Текст книги "Восстание"

Автор книги: Менахем Бегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

Риск и труды оказались стоящими и сами по себе. Оружие и снаряжение, вывезенные из Сарафанда, были, в конечном счете, использованы в борьбе за свободу нашего народа. Но это было уже гораздо позже.

Но на том наши беды не кончились. Такси, в котором ехали двое наших раненых, Михаил Ашбель и Йосеф Шимшон, было остановлено военным патрулем. Когда им приказали выйти из такси, патруль сразу же увидел, что оба ранены. Конечно, их сразу же арестовали вместе с одной из наших девушек, которая сопровождала их в пути. И вот тогда-то началась цепь событий, которые всколыхнули весь мир.

Мандатное правительство Палестины ввело в действие новые чрезвычайные законы, по которым каждый гражданин Палестины мог быть подвергнут аресту, депортации и казни. Правоведы утверждали, что даже в нацистской Германии не было таких драконовских законов. ”Кол Исраэль” объявил от имени движения сопротивления, что любая попытка претворить эти законы в жизнь будет расцениваться как преступление и те, кто станут орудием исполнения этих человеконенавистнических законов, будут считаться преступниками. Мы были несказанно рады достойной отповеди Хаганы. К сожалению, дальше слов дело не пошло.

В полном соответствии с новыми законами, Ашбель и Шимшон предстали перед военным судом. Задача, стоявшая перед тремя британскими офицерами, судившими Ашбеля и Шимшона, была очень простой.

В пьесе Бернарда Шоу ’’Ученик дьявола”, повествующей об американской войне за независимость, генерал Бургойн, разгневанный самовольным решением офицера, майора Свиндона, повесить повстанца, священника Андерсена, говорит раздраженно: ”... Вы ответственны за то, что мы должны повесить его, поэтому чем скорее он будет повешен, тем лучше”. На это Свиндон отвечает: ”Мы назначили казнь на 12 часов. Осталось только судить его”.

Для британских офицеров, которые судили Ашбеля и Шимшона, сам процесс был несущественной, но необходимой прелюдией к неизбежному повешению. Офицеры руководствовались чем-то, что никак не было похоже на закон. Перед ними были всего лишь два террориста и параграф в скромной брошюрке, озаглавленной ’’Чрезвычайные законы обороны”.

Главный офицер военного трибунала, назначавший судей, должен был и утвердить приговор. Слушание было кратким. Свидетели заявили, что Ашбель и Шимшон участвовали в нападении на военный склад в Сарафанде. Судьи совещались всего несколько минут. Затем они надели свои форменные фуражки, и председательствующий произнес слова приговора в традиционной формулировке: ”... Повесить за шею и ждать, пока вы будете мертвы”.

Мы не сомневались в готовности наших ребят принять смерть. Но именно поэтому долгом руководства Иргуна было сделать все, что в его силах, чтобы сохранить жизнь Ашбеля и Шимшона.

Мы понимали, что обычная защита – нанять опытного адвоката – не повлияет ни в коей мере на результат процесса. Наше решение в пользу политической борьбы в зале суда было подкреплено письмом, переданным нам из тюрьмы Шимшоном. В письме содержался призыв, в котором мы не могли отказать. Шимшон писал:

”... Я решил вести себя так, как подобает еврейскому бойцу, прошедшему школу Иргуна. Единственная возможность, которую они не смогли отнять у меня – это право высоко держать это знамя. Более того, я верю, что ничем не облегчу своей участи, если откажусь от политического заявления. Я хочу, чтобы мой суд послужил той идее, за которую я боролся и за которую погибну. Ваша забота о моей жизни совершенно неуместна. Я часто смотрел смерти в лицо и всегда чувствовал, что выполняю тем самым мой долг и мою миссию борца. Не следует слишком переживать. Я готов принять любой приговор. Я выполнил мой долг солдата Иргуна”.

