Текст книги "Сломленные"
Автор книги: Мартина Коул
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)
Глава 8
Наташа Линтен продолжала плакать, только теперь это было тупое однообразное хныканье, явно напускное и потому раздражающее.
– Да заткнись ты! – В голосе Дженни звенело бешенство, уже знакомое Кейт.
Девушка замолчала, но потом заныла:
– Я не знала, что они с ними делают, я просто одалживала их на время… – И она вновь принялась плакать.
Кейт вздохнула:
– Послушай, Наташа, может, мы и сумеем тебе помочь, но ты должна сказать нам, кому одалживала детей.
Сарказм в голосе Кейт не укрылся от Таши, которая неумело изобразила смущение. Потом она затрясла головой, заставив подпрыгивать свою нелепую пуделиную прическу.
– Ну уж нет, ни черта вы от меня не услышите. Вы не понимаете, с кем имеете дело, подруги.
Кейт и Дженни долго молчали.
– Так, значит, отказываешься говорить? – произнесла наконец Дженни.
Наташа откинулась на спинку стула, словно решив, что у нее на руках все козыри. Однажды она слышала слова «знание – сила», но только теперь до нее дошло значение этих слов.
– Я очень хочу помочь вам, леди… – Таша сделала ударение на слове «леди», буравя глазами Дженни. – Но я и сама их не знаю. Я знаю одно: они – серьезные люди и вам с ними никогда не справиться. – Она улыбнулась, начисто забыв о своем недавнем раскаянии и глядя на полицейских с почти звериной хитростью. – Эта телка стучала в мою дверь, просовывала мне бабки и брала детей на прогулку. Я думала, они их просто фотографируют, вот и все. Нормальный модельный бизнес.
– Где ты познакомилась с этой телкой?
Наташа пожала плечами:
– Не помню. Наверное, она просто как-то постучала в дверь, сказала, что ей нужны красивые маленькие дети и что моя старшенькая как раз им подходит. Накрасьте ее, и она будет выглядеть прямо как взрослая…
Сболтнув лишнее, Наташа спохватилась и тут же заткнулась. Кейт ядовито спросила:
– Ты сама красила своего ребенка, или это была та телка, которая однажды вдруг постучала в твою дверь и попросила одолжить ей детей?
Таша молчала. Кейт стукнула кулаком по столу и зашипела:
– Кончай придуриваться, Таша. У меня плохое настроение, так что советую тебе быстренько открыть пасть и начать говорить. Мы знаем все про Билли. Его сын Дэвид всыпал папаше по первое число, и теперь на очереди ты. Парень чуть не убил своего отца, тебе следовало бы посмотреть, что он с ним сделал – практически содрал с него живого шкуру. Теперь Дэвид, который обо всем узнал благодаря твоей трепотне в кабаке, жаждет добраться и до тебя. Мы прекрасно знаем, что ты делала с детьми, поэтому советую хорошенько подумать, стоит ли нам лгать. Будешь водить нас за нос – засадим тебя за решетку на всю жизнь. Ты поняла меня, кусок дерьма?
Кейт постепенно теряла контроль над собой. Когда она думала о том, на что способны Наташа и ей подобные, она чувствовала, как ярость, словно тлеющий костер, жжет ее изнутри. При виде этой девки с ее грязными ногтями, лицом, покрытым толстым слоем косметики, и с идиотским хвостом, завязанным на макушке яркой резинкой, Кейт хотелось заехать ей кулаком прямо в тупую рожу.
Вилли удивленно озирался. Джеки и Джоуи, связанные, лежали на полу, а его развязали и поставили на табурет возле его койки термос с чаем и несколько сандвичей.
Терпеливо ожидая, когда вместо онемения в руках придет болезненное покалывание, Вилли рассматривал Джеки и Джоуи, которые тоже в страхе смотрели на него.
