Текст книги "Восстание"

Автор книги: Менахем Бегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

В тюрьме нас начали бить. Избиение закончилось лишь примерно в 17.00 на следующий день. Нас били 20 часов подряд.

Они бросили нас бесчувственных в небольшой броневик, где каждого из нас охранял вооруженный солдат. Охрана тотчас вывернула нам всем карманы, приказав поднять руки вверх. Вскоре в их руках очутилось все: наши часы, около 50 фунтов деньгами, бумажники, записные книжки, авторучки, карандаши и даже носовые платки и расчески. Когда все это было закончено, снова началось избиение. Кованые сапоги солдат метили нам в лицо и живот. Когда мы скрючивались от боли, они били нас по лицу, что заставляло нас инстинктивно выпрямляться. Я помню, что у меня из носа текла кровь, как из водопроводного крана. Один солдат крикнул другому веселым тоном: ”Гляди-ка, я сломал ему нос!”

Они вытащили нас из машины и вывели в открытое поле. Затем они заставили нас выстроиться в ряд; около 10 солдат построились прямо напротив нас и щелкнули затворами винтовок. В этот момент к солдатам подбежал офицер и начал отчитывать их. Солдаты, по-видимому, действительно думали покончить с нами. Нас провели в комнату, где продержали около получаса. Все время, начиная с момента, когда нас поймали, мы вынуждены были держать руки вверх. Через полчаса, когда наши руки превратились в камень от недостаточного кровообращения, они бросили нас в кузов большого грузовика и приказали нам лечь на дно кузова. Совершенно случайно они увидели кольцо на безымянном пальце Мордехая и попытались снять его. Кольцо не снималось. Они начали со всей силой дергать Мордехая за палец, пока не решили, что палец сломан, и лишь тогда оставили его в покое. Нас привезли в лагерь ’’анемонов”. Офицер приказал ввести нас в одну из хижин. Она оказалась кухней, которой уже давно никто не пользовался, размерами около 45x15 футов. Здесь они раздели нас, сняли с нас все... но так как на нас были наручники, то одежда осталась висеть на наших руках. Чтобы снять ее, они стали стягивать одежду силой, калеча нам при этом руки. То, что им не удавалось вырвать у нас из рук, они отрезали бритвами. Через пять минут нас оставили буквально в чем мать родила.

Тогда началось организованное избиение. Они били каждого из нас отдельно, а потом всех вместе. В избиении принимали участие четверо или пятеро солдат. Когда уставали одни, их сменяли другие. Они били нас кулаками в голову и ноги, пинали носками сапог под ребра и, особенно, в пах. Среди наших мучителей были два полицейских, которым, видно, поручили охранять нас. Один из них избивал нас большой дубинкой, молотившей изо всех сил по нашим спинам, ногам и животам. Я чуть было не потерял сознание от удара в шею. Это продолжалось до позднего вечера. После захода солнца пришел офицер и приказал им перестать избивать нас, дать нам воды помыться и одеяла для сна. Наши мучители опрокидывали на нас ведра с водой, и каждый из нас должен был мыть товарища. Обливание это мало помогло нам, ибо наши раны кровоточили, и мы тотчас же снова перепачкали друг друга кровью. Все четверо из нас, измазанные кровью, мокрые, голые, дрожащие от холода, улеглись на одеяле, постеленном прямо на цементном полу, и укрылись двумя другими одеялами. Это было все, что они дали нам. Не успели мы забыться тяжелым сном, как пришла охрана, пинками разбудила нас и сорвала с наших дрожащих от холода тел одеяла. Такие визиты повторялись каждые 15 минут.

Перед рассветом они приказали нам снова ’’мыться”. Одеяло, на котором мы лежали, оказалось пропитанным кровью и стало вместо серого бордовым. Когда мы помылись, они выдали нам одежду. Трое из нас оказались без башмаков. Одетые в изодранные лохмотья, мы побежали трусцой под окриками мучителей в ’’медпункт”. На пути каждый солдат, которого мы встречали, считал своим долгом ударить нас кулаком или прикладом винтовки. Разумеется, наша охрана тоже не щадила нас. Мы бежали, подняв руки высоко над головой. В приемной они держали нас около 45 минут, с поднятыми вверх руками, пока не пришел врач.

