Текст книги "Камень-обманка"

Автор книги: Марк Гроссман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 30 страниц)

ГЛАВА 25-я
ЧЕЛОВЕК В АНГЛИЙСКОМ ФРЕНЧЕ

Варна долго уговаривал Степана не отправляться на охоту далеко. Чекист полагал, что начальник отряда все-таки плохо знает тайгу, может запутаться и даже погибнуть в глуши.

Но Вараксин лишь ухмылялся. Наконец сказал вполне серьезно.

– Сегодня – овсянка, завтра – овсянка, бойцы – не кони, ей-богу. Грешно жить в лесу и не отведать дичи. – Вздохнул. – Обалдею вовсе, коль не ублажу душу.

Ян Андреевич, разумеется, понимал товарища. Деятельный и подвижный, привыкший за годы войны к постоянному риску и бурной смене событий, уралец явно тяготился размеренной и в общем-то спокойной жизнью на рубеже.

Без малого год минул с той поры, когда отряд появился на границе. За это время не случилось никаких особых происшествий, если не считать поимки небольшой группы офицеров, пытавшихся перейти Иркут, да вот еще задержания китайца-уголовника, отправленного недавно в город.

Нет, прохлаждаться Степану, понятно, было некогда: он занимался с людьми военным и политическим делом, готовил хозяйство к зиме, заводил связи с таежниками.

Как-то в штабную избу постучались братья Леоновы.

Старший, Евсей, войдя в горницу, не то кивнул, не то поклонился.

– За дверью – Васька. Брат. Пустишь?

– Зови.

Евсей вышел в сени и вернулся с младшим Леоновым. Большак вел Ваську за руку, точно мальчонку, и это вызвало у Степана мимолетную улыбку.

Евсею было сорок или сорок пять лет – видать, вдвое больше, чем меньшому.

Лохматые низкорослые кряжи, они удивительно походили друг на друга. Аспидно-черные бороды, мрачные глаза с синеватыми белками, чуть приплюснутые носы были у братьев совершенно похожие, точно выделанные по одной мерке.

– Садитесь, – кивнул Вараксин на лавку. – По делу или так?

Евсей, не отвечая, достал из кармана трубку, набил табаком, спросил:

– О Леоновых слыхал, нет?

– Слыхал, – сказал Вараксин, припоминая, что кыренцы не раз говорили ему о братанах. Леоновы и летом и зимой пропадали в тайге: мыли песок, били соболя и медведя, а в худую пору и белковали. Они надежно изучили тропы и реки Восточного Саяна, знали повадки всякого зверя, попадали в лесные пожары, голодали. Однако ничто не могло отвадить сибиряков от тайги, и братья снова исчезали в горах.

Евсей поджег табак в трубке, молвил, обкипая дымком:

– Мы – шабры, командир. И оттого жить по-соседски должны. Так?

– Верно говоришь, – согласился Вараксин. – Нам без народу границу не устеречь, да и вам без нас, полагаю, худо.

– Столковались, значит, – заключил большак и поинтересовался без всякой паузы: – Припасу дашь?

– Пороху, что ли? – подивился Степан тому, как круто переломил разговор старший Леонов.

– И пороху, и дроби, и пуль, коли не жаль.

Он снизу вверх посмотрел на рослого командира, добавил:

– Не просто так. Даром – нехорошо. Дичью уплачу, или золотишком, или еще как… А то на лесованье пойдешь, так я тя по любой тропе проведу.

– Добро, – согласился Вараксин, – дроби и пороху дам. Боевые патроны не могу. Не положено.

– И на том благодарствую, паря.

Евсей некоторое время молчал, посасывая дым из трубки, и внезапно полюбопытствовал:

– Слыхали мы с Васькой: китайца вы загребли. И самородки, сказывают, взяли у ходи. Можно верить людям?

– Можно, – неохотно отозвался Степан.

– Ага. А не вякал тот ходя, откуль золотишко?

– Нет.