Джеки готов был расплакаться, и Вилли насмешливо ему улыбнулся. Он растирал руки, стараясь побыстрее восстановить кровообращение, одновременно тихим певучим голосом приговаривая:
– Как же мне не терпится заняться этими двумя парнями…
Он явно чувствовал себя хозяином положения.
– Как вкусно пахнут мои сандвичи, парни. Мясо, помидоры, сыр и огурцы. Эти русские знают, как с вами обращаться, а? И поделом вам, гнусные предатели, сволочи. Подставили всех, на кого работали.
Он отвесил Джеки пинка в голову. Ганнер взвыл, и Вилли испытал полное удовлетворение.
– Ну и где теперь ваши приятели? Ага, без них вы уже не такие смелые? – Вилли заводил сам себя, зная, что русские сейчас либо наблюдают за ним, либо слушают. Он знал, что его используют, но был этому даже рад. – Радовались, что подставили меня и Пэта, а? Небось надрывали животики вместе с Томом Броутоном? Ну что ж, есть такая старая поговорка: смеется тот, кто смеется последним. И посмотрите-ка, что мы имеем. Вы двое свалились на меня как манна небесная, и, как только руки мои отойдут немного, я с вами разделаюсь.
Он засмеялся, а Ганнер и Партридж в отчаянии закрыли глаза.
Вилли Гэбни имел репутацию настоящего психа. Кроме того, он считался лучшим другом Патрика Келли. Джеки и Джоуи пришел конец, они в этом нисколько не сомневались.
– Ну хватит, Таша, прекращай этот спектакль и выкладывай правду.
Кейт и Дженни какое-то время сидели молча, не сводя с женщины глаз и давая ей выплакаться. Таша довольно талантливо ломала комедию, но сопереживать ей никто не собирался.
Наконец Таша подобрала с пола сигареты и, непрестанно кашляя и шмыгая носом, закурила. Глубоко затянувшись, она пробормотала:
– Вы всегда меня ненавидели, сволочи.
Кейт возвела глаза к потолку:
– О, ради бога, смени пластинку. Да кому ты нужна! Ты оказалась здесь только потому, что позволяла использовать своих детей в грязных и безнравственных целях. Из-за тебя Дэвид чуть не убил своего отца, из-за тебя нам пришлось арестовать человека, который, в отличие от тебя, является достойным членом общества. Благодаря тебе и Керри Элстон нам приходится отдавать детей в приюты и арестовывать их так называемых матерей. Если ты это имеешь в виду, тогда, возможно, ты и права. Я доберусь до сути ваших делишек, Таша, даже если мне придется продержать тебя здесь всю ночь.
Таша снова глубоко затянулась.
– Когда ты в последний раз видела инспектора Баркера?
Таша побледнела, но быстро овладела собой.
– О чем это вы? Я его уже лет сто не видела.
– Врешь.
– Если это Бейтман вам наплел, так вам лучше быть с ним поосторожнее. Он всегда меня ненавидел, чертов гомик. Держит себя так, будто его дерьмо не пахнет!
– Почему ты вдруг заговорила о Бейтмане? Что связывает его с Баркером?
Она покачала головой с таким видом, будто удивлялась их глупости.
– Все знают, что Бейтман его ненавидит. Они давным-давно друг друга знают. Бейтман совсем как вы, вечно всех подозревает в совращении детей.
Дженни расхохоталась:
– А ты хочешь сказать, что ты не совратительница? Ты отдавала своих детей незнакомой женщине, которая красила их, одевала, как маленьких женщин, потом фотографировала с мужчинами… По-твоему, это не совращение? Объясни, по какой логике ты живешь.
Наташа замотала головой:
– Вам не удастся заставить меня говорить. Надо раненько встать, чтоб меня поймать.
– Ну, «раненько» у каждого свое, – заметила Кейт. – Судя по рапортам твоего опекуна, ты встаешь только к обеду, дорогуша. Не слишком обременительно, так?
