Текст книги "Зов чёрного лебедя (СИ)"

Автор книги: Мария Устюженко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

Глава 2. Подстава

Вяземский должен был догадаться, что градоначальник не мог не подложить ему свинью.

Пусть он прислал положенные деньги работникам участка, он всё же попросил в письме отсрочку с остальным финансированием, аргументировав это тем, что он не в состоянии достать столько денег за неделю, да и пока ведётся расследование, работа на железной дороге встанет без руководства Вяземского.

Мстислав оставил за главного одного из членов общины соседнего села – немолодого, но матёрого мужчину, но в этот раз градоначальник был прав – ему люди подчиняются охотнее по ряду причин, а других будут слушать до поры до времени.

Тогда у Мстислава появилась идея предложить градоначальнику продать его мраморную голову, которую он самолично видел в кабинете, чтобы расплатиться с ним, но Марта огрела его полотенцем, и ему пришлось оставить эту мысль. Но вскоре он пожалел, что не предложил продаться самому градоначальнику на работу к нему, чтобы возместить нужное количество денег. Ему бы пришлось работать в поте лица с утра до ночи лет сто, но Вяземский, если честно, был не против и полагал, что остальные тоже не особо стали бы возражать.

Но вместо этого он стоял на вокзале ранним воскресным утром, не успев позавтракать и толком отдохнуть в ожидании какого-то репортёра, присланного из Петрограда, чтобы провести ему экскурсию, поселить среди своих ребят и поведать об убитых! Городу необходимо было уже сообщить то, о чем все шептались, но в том тоне, который был выгоден градоначальнику и комиссии – по тому они отправили к нему своего человека. Совсем недавно он просил ограничить въезд приезжим, а градоначальник присылает ему одного из них намеренно.

Вяземский почесал бороду, которую он так и не подровнял, и злобно посмотрел на высокий чугунный столб с механическими часами, которые показывали, что автобус задерживается на пару минут. Схематичное изображение автобуса, которое было вместо минутной стрелки, уже перевалило за восемь часов. В этом Мстислав про себя обвинил градоначальника и приезжего, которого он уже мысленно планировал нарочно оставить где-нибудь в лесу, чтобы тот потом сбежал из их краёв сломя голову. От этой идеи мужчина даже приободрился. Всерьёз он, конечно, одного репортёра не бросит, будет наблюдать издалека, но ему об этом не скажет.

Он ещё издалека услыхал переваливающийся с боку на бок, переполненный старый автобус, везущий жителей села, у которых закончилась работа в городе. И репортёра. Куда же без него. Мстислав только надеялся, что автобус был в этот раз без туристов, желающих отдохнуть в сельской местности возле озера, которая с недавних пор стала окультуриваться под столичные нужды. Пусть это и означало пока только построенную гостиницу с кафе на первом этаже и строящуюся железную дорогу. Туристов было немного, но они были. Поговаривали, что железная дорога строится, чтобы через пару лет было проще доставлять рабочих из не только ближайшего к ним Петрозаводска, а ещё и из других городов, дабы они помогли в поиске полезных ископаемых, которыми пока занимались только местные.

Несмотря на врождённое гостеприимство, община была недовольна тем, как города пытаются захватить их территорию. Из-за этого и напряжён градоначальник – он точно знал отношение жителей села к его желанию обустроить всё по последнему веянию столицы. На Вяземского давило мнение старших членов общины, но он не мог запретить въезд туристов, как бы не хотел. И всё из-за того, чтобы не привлекать лишнее внимание. Сейчас он надеялся, что их количество хотя бы уменьшится из-за страха.

Когда задыхающийся автобус всё-таки пожаловал на новенький вокзал, подняв всю пыль вокруг себя, Мстислав настроился даже одарить гостя улыбкой.

Автобус шумно выдохнул, останавливаясь, и неподвижно замер, наконец, отдыхая. От него несло паром недавно прибывшего поезда, пылью и людским потом. Чувствительные глаза Мстислава защипало, и он стал раздражённо растирать их пальцами.

