Текст книги "Восстание"
Автор книги: Менахем Бегин
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)
Окажутся ли долговечными происшедшие в наше время изменения, пойдут ли они на пользу человечеству – время покажет. Но нет сомнения в том, что они благоприятствовали восстанию евреев против мандатных властей. В результате Второй мировой войны угнетавшая нас держава оказалась перед лицом враждебной державы на востоке и не слишком дружественной – на западе. Время шло, и трудности ее росли.
В годы восстания мы встречались и беседовали с официальными и неофициальными представителями Советского Союза и его друзей. Мы знали, что в результате нашей борьбы за освобождение, отношение России к нашему стремлению к Еврейской национальной независимости менялось. Только тот, кто знает, как узнал я на личном опыте, какую инерцию мышления надо преодолеть, чтобы изменить советскую политику, может оценить силу воздействия, которое возымело еврейское восстание в Палестине. Отношение России безусловно изменилось. На международной пресс-конференции в Праге в 1947 г. Давид Заславский, один из главных редакторов ’’Правды”, спросил у еврейских журналистов, почему с ними не приехали представители подпольной прессы Иргуна. Он получил уклончивый ответ и стал настаивать на том, что поскольку у Иргуна есть своя пресса, в делегации Эрец Исраэль должен быть ее представитель. ’’Они смелые люди, – сказал он, – и делают большое дело”.
Другой советский представитель, имевший значительное влияние на всем материке, объяснял представителю Иргуна, с которым он встретился, что борьба Иргуна Цваи Леуми прогрессивна по самой своей сути, поскольку она ведется против колониального режима, и что Иргун Цваи Леуми сам по себе является прогрессивным движением, поскольку это народное движение. Доказательством этого, сказал он, служит неспособность англичан ликвидировать его. Изменение отношения России полно и ярко выразилось в известной речи Андрея Громыко на Ассамблее ООН весной 1947 г..
’’Кровавые события в Палестине известны всем, – сказал советский посол. Они становятся все более частым явлением, и соответственно, все больше привлекают внимание всего мира и, прежде всего, Организации Объединенных Наций. Банкротство системы мандата в правлении Палестиной, которое привело к явному ухудшению положения и вызвало кровавые столкновения, является причиной, из-за которой этот вопрос поставлен на обсуждение генеральной Ассамблеи”.
Может быть, в этих коротких резких словах нашли выражение тайные помыслы Советского Союза, который, естественно, желал банкротства британского колониального режима в Эрец Исраэль. ’’Кровавые столкновения” не только привели к банкротству британского правления, но и продемонстрировали это банкротство всему миру. Выводы, которые сделали государственные деятели-реалисты из революционной ситуации, возникшей в Эрец Исраэль – а сидящие в Кремле бывают очень часто реалистичны в политике – были неизбежны. Коммунистическая газета в Эрец Исраэль ”Кол Гаам” и просоветская газета ’’Мишмар”* были поражены, когда Советский Союз вдруг занял место в числе сторонников независимого Еврейского государства. Акробатический трюк приспособления к важному заявлению Советского Союза был нелегким делом. Но только близорукие наблюдатели могли полагать, что советская политика изменилась моментально. Историческая правда заключается в том, что изменение это происходило постепенно в долгие месяцы восстания.
* Орган партии Гашомер Гацаир, коммунистов-социалистов, которая теперь влилась в партию Мапам в Израиле.
Вслед за восстанием пришло требование Соединенных Штатов, чтобы вопрос об Эрец Исраэль был решен немедленно. Примечательно, что американец Уоррен Остин, выступая в поддержку требования замены британского правления в Эрец Исраэль новым режимом, пользовался почти теми же выражениями, что и русский представитель Громыко.
Глава VI. АРМИЯ ПОДПОЛЬЯ
Наши враги называли нас террористами. Люди, которые не были ни друзьями, ни врагами, как корреспонденты ’’Нью-Йорк Геральд Трибюн”, тоже пользовались этим латинским термином, то ли под влиянием британской пропаганды, то ли по привычке. Наши друзья, как ирландец О’Рейли, предпочитали, как он писал в своем письме, ’’обгонять историю” и называли нас, хотя тоже латинским, но более простым именем: патриотами. Генерал Макмиллан, заменивший генерала Баркера на посту главнокомандующего британскими силами в Эрец Исраэль считал, что называть нас террористами было слишком большой честью. Он утверждал, что представление о терроре связано с мыслью о героизме; кроме того, оно намекает на страх англичан перед террористами. Поэтому генерал приказал – не именовать их впредь террористами, а убийцами, бандитами и... Макмиллан добавил еще с полдюжины приятных эпитетов из казарменного лексикона. Но его приказ не произвел никакого впечатления. Британская пресса и британские солдаты продолжали называть нас словом, которое, по мнению генерала, свидетельствовало о нашем мужестве и их страхе. Они называли нас террористами до конца.
