Текст книги "Сломленные"
Автор книги: Мартина Коул
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)
Книга 2
Глава 1
Сестры Патрика прибыли в больницу Святого Георгия вместе и ловко проскользнули мимо жаждущей новостей толпы журналистов. Старшая, Грейс, со своими светлыми волосами и сильно накрашенными глазами выглядела моложаво, Виолетта же, напротив, казалась старше своих лет. В отличие от Грейс, у которой лицо и кожа словно созданы были для косметики, Ви, когда красилась, походила на отчаянно молодящуюся старуху.
Они молча вошли в отделение реанимации. Молодой врач азиатского происхождения с усталыми глазами поприветствовал их, натужно улыбнувшись.
– Как он?
– Очень плохо. Подключен к аппарату искусственного жизнеобеспечения.
– Он выкарабкается?
Доктор пожал плечами:
– Честно говоря, особой надежды нет. Но он физически сильный мужчина и, судя по всему, борец по натуре.
Виолетта наблюдала, как с помощью аппарата искусственного дыхания поднимается и опускается грудь Патрика. Шум стоял чудовищный, многочисленные провода наводили ужас на сестер. Видеть Патрика, воплощение жизнерадостности и силы, в подобном состоянии было невыносимо.
– Боже, Грейс, за что ему эти несчастья? Рене, Мэнди и сейчас вот это. Только два дня назад я ему говорила, что он слишком стар для своих дел. Ему и так приходилось нелегко. С каждым днем у него появлялось все больше седых волос, и разрыв с Кейт, как ты понимаешь, не пошел ему на пользу. Но в чем ее-то вина? Зачем ей Патрик и его проблемы, с ее-то работой?
Грейс нежно взяла брата за руку.
– Ну да, боже упаси помешать ее чертовой работе, Ви. – В голосе Грейс сквозил сарказм.
Виолетта закусила губу. В их семье Грейс всегда доминировала, и Патрик, и Виолетта автоматически уступали ее агрессивному напору. Но на сей раз Виолетта не собиралась потакать сестре. Пэт любил Кейт, они прекрасно подходили друг другу, что бы ни говорила эта чертовка Грейс. Пэт всегда приходил к Виолетте, когда ему было плохо, потому что знал: она выслушает его и поддержит.
– Эта Кейт – хренова зазнайка, – продолжала Грейс. – Я знаю, она смотрела на меня сверху вниз. Нет, она, конечно, ничего такого не говорила, но я-то знаю…
Виолетта взяла сестру за руки.
– Патрик любит тебя, Грейс, и всегда любил. Но у него своя жизнь. Кейт была для него хорошей парой, что бы ты ни думала.
Грейс обвела комнату глазами и презрительно фыркнула:
– Ну и где же она тогда?
Виолетта отступила. Она понимала, как сильно горе сестры. Она также понимала, что сестра ревнует. Кейт вошла в жизнь Патрика и заняла то положение, которое раньше занимала Грейс. Но Грейс не собиралась уступать свои позиции. После смерти Рене Патрик во всем полагался на старшую сестру, которой это очень нравилось. Даже слишком нравилось. Виолетта не могла прямо упрекнуть сестру в банальной ревности, потому что любая критика вызвала бы склоку. Грейс отличалась тяжелым характером.
Виолетта вгляделась в лицо Патрика и ужаснулась его бледности. Он был точно восковой, словно жизнь уже покинула его. Одна пуля попала в шею, другая – в ягодицу. Второе ранение, видимо, будет напоминать о себе всю жизнь, если он, конечно, вообще выкарабкается.
По телефону медсестра сообщила, что раненый очень плох и последующие двадцать четыре часа станут решающими. Судя по всему, у него тяжелая черепно-мозговая травма. Виолетта понимала, что врачам хватает хлопот и без расспросов родственников. Ну, лишь бы они помогли ее брату, и плевать ей, как они это сделают. Однако, глядя на любимое лицо, она не надеялась на исцеление. Патрик был уже почти мертв.
– Позвать священника, Грейс?
Сестра посмотрела на нее как на сумасшедшую.
– Правильно, Ви, давай напустим на него этих стервятников!
Виолетта тяжело вздохнула и молча села возле кровати. Она не хотела злить Грейс. Старшая сестра разговаривала с ней как с ребенком, и, честно говоря, Виолетту уже начинало это доставать. На самом-то деле Грейс не имела права решать за других, нужно ли им религиозное утешение: ее духовный склад просто не позволял ей понять верующих людей.
