Текст книги "Восстание"

Автор книги: Менахем Бегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

Ребята возвратились, принеся с собой небольшое количество оружия. Что было важнее всего: не было потерь. Но как описать разочарование?! Горькая ирония... До самого последнего дня в подполье никогда не прекращали сожалеть об утерянном грузовике с оружием.

У нас было особое пристрастие к такого рода операциям, которые мы называли ’’конфискациями”. Они повышали наш тонус. Эти операции не всегда кончались так благополучно и так неудачно, как та конфискация в Акире. Бывали случаи, когда нам удавалось достать сравнительно большие количества современного оружия. Бывало и так, что по ходу действия приходилось изобретать тактику и стратегию нападения. Правительственные войска хотя и превосходили нас численностью, почти никогда не оказывались победителями. Была еще операция при Сарафанде, в которой Ашбель и Шимшон были ранены и пленены: эта операция открыла уникальную главу в истории восстания. Была операция в Рамат-Гане, в которой Дов Грюнер был ранен. Бывали случаи, когда традиционный еврейский ум и возрожденный еврейский героизм совершали подвиги, граничащие с чудесами.

Заводилой всех этих операций после поимки Эйтана стал Гид-ди. Гидди представлял собой необычный конгломерат качеств. У него был меткий сообразительный ум и умелые руки. Гидди был и стратегом и непосредственным исполнителем своих замыслов. На его счету было великое множество технических и тактических нововведений. Именно Гидди изобрел тяжелую мортиру, приводимую в действие электрическим приводом, которую англичане назвали ”ФАУ-3”. На базе этой мортиры была изобретена позднее знаменитая ’’Давидка”, находившаяся затем на вооружении израильской армии. В числе изобретений Гидди – также контактная мина для диверсий на железных дорогах, против которой англичане оказались не в состоянии найти контрмер. Мину нельзя было демонтировать. Если кто-нибудь и пытался игнорировать наши предупреждения, то он платил за это жизнью. Над контактной миной мог пролететь на низкой высоте самолет. Колебания воздуха, вызванные гулом мотора, не вызывали взрыва, но когда над ней проходил поезд, то все тотчас же взлетало на воздух. Эта мина была сконструирована по принципу веса и противовеса. Небольшой вес никоим образом не послужит причиной взрыва; солидный вес вызовет контакт. К мине прилагался часовой механизм, который мог действовать один, два, три дня, даже целую неделю. Посредством этих мин мы парализовали одновременно почти все железнодорожное движение. А неутомимый Гидди все продолжал изобретать: специальные дорожные мины, бутылки с зажигательной смесью, всевозможные адские устройства в бидонах из-под молока, в бочках и т.д. Гидди же и спланировал нападение на Акко. Это Гидди вместе с Шимшоном – командующим операцией в Акко – нанесли сокрушительные удары по правительственным войскам в период британского мандата.

Таким был наш Гидди. Чрезвычайно собранный, упрямый, выдержанный и всеми любимый. Человек действия, очень скромный, он ненавидел паблисити. Увидев его в первый раз и поразившись его юношескому задору и скромности буквально нельзя было себе представить, что именно его рукой писаны целые страницы истории военных побед нашего народа...

В дополнение к Гидеону, Амицуру и Аврааму Высшее командование пополнилось со временем Иоэлем, Реувеном, Ицхаком и Шмуэлем. Иоэль выполнял обязанности главы нашей разведывательной службы. Он прекрасно подходил к занимаемой им должности; был человеком действия и одним из самых хладнокровных и сдержанных людей, которых я когда либо встречал в жизни. По манере держаться и одеваться он напоминал типичного англичанина. Разветвленная сеть его собственной разведывательной службы предупреждала нас время от времени, что его жена – сама преданная сторонница нашего дела – часто появлялась на людях в сопровождении некоего англичанина! Когда мы собирались выйти из подполья на открытое поле брани, Иоэль, по его же просьбе, был послан за границу для обеспечения поставок так необходимого нам оружия.

Реувен подходил ко всему с практической точки зрения. Много лет он был бессменным командиром нашего большого Тель-Авивского округа. Благодаря стараниям Реувена были налажены медицинское обслуживание, подпольная радиосеть и система хранения оружия. Он был также ответственен за наше собственное производство оружия, когда мы начали готовиться к столкновению с арабами.