Вокруг распространился запах машинного масла, который автобус, ездивший таким рейсом, несколько раз в неделю, подцепил от поезда, и этот запах вызывал у Вяземского желание чихнуть. Как же он не любил веяние современности. Если бы не личная просьба градоначальника, он бы ни за что не явился на вокзал. Пусть он и его ребята занимались прокладыванием железной дороги до начала расследования – личная неприязнь Мстислава ко всем новомодным изобретениям ни чуть от этого не уменьшилась. По его мнению, самым терпимым средством передвижения был конь и повозка. Но так считал один лишь Мстислав – его парни очень хотели, чтобы в их селе появилась машина. Они сами не понимают, чего желают, считал он. Всему виной юность и горячность. Пусть их разница и была невелика– Эрно, самого взрослого из них, Мстислав был старше всего на восемь лет, но иногда ему казалось, что разница намного больше.

Когда все пассажиры вышли из автобуса – туристов было меньше, но они были, и это заставило Вяземского молчаливо свирепеть. Мужчины и женщины не выглядели испуганными, степенно осматривая всё вокруг, а скорее заинтригованными. Вяземскому почудилось, что от них несло предвкушением и азартом. Чокнутые столичные франты!

Знали ли они о том, что туристов здесь поджидает беда и уповали на удачу или находились в блаженном неведении – мужчина точно не знал, но унять раздражение это не помогало. Вдобавок ко всему он давно не ходил в лес, а это дурно влияло на настроение и самочувствие.

Внезапно перед ним возникла высокая и стройная девушка с вызывающе распущенными, чёрными волосами и он стал с надеждой вглядываться в окна с прикрытыми шторками. Ему не могло настолько не повезти!

– Вы один из членов общины? – неуверенно вопросила девушка.

Для женщины она имела удивительно сильный запах, который даже сумел перебить все остальные. От неё пахло мокрой листвой, горькой жжёной травой и… ночью.

Вяземский втянул носом её аромат, пропуская через себя и запоминая, тяжело выдохнул и всё-таки отступил на несколько шагов, не желая её пугать. Он почувствовал, как все его надежды рассыпались прахом, и почти печально уточнил:

– А вы репортёр из столицы?

Она прям-таки расцвела улыбкой и бодро кивнула, схватив без труда свою набитую сумку, и поинтересовалась:

– Вы мне покажете место моего проживания?

Мстислав, наконец, осознал весь ужас сложившейся ситуации и резко отрезал:

– Нет!

Репортёрша тут же нахмурилась, изучающе уставившись на него. Мстислав поморщился. Ему не следовало так себя вести с незнакомой девушкой – встречал их он не так уж и много, чаще всего на ежегодных ярмарках, которые устраивала община и куда для покупки шкур, украшений ручной работы и посуды приезжали даже городские. Обычно городские девушки его дичились и впадали в невроз от одного лишь вида. То ли мода такая – чуть что в обморок, то ли он действительно был такой страшный. Сам Вяземский полагал, что всё-таки сказывается бородатая физиономия, которая на фоне гладковыбритых пижонов с усами выглядит жутко, габариты и исходившая от него подавляющая сила. Смешно, что обычно именно из-за чего-то подобного, если верить Ииро и его романам, девушки обращали пристальное внимание на мужчин.

В случае же с Мстиславом всё было наоборот – он отталкивал этим женщин, так как они интуитивно чувствовали, что он станет их подавлять. Даже местные девицы, привыкшие и знающие его, иногда непроизвольно отводили взгляд смешавшись. Порой и мужчины тоже, но куда реже. На постоянной основе его могли выносить лишь его ребята и Марта.

– Извините меня… – начал было он неловко, но девушка вскинула руку, прерывая его, а затем с самым сосредоточенным видом заключила:

– Я понимаю, что вы, наверное, занятой человек и у вас нет времени на экскурсию для какой-то выскочки. Тогда не смею вас больше задерживать, но попрошу всё-таки назвать адрес дома, который мне обещал ваш градоначальник. – И она попыталась мило улыбнуться.

