Текст книги "Дети Бога"
Автор книги: Мэри Дория Расселл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 36 страниц)
23
«Джордано Бруно»
2064, земное время
– Джон, извини, но я не вижу смысла, – мягко заметил Эмилио Сандос. – Что ты предлагаешь? Мятеж на «Бруно»?
– Не говори со мной, как с ребенком, Эмилио! Я серьезно…
– Не думаю, что серьезно, – сказал Сандос, выливая взбитые яйца на сковородку.
Квелл, похоже, улучшил его аппетит, и он проснулся в пять утра корабельного времени, испытывая жуткий голод. А когда пришел на камбуз, чтобы приготовить себе поесть, его поджидал Джон Кандотти, обуреваемый планами захватить корабль и повернуть к Земле.
– Не хочешь закусить? Могу сделать на двоих.
– Нет! Послушай! Чем дольше мы ждем, тем больше удаляемся от Земли…
– И что ты предлагаешь? Перерезать Карло горло во сне?
– Нет! – напористо зашептал Джон. – Мы запрем его в каюте…
– О, ради бога! – закатив глаза, Эмилио вздохнул. – Подай мне сок, пожалуйста.
– Эмилио, он один! А нас – семеро…
– Ты говорил об этом с кем-то, Мистах Христианин? – интересовался Сандос голосом Чарлза Лафтона, чтобы сделать свою позицию понятней.
От этой насмешки Джон покраснел. Открыв шкафчик, он достал кружку для сока, но продолжил решительно:
– Я обратился сперва к тебе, но уверен, что…
– И напрасно, – решительно возразил Эмилио.
Усмирение эмоции сделало политические реалии очевидными, и он понимал, почему восставшие заключенные отказывались от заведомо проигрышного сражения, когда взамен слезоточивого газа их тюрьму забрасывали гранатами с квеллом.
– Счет тут семь к одному, но один – это ты, Джон.
Вывалив яйца на тарелку, Сандос отнес ее к столу и сел спиной к камбузу. Сжав губы, Джон последовал за ним и уселся напротив Эмилио, воинственно бухнув на стол кружку с апельсиновым соком. Какое-то время тот ел под испепеляющим взглядом своего друга, затем отпихнул тарелку в сторону.
– Джон, взгляни в лицо фактам, – посоветовал он. – Что бы ты ни думал о Дэнни Железном Коне, он в этой миссии уже поставил на кон свою душу, так?
Твердым взглядом он упирался в Джона, пока тот не кивнул с неохотой.
– У Джозебы свои причины, чтобы стремиться на Ракхат, а до остальных ему нет дела. Шон… Шона я не понимаю, но он, похоже, считает, что цинизм по отношению к природе человека – адекватная реакция на грех. Он не станет давать отпор.
Джон не опустил глаза, но до него начало доходить.
– Что касается Нико, – сказал Эмилио, – то не следует его недооценивать. Он не такой тупой, каким кажется, и понятие о верности своему патрону ему внушили накрепко. Нападешь на Карло, и тебе придется иметь дело с Нико, а я предупреждаю: он очень хорош в своем деле. – Эмилио пожал плечами. – Но, предположим, Шон от этого устранится, Дэнни и Джозебу ты сможешь убедить, и каким-то образом вы одолеете Карло и Нико. Чтобы направить корабль к Земле, тебе вдобавок понадобится Жирный Франц…
– Верно, а Франц – беззастенчивый наемник! Поэтому мы его перекупим. Тем более, что он считает Карло безумцем.
– У Франца изумительный дар к цветистым преувеличениям. – Эмилио наклонился вперед, положив руки на стол. – Карло – равнодушный, неразборчивый в средствах, абсолютно эгоистичный субъект, но, Джон, он очень далек от безумия. И даже будь он психом, я не стал бы рассчитывать, что Франц поддержит твой план – во всяком случае, такой.
Джон ощетинился, но Эмилио продолжал:
– У каморры длинные руки и долгая память. Франц не рискнет пойти против Карло…
– Превосходный анализ, Сандос! – воскликнул Карло, вступая в комнату. – Прямо-таки макиавеллевский… К слову сказать, Кандотти, – сухо произнес он, глядя на Джона, подпрыгнувшего при звуке его голоса, – секретность – первое правило конспирации. А общая комната едва ли подходящее место для заговора.
С порозовевшей физиономии Джона он перевел веселые серые глаза на лицо Сандоса, изрезанное морщинами и неподвижное.
