Текст книги "Сломленные"
Автор книги: Мартина Коул
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 31 страниц)
Глава 15
Роберт Бейтман помогал отцу мыть голову в ванной. Старик исхудал, его тело сплошь покрывали синяки и царапины. У Роберта сердце обливалось кровью, когда он глядел на эту немощную плоть. Ухаживая за отцом, Роберт давно уже на себе прочувствовал смысл выражения «любить до боли».
Отец сейчас всем своим видом и поведением напоминал ребенка. Роберта порой это злило. Он вспоминал собственное детство и отца, который ни разу не был с ним ласков, частенько бил его и всячески обижал. Роберт никогда не страдал так сильно, как в детстве.
Он с остервенением затряс головой, словно пытаясь таким образом избавиться от дурных мыслей. Но ему никак не удавалось прогнать воспоминания. Господи, сколько же ему пришлось испытать всего в детские годы! Предательское чувство жалости к себе затопило душу Роберта и наполнило глаза слезами.
Роберт видел себя – маленького мальчика, который сидит на кровати и внимательно наблюдает, как его мать тщательно накладывает макияж. Кажется, пройдут годы, пока ей удастся справиться с контуром, который придаст губам еще большую соблазнительность. Но вот контур готов. Она берет ярко-красную помаду. Дело сделано! Она улыбается, глядя на себя в зеркало. Помада оттеняет ее зубы, которые в результате кажутся еще белее и ровнее. Мальчик хлопает в ладошки, мать наклоняется к нему и целует, целует, оставляя при этом следы от помады повсюду на его маленьком теле и на одежде. Она причесывает сына, покрывает лаком его крошечные ноготки, затем нежно обнимает. Волна чудесного аромата окутывает мальчика, он тонет в этом аромате.
Роберт любил ее объятия, любил ощущать ее мягкую, нежную грудь. Ему нравилось знать, что она наблюдает за ним, пока он играет в парке. Ему нравилось, что на его мать обращают внимание как мужчины, так и женщины. Он обожал ее.
Но его отец не любил никого – ни ее, ни своего маленького сына. Он причинял им только боль, много боли – когда избивал молодую красавицу жену, когда избивал Роберта. Отец был черной тучей, застилавшей солнце.
Роберт вспоминал, как терпеливо ждал мать, когда она уходила в спальню с тем мужчиной. Он слышал ее радостный смех, доносившийся из-за двери. Затем она выбегала, брала сына на руки и уносила в спальню, на еще не остывшую от любовных ласк постель. Она покрывала его поцелуями, крепко прижимая к своему обнаженному, разгоряченному любовью телу. Ему становилось щекотно. Он смеялся. Он обожал ее.
Старик в ванне жалобно захныкал. Роберт совсем забыл о нем и почувствовал себя виноватым. Он взглянул на часы… Вода давно остыла. Прошло уже более часа.
Роберт помог отцу выбраться из ванны и завернуться в полотенце. После этого старик оттолкнул сына, который мысленно все еще витал в прошлом, и пронзительно закричал:
– Бетани, шлюха, где же ты?
Роберт в отчаянии закрыл глаза:
– Папа, не надо!
Старик посмотрел на сына. В его глазах горела злоба.
– Эта шлюха спала со всеми подряд. С моим боссом, с моими друзьями, со всеми.
Роберта тошнило от его слов.
– Она втянула моего ребенка в свой разврат. Настраивала его против меня! Она грозилась забрать его у меня. – Голос отца становился все тише. Прежняя сила покинула его.
Роберт вспоминал, как подбегал к матери, обхватывал ее ноги своими ручонками, пытаясь защитить от отца. Она смеялась, брала его на руки и с презрительной усмешкой смотрела на мужа.
– Ненасытная сука, ни один мужчина не мог ее удовлетворить. Она имела их одного за другим. Иногда двоих или троих за вечер. Шлюха. Шлюха с лицом ангела. – Казалось, отец разговаривает сам с собой.
Роберт смахнул выступивший на лице пот. Невыносимо было слушать отцовские крики. С тех пор как отец постарел и превратился в дряхлую развалину, настоящее перестало его волновать. Он вернулся туда, в прежнюю жизнь, в ту жизнь, где была она. Их жизнь распалась на две части: до ее ухода и после. Она бросила мужа и сына, убежав с черноволосым красавцем, который, к несчастью, оказался сутенером.
