Текст книги "Реально смешное фэнтези"
Автор книги: Майк Эшли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 34 страниц)
Джин Вулф
Откуда у меня три почтовых индекса
Джин Вулф (Gene Wolfe, род. 1931) – один из ведущих писателей в жанре научной фантастики и фэнтези. Наиболее известна, пожалуй, его серия романов «Книга Нового Солнца»(The Book of the New Sun), которую открывает «Тень палача»(The Shadow of the Torturer, 1980), но его перу принадлежат и многие другие произведения. Среди будоражащих мысль романов в жанре фэнтези – такие, как «Есть двери»(There are Doors, 1988), «Пейзаж с замком»(Castleview, 1990) и «Воин тумана»(Soldier of the Mist, 1986). Эти романы достаточно сложны, и кажется удивительным, что Вулф способен создавать и веселые произведения. Между тем один из его самых ранних рассказов «Трип-трэп»(Trip, Trap, 1967) – остроумный пересказ истории о тролле, живущем под мостом. И вообще, у того, кто назвал сборник рассказов «„Остров доктора Смерть и другие рассказы“ и другие рассказы»(The Island of Doctor Death and Other Stories and Other Stories, 1980), язык должен быть подвешен неплохо. Эту сторону таланта Джина Вулфа мы и видим в новом рассказе, который помещен в нашей антологии.
Солнце, торпедированное немецкой подводной лодкой, медленно погружалось в залив.
– Есть три способа написать статью, – сказал старик и сплюнул коричневую липкую слюну. – И три способа поймать усатую рыбу, если это тебе больше по душе. Все одно.
Я старался не прислушиваться к отчаянным крикам обреченной команды. «Ну и жарища», – подумал я. А вслух произнес:
– То есть, ты хочешь сказать, должна быть драматическая завязка?
– Ну да! Вот захотел ты поймать лягушку. Не из тех больших, которых ловят острогой, чтобы есть. Следишь за мной? Малюсенькую такую, пятнистую к примеру. Многие поддевают их на крючок за верхнюю губу и за нижнюю тоже. Вроде никакой разницы?
«Только не для лягушек», – подумал я.
– Нет уж, есть, да еще какая! – Старик снова сплюнул, едва не попав в чайку, которая с криком метнулась прочь. – Ей же и не крикнуть от боли, да еще под водой, если ты проткнешь ее мухоловку? А ну как у ней насморк? Так-то! Ей же надо ртом дышать, так ведь? А ей обе губы крючком прихватили, ни вдохнуть, ни выдохнуть. Некоторые ничего не соображают. Я как-то видел в Соноре, [17]17
Сонора – штат на севере Мексики, граничащий с американским штатом Аризона. (Прим, ред.)
[Закрыть]как одному парню голову отрубили мачете. В салуне дело было. Их там кантинами называют.
– Мне казалось, мы сидим на этом пирсе, – сказал я.
Он не слышал меня.
– Напрочь отрубили. Голова подпрыгнула на полу, усеянном опилками, и три раза перевернулась, разбрызгивая кровь во все стороны. Страшнее ничего не видел. А ведь тело-то уже не могло думать, так ведь? Мозгов-то ведь нет.
– Есть люди, у которых мозгов отродясь не бывает, – мягко напомнил я ему, продолжая размышлять над тем, как мне начать эту статью.
– А вот пугаться могло. И напугалось так, что мама не горюй! Ведь страх-то не в голове, а где-то там, за пряжкой на ремне. И вот это тело выскочило из кантины и побежало по улице. А до другой кантины всего-то полквартала, не больше. Ты, может, думаешь, что тело понимает, что у него нет головы? Да поняло бы, если б задумалось. Только оно не задумывалось. Дело в том, видишь ли, что оно только что получило деньги и хотело потратить их, прежде чем помрет. Я последовал за ним. Оно подкатилось к стойке и говорит: «Плесни-ка мне самого лучшего пойла, что у тебя есть в этой твоей дыре». Говорить оно, понятно, не могло, рта-то нет, но по выражению пуговиц на рубашке было ясно, что ему нужно.
Легкий ветерок сыпнул на мой блокнот песком. Я чихнул.