– А вы, Сандос? Разве вам не хочется вернуться к Джине и моей дочери?
– Чего мне хочется – это несущественно. Я ведь провел с ними лишь несколько месяцев.
Джон удивленно приоткрыл рот, и Эмилио повернулся к нему.
– На Земле прошли годы, Джон. Даже если мы развернемся и полетим назад прямо сейчас, едва ли можно ожидать, что они примут меня так, будто я вернулся из командировки.
Похоже, Джона это поразило, но Карло просиял.
– Значит, я могу считать, что вы приняли мое предложение…
Потом они вспомнят, что удар прозвучал, точно ружейный выстрел.
Раздался единственный, без резонанса, хлопок, за которым последовала секунда полной тишины в абсолютной темноте, а затем, когда выключились двигатели и исчезла гравитация, создаваемая ускорением, по всему кораблю разнеслись возгласы и вопли людей, слепо кувыркавшихся в невесомости.
Аварийное освещение зажглось почти сразу, но одновременно с возвращением зрения по ушам ударил рев сирен, оповещавших о бреши в корпусе, а затем раздался пронзительный визг захлопывающихся межсекционных дверей, с механической оперативностью пытавшихся изолировать помещения, где падало атмосферное давление. Через минуту началось вращение, вызванное столкновением, и каждый незакрепленный предмет устремился прочь от центра корабельной массы. Джона швырнуло о край стола – так, что перехватило дыхание. Когда корабль накренился, Эмилио сбило вбок, а после вдавило спиной в переборку, прямо в квадрат воздухозаборника. В ушах звенело после удара головой о стену; расширенными глазами он зачарованно глядел на трубу Уолвертона, из которой вырывались растения, комки почвы и кружились, захваченные смерчем, бушевавшим внутри прозрачного цилиндра, который минуту назад был вертикальным огородом.
– Это ось… в трубе – проорал Карло.
Его распластало, прижав спиной к переборке, напротив Сандоса. Ощущение было точно на аттракционе в парке развлечений, так нравившемся Карло в детстве, – огромный, обитый мягким покрытием цилиндр, крутившийся все быстрее и быстрее, пока центробежная сила не приклеивала людей к стенам, а из-под ног не уходил пол. Из-за силы, пытавшейся его расплющить, было трудно дышать, поэтому он говорил короткими фразами, но спокойно:
– Сандос, там… красная контрольная кнопка… слева… Да. Будьте добры… нажмите ее.
Пока Сандос старался пододвинуть ногу к цели, Карло, тужась от сочувствия, тоже пытался двинуть ногой – просто затем, чтобы ощутить, каково это: действительно, очень трудно – при стольких G. Сандос напрягал все силы; он выгнулся на стене, наконец достав до кнопки краем ступни. Сирена умолкла.
– Молодчина, – сказал Карло с невольным вздохом облегчения, который тут же повторил Кандотти.
Но теперь они слышали более зловещие звуки: скрипение стальной основы корабля, шум воды, хлещущей из какой-то трубы, циклонический вой вырывающегося наружу воздуха и стон напрягаемого металла, похожий на скорбную песню горбатых китов.
– Интерком: включить все трансиверы, – произнес Карло обычным своим голосом, активируя внутреннюю коммуникационную систему.
Одного за другим он вызывал людей, которых не мог видеть. Один за другим Франц, Нико, Шон, Джозеба и Дэнни докладывали о своем состоянии. Выше и ниже центральной палубы вращение пришпилило каждого из них к непривычным местам, и все они были сейчас заперты в своих кабинах аварийной программой, превратившей каждый отсек корабля в спасательную капсулу.
– Похоже… на тренировку, – весело пропыхтел голос Нико. – С нами… все будет хорошо.
При этом оптимистичном заявлении Джон, оторвав лицо от столешницы, выпучил глаза, но откуда-то из глубин корабля донесся голос Франца:
– Brav'scugnizz', Нико!
Карло продолжал говорить спокойным тоном.
– Господа, – окликнул он, зная, что его слышно по всему кораблю. – Я полагаю… что «Джордано Бруно» столкнулся с метеоритом. Поскольку… мы не превратились в… пыль и облако органических… молекул, можно сделать вывод, что метеорит был крохотным. Но мы… летим очень быстро, что привело к такому эффекту.
Давление стабилизировалось, дышать теперь стало легче.