Виолетта не сомневалась: вскоре сестра начнет насмехаться над медсестрами, врачами и вообще над любым, кто посмеет усомниться в ее всезнании и огромном значении в этом мире. Виолетта даже позавидовала Патрику: ему хотя бы не приходится терпеть Грейс и ее постоянные колкости и придирки.
– Мне нужно позвонить, Виолетта. А ты попробуй выбить чашку чаю у этих девиц, которые ходят здесь кругами и воображают себя медсестрами, – громко сказала Грейс, стараясь, чтобы ее услышала дежурная медсестра.
Виолетта страдальчески закрыла глаза. Сестра в своем репертуаре, причем на сей раз концерт начался как-то уж очень рано.
Дженни посмотрела в глаза Керри Элстон и раздельно повторила вопрос. Девушка выглядела ужасно: ее пухлое лицо посерело и казалось грязным, от нее исходило смешанное зловоние пота и сигаретного дыма. Было невыносимо находиться рядом с ней в маленькой душной комнате. Дженни видела, что молодая женщина-полицейский, присутствующая на допросе, тоже чувствует себя не в своей тарелке.
– Мне нужен ответ, Керри, и я получу его, даже если мне придется просидеть здесь целый день.
В голосе Дженни прозвучало раздражение. Керри ухмыльнулась, демонстрируя желтые зубы.
– Вы меня очень напугали, но я не могу ответить на ваш вопрос. Я не знаю, где мой отец, и я не знаю, где Джереми Бленкли. Мне жаль.
Последние два слова она произнесла нараспев, и Дженни еле сдержалась, чтобы не врезать ей как следует.
– Знаешь, с тобой тяжело разговаривать. Ты понимаешь, сколько тебе светит, а? Понимаешь?
Она обрадовалась, увидев страх в глазах Керри, и продолжала, стараясь говорить спокойно, почти ласково:
– Но не надейся просто отсидеть срок, как обычные преступницы, – отношение к тебе будет особое. В мужской тюрьме проходить по твоей статье довольно плохо. Но в женской тюрьме, где сидят женщины, которых разлучили с любимыми детьми, ты окажешься в совсем уж скверном положении. Кружка кипятка в лицо – вполне обычное дело. Тебе придется постоянно быть начеку. Видишь, не такая уж ты и умная, как тебе кажется. И если ты настолько глупа, чтобы отказываться от сделки с нами, мы упрячем тебя надолго. Будешь сидеть, пока не превратишься в дряхлую старуху. Ты уже разработала план выживания?
Керри не отвечала – она просто уставилась бессмысленным взглядом в глаза Дженни. Однако доселе она выглядела вменяемой и действовала как вменяемая. Дженни твердо решила, что не позволит этой девице избежать наказания по причине психического расстройства. Если потребуется, найдется множество психиатров, которые засвидетельствуют вменяемость Керри Элстон.
– Я восхищаюсь тобой, Керри. На твоем месте я бы волосы на себе рвала. Но тебе виднее.
Дженни закурила и как бы между прочим небрежно спросила:
– Да, кстати, насчет того случая сексуального домогательства – в школе, вместе с твоей подружкой Джеки Палмер? Не могла бы ты меня просветить, в чем было дело?
Керри сразу изменилась в лице. Дженни мысленно засчитала очко в свою пользу.
– Вы-то уж должны знать, что никакого дела не возбуждали.
– О, это я знаю. Но я хочу знать, почему не возбуждали. Потому что ваших отцов многое связывало? Или они имели связи в полиции? Или и то и другое? Я понимаю, ты-то со своим отцом была очень близка. Твоя мать объяснила нам, насколько близка – и тогда, и сейчас.
Керри не ответила.
– Керри, ау! Язык проглотила? Я думала, ты умеешь разговаривать.
Керри с ухмылкой облизала губы. Дженни чуть не вырвало от ее похотливого вида.
– Я могу показать вам парочку штучек, леди. Вам они наверняка тоже понравятся. Все девочки вместе, а?
Она откинулась на спинку стула, довольная тем, что ей удалось рассердить противника.
– Так ты будешь говорить, Керри?
Та покачала головой, демонстрируя свою беззаботность:
– Я уже сказала: тогда никто не предъявлял никаких обвинений, а раз так, говорить тут не о чем.
– Если никто не выдвигал обвинений, это не значит, что ничего не было, Керри. Я знаю, отец Джеки служил в полиции. Ты состояла с ним в отношениях личного характера? Он ведь очень хорошо знал твоего отца.