Дженни рассмеялась, а Наташа снова замотала головой:
– Ничего вы от меня не добьетесь. Мне плевать на все, что вы тут говорите, и на ваши угрозы. Я не видела Баркера уже давно и ничего о нем не знаю. А теперь я требую адвоката.
– А как насчет Сьюзи Харрингтон? – резко произнесла Дженни. – Я слышала, она тоже в этом замешана. До сих пор водит компанию с Баркером, так?
– Какая Сьюзи? – с удивлением спросила Наташа. – Прошу прощения, леди, ничем не могу помочь. Никогда о такой не слышала.
– Прекрати лгать.
Девушка пожала плечами:
– Оп! Попробуйте, поймайте!
Она издевалась над ними.
– А теперь, повторяю, мне полагается адвокат, который будет представлять мои интересы! – рявкнула Наташа. – Так в законе записано! Пока мне не дадут адвоката, я не собираюсь ничего говорить, ясно? Я утверждаю: телка, которую я не знаю, просила меня одолжить ей детей. Это как если бы грабитель утверждал, будто купил видик или телик в кабаке у какого-то типа. Вы не можете доказать, что было не так. Если бы могли, меня бы уже давно посадили по-настоящему, а вы обе отправились бы домой к своим кобелям.
Наташа говорила неприятную правду – приходилось это признать.
Дженни поднялась, посмотрела на ухмыляющуюся Ташу сверху вниз и неожиданно влепила ей затрещину. Слетев со стула на пол, Наташа обожглась сигаретой. Она сидела на полу, сосала ожог и продолжала улыбаться, глядя Кейт в глаза.
– Вам обеим не запугать меня, – сказала она с видом победителя. – Я буду стоять на своем. Я сделала ошибку, и я за это расплачиваюсь. Я отпустила своих детей с незнакомой женщиной и буду наказана за эту глупость. Но не более того. Вы не сможете ничего доказать.
Дженни двинулась к ней, но Кейт удержала ее. Конечно, Наташа так и напрашивалась на хорошую взбучку. Кейт и самой ужасно хотелось всыпать ей по первое число, но это было бы безумием.
Барбара Эпштайн громко постучала в дверь, затем, встав на колени, открыла почтовый ящик. Странный запах ударил ей в нос, и она резко отпрянула. Это был сладковатый запах, похожий на запах прелых листьев.
Барбара поднялась и осмотрела площадку, затем, спустившись этажом ниже, постучала в дверь отполированным до блеска медным молоточком. На стук вышла пожилая женщина.
– Вы не видели Шерон с верхнего этажа? – волнуясь, спросила ее Барбара. – Шерон Палистер?
Женщине на вид перевалило за семьдесят, но волосы ее были ярко-голубого цвета, а губы намазаны оранжевой помадой. Она покачала головой:
– Думаю, она уехала. Обычно этот чертов ребенок орет не затыкаясь, но в последнее время его не слышно. Так что, думаю, она поехала навестить свою мать. Она иногда к ней ездит.
Барбара заволновалась еще сильнее:
– Я и есть ее мама. И я никак не могу ей дозвониться.
– А, так это вы названиваете днем и ночью? Черт, этот телефон трезвонит так, будто он в моей квартире.
Судя по всему, женщина собиралась причитать до бесконечности, но Барбара перебила ее:
– Я приехала из Эдинбурга – хочу выяснить, где моя дочь. Вы мне не подскажете, кто может что-нибудь знать о ней?
Женщина снова затрясла голубыми волосами:
– Спросите у кого-нибудь из остальных незамужних мамаш. Развели тут разврат, никто не замужем, просто безобразие.
Дверь захлопнулась прямо перед носом Барбары. Тогда она повернулась к двери напротив, перевела дыхание и тихонько постучала. Ей открыл мальчик лет четырех, со светлыми волосами и поразительно зелеными глазами.
– А мама говорит, что ее нет.
Барбара даже смогла улыбнуться:
– Скажи своей маме, что пришла мама тети Шерон с верхнего этажа.