– Мы с Васькой весь век по золотцу стараемся. Любопытствуем, стало быть, откуда окатыши. Но ежели о том нельзя – молчи. – Прощаясь, сказал Вараксину: – В тайгу пожелаешь – покличь. Отказу не встретишь.

Знакомством с такими людьми пренебрегать не следовало, и Степан написал бумажку, чтоб Леоновым на складе выдали порох и дробь.

Братья ушли.

Теперь Варна, знавший о визите таежников, посоветовал Вараксину взять проводником на охоту Евсея или Ваську.

Начальник отряда подумал, поскреб в затылке, отказался:

– Сам пойду, либо кого из своих возьму.

– Отчего ж?

– Да так… – неопределенно отозвался Степан.

– А может, все же останешься? – попытался еще раз отговорить товарища Варна. – Дел у нас выше ворота.

– Нет, пойду, – не согласился Вараксин. – На сутки всего.

Чекист внимательно посмотрел на приятеля и вдруг подумал, что война давно минула, что нельзя людям годами жить одной службой, что непременно нужен человеку отдых, отдушина, игра для души.

– Бог с тобой, иди, потешь себя, – вздохнул Варна, – однако всё равно одного не пущу.

Степан весело подмигнул чекисту, пробасил что это – совсем другое дело и сообщил: все продумано, в Саян с ним пойдет Зосима Кореньков. Еще добавил: на лесованье отправится за Монды.

Вараксин в тот же день, заложив в тачанку штабных лошадей, выехал на заставу.

В Мондах отдыхать не стал. Уже смеркалось, когда они вдвоем с Кореньковым вышли на запад по Иркуту. За спиной у Степана темнел карабин, а для Зосимы сыскали в селе дробовик-курковку.

Зосиме Авдеевичу тоже хотелось побаловаться охотой, и промысел у них пошел не то, чтобы добычливо, но достаточно весело.

К полной темноте старик сшиб двух глухарей-петухов, и одним они поужинали, разложив костер в невысокой пещере.

У них был такой уговор: Степан бьет зверя, а Зосима – птицу. И потому на утренней зорьке Кореньков даже не вскинул ружье, когда с одного из отстойников перелетела на соседнюю скалу маленькая зубатая кабарга.

Олешек был еще в полете, когда прогремел карабин Вараксина. В следующий миг Степан передернул затвор, но кабарожка исчезла.

– Шерсть, стало быть, тут, а мясо улетело, – беззлобно пошутил Зосима.

Страшно негодуя на себя за промах, Вараксин тем не менее уверял старика, что этого самого плевого олешка он-таки подшиб, но не слишком сильно. И если б Кореньков не был такой лентяй, какой есть, то они могли бы пройти еще немного и подобрать животное.

Таежник молча ухмыльнулся, чем еще больше распалил душу командиру.

Вараксин совсем возмутился, буркнул, что бес с ним, с Зосимой, а он, Степан, идет искать подранка. Молчком ругая себя за усмешку, какую допустил в отношении уважаемого человека, Кореньков поплелся вслед за взъерошенным Степаном делить шкуру неубитого зверя.

Они отмерили версту, потом пять, но никаких признаков крови не заметили. Зосима понимал, что искать олешка в тайге – всё одно, что удить рыбу в колодце, однако шел за начальством, не желая ссориться.

– Ну, буде, командир, – проворчал старик, когда уже стали гудеть ноги. – Чё попусту тайгу топтать?

Но Вараксин ничего не отвечал, и брови на его запотевшем лбу сошлись к переносью.

Ночевали на полянке, в заветерье. Не разжигая костра, поели всухомятку и улеглись спиной друг к другу убивать время до утра.

На рассвете Кореньков, уверенный, что командир остыл за ночь, спросил:

– Ну, теперича назад пойдем, Степан Григорьич?

– Чего?! – вскипел Вараксин. – Я тебе говорю – подбил, а ты надсмехаешься!

– Да не шучу я! – тоже рассердился Зосима. – Одначе, сколько ж можно ходить по-пустому?