Врач, пожилой мужчина небольшого роста, осмотрел наши раны и спросил солдат, хотят ли они продолжить ’’игру” с нами. Солдаты ответили утвердительно. ”Ну, ладно, – ответил врач и добавил, – я перевяжу их раны позже”. Они не знали, что я понимаю по английски.

Они заставили нас бежать к хижине, из которой мы пришли. Они снова приказали нам раздеться, вывели нас наружу и облили помоями. Глазевшие на нас солдаты получили приглашение бить нас. В добровольцах недостатка не было. После избиения они снова завели нас в хижину, приказали вымыть пол и смыть пятна крови со стен. Только тогда я увидел, во что превратилась бывшая кухня. На стенах были сгустки запекшейся и засохшей крови, которые нам приходилось скрести ногтями. Они избивали нас, пока мы это делали. Внезапно один полицейский приказал нам стать на колени и целовать цементный пол. Когда мы отказались исполнить это, нас снова избили дубинкой. Но мы не сделали того, что он нам приказал. Они надели на меня еще одну пару наручников. Очевидно, они заметили, что я подстрекал своих товарищей к бунту. Когда они надели на меня наручники, я вообще отказался что-либо делать. Они снова начали бить меня. Наконец, они сняли с меня вторую пару наручников.

Примерно около 9 часов они снова дали нам помыться и дали каждому из нас по паре брюк. Пришел тот же врач и наложил гипсовые повязки на двоих из нас. После этого вошел полицейский офицер в сопровождении нескольких сыщиков и еврейского офицера по фамилии Карлик. Они почти не допрашивали нас и спросили лишь наши имена и адреса. Весь день полиция то приходила, то уходила. Тем временем солдаты не переставали ’’играть” с нами. К вечеру, когда в соседней комнате оставался только Карлик, нам велели подписать обвинительный акт. В это время в комнату вошел огромный детина в звании капрала и приказал нам делать всякие непотребные вещи. Мы отказались и были нещадно избиты им. Я велел ребятам кричать во всю силу легких, чтобы наши крики услышал Карлик. Я, пытаясь говорить внятно, сказал ему, что так как он был единственным евреем, кого привелось нам здесь встретить, он должен сделать все возможное, чтобы вызволить нас из этого ада, ибо, в противном случае, они изобьют нас до смерти. Он обещал...”

В течение длительного времени члены Иргуна искали этот концентрационный лагерь с его обитателями, садистов и ’’врача”. Если бы мы обнаружили этот лагерь, то с помощью взрывчатки сравняли бы его с землей. Но нам не удалось найти его. Мы получали сообщения, в достоверности которых я не был уверен, что соединение британских войск, участвовавшее в избиении наших товарищей, было переведено за границу. Очень возможно. Англичане уже успели понять, что мы не прощаем подобного. В докладе Йоэля о муках, которые пережили наши товарищи, имеется следующее замечание:

”3а британским полицейским, о котором идет речь, была установлена постоянная слежка, но не представлялось возможности захватить его, ибо он выезжал из Сароны лишь на броневике. Через несколько недель после событий, о которых идет речь, он был переведен в другое соединение и, вероятно, покинул Палестину. Он был приговорен нами к смертной казни...”

Этим трем еврейским бойцам пришлось испытать все это прежде, чем на них надели красные одежды смертников.

Представ перед судьями, они вели себя не менее гордо. Они тоже старались утешить своих товарищей и родителей вместо того, чтобы те утешали их. Они тоже боролись до самого последнего момента. И пели...

Поведение Меира Файнштейна и Моше Баразани на суде и в камере смертников мало чем отличалось от поведения их старших товарищей. Но до виселицы они не дошли. И они тоже пели на пороге смерти песню веры в Бога: ’’Создатель мира, кто правил еще до создания Вселенной...” Однако их песню оборвал оглушительный взрыв, который потряс тишину тюрьмы в оккупированном Иерусалиме.