В крошечную прихожую вышла молодая женщина с черными волосами, заплетенными в длинную косу, перекинутую через плечо. Глаза у нее были зеленые, как у сына.
– О, здравствуйте. Я думала, это за долгами пришли, а я сейчас на мели. Входите, пожалуйста.
Ее хрипловатый голос звучал дружелюбно, и Барбара вошла, хотя в квартире было очень жарко и странно пахло. Войдя в комнату, она поняла: пахнет пылью и свежей краской. Кухня, загроможденная коробками и банками, находилась в процессе окраски в ярко-желтый цвет. Но девушка так приветливо встретила нежданную гостью, а Барбара так устала, проделав долгий путь из Эдинбурга, что с благодарностью приняла приглашение выпить чашечку чая.
– Как дела у Шерон? – спросила девушка.
Барбара со страхом посмотрела на нее:
– Не знаю. Шерон нет дома.
– Как же так? – удивилась девушка. – Я давно ее не вижу и решила, что она ездила к вам, а теперь вы вернулись вместе.
– Нет, все не так, – пролепетала Барбара. – Раньше мы созванивались каждый день, но потом она перестала отвечать на мои звонки, и я поехала узнать, что с ней случилось. Приехала, а она не открывает. И такой запах…
Барбару охватило недоброе предчувствие. Она нашарила в сумочке мобильный телефон. Конечно, у них с дочерью случались размолвки, но все же Шерон не могла вот так просто исчезнуть, потому что знала: мама будет волноваться.
Пока девушка доставала из холодильника бутылку молока, собираясь покормить ребенка, Барбара разговаривала с полицией. Положив трубку, она тихо произнесла:
– Полиция уже едет.
Сейчас, после звонка в полицию, ей стало страшно. Она боялась узнать, что там, в квартире дочери. Дурное предчувствие стремительно росло. Барбара пила чай из грязной кружки и наблюдала, как ребенок с жадностью пьет молоко.
Барбара внутренне готовилась к самому страшному. В глубине души она уже все знала. «Шерон мертва, и ее сын тоже».
Сьюзи Харрингтон сидела на кожаном диване. Когда инспектор Голдинг объявил ей, что она арестована, Сьюзи приподняла бровь:
– Как-как? Повторите, я не расслышала.
– У нас имеются основания подозревать вас в использовании детей для производства безнравственной печатной продукции. У вас есть право хранить молчание…
Она презрительно рассмеялась:
– Заткнитесь.
Встав, она прошла в спальню и накинула дорогое замшевое пальто. Затем язвительно прошипела:
– Я могу позвонить?
Она набрала номер и спустя минуту сказала:
– Я направляюсь в полицейский участок Грантли, меня обвиняют в производстве детской порнографии. – Затем она быстро положила трубку.
Больше за весь день она не сказала ни слова.
Поговорив с матерью по телефону, Кейт немного расслабилась. Худшее позади, теперь им остается только ждать. Она села за стол. Лицо ее вытянулось от усталости, руки дрожали, и в этот момент ее вызвали в кабинет Ретчета. Думая только о Патрике, Кейт решила, что главный инспектор, вероятно, хочет узнать последние новости о его состоянии.
Ретчет стоял у окна, напряженно выпрямившись. Он даже не обернулся к ней, и она стояла, как провинившаяся школьница в кабинете директора.
– Мне позвонили сверху и приказали отпустить Сьюзи Харрингтон. Это не подлежит обсуждению.
На секунду Кейт показалось, что от бессонницы у нее испортился слух.
– Простите?
Он тяжело вздохнул:
– Вы слышали меня, Берроуз. Ее следует освободить без всяких обвинений.
Кейт пришлось с силой вдавить кулаки в стол, чтобы преодолеть острое желание ударить Ретчета по лысой голове.
– На каком основании? – спросила она. – Харрингтон необходима для текущего расследования, и мы хотим знать, чем вызвано такое решение.