Но мы не были террористами. Латинское слово ’’террор” означает страх. Если я не ошибаюсь, термин ’’террор” вошел в политическую терминологию во время Французской революции. Революционеры рубили головы на гильотине, чтобы внушать страх. С тех пор слово ’’террор” стало обозначать действия революционеров или контрреволюционеров, борцов за свободу и угнетателей. Все зависит от того, кто пользуется этим термином. Часто бывает, что обе стороны пользуются этим словом, обмениваясь комплиментами.
Подпольные борцы Иргуна восстали, чтобы свергнуть и заменить режим. Мы применяли силу, потому что нам противостояла сила. Но физическая сила не была ни нашей целью, ни нашим идеалом. Мы верили в свое моральное превосходство. Вот почему, несмотря на подавляющее превосходство сил противника, поражение потерпел он, а не мы. Таков закон истории. Мы были рады возможности доказать, что этот закон действовал не только в век идеализма – в девятнадцатом веке, но действует и сейчас – в век материализма и жестокости; не только ”в весну” наций, но также и в их ’’осень”. И мы доказали это не только ради своего народа, но и ради человечества в целом. Но что общего может иметь борьба за достоинство человека, борьба против угнетения и подчинения игу с террором? Наша цель была прямой противоположностью террору. Вся сущность нашей борьбы сводилась к решимости избавить наш народ от его главного врага – страха. Как мы могли продолжать жить в мире, где на еврея нападали, потому что он еврей, и как мы могли продолжать жить без оружия, без Родины, без элементарных средств защиты? Мы, члены Иргуна Цваи Леуми, восстали и поднялись на борьбу, и не для того, чтобы внушить страх, а для того, чтобы искоренить его. Мы не были террористами. Точнее говоря, мы были антитеррористами.
Создавая свою организацию, мы не выделили группу убийц, подстерегающих жертву поважнее. Мы построили свое подполье снизу доверху как армию, которая планировала атаки на важнейшие вражеские объекты; армию, которая сотрясала самую основу военной организации противника и его гражданского правления; армию, которая наносила противнику потери в ходе военных действий. Правда, мы начали с небольшой подпольной армии, насчитывающей всего несколько сот человек. Но наши силы постоянно росли. Вопреки, а может быть, благодаря преследованиям, мы создали подпольную армию с большим числом подразделений, насчитывающую тысячи человек. Мы не были группой террористов, ни по структуре нашей организации, ни по методам ведения войны, ни по духу.
2
Наша организационная структура была достаточно простой. Во главе нашей небольшой армии находилось главное командование. При нем был генеральный штаб с отделами, соответствовавшими требованиям подполья. Весь людской состав делился на подразделения, размеры которых соответствовали их задачам. Наша ’’административная машина” была всегда очень небольшой. Британские офицеры и секретная служба полагали, что в нашем распоряжении находятся тысячи профессиональных военных, занятых исключительно антибританским ’’террором”. Вражеская разведка была полностью дезинформирована в этом, как и во многих других вопросах, а нам вовсе не хотелось их переубеждать. На самом деле, пока англичане не ушли из Палестины, у нас никогда не было более нескольких десятков иногда меньше 20, никогда – больше 30-40 человек, которые были бы заняты только подпольной работой. Все остальные сотни, а впоследствии, тысячи членов нашей организации продолжали обычную повседневную работу, хотя были в распоряжении организации, когда бы к ним ни обратились. Это была поистине Народная армия.
Верховное командование контролировало всю деятельность Иргуна, как военную, так и политическую. Оно занималось общими вопросами, стратегией и тактикой, информацией и обучением, сношениями с другими организациями. Верховное командование принимало решения. Приказы в Иргуне отдавались как во всякой военной организации, но решения никогда не принимались единолично. Каждый член Верховного командования пытался убедить своих товарищей. Решения, как правило, принимались единогласно. Мы не ставили вопросы на формальное голосование. Обычно вырисовывался синтез различных мнений. Когда бывали расхождения во взглядах – решало мнение большинства. Это, вероятно, лучшая из возможных организаций для принятия практических решений. Наши собрания были частыми, но всегда носили чисто деловой характер. Я не помню ни одного, которое увязло бы в бесплодном теоретизировании, или такого, на котором решили бы созвать еще одно собрание. Мы решали и действовали.
