Текст книги "Реально смешное фэнтези"
Автор книги: Майк Эшли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 34 страниц)
У. Ш. Гилберт
Триумф порока
Удивительно, как легко читающая публика забыла, что Уильям Швенк Гилберт (W. S. Gilbert, 1836–1911) – либреттист, «половинка» дуэта Гилберт и Салливан [34]34
Создатели прелестных оперетт, восхищавших весь мир: «Терпение», «Детский передник», «Микадо».
[Закрыть]– был одним из лучших писателей-юмористов конца позапрошлого века. Совместно с Салливаном им написаны несколько оперетт – легкие фантазии: «Феспид» (Thespis, 1871), «Колдун» (The Sorcerer, 1877), «Иоланта» (Iolanthe, 1882) и «Раддигор» (Ruddigore, 1887). Начиная с 1863 года Гилберт сочинял остроумные поэмы, баллады и статьи для викторианской прессы. Он стал постоянным сотрудником журнала «Фан» (Fun), где печатался одновременно с Амброзом Бирсом, рассказ которого вы тоже найдете в этой книге. Он создал ряд пьес, многие из которых были комическими фантазиями, включая первую, под названием «Далкамара, или Маленькая уточка и Великий шарлатан» (Dulcamara, or The Little Duck and the Great Quack, 1866). Гилберт всегда ценил свои рассказы больше оперетт, и нам должно быть стыдно, что мы выпустили их из виду. Большинство из этих рассказов выходили отдельными изданиями в виде дешевых покетов или печатались в журналах, а единственным сборником, опубликованным при жизни писателя, стала книга «Фея для Фоггерти и другие рассказы» (Foggerty's Fairy and Other Tales, 1890). Питер Хэйнинг (Peter Haining) проделал большую работу, воскресив многие из этих историй в «Утерянных историях У. Ш. Гилберта» (The Lost Stories of W. S. Gilbert, 1982). Из этой книги позаимствована и та, которую вы сейчас прочтете.
Из всех родовитых девушек Таклешлоссштейна богатейшей, если речь идет об очаровании, и беднейшей, коли вопрос в деньгах, была леди Берта фон Клауффенбах. Ее батюшка, барон, действительно являлся счастливым владельцем большого замка на вершине отвесной скалы, но его имение, заложенное и перезаложенное, увязло в долгах – без малейшей возможности освободиться от влияния местного ростовщика. Да будет позволено мне сказать, что даже в случае невероятно счастливого стечения обстоятельств сумма, вырученная от продажи замка и отвесной скалы, не превысила бы ста восьмидесяти фунтов стерлингов, – а это говорит само за себя. Так что барон фон Клауффенбах даже не пытался казаться богатым.
Отвесная скала была необычайно бесплодна и бесполезна даже для скалы, а барон – поразительно беден даже для барона, так что у него, естественно, постоянно возникал вопрос, каким способом добывать себе хлеб, молоко и кислую капусту в количестве, достаточном для удовлетворения естественных потребностей, своих и своей прелестной подрастающей дочурки Берты. Теперь нам понятно, почему бедный старый джентльмен каждое утро опускал подъемный мост и покидал свое поместье, чтобы занять стул писца в конторе местного ростовщика, о котором я уже упоминал. Короче говоря, барон фон Клауффенбах служил обычным клерком.
Но рассказ пойдет не столько о бароне фон Клауффенбахе, сколько о его прекрасной дочери Берте. Я должен – нет, я просто обязан описать ее! Она была великолепным представителем рода человеческого, и его лучшей половины в частности. Высокая и статная. Рост – шесть футов. [35]35
180 см.