– Бармен сразу смекнул, что к чему, и налил ему выпить. Ну тут и началось! Прям такое, чего я еще не видал! Тело взяло стакан, чтобы как бы выпить, следишь? И чуть было не запрокинуло его, но тут сообразило, что рта-то у него нет. Я подвалил к нему и говорю: «Слышь ты, болван, да ведь у тебя рта нет. Вали-ка ты со стаканом туда, где рот-то свой оставил». А оно меня не слышит – ушей-то нет.
– Понятно, – сказал я.
Я уже утратил к рассказу всякий интерес и теперь думал о другом – куда подевалась девушка, за которой я следил? Она снимала с себя купальник за креозотовым деревом, там, слева. С такой бы девушкой, размышлял я…
– Посоли ее, – сказал мне старик. – Но на подоконник не клади, даже если никакого доктора не увидишь. А я сказал, что эта голова сожрала все опилки, до каких только могла дотянуться. Да языком, понял?
– Конечно, – солгал я.
– И что это тело сделало? Вылило стакан в карман своей рубашки, а потом рухнуло как подкошенное. Я тебе зачем все это рассказываю? На такую наживку любая рыба клюнет. Да что там рыба, лягушка завопит так, что ты на нее «Ридерз дайджест» подцепишь.
День уже подходил к концу. Глядя на темнеющее небо, я различил буквы: ОТКУДА У МЕНЯ ТРИ ПОЧТОВЫХ ИНДЕКСА. Чернильно-черные на затянутом тучами небе.
– Но ведь это было не в Мексике, – сказал я старику. – А в Чикаго.
Он ткнул в меня указательным пальцем:
– А один из твоих индексов не начинается с шесть-ноль-шесть?
Я покачал головой:
– Пузырек в этом твоем приборе не мог тебе такого сообщить.
– Тоже мне, шутник, – наставительно произнес он. – Я, пожалуй, пока подкреплюсь. Съем пару «Генов».
Я думал, он добавит хлеба с майонезом. Но он не стал.
– А ты не тряс вот так головой, примерно страницу назад?
– Вроде нет, – ответил я.
– Ну, видать, это была настоящая змея. Выпей-ка лучше еще.
– Послушай, я собирался рассказать тебе о своих индексах – откуда у меня взялся «Свит один-ноль-три» на озере Цюрих, штат Иллинойс. Но твой треп заинтересовал меня. По-твоему, между редактором и усатой рыбой много общего. Сдается мне, ты не прав, потому как от редактора можно ждать хоть шерсти клок, а у рыбы даже чешуи нет. Как разрешишь такое противоречие?
– Сколько Ли платит тебе за это?
– Ладно, признаю свою ошибку. Мои индексы, хотел я сказать, шестьдесят тысяч десять, шестьдесят тысяч одиннадцать и шестьдесят тысяч сорок семь. Общая сумма – сто восемьдесят тысяч шестьдесят восемь.
– А если перемножить?
– Мой калькулятор не сможет показать такое большое число. Придется через логарифмы.
– Говорил же я твоей матери: с пацаном что-то не то. А как насчет кубического корня?
– Шестьдесят тысяч двадцать два и две трети вроде бы.
– Думаешь, тебе можно писать на такой индекс?
– Почему бы и нет?
– Еще бы тебе знать почему. А как насчет среднего?
– Да пусть пишут и на среднее.
– Я всегда говорил, что ты со странностями.
– Не так чтобы очень. Видишь ли, сами числа большие, но отличаются не слишком, а в таких случаях…
– Насколько большие? Напиши мне их тут.
Я послюнил указательный палец (противный вкус тут же напомнил мне о гусенице, которую я недавно насаживал на крючок) и написал эти числа на просоленных досках пирса: 60010, 60011, 60047.
– Не такие уж и большие. – Старик указал на небо, по которому сновали чайки. – Посмотри-ка на тех троих. Наверное, в полумиле отсюда. Размах крыльев – футов шесть. Вот это в самом деле много. Это то, что я называю большое число. Тебе, может, так не кажется. Может, ты видел и побольше в Швейцарии, но, по мне, и эти велики.
– Шестьдесят тысяч сорок семь – это не в Швейцарии, а на озере Цюрих.
– Довольно близко.
– Видишь ли, в Соединенных Штатах теперь уже не так часто пользуются почтой.
– Куда же тогда наклеивают марки? – поинтересовался старик.
– Не путай меня, дед. Посылать письма – это, наверно, слишком просто. На каждом углу висят почтовые ящики, всюду почтовые отделения и так далее.
– Которые почему-то всегда закрыты, – сказал дед и задумчиво почесал лодыжку своей деревянной ноги.