Керри вся напряглась, жилы на ее шее вздулись. Дженни подумала, что эта девушка, несомненно, очень сильна физически.
– Почему бы вам не отвязаться от меня? – прорычала Керри. – Я знаю свои права. У меня даже адвоката здесь нет. Вы без конца что-то вынюхиваете, а я не собираюсь отвечать на ваши дурацкие вопросы, если они не относятся к расследованию.
Дженни заговорила медленно, с расстановкой, словно объясняя элементарные вещи маленькому ребенку.
– Это относится к делу, поскольку Джеки Палмер находится под следствием по той же самой причине, что и ты. Я думала, ты знаешь об этом. Вы ведь вместе с ней совершали развратные действия в отношении другой девочки. Ты понимаешь, к чему я клоню?
Керри занесла руку для удара, но подоспевшая женщина-полицейский набросилась на арестованную. Вдвоем с Дженни они повалили Керри на пол и надели на нее наручники. К концу потасовки все три женщины взмокли от напряжения.
– Чертова лесбиянка! – выкрикнула Керри.
Дженни усмехнулась и с раздражением произнесла:
– Ох, какие мы нервные!
Эвелин и Кейт шли в реанимационное отделение молча: они были слишком взволнованны, чтобы разговаривать. Эвелин видела беспокойство на лице Кейт и, в свою очередь, беспокоилась за дочь – чувство, которое никогда не покидает мать, даже если ее ребенок уже абсолютно взрослый человек. В черном брючном костюме и красной шелковой блузке Кейт выглядела очень стройной. Сзади ее можно было принять за девушку. Только опущенные от усталости плечи нарушали это впечатление.
Эвелин знала: ее дочери очень плохо. Но неужели предмет их с Пэтом ссоры настолько важен? Ведь такой гармоничной пары Эвелин еще не встречала в своей жизни. Они обожали друг друга, даже когда ругались и спорили.
Уже возле поста медсестры Эвелин увидела, что навстречу им идет сестра Патрика Грейс.
– Что тебе здесь нужно? – коротко спросила Грейс.
– Прошу прощения? – подняла брови Кейт.
– Ты меня слышала. Какого черта тебе здесь нужно? – От злости Грейс забыла о своей обычной манере изысканно выражаться и перешла на просторечие.
– Да как вы смеете…
Лицо Грейс исказилось от злобы. Она ткнула своим безупречно наманикюренным пальцем в сторону Кейт и прошипела:
– Смею, потому что ты смотришь на меня и мне подобных сверху вниз. Потому что ты бросила его, когда он был на краю пропасти. Ну и проваливай отсюда! Или ты хочешь, чтобы я объяснила тебе по-другому? Ты здесь никому не нужна!
Кейт посмотрела на прилизанные крашеные волосы Грейс и ее слишком жирный макияж и поняла: эта бабенка получает от склок удовольствие, смакует каждый выпад. Кейт всегда знала, насколько ревнива Грейс, но разве не чудовищно демонстрировать ревность сейчас, у постели умирающего брата? Грейс показывала всем своим видом, что Кейт в палату лучше не соваться. В дверях палаты виднелось испуганное лицо Виолетты.
Однако Грейс не отважилась встать на пути у Эвелин. Эта крошечная женщина протиснулась мимо нее, действуя тяжелой хозяйственной сумкой словно тараном.
– Пошли вы к черту, мадам! Вы не помешаете мне делать то, что я считаю нужным.
Виолетта посторонилась, и Эвелин ураганом подлетела к кровати Патрика. Кейт и Грейс вошли в палату следом.
– Когда ваш мужчина придет в себя и велит нам уйти, мы уйдем. А до тех пор, Грейс, мы будем делать то, что захотим. Теперь отойдите, не загораживайте мне свет, я должна посмотреть на него.
Грейс повиновалась. Было видно, что Эвелин готова закатить скандал, а Грейс давно знала, что острый язык этой маленькой женщины, если ее разозлить, может зарезать без ножа.
Кейт посмотрела на лицо Патрика, и из ее глаз брызнули слезы. Он выглядел таким старым, таким изможденным, безжизненность его черт пугала ее. Он казался сломленным, потерпевшим крах.
На секунду Кейт пожалела, что Грейс не смогла помешать им войти: тогда они не увидели бы эту мрачную пародию на Патрика Келли. Шум работающего аппарата искусственного дыхания мог довести до помешательства. На какое-то мгновение Кейт захотелось убежать и больше никогда сюда не возвращаться.