[Закрыть]Лицо, каким гордилась бы и королева, обрамляли прелестные белокурые локоны; большие голубые глаза, маленький ротик (с пухлыми сжатыми губками) и нос, если придерживаться обычного для тех времен языка коммерции, были вне всякой конкуренции. Фигурой Берта обладала такой, что ее хотелось воспевать в гимнах. Ослепительная белоснежная кожа придавала ей вид мраморной статуи, но если бы вы коснулись ее тела, то удивились бы тому, какое оно податливое и упругое. У Берты имелся лишь один недостаток – поразительное тщеславие и самомнение о своей внешности: она презирала любого, будь то мужчина или женщина, кто оказывался ниже ее ростом. По ней сохли все юные клерки в Таклешлоссштейне; но юные клерки Таклешлоссштейна были для леди Берты что мошкара для великанши. Они докучали ей, но не стоили даже того, чтобы их прихлопнуть. Так что юнцы продолжали вздыхать и томиться, а она – пренебрегать ими.
Впрочем, у одного из поклонников леди Берты шансы на успех оценивались в сумму чуть большую, чем воспоминание о потраченном полпенни, – это был граф Краппентрапп. Граф Краппентрапп имел несколько существенных преимуществ по сравнению с юными клерками Таклешлоссштейна – он постоянно находился в обществе леди Берты и принадлежал к знатному роду. А достиг он этого вот каким образом. Барон фон Клауффенбах, изыскивая средства к повышению своих доходов – или, по крайней мере, хотя бы к закладке первого камня в этом нелегком деле, – расклеил на всех стенах Таклешлоссштейна объявление:
Дворянин и его дочь, обладающие несколько большим помещением, чем им необходимо, будут счастливы принять в свой круг молодого джентльмена, занятого днем в деревне. Общество музыкальное. Плата ничтожна. Обращаться к барону фон К., почтамт, Таклешлоссштейн.
Единственным, кто отозвался на это объявление, был граф фон Краппентрапп; а единственным недостатком графа Краппентраппа оказалось то, что он не занят днем в деревне. Но сей недостаток, очевидно, искупался тем, что граф самым любезнейшим в мире образом передал барону шестимесячный вексель на десять фунтов, немедленно учтенный работодателем барона. Боюсь, барон и граф тем вечером жутко напились. Я знаю, что они всю ночь развлекались тем, что швыряли чернильницы с крепостных стен замка на головы людей в деревне внизу.
Легко догадаться, что граф фон Краппентрапп вскоре безнадежно влюбился в Берту; и те из моих читателей, которые знакомы с привычным развитием немецких легенд, давно уже, конечно, предположили, что и Берта точно так же безнадежно влюбилась в графа фон Краппентраппа. Но тут они жестоко ошиблись. Девушка ничем не поощряла молодого графа, напротив, она взирала на него с глубочайшим, можно даже сказать – бездонным, презрением. Правдолюбие вынуждает меня признать, что граф был человеком отталкивающей наружности: квадратный коротышка с громадной головой и жалкими кривыми ножками, отвратительный во всех отношениях, кроме одного – он всегда готов был подписать вексель в пользу достойного старого барона. И каждый раз, когда он делал барону такое одолжение, они с пожилым джентльменом кошмарно напивались и ночами бомбардировали жителей деревни чернильницами. А когда деревенских торговцев обдавало чернильничным душем, то те, зная, что во времена казней египетских бывало и похуже, что все проходит и ничто не вечно под луной, не теряли времени, чтобы взобраться на отвесную скалу с маленькими красными книжицами с золотым тиснением в руках и немедленно потребовать расплаты.
Вскоре после того, как граф фон Краппентрапп поселился у барона фон Клауффенбаха, этот граф сделал предложение дочери барона, и ровно через четверть минуты после того, как он сделал ей предложение, был категорически отвергнут самым недвусмысленным образом. После этого граф побрел в свои покои, бормоча и бубня что-то себе под нос, что показалось встретившейся ему случайно Гретхен – горничной и кухарке, которая отвечала за все хозяйство в замке, – признаком величайшего смятения. Добросердечная женщина предложила графу бутылочку дешевых духов и пузырек с каплями перечной мяты, но он так подскочил, когда она притянула ему эти скромные освежающие средства, и так отпрянул, что служанка отправилась к барону и тут же предупредила его о своем уходе – как и положено, за месяц.
