Текст книги "Сломленные"
Автор книги: Мартина Коул
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц)
Глава 9
– Привет, Кейт.
Низкий, приятный голос Патрика накрыл ее, словно волна. Как только она вновь оказалась рядом с ним в его машине, она вдруг осознала, что ее по-прежнему неудержимо влечет к нему. Она снова ощутила его особый, ни с чем не сравнимый запах, который когда-то заставил ее почувствовать себя защищенной, уверенной в завтрашнем дне. Ей пришлось собрать всю свою волю, чтобы не броситься ему на шею.
– Ты сделала это?
Она кивнула:
– Я соврала. Разве ты не этого хотел?
В маленьком салоне автомобиля Патрик казался ей огромным – куда больше, чем в ее воспоминаниях.
– Ты был той ночью в клубе? Томми Броутон говорит, что видел тебя там.
– Томми врет. Меня и близко там не было.
Кейт слышала в его голосе страх. Патрик Келли чего-то боялся – в первый раз за все время их знакомства.
– Пэт, что происходит?
По ее тону он понял: скажи он ей правду, ему, возможно, удастся ее вернуть. Но он не мог. Их разлука сейчас играла ему на руку. Он должен оградить ее от этого безумного Бориса. Уже одно то, что она знакома с Патриком Келли и дорога ему, подвергало ее большой опасности. Никогда в жизни Патрик не оказывался в таком положении. Он всегда рисковал и всегда пил шампанское. Иногда у него возникали проблемы с полицией, но он неизменно выходил сухим из воды. Теперь же перед ним стояла задача просто-напросто защитить Кейт и себя.
– Я очень ценю то, что ты сделала, Кейт. Я знаю, какой ценой тебе это досталось.
– Где ты был той ночью, Пэт? С кем?
Он посмотрел ей в глаза и тяжело вздохнул. Он доверял этой женщине, как не доверял никому. Даже Рене не вызывала у него таких чувств, как Кейт. Но он не мог ей открыться. Он знал: она захочет вмешаться, помочь ему, заставит его попытаться все уладить честным путем. Но она не понимает, что с такими людьми, как Борис, честность может стоить жизни.
Патрик восхищался Кейт. Ежедневно сталкиваться на работе с людской низостью и не потерять веру в людей – такое для Патрика было сродни подвигу. Сам он не доверял почти никому – только Кейт и Вилли.
Словно прочитав его мысли, Кейт спросила:
– Где Вилли?
Он взглянул на нее и понял, что она уже обо всем догадалась.
– Выполняет одно мое поручение.
Кейт ничего не сказала – лишь посмотрела ему прямо в глаза. Она хорошо знала эти глаза. Сейчас они лгали.
– Поручение? Пэт, я что, похожа на дуру? Пожалуйста, – ответь на мой вопрос. – В ее голосе снова появились нотки сарказма.
– Брось, Кейт. Давай не будем об этом, а?
Она качала головой, наблюдая, как он пытается сдержаться. Кейт знала: он все равно не скажет ей правду о Вилли.
– Жизнь тебя ничему не учит, да, Пэт? По-прежнему не человек – кремень, да?
Он повернулся к ней. Его лицо выражало упрямство и ожесточение.
– Ты, как всегда, права. Жизнь меня не учит. Горбатого могила исправит. Я люблю рисковать. Риск придает жизни смысл. Ты понимаешь, что я хочу сказать? То же самое можно сказать и о тебе, Кейт. Мы с тобой – две стороны одной медали. Только ты вся такая правильная…
Она еле заметно улыбнулась:
– А какой ты, а? Эгоистичный сутенер, которому плевать на чувства других людей? Сутенер во всех значениях этого слова. Живущий за счет женщин… – Она видела, каким жестким стал его взгляд, но не испугалась: – Я, кажется, попала в самую точку? Ты ведь именно так зарабатываешь себе на жизнь, да, Патрик? Не нужно прикидываться, будто тебя это оскорбляет. Зачем же так реагировать на правду?
Он провел рукой по лицу и рассмеялся.
– Неужели нам стыдно, а? Стыдно, Патрик? – продолжала Кейт.