Когда меня впервые назначили главнокомандующим, другими членами Верховного командования были Яков Меридор, Арие Бен-Элиезер, Элияу Ланкин и Шломо Леви.
Яков Меридор, один из наиболее талантливых еврейских военных командиров, стоял во главе Иргуна в годы кризиса, начавшегося со смертью Давида Разиеля и продолжавшегося до начала восстания. Он не дал угаснуть пламени. Положение его было трудным, временами нестерпимым. Он хотел начать восстание в начале 1943 г., но руки его были связаны. Я понимал трудности, с которыми он сталкивался, еще до того, как сам принял командование. Меня потянуло к нему с той минуты, как я представился ему по прибытии из России. Я явился к нему, чтобы сказать то, что собирался сказать Давиду Разиелю – что я целиком в его распоряжении. Мы беседовали в небольшой комнатке, слабо освещенной керосиновой лампой. Отсюда под видом владельца транспортной компании ’’Мистера Хонига” он руководил деятельностью Иргуна. Мы беседовали, как старые друзья, обсуждали положение. Мы были одного мнения: перед нами единственный путь – восстание.
Яков делал все, что было в его силах, чтобы обучить людей и заготовить оружие. Если мы располагали необходимым минимумом для первых выступлений, этим мы обязаны прежде всего Якову, его настойчивости. Когда пришло время, этот скромный, большой души человек, не колеблясь передал командование в руки того, кто поступил под его начало. Для него личное положение каждого из нас не имело никакого значения; всегда и прежде всего самым главным было дело. Начало восстания было для него праздником. Он радовался, как настоящий учитель радуется хорошей работе своих учеников. Но он недолго оставался со своими товарищами в Верховном командовании. Зимой 1944 г. чиновники Еврейского агентства выдали его англичанам. А те, проявив особую милость, предоставили в его распоряжение специальный самолет для отправки его в тюрьму в Африке. На Черном континенте, за британской колючей проволокой, он показал, что можно посадить в тюрьму человека, но не его душу. Яков, конечно, был не единственным, кто пытался бежать и вернуться к борьбе. Наши товарищи ненавидели заключение в такой же мере, как любили свободу, за которую боролись. В неволе они находились в сравнительной безопасности. На свободе опасности подстерегали их всюду. Но они предпочитали опасность борьбы безопасности безделья. Где те тюрьмы, из которых подпольщики не спасались бегством? Яков был блестящим примером для них всех. Колючая проволока не могла удержать его. Он бежал, его поймали. Он снова бежал. Его снова поймали, и он еще раз бежал. Снова и снова, пока ему, наконец, не удалось вернуться на фронт – поздно, но вовремя, чтобы стать во главе подпольных полков Иргун Цваи Леуми, повести их на оборонительную борьбу против оккупационных войск арабов, а затем – в объединенную израильскую армию. Он описал историю своих смелых побегов в замечательной книге ’’Долог путь к свободе”.
Арие Бен-Элиезер провел первые годы Второй мировой войны в Соединенных Штатах в качестве представителя Иргуна.
Впервые он прибыл в Эрец Исраэль в 1943 году по поручению и от имени Еврейского комитета национального освобождения, основанного Гилелем Куком* и Шмуэлем Мерлиным.
* Гилель Кук – племянник известного главного раввина Иерусалима Кука; пользовался широкой известностью в США под именем Петера Бергсона, вынесшего борьбу Иргуна на первые полосы газет и сделавшего ее достоянием широкой гласности, что было важно для успеха восстания.