С того дня у графа все пошло наперекосяк. Ставни не открывались, дверь не запиралась, стулья ломались, когда он садился на них, и прежде чем его досада утихала хотя бы наполовину, он уже выплескивал все ругательства, какие знал.
Да, к чему граф относился добросовестно, так это к брани. Для него было вопросом чести не использовать одно и то же выражение дважды в день. Поэтому однажды, когда его запас сквернословии: иссяк, а в этот момент – момент истощения – из каминной трубы в комнату повалил дым, граф просто сел и тихонько заплакал.
Но тут же вскочил, ибо в необыкновенно большом клубе дыма вдруг увидел какую-то странную фигуру, которую он не встречал прежде. Росту в этой фигуре было фута два, голова размером со все тело, а ноги – сросшиеся. Выглядел незнакомец как-то старомодно, но, за исключением длинного напряженного хвоста с заостренным кончиком, в нем не было абсолютно ничего сверхъестественного. Волосы данного индивидуума, напоминающие хохолок или петушиный гребень, были собраны в чудную, загнутую вверх косичку, перевязанную голубой лентой. Незнакомец обладал пышными, расширяющимися книзу бакенбардами, шея у него вовсе отсутствовала, а все тело и спаянные ноги покрывала роговая инкрустация, невольно наводящая на мысль о черных майских жуках. Гребешок незнакомца украшала треуголка, опережающая изобретение сего головного убора лет эдак на триста.
– Прошу прощения, – произнесло явление, – не могу ли я говорить с тобой?
– Очевидно, можешь, раз говоришь, – ответил граф, к которому уже вернулась уверенность в себе.
– Нет, это я знаю, я имел в виду, можешь ли ты уделить мне минут десять?
– Это во многом зависит от того, что ты скажешь. Кстати, кто ты? – полюбопытствовал граф.
– Я в некотором роде гном.
– Гном?
– Ну, вроде гнома; не стану вдаваться в подробности, поскольку они тебе, наверное, не интересны.
Явление помедлило, видимо надеясь, что граф примется уверять его, что любые подробности личной жизни гномов ему безмерно интересны, но человек лишь сказал:
– Ни капельки.
Триумф порока.
– Ты беден, – заявил гном.
– Очень, – ответил граф.
– Ха! У людей так случается. А я богат!
– Неужто? – Граф неожиданно почувствовал интерес к теме.
– Да, и мог бы сделать богатым и тебя, только ты должен помочь мне разобраться с женой.
– Что? Отплатить добром за зло? Никогда!
Граф, конечно, так не считал, но подумал, что сказать это стоит.
– He совсем, – пояснил гном. – Я не дам тебе золота, пока ты не найдешь мне жену; вот за какое зло я заплачу тебе добром.
– А-а-а, – задумчиво протянул граф, – я не рассматривал проблему в таком свете. Что ж, теперь мне все ясно. Но почему бы тебе самому не найти себе жену?
– Ну, – смутился гном, – я не совсем… ну, как это… ну, ты понимаешь… я… мне не подыскать слова!
– Ты слишком безобразен? – предположил граф.
– Ну-у-у, – сказал гном (несколько захваченный врасплох), – что-то вроде того. Ты, понимаешь.
– Да, знаю, – согласился граф, – но чем я могу тебе помочь? Не в моих силах сделать тебя красавцем.
– Нет; но я обладаю возможностью трижды за все мое гномье существование превращаться в прекрасного юношу.
– Да ну?!. – лукаво заметил граф.
– Точно. Так вот, я уже делал это дважды, но безуспешно – в смысле женитьбы. У меня остался последний шанс.
– Но все-таки, как я могу тебе помочь? Ты сказал, что способен превратиться в прекрасного юношу, так почему бы тебе самому не заняться этим делом? Я, со своей стороны, в некоторой степени… э…
– Омерзителен? – вставил гном, решивший слегка отомстить.