Он грубо толкнул ее в грудь. Машина стала для него тесной, словно гроб. Ему захотелось выскочить, захотелось, чтобы Кейт оставила его одного. Ему плохо и без ее непрекращающихся упреков.
– Послушай, дорогая, ты начинаешь меня утомлять! Согласен, ты оказала мне большую услугу, и я это очень ценю, но ты скоро превратишься в вечно брюзжащую старую каргу. Всегда права, всегда у тебя готово собственное мнение обо мне и моих поступках. Иногда я вообще удивляюсь, как, черт возьми, мы сошлись. Я вот что тебе скажу, Кейт: я отношусь к тебе так, как ты никогда не будешь ко мне относиться. И знаешь, почему? В отличие от тебя я никого не сужу. Я принимаю людей такими, каковы они есть.
Они смотрели друг на друга, как непримиримые противники, каждый хотел уколоть другого побольнее. Кейт презрительно скривила губы:
– Патрик, пойми наконец: ты оказался в дерьме из-за своего образа жизни. Надеюсь, хоть эта история тебя чему-нибудь научит, очень надеюсь. Ты говоришь как школьник, наивный, невежественный школьник.
Патрик молчал. Кейт стало стыдно за то, что она сорвалась, за свою жестокость. И прежде чем она успела попытаться хоть как-то смягчить свои слова, он произнес:
– Я скоро исчезну из твоей жизни, ты меня больше не увидишь. Наконец-то я раскусил тебя, дорогая. Можешь смотреть на меня свысока, если тебе от этого легче. Да, насчет твоей великой лжи: скажи им, что ты ошиблась. Я найду хоть пятьдесят крошек, которые сделают то же самое и ничего не потребуют взамен. Я не нуждаюсь ни в тебе, ни в твоей помощи. Мне не нужны твои жертвы.
– О нет, Пэт, еще как нужны. Ибо в отличие от пятидесяти крошек, готовых ради тебя на все, я единственная, кому они поверят.
Кейт вышла из машины и пошла прочь. Сердце стучало, как отбойный молоток. Она готова была разорвать Патрика на части за то, что он осмелился сказать. Казалось, со вчерашнего вечера они начали друг друга ненавидеть. Как с ними могло такое произойти?
Никогда раньше она не испытывала столь выраженного желания причинить боль другому человеку. Даже бывшего мужа Дэна, когда тот бросил ее с маленьким ребенком на руках без средств к существованию, вычистив банковский счет до последнего пенни, – даже Дэна она ненавидела меньше. И когда она узнала, что Дэн живет за счет своей новой подружки, путешествует по миру, ездит на дорогих машинах и при этом ничегошеньки не выделяет на собственного ребенка, – да, тогда ей было больно, но все же тогда она не испытывала такой ненависти, которую она испытывала сейчас к Патрику Келли, бандиту и убийце, но в то же время и самому порядочному человеку из всех, которых она когда-либо встречала.
Кейт плакала.
Ребенок вел себя тихо. Женщина взяла его за руку и молча повела к стоянке грузовиков. Это был чудесный малыш с голубыми глазами и волнистыми темными волосами. Он захихикал, когда женщина посмотрела на него, и залепетал:
– Мама, мама…
– Мамочка любит тебя, малыш, ты знаешь. Но ты действуешь мамочке на нервы, ты мешаешь ей жить так, как она хочет.
Ребенок не понимал слов женщины, но ее приятный, убаюкивающий голос журчал, словно песня. Таким голосом можно говорить только что-нибудь очень хорошее, поэтому малыш расплылся в счастливой улыбке.
Никто не видел, как они подошли к грузовику. Никто не видел, как женщина подняла ребенка и положила в кузов.
Выходя со стоянки, она заметила двух мужчин, идущих ей навстречу. Когда они мельком взглянули на нее, женщина отвернулась. Ее длинные светлые волосы развевались на ветру, и, хотя было довольно тепло, женщина поплотнее закуталась в куртку.
Она вернулась к своей машине, напевая веселую мелодию. Огромная тяжесть свалилась у нее с души.