Ицхак, один из старейших офицеров Иргуна, ведал нашими финансовыми и организационными проблемами. Его богатейший опыт сослужил нам хорошую службу.

Шмуэль прибыл к нам из далекой Южной Африки. Не прошло и нескольких месяцев, как он полностью вошел в нашу братию как свой. Его все любили и уважали. Он был одним из мудрейших наших людей. Шмуэль представлял Иргун на пресс-конференциях с участием иностранных журналистов, а также был ответственен за Иерусалим, вплоть до роспуска военных соединений Иргун Цваи Леуми.

4

Личная история членов Верховного командования подобна истории всех офицеров Иргуна. Многие пропали без вести, были сосланы, пленены и убиты. Те, кто занимал их места были молоды и неопытны. Могли ли они с честью справляться с возложенными на них обязанностями? Они справлялись. Сила воли и уверенность в победе с успехом заменяли опыт. Привязанность и вера друг в друга приносили свои плоды: подчиненные наших офицеров верили своим командирам. Иргун никогда не съеживался под тяжелыми ударами. Три наших региональных командира были схвачены один за другим в Хайфе. Четыре командира были выданы британским войскам один за другим в Иерусалиме. Очень молодые офицеры – Арие, Амнон, Раанан, Алон, Тамир и Элицур – заняли их место и показали себя достойными оказанного им доверия.

Мы придерживались рангов, введенных Давидов Разиелем. У нас были капралы, сержанты, младшие сержанты, лейтенанты и один капитан – Яков Меридор. Все эти ранги не имели ровно никакого отношения, за некоторым исключением, к действительной ответственности или служебному долгу офицера. Человек, который в одно время командовал тысячами людей – как например, в Тель-Авивском округе – был всего навсего ’’лейтенант”. В действительной армии под началом лейтенанта находятся несколько десятков человек. Наши ’’сержанты” иногда командовали несколькими сотнями; в обычной армии эта ответственность возлагается на капитана или майора. В Иргуне никогда не было каких-либо конфликтов из-за чинопочитания. Чины символизировали степень ответственности. Не было разницы между офицерами и его подчиненными, за исключением работы, которую они выполняли. Чин не давал привилегий. Член Иргуна, который посвящал весь день работе в подполье, получал средства на содержание семьи от организации, причем сумма эта зависела не от его чина, а от состава его семьи. Офицер или член Верховного командования получал 25 англ. фунтов тогда 100 долларов в месяц. У нас были шоферы – отцы семейств, которые получали более высокую ’’зарплату”, чем члены Высшего командования. Наш бюджет состоял из сумм, которые давали нам некоторые евреи и из денег, которые мы время от времени конфисковывали у мандатных властей. Деньги эти немедленно распространялись на нужды нашей борьбы. Если бы мы не вели себя так, то мы не были бы тем, чем были и не могли бы делать того, что делали. Если слово ’’справедливость” имеет какой-нибудь смысл, то оно было законом в Иргуне. И если термин ’’демократическая армия” имеет какое-то значение, то ’’борющаяся семья” Эрец Исраэль, была одной из самых демократических армий в мире.

Мы выбрали два дня в году для проведения официальных церемоний. Это были 14 ноября – день, когда Давид Разиель вывел первый отряд Иргуна в атаку и 29 Тамуза – день, когда ’’чудесная скрипка, которая должна была быть первой в Израиле, разбилась” так писала 3-го августа 1940 года о смерти Владимира Жаботинского газета ’’Давар”, одна из самых ярых его противников. Парады были короткими. Ни торжественных речей, ни разговоров. Каждый офицер знал свое дело и меру своей ответственности. Подполье не располагает к церемониям. Но те, которые были, действительно впечатляли.

У меня вообще не было чина. Не из-за чрезмерной скромности, а из-за стечения обстоятельств. В польской армии я был капралом, но если бы я даже был полковником, это не создало бы мне никаких преимуществ в нашей организации. Люди, которые были офицерами в различных армиях мира гордились, когда после долгих трудов им присваивалось звание сержанта Иргуна. Необходимым условием для получения вообще какого-либо звания было окончание учебного курса. К моему несчастью, у меня никогда не было возможности закончить такой курс. Правила есть правила. Без этого первого шага я не мог двигаться дальше. Такой мой неопределенный статус вызвал чуть ли не ’’международное осложнение”. Когда я встретился с представителями специального комитета Организации Объединенных Наций, председатель Комитета, высокочтимый судья Сандстром спросил меня, какое я имею право выступать от имени Иргун Цваи Леуми? ”Вы – генерал?” – спросил он меня совершенно серьезно.

