Текст книги "Зов чёрного лебедя (СИ)"

Автор книги: Мария Устюженко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

Раймо подвёл Чацкого к камню, где сидел Петр, и хрипло попросил его:

– Теперь отпусти Линнеля.

– Ещё рано, – одними губами улыбнулся тот в ответ. – А теперь вспомни, чему меня научил колдун – я способен убить даже без оружия одного из твоих друзей. Поэтому повторюсь, давай без глупостей.

Получив отрывистый кивок Раймо, он положил рядом со своей ногой топор, затем закинул себя на спину спящего Линнеля, пошатнувшись, но всё же устояв.

– Теперь мы все идём к озеру, – прохрипел Пётр, поднимая топор. – Сначала гости. И побыстрее. Во мне нет столько сил, сколько в вас. Мирослава пойдёт возле меня.

Но никто не сдвинулся с места. Действие дурмана, кажется, ослабевало с каждой минутой. Но вот первым дёрнулся Эрно, вставая на ноги с красными и больными глазами, за ним пошёл Ииро с прижатыми к голове ушами, а замыкала их процессию рысь с гордо поднятой головой. Остался стоять лишь один. Мирослава его окликнула:

– Мстислав, пожалуйста.

И он пошёл.

Проходя мимо неё, он встретился с ней взглядом, остановился и веско произнёс:

– Я прошу тебя стать моей хозяйкой.

– Я согласна стать твоей хозяйкой, – тут же выпалила она.

В глубине его глаз что-то сверкнуло, но тут же потухло. Он кивнул и продолжил путь до тропинки, которая тянулась до озера.

Прежде чем Мстислав покинул поляну, над ней величественно пронёсся большой золотистый филин с вкраплением белых и чёрных перьев. От его золотистых перьев стелился светлый и тёплый свет, который он распространял за собой. Собой он привлёк внимание всех присутствующих, приковал его к себе и не отпускал, пока не преодолел открытое пространство поляны.

Вяземский обернулся, и в этот же момент филин огласил лесную чащу громким и торжественным криком. Мстислав перевёл взгляд на немного сбитую с толку Мирославу и неожиданно склонил перед ней голову, а когда поднял, то одарил горящим, протяжным взглядом, прежде чем покинуть поляну.

– Поздравляю с замужеством, – ехидно протянул Пётр, отошедший от завораживающего полёта филина. – Оно будет недолгим, но насыщенным. А теперь шагай.

Глава 34. Проход

Мирослава взглянула на Линнеля, убедилась, что он дышит, и только тогда пошла в нужном направлении, оглушённая происходящем и перебирающая в голове возможные варианты дальнейших событий.

На берегу Пётр потерял к ним былой интерес. Он остановился возле озера, сбросил с себя Линнеля, вынудив зарычать Мстислава. Но тот не обратил на это ни малейшего внимания, оставил в руке топор, который продолжал нависать над Линнелем и стал вглядываться в тянущиеся вдаль воды.

Из-за тумана берег той стороны был не виден, поэтому протяжённость озера казалась нескончаемой, но дождь, чьи капли падали все реже, рассекал его, словно нож масла и позволял одним глазком увидеть ту сторону. В воздухе пахло грозой всё сильнее, заставляя Мирославу поёжиться. Ни ей, ни лебедю не нравилась возникшая атмосфера, которая нагоняла жуть.

Пётр с лихорадочным видом оглянулся на них, чтобы убедиться в том, что они всё ещё стоят на месте, спешно достал свободной из кармана ленточки, крепко сжал, поднёс их к губам и начал что-то быстро шептать, гипнотизируя взглядом расходящейся, словно по приказу, в разные стороны, туман. Ветер принёс чужеродный аромат, который Мирослава не могла распознать – что-то между дымом горящего костра и затхлостью, с примесью сырости старого погреба. Дождь всё ещё барабанил по воде, но с каждым ударом всё тише и осторожнее, будто повинуясь невидимой силе, которая вынуждала его прерваться. Что-то требовало его остановиться. Это что-то жаждало выйти наружу.