Во время битвы за жизнь Дова Грюнера некоторыми из нас была впервые высказана идея ’’гибели вместе с филистимлянами” в том случае, если наши усилия окончатся провалом. Дова мы спросили, готов ли он избрать ’’смерть Самсона”, когда палачи поведут его на виселицу.

Однако Грюнер, Дрезнер, Алкоши и Кашани были переведены в Акко прежде, чем мы закончили приготовления для взрыва виселичных опор. В камере смертников в Иерусалиме остался член

Иргун Цваи Леуми, однорукий Меир Файнштейн и член ЛЕХИ Моше Баразани. Они решили отомстить за кровь своих четырех товарищей. Они уже не боялись потерять жизнь, но опасались, что казнь состоится слишком рано. Этот священный страх нашел свое отражение в последних трех записках, которые Файнштейн написал своей одной рукой от имени обоих:

’’Шалом, товарищи! Вы плохо сделали, не послав нам этого. Кто знает, быть может завтра уже будет поздно? Пожалуйста, не допустите, чтобы время прошло напрасно. Пошлите нам без промедления... Мы решились. Передайте всем привет. Будьте стойки. Мы тоже.”

’’Шалом, дорогие товарищи! Мы получили газеты. Нам все ясно. Мы счастливы, что нам представляется последняя возможность отомстить за наших четырех товарищей. Мы уверены, что наши ребята отомстят за нас, как полагается. Но может случиться и так, что они внезапно переведут нас в Акко. Постарайтесь поэтому приготовить нечто похожее для нас и в Акко. М. Файнштейн. М. Баразани.”

’’Шалом, товарищи! Примите последнюю весточку от нас и не принимайте близко к сердцу то, что платой являются наши жизни. Но мы отомстим за кровь наших четырех товарищей, и никакая сила на земле не сдвинет нас с нашего пути. Братья мои, несите знамя восстания с честью и мужеством до тех пор, пока не восторжествует справедливость. Мы гордо идем на смерть. М.Ф. М.Б.”

За ночь до смертной казни, через неделю после казни в Акко четырех наших товарищей, ’’это” и было доставлено им. В большом апельсине оказалось взрывчатое устройство большой мощности. Адский апельсин был сконструирован в соседней камере бойцами, которые не были приговорены к смертной казни, но готовы были отдать свою жизнь за спасение приговоренных к смерти товарищей. Однако, когда настал страшный момент, и все надежды на их спасение исчезли, оставалось одно: приготовить орудие смерти для них самих и их палачей впридачу. Двое в камере смертников ожидали: ’’Кто знает, не будет ли уже поздно завтра утром?”

Раввин остался в камере смертников допоздна. Он не утешал их. Они не нуждались в утешении. Они пели псалмы: ”Бог со мной и я не убоюсь”. Они боялись только того, что не уложатся в отведенное им судьбой время. Раввин ничего не знал. Он обещал им, что на рассвете придет снова и проведет с ними их последние минуты перед казнью. Они, которые еще при жизни победили смерть, попытались отговорить его от второго визита, однако раввин настаивал. А они не могли раскрыть ему мрачную тайну...

Они не ждали палача. Они боялись, что раввин может пострадать безвинно. Поэтому они отказались от мысли умереть ’’вместе с филистимлянами”. На третью ночь бессонных бдений они обнялись последним дружеским объятием, поместили гранату против своих сердец, сняли предохранитель и...

Глава XXI. ПАДЕНИЕ БАСТИЛИИ

Сразу же после казни Дова Грюнера и трех его товарищей мы опубликовали коммюнике об образовании военно-полевых трибуналов при каждом соединении Иргуна. Любого солдата или офицера вражеской армии, попавшего к нам в руки, ждет участь, постигшая наших четырех товарищей. Наши соединения вышли на дороги и улицы городов. Но англичан буквально нигде нельзя было найти. Если они и покидали свои лагеря, то только в сопровождении конвоев и танков. Мы, конечно, могли на них напасть, точно так же, как мы позднее напали на военный поезд, следовавший из Египта. Но в те полные гнева дни нашей целью было не такое возмездие. Нашим долгом было отплатить палачу его же монетой. И мы потерпели поражение.