Озадаченный отповедью и поведением репортёрши, Мстислав уставился на неё, а затем быстро оглядел: белая ситцевая рубашка с небольшим вырезом, открывающим вид на тоненькие ключицы, которые Вяземскому казались даже тоньше его мизинца, накинутый на плечи тёмный пиджак с широкими плечами, прямая чёрная юбка и стоптанные ботинки. Не самый плохой выбор наряда для приезда в село, но вот сама девица выглядела слишком тщедушной для жизни здесь, несмотря на умение держаться. В одной руке она всё так же держала свою сумку. Вяземский опомнился и почти что выхватил её.

Репортёрша пару раз моргнула и спросила:

– Это воспринимать, как положительный ответ?

Мстислав, который и обычно не отличался многословием с чужими людьми, не желал сейчас разговаривать. Он резко развернулся и молча вошёл внутрь вокзала, пересёк опустевшую зону ожидания и вышел к дороге, где стояла открытая повозка, поджидающая прибывших. Репортёрша всё это время следовала за ним по пятам.

Когда они спустились со ступенек вокзала и почти подошли к повозке, она весело проговорила ему в спину:

– Меня предупредили, что местные могут быть несловоохотливы с приезжими, но мне кажется, что это не важно. Вот у вас глаза добрые и вы без просьб взяли мою сумку. Мне кажется, что это говорит о вас уже только хорошее и без красочных речей. По себе знаю…

Вяземский повернулся, и она умолкла, так и не закончив предложения, замерев с прилежным видом. Тот после сделанного комплимента почувствовал себя как-то неважно и просто хмуро буркнул:

– Садитесь.

Девушка благодарно кивнула. Но прежде она её внимательно рассмотрела, – обычная деревянная коробка без крышки с досками вместо мягких сидений – с любопытством покосилась на лошадей, но подойти не рискнула. Как только они забрались, Вяземский назвал вознице адрес, и весь дальнейший путь они преодолели в молчании.

Они проезжали мимо одноэтажных или двухэтажных домов, на которые репортёрша неутомимо глядела, игнорируя тряску и кочки. Мстислав подспудно ждал жалоб каждый раз, когда она ойкала и подпрыгивала, но обошлось без них – приезжая даже не морщилась, а всё больше казалась по-настоящему впечатлённой. Он бывал в столице, поэтому знал, что их дома напоминают столичные своим ажурным и геометрическим декором, вырезанным самими хозяевами. На этом сходство заканчивалось. У них принято было строить дома на высоком подлёте – нижнем этаже дома, в котором размещался погреб, и из брёвен лиственных пород. Также у каждого дома был большой двор, где дом был под одной крышей с хозяйственной крытой пристройкой по бокам. Жилая часть в сравнении с ней казалась небольшой.

Мстислав привык к тому, что их дома отличались разукрашенным фасадом: помимо резных балкончиков на втором этаже, скаты кровли обрамляли причелинами, где вырезались либо геометрические символы, обозначающие дождь и землю, чтобы привлечь их в село, либо произвольные фигуры. А на первом этаже красовались небольшие квадратные многочисленные окна со ставнями, расписанными масляными красками. Кое-где были даже красиво расписаны двери. К новым домам часто была присоединена на деревянных толстых сваях терраса, где стоял стол с красивой скатертью и стулья, используемые для вечернего отдыха или соседских собраний.

Дом самого Мстислава располагался почти на окраине, так как был одним из старинных построек. Его дед и отец многократно латали, а потом и вовсе пристроили второй этаж. Теперь его уместнее было называть усадьбой – с этим крытым широким крыльцом и резными балкончиками с перилами. Неподалёку располагалось устье реки, которое было востребовано у местных. Марта нередко общалась с рыбаками, узнавала новости и делилась ими с Мстиславом. Для него было жизненно необходимо быть в курсе всего.