В один момент затихло всё живое, словно мир внезапно оглох – привычные звуки леса перестали ласкать слух, а яркость зелени стала тускнеть. Время словно ускорилось, меняя сезоны и стремительно наступала осень. И тогда Мирослава по-настоящему испугалась. Происходящее она могла сравнить с сильным ударом под дых. Всё это отвлекло её, и она не заметила движений.

А в это время Мстислав, без сомнений и колебаний, пересёк берег, оказавшись рядом с Петром, который слишком поздно обратил на него внимание. Он было потянулся поднял топор, шарахнувшись от Вяземского, но тот был неумолим. Одна рука твёрдо и безжалостно сжала его шею, а другая вырвала топор, отбросив в сторону. Пётр выпучил глаза, а затем засмеялся, но совсем не испуганно, а ликующе.

– Поздно, – сипло выдавил он, а затем страшно захрипел.

– Мстислав! – испуганно воскликнула Мирослава, сама не зная, к чему призывает его этим криком.

Она подбежала к нему и несмело коснулась плеча. При взглядя на его пальцы, которые больше удерживали, чем действительно пытались причинить вред, словно ещё сами не были ещё уверены в том, что необходимо сделать, она почувствовала непонятную гамму эмоций: от сожаления от облегчения.

– Мстислав, – уже куда более спокойно позвала она его.

Теперь она просто показывала, что остается рядом с ним, чтобы она не решил.

Немного подумав, он всё же разжал ладонь. Пётр повалился на песок, кашляя и жадно хватая ртом воздух. Первые вдохи ему не давались, но всё же он смог вновь задышать, пусть и с хрипами. Он поднял голову с лопнувшими сосудами в глазах, которые вместе с серым цветом лица и посиневшими губами придавали ему потусторонний вид. Мирослава тут же бросилась к лежащему рядом Линнелю, чтобы оттащить его подальше.

– Ииро! Эрно! – позвала она в надежде, что кто-то из них тоже уже сумел перебороть действие настоя.

Она напрягала и без того трясущиеся мышцы лишь пару мгновений, пока не появился Эрно, который перехватил Линнеля, куда увереннее, и поволок по песку в сторону.

Пётр, тяжело дышал, наблюдая за тем, как его оттаскивают.

– Если бы я умел… одним взглядом убивать… то я не стал бы душить колдуна верёвкой… – с большим трудом выговорил он так, словно ему было больно делать, и с торжеством, коротко рассмеялся, чтобы потом всё же застонать, схватившись за горло.

Мстислав вновь наклонился к нему. Мирослава подскочила и вклинилась между ними, тут же обругав себя за глупость, осознав, что где-то там неподалёку возле Петра валяется топор.

Она с усилием надавила на грудь Мстислава, вынуждая его отступить на несколько шагов. Он уже сделал выбор, и она не планировала давать ему возможность потом сожалеть о своих необдуманных действиях.

– Мстислав, надо позаботиться о Линнеле, – напомнила она, чувствуя, как сжатые в клубок нервы потихоньку расслабляются.

Послышалось какое-то шевеление, и Мирослава молниеносно обернулась. Пётр продолжал лежать на песке, так и не притронувшись к топору. Он просто приподнялся на локте, чтобы было легче наблюдать за Раймо, который…

– Раймо, чтоб тебя! – в сердцах выругалась Мирослава, когда заметила, что он застыл с небольшом ножом у горла безвольного Чацкого, который всё это время не подавал никаких признаков разумного понимания происходящего.

Раймо был напуган. Кажется, даже сильнее, чем она сама. Его выдавала трясущаяся рука с ножом.

– Раймо… – попыталась Мирослава хоть как-то его успокоить, но был перебита тяжёлым:

– Раймо.

Она подняла глаза на Мстислава, который не смотрел на неё. Он мягко отвёл её руки от своей груди и сделал несколько шагов к стоящему сбоку от Петра, прямому, как струна и бледному, словно луна Раймо. Его лицо выражало отчаяние вперемежку с беспомощностью.

– Не надо, – слабым голосом попросил он, затем прокашлялся и повторил. – Не подходи.

И Вяземский послушался, но это был его личный выбор, а не навязанный.

