Текст книги "Восстание"

Автор книги: Менахем Бегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

Когда мы опубликовали это письмо, то ограничились этими тремя точками после слова ’’планы”. Национальные интересы требовали, чтобы мы не сообщали широкой общественности, что же означали на деле эти ’’планы”. Сегодня можно об этом рассказать. Вместо точек в оригинале письма были слова, имеющие важное значение: ’’создание аэродрома”. Аэродром был действительно создан в Дир-Яссине и служил в течение некоторого времени единственным средством сообщения между осажденным Иерусалимом и побережьем. Дир-Яссин был захвачен с ведома Хаганы и с согласия ее командующего.

Отдельно от военного аспекта, был и моральный. В этой деревне, чье название стало притчей во языцех, понесли тяжелые потери обе стороны. Мы потеряли четырех человек убитыми и около сорока наших ребят были ранены. Число потерь составляло почти сорок процентов от общего числа атакующих. Арабские войска потерпели неудачу и понесли потери, по крайней мере, в три раза большие, чем соединения Иргун Цваи Леуми. Борьба шла не на жизнь, а на смерть. Все же враждебная пропаганда, распространившаяся со скоростью лесного пожара по всему миру, преднамеренно игнорировала тот факт, что гражданское население Дир-Яссина было предупреждено нами еще до начала вооруженного захвата. Один из наших тендеров, оборудованный громкоговорителями, был откомандирован к околице деревни и призывал на арабском языке в течение всего дня всех женщин, детей и стариков покинуть свои дома и укрыться на склонах соседнего холма. Предупредив таким образом гражданское население Дир-Яссина, бойцы Иргун Цваи Леуми теряли элемент внезапности, подвергая, таким образом, себя большому риску в предстоящем сражении. Значительное число представителей гражданского населения деревни вняло голосу разума. Все те, которые укрылись на склонах близлежащего холма, остались в живых. Некоторые жители Дир-Яссина, бывшие, по-видимому, в замешательстве, остались в своих каменных домах. Огонь вражеской артиллерии был убийственным. Красноречивым свидетельством этого является число наших потерь. Наши люди вынуждены были фактически сражаться за каждый дом, чтобы победить врага. Мы должны были использовать большое количество ручных гранат. Конечно, гражданское население, не подчинившееся предупреждению, понесло неизбежные потери.

Обучение, которое прошли наши бойцы на протяжении всех долгих лет подготовки к восстанию, было основано на строжайшем соблюдении традиционных законов войны. Мы никогда не нарушали их до тех пор, пока враг первым не нарушал их и, таким образом, принуждал нас к отмщению. Я уверен также, что наши офицеры и солдаты пытались избежать любой ненужной потери в битве за Дир-Яссин. Но те, кто обливал грязью покорителей Дир-Яссина*, не должны прятаться под плащом лицемерия.

* В ответ на потерю Дир-Яссина, пункт стратегической важности, штаб-квартира арабских войск в Рамалле передала совершенно лживый рассказ о мнимых зверствах Иргун Цваи Леуми, учинившего якобы резню среди гражданского населения Дир-Яссина. Некоторые еврейские официальные лица, опасаясь, что определенные представители Иргуна станут их политическими соперниками, подхватили арабскую пропаганду. Пользующийся широкой известностью раввин выступил с проклятьями в адрес Иргуна еще до того, как узнал правду. Однако, нет худа без добра. Арабская пропаганда распространила легенды об ужасающем терроре среди арабского гражданского населения и арабских войск, которых лишь одно упоминание о солдатах Иргуна повергало в состояние паники. Эта легенда стоила полдюжины батальонов. Лживые измышления о ’’резне в Дир-Яссине” все еще повторяются юдофобами всех мастей во всем мире.