Только после брошенной монетки вознице, Вяземский осознал, что из-за ошеломления привёз репортёршу к себе домой. А та, будучи неосведомлённой, в это время восхищённо восклицала:

– Какой большой двор! Какие красивые росписи на доме!

И без всяких сомнений, двинулась к крыльцу, затем схватилась за ручку и дёрнула на себя дверь. Зашла внутрь и на пороге начала оглядываться. Вяземский успел её настигнуть, но не сумел остановить.

В проходе, который был прямо по коридору и вёл на кухню, возникла Марта с улыбкой и кружкой со своим излюбленным кофе, который Мстислав терпеть не мог. Как только она увидела, с кем он явился, то выронила кружку и застыла с открытым ртом. На тонком полосатом ковре появилось пятно, с каждым мгновением расширяющее свои границы и распространяющее горький запах кофе. Вяземский непроизвольно поморщился. Он напоминал ему костёр с горящей листвой.

– Доброе утро, – приветливо поздоровалась репортёрша. – Я Мирослава из столицы. Прибыла в ваши чудесные края, чтобы помочь разобраться с убийствами.

– Вы с Мстиславом? – выдавила Марта.

– Вас зовут Мстислав? – повернулась к нему репортёрша.

Он кивнул, осознав, что даже не представился и не спросил имени девушки. Проведя рукой по жёсткой и немного растрёпанной бороде, он решил исправиться:

– Мстислав Вяземский, – подумал и все же добавил. – Неловко вышло. Я растерялся, что вы девушка, и привёз вас к себе домой.

Впервые за всё время репортёрша действительно удивилась.

– Вы каждый раз, увидев девушку, тащите её к себе домой? – натянуто хмыкнула она, сложив руки на груди.

Мужчина от её намёка почувствовал некоторую неловкость, так как прозвучало действительно странно. В последний раз такое чувство возникало у него лет десять назад, когда его отчитывала Марта за высказанное неуважение покойному отцу.

– Вы первая, – благоговейно ответила вместо него Марта, а затем подобралась и вскричала. – Мстислав, почему ты держишь девушку на пороге? Да и куда ты собрался её селить? К твоим обалдуям? Они не заслужили! Она остаётся здесь.

– Как-то это неудобно, – залепетала Мирослава, разом теряя свой задор и неуверенно отступая.

Она покосилась на свою сумку, и Мстиславу пришлось спрятать её за спину. Репортёрша подняла на него недоумённый взгляд.

– Марта права. Среди моих парней вам будет ещё хуже, чем здесь, – обрёл он, наконец, голос, прошёл вглубь кухни и поставил сумку там.

Затем стремительно вышел за порог, оставляя гостью на попечение тети. Ему не терпелось поскорее вернуться к расследованию.

– Я дома бываю редко, а Марте одной часто скучно, как она любит мне сообщать. На втором этаже есть подходящая для вас комната. Марта поможет вам устроиться, а я прошу меня извинить.

Вяземский быстрым шагом двинулся по выложенной плитками дорожке, стараясь стряхнуть с себя странное ощущение и оцепенение. Он услышал сказанное в спину, но не подал виду.

– Но нужно, чтобы кто-то ответил на мои вопросы…

Глава 3. Тёплый приём

Мирослава была поражена гостеприимством, с которым её встретила Марта. Эта женщина была неутомима по части вопросов и ответов на них. Вскоре она призналась самой себе, что Марта была способна дать фору даже ей.

Они расположились на светлой кухне с множеством небольших квадратных окон, через которые без препятствий проникали проснувшиеся солнечные лучи. На прямоугольном столе величаво возвышался самовар, сверкающий своими начищенными боками.

Мирослава ещё в поезде успела поразиться: густым сосновым лесам со значительным количеством клёна, широким полям, лазурным и прозрачным озёрам. Поездка позволяла любоваться девственной природой, пока они неспешно приближались к селу, расположенному на живописной равниной местности в окружении лугов и пашней.