Таким образом, оба члена Иргун Цваи Леуми предстали перед судом не в качестве обвиняемых, а в качестве обвинителей. Ашбель сказал судьям:

’’Ваши правители отобрали у нас нашу собственную страну и ввели в ней законы варварской тирании. Бог лишил их разума, ослепил и предназначил им разложение и упадок. Как бы там ни было, вы не сломите дух еврейского народа и не уничтожите жажду и стремление к свободе в сердцах его сыновей. Вы можете считать мое заявление ярким свидетельством решимости 600000 тысяч евреев, объединенных в священной борьбе за освобождение своей родины от иностранного засилья”.

А Шимшон, который обстоятельно объяснил, почему он не признает право военного трибунала судить его, заявил: ”Вы можете сажать нас в тюрьмы и заковывать в цепи, но у вас нет никакого законного права судить нас. Мы никогда не признаем того, что вы являетесь судьями, а мы подсудимыми. Не может быть справедливости без закона. Закон же кулака не является законом. Когда он вступает в силу, то нет ни судей, ни подсудимых. С одной стороны, есть угнетатели, а с другой – их жертвы”. И он заключил: ’’Наш народ появился на исторической сцене задолго до вас, и он останется там после того, как вы уйдете в небытие”.

Когда приговор был вынесен, Ашбель и Шимшон, поднявшись, запели национальный гимн ’’Атикву”.

’’Странно, – писал Шимшон из своей камеры, – в течение двух дней, проведенных в камере смертников, я ни разу не подумал об ожидающей меня смерти. Вы можете сказать, что я потерял чувство реальности, что я не осознаю всей серьезности моего положения. Нет, мой друг. Я знаю, что ожидает меня. Но я уверен, что моя смерть приблизит нас на шаг к победе. Нашей смертью и жертвами мы создадим свободное Государство для нашего народа, который будет знать, как и зачем оно существует”.

Ашбель писал просто:

”... Я слышал об угрозе движения сопротивления начать кровопролитную войну, если вынесенный нам смертный приговор будет приведен в исполнение. Если моя смерть послужит средством достижения единства в борьбе ишува, то я с радостью откажусь от любого обещанного мне смягчения приговора”.

Информация Ашбеля об ультиматуме была ошибочной. Движение сопротивления никогда не выступало с подобными угрозами. То, что слышал Ашбель, было, очевидно, основано на заявлении, о котором я упоминал выше. Движение сопротивления заявило, что будет рассматривать введение новых чрезвычайных законов преступлением и любого, кто будет их выполнять – преступником.

В действительности, реакция Хаганы и других официальных учреждений ишува была совершенно другой. Руководимая ими пресса вступила в общий хор, осуждавший операцию в Сарафанде и просивший англичан об отмене смертного приговора.

Руководители Хаганы не понимали, что правительство выбрало этих двух солдат Иргуна для проведения эксперимента с новыми чрезвычайными законами. Угроза Хаганы мстить, если чрезвычайные законы будут введены, запомнилась британским властям. Теперь, когда бравая угроза подверглась испытанию впервые, они не только ничего не сказали и ничего не сделали, чтобы исполнить ее, но и достаточно ясно выразились, что из чисто партизанских соображений они заняли позицию ’’наблюдателей”.

Именно этого и добивались власти. Если бы последние преуспели в своем эксперименте, то нет никаких сомнений в том, что за Ашбелем и Шимшоном последовали бы многие еврейские бойцы.

Что касается нас, то нам даже в голову не пришло оставить ребят на милость властей. Мы должны были бороться за их спасение. Мы не делали различий между тем или иным бойцом. Когда Матитиягу Шмулевич из ЛЕХИ был приговорен к смертной казни, мы предложили наш план нападения на центральную тюрьму в Иерусалиме, с целью его освобождения. План должен был быть приведен в исполнение нашими объединенными силами, когда приговор Шмулевичу был отменен.