Джереми Бленкли, весело насвистывая, вышел из блочной высотки, в которой жил. Высокий, с уверенной походкой, он воображал себя этаким Джеймсом Бондом. Выглядел он, однако, не слишком привлекательно – вытянутое небритое лицо, изрядно тронутые сединой волосы и отвратительные вставные зубы. Он носил одежду не по возрасту, слишком молодежную для него, тем самым выделяясь из толпы и вызывая улыбки прохожих, – как он ошибочно думал, дружеские. Ему не приходило в голову, что прохожие просто смеялись над ним.
Джереми шел с мальчиком лет двенадцати, Кайраном Паржитером. Кайран служил чем-то вроде наживки. Они регулярно ходили в западную часть города, где Кайран заводил дружбу с молоденькими пареньками, предпочитая убежавших из дома. Он знакомил ребят со своим «другом» Джереми, который предлагал им место для ночлега. Все было очень просто. Некоторых мальчиков больше никогда не видели. За работу Кайрану неплохо платили.
Когда Джереми со спутником подошел к своей грязной машине, которую использовал для перевозки небольших грузов, к ним приблизились двое мужчин. Джереми мгновенно догадался, кто это, и крикнув: «Легавые!» – бросился бежать.
Через пару секунд его догнал тот мужчина, что был помоложе. Кайрану удалось улизнуть. Когда сыщики запихали Джереми в свою машину без номеров, он плюхнулся на сиденье и злобно прошипел:
– Лучше вам так не делать.
Первая оплеуха потрясла его, но за ней последовали и другие. После взбучки его спросили:
– Ну что, хватит тебе, сука, или еще хочешь? Может, тебе лучше мотыгой по башке дать?
Полицейский постарше посоветовал:
– Держи его крепче, Гарри, а то он снова попытается удрать. Чертов извращенец! Ну ничего, на этот раз я у него отобью охоту бегать.
Двое рассмеялись, а третий, водитель, повернулся и сказал:
– Мы долго тебя искали, Бленкли. Теперь мы отправимся в Грантли и посмотрим на кое-какие фотографии. Любишь маленьких детей, да?
Сердце Джереми ушло в пятки. Он-то думал, что задержан из-за махинаций с фальшивыми чековыми книжками. Неужели за ним пришли по другой причине? Он же всегда действовал умно. Что же, черт возьми, происходит? И кого еще замели?
Борис отдыхал. Он принял душ, переоделся, выпил бокал вина и теперь собирался ехать на обед в клуб, который недавно купил. Улыбаясь, он спустился в подвал своего дома.
– Как там мистер Гэбни?
Его люди почтительно встали.
– Он хорошо поел, помылся и переоделся. Он сейчас слабее, чем раньше, но не менее опасен.
Борис кивнул:
– Ладно, откройте мне дверь.
Охранники распахнули железную дверь, и Борис, по-прежнему улыбаясь, вошел в сырой каземат. Вилли сидел на койке. Он выглядел осунувшимся и усталым, но по крайней мере теперь у него включили свет и дали несколько книг, чтобы скоротать время.
– Вы в порядке, мистер Гэбни?
Вилли догадался, что перед ним самый главный босс, и, несмотря на ожесточение, накопившееся в душе, все же ощутил нечто вроде почтения – как солдат при виде вражеского генерала.
– Вы готовы поговорить со мной, мистер Гэбни? Я знаю, что вы – правая рука мистера Келли и вы в курсе всех его дел.
Вошедший носил, по мнению Вилли, совершенно педерастическую прическу. Узник тяжело вздохнул:
– Я никогда ничего тебе не скажу, приятель. Мы с Патриком больше чем компаньоны. Я любил его как брата. Вы можете меня пытать огнем, заживо похоронить, выломать руки – я вам ничего не скажу. Вы меня понимаете?
Борис излучал обаяние. Вилли подумал, что при других обстоятельствах вполне мог бы проникнуться уважением к этому человеку.
– Что ж, вы не трус, мистер Гэбни. Я уважаю ваши чувства. Если бы у мистера Келли нашлось побольше таких друзей, как вы… – Борис поднял руки, подчеркивая искренность своих слов. – Но очень скоро нам все же придется поговорить. Когда я объясню вам свое положение, вы поймете, почему я пошел на жесткие меры. Я не привык, чтобы меня грабили – даже такие известные личности, как ваш друг мистер Келли.