Ретчет повернулся и повысил голос:
– Я не обязан вам ничего объяснять! Я отдал приказ, и вы выполните его без дальнейшего обсуждения.
Его лицо было бледным, глаза бегали. Казалось, он боится встретиться с Кейт взглядом.
– Извините, сэр, но я должна знать, с какой стати мы должны отпустить центральную фигуру в деле о совращении, пропаже и убийстве детей. Я не смогу без нее предъявить обвинение другим фигурантам дела, и я хочу знать, какие силы мешают мне выполнять мою работу, за которую мне и так мало платят! – И Кейт добавила с отвращением: – Это дурно пахнет, мистер Ретчет, это очень дурно пахнет.
Казалось, он съежился под ее взглядом.
– Послушайте, Кейт, если вы дорожите своей карьерой, то подчинитесь. Вы обязаны подчиниться! Приказ пришел с самого верха, и я ничего не могу поделать. Вы понимаете, о чем я?
Она покачала головой:
– Боже, как низко вы пали. Вы всерьез думаете, будто я собираюсь вот так взять и проглотить такой приказ? И после всех злобных замечаний и грязных намеков, которые мне приходилось выносить от вас все эти годы, не вам говорить о моей карьере. Угрожаете мне, а потом думаете, что я возьму под козырек и скажу «Есть, сэр!»?
Ретчет перепугался. Он молил ее о понимании:
– Послушайте, Кейт, меня это возмущает так же, как и вас, но я должен подчиняться начальству. Данный приказ исходит из высочайшего источника, поверьте мне. Если бы я мог, то сам послал бы их к черту. Мне в спину дышат газетчики, не забывайте и об этом тоже. Случай чрезвычайный, нам нужны быстрые результаты, я вас прекрасно понимаю. Но я не могу не подчиниться прямому приказу, и вы тоже.
Кейт расхохоталась.
– Черт возьми, это мы еще посмотрим, – злобно сказала она. – Можете представить себе реакцию моей команды, когда я сообщу им такую милую вещь? «Хорошо поработали, ребята, но мы не можем предъявить обвинение Сьюзи, потому что, кажется, у нее есть высокопоставленные друзья. Но все равно спасибо за работу».
– Я этого не говорил, Кейт. Я не говорил, что у нее есть какие-то друзья…
Кейт снова рассмеялась, на сей раз достаточно громко. Ее смех привлек к ним взгляды коллег из-за стеклянных перегородок.
– А зачем говорить? И так все ясно, – сказала она резко. – Значит, так: я хочу знать, и немедленно, от кого исходит приказ.
Кейт развернулась и вышла из кабинета, с грохотом захлопнув за собой дверь. Она ощущала вкус собственного бешенства, оно обжигало ей рот и горело в груди, как едкая желчь. Ее руки так дрожали, что, подойдя к своему кабинету, она с трудом смогла открыть дверь.
Дженни в изумлении выслушала рассказ Кейт. А потом они обе беспомощно наблюдали, как Сьюзи неторопливо направляется к выходу с самодовольной улыбкой на чересчур накрашенном лице.
Она сделала им ручкой и ласково пропела:
– Пока, леди.
Кейт хотела бы, чтобы Наташа ощутила страх и боль, чтобы она поняла, каково приходилось ее детям, которых она предоставляла для удовлетворения чужой похоти.
Кейт хотела бы объяснить Таше всю чудовищность ее поступков, показать, как они выглядят в глазах других людей – тех, которые не живут в сумеречном мире наркотиков, пьянства, беспорядочного секса и не используют для своих целей окружающих, включая собственных детей.
Но Кейт знала, что это бесполезно. Наташа и ей подобные живут по совершенно другим принципам.
Когда девушка открыла пачку сигарет, Кейт внезапно выбросила руку вперед и вышибла пачку из ее пальцев с такой силой, что та отлетела и с громким стуком ударилась о стену. Наташа отпрянула, едва не упав со стула. Ее лицо исказилось от страха – она видела, что Кейт готовится нанести следующий удар.