Когда Ашбель и Шимшон были приговорены к смертной казни, то мы в первый раз предупредили британское правительство: ”Не вешайте пленных солдат. Если вы это сделаете, мы ответим виселицами на виселицы”. Несколькими днями позже мы захватили в плен 6 британских офицеров. Пятерых – прямо у входа в офицерский клуб в Тель-Авиве. Соединение Иргуна окружило дом. Несколько человек захватили телефонную комнату. Трое или четверо человек с пистолетами приказали десяткам офицеров, собравшимся в главном зале, поднять руки. Офицеры подчинились. Офицер Иргуна, командовавший операцией, отобрал пятерых, чинами повыше, и приказал им следовать за ним в качестве пленных Иргун Цваи Леуми. Они подчинились и были в срочном порядке препровождены к ожидавшим на улице машинам. Оставшиеся получили достаточно ясные указания не двигаться четверть часа. К тому времени, когда в офицерский клуб в Тель-Авиве прибыла полиция и военные соединения, в клубе простыл след и похитителей, и похищенных.

В Иерусалиме нам вначале везло, но затем фортуна покинула нас. Наши ребята взяли в плен офицера разведки при генеральном штабе. Взятый прямо на улице близ отеля ’’Царь Давид”, он повел себя образцово и дисциплинированно. Когда он почувствовал, что что-то, похожее на пистолет, уперлось ему под ребра, он вошел в машину, ожидавшую его близ отеля. ’’Аллон”, командующий Иерусалимским округом, сообщил с нескрываемым удовлетворением: ”Мы поймали большую птицу”. Но его радость была преждевременной. Птице удалось выпорхнуть из клетки. Это было большой неудачей и такого не должно было случиться в рядах Иргуна. Пленнику удалось уговорить охрану развязать ему руки. Офицер обнаружил небольшое отверстие в потолке камеры, служившей когда-то пекарней. Когда часовой на минуту вышел из комнаты, пленник, решив попытать счастья, подпрыгнул и, подтянувшись на руках, бежал через это отверстие. Караульный обнаружил это слишком поздно. Он выбежал наружу и бросился за ним в погоню по улицам Иерусалима, но офицеру удалось вскочить на подножку проезжавшего мимо автобуса и скрыться.

Следует отметить важное обстоятельство, что никто в то время не верил, что офицеру действительно удалось бежать самому. Я узнал, к своему удивлению, что даже руководители Хаганы были уверены, что мы сами организовали его побег.

Но стоило нам поймать других офицеров британской армии, как командование Хаганы потребовало их освобождения. Их политическое руководство и они сами имели несколько причин для такого требования. Они боялись репрессий со стороны англичан. Также они чувствовали, что пленение офицеров британской армии отвлекало внимание всего мира это действительно было так от недавней операции Хаганы по взрыву мостов.

На нашей первой встрече после этой операции я объяснил представителям Хаганы, что это было военной операцией, для проведения которой в жизнь требовалось окончательное одобрение движения сопротивления.

Мы никоим образом не могли допустить казни наших ребят.

’’Господа, – сказал я, – мы готовы идти до конца. Но до этого дело не дойдет. Вы увидите, что оказываемое нами давление спасет жизнь этим ребятам”.

Моше Сне и Исраэль Галили, быть может, в какой-то мере сочувствовали нашей идее, но отказались принять мою точку зрения. Они продолжали настаивать на освобождении британских офицеров. Позднее Сне пригласил меня еще на одну встречу с ним. Мы встретились через день после побега офицера генерального штаба. Он начал с того, что стал хвалить нас за наше поведение.

”Я предполагаю, – сказал он, – что вы дали возможность ему бежать, дабы он мог сообщить своему начальству о том, что вы не наносите вреда пленным. Я считаю, что вы поступили мудро. Это принесет свои результаты...”

