Текст книги "Дети Бога"
Автор книги: Мэри Дория Расселл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 36 страниц)
Ощущая, как сдавливает грудь, Суукмел посмотрела на Дэнни, который не уступал ей в росте и во многом другом.
– Возможно, – ровным голосом сказала она, – всего этого можно было бы избежать. Но тогда казалось, что иного пути нет…
22
Южная провинция, Инброкар
2047, земное время
– Кое-кто собрал товары, которые вы перечислили, они спрятаны недалеко от катера, – сообщила Джалао ВаКашан Софии и Супаари, когда наконец появилась в Труча Саи, опоздав на несколько дней. – Там повсюду патрули джанада.
– Отбраковщики? – осторожно предположил Супаари. – Или инспекционные команды, проводящие перепись для новой власти?
– Кое-кто думает; ни то ни другое, – ответила Джалао, не обращая внимания на других руна, столпившихся вокруг них и взволнованно раскачивающихся. – В Кирабаи говорят, что они пришли с севера, из Инброкара. С ними чужеземные руна – кое-кто думает: из Мала Нджера. Чтобы их понять, старейшинам в Кирабаи пришлось позвать переводчиков с очень древней родословной.
Джалао не выглядела напуганной, но была озабочена. Все деревенские советы обсуждали, что это означает и что меняется.
– Патрули везде спрашивают о Супаари, – сказала она негромко. – Они также спрашивают о чужеземцах.
– А нам не опасно путешествовать? – спросила София, у которой от страха заныло в животе. – Возможно, нам-но-не-вам следует дождаться, пока все утихнет.
– Кое-кто думает: мы-а-также-вы сможем путешествовать, но только при красном свете. И, наверно, для вас будет лучше отправиться немедленно.
Посмотрев на Супаари, Джалао перешла на к'сан:
– Господин, ты разрешишь одной из нас вести тебя?
Наступила тишина, и София полуобернулась, чтобы видеть Супаари. Он стоял очень прямо, уставясь на Джалао.
– Разве я господин, – вопросил он, – который может разрешать или запрещать?
Затем, опустив уши, Супаари заставил себя согласиться. Отведя от Джалао взгляд, он поднял голову.
– Извинения, – выдавил он затем. – Кое-кто будет благодарен, если вы станете его вести.
Все вокруг смущенно заерзали. София видела, чего стоило Супаари это сказать, и понимала, что Джалао внушает ему страх, как ни одна другая рунао; в причины этого София не вникала, как и в детали последовавшей затем бесконечной дискуссии, включавшей политические и географические рассуждения насчет их маршрута к посадочному катеру «Магеллана». За шесть месяцев подготовки к полету домой она сделала все, что смогла. Теперь оставалось лишь верить, что Супаари и Джалао примут правильные решения.
Вялая от жары, душой уже на полпути к Земле, София привалилась к столбу укрытия, подняв одно колено, а вторую ногу свесив с платформы, и позволила своим мыслям блуждать, наблюдая, как рунские дети играют с Ха'аналой, лишь недавно начавшей ходить и не подозревавшей о своих отличиях от ее приятелей. Исаак, в эти дни постоянно державшийся рядом с Софией, с избытком возмещал молчание своей матери, непрерывно производя монотонный поток фраз как на руна, так и на английском, причем с безупречным произношением. Большинство их было подражанием, но иногда возникала настоящая речь – обычно после того, как он пел вдвоем с ней Ш'му или исполнял вместе с Супаари вечернюю песнь. Чтобы петь, они каждый раз углублялись в лес, подальше от гомона руна, для которых песни были угрозой – инструментом джанадского контроля над ними. «Возможно, подумала София, – именно эта недолгая тишина позволяла Исааку преодолевать подражание». «Исаак тебя слышит», – однажды сказал он Софии. А в другой раз заметил: «Ха'анала упала».
Но за это приходилось платить. Чтобы говорить, Исааку нужно было проламываться сквозь некую внутреннюю стену, и эта крошечная брешь в его крепости позволяла хаосу, окружавшему мальчика, вторгаться в его персональный мир. Тени, с первых месяцев жизни Исаака приводившие его в восторг, внезапно начинали казаться живыми: непредсказуемыми и угрожающими. Красный цвет, на который прежде он не обращал внимания, ныне ужасал, вызывая пронзительные вопли, ввергавшие в смятение всех вокруг. Обычный шум играющих рунских детей иной раз доводил Исаака до неистовства, и тогда он орал и бился на земле.