Джеки Палмер была привлекательной девушкой. Тушь и накладные ресницы придавали ее взгляду вечно удивленное выражение, делая и без того огромные карие глаза еще больше. Эффект получался потрясающий. Собственная красота не являлась для Джеки секретом.
Подходя к своему муниципальному дому, она улыбнулась. Улыбка ее портила. Точнее, не сама улыбка, а тусклые желтовато-серые зубы. Еще бы: за четыре года умудриться родить четверых детей – это вам не шутка.
Она была счастлива. У нее появились новый дружок, деньжата, сменная работа, и теперь ей не приходилось, как раньше, с трудом сводить концы с концами. Три месяца тому назад она устроилась в массажный салон. Работа, конечно, ей нравилась, но еще больше нравилось то, что эта работа давала: новые шмотки, расслабляющую травку, какие-то вещи в дом. Правда, покупки она делала очень осторожно, поскольку все еще находилась под зорким контролем социальной службы. Джеки подавила раздражение. Ничего, через пару месяцев все будет хорошо. Ее опекуны проглотят всю ту чушь, которую она им рассказывает, и наконец-то оставят ее в покое, позволив наслаждаться всеми радостями новой, обеспеченной жизни.
Вернувшись домой, Джеки поразилась тишине и спокойствию в квартире. Сестра согласилась забирать детей к себе домой, что стало для Джеки еще одним подарком судьбы. Она соврала сестре, будто приходит домой поздно, поэтому сейчас у нее хватит времени спокойно принять ванну, пропустить стаканчик-другой и поужинать, прежде чем четыре маленьких чудовища свалятся ей на голову.
Родив первого ребенка в восемнадцать лет, Джеки не сомневалась, что поступает правильно. У нее была квартира, дела шли весьма успешно, но она чувствовала себя ужасно одинокой и потому заводила многочисленные романы. Никто из мужчин долго у нее не задерживался, все они уходили, – как правило, оставляя ей очередного ребенка. Теперь она поражалась собственной глупости. Она очень любила детей, но в то же время они выводили ее из себя. Молодую и привлекательную девушку такая куча детей связывает по рукам и ногам. Джеки никогда не имела постоянной работы, приличного парня и нормальной семьи. Все дети были от разных отцов, что весьма бросалось в глаза. Они не просто не походили друг на друга – они различались даже цветом кожи, не говоря уже о склонностях и характерах.
В ушах Джеки до сих пор стоял голос матери, которая, не выбирая выражений, с отвращением высказывала все, что она думает по поводу ее очередной беременности. Мать нашла себе мужчину и переехала с ним в другой город. Джеки знала: мать уехала из-за нее. Сестра и брат считали святым долгом напоминать Джеки об этом при любом удобном случае. Пока в ванну набиралась вода, Джеки приготовила себе чай и тосты, сняла макияж. Она прекрасно прожила бы без детей, но все же дети существовали, она несла за них ответственность, и каждый норовил ткнуть ее носом в данный факт. Вздохнув, Джеки подколола свои тяжелые светлые волосы, взяла чай и тосты и пошла в ванную, захватив для развлечения газету и радиоприемник. Это ее время, и она проведет его как следует.
Луиза, сестра Джеки, посмотрела на часы. Собрав двух своих детей и троих детей Джеки, она отправилась в детский сад за малышом Мартином. Подойдя к воротам, она зевнула. Как обычно, она опоздала: нелегкая это задача – приходить вовремя, когда тебе нужно обуть и одеть всю эту кричащую, резвящуюся и дерущуюся братию. Луиза стояла и наблюдала, как родители и родственники разбирают детей. Увидев несколько знакомых мам, она улыбнулась. Все пятеро детей, дружно ворвавшись на территорию детсада, кинулись к игровой площадке. Как обычно, миссис Уолден попросит их не влезать на перекладины и качели, и, как обычно, они не обратят на ее просьбу ни малейшего внимания.
Всех детей разобрали, но Мартин так и не появился. Пройдя через двойные двери в зал, Луиза увидела миссис Уолден, которая смотрела на нее с удивлением.
– Здравствуйте, миссис Эштон, вам что-то нужно?