Джон Бейтман не позволил ей взять ребенка с собой, но, оставшись с сыном вдвоем, практически забыл о его существовании. Его занимало лишь собственное горе, которое буквально раздавило его, сломало его жизнь. Он не имел представления, что делать с маленьким мальчиком, который не переставая плачет и зовет мать, который отталкивает отца своими маленькими ручонками, едва тот приблизится к нему. С сыном, который не желает признавать отца и мечтает лишь о том, чтобы убежать из дома на поиски матери – матери, по сути дела, бросившей не только отца, но и его самого.
Каждый день Роберт снова и снова переживал ужасную сцену ее ухода. Ее лицо – само презрение, когда она смотрит на мужа.
– Джонни, отдай его мне. Я заберу его с собой. Он скоро привыкнет к новой жизни.
Но отец непреклонен, несмотря на яростный протест маленького Роберта, который изо всех сил пытается вырваться из крепких отцовских рук.
– Чтобы я отпустил моего сына с этим сутенером, Бет? Чтобы ты воспитала его таким же грязным, как ты сама, в своем порочном мире? Никогда! Пока я жив, мой сын будет со мной!
Она смеется в ответ, запрокинув красивую головку:
– Хорошо, ты его получишь. Я могу иметь еще детей, если захочу. Я могу получить от жизни все, что захочу. Кажется, я уже доказала тебе это. Получай его. Он твой.
Роберта потрясло услышанное.
Год за годом, снова и снова перебирая в памяти события тех лет, Роберт пытался оправдать мать, представить ее героиней. Но ни разу в жизни он не пробовал задуматься над тем, легко ли было отцу растить его. Отец навсегда остался в его сознании человеком, разлучившим его с матерью, а ведь только мать любила Роберта по-настоящему. По крайней мере, так считал сам Роберт.
Жизнь с отцом и бабушкой, воспринимавшей внука как плод греха, стала для маленького Роберта тяжелым испытанием. Навсегда остались в прошлом нежные объятия, неторопливые завтраки в теплой материнской постели, хрустящие тосты и вкусный чай маленькими глотками. Навсегда ушли в прошлое вечера, когда мальчик мог перебирать содержимое материнской сумочки, ожидая ухода ее гостей. Кончились волшебные купания в ванне, когда мать окутывала его своей любовью, словно теплой влажной мантией.
Взамен пришли школа, священник и холод в нетопленом доме. Пища стала невкусной и холодной, завтраки одинокими. А Джон Бейтман производил теперь впечатление сломленного и обиженного на жизнь человека. Глядя на своего сына, он, казалось, не мог понять, откуда, черт возьми, этот сопляк взялся.
Детская непосредственность и живость, которыми маленький Роберт был так щедро наделен, умерли в нем. Образ матери, такой прекрасный и манящий, неотступно преследовал его и по-прежнему занимал главное место в душе. Жизнь без нее лишилась красок, стала серой и однообразной.
Роберт никогда не вспоминал, как мать оставляла его одного где попало, предоставленного самому себе. Как она забывала покормить его или кормила одними конфетами, развлекаясь при этом с очередным любовником. Он забыл, как она больно била его, когда он отказывался выполнять ее приказы. Он забыл, как украдкой подглядывал за ней, голой, распластавшейся на диване с голым мужчиной, и как неистово тот обладал ею. Она кричала, и Роберт бежал к ней, думая, что это крики о помощи.
Он намеренно вычеркнул подобные воспоминания из своей памяти. Но иногда они обрушивались на него с новой силой, и тогда Роберт гнал их от себя, стремясь отделаться от них навсегда.
Он забыл, как отец провожал его в школу, как заботился о том, чтобы у сына всегда имелись карманные деньги. Забыл, как отец брал его с собой на долгие и интересные велосипедные прогулки. Его изначально настроили не любить отца, и он отлично с этим справлялся.
Роберт никогда не вспоминал о том, как вместе с бабушкой ходил в церковь, как бабушка с гордостью наблюдала за ним во время первого причастия и первой исповеди или когда он читал Евангелие во время дневной мессы.
Он не хотел принимать их любовь. Она мешала ему оберегать в душе образ матери.
Затем мать вновь нашла его, и их встреча стала поворотным моментом в его жизни…
Роберт услышал стук в дверь. Он оставил обнаженного отца на кровати, предварительно связав ему руки ремнем. Отец жалобно смотрел на него. Его усеянное кровоподтеками тело напоминало тело узника концлагеря.