Я улыбнулся.

’’Нет, у меня нет чина”. Этот обмен репликами закончился всеобщим хохотом. Улыбка мелькнула даже на лице сдержанного шведа Сандстрома.

В самом начале подготовки к восстанию мы разделили Иргун на ряд секций – в дополнение к естественным административным и областным соединениям. Мы назвали их следующим образом:

1. А.Р. – Армия революции.

2. Ш.С. – Шоковые соединения.

3. У.С. – Ударные силы.

4. С.Р.П. – Силы революционной пропаганды.

Таким образом, мы намеревались разделить Иргун на четыре части, однако действительность меняет все руководящие указания. Армия революции существовала лишь в теории. Она предназначалась для использования в качестве резерва, куда вошли бы в экстренных случаях все бойцы, которые не участвовали ни в одной из 3-х оставшихся секций. И все же эта армия революции так никогда и не была введена в действие. После первоначальной военной тренировки, проходившей в соединениях армии революции, новобранцы переводились в одну из трех других секций. В армии революции не было ни солдат, ни офицерского состава. Самый памятный в ее истории день наступил тогда, когда все подполье как один человек поднялось на борьбу со вторгшимися арабами: тогда каждый, открыто высказавший свои симпатии к Иргуну, сражался в одном из его отрядов, соединений, групп.

В действительности не существовало и шоковых соединений. Названием ’’шоковое соединение” обозначались подразделения Иргуна, существовавшие и до восстания. Шоковые соединения были известны тем, кто знал об их существовании, под кодовыми названиями ’’Красная секция” или ’’Черный отряд”. Идея их создания была сама по себе интересной. Впервые ее высказал Яков Меридор, предположивший, что борьба за освобождение исконных земель еврейского народа потребует людей, прошедших специальную тренировку в районах, населенных лишь арабами – как в Эрец Исраэль, так и в арабских странах. Люди, избранные для этой цели, были поэтому отчаянно храбры и темнокожи. Они усиленно занимались военной подготовкой и арабским языком. Существование ’’красной секции” держалось в абсолютном секрете даже от других членов Иргуна. В результате создалось ’’подполье в подполье”, хотя в конечном счете сама эта идея не получила развития. Она была чрезвычайно удачна и смела, однако ее претворение в жизнь было связано с рядом непреодолимых трудностей. Внезапно самые лучшие люди Иргуна, среди которых были и офицеры, начали покидать организацию. Лояльные бойцы, прошедшие вместе с Иргуном сквозь огонь и воду, не могли придти в себя от возмущения и удивления. Он – и дезертир?! Дезертиры сами подливали масла в огонь. Не удовлетворяясь публичными заявлениями, что он-де ничего общего не имеет с Иргуном, дезертир его клял на все лады. Странное поведение преданных ранее бойцов и известных офицеров было причиной серьезных брожений в наших рядах. Казалось невозможным объяснить правду. Несмотря на это, однако, за дезертирами никто не пошел. Наши ребята были крепко спаяны общим принципом, общим делом. Такой-то дезертировал? Ну и что? Ты – солдат – взял на себя исполнение исторической миссии освобождения нашего народа, исходя из внутренних убеждений. Ты обязан выполнить ее, несмотря ни на что.

Вся эта история с ’’Красной секцией”, хотя и началась со всеобщей печали, кончилась радостью и ликованием. Когда, наконец, после многих треволнений и бед началось восстание, все дезертиры также внезапно как и исчезли, появились в своих регулярных соединениях. Удивлению не было предела. Но на этот раз оно сопровождалось радостью. Только вчера такой-то клял Иргун на чем свет стоит, а нынче он офицер на передовой... У многих раскрылись глаза. Дружба была восстановлена.