Армия врага все глубже зарывалась в свои норы. Мы продолжали атаковать их при каждом подходящем случае. Однако самый большой долг оставался неоплаченным.

Со склонов холма ”Шуни”, возвышающегося над Долиной крокодилов, на вершине которого стоит древняя крепость, спускался конвой военных машин. Машины принадлежали британским вооруженным силам. В оливкового цвета грузовиках сидели солдаты с оружием наизготовку. Впереди подскакивал на ухабах военный джип, в котором сидел капитан, командовавший конвоем. Конвой направлялся на север к Бейруту. Во всяком случае, так значилось в путевом листе, находившемся в планшете у капитана.

Выйдя на главную дорогу, конвой набрал скорость. Он проносился мимо полей, деревень и разбросанных там и сям поселений, мимо других военных конвоев с вооруженными солдатами, двигавшимися в противоположном направлении. Солдаты обменивались улыбками и приветственно махали друг другу.

Британские солдаты, направлявшиеся на юг, не могли слышать, каким именем называли своего командира британские солдаты, направляющиеся на север. Если бы они услышали, то они обменялись бы не улыбками, а автоматными очередями. Капитана называли Шимшоном – библейское имя, но не английское. Впрочем, имя Шимшон не было единственным именем капитана. Многие из его людей даже не знали его второго имени, того самого, которым назвали его при рождении родители: Дов Коган. Вовсе не английское имя.

Не все солдаты, направлявшиеся на север, знали, что Шимшон был Довом Коганом. Никто из тех, кто направлялся на юг, не знал, что Дов Коган был Шимшоном. Но многие британские военнослужащие прекрасно знали Дова Когана. Дов Коган прослужил много лет в соединениях армии Его Величества. Его офицеры и подчиненные высоко отзывались о его мужестве, его умении вести бой, его достижениях в тылу врага. Он, буквально, достиг вершины. В восточной Африке он руководил атакой на цепь итальянских укреплений в горах. Он вдохновил своим примером англичан, и Керен был завоеван британской армией. Брешь, пробитая соединением Дова Когана в линии итальянских укреплений, открыла путь к победе британского оружия в восточной Африке.

Покрытый славой и орденами, он возвратился в Эрец Исраэль с фронтов Европы и буквально на следующий день начал подрывные операции против британских властей. Ударные силы Иргун Цваи Леуми нашли в нем опытного боевого командира, для которого война и опасность были неотъемлемой частью повседневной жизни. Ведя за собой в бой солдат в битве за Керен, он кричал: ”Во имя Сиона!” Сейчас он вел своих бойцов на борьбу за Сион и на земле Сиона. Мечта претворилась в жизнь.

Дов Коган в форме капитана британской армии взял с собой в рейд Кабцана и Шмулика и отправился с ними, одетыми в форму рядовых, на джипе, полном оружием, по дороге, усеянной британскими патрулями. На одном из британских контрольно-пропускных пунктов на дороге Дову не понравилось, как один из британских солдат отдал ему честь. Он сурово посмотрел на солдата.

’’Так отдают честь?” – строго спросил он. ’’Повторите!”

Солдату пришлось еще раз отдать честь.

”Так-то!” – и джип проехал мимо вытянувшегося по стойке смирно солдата.

4 мая 1947 года Дов Коган не перевозил оружия. На этот раз он руководил одной из самых больших операций ’’коммандос” в своей жизни. Эта операция вошла в анналы истории партизанской борьбы. Дов Коган и его люди не направлялись в Бейрут.

Дов Коган вез своих людей в Акко.