– Пожалуйста, не бросай меня одного! – взмолился он. Его слабый голос дрожал от страха. Он очень боялся холода. Роберт иногда игнорировал отца по нескольку дней подряд, пока не одолевало чувство вины. Тогда Роберт окружат отца поистине королевской заботой. Но это длился недолго – до тех пор, пока старику не случалось нагадить под себя. Учуяв смрад, Роберт терял контроль над собой, отец становился ему отвратителен. Он его ненавидел.
Таков был многолетний сценарий их совместной жизни.
Роберт спустился по лестнице, взял свой любимый освежитель воздуха с приятным яблочным ароматом и обильно распылил его. Запах яблок ассоциировался у него с образом матери и с ее любимыми духами.
Увидев Кейт сквозь дверное стекло, Роберт улыбнулся и открыл дверь.
– Привет, дорогая. Проходите. Я как раз одевал отца.
Когда Роберт увидел Дженни и Голдинга у Кейт за спиной, выражение его лица мгновенно изменилось. Он молча ушел в кухню и поставил чайник. Когда они вошли, он обернулся, посмотрел на Кейт и произнес мягко:
– Ты уже все знаешь?
Кейт кивнула в ответ.
– Что ж, я рад. Наконец-то я могу быть честным. Похоже, у меня действительно проблемы, – произнес Роберт, покрутив пальцем у виска.
Как ни странно, Кейт сочувствовала ему: он выглядел таким беззащитным и обреченным.
– Где дети, Роберт?
Он пожал плечами и повернулся к маленькому окошку, выходившему в сад.
– Они умерли. Я уже закопал их.
Кейт закрыла глаза.
– Давайте я угощу вас хорошим кофе, прежде чем мы туда пойдем? – неожиданно предложил Роберт.
Патрик лежал на кровати, прикрыв глаза. Однако мозг его усиленно работал. Он чувствовал себя хорошо, несмотря на усталость. Оторвав голову от подушки, он дождался, пока пройдет легкое головокружение, чтобы спокойно сесть.
Некоторое время он вглядывался в свое отражение в зеркале. Он поседел, лицо осунулось. Да, конечно, он стал выглядеть старше. Патрик дотронулся до подбородка, провел рукой по шее. Кожа там сильно обвисла.
Он снова лег, отметив с усмешкой: наконец-то ему удалось повзрослеть и постареть одновременно.
Сейчас он уже более или менее спокойно воспринимал тот факт, что его пытались убить. Он помнил свой страх, звуки выстрелов и нестерпимое чувство унижения, овладевшее им в момент покушения. Слава богу, он не умер прямо на улице, как подстреленный зверь. В последний момент он все-таки нашел в себе силы убраться оттуда.
Патрик вдруг снова ощутил дрожь во всем теле. Он закрыл глаза и постарался отогнать от себя ужасные воспоминания.
Он хорошо понимал, что в психологическом плане еще очень слаб. Физически он чувствовал себя неизмеримо лучше. Он ощущал в себе силу, много силы, которую уже всем продемонстрировал самим своим чудесным воскрешением. Но он весь покрывался потом при одном только упоминании о покушении. Его охватывала дрожь, когда он вспоминал хлопок выстрела и ту нестерпимую боль, которая последовала за ним. Ужас охватывал его при мысли о том, что он мог умереть, не объяснив Кейт, как сильно переживает их разрыв, и не сказав Вилли о том, что всегда любил его, как брата. Смерть прошла так близко!
Патрик закрыл глаза и стал вспоминать лицо Кейт. Мысли о ней помогали ему расслабиться. Стоило Кейт прикоснуться к нему, как он чувствовал прилив сил и любви к жизни. Кейт привнесла в его жизнь то, в чем он так сильно нуждался, – стабильность и постоянство. Она смогла дать ему чувство защищенности – то чувство, которое он так долго пытался искать в дружбе. Когда она была рядом, ничего другого ему уже не хотелось.
Кейт удалось успокоить его даже в те ужасные дни, когда пропала его дочь и он боялся заглядывать в будущее. Тогда они встретились впервые. Она сумела вселить покой в его душу, и это умение поразило и очаровало его.