– А! Понимаете, Сандос? – спросил Карло, двигая серыми глазами на неподвижном лице. – Вакуум всасывает грязь из… трубы Уолвертона… через канал… просверленный этой крупинкой. Сейчас он забился останками растений… и сам себя закупорил.
Шипение прекратилось, и смерч внутри прозрачной трубы внезапно заменила твердая почвенная масса, со стуком брошенная в стены цилиндра – точно так, как сами Сандос и Карло были вдавлены во внешние стены общей комнаты.
До предела сдвинув зрачки в сторону, Джон мог различить лишь смутные очертания Карло на краю своего поля зрения.
– Вы имеете в виду… что между… нами и космосом… лишь грязь? – гневно выдохнул Джон.
– Да, и… любовь Господа, – донесся через интерком напряженный голос Шона Фейна.
Карло ухитрился радостно засмеяться.
– Если кто-то из наших пассажиров… настроен подобным образом, он может помолиться душе святого Джеймса… Ловелла, покровителя попавших в беду астронавтов! Наверняка он… приглядывал за нами сегодня, друзья мои… Внимание! – приказал Карло, услышав, как включаются и перезапускаются фотонные системы. – Приготовьтесь к падению. Если все в норме, инерционная система наведения… вскоре запустит стабилизационные ракеты… – Послышались короткие молитвы и проклятья, причем как те, так и другие целиком состояли из имени Иисуса. Затем к ним добавились крики испуга и боли – когда компьютерная система наведения начала включать реактивные двигатели, которые автоматически активизировали все имеющиеся возможности усилия по стабилизации корабля, исправляли наклон «Бруно», вращали и раскачивали его своими толчками. В итоге шарики апельсинового сока, сформированные недолговечными чарами невесомости, и этот ярмарочный аттракцион уступили место тошнотворному калейдоскопу из взбитых яиц и пыли, с вилкой Эмилио, бешено крутящейся рядом с плывущей тарелкой. В каютах все, что не было закреплено: компьютерные блокноты, бритвы, носки, постельные принадлежности, четки, – плясало вместе с телами людей, повинуясь прихотливым силам корабельных движений, менявшимся каждую секунду. Повсюду шарики слюны, рвоты, слез, ненадолго схваченные поверхностным натяжением, добавлялись к этой сумятице, разбиваясь в брызги при столкновении с поверхностями или другими предметами или когда в них врезались руки и ноги, отчаянно ищущие опору.
Прошло несколько бесконечных минут, прежде чем вращение стабилизировалось и людей снова повлекло к корабельной периферии, но теперь – с гораздо меньшей силой.
– Чувствуете, дон Джанни? – позвал Нико, как видно, обеспокоенный страхом, который он различил в голосе Джона Кандотти. – Чувствуете? Замедляется…
– Ладно, – с прежним хладнокровием сказал Карло, – по мере уменьшения центробежной силы начинайте двигаться в направлении пола.
– Понимаете, дон Джанни? – заботливо и без тени иронии спросил Нико. – Корабль теперь собирается нас отпустить.
– Когда двигатели включатся, – предупредил Карло, – мы получим полную мощность…
Что означало полную, нормальную гравитацию. Полы вновь сделаются низом, и каждый, кто не успеет добраться до основания стены, пока система наведения замедляет и останавливает вращение, получит еще несколько синяков.
– Что ж! – весело воскликнул Карло, поднимаясь на ноги с тем почти сверхъестественным самодовольством, которое красивые итальянцы обретают в среднем возрасте. – Все прошло почти так, как можно было ожидать. Попрошу каждого предоставить в общую комнату отчет.
Когда аварийная изоляция кончилась, все члены экипажа «Джордано Бруно» смогли приковылять из своих отсеков и показать себя – один за другим, голые или в трусах. Флегматичный, заплывший жиром Франц нисколько не пострадал; Нико, не представлявший масштабов опасности, которой они только что подверглись, был абсолютно безмятежен. Джозеба хранил молчание и тяжело дышал, но в остальном остался невредимым. Шон явно был потрясен, а Дэнни Железный Конь выглядел собранным и настороженным. Сам Карло в точности знал, в каких местах на его теле «отметился» каждый из законов Ньютона, но сохранял полную дееспособность. Джон заявил, что вполне здоров, и уже приступил к работе; выявив на камбузе водопроводную трубу, лопнувшую при перекашивании, он перекрыл основной вентиль и вместе с Нико рылся в слесарных принадлежностях, отыскивая, что потребуется для починки. Сандос был спокоен, сказав лишь:
– Сломалась одна из моих скреп. Думаю, ее можно починить.