Вилли возразил:
– Патрик Келли никогда в жизни никого не обокрал. Запомните это на будущее. И если ваши деньги исчезли в его клубе, вы глубоко заблуждаетесь, считая, что за этим стоит он. Вам следовало только спросить, и вы бы все узнали. Патрик искал вас, он искренне стремился выяснить, чего вы от него хотите. Его не интересовали ваши делишки, но злило то, что все происходит на его территории без его ведома и позволения.
Борис выглядел озадаченным. Вилли снова уткнулся в книгу с таким видом, будто человек, стоявший перед ним, отвлекал его от важного занятия. Он услышал, как русский вышел из комнаты, и облегченно вздохнул. Ему было страшно разговаривать с ним и скрывать страх удавалось только с трудом.
Если Патрик действительно мертв, тогда Вилли потерял самого близкого человека. Вилли даже помогал воспитывать дочь Патрика. После смерти Рене Мэнди стала смыслом их жизни и скрепила их дружбу. Мэнди говаривала в шутку, что у нее два отца. Он помнил, каких взглядов их троица удостаивалась на школьных вечерах: двое огромных мужчин и тоненькая белокурая девушка. Вилли знал, что внешностью Бог его обидел, но Мэнди не замечала этого и любила его всем сердцем.
На глазах у Вилли выступили слезы, но он пытался успокоить себя тем, что Патрик сейчас на небесах вместе с Рене и Мэнди. Вилли гадал, через сколько дней или даже часов он присоединится к ним.
Кейт чувствовала на себе взгляды коллег и старалась не обращать внимания на повышенный интерес к ее персоне. Она уже видела газеты, рассказывавшие о покушении на Патрика, замечала в столовой людей, которые эти газеты читали и тут же прятали, как только она появлялась.
Но она ясно давала понять, что ей плевать на сплетни. Многие из коллег восхищались ею, но не все могли ее понять. Те, кто встречал ее вместе с Патриком в разное время, не сомневались: это идеальный союз, основанный на взаимной любви. Другие же утверждали, будто он лишь использует ее. Еще бы, иметь собственного полицейского у себя дома весьма удобно для любого преступника. Но сплетники не знали, какие чувства испытывают Кейт и Патрик друг к другу и как тяжело им следовать этим чувствам.
Сплетники ничего не знали.
Голдинг вообще недоумевал, почему Патрик Келли с его внешностью, деньгами и славой связался с уже немолодой женщиной, работающей в полиции. Голдинг убеждал людей в существовании делового соглашения Келли – Берроуз. Он постоянно твердил о том, что подлинное увлечение Патрика – безмозглые блондинки с большими сиськами и маленьким кругозором.
Кейт обвела взглядом мрачную столовую полицейского участка: грязные, обсыпанные пеплом столы, болтающие мужчины и женщины… Ей показалось, что она спит. Патрик умирает. Он умирает, а она от него дальше, чем от Луны. Он никогда не узнает, как сильно она его любила, как сильно нуждалась в нем и как много он для нее значил, несмотря на все их разногласия.
Дженни взяла Кейт за руку и осторожно вывела из столовой. По радио передавали знакомую песню, и ее слова окончательно лишили Кейт самообладания. В кабинете она заплакала, пытаясь делать это как можно тише. Иногда все же раздавались приглушенные всхлипывания, а плечи Кейт так тряслись, что казалось, будто все ее тело вот-вот разрушится от горя.
– Поплачь, Кейт. Просто поплачь. – Дженни крепко ее обнимала. – Тебе станет легче.
И Кейт плакала.
Джереми Бленкли дрожал от страха. Ему казалось, что у него вот-вот случится сердечный приступ. Он оглядел выкрашенные зеленой краской стены камеры, исписанные непристойностями, почувствовал обычный для подобных мест запах мочи, испражнений и отвратительной тюремной пищи, и на глазах у него выступили слезы.
Как-то в молодости Джереми сидел в тюрьме. Он вспомнил, как однажды мирно спал в камере, когда надзиратель привел к нему троих заключенных, отбывавших пожизненный срок. Они злобно бранились и размахивали рукоятками от швабр. Его использовали как мальчика для битья. Преступникам просто позволили выпустить пар, а он загремел в больницу на три месяца.