В связи с победой Иргун Цваи Леуми при Дир-Яссине Еврейское агентство сочло необходимым направить письмо с официальными извинениями Абдалле, которого Давид Бен-Гурион, в приливе политического красноречия, назвал ’’мудрым правителем, стремящимся принести пользу своему народу в этой стране”. Этот ’’мудрый правитель”, чьи головорезы снесли с лица земли Гуш-Эцион и швырнули тела его героических защитников на съедение грифам и шакалам, ответил презрительным равнодушием феодала. Он отверг официальные извинения Еврейского агентства и ответил, что все евреи виноваты в событиях при Дир-Яссине и что он не верит в существование горстки ’’смутьянов”. Во всем арабском, да и во всем остальном мире поднялась волна лживой пропаганды, повествующая о ’’еврейских зверствах”.

Вражеская пропаганда была предназначена для умаления наших успехов, унижения нашего человеческого достоинства и осквернения нашего имени. В конечном счете, она все же принесла нам значительную помощь. Паника и страх обуяли арабов во всей Эрец Исраэль. Деревня Колонне, служившая ранее отправным пунктом для каждого нападения на подразделения Хаганы, была эвакуирована за одну ночь и сдалась нам без сопротивления. Деревня Бейт-Икса была также эвакуирована. Две эти деревни выходили на главную дорогу; их падение, вместе с захватом Хаганой Кастеля, сделало возможным захват дороги, ведущей в Иерусалим. По всей остальной территории страны арабы стали бежать в горы, охваченные паническим страхом, опасаясь столкновения с еврейскими силами. В действительности, не то, что произошло в Дир-Яссине, а что было придумано про Дир-Яссин, помогло проложить путь нашим решающим победам на поле брани. Легенда о Дир-Яссине помогла нам, в частности, в спасении Тверии и завоевании Хайфы.

Главнокомандующий британскими войсками в Хайфе объявил об эвакуации всех британских сил, расположенных в районе Хайфы, к концу апреля. Хагана знала об этом и мобилизовала все свои силы к решительной схватке с врагом. По просьбе северного регионального командования Хаганы соединение Иргуна под командованием Амиеля выступило на борьбу и получило приказ захватить похожее скорее на крепость, чем на дом, здание, доминировавшее над всей улицей Гехалуц, главной артерией Хадар Акармеля. Наши ребята атаковали совершенно внезапно, и здание было захвачено. Все население Хадар Акармеля воодушевленно приветствовало наших бойцов. Отделения Иргун Цваи Леуми спустились затем к Вади Ниснасу, захватили весь квартал и продолжали продвигаться с боями к Арабскому кварталу. Тем временем Хагана проводила одну успешную атаку за другой на всех других фронтах Хайфы. Объединившись, все еврейские силы продвигались с боями по Хайфе, подобно ножу, разрезающему мягкий и податливый брусок масла. Арабы бросились наутек, охваченные паническим страхом, с криками: ”Дир-Яссин! Дир-Яссин’”.

Мы должны склонить головы перед памятью всех еврейских солдат, независимо от их организационной принадлежности, сражавшихся с арабскими завоевателями с беспримерными мужеством и отвагой. Все они принесли еврейскому народу великие победы. Все они испытали и горечь поражений. Мы никогда не возлагали на других вину за отступления и поражения. Но какие фантастические и лживые истории измышлялись об отступлении наших товарищей у Шейх-Джарры? Всюду мы испытывали отчаянную нужду в оружии и военном снаряжении. Все это является фоном, на котором приходилось обсуждать вопрос о распределении оружия с ’’Алталены”.