Когда конвой достиг Акко, он тотчас же начал распадаться на небольшие группы, продвигавшиеся во всех направлениях. Каждая имела свое задание: заданий было столько, сколько было дорог, ведущих в Акко. Ибо Акко был не просто городом, населенным арабами. Он был окружен мощным кольцом британских военных лагерей. Наше партизанское соединение было в самой гуще вражеских сил. Наша операция могла иметь успех только в том случае, если враг будет лишен возможности доставить подкрепления, а также если путь к нашему отступлению будет оставаться открытым.

Гидди выработал план, предусмотрев самые мелкие детали. Шимшон же был крайне педантичен, строго придерживаясь этого плана.

Одна группа обстреливала из мортир ближайший военный лагерь. Другие соединения минировали стратегические пункты города.

Планирование операции было самым тщательным. Гидди и Шимшон целыми часами исследовали местность. Глаза многих наших людей следили за местностью накануне 4 мая 1947 года. Иногда глаза были ’’арабскими”, иногда ’’британскими”! Благодаря такой тщательной разведке кольцо было построено внутри другого кольца; в самом сердце пояса из британских военных лагерей было создано кольцо наблюдательных постов Иргуна. Акко был окружен.

Теперь главные силы Шимшона направлялись к крепости. Построенная крестоносцами и восстановленная турками, она выстояла артиллерийскую осаду Наполеона. Ореол окружает крепость Акко, ореол славы, героизма и страданий, от Зеэва Жаботинского до Дова Грюнера. Теперь перед этими древними неприступными стенами стоял Шимшон со своими бойцами.

За стенами крепости ждали узники. Они знали, что сигнал о начале операции уже должен был быть дан. Но почему задержка? Эти кандидаты на свободу не были обычными беглецами. Они должны были принимать активное участие в борьбе за свое освобождение. Тюремным властям ничего не было известно. Лишь несколькими неделями раньше они обнаружили смельчаков, которые прорыли несколько сот ярдов туннеля из центральной тюрьмы в Иерусалиме. Британское правительство было довольно. ’’Террористам” бежать не удастся! Но ’’террористы” все равно бежали, и даже из крепости Акко, считавшейся неприступной.

Позднее Верховный комиссар Палестины генерал Каннингэм назначил специальную комиссию по расследованию. Три года прошло с тех пор, как закончилось расследование, послужившее основой для обстоятельного доклада, отправленного Каннингэмом в Лондон, однако лишь сейчас члены комиссии, генерал Каннингэм, британская служба безопасности узнают, что узники не только знали о готовящейся атаке, но и принимали в ней самое активное участие. В их распоряжении имелись взрывчатые вещества, которые подполье доставило в тюрьму. Количество взрывчатки, имевшееся в распоряжении заключенных, было небольшим, но оно было достаточным для взрыва изнутри тяжелых железных решеток, отделявших темный длинный коридор от бойцов, подорвавших стены крепости извне.

Горящие факелы, появившиеся во внутреннем дворе тюрьмы, служили вспомогательным средством для облегчения побега. Узникам было дано задание взорвать большие железные ворота. Эта часть операции вызвала особо высокую профессиональную оценку генерала Каннингэма.

Однако решающим был взрыв, произведенный вне стен крепости. Стены, высеченные из скалистой базальтовой породы, остававшиеся неприступными на протяжении многих столетий, пали, наконец, под натиском соединения Шимшона. Нападающие приблизились к южной стене, находясь под прикрытием наших постов. Сила противостояла нам немалая. Если верить официальному заявлению, крепость охраняли более 150 вооруженных до зубов полицейских, не считая той охраны, которую представляли собой расположенные неподалеку полицейский участок и военные лагеря. На высоких караульных башнях крепости находились часовые, вооруженные автоматами и винтовками, и нападающие находились целиком в их поле зрения. Нападение проводилось при свете дня, это было необходимо, поскольку освобожденные из тюрьмы узники должны были быть доставлены в безопасные места до наступления комендантского часа на дорогах, когда оккупационная армия задерживала все подозрительные автомобили.