Таша слышала о полицейских зверствах – жестокость полиции считалась фактом в среде ее обитания. Аресты и тюремные порядки служили обычной темой для обсуждения. Наташа всегда думала, что уж ее-то это не коснется, и внезапно осознала: теперь касается, причем напрямую. Она задрожала от страха.
– Не заводи меня, дрянь! Я легко воспламеняюсь, и каждый раз, когда ты открываешь свой лживый рот, ты подливаешь масла в огонь. Не пытайся одурачить меня, или я оторву твою башку и засуну ее тебе в задницу.
Теперь Наташа по-настоящему рыдала, но ни Кейт, ни Дженни ни капли ей не сочувствовали.
– Я требую адвоката, – хныкала она.
– Ты скоро узнаешь, как требовать, поняла? – жестко сказала Кейт.
Наташа заревела еще громче.
Борис слушал, что происходит в подвале его дома. Он знал, что Вилли Гэбни может запросто убить тех двоих, но ему было плевать. Его людям не придется пачкать руки, а парочка подонков получит свое. Они причинили ему слишком много неприятностей за последние месяцы, и он от них уже устал. Типы, подобные Ганнеру и Партриджу, – авторитеты только в своих кварталах, а рядом с такими крутыми парнями, как он сам, моментально становятся полными ничтожествами. Борис мог избавиться от них за несколько минут, но почему бы не передать их в руки Вилли?
Ему нравился этот крепкий человек, он испытывал к нему уважение. На месте Вилли самые крепкие бойцы давно бы уже сломались. Но Вилли выдержал все и продолжал молчать. Говорил он только одно: якобы его босс ничего не знал о другой стороне деятельности клуба, а так называемые приятели злоупотребили доверием Патрика Келли.
Вилли также напомнил: у Патрика хватает собственных денег и ему незачем прибирать к рукам еще и чужие. Келли также давным-давно не организовывал вооруженных ограблений, поскольку стал респектабельным членом общества и старался угодить своей женщине, а эта самая женщина служит в полиции, и он безумно в нее влюблен.
Борису пришлось признать: все это звучит достаточно правдоподобно. Он решил, что если поместит Джеки и Джоуи вместе с Вилли, то, возможно, узнает, как все было на самом деле.
Так и вышло.
Борис подумал и о женщине Патрика. При необходимости она могла бы оказывать некоторые услуги. Никому не помешают свои люди в полиции, а тем более для того дела, которое он наметил.
Стало быть, в целом эти недели прошли не зря.
Полицейские взломали дверь, и ужасный запах ударил им в нос. Барбара Эпштайн осталась ждать на лестничной площадке. Ее сердце бешено колотилось.
Послышались слова: «Труп женщины, умерла около недели назад». Когда один из полицейских вышел, Барбара спросила его прерывающимся голосом:
– Мой внук… Маленький Тревор… Он там?
Полицейский покачал головой.
– Тогда где же он?!
Голос ее поднялся до истеричной ноты. Ей показалось, будто всю ее охватывает пламя. Она потеряла сознание, и молодой полицейский неловко подхватил ее и осторожно уложил на пол.
Вернувшись в квартиру, полицейский сказал своей команде:
– Похоже, еще один пропавший ребенок. Свяжитесь с криминальным отделом и скажите, что у нас исчезновение ребенка и убийство.
Он взглянул на тело молодой женщины, которую, как выяснили полицейские, звали Шерон Палистер. Ее пустые глаза смотрели в потолок, по всему телу разлилась молочная белизна, губы были мертвенно-синего цвета, а глубокие раны на шее напоминали кадры из кровавого боевика.
Полицейский удивился, почему его не тошнит, как обычно. Наверное, он просто стал ветераном. По словам коллег, постепенно человек закаляется, ужасы службы перестают его волновать. Молодой полицейский втайне полагал, что с ним такого никогда не произойдет. Прошлой зимой парень неделю не ходил на работу, сказавшись больным, – тогда они взломали дверь и обнаружили разложившееся тело престарелого пенсионера. Но теперь он смотрел на труп Шерон Палистер спокойно, даже не дрогнув.