Как только поезд прибыл, и Мирослава вышла на перрон, то, поглядывая на ждущих так же, как и она, автобус, поняла, что оказалась на пути к совсем другому миру – незнакомому и более живому. Все, с кем Мирослава делила путь от столицы до Петрозаводска, словно скинули с себя лишнюю шелуху и с интересом глазели по сторонам.

В столице было не принято открыто выражать свои чувства, тем более столь позитивные и почти детские, но здесь, в одной ночи пути, можно было стать кем-то другим, лучшим, чем ты есть. Семейная пара, не перемолвившаяся за весь путь и словом, – жена с короткой стрижкой и завитыми локонами, чей наряд выглядел согласно веянию моды, которая гремела последние недели: приталенное платье по колено со скромным вырезом, шляпка с цветками, кокетливо повёрнутая набок, нитка искусственного двойного жемчуга, свисающего ниже груди, и перчатки до локтей, – сидела с выпрямленной спиной в одной позе, лишь изредка шевелясь, доказывая, что она живой человек, в то время как муж лениво листал газету. Никто из них даже не взглянул в окно поезда, но зато сейчас они несмело обменивались впечатлениями и во все глаза разглядывали людей, которые ранним утром бодро шли на работу, хвойный лес по другую сторону от железной дороги, внушающий страх своими тёмными очертаниями и глухими звуками, и попутчиков.

Недалеко от супружеской пары стояло с десяток человек, которые были одеты в свободные штаны грубой ткани и льняные рубашки, обвязанные на талии поясами с длинной кисточкой. Это были жители села, возвращавшиеся с работы из столицы в родные края. На них и Мирослава с любопытством глядела, не отставая в этом от остальных приезжих. Но больше всех ей понравилась молодая светловолосая девушка в зелёном платье, которая стояла совсем неподалёку от неё и нетерпеливо выглядывала автобус, сгорая от предвкушения, читавшегося в нетерпеливом постукивании носком закрытой туфли. Помимо небольшой потрёпанной сумки, у неё на плечевом кожаном ремне болтался фотоаппарат. Мирославу это немного удивило. Неужели кто-то из их конкурентов вызнал об этих убийствах и прислал своего человека? Но пока она продолжала посматривать на неё, то вместо работы почему-то думала, что ей бы тоже хотелось бы воспринимать свою поездку, как приключение, как этой девушке.

Стоило всем сесть в автобус, так уже никто не мог оторвать взгляд от красочных видов за окном. Солнце медленно поднималось, и вслед за ним просыпалась жизнь: на полях, где трудились люди, в лесных просторах, которые при утреннем свете казались более приветливыми. В сёлах же она уже давно била ключом: расхаживали коровы и лошади под предводительством пастухов. В отличие от столицы, которая, казалось, начинила просыпаться только к обеду, при этом не выглядя дружелюбной, здесь же те же люди, деревья, цветы приобретали совсем другие оттенки: более насыщенные, лучистые и броские. У Мирославы возникло чувство, словно она никогда прежде не видела настоящей жизни. Даже чужое в этих краях воспринималось, как своё, родное.

Всюду докуда могли видеть глаза и даже дальше, расстилались засеянные поля, которые вскоре сменились озёрной спокойной гладью, вдалеке несмело блистали купола церкви, а затем взору предстали и двухэтажные, и одноэтажные дома, в одном из которых, неожиданно для самой себя, Мирослава сейчас и очутилась.

Не насытившись по пути, она продолжила с жадностью изучать своего провожатого и людей, пока они ехали по неровной дороге. Её провожатый отличался от местных тем, что носил кожаный длинный плащ, который облеплял его мощную спину и плечи, словно вторая кожа, светлую тканевую рубашку и широкие штаны.

