруг она впрок пойдет.
Только наживы ищет хищник и казнокрад…
Беки повсюду рыщут, зорок шакалий взгляд,-
С мертвых налоги взыщут, нищих раздеть велят,
Деньги взаймы попросишь – жизнь отнеси в заклад,
До смерти не сумеешь выкупить свой байрат.
Где ты, защитник слабых? Жизни огонь зачах.
Где ты? Приди, властитель! Молим тебя в слезах,
Сердце мое разбито, тяжко душе в цепях…
Где справедливость, люди, где правосудный шах?
Плача, лобзать я стану землю, где он пройдет*
Шаха Абдулазиса вспомним с тоской не раз,
Время великих ханов,– нет их теперь средь нас
Древний забыт обычай, веры огонь погас,
Скорбь воцарилась в мире, горькой печали час,
Умер хакан великий – сгинул великий род!
Беки, слепцы глухие, грянет над вами рок,
Слову внимайте, беки,– речь я в душе берег,-
Вы святотатцы, беки, вами забыт пророк,
Честь вы продать готовы,– были бы деньги в срок!…
В мире народ – хозяин, бек погостит – уйдет!
Бек, словно пес голодный, кости людей грызет,
Он, красногубый хищник, кровь у живых сосет…-
Вшей, он и тех присвоил, все от тебя берет.
Больно его нагайка нас по лицу сечет,-
Каждый удар запомним, все мы поставим в счет!
Кто у нас бек, ты спросишь? Я отвечать готов:
Тот, кто прослыл мздоимцем, вором среди воров,
Деньги сирот присвоил, бек обездолил вдов,
Волк рядом с ним ягненок,– вот у нас бек каков!
Рад бы в Ирак бежать я из городских ворот…
Шах анашистов-беков выкормил, обласкал,
Разноплеменных нищих братьями он назвал,
Корыстолюбцев жадных шах во дворец призвал,
Прежних, достойных беков прочь от себя прогнал,-
Пес отслужил, не нужен,– волк табуны пасет.
Все перемелет глотка, жадно разинув пасть,
Беки поживы ищут, жить они любят всласть.
Тщетно искал я средства – не извести напасть,
Не уничтожить в мире злого дракона власть,-
Он над людьми смеется, пищей набив живот.
Труд мой – окончен, пышет гневное пламя строк.
Кто здесь меня услышит? Глух беспощадный рок,
Я – пешеход в пустыне, вихри метут песок.
Кто меня ценит ныне? Я от людей далек,-
Разве глупцы постигнут горьких раздумий плод?
Я заслужил немилость, беки шипят мне вслед.
Душу продать готовы, только отсыпь монет,
Взятка решает дело, купишь любой совет,
В ханском дворце продажном честного сердца нет,-
Смрадным хвостом бараньим бекам заткну я рот!
 

ГАЗЕЛИ

* * *

 
Внемлите, беки! О других хоть раз подумать вы должны,
Народ узбекский разобщен – друг другу роды не равны.
Один зовется кипчаком, другой – уйгур, а третий – юз,-
Мы неделимая семья, с душой единой рождены.
Одна нам голова дана, один халат на всех надет,
Должны мы в общем доме жить, как равноправные сыны.
Довольно, беки, сеять рознь, довольно слабых обирать,-
Объединится наш народ – мы станем грозны и сильны.
Но смелость бекам не к лицу, в бою мы не увидим их…
Румяньте лица, спите всласть, ума и чести лишены!
Я посмотрел по сторонам – не мусульманская страна.
Мятеж, насилье – стыд и срам, не мусульманская страна.
Разбой неверные творят – куда ни кинешь скорбный взгляд,
Зря исповедует ислам не
мусульманская страна.
 
 
Здесь скряги правят скорый суд – отродьем дьявола слывут,
Узбеков край – не верь глазам! – не
мусульманская страна.
Повсюду горе, плач и стон услышишь ты со всех сторон,
Где правит Субханкули-хан – не мусульманская страна!
 

* * *

 
Порой не знаю, где добыть для лошади саман.
Заботы истерзали грудь,– я страхом обуян.
Целую ноги богачам, гну голову к земле,
Я от поклонов стал горбат – привык сгибаться стан…
Я сердце вертелом проткнул, кровь превратил в вино,-
Благодарю тебя, судьба, теперь я сыт и пьян.
 

* * *

 
Капля малая вмещает океана суть, Турды,
Ты решил моря вселенной дерзко всколыхнуть, Турды!
Сорок тысяч скорпионов от мепя бежали прочь,
Свет звезды едва мерцает, твой окончен путь, Турды.
Жизнь скользнула тонкой нитью сквозь игольное ушко,
Если ты с народом вместе, уважаем будь, Турды.
 

* * *

 
Все в мире испытает горе,– веселья без расплаты нет,
Придет беда за счастьем вскоре,– свиданья без утраты нет.
В пылинке, в атоме мельчайшем – простор вселенной заключен,
Но жемчуг – только капля влаги, на дне твердевшей сотни лет.
В пучину размышлений брошен, я счастье в мире не нашел,
Искал я искреннего друга, но дружбы без притворства нет.
Я повесть о себе начну,– печаль язык испепелит
Перо слезами изойдет,– на сердце тяжкий груз обид.
Тоски моей не превозмочь, она черна, глуха, как ночь,
На крыльях солнца и лупы над миром небосвод летит.
Себя надеждою не мучь,– бесследно сгинул солнца луч,
Мой путь судьбою предрешен,– сквозь ночь печали он лежит.