Глава XII. КОГДА ПЛАЧЕТ ДУША

Можно легко понять, почему мы хотели, чтобы часть современного вооружения, которое находилось на борту ’’Алталены”, была послана в распоряжение наших соединений в Иерусалиме, а также, почему мы хотели, чтобы и наши отряды в составе объединенной армии получили причитающуюся им часть оружия. В каждой армии командир боевого соединения заботился, чтобы его часть была по возможности лучше снабжена оружием и боеприпасами. Наша армия была рождена в огне боев. Организационное и духовное единство наших соединений было основано на доброй воле каждого из нас. Конечно, было нелегким делом посылать наших ребят в армейские соединения, чьи офицеры с ненавистью относились к подполью и умаляли человеческое достоинство его людей, похищали средь бела дня бойцов и офицеров Иргун Цваи Леуми и передавали их в руки британской разведки. Лишь за несколько месяцев до основания государства Израиль, страну захлестнула новая волна организованного садизма, возникшего с легкой руки и попустительства Хаганы, действовавшей в полном соответствии с инструкциями официальных еврейских лидеров. Пролилась невинная кровь. Крайне необходимы были великое благородство духа и огромная сила воли, чтобы забыть прошлое ради нашего воюющего народа. Тысячи ребят влились в соединения объединенной армии и сражались, как всегда, на переднем крае. Да где их только не было? Они стояли при Негбе и вместе со своими товарищами по оружию их вчерашними преследователями вписали одну из самых блестящих страниц в историю войны за независимость. Они открыли путь на Беер-Шеву, отбив у египтян жизненно важный стратегический опорный пункт. Под натиском наших ребят сдались Явне на юге, Таршиха в Галилее и значительная часть территории близ Эфраимских гор. Они служили и на других фронтах, боролись и отдавали жизнь за свободу своей страны, как полагалось освободителям народа от чужеземного ига и как пристало бойцам Иргуна. Нельзя отрицать все же, что их сердца были полны невысказанной боли и тоски. Они любили Иргун. Они отдали ему все, чем располагали. И Иргун ответил им тем же. Они сражались в его рядах в течение многих лет, они шли вперед под его знаменем на битву, и если приходил роковой час – то они шли за дело Иргуна в концентрационные лагеря и камеры пыток, навстречу смерти. Иргун уже не был более лишь военной организацией; он стал неотъемлемой частью их жизни.

...Я помню наш последний офицерский парад. В зале собрались сотни опытных бойцов-ветеранов. Многие видели друг друга в первый раз. Настало ли время ликовать? Конечно. Разве нам не была дана привилегия выйти, наконец, из многолетнего подполья, казавшегося вечным? Разве мы не дождались победы? Но все это было очень печально. Я сказал моим офицерам, что отныне я уже не их командующий. Другие офицеры, офицеры Объединенной еврейской армии, поведут их нынче в бой, и по отношению к ним они должны проявить выдержку и дисциплину, Иргун Цваи Леуми перестал существовать как военная сила. В зале установилась мертвая тишина. Я смотрел в глаза закаленных в боях ветеранов, ’’людей из стали”, которые не раз смотрели смерти в лицо. У меня на глазах были слезы... ’’Старый порядок меняется, готовя место новому”. Целый мир, мир славных и кристально чистых идеалов, братства, товарищества и преданности друг другу; благородный, воодушевляющий и бескомпромиссный мир исчез. Мы победили. Наш народ снова восстал как Феникс, из руин и пепла. Но Иргун... Кто поведет нас теперь?..

Нельзя отрицать того, что в наших рядах царило затаенное беспокойство. Людей, которые должны были принять командование над нами, систематически обучали нас ненавидеть. Нет, все это было не так просто. Мы нуждались в огромной силе воли и самоубеждения, пытаясь исцелить свои раны, многие из которых были все еще открыты. Нашим долгом было следить за тем, чтобы соединения Иргун Цваи Леуми, влившиеся под знамена объединенной еврейской армии, получили современное оружие, которое было необходимо в битве за независимость нашей страны. Как я уже говорил, даже в нормальных условиях подобная озабоченность выглядела бы довольно естественной и оправданной. И тем более в тех особых условиях, в которых была создана наша армия. Это оружие должно было прибыть на борту ’’Алталены”. Мы не требовали груза ’’Алталены” для самих себя. Больше не для кого было просить оружия. Иргун Цваи Леуми уже перестал существовать всюду в качестве военной силы, кроме Иерусалима. Наши ребята были в армии или сражались вместе с армейскими соединениями на различных фронтах, ожидая в то время организованного вступления в ряды объединенной еврейской армии. Все они находились под командованием Генерального штаба армии. Мы требовали лишь того, чтобы из груза оружия, которое, благо даря нашим стараниям, должно было прийти к берегам созданного в огне боев государства, и мы получили свою долю, причитающуюся бывшим солдатам Иргуна, находящимся на службе в армии.