– Короче, выкладывай все как есть, – буркнул граф.
– Что ж, – отозвался гном, – этот несчастный факт связан с моим человеческим существованием.
– Ладно, давай не церемонься.
– Ну, дело, значит, такое. Я был привлекательным молодым человеком шести футов ростом, но изо дня в день, во время мытья, незаметно уменьшался, пока не съежился вот до такого… такого…
– Презренного недоноска?
– Э-э-э… да, спасибо… ты заметил. Ну вот, я пытался дважды, и каждый раз находил прелестную девушку, готовую выйти за меня замуж; но за месяц, отделяющий помолвку от свадьбы, я сокращался так ощутимо (каждый, знаешь ли, обязан во время ухаживания умывать хотя бы лицо), что мои невесты-избранницы пугались и сбегали. А теперь я увидел леди Берту и намерен жениться на ней.
– Ты? Ха-ха-ха! Прости, но… ха-ха-ха!
– Да, я. А ты позаботишься о том, чтобы между моим предложением и нашей свадьбой прошло как можно меньше времени.
– Конечно. И ты хочешь, чтобы я подготовил ее к встрече с тобой и к свадьбе без всякого промедления.
– Точно! И если ты согласишься, я дам тебе несколько золотых приисков и столько алмазов, сколько сможешь унести.
– Правда? Мой дорогой сэр, не говорите больше ничего! Как поется в одной популярной нынче комической песенке: «„Месть! Месть! Месть!“ – вскричал Тимофеус». Но как ты добьешься необходимого превращения?
– Вот кольцо, которое дает мне возможность еще раз обрести человеческий вид. Стоит мне надеть его на средний палец, и превращение свершится.
– Ясно… но не мог бы ты сделать мне одолжение и выплатить пару талеров авансом?
– Хм, – процедил гном, – это не входит в условия контракта, но ладно: вот тебе два.
– Угу, – сказал граф, проверив монеты на зуб. – Я проверну это дельце. Приходи послезавтра.
– В это же время?
– В это же время.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
И гном исчез в дымоходе.
Граф фон Краппентрапп, не теряя времени, поспешил к своей возлюбленной Берте, чтобы поскорее сообщить ей о том, какой прекрасный жребий ей уготован.
– Леди Берта, – начал он, – я пришел к тебе с великолепным предложением!
– Краппентрапп, – фыркнула девушка, – не будь ослом. Раз и навсегда сказано: я за тебя НЕ ПОЙДУ!
– Я имел в виду не себя; я говорю от имени своего друга.
– О, я уверена, любой ваш друг… – вежливо начала Берта.
– Большое спасибо.
– …получит тот же отказ, что и вы. Он наверняка противен.
– Он прекрасен!
– Порочен.
– Он добродетелен!
– Он низкого происхождения и роста.
– Он принц небывалого телосложения!
– Он несказанно беден.
– Он сказочно богат!
– Действительно? – удивилась Берта. – Твоя история заинтересовала меня. – (Она явно была знакома с немецкими мелодрамами.) – Продолжай.
– Этот принц, – послушно продолжил Краппентрапп, – слышал о тебе, видел тебя и вследствие этого влюбился в тебя.
– Ну-ну, дальше. – Берта хихикнула и подтолкнула его своим невероятно красивой формы локтем.
– Так вот. Он предлагает тебе всю Африку, Хрустальный дворец, несколько солнечных систем, Рейн и Рошервилль. Это такое место, – мечтательно добавил граф, – созданное специально для того, чтобы проводить там долгие счастливые дни.
– Ты серьезно или это очередная чушь? – Берта многозначительно обнажила правую руку до плеча.
– Клянусь честью, я серьезен. Он будет здесь послезавтра, в это же время, и сделает тебе предложение, если ты согласишься принять его у себя. Он увезет тебя с собой в собственную провинцию и там женится на тебе.
– Уехать с мужчиной, одной, до свадьбы? И думать не желаю о таких вещах! – заявила Берта, бывшая образцом пристойности.