Мирославу искренне поразил его выбор верхней одежды. Как ему нежарко летом в их краю? В столице пусть солнце и было редким гостем, но даже там в плаще летом оно бы не сжалилось над человеком. Но по её провожатому, имя которого она забыла спросить в самом начале, а при кочках вести беседу было неудобно, нельзя было сказать, что ему жарко. Не считая чудаковатого выбора в одежде, он выглядел почти так же, как и местные мужчины, если коснуться высокого роста и широких плеч.

В остальном он снова выделялся на фоне пшеничного цвета волос и светлых глаз своими темно-рыжими волосами, слегка вьющимися на кончиках, такого же оттенка бородой и темно-карими глазами. Мирославе понравились его волосы, отдающие на солнце почти бурой рыжиной. Сама же она всегда мечтала об оттенке волос поярче, чем просто черные, и глазах, которые не напоминали бы речную, бесцветную гладь.

Когда они остановились, то оказались возле большого дома, который выглядел почти точь-в-точь как и остальные, только вот хозяйственная пристройка казалась несколько более запущенной и в ней словно было меньше слышно гомона животных, но здесь не угадаешь – то ли их там мало, то ли просто стены толще. Но главным различием между домами были росписи, которые как будто уникально представляли каждого хозяина дома. На доме, к которому её привезли, преимущественно изображали медведей и других лесных обитателей вблизи озёр.

– Вы так добры, – улыбнулась Мирослава, отвлекаясь от своих восторженных воспоминаний, когда Марта поставила на деревянный стол тазик с умопомрачительно пахнущими знаменитыми калитками – пирожками из ржаного теста.

За столом помимо неё и тети хозяина дома, как она успела выяснить, уже вовсю игрались солнечные лучи, которые подчёркивали уют и теплоту, царившие в доме.

– Что за мода нынче в столице! Ты такая тоненькая и хрупкая! – посетовала женщина, присаживаясь напротив и подперев пухлую щеку рукой. – Благо, что хоть высокая, а то совсем бы потерялась на этом свете. Я бы посоветовала тебе съесть всю тарелку, но тогда мы рискуем тебя уморить, – хохотнула она.

Мирослава чувствовала себя неудобно из-за того, что даже из вежливости не сопротивлялась, а тут же накинулась на еду. Она ехала экономным путем, и там не предполагался ни ужин, ни завтрак. Ей удалось пожевать только несколько кислых яблок и засохшую булочку. К тому моменту, как она оказалась в гостях у Мстислава, желудок уже нещадно сводило от голода.

– Моё проклятье, – ответила Мирослава после того, как съела два тёплых пирожка и запила их молоком с крошками хлеба внутри – оно было куда слаще чем-то, к которому она привыкла. – Непросто было получить работу, потому что во мне не видели серьёзного специалиста. И всё из-за внешнего вида!

Здесь она немного слукавила. Работу найти было действительно непросто, но не только из-за внешнего вида, хоть ей и пришлось в какой-то момент начать носить пиджаки с плечиками, чтобы казаться солиднее. И если бы не Анат Данилович, то она бы никогда не сумела дослужиться до его помощницы самостоятельно.

Марта покачала головой, поддерживая несправедливость, хотя Мирослава ожидала, что та непременно осудит девушку, стремящуюся к работе, а не быту, учитывая её возраст и место проживания. Внешний вид Марты тоже на это намекал: льняное светлое платье с коричневым широким поясом и длинной кисточкой, белоснежный передник и подвязанные сзади тканевой лентой светлые волосы. На шее у неё позвякивали круглые бусины.

Марта подождала, когда она осушит глиняный стакан без ручек, и с хитрым блеском в глазах коварно промолвила:

– Ты такая хорошенькая, что от мужчин поди, отбоя нет. Или ты уже хозяйка в чьем-то доме?

Мирослава позабавлено улыбнулась местному говору, проигнорировав привычный укол сожаления. После шипящих вместо привычного «е», у них было тянущееся «о».