Неожиданно к Петру побежал Эрно, оставив лежать Линнеля возле всё еще застывших лиса и рыси. Он грубо вырвал из его рук ленточки, которым тот продолжал что-то шептать. Сильный порыв ветра – колючий, властный, взлохматил распущенные волосы Мирославы и вызвал у неё мурашки. Эрно поднял топор и присел рядом с Петром, угрожающе наставив тот на него.

– Ты не причинишь ему вред, – медленно и чётко заговорил Мстислав, отвлекая внимание Раймо от разворачивавшихся событий и приковывая к себе. – Ты не причинишь вред брату, – указал он на лежащего Линнеля.

– Братьям и отцу – нет, – уверенно подтвердил он, вскидывая подбородок. – Всем остальным – легко.

Мстислав поморщился, как при сильной боли.

– Ты не такой. Он запутал тебя. И это моя вина.

– При чём здесь ты? – нервно усмехнулся Раймо, сжимая и разжимая неловко сделанную рукоять ножа. – Дело не в тебе, а в том, что меня всё это достало. Всё и все! Я их всех ненавижу: общину, родную семью, соседние села, которые зовут нас, когда только нужна помощь!

– Слишком большой список, – покачал головой Мстислав. В его голосе угадывались нотки сожаления и глубокой боли. – Когда на самом деле ты злишься лишь на меня.

– Тебя я люблю и уважаю, – яростно возразил Раймо, сверкнув глазами, но что-то в его голосе надломилось.

– Но меня не было рядом, – мягко продолжил он, делая еще один шаг к нему. – Ты нуждался во мне, а я уделял больше внимание другим, хоть ты и младший. Я виноват. Привык к тому, что ты самый послушный, беспроблемный и трудолюбивый. Считал, что ты сильный сам по себе, потому уделял внимание больше слабым.

– Ну спасибо, – себе под нос буркнул Эрно.

Мирослава бросила на него предостерегающий взгляд, который тот все равно не заметил.

– Прости меня, Раймо. Я не заметил этого надлома в тебе и позволил случиться тому, что случилось, – продолжал Мстислав с подкупающей честностью.

– Неправда! – отчаянно возразил он, но в тоне отчётливо звучал голос ребёнка. – Я сделал это, чтобы навлечь неприятности на общину. То, как они поступают – неправильно. Мы выполняем самую тяжёлую работу, а они позволяют себя вечно нас шпынять! Ты просто не знаешь, что они говорят, пока тебя нет рядом! Остальные нас чураются! Считают ненормальными! Община с самого детства настраивала всех родителей, а те своих детей так, чтобы они нас сторонились, потому что завидуют! Как Чацкий, который ненавидел нас, потому что мы лучше, и при этом он всё равно не отказался бы от того, чтобы в их семье был оборотень!

Мирослава почувствовала застарелую боль и детскую обиду в этих словах. Даже в таком месте, как это село – тяжесть их ноши не обошла оборотней. Только виной тому были не они, а люди вокруг.

– Я согласен, что община поступает неправильно, но разве то, на что тебе пришлось пойти – правильно? – Раймо ничего на это не ответил, лишь сильнее поджал губы. Мстислав продолжил куда мягче и тише. – А как ты себе объяснил, что я и твои братья могут пострадать?

– Не надо… – не удержалась Мирослава от осторожного предупрждения, но сказанного шёпотом. Она беспокоилась, что подобная провокация приведёт к чему-то непоправимому.

Но Вяземский никак не отреагировал, а сделал ещё один небольшой шаг вперёд. Эрно, которого тоже заинтересовал ответ, зашевелился и впервые за всё время прямо посмотрел на Раймо.

– Ты бы их спас, как и всегда, – пробормотал тот, отводя взгляд.

– А тебя?

– А я никому не нужен! – закричал он, наконец взорвавшись.

Тогда произошло сразу несколько вещей. Раймо с силой толкнул Чацкого на Мстислава, который удержал его, но почти сразу не особо трепетно уронил на песок. Мирослава и Эрно отвлеклись на эту сцену, поэтому не заметила того, что Пётр приподнялся, а следом и с поразительной резвостью набросился на Эрно, который от неожиданности опрокинулся на песок и выронил топор. Пётр схватил его, вырвал из руки Эрно ленты и, с угрозой надавив ему на грудь острым лезвием, продолжил им что-то нашёптывать.