Исраэль Галили, бывший командующий Хаганы и в то время заместитель начальника службы безопасности, информировал меня по телефону, что министерство согласилось с нашим предложением касательно Иерусалима. Было решено, что 20 процентов всей партии оружия, находившегося на борту ’’Алталены”, будет отправлено на иерусалимский фронт. Мы ликовали и даже не пытались анализировать каждую фразу заявления Исраэля Галили. Лишь позднее стало ясно, что действительно подразумевалось под этим ’’соглашением”. 20 процентов оружия должно было быть направлено лишь соединениям Хаганы в Иерусалиме.

В течение некоторого времени мы продолжали обсуждать с Исраэлем Галили вопрос распределения оружия. В ходе одной из таких продолжительных бесед с ним я сказал: ’’Если бы ’’Алталена” прибыла к берегам Палестины несколько недель назад, то Иргун Цваи Леуми получил бы все оружие. Не согласились бы вы тогда, чтобы наши ребята пришли в объединенную еврейскую армию, по крайней мере, хорошо вооруженными? Вы же сами требовали, чтобы в связи в тяжелым военным положением все оружие и военное снаряжение, находящееся в распоряжении Иргуна Цваи Леуми, должно быть передано бойцам Иргуна, присоединившимся к Хагане. В чем же дело? Дело в том, что оружие, о котором идет речь, просто опоздало с прибытием. Наши ребята уже влились в соединения объединенной еврейской армии или будут зачислены в них через несколько дней. Это будет лишь означать, что ребята получат оружие, которое мы бы дали им в любом случае. Что в этом плохого? Почему вы не можете согласиться?”

Наши аргументы были бесполезными. Наши предложения были отвергнуты. Прошли день и ночь. Тем временем ’’Алталена” в полном соответствии с приказами временного правительства приближалась к берегам Эрец Исраэль и вот-вот должна была бросить якорь в Кфар-Виткин. Мы продолжали обсуждать планы разгрузки оружия с представителями службы безопасности.

Исраэль Галили заявил тогда мне, что ввиду того, что Иргун Цваи Леуми и официальное руководство не пришли к соглашению по вопросу о распределении оружия, они не помогут нам разгрузить его. ”Мы умываем руки и не хотим иметь ничего общего с разгрузкой этого оружия”, – ясно и четко заявил Исраэль Галили.

Это заявление знаменует собой поворотный пункт во всей истории с ’’Алталеной”. Правительство вело с нами переговоры о совместной организации разгрузки большой партии оружия, прибывшей к берегам Эрец Исраэль на борту ’’Алталены” и о его распределении. Официальное руководство отвергло наши справедливые и разумные предложения. Правительство имело право поступать подобным образом, по крайней мере формально. Официальное руководство с полным правом могло заявить следующее: "Мы не позволим Иргун Цваи Леуми разгрузить оружие”. Кроме того, они могли сказать нам: ”В связи со сложившимися обстоятельствами, мы запрещаем ’’Алталене” бросить якорь у берегов Эрец Исраэль”. Мы отдавали себе отчет в этом и передали судьбу ’’Алталены” и находившегося на ее борту драгоценного груза в руки правительства.