Луиза ошарашенно уставилась на нее:
– Конечно нужно. Мне нужен Мартин.
– Его забрала мать пару часов назад. Даже не зашла в сад, просто забрала его с игровой площадки, и все, – сообщила миссис Уолден саркастическим тоном, как бы говоря: мол, больше доверяйте Джеки, она вам таких дел наделает… Миссис Уолден считала Джеки пустой особой, да и не только она. Луиза знала, как люди относятся к ее сестре, да и сама соглашалась с их мнением, но никогда не осуждала сестру вслух. Семья есть семья все-таки.
– Она, наверное, звонила. Меня дома не было, – соврала Луиза.
Она вышла из здания, собрала детей и поклялась про себя на сей раз устроить Джеки головомойку. Неужели так трудно позвонить сестре? В этом вся Джеки. Эгоистичная свинья. Дети почувствовали раздражение Луизы и молча шли рядом с ней.
Дженни и Кейт пытались найти хоть какие-нибудь зацепки в показаниях Мэри Паркс и Керри Элстон. Детей Элстон допросили, но толку от их показаний было мало. Хорошо вышколенные детишки твердо знали, что некоторые вещи нужно хранить в секрете. Казалось, они просто хотят как можно скорей вернуться к маме. Кейт всегда поражалась способности маленьких детей быстро восстанавливать физические и душевные силы. Регине Карлтон этого не удалось. Врачи сказали, что у нее нервный срыв, и запретили ее допрашивать. Ее детей передали на попечение суда.
– Если Кевин Бленкли – один из тех мужчин на фотографиях, тогда он должен знать помимо Дэйва Карлинга и других, – сказала Дженни. – Мэри Паркс тоже знала его. Есть шансы, что она знает и остальных. Причем знает достаточно близко, если судить по фотографиям. Поэтому мы должны сосредоточиться сейчас на ней. Керри слишком строптива, вот в чем проблема. Она знает, что ей все сойдет с рук, но если она признает свою вину, ее ждет наказание. Итак, всю полученную информацию мы должны использовать против нее. Она как миленькая согласится на сделку, но я пока этого не предлагаю. Пусть помучается немного.
– Большинство женщин-педофилок соглашается на сделки, – продолжала Дженни, видя, что Кейт слушает ее с интересом. – Один из каждых трех педофилов, как правило, женщина. Трудно в это поверить, да? Кажется, будто не может женщина так поступать с детьми, особенно с собственными детьми. Женщинам-педофилам порой удается избежать наказания лишь по одной причине: в сфере юриспруденции работают в основном мужчины, которые просто не ждут от женщин ничего подобного. Знаешь, Кейт, даже ФБР считает, что женщин просто впутывают в подобные преступления. Словно принадлежность к другому полу снимает с них всякую ответственность. Самые отъявленные педофилы, с которыми я сталкивалась, были женщины. Вспомни Майру Хиндли. Если бы не магнитофонная запись с ее признанием в изнасиловании малышки Лесли Анны Доуни, она наверняка отделалась бы легким испугом – просто как женщина, которую втянули в грязное дело. Разумеется, она сама стремилась поучаствовать в этом. В противном случае ничто на свете не может заставить человека заманивать детей, чтобы маньяк расправлялся с ними.
Кейт слушала с восхищением. Дженни оказалась настоящей ходячей энциклопедией по преступлениям на сексуальной почве. Все дела педофилов и насильников до мельчайших деталей сохранялись в памяти Дженни. Она вела против этих зверей в человеческом образе свой личный крестовый поход.
Раздался звонок, и Кейт подошла к телефону.
– Пришла мать Мэри Паркс. Она хочет поговорить с нами, – положив трубку, сказала Кейт.
Дженни вскинула бровь:
– Надеюсь, у нее есть для нас новые факты. Я с удовольствием прищучила бы ее дочурку. Знаешь, Кейт, я никогда не думала, что скажу такое про ребенка, но эта девица – мерзавка, и, по моему мнению, никто не смог бы ее такой сделать: она такой уже родилась.