Если не считать порезов и синяков, никто не пострадал – возможно, потому что большинство находилось в постелях. Не давая никому времени поддаться посттравматической панике, Карло отрывистым деловым тоном раздал поручения:
– Всем надеть скафандры до тех пор, пока не убедимся, что состояние корабля стабилизировалось. Нико, займись уборкой. Начни с камбуза. Составь для дона Джанни список всего, что нуждается в починке. Шон, помогите Сандосу облачиться в скафандр, затем наденьте свой…
– Я не смогу работать в скафандре, – возразил Сандос. – Мои руки…
– Придется, – сказал Карло.
Сандос пожал плечами – покорно или равнодушно.
– Франц, как только будешь готов, возьмешь Сандоса с собой на мостик… Сандос, вы поможете с тестированием фотоники – проверьте состояние корабля, систему за системой. Это можно сделать посредством речевого управления, а как только аварийная ситуация закончится, мы сможем обойтись без скафандров… Кандотти, – позвал он, – оставьте швабру Нико, проверьте водопровод на других этажах. Повреждения могут быть где угодно, а нам вовсе ни к чему короткое замыкание… Шон! Проснитесь! Помогите Сандосу забраться в скафандр.
Когда остальные ушли, Карло обратился к Джозебе и Дэнни:
– Когда убедимся в прочности корабля, первоочередной задачей станет восстановление биологических систем атмосферы и утилизации.
Только теперь Джозеба и Дэнни обратили внимание на трубу Уолвертона, расположенную в центре общего зала, с ужасом уставясь на побитые растения, вырванные из почвы.
– Это не смертельно, господа, – с нажимом произнес Карло. – Качество воздуха мы сможем поддерживать газоочистителями, к тому же у нас есть резервные генераторы кислорода, но я не хочу лишаться дублирования ни в какой системе, поэтому нужно спасти как можно больше растений… Это ваша задача, – сказал он Джозебе. – Даже если они погибли все, у нас на борту есть семена, и за пару месяцев мы восстановим трубу. Когда Шон очухается, пошлите его к рыбным цистернам. Они запечатаны, но пусть проверит, нет ли утечек и трещин. Я думаю, тилапия выдержит перелет, но сами цистерны и фильтры необходимо проверять и при малейшем опасении тщательно чистить. С минуту Джозеба не двигался, затем направился в свою каюту, дабы надеть скафандр и удостовериться, что Шон и Сандос делают то же самое.
– Приветствую тебя, Цезарь! – изрек Дэнни Железный Конь, когда они с Карло остались вдвоем. – Очень хладнокровно, приятель.
Воздев одну руку, а вторую грациозно положив себе на грудь, Карло принял позу, подразумевавшую незримую тогу.
– Я не равнодушный, неразборчивый в средствах эгоист, – объявил он, надменно вскинув брови. – Я философ-король и воплощение стоической отстраненности!
– Бабушке своей расскажите, – любезно произнес Дэнни. – Все вы, Джулиани, бессердечные ублюдки.
– То же самое говорил мне отец, – невозмутимо сказал Карло. – А моя мать все отрицала и требовала тест на ДНК. Надевайте скафандр. Пойдете со мной. Проверим корпус, посмотрим, насколько сильно повреждены катера. Думаю, все будут спать спокойней, если мы заделаем эти булавочные отверстия чем-нибудь понадежнее комков грязи.
– Клейкая лента? – предложил Дэнни, пока они шли к винтовой лестнице, ведущей вниз, к их кабинам.
Карло рассмеялся, но прежде чем он шагнул в люк, Железный Конь, выставив внушительную ручищу, преградил ему путь.
– Скажите, насколько близки мы были к гибели? – с любопытством спросил Дэнни, спокойно взирая на Карло черными глазами.
– Чтобы знать достоверно, я должен осмотреть корпус, – ответил тот.
Но Дэнни не освободил проход, поэтому Карло шагнул назад и застыл, сцепив руки за спиной и откинув античную голову. Сверстники Карло находили его на удивление утонченным: Карло Джулиани редко использовал вульгарные выражения, если этого не требовала ситуация.