Судно, как это и было согласовано заранее со службой безопасности, должно было бросить якорь либо у Гиват Ольга, либо у Кфар-Виткин. Можно было бы преспокойно блокировать узкую вспомогательную дорогу, которая вела от главной магистрали Хайфа-Тель-Авив к селению партии МАПАЙ, и наши грузовики не смогли бы тогда приблизиться даже к месту выгрузки. С другой стороны, если даже предположить, что мы каким-то чудом пробрались бы к судну, то как могла состояться выгрузка оружия, если на берегу были бы сосредоточены армейские соединения, которые превратили совершенно изолированный песчаный пляж в узкое бутылочное горлышко? Представляю себе наше состояние без провизии и даже без воды! Расположенные к сомнениям люди могут и не верить нашей правде; но они не могут отрицать того, что у Иргун Цваи Леуми было уже ”кое-какое” знакомство с военной стратегией и тактикой. И все же, может ли быть правдой то, в чем они хотели убедить людей? Что ’’Иргун Цваи Леуми намеревался поднять вооруженное восстание” именно в Кфар-Виткине, где наши ребята были бы полностью отрезаны от остального мира, даже если они и смогли бы пробраться к побережью без ведома армии.

Наше заявление было демонстративно безукоризненно и правдиво. Я повторяю посему, что, если бы правительство намекнуло нам о том, что оно настроено против разгрузки оружия, нам бы даже и в голову не пришло начать выгрузку, зная о таком повороте дела. Но ’’кто-то убедил кого-то сделать умное дело” – и правительство весьма осторожно сумело не сказать нужного слова. Официальное руководство лишь заявило: ”Мы не окажем вам помощь в разгрузке оружия”. Мы не поможем. И ничего больше.

Отказ правительства сотрудничать с нами в деле разгрузки оружия явился для нас серьезным ударом. У нас не было ни средств разгрузки, ни лебедок, не говоря уже о грузовиках. Даже число людей, которых мы могли откомандировать на разгрузку было слишком невелико для таких целей. На месте нам помогли несколько членов Пальмаха с ботом.

Мы приняли их помощь с радостью и благодарностью, без малейшей тени подозрения.

Несмотря на трудности, мы самозабвенно принялись за работу.

Правда, правительство официально сообщило нам, что не окажет помощи в деле разгрузки оружия, но ввиду общей отчаянной нужды в оружии, абсолютно логично было бы предположить, что официальное руководство могло, в конечном счете, изменить свое первоначальное мнение. К тому же, эта тяжелая задача не была единственным бременем, которое мы взвалили себе на плечи. Работа двигалась споро. Сила духа и решимость наших ребят, казалось удвоились и даже утроились. Ни один грузчик из просоленных потом Салоник не смог бы управиться со всем грузом так, как управлялись с ним мы в течение тех нескольких жарких летних солнечных дней на испепеленном зноем морском берегу, без пищи и почти без воды.

Что же случилось бы, если бы мы все-таки разгрузили все оружие с борта ’’Алталены”? За нашими спинами злобно шептались недруги, убеждавшие всех и вся, что мы-де собирались перевезти оружие с борта ’’Алталены” в один из наших тайных арсеналов. Говоря правду, в то время мы уже не имели более тайников и арсеналов. Мы отдали объединенной еврейской армии все наше оружие и военное снаряжение. Хагана прекрасно знала, где находились все наши секретные склады. Господи, каким же образом, уже через долгое время после нашего выхода из подполья и передачи всего нашего оружия в распоряжение объединенной армии, могли мы прятать оружие, достаточное для оснащения десяти пехотных батальонов? И все же следует упомянуть еще один факт: даже после того, как Исраэль Галили информировал нас, что правительство не пошевелит и пальцем, чтобы помочь в деле разгрузки оружия, мы все еще верили в здравомыслие официального руководства и пригласили армейских начальников присутствовать при разгрузке. Один из ответственных военачальников дважды пообещал прибыть в Кфар-Виткин и однажды даже пообещал направить к месту разгрузки ’’частным образом” автоколонну для того, чтобы помочь нам... Все это, очевидно, было частью ’’секретных приготовлений” к ’’антиправительственному восстанию”!