«На корабле ему станет лучше, – думала София, едва прислушиваясь к монологу Исаака и продолжавшимся вокруг нее рунским дебатам. – Поначалу будет трудно, но там мы сможем придерживаться распорядка, и Исаак приспособится. Никаких сюрпризов – все, как ему нравится. Ничего красного. Индикаторы приборов я чем-нибудь прикрою. И там, на борту, можно крутить музыку дни напролет. Уже одно это наладит жизнь Исаака, – думала она. – Уже одно это стоит риска, на который мы идем».
Успокоенная, София откинулась на подушку, позволив звукам деревни убаюкать себя, а проснулась через несколько часов – от прикосновения Супаари и наступившей тишины, сигнализировавшей о достижении согласия, когда было уже обсуждено все, что следовало рассмотреть; а придя к решению, члены совета разбрелись по своим шалашам.
– Завтра, на втором рассвете, – сообщил ей Супаари, извлекая суть из многочасовой дискуссии. – Пока можно, будем держаться леса – такой путь чуть длинней, но это безопасней, чем идти напрямик, через саванну. Когда придется пересекать открытые места, будем двигаться по ночам.
София села, озирая деревню. Все были заняты приготовлениями к вечеру.
– Тебе будет грустно уходить, Фия? – спросил Супаари, опускаясь рядом с ней на корточки.
Она прислушалась к шепоту отцов, воркованию и смеху детей.
– Они были к нам так добры, – сказала София, уже начиная по руна скучать; все ее раздражение и нетерпимость смыло волной благодарности. – Если бы можно было как-то отплатить…
– Да, – согласился Супаари. – Но я думаю, что лучшее решение – уйти. Патрули ищут нас, София. Сейчас мы для руна лишь угроза.
Первый этап путешествия ничем не отличался от сотни других фуражных экспедиций, в которых принимала участие София; странным было лишь то, что сплетенная специально для нее заплечная корзина не была пустой в начале похода. Чтобы помогать нести детей и вещи, вместе с Джалао отправились Канчей, Тинбари Сичу-Лан. Мужчины-руна беспечно болтали, предвкушая встречу с друзьями и родичами, которых не видели несколько лет. Они мерно топали, и София едва ли слышала их разговор, радуясь тому, что Исаак шагает рядом с ней, а его маленькое тело выносливо и красиво. «Похоже, он будет высоким, – поняла София. – Как его отец».
На третий день пути они наконец достигли местности, где стало заметно светлей, а лес был суше, поскольку дождям препятствовали горы, высившиеся на западе. Полог над головой оставался сплошным, но деревья тут росли реже, а за краем леса София уже могла различить саванну, простиравшуюся до самого Кашана.
– Здесь мы подождем, – сказала Джалао, поэтому они, опустив корзины на траву, накормили Исаака с Ха'аналой и поели сами.
Когда свет начал меняться и приблизился второй закат, Исаак, как всегда, настоял, чтобы пропели вечернюю песнь. Трое мужчин-руна отошли в сторону и стали раскачиваться, плотно зажав уши. Джалао осталась невдалеке и, вскинув уши, бесстрастно слушала Супаари. «Словно подвергала себя некоему испытанию», – подумалось Софии; Когда пение закончилось, Джалао, порывшись в одном из ранцев, пустила по рукам кувшин с пахучей мазью, которую каждый из руна стал втирать себе в пах и подмышки, а также наносить на ноги и руки.
– Воняет, точно стая бенханджаранов, – проворчал Супаари, кривя от гадливости лицо, когда Джалао растерла мазь по его шерсти.
Глядя, как София макает в банку свою маленькую кисть, он пояснил:
– Даже если джана'атские патрульные учуют при красном свете наш запах, на следующее утро они двинутся против ветра и постараются уйти как можно дальше.
Наставив уши вперед, он оглядел четверых руна:
– Кое-кто интересуется, как долго ваш народ пользуется этим трюком?
Канчей издал негромкий, пыхтящий смешок и посмотрел на Софию. Она улыбнулась в ответ, жалея, что у нее нет хвоста, который можно было бы уронить на грунт, и сказала:
– Джанада подобны призракам. Их можно дурачить.
Супаари фыркнул, не купившись на подначку.