Степан внезапно попросил:

– Ну, еще маленько, голубчик… Ей-богу ж зацепил!

И Зосима, мотая сухонькой головой, сердясь и посмеиваясь одновременно, снова потащился за начальником вблизи Иркута.

Они не прошли еще и полверсты, когда Степан, издав победный крик, свернул с тропы и бросился в кедровый стланик.

– Вот он! – закричал Вараксин озадаченному Зосиме. – А тоже корил, старый хрыч!

Легко пробежав десяток шагов, Степан подскочил к кустам. И вдруг отпрянул, широко открыв глаза.

Перед ним, раскинув руки, лицом вверх, лежал потемневший тощий человек в измызганном английском френче.

Степан растерянно сказал подоспевшему Коренькову:

– Вон чего мы с тобой налесовали, старик. Беляк. Мертвый, надо полагать.

Зосима опустился на колени, прижал ухо к груди офицера, протянул неуверенно:

– Будто бы постукивает… сердце-то… Не помер, выходит. Постой малость – оживлю.

Старик достал из чехла нож, острым концом разжал офицеру зубы и потихоньку стал лить спирт из фляги. Человек глухо застонал, но глаз не открыл.

– Носилки ладить надо, – проворчал таежник. – Он легонький, беляк-то, унесем как-никак.

– Ну его к черту! – поморщился Вараксин, понимая, что охота вконец загублена. – Стану таскать всякую падаль. Поищи, может, документы какие…

Кореньков порылся в карманах офицера и подал Вараксину книжечку в картонной обложке и несколько темно-желтых камешков и лепешечек.

– Самородки, – пролепетал он, обеспокоенно покачивая головой. – Такие ж, как у китайца. У того, что на Иркуте взяли.

– Самородки?.. – задумался Вараксин и внезапно кивнул. – Руби палки, старик. В Монды потащим.

Но Зосима, казалось, не обратил внимания на слова Степана. Он напряженно всматривался в какую-то вещь, прочно привязанную к ремню офицера. Глаза таежника округлились от удивления.

– Не может того быть… – почти испуганно пробормотал старик.

– Ну, что там еще? – недовольно заметил Вараксин. – Торопись. Неблизкая дорога!

Но Кореньков продолжал разглядывать поразивший его предмет. Наконец лихорадочно расстегнул на офицере кожаный ремень и, сняв его, подал командиру.

К поясу был привязан тускло поблескивающий кусок золота, размером и формой напоминающий рог лося-трехлетка.

Зосима сказал почему-то шепотом:

– Сколь хожу по тайге, а такого не видывал, паря. Тут добрых десять фунтов, небось. Диво!

Вараксин повертел в крепких обкуренных пальцах кусок жильного золота, пожал плечами, отдал его старику.

– Ладно, несем, пока жив.

Кореньков быстро срубил две палки, переплел их ветками. На жесткие носилки положили бесчувственного офицера.

В нем и впрямь не было никакого веса, и они несли его, перебрасываясь редкими фразами, смысл которых заключался в том, что вот стали лекарями своему врагу, ни дна ему, ни покрышки, не в срок под руку подвернулся.

Но это, пожалуй, было только так, для виду, а в душе Вараксин понимал: коли беляк выживет – может навести их на металл, в каком большая нужда.

Сам Степан относился к золоту с равнодушием и даже презрением. Уралец, выросший вблизи золотоносных копей Миасса, он, разумеется, знал ему цену, но не мог вытравить из себя въевшегося пренебрежения к богатству, с которым в его сознании отождествлялся буржуй.

В полдень, прямо на тропе, решили отдохнуть.

– Слышь, командир, – заговорил Кореньков, набивая короткую трубку табаком. – А чё, ежли и в самом деле откроется золотой клад? Будет нам какая награда?

– А? – механически отозвался Вараксин. – Какая награда, Зосима?

– Ах, господи боже мой! – рассердился таежник. – Уши у тя дырявые, право!

– Плюнь, старик! – нахмурился Вараксин. – Какая нам к дьяволу с тобой награда нужна? Сыты, здоровы, революция живая. Чего еще порядочным людям желать?