Последние несколько лет оказались самыми счастливыми в его жизни по многим причинам. Главное же заключалось в том, что они с Кейт были вместе и рядом с ней ему всегда становилось легко и спокойно. С ней ему не приходилось задумываться, хорошо ли он выглядит и какие слова уместны, а какие – нет. Они могли разговаривать часами, вместе путешествовали и, конечно, любили друг друга. Еще в самом начале их знакомства Патрик понял: Кейт необходима ему для счастья. Без нее он просто плыл по течению повседневности. Когда он понял, что теряет ее, ему показалось, будто сама жизнь уходит от него. Тогда он твердо решил: впредь Кейт навсегда останется главным в его жизни. Ничто и никто не сможет занять ее место.
Патрик лежал, и вся его жизнь проносилась у него перед глазами. Вряд ли он сможет спокойно жить, не рассчитавшись за все с этим русским негодяем. Борис должен ответить за покушение и за больницу, которая вполне могла стать для Патрика последним пристанищем. Борису удалось вывести Патрика из игры на какое-то время, но теперь ход Патрика. Пощады не будет!
Патрик снял телефонную трубку и набрал девятку, чтобы позвонить в город. Он чувствовал: к нему возвращается былая форма. Его полное выздоровление не за горами.
Роберт сильно изменился. Разоблачение сломало его внутренний стержень, движения стали заторможенными, он весь как бы расплылся и, казалось, даже потолстел. Он посмотрел Кейт прямо в глаза:
– В моей жизни вновь появилась Бетани. Наконец-то я нашел ее. Точнее, она нашла меня.
Кейт молча кивнула ему в ответ.
– Я так любил ее! Я вспоминал мои отношения с ней и пришел… пришел к своим мыслям.
– Кто такая Бетани? – мягко спросила Дженни.
Все еще неотрывно глядя на Кейт, Роберт ответил:
– Моя мать.
– И что она делала с детьми?
Роберт закрыл глаза и негромко заговорил:
– Я смотрел на всех женщин, которых я опекал, на то, как они обращались со своими детьми. Они так похожи на Бетани. Их дети, славные малыши, были им не нужны. Они лишь купали их, наряжали, играли с ними. Но ребенок не может навсегда остаться очаровательной игрушкой. Как только матери понимали это, они просто бросали их, словно изношенную вещь. Я знал, какая участь ждет их детей. Тревор был из их числа. Для Шерон Палистер ребенок стал просто средством зарабатывания денег. Сначала мне удавалось притворяться ее другом, но потом я просто убил ее. Да, я был не в себе, я даже не могу вспомнить момент убийства.
Все зло из-за Баркера. Именно он сделал этих матерей такими. Я должен был что-то предпринять. Если бы я позволил малышам и дальше оставаться в таких условиях, то они очень скоро превратились бы в несчастных брошенных детей. Я-то знаю, откуда появляется беспризорщина. Сначала я просто хотел привлечь внимание матерей. Хотел остановить их, предостеречь.
Дженни с ужасом посмотрела на него:
– Поэтому вы отправились в дом Регины Карлтон, забрали ее сына и бросили его на крыше полуразрушенного здания?
Роберт кивнул.
– Именно так. У меня были ключи от домов всех моих девочек. Правда, сами девочки об этом не догадывались. Я взял ключи на всякий случай, если вдруг придется заглянуть к подопечным, когда их нет дома. Я часто так делал. Многие социальные работники так поступают.
Он лгал, пытаясь оправдать себя в их глазах. Кейт не могла понять, как можно думать о профессиональной этике сейчас, когда наружу выплыло столько тяжких преступлений. Роберт Бейтман явно жил в другом мире со своими особыми правилами и ценностями.
– Я любил Регину, но Сьюзи добралась до нее раньше меня. Я не смог помешать ей. Сьюзи забирала несчастных детей и делала с ними то же самое, что когда-то моя мать со мной. Знаете, я видел Бетани в каждой из своих подопечных. Я одевался, как они, да, я часто переодевался в женское платье. Я подражал им во всем: в одежде, в прическе и даже в походке. Видите, я знал их, как никто другой. Собственно, только я еще и оставался у них в жизни. Во мне было их спасение.
– А где же Бетани сейчас?
Роберт закрыл глаза и издал хриплый стон. Он снова мысленно перенесся в то далекое время, когда так страстно любил и искал свою мать.
…Он ждал ее. Он навел в доме идеальный порядок, приготовил ее самые любимые блюда: салат из цыпленка и молодой картофель под мятным соусом, малиновый рулет и огромное блюдо с сыром. Потратив на стряпню несколько часов, он с нетерпением ожидал прихода матери. Ее голос по телефону звучал так чудесно! Именно тот родной голос, который он столько лет вспоминал.