Они подождали, причем мурлыканье Ха'аналы и монотонное бормотание Исаака словно подчеркивали молчание взрослых, – пока Супаари не объявил, что он слеп точно грязь, а это значило, что любой другой джана'ата тоже не сможет ничего увидеть. Тогда они выступили; спотыкающийся Супаари ощущал себя неуютно, но безропотно подчинялся рукам, ведущим его к краю леса, с помощью носа и ушей пытаясь извлечь как можно больше информации из запахов и звуков.
Они планировали скрытное продвижение, рассчитывая, что будут пробираться невидимыми в красном свете, а их запахи нельзя будет различить за вонью мази, приготовленной Джалао. Они забыли о безбрежном обжигающем небе меньшего из солнц Ракхата. Но когда маленький отряд выступил из-под привычного сине-зеленого полога леса, Исаак Мендес Квинн увидел не небеса, но свод раскаленной докрасна преисподней.
Сверкающие ленты неистово-малиновых облаков словно обрушились на него, весь этот огромный ландшафт, кроваво-красный и багровый, едва его не раздавил – панорама равнины, начинавшаяся сразу за его ладонями, маленькими, слабыми, вскинутыми, чтобы отразить удар. Он пронзительно закричал, на миг умолк, но снова завопил от неизбывного ужаса, и лес взорвался хлопаньем крыльев, визгом, рычанием и треском зарослей, расступавшихся перед убегающим зверьем. Шум повсюду: Ха'анала плачет, руна голосят, Супаари яростно орет: «Что случилось? Что такое?» Все красное: земля, воздух – за его ладонями, снаружи глаз, закрытых изо всех сил…
Под этим чудовищным небом Исаака отыскал голос матери. Каким-то образом в бушевавшем вокруг хаосе он услышал низкие, хриплые ноты Ш'ма: мягкие-мягкие, снова и снова, не настойчивые, но стойкие. Не бессмыленный гвалт, но упорядоченное, предсказуемое, священное прибежище музыки – куда можно было двигаться без риска, путь наружу из этой дикости.
Долгое время Исааку не удавалось туда попасть, но по мере того, как он выдыхался, его крики делались реже и тише, превращаясь в длинные всхлипы. Наконец, стоя коленями на сырой земле и обхватив голову руками, Иссак закачался в ритме материнского голоса и отыскал свой путь к этой музыке: к спасению.
Затем он заснул, обессиленный, не зная, что взрослые, чьи планы рассыпались в прах, еще долго не смогут спать.
– Ладно, – устало сказала София, когда на рассвете Супаари проснулся. – Мы решили пока оставить детей тут. Тебе, Сичу-Лану и Тин-бару лучше побыть с ними. Канчей, Джалао и я отправимся к катеру без вас. Я проверила запасы топлива и смогу прилететь за тобой, детьми и товарами, не опасаясь, что его не хватит для возвращения на корабль. Исаака перенесем в самолет спящим. Когда он проснется, мы уже будем на борту «Магеллана». Ты понял?
– Я иду с тобой.
– О боже, Супаари, мы спорили всю ночь. Было решено…
– Я иду с тобой, – настойчиво повторил он.
Мужчины-руна уже начали раскачиваться. София бросила взгляд на Джалао, явно уставшую, но, как и София, полную решимости удержать мужчин от паники.
– Сипадж, Супаари. Ты – это дополнительный риск, – твердо сказала София. – Ты будешь нас задерживать…
– Мы будем путешествовать при полном свете. Доберемся вдвое быстрей, к тому же нам не придется вонять бенханджаранами…
– Сипадж, Супаари, ты сумасшедший? – Она повернулась к Джалао, безмолвно взывая о помощи. – Если патруль нас увидит…
– За меня и любого чужеземца объявлена премия, – напомнил Супаари на английском и тоже повернулся к Джалао. – Кое-кто думает: эти руна доставляют преступников властям.
– А когда такой патруль встретит нас-а-также-вас? Они возьмут всех под стражу, – сказала Джалао, чьи налитые кровью глаза сохраняли спокойствие.
– Тогда мы-а-также-вы убьем их во время сна.
– Супаари! – выдохнула София, но не дожидаясь, пока выскажутся остальные, Джалао сказала:
– Да будет так. Отдыхаем до второго восхода. Затем выступаем.