– А-а, ну да… само собой… – недовольно протянул Кореньков. – Понимаю, чё уж там… – Вздохнул. – Так мыслю – золото революции не помеха. А с ним славно пожить можно!

Степан покосился на старика.

– Все одно и то же. Дальше «б» букв не знаешь.

– Не понять те, – пробурчал сибиряк. – Ты ему, золоту, цены не ведаешь, Степан Григорьич.

Как ни легок был умирающий офицер, но нести его на такое расстояние оказалось неловко и трудно. Ночь застала людей на половине пути; пришлось устраивать привал и жечь костер, дожидаясь утра.

В Монды пришли только к концу следующего дня.

Вараксин, простившись с Зосимой, уложил офицера в тачанку и погнал коня к Кырену.

Тощий и темный, офицер лежал на сене, не шевелясь, и, казалось: теперь он точно помер.

Приехали уже поздно, правда, при полной луне.

Осадив лошадь у штаба, Вараксин торопливо прошел в избу. Но прежде, чем успел позвонить Варне, чекист сам появился в горнице.

– Слышу топот, догадался – ты. Ну, как? С полем тебя или пустой? – спросил он, явно радуясь возвращению товарища.

– С полем, – усмехнулся Вараксин. – Выйди во двор, погляди, какую птицу зашибли.

Поспешив вслед за Степаном, Варна увидел расплывчатые контуры человека в тачанке и нахмурился.

– Подстрелил ненароком или как? – сухо спросил он.

– Нет. За Вороньим камнем лежал. Беляк.

Только теперь Степан вгляделся в безжизненное лицо человека, лежавшего на сене, и ощутил невнятное, волнение. В неверном свете луны ему показалось: он уже когда-то видел этого офицера и та, давняя встреча, оставила осадок неприязни.

– Сотник… – кинув взгляд на удостоверение, заместил Варна. – Из Азиатской дивизии. Надо полагать, укрывался в тайге.

– Это не все, – сообщил Степан, протягивая чекисту самородки и кусок жильного золота. – Погляди.

Они вернулись в штаб, и Варна долго рассматривал металл, шевелил губами, будто решал про себя трудную задачу. Затем кинул:

– Немедля вызови фельдшера. Офицера – в лазарет. Поторопись.

Медик, решивший, что нездоров начальник отряда, влетел в штабную избу, задыхаясь от быстрого бега.

– Разберись, что с ним, – кивнул Вараксин на офицера, внесенного в горницу. – Живой?

Фельдшер подержал незнакомца за кисть руки, расстегнул на нем френч и рубаху, послушал сердце. Убедившись, что нигде нет следов крови, заключил:

– Тощой-то. Словно из могилы встал. Ничего, вытянет. От голода это.

Когда санитары унесли носилки, чекист взял Степана под локоть, спросил:

– Твое мнение, Вараксин?

– О чем?

– Об офицере, о золоте?

– Не знаю. Пусть оклемается.

– Понятно. Однако пошли телеграмму в Иркутск. Второй человек у границы – и снова золото.

– Не помешает. Пошлю.

Ответ пришел через сутки. Начальник Иркутского губернского отдела ГПУ (в феврале этого года ЧК переименовали в ГПУ) Берман сообщил, что в Кырен немедля выезжает работник управления Борис Бак.

Утром Вараксин отправился в лазарет.

Фельдшер сообщил: полчаса назад офицер открывал глаза, но потом опять впал в забытье.

Степан сел рядом с койкой, на которой лежал больной, и стал рассматривать его лицо. Лоб и уши сильно поцарапаны и вымазаны болотной грязью; остальную часть лица закрывала длинная спутанная борода. Виски серебрились, и, казалось, офицеру что-нибудь около сорока лет.

Вараксин снова поймал себя на мысли, что где-то видел это красивое и все же неприятное ему лицо.