Мирослава не знала что предпринять, как вдруг в руку Петра с рычанием вцепилась рысь, вынуждая отпустить рукоятку топора. Тот сипло, почти бесшумно закричал от боли – такой крик замораживал кровь похлеще самых яростных воплей.

И тогда это произошло.

Неестественную тишину вокруг нарушил шум усиливающегося с каждой секундой ветра – он был не из этого мира, чужой и непривычно сильный. Он отрывал листья, с хрустом ломал тонкие ветки, поднимал песочный вихрь. Окружающий мир стремительно стал тускнеть. Мирослава еле устояла на ногах – порывы ветра были нещадящими. Закрываясь локтем от песка, она прищурилась, чтобы наполниться ужасом от открывшегося ей вида.

Озеро, вокруг которого творился хаос, было абсолютно не потревожено ветром, очищено от тумана и освящено лунным сиянием. Ей вспомнился сон, приснившийся в ту ночь, когда она ночевала у Ингрид.

Серебристая сверкающая дорожка, которая простиралась над поверхностью воды, словно соединяла два противоположных берега. Она должна была начать постепенно сужаться, прежде чем открыть проход в мёртвый мир – Мирослава была в этом уверена, то ли благодаря сну, то ли чутью, то ли прочитанным книгам. Времени оставалось совсем немного.

Мирослава перевела взгляд на место неудавшейся драки. Рысь не смогла удержаться на лапах и, выпустив трясущего рукой Петра, опрокинулась на песке. А в глаза Эрно, судя по тому, как тот неистово тёр глаза, забился песок. Мстислава же почти не было видно из-за песочного торнадо.

Пётр же, игнорируя безвольно болтающуюся вдоль тела, повреждённую руку, из раны которой текла кровь, сумел подняться на ноги и каким-то чудом устоять. Мирослава увидела, как он поднимает целую руку к губам, в которой у него остались ленты. И она, преодолевая порывы ветра, которые путали юбку в ногах, раскидывали волосы в разные стороны и жёстко швыряли песок ей в лицо, пошла к нему в надежде остановить.

Тот, словно почувствовав, повернулся к ней с абсолютно невменяемым видом и широко улыбнулся. В этот момент на лапы вновь поднялась рысь, но Мирослава уже оказалась рядом.

Она схватила Петра за повреждённую руку, но он даже не почувствовал боли, напоследок что-то шепнув лентам, и уставился на уже полосу лунного света, которая продолжала стремительно истончаться. Мирослава выхватила ленту, но Петр никак не отрегировал. Он продолжал безотрывно смотреть на полосу, которая становилась всё тоньше и тоньше, пока не превратилась в нить. Ветер стал постепенно стихать. Тогда Пётр прошелестел:

– Наконец-то.

Он взглянул на Мирославу, которая не могла поверить в происходящее и теперь тоже не отрывала взора от светящейся нити, на конце которой свет становился всё ярче и расширялся с каждым мгновением. Пётр, воспользовавшись её замешательством, что есть сил толкнул её и стремглав оказался возле отца. Он занёс кровоточащую руку, в которой отразилось серебристым сиянием луны лезвие топора. Ветер затих, как и сердце Мирославы. Но Пётр не успел – подле него оказался Раймо, который повалил его на песок и выбил из руки топор.

Вокруг воцарилась тишина, нарушаемая только стонами Петра.

Мирослава с опаской посмотрела на озеро. Проход становился всё шире и шире, ослепляя своим светом. Оттуда стали доноситься голоса, которые становились с каждой секунду громче и ближе, словно приближались на шумном поезде. Мирослава взглянула на Мстислава, у которого был теперь различим не один силуэт. Выражение его лица было уставшем и мрачным.

– Проход открыт, – прошептала Мирослава, а затем резко поднялась и подбежала к Петру. С его губ нитями стекала кровь, он выглядел еле живым, полубезумным, но при этом мечтательно улыбался. – Проход открыт! Как его закрыть? Говори!

Тот в ответ хрипло рассмеялся.