Равнины были пустынны, и поначалу казалось, что их опасения и предосторожности напрасны. За два дня они никого не встретили. Никто не окликал и не приветствовал их, и Супаари мог бы уже не беспокоиться, но тревога не уходила. «Какое странное небо», – думал он, опустив заплечную корзину и сидя на земле, пока руна рыскали вокруг в поисках корма. Свет был тусклым, и Супаари не мог понять отчего. «Вулкан?» – предположил он.
– Супаари? – Он повернулся и увидел Софию, грызшую корень бетрина. Она стала такой коричневой! Его подводят глаза или София и впрямь потемнела? Не уверенный в своих ощущениях, Супаари указал на небо.
– Как тебе небо? – спросил он.
София нахмурилась.
– Оно… какое-то странное. Солнца взошли, но все равно темновато.
«Почти пять лет я прожила в лесу», – подумала она, вспоминая солнечный свет, пробивавшийся сквозь густую листву.
– Я не помню, как должно выглядеть небо!
– Сипадж, Джалао, – негромко позвал Супаари.
– Та выпрямилась, прекратив обрывать листья с куста мел-фруита.
– С небом что-то не так.
Джалао молча направилась к ним. София фыркнула.
– Ты говоришь, как Исаак, – сказала она, но посерьезнела, увидев лицо рунао.
– Цвет неправильный, – озабоченно подтвердила та. Супаари поднялся и, встав лицом к ветру, выдохнул через рот, опустошив легкие, затем через ноздри сделал длинный вдох; бриз дул слишком сильно, чтобы можно было различить дымный шлейф, но он надеялся выловить из воздуха хоть какой-то намек. Джалао внимательно за ним наблюдала.
– Серой не пахнет, – сообщил он. – Это не вулкан.
– Плохо, – прошептала Джалао, не желая пугать Канчея, подходившего с охапкой листьев триджата. София спросила:
– Что случилось?
– Ничего, – ответила Джалао, со значением глянув на Канчея, которому и без того хватало проблем в последние несколько дней.
Но Супаари тихо сказал:
– Утром узнаем.
В неподвижном воздухе, озаренном косыми лучами первого рассвета, проступила пелена дыма – его многочисленные столбы вздымались и срастались в небе, как восходят стволы хампий-дерева, чтобы сплестись ветвями в кроне. Пока отряд двигался с подветренной стороны от ближних деревень, даже София чуяла запах гари, проникавший сквозь вонь мази, которой все еще пахли ее волосы.
– С Кашаном все будет в порядке, – раз за разом говорил Канчей. – Наш огород джанада давно сожгли.
И с тех пор вакашани были покладисты и добродетельны – по меркам джана'ата.
Но надеялся на это лишь он, а когда отрядец приблизился к обломкам «магеллановского» катера, вдалеке стали видны тела: одни разделаны, другие обглоданы падальщиками, но большинство скорчились и почернели от огня.
Оставив варакхати глядеть через равнину на трупы, София забралась внутрь останков катера, опустошенного вандалами. «Кто-то плачет, – думала она и удивлялась: – Кто? – пока звуки всхлипов гулко разносились внутри корпуса. София не обращала на них внимания – на самом деле, едва их слышала. «Все могло быть хуже», – думала она, вытирая ладонями лицо и обшаривая обломки. Она нашла кое-какую полезную технику, в том числе резервный компьютерный блокнот, укрытый в ящике, не замеченном мародерами. Стараясь не порезаться о зубчатые края металла – в том месте, где взломали люк грузового отсека, – она вернулась к дымному свету солнца, примкнув к остальным. Скрестив ноги, уселась на землю и, раскрыв новый блокнот, вошла в компьютерную систему «Магеллана», сосредоточившись на метеорологических визуальных записях последней недели.
– Должно быть, они ударили по каждой деревне, когда-либо имевшей огород, – бесстрастно сообщила она, узнав диффузионные тропы, которые Энн Эдвардс идентифицировала несколько лет назад.
– Но там больше нет огородов, – горестно сказал Канчей, отвернувшись от своей разоренной деревни. – Мы никогда снова не сажали еду.
– Каждое поселение, к которому имели отношение мы, чужеземцы, или ты, – сказала София, поднимая глаза на Супаари, – уничтожено.
– Все мои деревни, – прошептал он. – Кашан, Ланджери, Риалнер. Все эти люди.
– Кто сможет носить так много лент? – ошеломленно спросил Канчей. – Зачем они делают это? Какое они имеют право?