В ’’Красной полиции” было много отличных бойцов, которые почти все выглядели стопроцентными арабами. Следует заметить, что не только выходцы из арабских стран обладают темным цветом кожи. Многие ашкеназийские евреи из Европы не менее темны, чем чистокровные сефарды. Я лично знал таких двух ребят из ’’Красной секции”, которые были родом из Лодзи, что в Польше. Но большинство бойцов шоковых соединений происходило из еврейских общин Востока. Отсюда и россказни, распространявшиеся английскими корреспондентами о так называемом ’’Черном отряде” Иргуна, якобы состоявшем лишь из евреев йеменитского происхождения. Немалую толику измышлений, ко всему прочему, добавляли некоторые еврейские политики. Эти джентльмены шептали в кулуарах, а иногда говорили и в открытую, что весь Иргун состоял лишь из евреев йеменитского происхождения. Наши враги, распространявшие измышления о ’’черных йеменитах”, с одной стороны, и ’’подонках из Восточной Европы” – с другой, пытались принизить нас. Жаль, что наши еврейские политические противники приняли на вооружение эту отвратительную расистскую пропаганду, столь излюбленную антисемитами всех мастей и оттенков. Нацистские идеологи, бывало, говорили: ’’Быть может, не все евреи являются коммунистами, но все коммунисты определенно являются евреями”. Подобно нацистским бонзам, некоторые сионисты говорили о нас: ”Не все члены Иргуна являются йеменитами, но зато все йемениты являются членами Иргуна”.

Ничего подобного. В шоковых соединениях, как и во всех секциях Иргуна, были бойцы, которые происходили из всех еврейских общин мира и всех прослоек еврейского населения. Среди наших людей были выходцы из Туниса и Харбина, Польши и Ирана, Франции и Йемена, Бельгии и Ирака, Чехословакии и Сирии. В наших рядах сражались уроженцы Соединенных Штатов Америки и Бухары, Великобритании и Шотландии, Аргентины и Южной Африки, не говоря уже об Эрец Исраэль. Мы были своеобразным образцом еврейской нации в миниатюре. Наши товарищи, выходцы из еврейских общин Востока, чувствовали себя в Иргуне, как дома. Никто никогда не кичился своим несуществующим превосходством над другими. Наш первый начальник Генерального штаба во время восстания Шломо Леви был сефардским евреем. Его брат ”Узи”, по возвращению в Эрец Исраэль из концентрационного лагеря в Эритрее, стал региональным командующим Иргуна в Тель-Авиве, под его началом находились несколько тысяч человек. ”Узи” пал на поле брани, героически сражаясь в битве за Яффо. Шимшон, региональный командующий Иргуна в Хайфе который позднее был арестован британскими военными властями был родом из Ирана. В Иерусалиме командовал Гидеон, под чьим руководством была проведена операция против Генерального штаба британской оккупационной армии. Гидеон также был сефардским евреем. Два наших товарища, которых англичане повесили на крюках военной тюрьмы в Акко, Алкоши и Кашани, также были сефардскими евреями.

Бойцы шоковых соединений взяли на себя исполнение первых операций в самом начале восстания. С течением времени и усилением борьбы шоковые соединения слились с боевыми частями, которые впоследствии стали знаменитой ударной силой Иргуна, нанесшей тяжелейшие удары по врагу.

Из четырех секций на деле остались лишь две: ударная сила Иргуна и силы революционной пропаганды. Между ними был постоянный конфликт: каждый боец сил революционной пропаганды хотел перевестись в ударную силу, но никто из бойцов ударной силы не хотел переходить в силы революционной пропаганды.

Это был не единственный конфликт в наших рядах. Борющееся подполье напоминает своеобразное государство в миниатюре, находящееся в состоянии войны. У подполья имеются все исполнительные органы государства. Так же как министерства и ведомства составляют структуру государства, так и секции, отряды и подразделения составляют структуру подполья. Как и в государстве, в подполье имеются свои ссоры и раздоры, исходящие из самой природы человека. Региональные командующие с неприязнью относились к ’’автономии”, предоставленной шоковым соединениям и позднее ударной силе Иргуна. ”Мы, – заявляли региональные командующие, – руководим работой на всей территории, находящейся под нашим контролем. Мы знаем, какое оружие имеется в нашем распоряжении, а какого нет. Мы прекрасно знаем наших людей. Почему бы нам и не нести полную ответственность за подготовку боевой операции или за ее проведение в жизнь?” Эти аргументы были вполне логичны. Однако аргументы командующих ударных сил Иргуна были не менее логичны. ’’Боевые операции, – говорили они, – подготавливаются обычно в большой спешке. Региональный командующий, подобно многодетному отцу, опекает своих бойцов. Командир обычно занят сотнями организационных проблем. Мы можем быть уверены в абсолютном успехе операции только тогда, когда у нас есть прямые контакты с офицерами на местах”.