Мстислав присел рядом на короточки и с уверенностью сказал:

– Я заставлю его говорить.

– У меня тоже есть способы, – послышался твёрдый голос Александры, который обратилась обратно в человека.

Мирослава оглянулась, понимая, что у них нет на это времени – проход увеличивался, а гомон голосов нарастал.

– Мы не успеем! – с досадой выдохнула она, а затем на мгновение замерла, озарённая догадкой.

Она – хозяйка.

Ингрид видела именно её, стоящую на берегу и заканчивавшую весь этот ужас. После встречи с матерью ей показалось, что она видела их знакомства, но нет. Это был не оно. Вещунья видела то, что только ей предстоит совершить.

Мирослава поднялась и сделала несколько уверенных шагов к озеру, пристально наблюдая за тонкой нитью и, игнорируя оклик Мстислава, а затем, не раздеваясь, призвала лебедя, которая, казалось, только и ждала этого.

Но, не имея достаточно сил, она не сумела совершить полный оборот. Вместо этого за её спиной возникли чёрные крылья. Мирослава пошевелила ими, улыбнулась и взмыла в небо. Непривычно тяжёлую ношу крыльям с честью удалось поднять.

Подлетая к проходу, в котором она, внимательнее присмотревшись, увидела могучие деревья на противоположном берегу полноводной грозной реки, которую жаждущим попасть на ту сторону живым, необходимо было преодолеть и жалящее, ослепляющее солнце – всё было подобно её миру и тем легендам, что она читала.

Мирослава перестала чувствовать усталость, в ней кипела сосредоточенность вперемешку с недавно заваленной камнями яростью. Тогда она желала отнять жизнь, а теперь с её же помощью желала спасти, и не одну, а множество.

Она приблизилась к проходу почти вплотную – не сомневающаяся в том, что должна сделать и что у неё это получится. Несмотря на слепящий глаза свет, она оставила их широко распахнутыми и громко, грозно, повелительно воскликнула:

– Я хозяйка этих земель! Я дочь хозяйки озера! Мне подчиняется и вода, и земля. Я приказываю воде закрыть проход, а земле успокоить потревоженные души умерших! Я прошу прощения за дерзость, которую живые себе позволили, и прошу мёртвых унять своё беспокойство!

Свет перестал её ослеплять – он всё ещё был здесь, с той же подавляющей силой пытаясь заполнить сумрак мира живых, но Мирослава больше не чувствовала себя слабее него.

Открывавшийся вид по ту сторону был прекрасен.

Мирослава раньше задумалась о том свете, но никогда прежде не представляла его. Даже если бы она попробовала, то её фантазия ни за что не смогла бы конкурировать с реальностью. Заглянув по ту сторону прохода, она вдруг поняла, почему души мёртвых в легендах и балладах так не любят, когда их беспокоят или пытаются возвратить – создатели легенд, которые она читала, словно действительно бывали по ту сторону, иначе откуда они брали эти описания и откуда они точно знали, что оттуда возвращаться не захочется никому?

Но так как Мирослава была живой, она не чувствовала тяги и желания поспешить туда – этот вид просто наполнил её счастьем и благодарностью. Наверное, где-то там был её отец и ему было хорошо.

Подумав об этом, она представила, как он гуляет по берегу, и даже показалось, что ей удалось почувствовать тепло лета, которое царило там, запах распустившихся цветов и шум бегущих рек. На самом деле, возможно, так и было, потому что она вдруг поняла, что голоса мёртвых стали затихать. Теперь был слышен лишь их шёпот, который словно спрашивал, что им делать дальше.

Мирослава второй раз за один короткий миг поверила, что всё закончилось, но чья-то фигура всё же уверенно выскользнула из прохода, заставив её сердце замереть.