– Твои слова могут быть использованы против тебя – не забывай об этом, Наташа.
Таша обливалась потом. Она-то думала, что та перепалка станет последней, и была полна решимости не говорить больше ни слова, потому что знала: пока она придерживается своей истории, с ней ничего не могут сделать.
Таша крепко спала, но ее разбудили, и она еще не до конца проснулась. В довершение ко всему Дженни и Кейт снова и снова повторяли одни и те же вопросы. Их смысл не сразу начал доходить до нее.
– Итак, повторяю вопрос еще раз. Сьюзи и есть та женщина, которой ты отдавала своих детей? Мы считаем именно ее организатором этого дела. У Керри Элстон мозгов бы не хватило самой до всего додуматься. Она такая же, как ты: жирная тупица, которую нужно вести по жизни за ручку. А те, кто организовал бизнес с детьми, знали, что делали. Думаю, смеялись над тобой у тебя за спиной. Ты ведь отдавала им детей по дешевке, знаешь об этом?
Наташа подавленно пробормотала:
– Я действительно не понимаю, о чем вы. Сьюзи просто моя подруга.
Все ее высокомерие улетучилось под этим непрекращающимся градом вопросов.
– Ты знаешь Шерон Палистер? – спросила Кейт.
Наташа пожала плечами:
– Ну да, знаю ее в лицо, но я с ней не знакома. А что?
– Сегодня ее нашли зверски убитой в своей квартире. Ее маленький сын пропал. Интересно, не замешана ли и ты в этом деле, ведь соседка видела, как вы разговаривали на прошлой неделе.
Эта новость совсем убила Наташу.
– Пожалуйста, приведите мне адвоката, – взмолилась она, вся позеленев от страха.
Голос Кейт смягчился:
– Не переживай, получишь ты адвоката. Что ты можешь сказать о Треворе Палистере? Он ведь тоже есть на этих фотографиях вместе с твоими детьми, так? Хорошие цветные фотографии. Кроме того, маленький мальчик, которого убили и выбросили на помойку, тоже есть на фотографиях. Мне кажется, на них есть очень много детей, которых ты знаешь и которых мы тоже должны знать, если эта мысль достаточно доступна для твоих куриных мозгов. Все ниточки выводят на тебя, Таша. Сьюзи отпустили, и теперь все указывает на тебя.
– Еще раз повторяю, инспектор Берроуз, я требую адвоката.
– Ты его получишь, когда мы посчитаем нужным, – нетерпеливо произнесла Дженни. – А теперь, черт возьми, отвечай на наши вопросы! Пропал ребенок, и мы должны знать, где он, мертв он или жив. Но у меня такое ощущение, что ты знаешь об этом больше, чем мы. Так о чем ты разговаривала с Шерон на прошлой неделе?
Наташа облизнула растрескавшиеся губы.
– Можно сигарету?
Дженни взглянула на Кейт, и та кивнула. Они смотрели, как Таша закуривает, видели ее трясущиеся руки и слышали нервный кашель. Похоже, известие о смерти Шерон Палистер сломило ее.
– Шерон делала то же, что и я, – одалживала своего ребенка. Тревору три года, он очень плаксивый и начал их доставать. Он очень агрессивный мальчик, в детском саду его собирались исключить за плохое поведение. Вот и все, о чем мы разговаривали, клянусь. Я только что родила ребенка, и Шерон меня спрашивала, как прошли роды. Нормальный женский треп.
– Нормальный женский треп? – взвилась Дженни. – Да разве нормальные женщины отдают своих детей – о, прошу прощения, одалживают! – так разве они одалживают своих детей педофилам? Кстати, о детях: тебе интересно, что с твоим новорожденным ребенком?