Покопался в своем кармане, достал удостоверение сотника, прочел в который уже раз: «Россохатский Андрей Васильевич» – и пожал плечами: нет, фамилия ему ничего не говорила.

Внезапно веки у больного дрогнули, и он долгим немигающим взглядом посмотрел на Степана.

И как только Вараксин увидел хмурые, чуть сощуренные глаза, он тотчас вспомнил Гусиное озеро, и атаку, и стройного офицера на картинном жеребце, летевшего ему навстречу.

– Значит, встретились снова, ваше благородие, – сказал Степан не столько пленному, сколько себе. – Старые знакомые, стало быть…

Андрей смотрел на Вараксина, не мигая, и на лбу сотника медленно стягивались морщины.

– Не узнаешь? – полюбопытствовал Степан. – Иль не желаешь знать?

Россохатский продолжал молчать и вскоре закрыл глаза.

Вараксин подозвал фельдшера, спросил:

– Чем больного потчуешь?

– Бульон из курицы. Помаленьку. Много нельзя – помрет.

– Добро.

Начальник отряда поднялся со стула, взглянул на офицера и увидел неподвижный, бессмысленный взгляд.

Выйдя на улицу, Вараксин почти столкнулся с Варной. Рядом с ним стоял незнакомый городской человек в кожаной куртке. Был он высок, строен, черноволос. Из-под густых, цвета сажи, бровей на Степана смотрели большие спокойные глаза.

Варна представил его Вараксину:

– Бак. Работник Иркутской ЧК. Хотел бы взглянуть на офицера.

– Пока смотреть нечего… – хмуровато отозвался Вараксин, подавая руку молодому человеку. – Без памяти он.

Все прошли в штабную избу и гостя покормили с дороги.

– Ну, как там наш крестник? – спросил Варна у Бака, когда иркутянин перекусил. – Китаец или кто уж он там, черт его разберет…

– Хвостом метет, – отозвался Бак. – Уверяет: скупил металл по дешевке и решил перепродать за границу… Где золото офицера?

Тщательно рассмотрев самородки и кусок жилы, вынутые Вараксиным из сейфа, иркутянин утвердительно кивнул головой.

– И китаец, и офицер этот, думаю, одним узлом связаны. Их самородки – родня.

Он помолчал, побарабанил пальцами по столу, сказал:

– Колчак разбазарил золото России. А нам валюта позарез нужна, что говорить… Москва придает большое значение самородкам, попавшим в ваши руки.

Спать легли поздно, обменявшись новостями и обсудив их.

Вараксина разбудили в полночь. Фельдшер просил передать, что больной пришел в разум и просит начальника. Вероятно, у офицера есть важное сообщение.

Вараксин, Варна и Бак поспешили в лазарет.

Россохатский лежал на койке, обессиленно вытянув руки вдоль тела. Сотника успели помыть теплой водой, остригли бороду и дали, надо полагать, сердечных капель: в палате резко пахло ландышем и валерьяной.

Увидев входящих в комнату командиров, сотник попытался сесть в постели, но не хватило сил.

– Лежите, – кивнул Бак. – Можете говорить?

– Да.

– Ваша фамилия?

– В десяти… в двадцати верстах… не знаю, сколько… умирает жена. Пошлите за ней… Вопросы – после…

Бак и Варна переглянулись.

Бак в раздумье поерошил волосы.

– Можете толком сказать, где она? Что с ней?

– Беременна… Надо идти на север от места, где меня нашли.

Степан проворчал:

– Вас нашли в ста верстах отсюда.

Андрей пристально посмотрел на людей с красными звездами на фуражках, и лицо его сморщилось и побледнело.

– Это все, о чем прошу.

Вараксин несколько секунд молчал, наконец кивнул.

– Хорошо, позвоню в Монды, чтоб тотчас готовили коня под вьюк. Как только развиднеется, за женщиной поедет боец, знающий те места. Он отыщет вашу жену и привезет сюда… Когда должна родить? Сейчас?

– Нет. Скоро…

Бак наклонился над Андреем.