– Легитимность нового Верховного оспаривается, – пояснила Джалао, чей голос звучал столь же бесстрастно, как у Софии. – Правители говорят: он не годится на этот пост. Ему нужно показать, что он восстанавливает равновесие, убирая со своих земель все чужеземное и криминальное влияние.
– Но он сказал: на юге восстановлен порядок! – закричал Канчей. – Во всех радиорепортажах говорилось…
Повернувшись, Канчей посмотрел на Софию и Джалао.
– Какое они имеют право? – спросил он, а когда никто не ответил, Канчей в три длинных шага надвинулся на Супаари и сильно его толкнул.
– Какое вы имеете право? – потребовал он ответа.
– Канчей! – воскликнула София, поразившись настолько, что очнулась от ступора.
– Какое вы имеете право? – крикнул Канчей, но прежде, чем джана'ата смог выдавить ответ, гнев рунао взорвался, точно расплавленная скала, и теперь он ревел «Какое вы имеете право?» опять и опять, каждое слово сопровождая ударом, в кровь разбивавшим лицо Супаари, который, шатаясь, отступал, но не делал ничего, чтобы отразить нападение.
С белым от ужаса лицом София вскочила и обхватила Канчея руками. Он отшвырнул ее, точно тряпичную куклу, не прервав атаки и на секунду.
– Канчей! – завопила София и вновь попыталась вклиниться меж двумя мужчинами – лишь затем, чтоб ее опять сбили с ног, а лицо забрызгало кровью.
– Джалао! – закричала она с земли. – Сделай что-нибудь! Он же убьет Супаари!
Целую вечность Джалао стояла с открытым ртом – слишком ошеломленная, чтобы двигаться. Затем наконец оттащила Канчея от истекающего кровью джана'ата.
Потрясенные до бесчувствия, все они оставались на своих местах, пока голос задыхающегося от горя Канчея не начал стихать. Лишь тогда Супаари поднялся на ноги и, сплюнув кровь, вытер рот тыльной стороной ладони. Медленно огляделся вокруг себя, словно искал что-то, чего никогда больше не найдет; растерянно откинулся на свой хвост.
Затем, не сказав ни слова, зашагал прочь от руин Кашана – с пустыми руками и пустой душой.
Остальные следовали за ним. Ему было все равно. Он ничего не ел – не мог есть, если честно. Раскаяние делало его больным не меньше, чем отвратительный запах горелого мяса, который держался в его шерсти несмотря на ливни, промочившие его насквозь на обратном пути к лесу. Даже запах его маленькой дочки не мог изгнать эту смертную вонь; когда две группы воссоединились на границе лесной страны, Супаари отказался взять Ха'аналу на руки. Он не хотел марать своего ребенка тем, что его народ… его народ…
Тем, что он сделал.
Когда они наконец прибыли в Труча Саи, Супаари был слишком погружен в чувство вины, чтобы кого-то слышать. Он сидел на краю поляны, не позволяя никому дотронуться до себя и даже не пытаясь отмыть свою шерсть от вони. «Какое у нас право? – спрашивал он себя, когда темнота неба сравнялась с мраком в его душе. – Какое у нас право?»
В эту ночь Супаари не спал; а едва восход осветил небо, он покинул поселок – раньше, чем проснулись остальные. Ни один рунао не смог бы его выследить, и Супаари полагал, что в лесу его найдет смерть – если он просто подождет ее. Неизвестно сколько дней он блуждал без мыслей и цели, падая на землю, когда одолевали голод и усталость. В эту последнюю ночь, ощущая спазмы в пустом животе, он незряче осел на траву рядом с недавно покинутым гнездом тинпера, кишевшим злыми маленькими кхималями, и пока Супаари спал, они пробрались сквозь его мех и, впившись в кожу, принялись сосать его кровь. Он проснулся посреди ночи – от боли, истекая кровью из тысяч ранок, – но не шелохнулся и не попытался извлечь паразитов из своего тела.
«Теперь уже скоро», – думал Супаари, ощущая смутное облегчение. А затем не то заснул, не то впал в забытье. В эту ночь шел дождь. Грома он не слышал.
Было позднее утро; когда золотистый луч среднего солнца отыскал его лицо через маленький просвет в раздвинувшихся листьях. Вымокший, свернувшийся на лесной подстилке, Супаари, не поднимая головы, открыл глаза и некоторое время тупо следил за кхималями, шнырявшими в крошечном лесу тонких волос, которые покрывали его запястье.