– Я сирота, поэтому росла в приюте при церкви. Нам привили там строгие правила, оттого я и одинока до сих пор.

Она не стала добавлять, что ещё в подростковом возрасте покинула родные пенаты. Глаза Марты после её признания восторженно блеснули, и сама она словно стала излучать свечение.

Мирослава догадывалась о причинах и не стала сразу лишать добрую женщину иллюзий. Она не любила озвучивать вслух то, что в связи со своим «недугом» замуж она вряд ли когда-нибудь сможет выйти. Но в ней всё равно ещё теплилась надежда, существующая в сердце только потому, что бывали такие места, как это село: загадочные, полные тайн и секретов, которые, по изученным Мирославой книгам, могли нести под собой некую магию.

– Ты, наверное, устала после долгой дороги, – спохватилась Марта.

Мирослава неопределённо повела плечами, а затем неожиданно для самой себя зевнула.

– Я знаю, что ваше село и все соседствующие – это как большая община, где все друг другу помогают. И что у вас внутри каждого села община поменьше, где решаются важные вопросы. Так как ваше село главное и здесь живет глава общины, то мне бы следовало обговорить с ним убийства и попросить разрешение на обследование местности, – возразила она из чувства долга и, может, даже больше, из упрямства.

Она знала, что не в форме, чтобы работать и что времени у неё не так уж и много, прежде чем в столице спохватятся и узнают о её маленьком самоуправстве. Тем не менее не было смысла ввязываться в расследование, когда глаза слипались, а нега и расслабленность после вкусного приёма пищи брала власть над телом.

Мирослава заметила, что улыбка Марты малость потускнела после её слов.

– С этим могут возникнуть сложности. – Она помолчала пару мгновений, а затем решительно и твёрдо заключила. – Но я тебе помогу получить нужные ответы, не переживай, девочка.

Она с благодарностью кивнула и слабо улыбнулась. Закрытая община не желает делиться своими секретами и проблемами? Это было ожидаемо с самого начало, но такой шанс Мирослава не могла упустить ведь, возможно, он был единственным. Готовность помочь Марты просто так или почти просто так отозвалась трепетом в душе – давно к ней никто не проявлял такой теплоты, кроме Аната Даниловича.

– Я пойду постелю тебе наверху, обожди пока, – засуетилась Марта и встала, отправившись в коридор, где находилась лестница, ведущая на второй этаж, и крепкая дверь в стене, которая, как полагала Мирослава, вела в хозяйственную часть.

Она не была пока готова знакомиться с другими обитателями дома, пусть они и были животным. Но все же подняться пришлось, чтобы размять затёкшую спину.

Потом Мирослава стала неспешно обходить кухню, которая выглядела не столь необычно ее взору: печь в углу, деревянная длинная лавка возле окна, белоснежные шторы в цветочек, крепкий стол посередине и скамьи с обеих от него сторон. А вот комната, совмещённая с кухней, привлекла внимание Мирославы сразу. Раз она не могла заниматься делом, то необходимо было, хотя бы разузнать о местной культуре побольше, чтобы понимать, к чему быть готовой. Собиралась сюда она в спешке и не успела толком ничего изучить, кроме разрозненных слухов, оговорок и общих сведений. Она оглянулась на лестницу и прислушалась. Шагов не было слышно, поэтому, отринув сомнения, Мирослава двинулась через проход, который был отгорожен широким шкафом со стеклянными дверцами.

Окна здесь были задёрнуты, оттого комната была в приглушённых тонах, что придавало ей какой-то колдовской шарм. На полу, так же как и на кухни, были постелены ковры с различными трапециевидными орнаментами и животными. В углу стояла односпальная застеленная кровать, принадлежащая, скорее всего, Марте. Вряд ли хозяин дома предпочитал такое обилие подушек – они лежали друг на друге возле изголовья, а на них, словно паутинка, лежала белоснежная кружевная салфетка. Повсюду в комнате считывались отпечатки женской руки.