Кейт кивнула – она была согласна с каждым словом Дженни. Спустя пять минут они изумленно слушали рассказ Триши Паркс. Даже Дженни поразилась, насколько глубоко малолетняя девчонка увязла в преступлениях. Женщина говорила о своей одиннадцатилетней дочери как о матерой преступнице.
– Она сказала мне это, когда я пришла к ней рассказать об отце… О том, что он сделал. – Голос Триши дрогнул. Прежде чем продолжить, она сделала глоток воды. – Она сказала мне: «Ему стоило прирезать не только Кевина, но и его брата». Я даже не знала, что у Кевина есть брат. Я навестила мужа в изоляторе, и он подтвердил слова Мэри. У Кевина действительно есть брат. Он живет где-то в Ист-Энде. Его зовут Джереми Бленкли, но он часто пользуется псевдонимами: иногда Картер, иногда Маккэнн. Не знаю, поможет ли вам это, но я решила рассказать.
Лицо женщины выражало страдание. Кейт искренне сочувствовала Трише Паркс: ей пришлось столько всего пережить, столько перенести! Одна потеря ребенка чего стоит.
– Я сказала в соцслужбе, что не приму Мэри в свой дом. Я не навещаю ее, не имею с ней никаких дел. Я учила своего ребенка отличать плохое от хорошего. Она прекрасно знала, что делает. Меня тошнить начинает, как подумаю об этом.
Триша явно через силу продолжала разговор.
– Мы понимаем, как вам сейчас тяжело, миссис Паркс, – искренне сказала Кейт. – Однако имейте в виду: все, что вы знаете, может нам очень помочь.
Триша выдавила из себя улыбку и хрипло произнесла:
– Я думала, что у меня в общем-то неплохая жизнь. Ленни – неудачник, но он хороший человек, несмотря на это. Мой сын Ян – просто сокровище, чудесный ребенок. Но Мэри…
Триша печально покачала головой. Дженни предложила ей сигарету.
– Мэри когда-нибудь не ночевала дома? – спросила она.
– Иногда она оставалась у своей подруги Шейлы, обычно по выходным. По крайней мере, она так говорила. Скорее всего, она ночевала в этом логове у Керри. Вам лучше спросить у нее самой, где она бывала. Мне она правды не говорила. Она знала: правда мне не понравится. – Триша посмотрела Дженни прямо в глаза и серьезно сказала: – Честно говоря, я не особенно интересовалась, где она пропадает. Без нее дом менялся: становилось как-то светлее. Я знаю, чудовищно так говорить о собственном ребенке, но теперь я даже рада ее отсутствию.
Она резко встала:
– Мне нужно идти. Я сказала все, что хотела. Теперь я хочу подумать о собственной жизни.
Джеки открыла дверь с широкой улыбкой на лице. Луиза смотрела на сестру с неприязнью. Хотя внешне они с Джеки походили друг на друга, Луиза была старше и не так привлекательна, как сестра. Временами это причиняло Луизе боль. Она с завистью замечала, как ее муж, Дэнни, смотрит на Джеки. На Луизу он так не смотрел никогда. Да, в активе у Джеки накопилось много таких взглядов. Только какой в них толк? Все равно ее бросали снова и снова.
Луиза довольно грубо толкнула сестру в грудь со словами:
– Огромное спасибо, Джеки! Ты что, позвонить не могла?
Джеки увидела знакомую враждебность в глазах сестры и, ответив таким же толчком, поинтересовалась:
– Какого черта я буду тебе звонить?
Луиза завела детей в комнату. Не прерывая разговора, она открыла сумку с покупками, достала из нее мешочек с конфетами и вручила каждому по одной.
– Трудно было позвонить и сказать, чтобы я туда не тащилась? Шутка ли – управляться с таким выводком.
Джеки смотрела на сестру как на сумасшедшую.
– Ты, наверно, не с той ноги встала? Или Дэнни снова куда-то запропал? И вообще, где малыш Мартин? – спросила Джеки, осматривая стайку детишек.
– Как это – «где Мартин»? Сама же забрала его! Думаешь, почему я такая злая? Мне пришлось туда тащиться со всем выводком…
– Ты о чем? – перебила ее Джеки. – Никого я не забирала. Я думала, Мартин с тобой. За что я тебе плачу? Вот и присматривай за моими детьми, пока я на работе.