Под прикрытием наших постов бойцы Иргуна Цваи Леуми приблизились, наконец, к тому месту в стене, где предполагалось пробить брешь. Гидди консультировался с Эйтаном, который ’’отбывая” свое 15-летнее тюремное заключение согласно приговору полковника Фелла, снова стал ’’Главой оперативного штаба”. Небольшое строение, служившее баней, облегчило подход к стене крепости. Вся работа была сделана в мгновение ока. Весь груз с взрывчаткой был уложен у стены. Наши люди поспешили в укрытие.

Весь Акко содрогнулся от взрыва. Над городом взвился столб дыма и известковой пыли.

Сердца атакующих лихорадочно забились. Стена ’’поддалась” или нет? Ведь это была стена не обычная, а стена Аккской крепости!

Стена ’’поддалась”, хотя брешь, пробитая в ней, оказалась не очень большой. Однако ее оказалось достаточно для прорыва. Пробить брешь в стене – еще не означало выполнить всю операцию до конца, хотя полпути было пройдено. Освободители должны были обезопасить отход освобожденных узников к ожидавшим их грузовикам. Теперь уже сторожевые башни тюрьмы подверглись ожесточенному обстрелу. Под этим прикрытием десятки узников смогли бежать сквозь брешь, пробитую в многовековой стене.

Ошеломленные тюремные власти обратились с отчаянным призывом о немедленном подкреплении.

В полицейском участке от одного из арабских осведомителей знали о ’’подозрительных передвижениях” по соседству с крепостью, и в распоряжение тюремных властей был послан вооруженный патруль. Из ближайшего военного лагеря к тюрьме ринулись военные соединения. Из Хайфы, что за 13 миль от Акко, к крепости направился грузовик с солдатами. Но, как позднее гласил доклад комиссии по расследованию, ни одно из этих соединений не подоспело вовремя и не успело отрезать Иргуну путь к отступлению. Минное поле остановило полицейский патруль, бывший уже на полпути к крепости. Британские войска остановились посреди шоссе, опасаясь взрыва небольших подозрительных канистр, выстроившихся рядами поперек дороги. Грузовик из Хайфы был уничтожен. Что касается военного лагеря, то он был нещадно обстрелян из наших мортир калибром всего 2 дюйма. Так называемое кольцо безопасности, созданное нами внутри другого британского кольца, стойко держалось, ибо за ним стояли бойцы, поклявшиеся не пропустить врага.

Казалось, что Шимшону удастся исполнить обещание, данное им в свое время Аврааму. ”Не беспокойся, – сказал он перед наступлением. – Я доставлю Эйтана и всех других ребят целыми и невредимыми”. Однако из-за слепого случая, которого никакие расчеты не могут принять во внимание, Шимшону удалось исполнить лишь часть своих обещаний. И в самом деле, Эйтан и подавляющее большинство заключенных, членов ЭЦЕЛ и ЛЕХИ, были доставлены на базу нашего подполья, но сам Шимшон, а с ним и другие бойцы, на мгновение вкусившие радость свободы, больше никогда не вернулись...

...В тот воскресный день группа солдат и полицейских решили пойти купаться немного южнее Акко и, как всегда, взяли с собой оружие. Встревоженные шумом взрыва и выстрелов, они бегом ринулись к главной дороге и устроили засаду внутри нашего пояса безопасности. Тогда же случилось и второе трагическое происшествие: наши ребята, сидевшие в засаде внутри нашего же кольца, не слышали предупреждения об окончании операции и поэтому оказались во вражеском окружении.

Гомер Бигарт писал в то время в газете ’’Нью-Йорк Геральд Трибюн”, что операция в Акко была с энтузиазмом воспринята всем еврейским населением ишува, однако ’’нет сомнения” в том, что наряду с чувством триумфа сердце командующего Иргун Цваи Леуми переполняет горечь тяжелых утрат. Гомер Бигарт не ошибся. Точнее, он ошибся только в одном. Чувство скорби было намного сильнее радости победы.