На стенах висели вручную вышитые гобелены с птицами над озером, с ярко выраженным тёмным дуплом, к которому стремились и муравьи, и белочки с поляны, когда ее разукрасили алые закатные лучи солнца.

В шкафах со стеклянной дверцей находилась красиво расписанная посуда: стеклянная и глиняная. Мирославу увлекла коллекция ложек, на концах которых была изображена голова оленя или лося. На полках повыше расположились разного размера трубы и поющий рог. В другом шкафу, который был уже и стоял возле окна, где рядом находился ткацкий станок, Мирослава залюбовалась крупными прозрачными камнями, украшениями, цветными шляпами и поясами, которые пестрили изображениями различных животных, деревьев и рек. Её взгляд зацепился за особенно кропотливо сделанных птиц, в которых угадывался журавль и лебедь. Пояс, где красовался лебедь с тёмным оперением и расстилающаяся под ним речная дорога, заставил её сердце нервно подскочить.

– Моё хобби, – прозвучало неожиданно за спиной Мирославы, и она подпрыгнула, резко развернувшись.

В проходе стояла Марта и пристально смотрела на неё.

– Извините, что я без спроса полезла. Любопытство репортёра, – смутилась она.

Марта продолжала напряжённо и главное – молчаливо – её разглядывать, и это всерьёз стало беспокоить Мирославу, которая не знала, куда себя деть, переступая с ноги на ногу. Она не знала, оскорбила ли добрую женщину своим любопытством, а уточнять не решилась.

– Поразительная работа и потрясающей красоты пояса, – вернув своё внимание к ним, негромко сказала она. – Вам бы с ними на ярмарку в столицу – такое великолепие с руками и ногами отберут.

– В столице такое не оценят. Это особенная вышивка, которая сама выбирает свою хозяйку или хозяина. Какие-то я сделала давно, а вот с птицами совсем недавно. Ты, наверное, знаешь, что в наших краях животным и птицам отведена особая роль, оттого мы и рисуем их, лепим, вырезаем из дерева. Мы почитаем существ, которые давным-давно были отмечены богами не совсем так, как принято среди наших собратьев, но всё же неистово и искренне, – заговорила Марта спокойным глубоким голосом, который неожиданно заполнил всё пространство в затемнённой комнате. – Но я также делаю и обычные пояса. Мстислав способен обеспечить дом всем необходимым, но я всё же продаю их – тем же туристам, соседним жителям сел или вожу их на зимнюю ярмарку, куда, в том числе прибывают туристы. Ещё обучаю молодых девочек, чтобы мои способности после смерти не унёс дух ветра. Это когда я нахожу время, конечно. Потому что большую часть женщины нашего села заняты огородом и скотиной. Это у нас её немного – Мстислав может позволить купить необходимое.

Мирослава не сразу нашлась с ответом задумавшись. Она вдруг поняла, что Марта напомнила ей своим тяжёлым, немигающим взглядом старшую учительницу, которая была у неё в приюте. Та не чуралась ударить по рукам линейкой или заставить провинившегося простоять целый день в углу без еды и отдыха. Уже после нескольких часов мышцы ног забивались и их начинало тянуть, а ещё через пару часов от боли хотелось плакать. К концу дневных занятий провинившиеся падали на пол, задыхаясь от слёз, за которые потом тоже были наказаны.

Мирослава никогда не плакала. Её спасала чистая, незамутнённая злость, которую из неё пытались выбить, но не успели. Она сбежала раньше. Но, несмотря на подобные наказания, Мирослава позже поняла, что они проявляли так заботу о ней, ведь считается, что послушная жена – радость для мужа. Сейчас она уже знала, насколько их мнение было далеко от правды, но всё равно пыталась простить.

Воцарилось молчание, нарушаемое шумом за окном и большими настенными часами, где вместо минутной стрелки был изображён медведь на двух лапах. У Мирославы зачесались руки записать все премудрости и странности деревни и того, что успела ей сказать Марта.