Перед ней предстала женщина, которая не выглядела мёртвой, но и живой её можно было назвать с натяжкой. На ней было платье, словно сотканное из цветов, а сшито нитями солнечного света – невозможно было представить, что человек способен создать такое чудо. Но сама женщина не выглядела подобно нимфам, которые изображались в таких нарядах на старых гобеленах или страницах сказок. Она была красива так, как бывает прекрасна алая роза в момент своего расцвета и накануне сбрасывания первого лепестка. Глаза женщины были огромны и выразительны – блестящая тьма клубилась в них, обрамленная пушистыми ресницами. Губы её были красны, словно свежая кровь. А кожа бледна, как лик луны. Ее красота была яркой и броской, но вместе с тем не чрезмерной. Возможно, она могла бы испугать, но её тонкие запястья, босые ноги и общий беззащитный вид утверждал, что она настроена доброжелательно. Мирославе подумалось, что ей никогда не хотелось бы видеть эту женщину в гневе.

Как только ей пришла в голову эта мысль, она поспешила с уважением поклониться, на что женщина сильным, привыкшим отдавать приказы голосом, сказала:

– Подними голову, хозяйка этих земель и воды.

Глава 35. Успокоение

Мирослава повиновалась и выпрямилась.

– В вашем мире, наконец, кое-что изменилось и женщинам стала доступна власть? – с непосредственностью, которой от неё не ожидалось, полюбопытствовала женщина, похожая на богиню, но, не дождавшись ответа, задумчиво продолжила. – В последний раз, когда смертный пытался проникнуть на ту сторону, дабы создать какую-то лодку, он очень сильно удивился тому, что к нему вышла моя мать, как хозяйка. Сейчас она не пожелала этого сделать, заявив, что смертные совсем обнаглели и стали слишком изобретательны в попытках проникнуть к нам. У мамы непростой нрав, поэтому она решила вас проучить и позволить выскользнуть нескольким душам. Но как только я услышала тебя, мне стало очень любопытно посмотреть, кто же ты такая!

И она легко улыбнулась, но смерила таким взглядом, что становилось понятно – она не терпит лишнего промедления и если ей не понравится ответ, то это не приведёт ни к чему хорошему.

Мирослава невольно оглянулась, чтобы взглянуть на Мстислава, но тот неподвижно замер на берегу. Она осмотрела остальных беглым взглядом и удивлённо поняла, что и они застыли каменными изваяниями.

– Это маленький фокус, которым я владею, – объяснила женщина, когда Мирослава вопросительно посмотрела неё. – Но его эффект недолог, поэтому у нас мало времени. Так что?

Мирослава облизнула пересохшие, потрескивающиеся губы и ощутила на языке крохотные песчинки. Это реальное ощущение придало ей сил.

– Мы не желали проникнуть в мир мёртвых. Один мужчина хотел выпустить душу своей жены – любовь к ней и тоска свела с ума. – Мирослава вновь облизнула губы. – А власть над водой я получила по праву рождения, а что касается этих земель… Мужчина поделился ими со мной.

Женщина кивнула, принимая этот ответ, а затем уточнила:

– А ты поделишься с ним властью над водой?

Мирослава на мгновение задумалась.

– Наверное, нет, – с толикой неуверенности отозвалась она, оценивая реакция женщину, но та выглядела нетерпеливой и заинтересованный. – Такого договора не было. И я не думаю, что такое вообще возможно. Власть над водой дана мне по праву рождения, а ему потому, что он сын леса. Но так как я, как и он, наполовину создание леса, то могу разделить с ним его власть, – тщательно подбирая слова, объяснила Мирослава, а затем призналась. – Не задумывалась об этом до вашего вопроса, если честно.

– Такие вещи перед браком с мужчиной стоит обсуждать на берегу, – наставительно произнесла богиня, выставив палец. – Иначе может оказаться, что всё не так, как тебе казалось изначально.

Мирослава не стала уточнять, что о браке речи и не шло, и просто кивнула, в целом поддерживая такой подход.

– Я об этом и твержу своим племянницам, – продолжила она как ни в чём не бывало. – Моя сестра с их отцом, великим ветром, дают им излишнюю свободу, на мой вкус, но да это сейчас неважно. Я пришла сюда, чтобы решить – заслуживаете ли вы избавления от той боли, которая вас обязательно настигнет после совершенной ошибки.

– Кто вы? – полюбопытствовала Мирослава, но, заметив хищный оскал, украсивший точёные черты лица женщины, пожалела о своей несдержанности. – Простите мою невежливость!