– Настолько, мать твою, близки, – произнес он очень тихо и очень отчетливо, – что, возможно, единственная причина, по которой мы живы, – та самая, на которую ссылались папа и дон Винченцо: Бог хочет, чтобы Сандос вернулся на Ракхат.
Они долго смотрели друг на друга. Затем Дэнни, убрав руку, кивнул и направился вниз по ступеням.
Через пятнадцать минут облаченные в скафандры Дэнни и Карло вновь встретились в коридоре и двинулись от каюты к каюте, оценивая повреждения. Приказ Карло – каждый незакрепленный предмет убирать в безопасное место – даже в личных покоях исполнялся без серьезных нарушений, что, несомненно, уменьшило нанесенный ущерб. Сваленные в беспорядке вещи они просто отпихивали в сторону, чтобы обследовать стены, полы и потолки каждой комнаты.
Все поверхности были покрыты трескающимся при напряжении полимером, на котором были заметны последствия скручивания. Наиболее сильными они были на внешних стенах, но исследования и опыт показали, что единственным сценарием, при котором можно надеяться на выживание, были продольные столкновения, поэтому Карло выбирал и конфигурировал астероид, держа это в уме. Тем не менее трещины во внешней оболочке возможны – чтобы обнаружить их, потребуется зондирование сонаром. Но жизнеобеспечивающему центральному цилиндру «Бруно», похоже, не грозила немедленная опасность развалиться на части.
Проходя через общий зал к катерному отсеку, Карло отметил, что Нико уже навел порядок в камбузе. Продукты и посуда были аккуратно упакованы и заперты в ящики. Снаружи не осталось ничего, кроме сковородки Сандоса. Карло остановился у мостика, где Франц и Сандос занимались диагностикой.
– Где твой скафандр, Франц? – спросил Карло. Через микрофон голос звучал тонко и невыразительно, но и так было ясно, что он раздражен.
– Я расту. Он на меня не налез, – коротко ответил Франц. Затем он ухмыльнулся, глядя на бесстрастное лицо Дэнни Железного Коня, укрытое за щитком шлема. – Молитесь, вождь, чтобы сюда не прорвался вакуум. Если я взорвусь, долго будете соскабливать жир с аппаратуры.
– Или упокоимся в объятиях Господа, – сухо произнес Дэнни.
– Что нашли? – спросил Карло.
– Мы ослепли на один глаз, – уведомил Франц; вновь став серьезным. – Когда пойдете на нос, поищите возле сенсорной панели правого борта.
«Повезло», – подумал Карло. В самом деле, очень повезло. Но вслух сказал:
– Ладно. Железный Конь, сходите к Шону и Джозебе – проверьте, как справляются биологи. Затем наведайтесь к катерам. А я пойду на нос, чтобы осмотреть корпус. Франц, приглядывай за мной.
«Главная причина всех человеческих несчастий – писал стоик Эпиктет, – а также подлости и трусости – не смерть, но страх смерти». – Карло Джулиани прочитал эти слова в тринадцать лет, через неделю после очередных похорон, на которых ему часто приходилось присутствовать в нежном возрасте. Его кузену подложили бомбу в автомобиль; класть в гроб было почти нечего, но когда кортеж проезжал через Неаполь, за почти пустым ящиком следовали две сотни машин. Карло не был свидетелем этой гибели, но в семь лет ему довелось видеть кровь и комочки мозга, и на сей раз его дяди, – так что он с раннего возраста задумался о смерти.
Другой мальчик подался бы в священники; в их семье имелось немало подобных прецедентов – в четырнадцатом веке был даже стигматик по фамилии Джулиани. Но в христианской агиографии насчитывалось слишком много мучеников, чтобы Карло устроила такая карьера. С романтическим ощущением собственной значимости» свойственной подросткам, он сфокусировался не на Иисусе Христе, а на Марке Аврелии. Потребовался величайший из цезарей, герой с грандиозным самообладанием и бесстрашием, чтобы поддержать хрупкую отвагу мальчика, который вскоре мог стать дозволенной дичью, если какому-либо соперничающему семейству понадобится легкая жертва для осуществления мести.
Аврелий оказался трудным образцом для подражания. Карло развивал в себе здравый смысл и мужество стоика, но был затянут в странное неаполитанское болото дохристианских суеверий и католицизма в стиле рококо. Он рос одновременно балуемым и поносимым, окруженный возмутительными излишествами и злобными нападками. В некоторых отношениях Карло остался испорченным сыном своей матери, приходившим в ярость при малейшем противодействии; как и его отец, он не считался с чужими интересами, если только те не были завязаны на его собственные. Однако Карло знал, что эти черты являются изъянами, и боролся с ними. «Благороднейшая разновидность возмездия, – писал Марк Аврелий, – не стать похожим на своего врага».