– Да! – признал граф. – Действительно, это несколько щекотливая ситуация… Ха! Мысль! Вы сперва поженитесь, а потом отправитесь, а поскольку у него всего два дня, свадьбу нельзя откладывать ни на минуту.
Видите ли, если бы он предложил это сразу, она бы непременно отказалась – из принципа. А теперь девушка мгновенно ухватилась за добрый совет и в знак примирения опустила рукав.
– За два дня я соберу приданое. Мы поженимся в тот же день, когда он прибудет, если окажется, что он полностью соответствует твоему описанию. Но если нет…
И она снова многозначительно закатала рукав, оголив руку…
Той ночью барон фон Клауффенбах и граф фон Краппентрапп весело прокутили два талера, которые граф раздобыл у гнома. Барона необычайно радовала перспектива приобрести царственного зятя; и чернильный ливень, потоком льющийся с бастионов замка, был обилен как никогда.
Через день в то же время гном снова предстал перед графом Краппентраппом.
– Как дела? – поинтересовался граф.
– Спасибо, – ответил гном, – все чудесно. Жутковато жениться.
– Что за глупости! Не унывай, будь мужчиной!
– Ох, тебе хорошо говорить, но… леди готова? – резко сменил он тему.
– Надо полагать. Она сидит в банкетном зале в полном свадебном облачении, страстно жаждая твоего появления.
– Ох! Как я выгляжу? Видно, что нервничаю?
– Честно говоря, да.
– Боюсь, что так. Все подготовлено?
– Масштабы приготовлений немыслимы, – сообщил граф. – Половинки сдобных булочек с изюмом и дольки апельсинов разбросаны по замку в неимоверных количествах, а имбирного пива и смородинового вина столько, что по ним могла бы плыть лодка Роба Роя. [36]36
Роб Рой – персонаж романа Вальтера Скотта.
[Закрыть]Гретхен с риском для жизни, своей и остальных, нарезает ветчину для сандвичей, а барон собственноручно снял объявление «Меблированные комнаты», которое, пожалуй, несколько веков провисело на никогда не мывшихся окнах банкетного зала.
– Понятно, – кивнул гном, – значит, атмосфера создана.
– Вроде того. Вот увидишь, все вместе сложится в совершеннейшую картину.
– Хорошо, – сказал гном, – тогда, думаю, мне надо переодеться.
И это были справедливые слова, ибо он еще не принял человеческую форму.
Итак, гном надел на средний палец правой руки перстень с большим карбункулом, и тотчас же комната наполнилась клубами дыма. А когда он растаял, пораженный граф увидел на том месте, где только что стоял гном, прекрасного статного юношу.
– И никакого мошенничества, – произнес принц.
– Браво! Действительно здорово! Очень изящно! – Граф даже зааплодировал.
– Умная штучка, а?
– Не то слово. Очень изобретательно. И оригинально. А теперь – как тебя зовут?
– У меня странное имя. Принц Фу.
– Принц фу? Фу! Фу? Ты шутишь.
– Слушай, я дам тебе один совет: никогда не каламбурь с именами; можешь быть уверен, какой бы остроумной ни была твоя, шутка, наверняка твоему приятелю уже бросали ее в лицо не раз и не два. А эту твою остроту изобретает каждый дурак, когда впервые слышит, как меня зовут.
– Прошу прощения – шутка была слабовата. Итак, если ты сейчас отправишься со мной к барону, вы сможете провести предварительные переговоры.
И они пошли к барону, которого его будущий зять очаровал с первой минуты. Принц Фу отдавал Берте всю Африку, Хрустальный дворец, несколько солнечных систем, Рейн и Рошервилль, а лично барону презентовал Сибирь и Везувий; затем все спустились в банкетный зал, где их прибытия дожидались Берта и священник.
– Разрешите, – заговорил барон. – Берта, дорогая, позволь тебе представить принца Фу – очень великодушного, – (шепотом), – молодого человека. Принц Фу, это моя дочь Берта. Простите старика отца, если он на секундочку расклеится.