Женщина махнула рукой на её извинения и с предвкушением улыбнулась краешками губ.

– А как ты думаешь, кто я?

– Божество, – тут же выпалила Мирослава, а про себя подумала, что никак не может решить доброе божество или злое.

– Верно, хозяйка этих земель, – с насмешливым снисхождением кивнула женщина, а затем оказалась прямо перед её лицом – яркая, опасная и притягательная, заставив внутренне содрогнуться. – Я, как и мои сёстры, как и моя мать – ни добро и ни зло. Я властвую над болью, но также дарю и успокоение от неё. Я приняла обе стороны. – Женщина улыбнулась, сверкнув зубами, увидев замешательство Мирославы, и охотно пояснила. – Твои мысли были слишком очевидны.

Затем она вновь заслонила собой дребезжащий из прохода свет и величественно сказала, глядя прямо на Мирославу:

– Я приняла решение.

Мирослава ощутила, как внутренности стянуло железными оковами, она задержала дыхание, пока богиня изучала её реакцию и словно нарочно медлила.

– Кто, говоришь, пытался вызволить жену? – спросила она, но Мирослава не успела ответить, как богиня уже оказалась возле лежащего Петра, прикасаясь к его волосам и жмурясь от наслаждения. – Сколько горячей боли… Что ж, я дам ему то, чего он так жаждет.

И, не успела Мирослава ужаснуться, она взмахом руки приманила фигуру из прохода, от который волнами исходил свет – он был не агрессивный, а успокаивающий и мирный.

Мирослава подлетела ближе, но осталась на почтительном расстоянии. Она понимала, что ей не место сейчас подле них.

Богиня повела рукой, и Мирослава увидела, как Пётр, единственный из всех, зашевелился, с трудом открывая глаза. Он взглянул сначала на Раймо, который его больше не удерживал, нахмурился и выбрался из-под него, но затем заметил свет, поднял глаза и больше не смел отвести восторженного взгляда от светящийся жены.

Богиня отошла и стала наблюдать за ними неподалёку. Мирослава не могла понять выражение её лица. Почувствовав какое-то движение за своей спиной, она оглянулась на проход, который стал медленно затягиваться, и даже сначала не поверила. Но её волосы слабо колыхались, как от лёгкого ветра, и это вынудило её поверить в действительность происходящего.

Она услышала хриплый вскрик и перевела взгляда на супружескую пару, стараясь не выдать своего нетерпения. Лица жены Петра она не видела, лишь спину, облачённую в белоснежное платье, которое чем-то напоминало свадебное и светлые вьющиеся волосы, но зато она расслышала мягкий и ласковый голос, наполненный любовью:

– Пётр… Мой Пётр, – сказала она и оказалась прямо напротив него, сидящего на коленях.

– Таня, это ты… – с усилием выдавил он, дрожа и протягивая целую руку, чтобы коснуться её.

Она покачала головой, но Пётр всё равно попытался, и его пальцы прошли сквозь неё. Он непонимающе нахмурился.

– Почему я… не могу… тебя?

– Потому что я мертва, мой дорогой, – с грустью произнесла она, на что он начал неистово трясти головой.

– Нет! Я вернул тебя! Ты здесь! Ты со мной! – Даже повреждённые связки не стали помехой перед его отчаянной убеждённостью.

– Я здесь. Я с тобой, – согласилась она. – Но мне позволяли прийти тебя навестить, и только. Я не могу вернуться к тебе.

– Почему? – захрипел он. По его щекам текли крупные слёзы, смешанная со злостью и обречённостью. – Я ведь сделал всё правильно! Всё, как было написано…

– Пётр, – оборвала его Таня, и её голос дрогнул от суровости. – То, что ты сделал – ужасно. Дорогой, о чём я просила тебя перед тем, как уйти?

– Не помню, – соврал он, впервые отводя взгляд в сторону от неё.

– Пётр.

Он судорожно вздохнул, вытер слёзы, которые перемешались с кровью на подбородке, и, снова глядя на неё, ответил:

– Ты просила жить дальше. Позволить себе горевать, но не хоронить себя заживо.