– Наверное, в этом причина. Наша почта в Барринггоне открывается в девять сорок пять и закрывается в четыре тридцать, а в субботу в полдень. Естественно, она закрыта все воскресенье и по всем мыслимым и немыслимым праздникам.
– Так усатую рыбу не поймаешь!
– Знаю. Потому и ждал до этой страницы.
– Там, в Швейцарии?..
– Почтовое отделение. Оно открыто дольше, и один парень там дал мне ключ от входной двери и ключ от «Свит сто три».
– То есть от ящика, так, что ли, мой мальчик?
– Да, но надо написать слово «Свит», такова традиция. Пиши мне по адресу: дом восемьсот тридцать, Уэст-Мейн, Свит сто три. Или присылай посылки заказные, «фед-эксом»…
– Это одна из тех огромных книг, которые ты всегда читаешь?
– Да вроде того. Но дальше еще хуже, честное слово. Какое-то время назад один редактор в Англии сказал мне, что собирается отправить мне на проверку рукопись международной экстренной почтой. Она должна была попасть ко мне в руки через шесть часов. Неделю спустя я получил открытку от экстренной почты, в которой говорилось, что они не работают с этим районом и я могу забрать свою посылку в их главном офисе на Двести семьдесят шестой улице. Я живу к северо-западу от Чикаго. Этот адрес – далеко на юге.
– Как далеко?
– В Кентукки. А вот «фед-экс» и заказная доставляют бандероли на «Свит сто три».
– Ты мог бы попросить их, чтобы тебе и домой доставили, мой мальчик. По тому индексу, который ты упомянул.
– Пробовал. Они оставляли бандероли в соседнем доме, в соседнем квартале и целую кучу их – через улицу.
– Понимаю.
– Но это не все. Я тебе еще не все рассказал. Их никогда не доставляли мне. Бандероли оставляли в машине на дороге, которая ведет к моему дому. Полдюжины свадебных подарков оставили в гараже, и лишь случайно мы нашли их до свадьбы. Конверт с чеками на десять тысяч долларов был оставлен на крыльце под дождем.
Старик больше не слушал меня. Прикрыв ладонью глаза, он осмотрел потемневший горизонт и пробормотал:
– Как по-твоему, кому-нибудь из этих солнечных матросов удастся спастись в шлюпке?
– Сомневаюсь. Это альбом Лесли Фиш [18]18
Лесли Фиш – активистка американского НФ-фэндома и автор-исполнитель (т. н. фолк-музыка). Ее второй альбом, выпущенный в 1977 г., назывался «Solar Sailors» («Солнечные матрасы»).
[Закрыть]– Я повернулся, чтобы уйти с причала. – Пойду-ка я лучше домой.
Всматриваясь в темные волнующиеся воды залива, старик проворчал:
– Эй! А в который дом, сынок?
Амброз Бирс
Крах предприятия «Хоуп & Вэндел»
В наши дни произведения Амброза Бирса (Ambrose Bierce, 1842–1914?), кажется, несправедливо забыты. Самого Бирса вспоминают либо в связи с его циничными наблюдениями над жизнью, собранными в «Словаре дьявола» (The Devil's Dictionary, 1911), либо как человека, странным образом исчезнувшего. В возрасте семидесяти лет он решил отправиться в Мексику, чтобы написать о мексиканской революции, и больше его никто не видел. Спустя несколько лет другой Амброз, Амброз Смол (Ambrose Small), также исчез, что заставило Чарльза Форта (Charles Fort) высказать такое предположение : «Может, кто-то коллекционирует Амброзов». Грегори Пек (Gregory Peck) сыграл Бирса в фильме «Старый Гринго»(Old Gringo, 1989) по книге Карлоса Фуэнтеса (Carlos Fuentes). Более сорока лет Бирс трудился на писательском и журналистском поприще. Его перу принадлежат одни из лучших «таинственных» рассказов конца XIX века. Многие из них написаны в язвительной манере, потому что у него не было ни терпения, ни времени на общение с людьми и он определенно не любил глупцов. Публикуемый здесь рассказ принадлежит к числу самых безобидных.
От мистера Джейбеза Хоупа, Чикаго,
мистеру Пайку Вэнделу, Новый Орлеан.