Было нелегко судить, кто прав, а кто нет. Иногда я чувствовал себя в роли судьи, который установил, что обе стороны правы. Когда такого доморощенного судью, как я, спрашивала жена, как же это может быть, он то есть я отвечал растроганно: ”И ты тоже права, милая!”

Этот диспут о праве на автономию продолжался и тогда, когда началось восстание. Сотрудники нашей разведывательной службы постоянно жаловались на недостаток самостоятельности. Разведчики Иргуна внесли огромную лепту в успех восстания. В то время, когда ударная сила организации разила врага огнем и мечом, секретная служба наносила ему беспощадные удары силой ума. В самом деле, победе над правительственными войсками мы обязаны нашей разведывательной службе, ее ответвлениям, осведомителям и защитному поясу безопасности, который окружал нашу разведку. Разведка Иргуна, возглавлявшаяся заместителем и преемником Йоэля, Михаэлем, стремилась к еще большим успехам и полагала, что могла достичь их лишь ценой большей свободы действий. В связи с этим сотрудники службы безопасности приводили в поддержку своего аргумента положение, принятое во многих странах, по которому разведка и контрразведка находятся в прямом подчинении правительства.

Благодаря пониманию и терпимости мы преуспели в преодолении этих трудностей. Не будет преувеличением сказать, что именно в подполье все мы приобрели значительный политический опыт со всеми его хорошими и плохими сторонами, достоинствами и пороками. В общем, мы преуспели в межгосударственной борьбе, но мы так и не преуспели в преодолении спора между ударной силой Иргуна и силами революционной пропаганды.

Силы революционной пропаганды были предназначены для распространения известий о восстании. Мы питали большие надежды на успех этого дела. В Эрец Исраэль не хватает многих естественных ресурсов, но у еврейского народа есть одно очень ценное качество – ум. А люди, которые предрасположены к разумному мышлению, не удовлетворяются ни пустыми словами, ни бессмысленными действиями. Люди ожидали объяснений наших действий. Мы обязаны были давать такие объяснения, чтобы обезопасить то, что должно было быть в полной безопасности: понимание людей, их сочувствие и их доверие.

Была еще одна причина, требовавшая существования сил революционной пропаганды. Мы должны были успешно отражать словесные атаки, так же как и реальные, физические. Вражеская пропаганда стремилась представить нас в глазах общества как банду отребья самого низкого пошиба. Постоянные оскорбления сыпались на нас без удержу. Вместе с тем вражеская пропаганда использовала и другие методы. Можно вспомнить в связи с этим наше нападение на правительственный литерный поезд, благодаря чему нам удалось заполучить большую сумму денег. Приказы остаются приказами: в условиях непрекращающихся военных действий их надо было выполнять, стараясь по возможности никого не ранить, не убить и никому не повредить. Количество взрывчатых веществ, предназначенных для остановки поезда, было точно рассчитано для того, чтобы задержать его, но не повредить или свести с рельс. Наши ребята выскочили из засады в придорожной роще; охрана была окружена и обезоружена. Все официальные лица, находившиеся в поезде гражданских лиц в вагонах не оказалось, были задержаны и препровождены под конвоем в безопасное место. Те немногие, которые были легко ранены или отделались царапиной от осколков разбитого стекла, были перевязаны к их вящему удивлению персоналом первой медицинской помощи. Деньги – 38 тысяч фунтов стерлингов – были переправлены в нашу штаб-квартиру и, таким образом, оказались в наших руках. Все наши ребята возвратились на свои базы. Британские официальные лица, зная, как мы намереваемся распорядиться деньгами, предпринимали все возможное и невозможное, чтобы обнаружить их. Соседняя Хадера была оцеплена усиленными нарядами британских войск. На дорогах были выставлены специальные патрули. Все транспортные средства тщательно обыскивались. Транспорт, который вез деньги, тоже обыскали, но безуспешно.

Эта операция была проведена в тот короткий период, когда плечом к плечу с нами в объединенном фронте сопротивления сражалась и Хагана. На одной из регулярных встреч с руководством Хаганы, Моше Снэ* сообщил мне, что один высокий чин из Генерального штаба командования британскими войсками в Палестине сквозь зубы процедил несколько лестных слов о хитроумном плане нападения на поезд и его мастерском исполнении. Он отозвался об операции в Хадеровских лесах как о ’’чистой работе”.