Тогда Иргун переживал серьезный кризис. Его преодолел, главным образом, Арие. Он стал моим близким другом с самого начала нашей совместной работы. Вместе мы переживали духовный кризис, который собственно и составляет неотъемлемую часть подготовки к делу. Это было время горечи и боли, хотя изредка и бывали периоды радости за достигнутое. После успешного нападения на три штаб-квартиры британской контрразведки мы сказали друг другу: ”Ну, теперь можно и умереть!” Мы были больше, чем уверены, что после проведения этих операций, которые вызывали изумление всего мира, продолжение восстания было обеспечено, если бы даже нас арестовали или убили. Это было начало; и хотя мы с нетерпением ждали больших событий, все же не могли предугадать, что придет день, когда мы совершим наступление на ’’непроницаемые оплоты” британского льва, подобные крепости Акко. С другой стороны, боль невосполнимых утрат – Беньямина, одного из наших лучших ребят, погибшего во время иерусалимской операции, Шимшона Амрани – одного из наших лучших молодых бойцов, попавшего во вражеский плен. Амрани подвергался жестоким пыткам в полицейских застенках, но не сказал ни слова. Мы освободили его в ходе нападения на военную тюрьму Акко, но – увы, он погиб на самом пороге свободы в бою, сопровождавшем наш отход.
Каждый из нас искал силу и поддержку в словах друга – и находил их. Мы знали, что другого пути нет. Мы крепко верили, что эти жертвы не напрасны, мы крепко верили в победу. И каждый из нас поддерживал эту веру в другом.
С Арие я работал очень короткое время. Он был арестован весной 1944 года. Он бежал из концентрационного лагеря в Эритрее, и его приключения – сюжет для целого романа.
Элиягу Ланкин, прибывший из Харбина – еще одна наша легенда. Элиягу – альтруист, готовый отдать жизнь за друга. Я любил его всей душой. Все подполье боготворило его. Элиягу, бывший членом высшего командования, был в то же время и региональным командующим Иерусалима. В операции против иерусалимской штаб-квартиры британской разведки – чьи руины все еще можно видеть на мамильской дороге и которые напоминают о восстании – он участвовал в атаке, исполняя приказы полевого командующего, своего подчиненного. Вскоре после этой операции он также был выдан англичанам и был выслан в Эритрею. Как и многие мои друзья, он бежал из концентрационного лагеря. Его одиссея, быть может, не менее захватывающая, чем сказания Гомера. Элиягу, первому из бежавших, удалось достичь Европы, где он взял на себя бремя командования зарубежным ответвлением Иргуна. Позже он провел наших людей на борт ’’Алталены”.
Самым младшим членом верховного командования был ’’Дани”– Шломо Леви, сын халуцианской семьи, жившей в Петах-Тикве. Солдат и прирожденный командир, бесконечно преданный Иргуну, он исполнял обязанности начальника генерального штаба с самого начала восстания и до своего ареста. Я относился к нему, как к младшему брату или как ко взрослому сыну. После ареста Элиягу Ланкина ’’Дани” был послан Иргуном в Иерусалим. По дороге его машину остановил британский патруль. Из второй машины, неотвязно следовавшей за ним, выскочил агент британской разведки и указав на Дани, воскликнул: ”Он!”
Дани удалось бежать вместе с большой группой заключенных концентрационного лагеря в Эритрее. Однако ему не повезло. Дани был пойман, вновь посажен под замок и возвратился на Родину только с ликвидацией британского мандата.
Через несколько месяцев после создания высшего командования, в него вошел Ерухам Ливни, известный больше под именем Эйтана, бывший нашим первым оперуполномоченным. Эйтан – человек необычной работоспособности, проявил блестящие способности к планированию и стратегии в военных операциях Иргуна. Но он был арестован во время нашего отступления после успешно проведенных операций на юге. Потом он стал именоваться ’’Хаимом Лустером”. Уже под этим именем он возглавил еще одну операцию – ’’контратаку” на процессе тридцати одного военнослужащего Иргуна в ходе заседания так называемого военного ’’трибунала” в Иерусалиме.
Эйтан довольно часто заходил ко мне, находясь при исполнении служебных обязанностей, было это ночью или днем. Когда он находил дверь запертой, он влезал через окно. Если бы наши соседи заметили что-нибудь подобное, они могли бы за те же деньги вызвать полицию, чтобы защитить меня от грабителей! К счастью, наши соседи всегда крепко спали. Мой младший сын Бени был очень привязан к этому жизнерадостному, грохочущему дядьке, который не раз, бывало, показывал ему хитроумные смешные головоломки. Он называл его дядя Моше. Каждый такой ’’дядя”, посещавший нас, имел свое особое имя для Бени. Ведь дети, естественно, являются величайшими врагами конспирации.