Луиза побледнела:
– Не заводи меня, Джеки. Я прямиком из детсада. Эта старая ведьма сказала, что ты его забрала.
Они смотрели друг на друга, позабыв о всякой враждебности.
– Скажи, что ты забрала его, Джеки. Не шути так, это не смешно. – В голосе Луизы послышались тревожные нотки. – Горазда же ты пугать, Джеки.
Она попыталась улыбнуться. Глаза Джеки наполнились ужасом.
– Луиза, дорогая, я никого не забирала, – со страхом в голосе произнесла она.
Дети, видя испуг взрослых, начали хныкать. Луиза схватила сестру за плечи и усадила ее в кресло.
– Я позвоню в детсад. Наверное, вышла какая-то ошибка. Успокойся, я сейчас все выясню, хорошо?
У Джеки перехватило дыхание. Она с трудом держала себя в руках. В животе у нее появилась тупая боль, которая быстро расползалась по всему телу. Материнский инстинкт подсказывал ей: случилось страшное, ее мальчик попал в беду. Это была не просто мимолетная догадка, это было предчувствие, которое усиливалось с каждой минутой. Ее Мартин там, где ему очень плохо, и она ему нужна.
Все эти мысли за долю секунды пронеслись в голове Джеки. Она тихо плакала, по ее лицу текли слезы – слезы ужаса и боли. Луиза положила трубку.
– Она утверждает, будто ты его забрала, Джеки. Мы должны позвонить в полицию.
Джеки зарыдала. Окружившие их дети начали всхлипывать, видя, что мама и тетя плачут.
– Ты читала последние газеты, Лу? Про похищения детей? Кто-то похитил моего мальчика, моего Мартина.
Джеки закрыла лицо руками и начала раскачиваться взад и вперед. Ее страх передался всем.
Луиза позвонила в полицию. Под аккомпанемент хныканья и рева младших детей она рассказала о случившемся. Она не плакала, но стоило ей положить трубку, и из глаз у нее снова покатились слезы.
Джонатан Маркус ехал медленно. Денек стоял чудесный, впереди – приятная поездка. Он подпевал песне, звучавшей по радио.
Джонатан был влюблен. Наконец-то – в двадцать семь лет – он встретил мужчину своей мечты! Настоящего мачо, с волосатой грудью, низким голосом и густыми темными волосами с химзавивкой. У него даже имя было замечательное – Джон. Их так и называли – два Джона! Они встречались недолго, всего две недели, но сколько у них оказалось общего! Им нравились одни и те же фильмы, одна и та же музыка, даже одна и та же еда. Джонатан ждал этой встречи всю жизнь.
Казалось, солнце светит ярче, мир стал светлее. Джонатан не переставал улыбаться. Он включил радио погромче и наслаждался музыкой. Встречному грузовику он поморгал фарами и помахал рукой. Если бы только другие водители знали! Для него не являлось секретом, что за спиной его называют Джонни Педик, однако плевать он хотел на догадки коллег. Никто и никогда не спрашивал его напрямую о его сексуальных предпочтениях. Высокого роста, хорошо сложенный, Джонатан мог врезать любому, если понадобится. Таких, как он, в газетах называли «новыми Геями». Он совершенно не походил на слюнтяя, поэтому люди относились к нему с осторожностью. Но он показал себя хорошим работником и хорошим парнем с чувством юмора. Ему недавно даже предложили новую работу в другой компании, а это означало не что иное, как повышение по службе. Раньше Джонатан согласился бы, но только не сейчас.
Он покачал головой. Не нужны ему лишние хлопоты. Какие чудесные дни он провел! В пятницу вечером они ходили на вечеринку, в субботу вместе обедали, а в воскресенье – он не мог в это поверить! – они обедали с родителями Джона. Те знали об отношениях между мужчинами, понимали их и относились к ним с Джоном как к обычной паре.
Такого с Джонатоном еще не случалось. Никогда.
Он понимал, что должен рассказать своей семье о том, как круто изменилась его жизнь. Его старшая сестра Элейн обо всем догадывалась. Она была очень тактичной: никогда не говорила с ним о его ориентации, но дала понять, что относится к ней нормально.