Когда наконец раздался стук в дверь, Роберту показалось, что его сердце сейчас разорвется от счастья. После стольких лет она вернулась, она снова будет с ним, со своим сыном, который так сильно ее любит.
Но время обошлось с ней безжалостно. Роберт увидел неуклюжую толстуху, от прежней роскошной фигуры не осталось и следа. Кряхтя и задыхаясь, она вошла в дом, осыпая ругательствами все, что попадалось ей на глаза, начиная с внутренней обстановки дома и заканчивая костюмом самого Роберта. Это был какой-то кошмар! Она настойчиво рвалась к отцу, и сыну оставалось только подчиниться.
Она встала у изголовья кровати, с явным удовольствием созерцая немощь мужа. Роберту в тот момент она показалась отвратительной пародией на когда-то нежно любимую им женщину – на женщину, о которой он столько мечтал, уединившись в своей маленькой уютной спальне.
Ее голос напоминал жалобный вой, когда она рассказывала ему историю своей несчастной жизни, своих неудач. Ее обвислая грудь как-то беспомощно трепыхалась при каждом вздохе, а изо рта неприятно пахло сигаретами и бренди. Но самое страшное ожидало Роберта впереди.
Она осталась практически без средств к существованию и имела виды на дом, за который, по ее расчетам, могла получить хоть какие-то деньги. Она заявила свои права на половину дома, так как все еще являлась законной супругой Джона Бейтмана. По ее мнению, она заслужила эту часть дома и претендовала на нее по праву.
Именно тогда, глядя на нее, Роберт впервые ужаснулся: как же она могла так поступить с ним и с его жизнью?
Она выразила желание переехать обратно к ним в дом. Ей казалось, что в ее возрасте и в ее положении это послужит хоть каким-то утешением после стольких лет тяжелых невзгод.
Роберт столько лет обожал мать, боготворил ее издалека, и только теперь ему открылась горькая истина, которую его отец постиг много лет назад.
Бетани была обыкновенной шлюхой, может быть худшей из шлюх, которая пыталась втянуть маленького ребенка в свою грязную жизнь. Сцены из детства, которые казались Роберту такими светлыми и чистыми, предстали теперь перед ним в их настоящем свете. Мужчины, которые угощали его конфетами и ласкали, представлялись ему теперь такими же грязными и отвратительными, как и его мать. Ему показалось, будто все эти годы он жил в полной темноте и вот наконец зажегся свет, но какую же омерзительную картину он осветил!
Бетани, это жалкое подобие матери, пыталась рассказывать ему о том, как она любила его все прожитые врозь годы, как она скучала без него. Но теперь она надеется, что они наконец-то смогут жить вместе, никто им не сможет помешать, надо только папу сдать в приют.
Роберту резал слух ее резкий прокуренный голос. Но наибольшее омерзение ему внушал запах, исходивший от ее заплывшего жиром тела.
Роберт пытался ей объяснить, почему ее планы неосуществимы. Он хотел быть с ней честным, приводил множество доводов в защиту своей позиции. Но все его аргументы не возымели эффекта. Она и не собиралась ни о чем его просить, она просто излагала свои требования. Его мягкость Бетани восприняла как признак слабости. Она расположилась в их старенькой кухне, где практически ничего не изменилось с момента ее ухода, и объяснила сыну, как, по ее мнению, ему следует вести себя дальше.
Роберту хотелось, как можно скорее избавиться от этих воспоминаний, которые доставляли ему такую боль.
Он убил Бетани. До сегодняшнего дня он старался не думать об этом. Он любил вспоминать молодую красивую женщину, которая так приятно пахла яблоками и окружала его своей любовью. Он лелеял в душе воспоминания детства, наслаждаясь ими изо дня в день. Они так скрашивали его жизнь! По сути, они и были его жизнью.
Именно поэтому Роберт так привязался к Регине, Керри и другим шлюхам. Они напоминали ему мать. Ему так хотелось оживить ее образ! Когда они целовали его, оставляя следы красной помады на мочке его уха, ему казалось, будто его целует та далекая женщина из его детства, такая красивая и обворожительная, не имеющая никакого отношения к безобразной особе, выдававшей себя за Бетани.
Наконец Роберт открыл глаза и произнес, глядя на Кейт:
– Она в саду, дорогая. Она там не одна.