Я боролся сам с собой. Должен ли я признать нашу неудачу? Но я считал, что так как мы боролись вместе с Хаганой, то моим долгом было разочаровать его. Поэтому я сообщил ему, что в действительности произошло. Он выразил мало удовольствия по этому поводу, но не мог скрыть своего удивления.

Мы решительно сопротивлялись давлению, оказываемому на нас со всех сторон. На встрече с представителями Хаганы и ЛЕХИ нам сказали, что если мы не освободим британских офицеров, то судьба наших ребят будет предрешена. Британская империя, утверждали они, не согласится пойти на потерю престижа из-за жизней нескольких своих офицеров. Хагана, посему, сочла, что мы должны освободить офицеров и лишь тогда у нас появится надежда на спасение Ашбеля и Шимшона.

Мы отвергли эти предложения. Мы чувствовали, что британское правительство вынуждено выбирать между двумя угрозами своему престижу. Первая угроза выражалась в уступке прямому давлению. Вторая заключалась в возможной публичной казни британских офицеров. К тому времени британскому правительству было ясно, что если наши солдаты будут повешены, то мы казним их офицеров совершенно таким же образом. Мы поэтому решили, что правительство выберет первое, как меньшее из зол, и согласится на меньший удар по своему престижу, дабы избежать второго и гораздо более серьезного. Таким и только таким образом наши ребята могли быть спасены.

Мы повторяли, что были готовы довести это дело до его горького конца для того, чтобы не только спасти Ашбеля и Шимшона, но и предотвратить вынесение смертных приговоров еврейским бойцам в дальнейшем.

Мы держали пятерых офицеров в двух различных местах, троих в одном и двоих в другом. Но все пятеро находились в Тель-Авиве. Британские власти ввели в Тель-Авиве комендантский час и стали проводить повальные обыски от дома к дому. Несколько раз они чуть было не наткнулись на пленных англичан. В конце-концов они начали сомневаться, находились ли пленники в Тель-Авиве вообще. Мы предприняли кое-какие меры для того, чтобы укрепить эти сомнения. И вскоре британские власти нашли на дороге за городом ’’брошенный” грузовик с носилками. Власти оказались еще в большем замешательстве, не имея абсолютно никакого понятия, где начать поиски. Они также не знали, что то место, где мы держали двух британских офицеров, было не слишком надежным и могло быть легко обнаружено. Но это натолкнуло нас на одну мысль. Некий еврей повел с властями неофициальные переговоры об отмене смертных приговоров Ашбелю и Шимшону в обмен на освобождение пленных британских офицеров. Он информировал нас, что правительство очень серьезно отнеслось к нашему предложению. Тем временем, однако, подстрекательство против нас все росло, и начали распространяться различные небылицы о пяти пленных офицерах британской армии. Мы, поэтому, пришли к убеждению, что поступим хорошо, если освободим двоих из пяти пленных. Это облегчит нам охрану трех остальных, заставит замолчать провокаторов и, возможно, будет способствовать успешному окончанию неофициальных переговоров.

Итак, мы освободили двоих офицеров, которые доложили начальству, что мы обращались с ними как нельзя лучше. Военные власти, все еще разыскивающие своих офицеров, были сейчас вообще загнаны в тупик, в особенности нашим полным молчанием. Мы не сделали ни одного публичного заявления с того самого дня, когда взяли в плен пятерых. Мы не стремились бороться за свой престиж. Мы не хотели затруднить правительству отход от его кровавых намерений. У нас была только одна цель: спасти наших ребят. Поэтому мы молчали даже тогда, когда вся пресса и радиостанции мира твердили в один голос, что мы повесим британских офицеров, если британские власти приведут в исполнение смертный приговор двум евреям. Мы не отрицали, но и не подтверждали этого.