2 декабря 1877 года
Не буду утомлять тебя, мой дорогой друг, рассказом о своем путешествии из Нового Орлеана в этот северный район. В Чикаго, поверьте мне, бывает холодно, и у приехавшего сюда южанина, вроде меня, не имеющего смены носа и ушей, будут все причины пожалеть о том, что он совершил оплошность, сэкономив на лишней одежде.
А теперь к делу. Озеро Мичиган затянуто льдом. Вообрази себе, о дитя жаркого климата, пелену сплошного льда длиной триста миль, шириной сорок и толщиной шесть футов! Может показаться, что я лгу, дорогой Пайки, однако твой партнер по фирме «Хоуп & Вэндел, оптовая торговля сапогами и башмаками, Новый Орлеан» не замечен в сочинении небылиц. Мой план заключается в том, чтобы завладеть этим льдом. Сворачивай наше предприятие и немедленно высылай деньги. Я построю склад не меньше Капитолия в Вашингтоне, заполню льдом и буду высылать его по твоим заказам на южный рынок, сколько потребуется. Могу высылать полосами для катков, в виде фигурок для каминных полок, стружками для джулепов [19]19
Джулеп – напиток с мятой.
[Закрыть]или в жидком виде для мороженого и использования в самых разных целях. Дело стоящее!
Прилагаю в качестве образца тоненький кусочек. Да видел ли ты когда-нибудь такой чудесный лед?
От мистера Пайка Вэндела, Новый Орлеан,
мистеру Джейбезу Хоупу, Чикаго.
24 декабря 1877 года
Твое письмо пришло ужасно испорченным, все стерто и размыто, так что почти ничего невозможно было прочитать. Должно быть, оно шло только водным путем. Однако с помощью химикатов и фотографии я разобрал его. Но ты забыл вложить образец льда.
Я все распродал (должен признать, с внушающими ужас убытками) и прилагаю набросок окончательного расчета. Немедленно начинаю биться за заказы. Полностью доверяюсь тебе, однако позволь спросить: неужели никто еще не пытался выращивать лед поближе? Есть ведь озеро Поншатрен, как ты знаешь.
От мистера Джейбеза Хоупа, Чикаго,
мистеру Пайку Вэнделу, Новый Орлеан.
27 феврале 1878 года
Вэнни, дорогой, тебе бы не помешало посмотреть на наш ледяной склад. Он возведен из досок и сколочен наспех, но смотрится как картинка и стоил больших денег, хотя мне и не пришлось платить за землю. Он такой же большой, как Капитолий в Вашингтоне. Как по-твоему, нужен ему шпиль? Я его уже почти заполнил. Пятьдесят человек резали лед и складировали его днем и ночью. Страшно холодная работа! Кстати, лед, о котором я тебе писал в прошлый раз, что он шести футов толщиной, стал тоньше. Но ты не волнуйся. Его еще много.
Наш склад в восьми или десяти милях от города, так что мне не очень-то досаждают визитеры, а это большое облегчение. Ты бы видел эту несерьезную, посмеивающуюся публику!
Мне это кажется до абсурда невероятным, Вэнни, но знаешь, по-моему, этот наш лед становится холоднее по мере того, как приближаются теплые дни! Я это точно знаю. Можешь упомянуть этот факт в рекламе.
От мистера Пайка Вэндела, Новый Орлеан,
мистеру Джейбезу Хоупу, Чикаго.
7 марта 1878 года
Все идет хорошо. У меня сотни заказов. В торговом мире мы прогремим как «Вечнохолодная компания по поставкам льда, Новый Орлеан и Чикаго». Но ты мне не сказал – этот лед из пресной воды или соленой? Если из пресной, то он не годится для приготовления пищи, а если из соленой, то испортит джулеп.
А он такой же холодный в середине, как и на поверхности среза?
От мистера Джейбеза Хоупа, Чикаго,
мистеру Пайку Вэнделу, Новый Орлеан.
3 апреля 1878 года
Навигация на озерах открыта, и судов здесь не меньше, чем уток. Я тоже плыву, направляясь в Буффало, с доходами «Вечнохолодной компании по поставкам льда, Новый Орлеан и Чикаго», поместившимися в кармане жилетки. Мы обанкротились, мой бедный Пайки. Не видать нам ни славы, ни богатства. Собери всех кредиторов, но сам на собрание не ходи.
Минувшей ночью какая-то шхуна из Милуоки вдребезги разбилась, налетев на огромную плавающую льдину. Это первый айсберг, который видели в этих водах. Оставшиеся в живых утверждают, что он размером с Капитолий в Вашингтоне. Половина айсберга принадлежит тебе, Пайки.