Но только часть оружия была разгружена. ’’Алталена” была сожжена и потоплена, но именно она дала еврейской армии более 2000 современных ружей, около миллиона патронов и другого военного снаряжения, а также 250 автоматов ’’Брен” и других систем. В Рамле и Лоде это оружие было крайне необходимым, и оно в самом деле сыграло там решающую роль. Боеприпасы с борта ’’Алталены” ввели в действие не только автоматы ’’Брен”, но и другие ружья и автоматы, которые до сих пор лежали без действия. Оружие ’’Алталены” было решительным фактором в борьбе против арабских завоевателей.

И не только ее оружие. ’’Алталена” прибыла к берегам Палес-тины с батальоном смелых и отважных бойцов на борту. Эти молодые люди были исполнены радости и ликования при виде берегов древней родины. Я видел, как многие из них преклоняли колени и целовали соленый сырой песок Родины.

Как их встретили, как погасили счастливый смех и ликование, уже достаточно хорошо известно. Во всяком случае, они вступили в объединенную еврейскую армию. И в армии они сражались с беззаветным мужеством и отвагой. Ребята с ’’Алталены” служили на многих фронтах и участвовали во многих славных победах еврейского оружия – от Таршихи до Эйлата. Многие из них погибли в бою, сложив голову за свободу и независимость своей родины. Подверженные страшным испытаниям, они с честью выдержали экзамен на любовь к древней отчизне.

У нас все же произошла небольшая заминка в самую последнюю минуту. Корабль, согласно правительственным инструкциям, получил приказ изменить курс и идти на Кфар-Виткин, но он не бросил там якорь, ибо капитан никак не мог рассмотреть береговые сигналы. Поэтому он вначале проследовал в Тель-Авив и лишь затем отправился вдоль побережья к Кфар-Виткин. Но рассвет быстро приближался и опасаясь того, что судно заметят наблюдатели Организации Объединенных Наций, мы решили отложить разгрузку до следующего вечера.

Отправив судно в море, мы возвратились в Тель-Авив и сразу же связались со службой безопасности. Мы информировали офицера по особым поручениям при центральном управлении службы безопасности, что судно будет разгружено нынешним вечером. Он ответил, что по всей вероятности, прибудет в Кфар-Виткин и, быть может, даже вышлет несколько грузовиков в помощь выгружавшим...

В сумерках корабль вернулся в Кфар-Виткин. Мы быстро выгрузили людей и начали разгрузку оружия. Мы работали всю ночь до изнеможения. Наступило утро следующего дня. Работа все еще не была закончена и продолжалась с лихорадочной поспешностью все утро. Белый планер с опознавательными знаками ООН все кружил и кружил над нами белокрылой чайкой-хищницей. Судно заметили. Теперь, естественно, необходимо было ускорить разгрузку во что бы то ни стало.

Вдруг мы заметили, что нас окружают со всех сторон войска. Через несколько минут я получил ультиматум местного армейского командира – десятиминутный ультиматум. Я сообщил офицеру, что подобное дело не может быть улажено всего за десять минут и предложил ему встретиться. Тем временем Яков Меридор был приглашен в Кфар-Виткин и Натанию для переговоров с руководителями местных муниципальных советов, которые, по весьма понятным причинам, опасались нежелательного развития Событий. Яков объяснил им создавшуюся ситуацию. Они обещали связаться с правительственными властями. Вечером прибыли наблюдатели ООН – американский офицер и его французский помощник. Находившиеся тут же представители правительства просили нас не позволять наблюдателям ООН вступить на прибрежную полосу. Наблюдатели ООН изъявили желание осмотреть судно. Мы ответили им в самой вежливой форме, что при сложившихся обстоятельствах мы не можем позволить им осмотреть судно. Наблюдатели ООН удалились.

Мы все еще были окружены правительственными войсками со всех сторон. Кто-то предложил, что судно должно проследовать снова в Тель-Авив, к улице Фришман, как это и предполагалось вначале и было отмечено на карте капитана. Таким образом мы могли выйти из этих осадных условий, и я бы получил возможность связаться из Тель-Авива непосредственно с правительством и положить конец тому, что, как я надеялся, было всего лишь недоразумением. Я колебался. Я не хотел оставить наших ребят на осадном положении, но Яков Меридор настоял на том, что мое присутствие в Тель-Авиве необходимо.