Однако все наши старания чуть было не провалились, а Ашбель и Шимшон чуть было не были принесены в жертву в результате глупой игры в престиж, затеянной Хаганой. ”Кол Исраэль”, радиостанция Хаганы, объявила, что мы освободили двух англичан по приказу движения сопротивления. Руководители Хаганы заверили нас, что это лживое заявление было передано в эфир без их ведома. Это заявление создало такую опасную ситуацию, что мы были вынуждены прервать наше молчание. Если бы у британского правительства сложилось впечатление, что мы подчиняемся таким приказам, то оно заключило бы, что нет оснований опасаться за жизнь оставшихся трех пленных, и нет нужды пересматривать приговоры Ашбелю и Шимшону. Этот простой и логичный результат безрассудного поведения Хаганы был полностью подтвержден человеком, находившимся в контакте с правительством. Он сообщил нам, что если бы это заявление ”Кол Исраэль” было принято всерьез, то нам было бы уже не о чем вести переговоры. Мы, соответственно, опубликовали и передали заявление, что движение сопротивления не имеет никакого права давать приказы и что сообщение, переданное радио Хаганы, было совершеннейшей выдумкой.

Через несколько дней мы обнаружили, что наши соображения оказались вполне обоснованными. Мэр Тель-Авива Роках поставил в известность нашего связного Гуриона, что британские власти рассмотрят отмену смертного приговора двум нашим бойцам, если мы освободим оставшихся в плену трех британских офицеров. 28 июня 1946 года Моше Сне направил мне срочное послание: ””Я получил сведения от одного ответственного члена нашей организации в Иерусалиме, который имел беседу с главой службы безопасности британской армии, действуя по прямому указанию Главнокомандующего. Вот что сказал глава британской разведки: ”Вы можете сказать вашим друзьям, что эти двое не будут повешены. Мне было сказано об этом вполне определенно, хотя не следует об этом обещании сообщать официально. Мне сказали абсолютно точно, что смертная казнь не состоится. Тот факт, что особо подчеркивается неофициальная сущность обещания, показывает правдоподобность его”. Это конец послания. По нашему мнению, – продолжал писать Сне, – нет сомнения в том, что только таким путем власти могут обещать что-либо. Вы не можете ожидать от них большего. Мы, поэтому, призываем вас освободить трех оставшихся пленных. Чем скорее, тем лучше. М.””

Я ответил незамедлительно:

’’Роках ведет переговоры все это время с официальным представителем правительства. Он убедил нас, что через несколько дней дело будет решено положительно. Понятно, что безопаснее будет получить обещание от центрального правительства, чем заручиться анонимным обещанием, которое никого не связывает, да, к тому же, и исходит от сыщика. Во всяком случае, мы попытаемся проверить серьезность бесед Рокаха как можно скорее”.

В конце, я поставил Моше Сне в известность, что в любом случае мы не сможем освободить трех офицеров, пока все еще в силе комендантский час, и еще мы требуем, чтобы период между освобождением офицеров и отменой смертного приговора был сведен к минимуму. ”Мы должны помнить о нервном состоянии двух ребят, которые на протяжении двух недель носят красные робы смертников”.

Мы получили достоверную информацию о том, что британские власти обещали помиловать ребят. Но мы не были удовлетворены этим и потребовали четкого заявления. На следующий день официальное британское коммюнике объявило об отмене приговора, что явилось беспрецедентным событием в истории британского колониального правления. Главнокомандующий британскими вооруженными силами подтвердил вынесение смертных приговоров, но Верховный комиссар сообщил об их отмене – без того, чтобы к нему обращались с просьбой об этом. Какими бы ни были соображения, приведшие к решению отменить смертные приговоры еще до того, как мы освободили трех офицеров, весь мир признал, что Иргун выиграл этот раунд борьбы.

Освобождение офицеров не было таким простым делом. Правительство и в самом деле выполнило нашу просьбу о снятии комендантского часа в районе Тель-Авива, но пленные находились в самом Тель-Авиве, а британская разведка распорядилась установить военные патрули на каждом углу, чтобы получить в целости и сохранности пленных и, что еще более важно, взять в плен их похитителей. Началась странная игра. Не только мы ввели в заблуждение британские власти, неожиданно к нам на помощь пришли еврейские подростки, обладающие чувством юмора. Они звонили во все полицейские участки в Тель-Авиве, утверждая, что видели пленных офицеров на севере, на юге, на пляже и на лодочной станции. Полиция и сотрудники разведки бросались от одного места к другому.