Самое печальное, что наш склад я построил в неудачном месте, примерно в миле от берега (на льду, как понимаешь), а когда началась оттепель… о господи, Вэнни, нельзя было смотреть на это без слез! Ты, наверное, будешь очень рад, если я скажу, что меня в то время в нем не было.
Какой глупый вопрос ты задаешь мне. Бедный мой партнер, ничего-то ты не понимаешь в ледяном бизнесе.
Элизабет Уотерс
Подарок к дню рождения
Элизабет Уотерс (Elisabeth Waters) – автор дюжины коротких рассказов и романа «Меняя судьбу»(Changing Fate, 1994). Она также написала вместе со своей кузиной Марион Циммер Брэдли (Marion Zimmer Bradley) роман «Благодарность королей»(The Gratitude of Kings, 1997) и помогает Брэдли издавать «Марион Циммер Брэдли фэнтези-журнал»(Marion Zimmer Bradley's Fantasy Magazine).
– Да как вы могли, тетушка Фрайдесвайд?
Принцесса Ровена строго посмотрела на миниатюрную фигурку в облачении волшебницы. Когда она говорила, с губ ее слетали не слова, а аметисты, изумруды, топазы, рубины и другие драгоценные камни.
Фрайдесвайд поморщилась. «Ну и голос! И откуда только у такой маленькой девочки такой громкий, пронзительный голос?»
– Ровена, дорогая, где твои манеры? Ты что, даже не хочешь сказать «доброе утро»? И прошу тебя, говори потише.
– «Утро» я еще могу сказать, – пробурчала Ровена, – но другое слово я вычеркиваю из своего словаря. Шипы роз причиняют боль, когда касаются губ.
Куча драгоценных камней и цветов на столе все росла.
– Почему вы это сделали?
– Но, мое дорогое дитя, это же всегда была твоя любимая сказка. Мне казалось, это лучший подарок на четырнадцать лет, и потом, он увеличивает твое приданое, особенно теперь, когда ты достигла того возраста, когда можешь выйти замуж. Твой отец очень беспокоился об этом.
«И что же все-таки происходит с девушкой, подумала про себя Фрайдесвайд. Такое красивое решение всех наших проблем, а она ведет себя как угрюмый звереныш».
– Понятно. – Ровена сверкнула глазами. – По-вашему, это заставит моего потенциального мужа не обращать внимания на мой ужасный голос? Вы собираетесь купить мне принца, но это я буду страдать и заработаю на него! Мне не нужен принц, и муж не нужен, лучше я дам обет молчания, чем жить так! Снимите с меня эти чары! Немедленно!
Во время этой речи ее голос повысился почти на две октавы по сравнению с обычным пронзительным дискантом, и с последним словом кубок, стоявший на верхней полке, разлетелся на части.
– Но, Ровена, дорогая, – возразила Фрайдесвайд; подойдя к другому краю стола, она принялась нервно помешивать содержимое своего большого котла, – боюсь, я не могу этого сделать. Я не знаю, как сиять чары. Да начать с того, что мне и наложить-то на тебя чары было трудно.
– Нет, – мрачно произнесла Ровена, – совсем не трудно. Я запрусь в своей комнате и не выйду из нее, пока вы не придумаете, как снять с меня чары!
В дверь тихо постучали, и служанка внесла поднос с завтраком Фрайдесвайд. Увидев Ровену, она сделала реверанс:
– С днем рождения, ваше королевское высочество.
Ровена быстро прошла мимо нее и вышла из комнаты, не ответив. Служанка в недоумении смотрела ей вслед, потому что обычно Ровена была одной из самых дружелюбных обитательниц замка.
– Она слишком устала, – поспешно проговорила Фрайдесвайд. «Какое неловкое объяснение, а ведь еще только время завтрака». – Столько волнений из-за дня рождения!
– Надеюсь, она придет в себя к тому времени, когда днем соберутся гости. Ожидаются принцы из пяти королевств.
– Я тоже на это надеюсь, – живо ответила Фрайдесвайд, подходя к куче драгоценных камней на столе. – Поставь поднос на край моей рабочей скамьи, пожалуйста, и можешь идти.