Наташа пожала плечами:
– С ним все нормально, Роберт позаботится об этом. Он хороший парень, все девушки любят его. Хоть он и педик, но по-настоящему любит детей и всегда старается им помочь.
– Раньше ты была о нем другого мнения. Он не очень-то тобой доволен, а?
Таша хмыкнула:
– Ну, на него иногда находит. Но он позаботится, чтобы с моими детьми все было нормально.
Такое безразличие возмутило Кейт.
– Я хочу, чтобы Роберт присутствовал, когда я даю показания. Я ведь нахожусь под надзором и могу попросить социального работника помочь мне, когда не понимаю вопросов, – сказала Таша с хитрым видом.
Кейт покачала головой и засмеялась:
– Ну ты и штучка, скажу я тебе. Тебе светит пятнадцать лет, а ты все еще находишь в себе силы шутить. Я тобой просто восхищаюсь. Ну разве это не восхитительно, а, Дженни?
Дженни кивнула и сказала со смехом:
– Я-то думала, ты будешь пытаться помочь себе, а не залезать все глубже в дерьмо. Но чего от тебя ожидать, с твоими-то мозгами.
Дженни подняла руку и начала загибать свои толстые пальцы:
– У нас есть свидетельства, что ты разговаривала с женщиной, которая потом была убита. Это раз. Два: как утверждает Дэвид Рейли, ты знала, что его отец развлекался с твоими детьми и детьми других женщин. Три: ты знала, что Шерон одалживала, за неимением лучшего слова, своего сына Тревора подобным людям. И четыре: ты также знала, что Сьюзи являлась мозговым центром всего бизнеса на детях. Кроме всего прочего, Билли Рейли сейчас в больнице, и все в вашем районе знают, почему, а значит, к нам поступит масса заявлений на тебя. Несмотря на все это, ты сидишь тут с таким видом, словно тебя это все не касается.
В дверь постучали, и в щель просунулась голова Голдинга.
– Можно вас, мэм?
Кейт кивнула. Выходя из комнаты, она услышала, как Дженни заботливо спрашивает у Наташи, не принести ли ей чего-нибудь попить. Она улыбнулась. Дженни начинает запутывать подследственную – самое время.
Оказавшись в кабинете, Голдинг спросил:
– Это правда, мэм? Что мы не можем допросить Сьюзи Харрингтон?
– Приказ начальства.
Голдинг улыбнулся:
– Предположим, я смог бы узнать, откуда идет этот приказ, – это нам помогло бы?
– Несомненно. А вы можете?
Голдинг выложил перед Кейт ксерокопию какого-то текста.
– Вот список сегодняшних звонков Ретчету. Как говорит его секретарь, босс был в хорошем настроении, пока днем ему не позвонили из министерства внутренних дел. Вопрос: какой звонок принес ему плохие вести?
– Отличная работа, – сказала Кейт. – Как вам это удалось?
Голдинг поднял руки:
– Полицейский никогда не раскрывает своих источников.
Они рассмеялись. Теперь Кейт знала: Голдинг в ее команде. Всю последнюю неделю он не переставал ее радовать, а ведь раньше он ей не нравился, и казалось, это взаимно.
– Как мистер Келли, мэм?
Она пожала плечами:
– Удалили сгусток крови из мозга, и теперь нам остается только ждать.
Голдинг похлопал Кейт по руке и тепло сказал:
– Ну что ж, мы все переживаем за него, мэм.
Такое участие, особенно со стороны Дэйва Голдинга, стало последней каплей. Всхлипнув, Кейт отвернулась и уставилась в окно. Весь день она старалась не думать о Патрике. Теперь же Кейт чувствовала его присутствие в комнате. Справившись наконец с собой, она повернулась к Голдингу, но тот уже ушел. Что ж, иногда люди проявляют доброту, когда от них этого совсем не ждешь.
Она тяжело вздохнула и, взяв лист бумаги, оставленный Голдингом на столе, пробежала глазами имена.