О том, что случилось во время отступления, нам сообщили в подробном письме, адресованном Эйтану Матитьягу Шмулевичем, бывшим членом ЛЕХИ, который в лаконичной форме изложил то, чему был очевидцем. Комментарии здесь были излишни. Я должен только расшифровать некоторые псевдонимы: ’’Шимшон”– это Дов Коган, ’’Шимон” – Шимон Амрами, ’’Майк” – Михаэль Ашбель, которому вместе с Шимоном удалось избежать виселицы только для того, чтобы умереть на ’’баррикадах”. ”На баррикадах” – была песней, которую он написал в камере смертников, оставив своим товарищам завещание, которому суждено было стать любимой песней подполья.

Шмулевич писал:

”Я знаю, как вы были потрясены потерей наших друзей. Я знаю, что вновь открываю начавшие, возможно, зарубцовываться раны. Легче забыться и утешиться, когда есть работа. Если, однако, я пишу вам об этом, то только потому, что чувствую, что их храбрость и мужество, с которыми они встретили смерть, могут несколько облегчить глубокую грусть, неизбежно следующую за потерей друзей и товарищей.

Вы знаете, наверное, что мы наткнулись на засаду и попали под перекрестный огонь, едва успев миновать железнодорожную станцию. За несколько мгновений до этого наш шофер увидел Шимшона, бежавшего нам навстречу по дороге и делавшего знаки рукой. Пока до шофера дошел смысл этих знаков, машина уже приблизилась к повороту. Он обогнул дорожные заграждения на полной скорости и, пытаясь притормозить, свернул резко в сторону, и через секунду мы очутились в придорожных зарослях кактуса. Мотор заглох. Пулеметный огонь был убийственным, но мы ясно слышали голос Шимона: ”3а мной!” Майк был ранен, когда мы все еще были в грузовике, других ранило в момент прыжка из кузова на землю. В течение нескольких секунд мы лихорадочно метались, пытаясь выбраться из этой огневой зоны, но куда мы ни бросались, нас обстреливали из пулеметов. Раненые, истекающие кровью, мы побежали вдоль обочины. На дороге мы внезапно увидели Шимшона, который бежал к военной машине, стоявшей на дороге. Мы побежали за ним. Нам удалось вскочить в машину, в которой сидели двое невооруженных солдат с шофером. Шимшон приказал ему ехать, и те, кто был ранен легко, набросились на солдат и прижали их к дну кузова. Нас осталось только девять. Хаим Бренер был убит, когда мы еще были на обочине. Пуля попала ему в шею. Мендель был ранен в спину и не мог больше двигаться. Ница тоже был ранен и остался лежать у дороги. Ицхак Кузиневский остался с ним, пытаясь перевязать ему раны, и поэтому не успел добежать до грузовика.

Казалось, что нам удалось спастись. Мы выбрались из зоны огня и занялись ранеными. Мы не могли больше держать солдат, так как при нас не было оружия, кроме того, подавляющее большинство из нас были ранены.

Мы поравнялись с джипом Шимшона; он приказал шоферу остановить машину. Узнав, что среди нас есть шофер Шемеш, мы велели солдатам покинуть грузовик, а сами перетащили пулемет и боеприпасы из джипа в грузовик. Тем временен кольцо вокруг нас стало сжиматься, и мы снова очутились под перекрестным огнем. Шемеш сел за руль, но мотор не заводился. Шемеш начал исправлять его, как вдруг с противоположной стороны шоссе на полной скорости выехал другой грузовик. Мы выпрыгнули из машины и бросились ему наперерез. Шимшон выстрелил в воздух целую обойму, и грузовик остановился. Рядом с Шимшоном бежали Шемеш и Амнон. Я тащил за собой Баруха Шмуклера и Шимона. Оба они были ранены в ноги. Правый локоть Баруха был в ужасном состоянии. По-видимому, кость была раздроблена. Когда мы бежали, поливаемые пулеметным огнем, он сказал мне: ”К черту все это! Как я смогу писать левой рукой? Правую определенно придется ампутировать”.