Теперь дело касалось маленьких детей, а значит, он уже покойник, хотя еще ходит и дышит. Джереми знал: даже если его посадят вместе с насильниками, те тоже будут считать его полным ничтожеством. И это еще лучшее, на что он может надеяться. Его будут ненавидеть все, начиная с надзирателей и заканчивая самыми презираемыми заключенными. Ему придется проверять свою еду, постоянно быть начеку. Существует сто и один способ, как уничтожить человека в тюрьме: стекло или мыло в еде, соль, засыпанная в глотку, избиение, не оставляющее следов… Ему придется жить, вечно озираясь по сторонам.
Дверь в камеру отворилась, и Джереми вздрогнул. Он облегченно вздохнул, увидев высокую привлекательную женщину с грустными глазами и стройной фигурой.
Джереми робко улыбнулся. Она посмотрела на него как на грязь. Когда она заговорила, его испугала ярость, звучавшая в ее голосе:
– Я детектив Кэтрин Берроуз. Я намерена надолго упрятать вас за решетку, мистер Бленкли, чтобы вы никогда больше не смогли наслаждаться солнечным светом, разве только через окошко камеры. Ты понимаешь, что я тебе говорю, ты, кусок дерьма?
Джереми кивнул и уставился на пол камеры. Он не мог выносить взгляда этих глаз, полных презрения и ненависти.
– В какой бы тюрьме тебе ни пришлось отбывать срок, имей в виду: о тебе будут знать абсолютно все и абсолютно всё. Это я тебе, Бленкли, клятвенно обещаю.
Она помолчала несколько минут. Тишина давила на него не меньше пугающих тюремных шумов.
– Тебе следует хорошенько подумать над тем, что ты расскажешь мне через пару часов, и еще тебе следует подумать о хорошем адвокате, поскольку я сдохну, но тебя засажу. Возможно, у тебя есть высокопоставленные друзья, но мне на них плевать. Мне плевать на всех, кто попытается тебе помочь. Я прищучу тебя, парень, и сделаю это с огромным удовольствием.
Она вышла из камеры так же тихо, как и вошла.
Дежурный офицер смерил Бленкли презрительным взглядом, прежде чем закрыть дверь. Джереми услышал, как голос из соседней камеры прокричал:
– Это что, чертов извращенец? Я сижу рядом с извращенцем?
Полное одиночество и отчаяние накрыли Джереми, словно волна.
У себя в кабинете Кейт просматривала папки с документами, которые ей дал Роберт Бейтман. Она поражалась тому, какие условия соцработники называют приемлемыми для детей. По мнению опеки, с родителями, каковы бы они ни были, детям все равно лучше. Что ж, Кейт изучит документы, постарается найти связь между подозреваемыми, и пусть мамаши потеряют не только детей, но и свободу.
Теперь она уже не была уверена в невиновности Джеки Палмер. Все начинало смахивать на заговор. Между женщинами явно существовала связь.
Когда она просматривала доклады и вчитывалась в отвратительные подробности дела, перед ее глазами возникало безжизненное лицо Патрика.
Она резко выдохнула и потрясла головой, пытаясь отогнать удручающий образ. Она потерла глаза, чувствуя, что размазывает тушь, но не обращая на это никакого внимания.
Придется работать на износ, поскольку Ретчет использует любой предлог, чтобы отстранить ее от расследования. Патрик Келли умирал, и главный инспектор хотел поскорее оставить в прошлом все свои связи с ним.
Она не винила, даже понимала Ретчета. Он бежал, словно крыса с тонущего корабля, заботясь только о собственной шкуре. Патрик аплодировал бы ему, нисколько не обижаясь. Почему же ей не поступить так же?
Теперь у них появился Джереми Бленкли, и она должна сосредоточиться на нем, на его омерзительных подвигах. Каждый раз, когда она вспоминала фотографии в деле, ей становилось тошно. Она не могла понять, как такое можно делать с ребенком, как можно даже захотеть сделать такое.
В ее воображении снова возник образ Патрика, и она подумала об этом русском: знает ли он, к чему привели его действия? Она понимала: Патрик по уши вляпался в какие-то денежные разборки, и его клуб оказался миной замедленного действия. Как ей вести себя в такой ситуации? Вилли пропал, кругом сплошное вранье, и тем не менее все концы ведут к Патрику Келли. Она не может вмешиваться в то, что происходит вокруг Патрика. Не может официально. Неофициально же она намеревается сделать для Патрика все, что в ее силах. Но даже в этом случае ее расследование не должно пострадать. На первом месте – дети, она обязана подумать сначала о них. Сам Патрик настоял бы на этом.
Кейт встала и потянулась. К разговору с Джереми Бленкли она готова.