’’Если ты будешь здесь, то вообще не сможешь сделать для нас что-либо, – сказал он. – Я советую тебе ехать в Тель-Авив и вывести нас из этой заварухи”.

Мы созвали ребят, чтобы попрощаться с ними.

Вдруг, совершенно неожиданно, мы были атакованы со всех сторон без предупреждения. Автоматами и мортирами. Я хотел изменить свое решение и остаться. Яков Меридор не переставал настаивать на своем: ”Ты должен плыть. Только твое присутствие там поможет выяснить это недоразумение. Я возьму на себя полную ответственность за происходящие здесь события. Ты должен сделать что-то. Судно может взлететь на воздух, если в него попадет бомба...”

Когда вскоре после полуночи мы прибыли в Тель-Авив на борту ’’Алталены”, нас приветствовала на берегу нестройная канонада выстрелов. Вениамин, который был командующим подразделения на корабле, настоял на том, чтобы я остался на палубе. Мы не ответили на огонь. На рассвете мы увидели, что песчаный пляж оцеплен солдатами. Мы связались с ними и повторили наше обещание, что ни при каких обстоятельствах не откроем по ним огонь. Мы призвали их также воздержаться и от стрельбы в нас. Наше судно было окружено не только с суши, но и с моря. Со стороны моря к нам приблизились три военных катера. Один из них открыл довольно сильный огонь из небольших орудий по небольшой шлюпке, на которой мы добрались до ’’Алталены” еще в Кфар-Виткин. Лишь искусный маневр капитана корабля Манро Файна спас находившихся в шлюпке от верной гибели. Манро Файн, один из самых храбрых и отважных людей, которых я когда-либо встречал в жизни, повернул ’’Алталену” таким образом, что она защитила шлюпку от огня катеров.

’’Алталена” села на мель; она сидела на скалах беспомощная и неподвижная, всего в 700 ярдах от берега. Поэтому мы решили начать разгрузку оружия с того места, где мы находились. Как только небольшая шлюпка, которую мы спустили с ’’Алталены”, достигла берега, ’’Алталена” превратилась в объект, на который был направлен перекрестный огонь. Один из наших добровольцев с Кубы был тотчас же убит на месте. Шмуэль Мерлин был ранен в ногу. Авраам Ставский, организатор больших контингентов ’’нелегальных” иммигрантов в 30-х годах и один из самых деятельных участников в организации всей затеи с ’’Алталеной” был серьезно ранен. Число раненых на борту корабля вскоре стало расти. На борту корабля, видно, находились цели, привлекавшие внимание стрелявших. В частности, каждый раз, когда я поднимался на капитанский мостик, огонь вспыхивал с новой силой и был направлен именно на капитанский мостик. Когда я покидал мостик, выстрелы направлялись в другое место.

Тем временем наши товарищи в городе, с которыми мы не имели никакой связи, совершили попытку прорваться сквозь армейские заслоны, чтобы выйти на берег прямо против судна. Командир из Пальмаха предложил нам ’’прекратить огонь” при условии, что мы не будем продолжать разгрузку оружия. Мы согласились. Огонь прекратился, как прекратилась и разгрузка оружия. Мы поставили в известность командира, что на борту ’’Алталены” имеются раненые. Наша небольшая шлюпка была повреждена и не могла быть использована для доставки раненых на берег. Мы обратились к командиру из Пальмаха с просьбой предоставить нам шлюпку или лодку, чтобы снять раненых с борта корабля и переправить их на берег, так как на борту не было врача, и многие из них находились в очень серьезном состоянии.

Офицер Пальмаха обещал немедленно доставить шлюпку из тель-авивского порта. Мы ждали. Час, другой. Ни шлюпки, ни лодки не было. Состояние раненых ухудшалось с каждой минутой.