Мы были всегда крайне осторожны, но, очевидно, трехлетний малыш все же подслушал что-то, ибо однажды спросил у меня с загадочной улыбкой на устах: ’’Папа, скажи, а где тот дядя Моше, которого вы все зовете Ерухамом?”
Признаться, я был ошарашен этим ’’приятным” вопросом. С другой стороны, я не мог не испытывать чувства гордости за проницательность своего сына.
Очень плохо, когда сын говорит неправду, но еще хуже, когда отец не в состоянии сказать правду сыну. В добавление к большим и очевидным жертвам, сопутствующим подпольной борьбе, существуют иногда невидимые, кажущиеся на первый взгляд пустячными, но страшно болезненные.
Да простят родители сыновей за частую неправду, которую те вынуждены говорить им во имя самой сущности борьбы. И пусть сыновья простят своих отцов за те же прегрешения. Дядя Моше, сын мой, действительно был Ерухамом. Он отправился в Иерусалим, в тюрьму, и оттуда в Акко, снова в тюрьму. На 15 лет – так заявили англичане. Но дядя Моше возвратился к нам на 14 лет раньше, чем намеревались его выпустить британские власти.
3
Изучая то, что произошло с Командованием Иргуна, его эволюцию в ходе спора между ’’идеалистами” и ’’материалистами”, можно прийти к важному заключению: что причина и что следствие? люди ли творят события или события творят людей? В подвалах нашего подполья мы не искали ответа на этот вопрос, но мы доказали, что идея после обретения ясной формы сама находит людей, которые приводят ее в исполнение. Признавая эту истину, я полагаю, что если на любой стадии восстания все члены Иргуна были бы арестованы или убиты, сотни других заняли бы наши места и сражались с угнетателями до победного конца. В ходе борьбы мы узнали, что цель делает героев из слабых и безвольных, превращает сугубо домашних людей в храбрых офицеров; ординарных и неприметных – во властителей дум и сердец, теоретиков – в людей действия, неоперившихся студентов – в стратегов. Где-то я читал опровержение старой теории о том, что природа не терпит вакуума, может быть это правильно, может, и нет. Но, что действительно точно – это то, что идея не терпит вакуума в рядах тех, кто ею предназначен для дела. Никто не знает как или когда, но вакуум будет заполнен. Когда Арие Бен-Элиезер попал в плен, все представлялось в непроглядно черном свете; когда Яков Меридор попал в руки врага, я думал, что удар будет фатальным. Когда Элиягу Ланкина предали, я не находил себе места. Когда младшая сестра Шломо Леви сообщила мне о его аресте, я был вне себя. Когда Эйтан пал смертью храбрых вместе с тринадцатью другими ребятами, казалось, что все потеряно. Эти люди были истинными столпами Иргуна. Кто займет их места? Кто продолжит их работу?
Но место каждого было восполнено. Работа была сделана. Потому что ее нужно было делать. Идея была сильнее всех нас.
Пришел Авраам. Он был одним из наших офицеров в Хайфе, но вскоре занял ключевую позицию в нашей организации. Авраам – неиссякаемый источник энергии. Он не знает ни усталости, ни преград. В течение всех лет восстания Авраам был самым занятым человеком в Эрец Исраэль. Он работал 18 часов в сутки. На его устах всегда играла улыбка, хотя она не всегда была в его сердце. Все плохие новости доходили сначала до него. И он был тверд, как скала.
’’Авраам, мы оправимся когда-нибудь от этого удара?”
’’Что за вопрос. Все будет в порядке. Не волнуйтесь.”
И пришел Амицур. Он был не только одним из наших лучших организаторов, но и обладал одним из самых светлых умов, которые я когда-либо встречал. Просто слушать его – было наслаждением. Я с радостью следовал его советам. Он никогда не попадался в руки англичан. Арестовали его свои же – евреи!
Пришел Гидеон, наш Гидди. Он был совсем молодым – ему едва перевалило за 20 – когда он заменил Эйтана на посту главного оперуполномоченного. Подвиги этого юноши, чьи способности граничили с гениальностью, навсегда запомнятся нам. Самые грандиозные и необычные по своей захватывающей дух смелости операции по добыче вооружения были задуманы или исполнены Гидди. Однажды, в ходе одной операции, он обогатил Иргун огромным арсеналом автоматов, винтовок и военного снаряжения. Вначале я был против того, чтобы он возглавил операцию и сам пошел ”на дело”. Наши офицеры всегда хотели идти в бой во главе своих людей. И старшие офицеры не были исключением. Я знал об этой его ’’слабинке”. И понимал его. Дело не в том, что быть с ребятами, идти с ними в бой было много легче, чем оставаться в укрытии и ждать их возвращения. Офицеры подполья – не ’’штабные крысы”, которые сухо, с видом ученых статистиков подсчитывают свои потери. Офицеры подполья это братья простых солдат; их дни полны тревоги и заботы. Но мне не раз приходилось слышать тихие, но настойчивые просьбы:
”Дай мне пойти в бой с ребятами”.