– Мы сделаем все, чтоб ваша жена оказалась здесь. Но потом у нас будут свои просьбы. Вы должны нам помочь.

– Да… да… но жену…

Кореньков привез Катю через три дня.

Андрей в это время потихоньку ковылял в комнате, подпирая себя палкой. Увидев в окно лошадь с ходком, на котором лежала Катя, Россохатский побледнел и ощутил резкие уколы в сердце.

– Живая? – хрипло спросил он Зосиму, поспешившего за фельдшером.

Кореньков ободряюще улыбнулся.

– Дышит…

Оказалось, что старик нашел Катю почти там же, где Вараксин обнаружил офицера. Она лежала вблизи Иркута, совсем не там, где указал Россохатский.

Женщину поместили в лазарет, рядом с Андреем, и он теперь все ночи напролет дежурил возле больной, поил с ложечки бульоном, капал в стакан какое-то лекарство, прописанное медиком.

Придя в сознание, Катя сначала не узнала мужа. Потом, когда чуть окрепла, пробормотала, вяло улыбнувшись:

– Не дождалась тя, Андрюша… Пошла сама… на четвереньках…

Бак и Варна терпеливо ждали выздоровления Кати. Было решено, что работник губернского ГПУ выедет в Иркутск вместе с Кирилловой, – в Кырене, кроме фельдшера, некому было помочь женщине в трудный час.

И вот пришел день, когда Катя сказала Андрею и Баку, что готова в путь.

Отъезд назначили на утро.

Вечером, перед дорогой, Бак вызвал Россохатского на допрос.

– Садитесь. Надо потолковать.

Кивнул на стол, где лежал кусок золота, напоминавший формой лосиный рог.

– Ваше?

– Мое.

– Не жаль?

Россохатский усмехнулся.

– Без денег – сон крепче.

– Откуда металл?

– Река Шумак. Чаша под водопадом.

– Место запомнили?

– Да.

– Найти сумеете?

Не отвечая на вопрос, Россохатский поднялся с табурета, сказал:

– Деньги – не голова: наживное дело. Что меня ждет?

– То есть?

– Расстрел? Тюрьма? Ссылка?

Бак пристально взглянул на бывшего офицера.

– Большие грехи за душой?

– Нет. Но воевал с красными.

– Это известно.

Бак еще раз оглядел сотника.

– Однако не ответили на мой вопрос. Вы грамотны, Россохатский, и понимаете: страна разрушена войной, нужна валюта, чтобы поднять хозяйство из руин. Итак?

– Дорога на Шумак тяжела, а я нездоров. И жена… Сами изволите видеть.

– Конечно. Подождем, когда поправитесь. Без проводника не найти Чашу.

Почувствовав головокружение, Андрей опустился на скамью. Взглянув в упор на Бака, спросил:

– Что «потом»?

– Когда мавр сотворит дело?

Чекист пожал плечами, сказал:

– Понимаю вас, Россохатский. Однако, поверьте, мы знаем, с кем имеем дело. Поможете найти Чашу и уедете с женой, куда пожелаете. Мне приказано сказать это.

Андрей молчал, вглядываясь в лицо чекиста, будто по его выражению хотел убедиться, что слышит правду. Помедлив, кивнул головой.

– Я помогу.

– Не сомневался. Набирайтесь сил. Ешьте и отдыхайте.

Бак подвинул Россохатскому чистую тетрадь и карандаш.

– Сумеете написать обо всем? Маршрут, рельеф, приметы?

– Да.

– Еще вопрос. Вы знаете Вана?

– Нет.

– Может, китайца, которого зовут иначе?

– Да. Дина.

– Молод?

– Старик.

– Внешность?

Выслушав Россохатского, Бак заметно оживился.

– Если не очень устанете, опишите старика. Кто? Откуда? Когда и куда исчез?

– Хорошо.

– Вернемся к экспедиции. С вами отправятся Варна и местные люди. Поход конный.

– А жена?

– Поедет со мной в Иркутск. Нужен акушер. Есть вопросы?

– Нет.

– Желаю удачи.