И барон зарыдал от избытка чувств, а вместе с ним и принц Фу, и граф Краппентрапп, и священник, и Гретхен, закончившая приготовление сандвичей. Церемония прошла при горячем воодушевлении и бурном рвении обеих сторон, а в заключение вся компания насладилась изысканно сервированной легкой закуской. Принц провозгласил, что барон самый славный парень из всех, кого он только встречал, а барон заверил принца, что не находит слов для описания радости, которую он чувствует при мысли о союзе своей дочери с дражайшей Его Светлостью.
Новобрачный и его молодая супруга выехали в карете к землям принца, расположенным всего в пятидесяти милях от Таклешлоссштейна, и той ночью барон и граф надрались сильнее, чем обычно. Они спустились к местному серебряных дел мастеру, скупили все имевшиеся в наличии чернильницы, и душ письменных приборов с крепостных стен, в ту ночь окроплявший головы крестьян, не имел себе равных за все хроники попоек.
Берта и принц Фу провели счастливый медовый месяц. У Берты была одна, и только одна причина жаловаться на принца Фу, да и та незначительная: делая все возможное, она была не в состоянии заставить его умываться чаще чем раз в неделю. Чистоплотная немецкая девушка, сама она привыкла мыться три, а то и четыре раза в неделю; поэтому данная особенность мужа сердила ее больше, чем могла бы раздражать прочих юных девиц Таклешлоссштейна. Так что она разработала хитроумный план и каждую ночь протирала лицо супруга влажным полотенцем; а когда он выходил прогуляться, прятала его зонтик, чтобы, если пойдет дождь, свежие струи обеспечили принцу необходимое гигиеническое омовение.
Так продолжалось примерно два месяца, и к концу этого срока Берта начала замечать необычные перемены не только в облике своего мужа, но и в своем собственном. К ужасу своему, она открыла, что и она, и ее супруг стремительно уменьшаются! В день свадьбы рост каждого из них составлял шесть футов, а теперь у мужа – пять футов девять дюймов, а у нее вообще пять футов и шесть дюймов, поскольку умывалась она гораздо чаще. Платья Берты стали ей слишком длинны и широки. Она закалывала складки и подгибала их всюду, где только можно закалывать складки и подгибать, она суживала и убирала клинья везде, где позволял фасон. Каблуки мало помогали, все равно приходилось ходить на цыпочках, дабы избежать разоблачения. Да и принцу Фу было ни на йоту не легче, чем его жене. Он носил высоченные шляпы с длиннющими перьями, а каблуки на его сапогах смотрелись особенно нелепо. Каждый, казалось, боялся показать другому, что заметил в супруге невероятное превращение, и на место шумного веселья, не оставлявшего их до сей поры, пришло тихое отчаяние.
В конце концов дела приняли самый неблагоприятный оборот. Однажды принц отправился на охоту и с вершины высокой скалы упал прямо в Рейн. Он был отличным пловцом и провел в воде почти два часа, борясь с сильным течением, пока не подоспела подмога. Но вследствие этого он съежился настолько, что его спутники едва признали его. Принц уменьшился до четырех футов и девяти дюймов.
Вернувшись в замок, он нахлобучил свою самую большую шляпу, натянул сапоги с высоченными каблуками и, согревая у камина продрогшее тело, нервно дожидался возвращения жены после посещения магазинов соседнего городка.
– Чарльз, – сказала она, увидев своего супруга, – дальнейшая маскировка бессмысленна. Невозможно больше скрывать тот чрезвычайно неприятный факт, что мы оба быстро уменьшаемся. Два месяца назад ты был статным мужчиной, а я – самой великолепной женщиной нашего, да и любого другого времени. А теперь я всего лишь среднего роста, а ты вдруг стал презренно низок. Что все это значит?
– Мужья часто выглядят низкими в глазах своих жен, – несмешно пошутил принц Чарльз Фу.