Нам приходилось бороться друг с другом, чтобы преодолеть это желание. Нет, здесь не было ’’драматических” сцен, но было убеждение, постоянное убеждение. Обычно, когда он просил разрешения отправиться в очередную вылазку со своими ребятами, он получал отказ. Все же иногда он ’’восставал”. С горячностью и убеждением молодости отстаивал свою точку зрения. Так было и перед нападением отряда Гидеона на военный аэродром королевских авиационных сил в Акире, т.е. в Экроне.
’’Там потрясающие арсеналы оружия и военного снаряжения, – заявил как-то Гидеон. – Такая возможность представляется раз в жизни, и для меня непостижимо, как выполнение этой операции может быть передано кому-нибудь другому”.
”А Иегошуа, Арие, Хаим, а...?”. Одно за другим я перечислял имена наших боевых офицеров, которых лично не знал.
”Да, но мне придется пойти с ними. Эта операция одна из самых серьезных. Трудности таятся на каждому шагу. Я чувствую, что мне придется пойти самому. Я не могу поручить это дело другому”.
Прения продолжались. Подобно многим дебатам в подполье, которые вызывали мало радости, но много забот. На этот раз Гидеон победил. Он сразу же принялся за дело. Отряд был организован буквально за несколько дней и был экипирован в точности, как соединение британских войск. Все было чин чином: военная форма, вооружение. Даже английский акцент, в особенности шотландское произношение ’’Джексона”, и тот удался. В срочном порядке были изготовлены пропуска. Это было крайне необходимо. Наши ребята уже совершили несколько успешных рейдов на военные лагеря, прихватив с собой вооружение, не очень-то нужное англичанам, но в котором мы испытывали крайнюю нужду. Во всех лагерях были распространены особые предупреждения на случай, если Иргун опять попытается утолить свой оружейный голод. Один из этих приказов попался нам в руки. ’’Кажется, – говорилось в нем, – что у Иргуна есть недостаток в автоматах они были совершенно правы!, который он пытается восполнить за счет британских арсеналов оружия”. Автор этого приказа признавал, что вооруженные налеты Иргуна были ’’тщательно подготовленными и мастерски исполненными”. Соответственно... – и дальше следовал целый список инструкций, основной целью которых было обеспечение строжайших мер предосторожности на случай возможного вооруженного нападения на арсенал военных лагерей, методы идентификации противника и так далее. С течением времени число приказов все множилось, пока не достигло астрономической цифры. Чем менее они были эффективны, тем большее количество их издавалось.
Необходимые бумаги, бывшие в ходу в военном лагере в Акире, были подготовлены. Как всегда, Гидеон провел последнюю перекличку. Он тщательно осмотрел снаряжение ребят. Все было в порядке. Затем каждый по очереди осмотрел Гидди. Он тоже был в полном порядке: в точности капитан британской армии.
’’Все в порядке? Ну, тогда двинемся. Главное – здоровье, ребята. В Акир”.