Кейт смотрела на него в замешательстве:
– Что значит «не одна», Роберт?
Он усмехнулся, наслаждаясь ее наивностью:
– Там зарыто несколько тел. Я привык убивать людей, которые нервируют меня. Кроме того, я частенько привозил молодых людей из Сохо к себе в дом. Ну конечно, я всегда сожалел об этом впоследствии. Ты знаешь, я никогда специально не планировал убийства, ведь ребята были так молоды. Но после всего случившегося я просто не мог, не имел права их отпустить, разве не так? Они могли рассказать кому-нибудь обо мне. А я уважаемый социальный работник.
– Выходит, ты убил неопределенное количество людей и зарыл их у себя в саду?
Он с готовностью кивнул, демонстрируя желание помочь скорее во всем разобраться.
– Именно так! – Он по-детски обрадовался ее сообразительности и даже захлопал в ладоши. – Причем очень многих. Все, кто пытался обидеть меня, рано или поздно умирали.
Роберт был страшно доволен собой, полагая, что оказывает полицейским огромное одолжение, рассказывая обо всем. Он, как ребенок, надеялся на похвалу, если скажет правду.
Голдинг еле слышно произнес:
– Господи, какой кошмар!
– Там зарыто примерно пятнадцать человек. Это женщины, мужчины, даже дети. Честно говоря, детей до сих пор жалко, – видимо, я просто сорвался, ведь я совершенно не переношу слез. Роберт нахмурился и добавил: – Нет, конечно, я сам иногда плачу, когда смотрю грустный фильм или прочту что-нибудь трогательное в газете. Иногда я плакал, когда делал это. – Он пожал плечами, как бы демонстрируя смущение. – Меня посадят?
Никто не ответил.
– Понимаете, если бы не я, кто-нибудь другой обязательно оказался бы на моем месте и делал бы то же самое. И насчет детей: я знал, что должен помочь им, просто обязан.
Роберт был чрезвычайно серьезен.
– Вы ведь понимаете меня, правда? – Он умоляюще смотрел на полицейских, прося одобрения.
Наконец он тяжело опустился на стул:
– А теперь я могу выпить чашку кофе?
Кейт кивнула. Голдинг встал, чтобы приготовить кофе.
– О моем отце позаботятся?
– Обязательно.
Роберт кивнул в знак благодарности:
– Я был не слишком добр к нему. А он был неплохим отцом. Просто иногда такие вещи понимаешь слишком поздно.
На его слова никто не отреагировал. Всем хотелось поскорее выбраться из этого ужасного места, чтобы наконец осмыслить услышанное и привести мысли в порядок.
Роберт сидел и грыз ногти – верный признак волнения.
– Ты знаешь, Кейт, я чувствовал, что именно ты догадаешься обо всем. Твои глаза… Мне всегда казалось, они видят меня насквозь. Когда я увидел тебя впервые, я понял: ты такая же, как я, ты пойдешь до конца. Ты ведь по собственному опыту многое знала о шлюхах и потому могла понять меня и мои чувства, те злость и ревность, которые я к ним испытывал.
Роберт облокотился на стол и произнес тоном заговорщика, но, однако, чересчур громко:
– Лиззи спала со всеми подряд и даже сделала аборт. Ты, наверное, знала об этом?
Кейт поняла, что он просто издевается над ней, и закрыла глаза, пытаясь подавить в себе негодование, которое, как она чувствовала, не удалось скрыть от окружающих. Роберт лишь обезоруживающе пожал плечами:
– Прошу меня простить. Кажется, я выдал чей-то секрет? Язык мой – враг мой. – Он громко рассмеялся. – У нас так много общего, но ты не хочешь замечать этого, дорогая. Я допью кофе и расскажу вам сейчас, что же на самом деле произошло с этой малышкой Лесли Кармайкл. Я все знаю, моя дорогая, ведь я же там был. Можете брать ордер на арест. Я надеюсь, вам удалось раскопать нужную информацию на Баркера? Если нет, поговорите с Мэвис, она расскажет вам много интересного о нем, она-то знает всю его подноготную. Правда, я сглупил, упомянув о Дебби?
– Как ты убивал детей?
Роберт вздрогнул. Все его тело напряглось.