* Моше Снэ сотрудничал в Исполнительном комитете ишува с Давидом Бен-Гурионом и затем присоединился к крайней социалистическо-коммунистической партии Израиля – МАПАМ

Мы были готовы принять этот комплимент, но нам было трудно простить то, что было написано об этой ’’чистой работе” одним британским писакой, офицером высокого ранга от прессы. Впрочем, писака оказался дамой, откомандированной в Эрец Исраэль одной из наиболее популярных в Соединенном Королевстве газет. Она сообщила миллионам своих читателей, что операция была проведена под руководством моей ’’невесты, молодой блондинки, не выпускавшей из рук автомата ни днем, ни ночью”. После такой живописной характеристики женщины-вампира появилось сообщение, от которого волосы становились дыбом. Оно свидетельствовало о ’’совершенно диком и необъяснимом поведении террористов” в Хадере. Быть может, эти бредни и сыграли свою положительную роль, создав впечатление у сотен тысяч людей в Великобритании, чьи родственники служили в британских частях в подмандатной Палестине, что их несчастные ребята препровождаются по указке Уайтхолла в ад земной. Такие россказни могли увеличить нажим общественного мнения Великобритании на правительство, с целью скорейшего вывода войск из Палестины. Поэтому, даже та незадачливая журналистка, что прочила мне в невесты очаровательную блондинку, в то время, как у меня была брюнетка-жена, – сама того не зная, внесла свою лепту в дело свержения британского мандата. Журналистку послали к нам в качестве отважной амазонки, попавшей в неизведанные дебри к туземцам и то, что она написала, было определенно рассчитано на всенародную ненависть к нам. К нашему великому сожалению, некоторые еврейские элементы и органы информации также сыграли свою роль во всеобщем озлоблении против нас. Мы были вынуждены всеми силами защищать себя. Разъяснительная работа была неотъемлемой частью нашей борьбы. Одним из самых важных средств борьбы была наша передвижная радиостанция. Мы не были, естественно, в состоянии регулярно использовать ее. В самом начале нас парализовала двойная неудача. Наш передатчик был запеленгован и обнаружен после первых же трансляций из дома сестры Давида Разиеля Эстер. Эстер с мужем были арестованы. Двое их детей были препровождены к престарелым родителям Давида, все еще оплакивающим смерть своего старшего сына. Эстер провела немало времени в Вифлеемской военной тюрьме, а Иегуда долгие годы отсидел в африканских концентрационных лагерях. Впрочем, как бы там ни было, вскоре нам удалось достать первоклассный передатчик.

Вначале мы вели лишь пятиминутные передачи. Нам как-то попалась в руки небольшая книжица, изданная европейским сопротивлением, в которой говорилось, что немцы, используя особую аппаратуру, были в состоянии обнаружить и запеленговать нелегальный радиопередатчик через шесть минут. Мы почему-то решили, что у англичан имелась такая же аппаратура. Поэтому мы полагали, что в нашем распоряжении должна быть одна минута, чтобы успеть перенести передатчик в другое место. Но в скором времени мы устали от этих предосторожностей. Обстановка в стране все более и более обострялась, а наша борьба становилась все напряженнее. Представлялось совершенно необходимым расширить регулярное радиовещание нашего подполья. Мы опубликовали и распространили заявление, что передвижная радиостанция находится под круглосуточной вооруженной охраной, и если британское военное командование попытается обнаружить наш передатчик, оно поставит в опасность жизнь доброй сотни британских солдат.

Предупреждение возымело свое действие. С тех пор мы вели десятиминутные, пятнадцатиминутые и, уж совсем осмелев, двадцатиминутные передачи. Военные власти, несомненно, могли обнаружить местонахождение нашего передатчика, но они никогда не пытались направить пеленгаторы в тот район, откуда мы вели наши передачи. Очевидно, власти справедливо решили, что в случае вооруженного захвата нашей радиостанции, они понесут значительные потери. Впрочем, кто знает, удалось ли бы им вообще захватить передатчик... Кроме того, в рядах Иргуна находились превосходные специалисты, которые вскоре снова непременно наладили бы передачи.