– Да. Но жена не намерена выглядеть низкой в глазах своего мужа.
– Это всего лишь воображение, дорогая моя. Ты прекрасна, как всегда.
– Ерунда, Чарльз. Клинья, Вставки и Складки – Важные Вещи. – Берта так и говорила, отчетливо произнося каждое слово. – Они – Упрямые Факты, от которых Не Отвертеться, и Я Настаиваю на Объяснении.
– Мне очень жаль, – ответил супруге принц Фу, – но я не могу ничего объяснить. – И, вспомнив внезапно, что его лошадь все еще плавает в Рейне, он со всех ног кинулся доставать ее оттуда.
Берта, несомненно, была раздосадована. Она начала подозревать, что вышла замуж за сущего дьявола, и это, конечно, беспокоило ее. Берта решила написать отцу и спросить у него, что делать.
Кстати заметим, что принц Фу поступил весьма нечестно и подло со своим другом, графом Краппентраппом. Вместо того чтобы предоставить в его распоряжение обещанные золотые прииски и алмазы, он дал ему всего лишь шестимесячный вексель на двадцать фунтов, дюжину бутылок дешевого рейнвейна и пару сотен булыжников, что, естественно, не могло удовлетворить прирожденной тяги графа и барона к серебряным чернильницам. Неудивительно, что граф фон Краппентрапп вознамерился отомстить принцу при первой возможности – и письмо Берты эту возможность предоставило.
Он оседлал дворцового осла и отправился в Фуберг, место обитания принца. Через два дня граф прибыл туда и послал свою визитную карточку Берте. Берта приняла его; и тогда он рассказал об истинной натуре принца и ужасной участи, уготованной ей, если она останется его женой.
– Но что мне делать? – зарыдала несчастная Берта.
– Если бы ты снова была свободна, за кого бы ты вышла замуж? – коварно намекнул он.
– Ох, – вздохнула Берта, – за тебя, конечно.
– Правда выйдешь?
– Несомненно. Вот расписка.
И она в письменном виде пообещала графу выйти за него замуж, если что-то случится с принцем, ее мужем.
– Но, – заметил граф, – сможешь ли ты примириться с моими ничтожными размерами?
– По сравнению со мной теперешней ты просто великан, – ответила Берта. – Я исцелилась от прежней гордыни и больше не кичусь своим великолепным ростом.
– Хорошо, – кивнул граф. – Ты заметила кольцо с карбункулом, которое твой муж (муж! ха-ха! но не важно) носит на среднем пальце?
– Да.
– Оно волшебное. Сними перстень, когда принц уснет; тогда он исчезнет, а ты станешь свободной женщиной.
Той ночью, когда часы пробили двенадцать, принцесса сняла кольцо со среднего пальца правой руки принца Фу. Он страшно завизжал; комната наполнилась дымом; а когда дым рассеялся, в кровати лежало обугленное тело мертвого гнома в его настоящем виде; стоило к нему притронуться, оно рассыпалось легкой золой!
Замок Фуберг, однако, остался, и все, что было в нем, – тоже. Пепел чудовища похоронили в саду на заднем дворе, и на этом месте с ошеломляющей быстротой вырос куст без листьев, но покрытый черной блестящей жесткой корой, наводящей на мысли о майских жуках. Он рос, рос, рос, но листья так и не появились; и, как его ни подрезали, он вытягивался снова. Поэтому, когда Берта (так никогда и не вернувшаяся к своим прежним размерам) вышла замуж за графа Краппентраппа, возникла необходимость полностью закрыть задний садик и вставить в выходящие туда окна непрозрачные стекла. Старый барон переехал жить к ним, и они с графом очень весело проводили время. Граф запасся таким количеством чернильниц, которого хватило до конца дней почтенного старика, и они много радостных часов простаивали вдвоем на древних, освященных веками укреплениях Фуберга. Берта и ее муж прожили долгую счастливую жизнь и, всеми уважаемые, умерли в преклонных годах.