Тем временем Гидди и Йоэль следили за всеми действиями британских властей.

Офицеры, чисто вымытые, надушенные, хорошо выбритые, одетые в свежевыглаженную военную форму, были помещены в огромный ящик со специально вмонтированным вентилятором. Автофургон доставил пленных офицеров к центру города близ бульвара Ротшильда. Полицейский патруль увязался было за фургоном, но вскоре отстал, убежденный, что грузовик везет мебель. Когда никого поблизости не оказалось, автофургон был открыт, ящик был спущен на землю и замок снят; наши люди быстро исчезли.

Тем временем собралась толпа любопытных жителей Тель-Авива, наблюдавших за тем, как вначале ящик открылся сам по себе, а потом оттуда появились лощеные британские офицеры. Один из трех – человек решительный – бросился было бежать за грузовиком, но вскоре отстал, поняв тщетность усилий. Волна смеха, прокатившаяся по всему миру после появления отчета об этой проделке, никоим образом не прибавила престижу британскому мандату.

Нам самим было не до смеха, но сердце ликовало уже только потому, что нам удалось спасти двух товарищей от виселицы. В завершении длинного отчета и объяснения развивавшихся событий по делу Ашбеля-Шимшона, который, как это было у нас принято, мы распространили среди всех членов Иргуна, мы писали:

’’Ашбель и Шимшон вели себя с завидным мужеством и героизмом; пленение британских офицеров и все, что случилось после него, укрепило репутацию Иргуна, быть может, больше, чем любая другая операция. Не только Эттли усмотрел в этом ’’апогей”. На протяжении 16-ти дней во всем мире в центре внимания были события в Палестине; а соревнование с британским мандатом окончилось полным достижением нашей цели”.

Глава XVIII. ДОВ ГРЮНЕР

Всего лишь несколькими месяцами позже мы снова очутились лицом к лицу со страшной тенью виселиц. Эта глава также началась весенним днем 1946 года. Это был самый обыкновенный день в полицейской крепости Рамат-Гана. Полицейские сновали туда-сюда, отдавали честь, делали доклады и получали инструкции. Прибывали пеленгаторы; из внутреннего двора выезжали бронемашины. Крепость возвышалась над всей округой и была окружена кольцом хорошо укрепленных постов. Пулеметы, установленные на этих постах, были всегда настороже, готовые в любой момент открыть огонь. Был полдень. Солнце стояло высоко в зените, но кто может предвидеть все трюки террористов! Они проникли в Сарафанд; почему бы им не попытать удачи в Рамат-Гане?

Большой военный грузовик подкатил к одному из зданий крепости. Он не вызвал никаких подозрений. Глубоко в кузове грузовика сидела дюжина выглядевших удрученно арабских заключенных. Сержант, ответственный за охрану, вошел в сторожевую будку и доложил полицейскому сержанту, стоявшему на посту, что этих арабов задержали с поличным при грабеже военного лагеря в Тель-Литвинском. Командир лагеря приказал доставить воров в полицию Рамат-Гана для предварительного следствия. Постовой сержант принял задержанных. Другой сержант подошел к воротам и крикнул: ”Эй, капрал, введите задержанных!” Арабам приказали войти строем в здание. Военная охрана очень внимательно следила за ними, не желая, видимо, ничем рисковать. Они нацелили пулеметы на заключенных, которых пинали и толкали по мере их продвижения вперед. Арабы, казалось, смирились с таким обращением и безропотно подчинялись приказам.