И вдруг... что-то пронеслось со свистом над нашими головами. Манро Файн воскликнул: ’’Это снаряд! Они подожгут судно!” Мы обратились к командиру из Пальмаха, напомнив ему об обещании прекратить огонь. Он не ответил. Второй снаряд, третий, четвертый. С каждым выстрелом стрелявшие все приближались к намеченной цели. Манро был в отчаянии. Я предложил, чтобы он и его американские товарищи, принимавшие участие в миссии ’’Алталены” не в качестве солдат, а в качестве навигаторов, покинули бы борт корабля, а мы бы остались. Он даже не хотел и слушать об этом. Манро указал мне на то, что в случае продолжения обстрела судно неизбежно взлетит на воздух: на его борту было большое количество взрывчатых веществ. Единственным выходом из создавшегося положения было бы решение вывесить белый флаг. Манро так и сделал. Но этот символ сдачи, принятый среди всех цивилизованных армий мира, не принес должного результата. ’’Алталену” продолжали обстреливать. Мы снова воззвали к командиру из Пальмаха: ’’Ведь вы обещали прекратить огонь. С какой целью вы продолжаете обстреливать нас?” Командир Пальмаха ответил лишь после долгой паузы. Его слова заслуживали бы того, чтобы их запомнить: ’’Действительно, положение об общем ’’прекращении огня” существует, но приказы все еще не дошли до всех армейских соединений”.

Несколькими минутами позже один из снарядов попал в трюм корабля. Начался пожар, и по всему кораблю начал распространяться дым. Нашей первой неотложной задачей было спасение раненых. Они вели себя с мужеством и стойкостью. Паники не было. Никто не прыгал в воду. Каждый вел себя дисциплинированно и спокойно. Раненые были доставлены на берег первыми. Файн был великолепен. По мере того, как его корабль все больше охватывало пламя, он продолжал оставаться на своем посту на капитанском мостике, тихо, но решительно отдавал приказы и добавлял время от времени: ’’Ребята, не принимайте это близко к сердцу”. Он отдал приказ о затоплении трюмов, чем спас жизнь не только всем нам, находившимся на борту, но и всем, жившим в домах на Тель-Авивском побережье, всего в нескольких сотнях метров от ’’Алталены”. Если бы судно взорвалось, то ущерб, нанесенный домам на берегу, был бы огромным. Прежде всего, все раненые должны были быть эвакуированы. Под свистом пуль шлюпки одна за другой добирались до берега.

Некоторым из наших ребят в Тель-Авиве удалось все же прорваться к песчаному пляжу. Они сделали все, что смогли, придя на помощь своим товарищам, попавшим в беду.

Яркое пламя охватило ’’Алталену”. Оружие, оставшееся в ее трюмах, было уничтожено. Судно стало общей братской могилой для многих храбрецов, прибывших к берегам древней родины для борьбы за свободу и независимость своего народа.

В госпитале Авраам Ставский, мой товарищ-земляк, приложивший много энергии и труда для спасения тысяч евреев из нацистских лагерей смерти и доставивший их в Эрец Исраэль, скончался от ран.

Впрочем, были еще многие ’’подвиги”, совершенные в те дни в полном соответствии с планами правительства, цель которых была избавиться от воображаемого серьезного политического соперничества. Было более чем достаточно крови и смерти для того, чтобы начать гражданскую войну.

Но враги стояли у порога нашей отчизны, и мы поклялись: ’’Никогда не поднимем мы оружия против наших братьев”.

Несколькими днями позже ребята из Иргун Цваи Леуми, включая оставшихся в живых добровольцев с борта "Алталены”, уже сражались на всех фронтах с угнетателями еврейского народа. Среди них были такие, как Джо Кон из Филадельфии и Натан Кашман из Лондона, отдавшие жизнь за свободу и независимость своего народа, сложив головы в героической битве за Иерусалим. Натан Кашман погиб при атаке на Малху, а Джо Кон – при последней атаке в Старом городе.