«Они недостаточно сильны, чтобы убить, подумал Супаари, сожалея, что пережил эту ночь, и ощущая омерзение от зрелища составных панцирей и проворной беготни раздутых крохотных тварей. – Они сосут кровь, а взамен не дают ничего. Вот так ведут себя паразиты. Они…»
Супаари сел и прищурился…
У него кружилась голова, он был близок к голодной смерти, но рассудок оставался совершенно ясным. Это чувство, скажет он потом Софии, не было спокойствием… хотя уже тогда Супаари знал, что именно спокойствие станет его наградой, когда он выполнит свою часть общего плана. То, что Супаари ощутил, было восторгом; ему почудилось, что всюду вокруг него открылось совершенство; что все тут: он, лес, эти кхимали, – являются единым существом; что все они – частицы странного великолепия.
Солнечный свет, проникший сквозь крохотный просвет, тоже показался откровением. Его смятение и скорбь раздвинулись, точно облака, пропуская внутрь Супаари это… озарение. Он мог представить себе все: шаги, которые предпримет, путь, которым будет следовать, финал. Ему лишь требовалось это осуществить.
Теперь ему все стало ясно.
Эта радость длилась секунды, но он знал, что больше никогда не будет прежним. Когда это прошло, Супаари с трудом поднялся на ноги, не сознавая, что у него кружится голова. Его внимание привлек сильный запах; в подлеске недавно кто-то умер. Не думая, он припал к земле и стал медленно разворачиваться, мотая хвостом над самой травой, разбросав для баланса руки, втягивая ноздрями воздух – пока не обнаружил источник запаха: крупный кустарниковый уа'иле, исхудавший в старости. Супаари ел зверя сырым, разрывая ему живот свои ми зубами и когтями. «Лучше быть падальщиком, – думал он, – нежели паразитом».
Даже тогда он знал, что снова будет есть руна. Отличие было в том, что теперь Супаари намеревался трансформировать их жертву. Он вернет ее им: жизнь за жизнь.
– Сипадж, Супаари! – закричали руна, увидев, что он стоит на краю поселка. – Мы думали, ты ушел.
– Сохраняйте дистанцию… кое-кто должен держаться в стороне, – объявил он и развел руки, показывая ранки в своих подмышках и красные пятна, замаравшие его мех.
Несмотря на его предостережение, София направилась к нему со словами:
– Кое-кто тебя вычистит. Кое-кто так…
– Не подходи, – остановил он ее.
Ее предложение тронуло Супаари до глубины души, но он не мог этого позволить – пока еще нет. Глядя мимо Софии, он всмотрелся в деревню, чистую и ухоженную; вгляделся в самих руна, которые годами жили в Труча Саи без джана'атского вмешательства и эксплуатации.
– Что вызвало эти болячки? – громко спросил он у них.
В ответ раздалось бормотание, и Супаари ощутил обеспокоенность руна. Он тревожил их и сожалел об этом. Но это было необходимо: такое вот замешательство перед ясностью.
– Что вызвало их? – снова спросил Супаари.
– Кхимали, – коротко сказала Джалао, выйдя вперед и встав рядом с Софией.
Он понимал, что Джалао хочет остановить его. Хочет увести Супаари туда, где она сможет перебрать его шерсть, хочет раздавить пальцами этих омерзительных маленьких тварей и покончить с этим.
– Они опасны, – отрывисто произнесла Джалао. – Они делают тебя больным. Пожалуйста, позволь…
Но Супаари выкрикнул:
– А кто такие кхимали?
– Паразиты! – раздраженно ответила Джалао, уставясь на него. – Сипадж, Супаари…
– А кто такие паразиты, – спросил он, все еще глядя мимо нее на остальных, – если не те, кто берет себе пищу, не принося пользы хозяину? Кто живет за счет других и ничего не дает взамен?
Большинство руна неуверенно озирались, переступая с ноги на ногу. Но Джалао распрямилась и посмотрела ему в глаза. «Она знает, – подумал Супаари. – Она понимает».
– А что, – спросил он у нее тихо, – мы должны делать, чтобы избавиться от паразитов?
– Убивать их, – сказала она столь же тихо и столь же определенно. – Убивать их, одного за другим, пока не перестанут нам докучать.