Арестованные и их охрана вошли во внутренний двор крепости и направились к камерам предварительного заключения. Арабский полицейский с грохотом открыл тяжелые двери, бросая в сторону своих соплеменников взгляды, не сулившие ничего хорошего.

Вдруг арабские арестованные распрямились. Из-под полотняных ’’аббаев” в мгновение ока появились револьверы и автоматы ”Стен”. И что еще более странно, сами британские солдаты обернули оружие против британской полиции! Ошарашенным полицейским не дали, однако, много времени на размышления о странном сотрудничестве между арабскими заключенными и войсками Его Величества. Сержант охраны четко отдал приказ: ’’Поднимите руки вверх и войдите в камеру”.

Полицейский сержант повиновался и первым вошел в камеру. За ним последовали остальные полицейские. Дверь за ними закрылась. Гад, молодой офицер Иргуна и сын мэра Сафада Цфата, принял на себя командование полицейской крепостью в Рамат-Гане, имея под началом подразделения ’’британских” и ’’арабских” солдат.

Началась вторая фаза операции. Военный арсенал крепости был закрыт на замок. Начались лихорадочные поиски ключей, которых нигде не могли найти. Выхода не было; нужно было взрывать тяжелую железную дверь, ведущую в арсенал. Опасность была велика. Охрана на крыше крепости и вокруг нее была начеку, хотя не имела ни малейшего представления о смене караула внутри самого здания. Правда, у входа в здание находился Исраэль со своим пулеметом ’’Брен”. Исраэль был в свое время одним из лучших ”Брен”-пулеметчиков британской армии и инструктором по стрельбе из пулемета. Исраэль придерживался твердого мнения, что ни одна операция не может быть проведена без прикрытия огнем из пулеметов ’’Брен”. Сейчас он ждал своей очереди присоединиться к операции. Но с самого начала эта операция была задумана бескровной. Перестрелка была крайне нежелательной. Операции такого рода конфискация оружия и амуниции для вечно нуждавшегося в них Иргуна должны были проводиться мирно. Однако потому, что Иргун отчаянно нуждался в оружии, иного выхода не было. Взрывчатые вещества, приготовленные для этой цели, были положены у самой железной двери. Через несколько мгновений желтый огонек пламени пополз по бикфордову шнуру, и почти тотчас же раздался мощный взрыв. Вместо двери в стене образовалась огромная зияющая дыра, за которой виднелись большие запасы оружия.

Погрузка началась немедленно. Тяжелые пулеметы, винтовки, легкие пулеметы, ленты с патронами, гранаты спешно грузились на тендер ’’арабскими узниками” и ’’британскими солдатами”. Им приходилось совершенно в открытую пробегать небольшое расстояние между складом и грузовиком. Офицер на крыше прекрасно понял к тому времени, что происходит в полицейской крепости, и открыл ураганный огонь из своего пулемета ’’Брен”. Однако работа продолжалась. Сгибаясь под тяжестью драгоценного груза, наши ребята продолжали погрузку оружия под перекрестным огнем, на который лихорадочно отвечал Исраэль.

Перестрелка продолжалась более получаса. Опасность для наших ребят росла с каждой минутой. Несмотря на возникшее вначале недоразумение, вызванные подкрепления были отправлены к полицейскому управлению. Недоразумение произошло следующим образом. Радиооператором в полицейском управлении был еврейский полицейский, чье сердце было на стороне повстанцев. Однако люди, которых он успел увидеть у двери своей комнаты, показались ему ’’арабами”. Более того, продолжая играть свою роль, повстанцы говорили по-арабски. Сбитый с толку, он пришел к выводу, что арабы совершают нападение. Запершись у себя в комнате, он передал сообщение с требованием о помощи.