Но власти разработали другие способы нарушить регулярность наших передач, привлекающих десятки тысяч радиослушателей. В годы Второй мировой войны Геббельс делал отчаянные попытки глушить передачи Би-Би-Си. Британская власть рыскала по нашей волне ничуть не хуже, чем в свое время немцы то же проделывали с Би-Би-Си. Наши технические специалисты мучительно ломали головы, пытаясь преодолеть, казалось бы, непреодолимое препятствие. В конце-концов был настроен передатчик, с помощью которого оказалось возможным переходить с одной волны на другую. С тех пор началась изнуряющая игра в прятки с британскими властями. В назначенное время начиналась нелегальная передача. Минутой позже англичане принимались глушить ее, настроив аппарат на нашу волну. Когда, казалось, сачок вот-вот накроет наш передатчик, мы меняли волну. Слушатели лихорадочно вертели тогда ручку своих радиоприемников, пытаясь поймать голос диктора подпольной радиостанции. Иногда они попадали на нужную волну, иногда – нет. Тем временем аппарат глушения так же лихорадочно настраивался на нашу новую волну. Вот оно, новое глушение!.. Наш передатчик меняет частоту волны или возвращается на исходную. И снова повторяется вся эта кутерьма.

Тогда мы пошли в контратаку, опубликовав предупреждение, что если британские власти не откажутся от попыток заставить нас замолчать, мы заставим замолчать их. Предупреждение не возымело особого действия. Мы разработали план взрыва британской радиостанции в Иерусалиме. Несколько раз мы чуть было не привели в исполнение наш замысел, но каждый раз возникали непредвиденные осложнения. Нам надо было избежать ранения и убийства гражданских лиц, находящихся на службе на радиовещательной станции. Поэтому мы все откладывали осуществление этого плана, хотя не отказались от него совсем. Во всяком случае, англичане демонтировали аппарат глушения в Шароне и потому мы вдруг вздохнули с облегчением. Неожиданно для всех мы оказались в состоянии вести радиопередачи без помех. Предупреждение британским властям, что мы заставим их замолчать в случае, если они не перестанут глушить наши радиопередачи, было одним из немногих предупреждений Иргуна, которым мы не дали хода.

Нас никогда так и не смогли заставить замолчать. Просто не были в состоянии нас заставить. Мы не молчали. Мы переводили наши передачи на иностранные языки и распространяли сводки Иргуна среди иностранных корреспондентов и дипломатических представителей, аккредитованных в Палестине. Наши передачи, как правило, содержали сообщения о последних событиях и политический комментарий. Как нам позднее стало известно, они пользовались широкой популярностью в различных кругах мировой печати от Сиднея до Сан-Франциско.

Это было крайне необходимо и важно, ибо проблема Эрец Исраэль должна была быть все время в фокусе внимания международной общественности. Голос восстания и свободы разносился далеко, несмотря на отчаянные попытки британских властей заставить нас замолчать. Если десятки тысяч не могли по тем или иным причинам регулярно слушать наши передачи, то их слушали миллионы, и поэтому Эрец Исраэль продолжала привлекать к себе внимание мира даже тогда, когда не слышно было взрывов. Мы вовсю пользовались также ’’наглядной” агитацией. Мы распространили декларацию восстания по всей стране, клея ее на стены. То же самое мы делали почти со всем нашим печатным материалом, за исключением памфлетов. Мы начали издавать ’’настенную” газету ’’Херут” ’’Свобода”, которая была первой в своем роде в Эрец Исраэль, да и, вероятно, первой в мире. Мы печатали листовки, воззвания и сводки военных операций. По крайней мере, раз в два или три дня, иногда даже каждый день или каждую ночь, был слышен наш голос. Мы без устали объясняли всем наши взгляды на происходившие в Эрец Исраэль события и нашу позицию по тем или иным вопросам. Общественность Эрец Исраэль проявляла все больший и больший интерес к мнению подполья. Длинные очереди и большие толпы собирались перед нашей стенной газетой – нашими листовками и воззваниями. Мы аппелировали к народу простым языком правды. Мы никогда не обращались к какой-нибудь отдельной прослойке или классу; мы говорили со всем народом. Мало-помалу, он учился верить нам, ибо мы говорили ему правду, только правду, и ничего, кроме правды. Этот принцип был свят для нас. Мы, естественно, не могли сообщить все до конца, ибо находились на нелегальном положении. Перед нами был враг, который не простил бы нам ни малейшего промаха. Враг шпионил за нами и старался вредить нам, где только мог. Мы не могли печатать все, но все, что мы издавали, было правдой.