Арабы, сидевшие в грузовике, соскочили на землю. Среди них был солдат с винтовкой. Шофер начал препираться с Шимшоном, стоящим с ’’Бреном” наперевес у двери кабины. Шемеш стоял рядом с ним. Шимшон выстрелил, и шофер, раненый в голову, упал на землю. В этот момент и произошла трагедия, предрешившая нашу судьбу. Шемеш, видя, что шофер падает, слишком поторопился вскочить в кабину. Он очутился прямо перед дулом ’’Брена” Шимшона, когда последний еще стрелял. Шемеш упал на месте. Мы остались без шофера. За руль сел Амнон и попытался развернуть грузовик, но не смог. У него были повреждены ребра и локоть. Шимшон побежал назад к джипу, занял позицию и начал стрелять в приближавшихся британских солдат. Там он и погиб. Я никогда не встречал его раньше. Но с того момента, когда я увидел его в деле, я не переставал восхищаться им. Его хладнокровие и мужество не имели себе равных. Даже когда было ясно, что все проиграно, он даже и не подумал о спасении собственной жизни, прикрывая наш отход огнем из своего пулемета.

Нисим Казас набросился на британского солдата, который было изготовился стрелять, свалил его на землю и ударил прикладом. К несчастью, он был ранен. Мы разбежались по открытой местности, простиравшейся по ту сторону дороги. Майк, Барух и Шимон не смогли бежать. Все трое свалились рядом друг с другом, тяжело раненные. Шимона ранили в плечо. Моше Соломон, Йосеф Дахар и я отбежали дальше остальных. Мы добрались до кукурузного поля и бросились на землю, чтобы осмотреться. Прямо перед нами, в поле, мы видели бегущих британских солдат. Число солдат и полицейских на дороге, по ту сторону поля, все увеличивалось. Поле было маленькое. Выбраться из этого ада можно было, лишь пробежав небольшой участок открытой местности, находившейся прямо за дорогой; но нас обнаружили бы там мгновенно. Мы решили поэтому оставаться на месте до наступления темноты.

Через 15 минут цепи солдат начали методично прочесывать кукурузное поле, и мы были обнаружены. Они стреляли в нас в упор уже после того, как мы сдались в плен. Только каким-то чудом нам удалось остаться в живых. Йосеф был снова ранен. Нас спасло вмешательство офицера полиции, приказавшего солдатам не убивать нас. С Шимоном, Майком и Барухом все обстояло иначе. Им не повезло так же, как и нам. Когда их, раненых, обнаружили лежащими на земле, каждый получил по три пули в живот, каким-то чудом в Баруха не попало.

Нас потащили к грузовику. Раненых тащили прямо по земле и бросали в кузов, как поленья. Мы все лежали вместе, раненые и мертвые. Лишь Моше Соломон, который вовсе не был ранен, да я, раненый только в руку, были в состоянии помочь другим. О наших чувствах говорить нет надобности.

После того, как нам удалось оттащить мертвых от раненых, я провел большую часть пути, разговаривая с Шимоном. Он чувствовал приближение смерти... Я пытался подбодрить его. Майк, который знал, что и его конец близок, пытался шутить. Было трудно поверить, что такой человек может умереть. Время от времени он вздыхал, но тут же добавлял: ’’Все еще будет хорошо. Не беспокойтесь”. На дороге стоял автобус компании ”Эгед”, полный пассажиров. Остановились, чтобы подобрать еще одного раненого, Амнона. Майк, лежа на скамье, видел, с каким выражением на лицах они смотрят на это ужасающее зрелище. Он крикнул им: ’’Евреи! Видите?! Мы умираем за вас!”

По дороге в госпиталь англичане заехали в полицейский участок Акко. Там они бросили раненых на мостовую. На все мои крики, мольбы и требования привести врача мне отвечали: ’’Заткнись!”

Первым умер Шимон. Я не отходил от него. Он не терял сознания до последнего мгновения. Не могу вам передать, что я испытывал, видя, как умирает мой друг.