Когда девушка ушла, тетушка Фрайдесвайд села на табурет возле скамьи и откинула салфетку, прикрывавшую поднос. Тотчас послышались царапающие звуки, и из кучи на столе появился темно-зеленый тритон, чтобы взять свою порцию еды. У тритона остался лишь один глаз, другой какое-то время назад был пожертвован ради чар. Еще у Фрайдесвайд была любимая лягушка без пальца на одной из лап, но в тот раз чары ей не очень удались, поэтому больше она их не повторяла.
– Ну, что скажешь?
Тритон пожевал немного и, прежде чем ответить, проглотил еду.
– По-моему, это неблагодарный звереныш. Всякий раз, когда я вспоминаю, скольких трудов мне стоило изучить воздействие заклинания, навестить дракона и торговаться с ним… да я мог бы сгореть, а она только и говорит – «снимите с меня чары»! Чары прекрасные, одни из лучших, которые вам удавались, она будет богатой и купит себе хорошего мужа, а она только и делает, что кричит и жалуется. – Он снова набил рот и помолчал, прежде чем проглотить. – Да с такими чарами ее муж и слова не скажет, даже если она будет пилить его днем и ночью!
Фрайдесвайд, однако, смотрела на это иначе.
– А может, мне не следовало этого делать. Такая красивая была сказка! Но я никогда не задумываюсь о практической стороне дела, вроде того, есть ли у роз шипы и откуда они растут. А если она заговорит во сне и какой-нибудь рубин застрянет у нее в горле?
Тритон содрогнулся:
– Тогда не надо ее больше слушать. Голос у нее и без того скверный. Но, клянусь всеми богами и богинями, не понимаю – почему она так любит петь?
– Будь справедлив. По крайней мере, ради этого она уходит далеко в лес.
– Наверное, поэтому король Марк и хочет выдать ее замуж – он уже лет десять как не бывал на приличной охоте. – Тритон схватил еще один кусок с тарелки, пожевал и проглотил его. – Хотя отчасти в этом можно винить и нашу леди Драконшу.
– Если говорить о нашей леди Драконше… – с надеждой начала было Фрайдесвайд.
– Не надо! – резко прервал ее тритон. – В прошлый раз я вовремя ушел. Если ты действительно хочешь снять чары с Ровены, то спроси у дракона, как это сделать. – И он побежал по скамье, а потом исчез в щели в стене, за которой была горная расщелина. Там он будет лежать все утро, блаженствуя на солнышке и оставаясь глухим ко всем просьбам.
Фрайдесвайд собрала рассыпавшиеся драгоценные камни в сумочку, подвешенную к поясу, накинула на плечи плащ и направилась в логово Драконши.
На Драконшу произвели впечатление камни, которые предстали перед ее взором.
– Значит, чары тебе удались. – Она задумчиво посмотрела на Фрайдесвайд. – Но что-то явно здесь не так, иначе ты не пришла бы сюда. И что же это?
– Боюсь, Ровена не очень-то хорошо их воспринимает. Она устроила ужасную сцену, говоря, что мы сделали это затем, чтобы купить ей мужа, а ей он не нужен, и…
Драконша захихикала:
– Остальное понятно. Моя дочь тоже одно время выдавала нечто подобное. Не волнуйся, через несколько веков это пройдет.
– Но у нас нет нескольких веков! – возразила Фрайдесвайд. – Она заперлась у себя в комнате и говорит, что не выйдет оттуда, пока я не освобожу ее от чар. А что сделает ее отец, если она не появится днем среди гостей, я даже и думать не хочу!
Волшебница с трудом перевела дыхание. Драконша покачала головой:
– Эх вы, смертные. Все-то вы переживаете, все хотите получить сразу; Когда же вы научитесь вести себя спокойно и смотреть на вещи в перспективе?
– Несомненно, когда будем жить так же долго, как ты, миледи Драконша, – отрезала Фрайдесвайд. – Но сейчас время бежит еще быстрее. У тебя есть какие-нибудь ценные предложения?
Драконша откинулась назад и выпустила небольшой язык пламени вверх.
– Я обдумаю этот вопрос. А тебе пока советую идти домой. Постарайся успокоить свое капризное дитя. Есть кто-нибудь, кого она могла бы послушать, – подружка, а может, возлюбленный? Подумай об этом.
Фрайдесвайд поднялась и протянула руку к куче драгоценных камней. Тонкая струя пламени едва не задела ее, и она отдернула руку, боясь обжечься.