Британские подкрепления выехали из Сароны и Петах-Тиквы. Опасность была большей со стороны Сароны. Однако полицейское соединение, спешно отправившееся оттуда, было задержано по дороге и не смогло достичь Рамат-Гана. Два солдата Иргуна, посланные навстречу полицейскому соединению из Сароны, перекрыли движение и преуспели в создании транспортного затора, представлявшего собой длинную зигзагообразную цепь автобусов и грузовиков, которая препятствовала продвижению полицейских автомашин. Солдаты подкрепления громко ругались, проклиная все и вся, но выбраться скоро из транспортного затора не было никакой возможности. Один из солдат Иргуна уронил свои большие солнечные очки, которые носил в целях маскировки. Араб-пассажир из застрявшего в заторе автобуса, широко улыбаясь, снял свои и вручил их солдату Иргуна.

Полицейским соединениям из Петах-Тиквы повезло больше. И у них на дороге был транспортный затор. Но они продолжали свой путь пешком. Если бы они прибыли тотчас же, то наши ребята несомненно были бы отрезаны. Более того, положение на месте ухудшалось с каждой минутой. Военный склад полицейской крепости был полностью опустошен нами. В нем оставалась разве только пыль. Однако наше прикрытие замолкло. Мертвый Исраэль лежал у своего пулемета ’’Брен”. Еще двое были убиты, перенося в грузовик оружие. Другие были ранены, включая водителя. Он был ранен в щеку и руку. Кровотечение было очень обильным. Однако с приказом Гада об отступлении он, стиснув зубы, сел за руль. Кровотечение не прекращалось, но несмотря на град пуль и боль, он завел мотор и доставил бесценный груз и участников операции к плантации цитрусовых, служившей базой.

Подпольная газета ”Аф-Ал-Пи”*, описав ход операции и отдав дань трем павшим в ней, повела наступление против тех бездушных в Израиле, по вине которых эти молодые люди должны были жертвовать своей жизнью. ’’Если бы они дали армии освобождения хоть небольшой процент того, что отдают угнетателям, которые, если мы не избавимся от них, заберут все, что только имеется, мы давно получили бы оружие, необходимое для решительной борьбы, более простыми и менее болезненными способами”.

* Означает: ’’Несмотря на”.

Трое наших товарищей остались на месте битвы. Трое? Когда наши ребята отдышались в апельсиновой роще после лихорадочного бегства под градом пуль, они обнаружили, что отсутствует еще один человек. Они предположили, что и он был убит. Но он не был убит. Он был, оказывается, тяжело ранен на своем посту, прикрывая ’’Стеном” драгоценный груз. Его звали Дов Грюнер.

Последовала героическая драма раненого узника, единственная в своем роде не только в анналах нашей борьбы, но и во всей  человеческой истории. Эта ”Виа Долороза” страданий и самопожертвования. Мы делали все, чтобы предотвратить смертные приговоры. Множество раз мы брали британских военнослужащих; мы брали их десятками, но как только они поднимали вверх руки, они могли считать себя в полной безопасности. В выставочном парке в Тель-Авиве мы совершили налет на британский лагерь в поисках оружия. Более 40 британских солдат были взяты в плен. Они просили о пощаде, утверждая, что всегда были настроены дружелюбно к евреям. Один из наших людей сказал им, чтобы не валяли дурака. Они находились в руках цивилизованных еврейских солдат, которые не приносят вреда пленным.

Нам было ясно, как должно было быть ясно и британскому правительству со дня нашего заявления в 1944 году, что мы будем сражаться всеми средствами, имеющимися в нашем распоряжении. И если британские власти будут игнорировать наши непрестанные предупреждения и повесят кого-либо из наших людей, взятых ими в плен, то их пленные, находящиеся в наших руках, будут также повешены.

В январе 1947 года Дов Грюнер предстал перед военным трибуналом. Он обратился к членам военного трибунала с язвительным, но прекрасно аргументированным заявлением и объяснил, почему он отказывается признать их право судить его. Великобритания, сказал он, не выполнила обязательства, принятие которого дало ей право находиться в Эрец Исраэль. Она превратила страну в одну из своих военных баз и вознамерилась украсть Родину у еврейского народа.