’’Главное – здоровье, ребята” литературный перевод более краткого выражения на идиш ”аби гезунт” было традиционным напутствием солдат-бойцов Иргуна перед началом операции. Эти слова были лишены всякого драматизма, да и значения тоже. Но пользовались ими все. Даже и не говорящие на идиш уроженцы Палестины и йемениты, которые хотя и не понимали значения этих слов, но чувствовали их внутренний смысл. ”Аби гезунт” – символизировало спокойствие и собранность наших ребят, их полную свободу от общепринятых предрассудков. Если напомнить бравому водителю автомашины, собирающемуся тронуться в далекий путь, о возможной автокатастрофе, то он весьма вероятно съест вас живьем. Бывалый летчик, если даже на его боевом счету имеется достаточное количество летных часов, отчаянно ищет разного рода амулеты как на небесах, так и на земле, чтобы обеспечить себе безопасную посадку; даже студенты, усиленно прозубрившие всю ночь перед конечно же не фатальным экзаменом, ищут во всем благосклонных знаков судьбы. Мне помнится, что студенты моего поколения всегда отчаянно и умоляюще просили напутствовать на экзамен словами: ”Да сломай ты себе шею!” Почему-то им всем страшно хотелось верить, что случится все наоборот, а если вы забывали произнести магическую формулу везения или просто желали им удачи, то уж наверняка в вашу голову летели все книжки и тетради, находившиеся под рукой. Борцы сопротивления, за небольшим исключением, были свободны от этих предрассудков. Они всегда знали на что идут – была ли это просто тренировка, инструктаж или боевая операция. Они знали, что в случае провала операции их ждет плен, или ранение, или смерть. Но они шли с широко открытыми глазами. Они не боялись говорить о будущем перед решительной битвой, не искали предзнаменований судьбы и всегда пребывали в хорошем расположении духа. Здесь не было ничего драматического. Просто-напросто: аби гезунт!
Отряд ’’капитана” Гидеона прибыл в Акир: тяжело груженный грузовик, полный солдат, держащих оружие наготове на случай непредвиденного появления террористов; впереди следовал джип, в котором чинно восседали офицеры и их адьютанты. Все было очень естественно, ибо англичанам они казались своими, да и арабы сонно и равнодушно наблюдали за хвостом пыли, оставленным проезжающими машинами. Все действительно было естественно: арабы все также сидели у порога кофеен и дымили своими наргилами. Квартал Атиква , как всегда, жил своей обычной полусонной жизнью. Солдаты солдатами, а жизнь жизнью – квартал Атиква знает, как хранить секреты. Аби гезунт.
Как только первые машины подкатили к лагерю, англичане начали тщательно проверять документы. Все обошлось самым наилучшим образом. Оставляя за собой хвост пыли, машины въехали в лагерь. Вот и арсенал. Машины притормозили там, где их нельзя было увидеть снаружи. Прекрасно. На складе было множество британских солдат и наемных рабочих, в основном арабов, впрочем, было несколько евреев. Ребята быстро разошлись по всему помещению и заняли ключевые позиции, стараясь не смотреть друг на друга, чтобы не выдать предательский блеск глаз. Оружие! Да еще в таких количествах! Напряженная тишина. Когда же Гидди начнет? А Гидди выжидал. Истые британские солдаты с почтением отдавали честь высокому стройному капитану. Он небрежно, но с достоинством отдавал ответное приветствие...
Гидди щелкнул предохранителем револьвера и проговорил тихо:
– Руки вверх, пожалуйста.
Британские солдаты решили, что капитан был навеселе.
– В чем дело?
– Руки вверх!
– Сэр...
– Руки вверх, да побыстрей. Какой я вам к черту капитан. Я террорист Иргуна.
Руки быстро поднялись. Британские солдаты уже давно усвоили, пользуясь печальным опытом своих товарищей, что требования Иргуна надо выполнять незамедлительно. Через несколько минут солдатам пришлось помогать грузить оружие на грузовики. Погрузка шла в быстром темпе. Нельзя было терять ни минуты. Наши ребята работали с удвоенной энергией. Да и англичане работали достаточно хорошо. Вскоре грузовик был нагружен до отказа. Пулеметы, автоматы и прочее снаряжение.
– Ребята, мне кажется, что хватит.
– Нет, не хватит. Тащи еще.
Быть может, они набрали слишком много. Был сезон дождей.
Дорога назад была размыта. Мы всегда старались пользоваться окружными дорогами. Это помогало вносить элемент внезапности в нападение, помогало и при отступлении. Но та дорога была слишком уж непролазна. Совсем близко от лагеря грузовик увяз в дорожной грязи и мотор заглох. Можно было себе представить состояние ребят. Тем временем в лагере объявили тревогу. Бронетранспортеры были посланы во всех направлениях. В небо взмыли разведывательные самолеты. Силы противника были неисчислимо больше, и хотя он тоже понес бы тяжелые потери, казалось все же безнадежным вступать с ним в единоборство. А грузовик все не мог сдвинуться с места. Сокровища не представлялось возможным уберечь. Выбора не было. Скорее в джип! Каждый взял с собой столько вооружения из покинутого грузовика, сколько смог унести. Джип со стоном продвигался вперед, кряхтя под тяжелой ношей, но у джипов чудовищная проходимость.