– А ты что сделал? – ласково спросила она, но затем взглянула на ожидающую богиню и не стала дожидаться его ответа, а продолжила сама. – Дорогой, выслушай меня внимательно. Ты не смог меня вернуть не потому, что делал что-то неправильно, следуя этому кошмарному ритуалу, а потому что я этого не захотела. Я приняла свою смерть и не желала возвращаться. Мне жаль, что эта правда разбивает тебе сердце, но такова она. Я умерла, Пётр. И я так устала во время болезни, что когда смерть пришла за мной, то почувствовала облегчение.

– Нет… Нет… Это не ты… Это неправда… Таня любила меня и хотела быть со мной…

– Это я, дорогой, и ты это знаешь, просто не хочешь меня услышать. Я и вправду любила тебя и хотела встретить вместе старость, но, Пётр, у судьбы были другие планы. Я уходила так легко, потому что доверяла тебе и верила, что ты справишься. – Она покачала головой, её голос пропитался горечью и болью. – Но что же ты в итоге сотворил…

Пётр, державшийся до этого на одной лишь вере в успех, на одном желании ещё раз увидеть жену, вдруг обмяк. Он, подобно завянувшей траве осенью, осел и скукожился. Вся жизнь, всё безумие, вся надежда – покинули его во время речи жены, как и силы.

– Я не мог жить без тебя… – прохрипел он бездумно.

– Пётр! – неожиданно строго и громко произнесла Таня, заставив его вздрогнуть. – Дело было не только во мне, и ты это знаешь. Тебе следовало принять самого себя таким, какой ты есть – таким, каким тебя принимала я. Ты хотел вернуть меня, чтобы вновь почувствовать себя человеком, а не разочарованием, каким видел тебя отец. – Она приблизилась к его лицу настолько близко, что можно было представить, что ещё чуть-чуть и они соприкоснутся. – Тебе не стоило сюда возвращаться, дорогой. Возможно, тогда ты был бы счастливее.

И тогда слёзы с новый силой потекли по его щекам. В этот момент богиня приблизилась к ним и спокойно сказала:

– Достаточно.

Пётр поражённо взглянул на неё, словно впервые заметил. Затем понял, что означают её слова, и начал качать головой бормоча:

– Пожалуйста, нет…

Таня без возражений вновь воспарила, но продолжала наблюдать за рыданиями мужа. Мирослава точно не знала, осталась ли в ней возможность чувствовать, но, глядя на то, как медленно, спиной возвращается она обратно, подумала, что, наверное, есть вещи, которые сильнее даже смерти.

– Таня! – крикнул Пётр, а затем бессвязно и хрипло вопросил сквозь слёзы. – Ты правда была счастлива со мной?

Мирослава не сразу разобрала, что он сказал, в отличие от Тани, которая на мгновение замерла.

– Правда, – ответила она, а затем стремительно понеслась к проходу, который почти закрылся.

Оставалась лишь неширокая щель, в которой она и исчезла. Богиня оказалась возле Петра, который не отрывал взгляда от оставшегося прохода, где теперь уже навсегда исчезла его жена.

– Ты получил что хотел? – требовательно спросила богиня, возвышаясь над ним.

Он поднял на неё красные глаза и хрипло ответил:

– Да.

– Тогда теперь ты готов получить по заслугам, – кивнула она и пошевелила пальцами так, словно натягивала нить.

Пётр затрясся всем телом, затем выгнулся. Богиня чуть отвела пальцы и вытянула из его груди тонкую, серую и покорную ленту, которая со звоном покинула его тела и обвилась вокруг её запястья, подобно змее. Тело Петра окончательно обмякло, но Мирославе почудилось, что его грудь всё ещё слабо вздымается.

– Он ещё жив, но это ненадолго, – бросила богиня, пролетая мимо неё к проходу.

– Постойте, пожалуйста!

Богиня оглянулась на Мирославу и подняла обе брови. Та стушевалась.

– Что с ним будет? – почему-то именно это спросила она, игнорируя бесчисленные, возможно, более важные вопросы, которые полнились в её голове.

– Суд, – просто ответила богиня. – Полагаю, что в вашем мире его ждёт то же самое. Если доживёт.