«Я учился на ошибках своих предшественников», – сказал Карло Сандосу. Это было не пустой похвальбой, но пробным камнем его жизни, и «Джордано Бруно» стал доказательством, что его усилия не пропали даром. Корабль скомпоновали внутри огромной, твердой, необычно симметричной скалы – девственный минерал, чья структура не была ослаблена предшествующими горными работами. Его внутренний цилиндр был тщательно проверен, прозондирован и пробуравлен горными роботами. Устроенные по последнему слову техники жилые отсеки поместили в центр, дабы обеспечить надежную защиту от космической радиации. Внешнюю поверхность астероида обработали эластичной самовосстанавливающейся пеной. Все приборы, жизнеобеспечивающие и навигационные системы имели тройной запас надежности и управлялись досконально проверенным компьютером, на любое незапланированное прерывание функций реагировавшим автоматической последовательностью запускающих операций и стабилизирующими процедурами – даже в том случае, если экипаж окажется выведенным из строя.
Все это стоило целое состояние. Свои доводы Карло изложил отцу в коммерческих терминах, а сестра Кармелла, понятное дело, поддержала его – ведь такой проект устранял Карло как потенциального соперника на время, пока эта сука будет накапливать власть. Но, как указала его сестра, деньги, потраченные на то, чтобы увеличить шансы полета на успех, вполне окупятся, если рассматривать их как долговременное финансовое инвестирование. А гипотетическое возвращение сына Доменико Джулиани, было, как подозревал этот усылаемый подальше сын, приемлемым риском – учитывая, что Доменико к тому времени не будет в живых и это уже будет не его забота.
«Гори в аду, старик», – думал Карло, отчетливо слыша собственное дыхание, пока он пробирался через ходы центральной сердцевины корабля, дабы выяснить, насколько близок он был к тому, чтобы примкнуть в аду к своему отцу.
Внутри носовой подсобки, где размешалось оборудование дистанционного зондирования, все покрывал тонкий слой черной пыли. Последовав за веерообразным выплеском грязи к его источнику, Карло расчистил ногой миниатюрный Везувий, затем, наклонившись, убрал оставшуюся пыль перчаткой. Он нашел дыру. Выпрямившись, Карло посмотрел на потолок, который становился носом корабля, когда работали двигатели, и нашел входное отверстие, тоже забитое просеянной почвой, втянутой в брешь космическим вакуумом и удерживаемой силой трения. Он и без осмотра знал, что на другом конце корабля имеются такие же выходные отверстия.
Положившись на законы физики, Карло пока не стал трогать эту пробку и мысленно выстроил схему столкновения. Частица вещества… возможно, крупинка железа… встретилась им на пути и пробуравила узкий канал от носа до кормы.
Окажись отверстие чуть дальше от центральной оси, вращение было бы сильней и корабль разорвало бы на части; но даже если б он не рассыпался, его пассажиры превратились бы в месиво. Будь микрометеорит крупнее, корабль был бы уничтожен. Если бы столкновение произошло на максимуме их скорости, они бы испарились, даже не успев осознать, что произошло, а «Джордано Бруно» пополнил бы список кораблей, таинственно исчезнувших по пути к Ракхату.
Карло едва не хихикнул, поймав себя на мысли: «Закажу девятидневный молебен в честь Девы Марии, когда вернусь домой… Нет – построю церковь, наполненную сокровищами с Ракхата!» После таких событий, обнаружил он, здравый смысл отходит на второй план, и религия берет свое.
Поднявшись, Карло посмотрел на сенсорную коробку, находившуюся чуть правее пробуравленной дыры. Стараясь не потревожить грязь, отделявшую его от вакуума, он вытащил коробку из гнезда и осторожно стряхнул с нее пыль. На складе хранилось еще два сенсорных блока. Эту коробку он заменит, но поручит Кандотти ее восстановить.
«Она еще пригодится в качестве запасной», – подумал Карло. «Самая безопасная линия поведения, – учил Сенека, – это пореже испытывать судьбу». Видимо, не стоит полагаться на чудо чаще, чем раз в неделю.