Он знал: Элейн будет любить его таким, каков он есть, но вот отец и мать… Это совсем другая история.
По мнению его отца, геев нужно лечить. С чего он взял, будто они больны? А его мать! Что думал отец, то думала и она. Если она еще хоть раз его спросит, когда же он найдет себе хорошую девушку, он закричит. Он уже нашел свою вторую половину. Когда он увидел, с каким пониманием родители Джона относятся к сыну, то осознал, в какой лжи живет и насколько трудно ему будет жить в ней дальше.
Только сегодня утром мать снова приставала к нему с этой Лоррейн Фелтони. Джонатан, видите ли, ей нравится. Да если бы он и был натуралом, он даже не посмотрел бы в ее сторону. Огромная толстая корова с большущим ртом, которая только и знает, что повторять свое неизменное «феноменально» с кошмарным прононсом. Джонатан понимал: мать хочет как лучше, но ничем не мог ей помочь.
Он барабанил пальцами по рулю. Ему всегда нравилось ездить в Кельн. Сколько же раз он ездил в этот город? Туда обычно возил тару для транспортной компании, а обратно колбасы. Хорошая поездка. Паромом из Фолкстоуна через Кале в Кельн и обратно домой. Только теперь он вернется не просто домой, а к Джону!
Подъезжая к доку, он сбросил газ. Это был сложный участок пути. Если ехать по подъездной дороге на большой скорости, то можно нажить себе кучу неприятностей. Джонатан улыбнулся, представив себе, как он летит в море. Особенно в его новых джинсах!
Он выключил радио и опустил стекло. Ему нравился соленый запах моря. Он вновь порадовался тому, что ездит сейчас, в такую погоду, на маленьком грузовичке с брезентовым верхом, а не на этих железных монстрах. Правда, когда поднимался ветер, верх доставлял кое-какие проблемы.
Джонатан увидел в кабине одного из грузовиков рядом с водителем молодого парня и понимающе покачал головой. Дальние поездки – настоящий рай для любителей развлечься на стороне. Джонатан знал: этот водитель женат, а в кабине с ним мальчик, торгующий своим телом, мальчик-проститутка. Раньше Джонатан частенько пользовался их услугами. Ну и гадкие же педики среди них попадались. Но сейчас у него есть Джон, и шлюхи ему совершенно не нужны.
Джонатан зевнул и потер глаза. Подкралась усталость, ведь выехал он рано утром. Но если в дороге ничего не случится, он уже через семь часов доберется до Кельна. А если его загрузят точно по расписанию, то уже к девяти часам завтрашнего вечера он будет дома, в постели со своим новым мужчиной.
Он начал медленно подъезжать к терминалу парома, высматривая знакомые лица. Ему хотелось бы узнать, какую нелегалку перевозили грузовики, стоявшие рядом. На днях ему предлагали деньги за перевозку кассет с крутым порно, но он отказался. Деньги были не такие, чтобы из-за них рисковать своей шкурой. Он знал нескольких водителей, которым удалось кое-что провезти без всякого обыска. Зато водителя, с которым он работал много лет, дедушку троих внуков, поймали на перевозке наркотиков. Коллега загремел на двенадцать лет, и Джонатан считал, что такой срок нельзя компенсировать никакими деньгами. Джонатан еще раз проверил паспорт и документы на груз – все в порядке. Он не догадывался, что можно везти запрещенный груз и не знать об этом, а между тем в кузове у него на куче соломы, измученный усталостью, голодом и жаждой, спал маленький Мартин Палмер.
До аэропорта Кельна предстояло еще ехать и ехать, и, снова включив радио, Джонатан вместе с «Шпандау Бэллей» затянул песню «Истина». Самую свою любимую песню.
Мартин, засунув большой палец в рот, лежал, свернувшись клубочком. Его глаза покраснели от слез, а все тело болело от холода и жесткости импровизированной постели. Мартина разбудил шум: ветер с треском трепал брезентовый верх. Мальчик тихо плакал в кромешной тьме кузова.