– Я просто помогал им заснуть, дорогая. Не беспокойся, они вообще не страдали, – самодовольно произнес Роберт. – Я не мог причинить боль ребенку. Ну, я имею в виду, когда я был самим собой. Но когда я был их мамой… – Он развел руками. – Тогда я позволял себе делать абсолютно все. Вы понимаете, о чем я говорю?
Кейт понимала, как он хитер. Они просто не успевали за ним. Он всегда на один шаг опережал их мыслительный процесс.
– Вы хотите громкого судебного процесса? Что ж, мои дорогие, отлично. Мне всегда нравились громкие дела. И для себя я бы хотел шумной славы, сенсации. – Роберт аккуратно поправил волосы. – После кофе я должен позвонить. Надеюсь, у меня есть такое право? – Он язвительно улыбнулся.
Кейт взглянула на него. В его глазах мрачным огнем горело безумие. Кейт поняла: он уже далеко за гранью и никогда не сможет вернуться. Но больше всего ее пугало то, что, несмотря на весь ужас содеянного Робертом, убийца был ей симпатичен. И хотя она не знала, о чем говорит такая симпатия, это чувство ее удивляло и беспокоило.
Дженни и Кейт пили кофе и курили вместе с убийцей. Они уже не пытались задавать ему вопросы, не добивались от него новых признаний, поскольку поняли, что он сумасшедший, который отлично справляется с ролью нормального человека. Роберт и сам это понимал.
Он улыбался, когда его судили. Улыбался все время. Но в его глазах царил беспросветный мрак.
Патрик проснулся от поцелуя Кейт. Он открыл глаза и улыбнулся. Он обнял Кейт, крепко прижал к себе и уложил рядом с собой на кровать. Они оба поразились его силе. Он целовал ее, нежно ласкал все ее тело. Ей так этого не хватало – человеческого тепла, любви, понимания. Всего, что делает нашу жизнь более или менее сносной. Неожиданно Кейт отстранилась от него:
– А вдруг кто-нибудь войдет?
Он усмехнулся:
– Именно поэтому я и переехал в отдельную палату, милая моя. Закрой эту чертову дверь и бегом ко мне!
Она сделала все, как он просил, доставив ему несказанную радость. Патрик чувствовал: ей так же необходимы любовь и забота, как и ему, если даже не больше. Она провела ногтями по его торсу, при этом вглядываясь в его лицо. Ему неожиданно стало страшно. Он знал, что сильно изменился, и не в лучшую сторону. Знал, что при резком больничном освещении выглядит постаревшим и больным.
Он смотрел на ее грудь, когда она потянулась к выключателю. Оставшись в полумраке – свет проникал к ним теперь только через открытую дверь в ванную, – они посмотрели в глаза друг другу.
– Я люблю тебя, Кейт.
Она улыбнулась:
– Я тоже люблю тебя. Но ты уверен, что сможешь?
Патрик сбросил одеяло на пол и уверенно произнес:
– Я готов, детка. Можешь убедиться в этом прямо сейчас!
Она весело рассмеялась. Вот чего ей так долго не хватало! Она осторожно опустилась на него, стараясь не причинить ему боли. Но все предосторожности оказались излишними! Патрик крепко сжал ее в объятиях и стремительно вошел в нее. Кейт снова испытала то потрясающее наслаждение, которое находится на грани боли.
Она склонилась над ним, целуя его и чувствуя, как по его телу пробегают судороги. Еще одно усилие, и она почувствовала оргазм, сразу же после Патрика.
Они лежали обнявшись, их разгоряченные тела словно срослись в одно целое. Кейт наконец-то удалось обрести покой, впервые за долгое время.
Патрик был счастлив. Он посмотрел на нее и тихо попросил:
– Трахни меня, Кейт!
Она взглянула ему прямо в глаза:
– По-моему, я только что это уже сделала!
Они оба так дружно рассмеялись, словно раньше не слышали ничего более смешного.
– Женишься на мне?
Патрику показалось, будто он ослышался.
– Как ты сказала? – спросил он осторожно.
Кейт села, оторвавшись от его тела, но все равно продолжая его нежно поглаживать:
– Ты все правильно понял, Патрик Келли. Женишься на мне?
– Ты уверена, что хочешь этого?
Кейт кивнула.
Неожиданно раздался стук в дверь – пришла медсестра. Они снова рассмеялись. Они оба долго страдали от разлуки, но сегодня страдания остались в прошлом. Сегодня они лишний раз смогли убедиться в том, что нужны друг другу и что никто из них не сможет быть счастлив без другого.