– Эти можешь оставить.
Драконша, черт бы ее побрал, похоже, была чему-то рада. Фрайдесвайд всю дорогу домой кипела от негодования.
К вечеру негодование настолько переполнило ее, что она едва не взорвалась, как и король Марк. Когда Ровена отказалась выйти из своей комнаты, он в присущей ему грубой манере велел взломать ее дверь. Ровена выбежала на балкон, где Драконша аккуратно подхватила ее и унесла прочь. Осталась только жемчужина, которая упала, когда Ровена закричала. Фрайдесвайд быстро спрятала ее в карман, пока никто не заметил.
Поскольку в замке собралось столько принцев (их осталось шестеро даже после того, как вечеринку отменили, – пятеро прибыли из соседних королевств, плюс сын короля Марка, Эрик), то, разумеется, немедленно родилась идея, что кто-то должен убить Драконшу и спасти принцессу. В конце концов, только так принцу и пристало себя вести. «Но только не в обеденное время», – думала Фрайдесвайд, особенно после рассказа принца Эрика, который в мельчайших подробностях поведал, как выглядели трупы нескольких последних рыцарей, бросивших вызов Драконше, после того, как она с ними разделалась. (Драконша, ценившая свое уединение, имела привычку подбрасывать на середину рыночной площади тело любого рыцаря, который досаждал ей, чтобы тем самым пресечь попытки покушения на свою жизнь. Было очевидно, что Эрик точно не собирается этого делать.)
– Но разве для тебя это не дело чести – спасти свою сестру? – спросил один из принцев.
– Чтобы он оставил меня без наследника, а королевство – открытым для вражеского вторжения или гражданской войны? – холодно вопросил король Марк. – Это вы хотели бы увидеть? Нам не дано знать, жива ли еще девушка, и я запрещаю своему сыну пускаться в столь опасное и невыгодное предприятие. И, – прибавил он, оглядев собравшихся за столом, – я всем запрещаю тревожить Драконшу – разве что кто-то, ощутив собственную ненужность, не решит покончить с этим раз и навсегда. Драконша становится очень раздражительной, когда какой-нибудь идиот пытается убить ее, и свое раздражение она выместит на моей земле и моих людях, так что я этого не потерплю! – Он угрожающе оглядел сидевших за столом. – Вам все ясно, джентльмены?
Принцы разом кивнули, явно с видом облегчения. Все они видели Ровену – да и слышали ее, – и теперь, ввиду явного запрета короля, могли не беспокоиться о рыцарской чести и достоинстве. Вино текло рекой, и принцы заговорили об охоте с ястребом и о рыцарских турнирах.
– И все-таки мне интересно, зачем Драконша унесла мою дочь, – сказал король Марк, когда они с Фрайдесвайд отошли от стола.
Фрайдесвайд напряглась. «Неужели кто-то рассказал ему о чарах? Если только что-то заставит его захотеть, чтобы Ровена вернулась…»
Но он, очевидно, ничего не знал, поскольку спокойно продолжал:
– В нашей семье ты волшебница, Фрайдесвайд. Узнай, что произошло с моей дочерью и почему это произошло. – Он собрался было уже отойти от нее, но снова повернулся. – Только не огорчай Драконшу, когда будешь узнавать!
«Пожалуй, он не многого и хочет, – подумала Фрайдесвайд. – Ладно, хорошо хоть, не требует немедленного возвращения Ровены. А мне все равно интересно, что же Драконша сделала с Ровеной». – Она взяла плащ, взглянула на небо – полная луна, безоблачно, много света – и во второй раз в этот день направилась по дорожке, ведущей к логову Драконши.
Подойдя к нему, она услышала ужасные звуки – грохот, скрежет, звук натянутой струны, точно кто-то впервые перебирал струны очень плохо настроенной арфы. Она осторожно подошла ко входу в пещеру и заглянула внутрь.
Горел костер, и Драконша растянулась подле него. Прислонившись к спине Драконши, Ровена пощипывала струны арфы, придерживая ее коленями. Весь остальной шум исходил от Драконши и Ровены. Вероятно, они думали, что поют. Наделенная музыкальным слухом, Фрайдесвайд так не думала.
Первой ее увидела Драконша:
– Заходи, Фрайдесвайд.
Похоже, Драконше было весело.
– Ты пришла затем, чтобы поинтересоваться, как себя чувствует Ровена, или чтобы потребовать ее возвращения?
Ровена вскочила на ноги. Арфа грохнулась, что заставило Фрайдесвайд вздрогнуть. Обежав Драконшу, Ровена посмотрела на свою тетушку из-за ее плеча.
– Не пойду назад! – истерично заявила она. – Мне здесь нравится, и я хочу здесь остаться.
Драгоценные камни слетали с ее губ и падали на чешую Драконши.
– Но, Ровена… – начала было Фрайдесвайд.
Не пойду туда! Меня там никто не любит, никто не слушает, а здесь Драконше нравится мое пение.
– И что я должна сказать твоему отцу?
– Скажите ему, что я умерла, – равнодушно произнесла Ровена. – Я туда не вернусь. Никогда.
– Ты уверена, что именно этого и хочешь?
Ровена кивнула.
– А что, если потом передумаешь?
– Ровена свободна сама выбирать, куда ей идти, – лениво заговорила Драконша, – и никто ее отсюда не заберет, раз она хочет оставаться здесь. У тебя не будет с этим проблем, Фрайдесвайд?
– Никаких, леди Драконша, – спокойно ответила Фрайдесвайд. – Хотя если Ровена действительно хочет остаться здесь, то лучше будет сказать, что она умерла.
– И то правда, – согласилась Драконша. – Рыцари, зациклившиеся на спасении плененной принцессы, – это скучно.
– Король Марк запретил тем, кто собрался в замке, тревожить вас.
Драконша усмехнулась, обнажив ряды длинных острых зубов:
– Я уверена, что именно так он и сделал.
– Он, однако, просил меня разузнать, что сталось с его дочерью – и почему с ней это произошло.
– А он разве не знает? – с удивлением спросила Драконша. Повернув голову, она посмотрела на Ровену. – Раз уж твоя тетушка, кажется, не намерена уводить тебя отсюда, дитя, то лучше тебе присесть и успокоиться.
Ровена вернулась к костру, села и прислонилась к Драконше. Драконша кивнула, и Фрайдесвайд пододвинула табурет поближе к огню, сияла плащ и тоже села. Тут было довольно тепло, гораздо уютнее, чем в замке, где даже гобелены на стенах не спасают от холода. «А может, Ровене и правда здесь будет лучше? Она права, полагая, что ее отец и брат не думают о ней, бедный ребенок. Она всегда была простушкой, и если б не ее голос, ей нечем было бы привлечь мужа, если б только отец не пожелал дать за ней большое приданое, а он не желает… а тут я с самыми лучшими намерениями окончательно превратила ее в капризную барышню…» Эти мысли подействовали отрезвляюще.
– Не хочешь ли ты сказать, – спросила Драконша, – что король Марк не знает, какой подарок ты сделала его дочери к дню рождения?
– Именно так, – ответила Фрайдесвайд.
– Этого никто не знает, – сказала Ровена. – Никто, кроме нас троих.
– Ты в этом уверена? – одновременно спросили Фрайдесвайд и Драконша.
– Абсолютно.
– Что ж, это избавляет нас от необходимости придерживаться правды, – сказала Фрайдесвайд, оборачиваясь к Драконше. – Так зачем же вы унесли дочь короля и убили ее?
Драконша ненадолго задумалась.
– Скажи ему, что все дело в диете, что раз в несколько веков Драконша должна съедать девственницу. Скажи ему, что мне следовало бы предупредить его об этом и дать время для жертвенной лотереи и прочей чепухи, но необходимость в девственнице возникла внезапно. Передай ему мои соболезнования в связи с его горем и, – цепкий хвост вытянулся, схватил золотой кубок, доверху наполненный драгоценными камнями, и швырнул его на колени Фрайдесвайд, – отдай ему это за то, что его дочь пролила кровь. Как по-твоему, этого будет достаточно?
Она посмотрела на Фрайдесвайд, но ответила Ровена.
– Ему это понравится, – заверила она Драконшу. – Этот кубок придется ему по вкусу больше, чем я.
Фрайдесвайд кивнула.
– Марк не хочет тебя огорчать, – сказала она Драконше, – поэтому проглотит любую историю, даже если она лишь наполовину правдива, а твоя история абсолютно правдива.
Она поднялась, чтобы уйти, потом вспомнила, что Ровена произнесла этим утром.
– Ровена, ты уверена, что больше никто об этом не знает? Ты кому-нибудь сказала «доброе утро»? Кому?
