Текст книги "Зов чёрного лебедя (СИ)"

Автор книги: Мария Устюженко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

Глава 10. Готовность признать неправоту

Но пусть он не хотел обсуждать эту тему, Вяземский также точно знал, что Марта не успокоится, пока не добьётся своего, поэтому потёр переносицу и честно сказал:

– Я не хочу, чтобы женщина, находящаяся под моей ответственностью, пострадала… Но, Марта, эта репортёрша сведёт меня с ума! – неожиданно для самого себя вспылил он. – Я ей велел не лезть к трупу, так она проследила за нами, и я даже не сразу заметил – запах смерти заглушил её присутствие! Я хотел поймать её и отправить обратно в столицу, чтобы не мешалась и не пострадала, но она сбежала, а хозяин леса попутал тропинки и отправил меня совсем в другую сторону. Линнель и Эрно её нашли, так она заставила их привести ее обратно к телу, которое болван Ииро не успел отвезти в больницу! Когда лес меня выпустил, я её там и нашёл в таком виде: грязную, больную, всю в царапинах. Марта, она здесь только один день, я боюсь уже не того, что до неё доберётся убийца, а того, что она сама себя угробит.

В последний раз такую пламенную и длинную речь он произносил на собрании общины, когда пытался убедить их в том, что участвовать в строительстве железной дороги выгодно всем. Тогда ему удалось добиться своего, но Мстиславу показалось, что он просто сбил их с толку своим красноречием.

Марту же было не так просто вывести из равновесия, ведь она помнила его ещё запальчивым и упрямым мальчишкой, поэтому она просто улыбнулась, а потом даже рассмеялась, покачивая головой в разные стороны.

Мстислав предчувствовал какой-то подвох и, уже пожалев о своей откровенности, хмуро спросил:

– Что?

Марта охотно ответила, не тая улыбки:

– Я хотела обругать тебя за то, что ты плохо заботишься о нашей гостье. Но теперь понимаю, что тебе нужно посочувствовать.

– Марта, не начинай, – поморщился он, осознав намёк.

Она тут же выпрямилась и подошла к столу, за котором он сидел, оперлась на него, нависая и начала:

– А почему нет, Мстислав? То, что ты отрицаешь очевидное – не даёт добра ни общине, ни всем нам! Может, это она та девушка, которую предсказала вещунья?

– Ты готова согласиться на любую, – недовольно поджал он губы, взглянув Марте в глаза. – Да я тоже готов, лишь бы это помогло, но какой толк тыкать пальцем в каждую, если эта всё равно ненужная? Какая от этого польза?

– Откуда ты знаешь, что это не она? – вопросила она.

– Потому что, Мирослава обычный человек! – обрубил Вяземский. – Вещунья предсказывала особенную девушку, но это не она.

Марта после его слов мгновенно успокоилась, села на скамью и просто уставилась на него.

– Ты совсем не понял, что предсказала вещунья, – медленно проговорила она.

Он тут же резко поднялся на ноги, чувствуя, что больше не способен выслушивать нотации.

– Я схожу в участок, отчитаюсь перед начальником, – буркнул он, хватая валяющийся на скамье пыльник.

– Ты обещал, что останешься, – заметила Марта, с непонятным удовольствием, наблюдая за его дёргаными движениями.

– Я туда и обратно. Надо ещё проверить, вдруг что-то по делу парни разузнали.

И Марта, которая обычно всеми силами старалась задержать его подольше дома, с благосклонной улыбкой кивнула:

– Вернись к ужину. Наверняка целый день не ел.

– Хорошо, – буркнул он и вышел из дома.

Вяземский шёл быстрым шагом, торопясь оказаться в пусть и неуютных, но безопасных для него стенах – в них он знал, чего ожидать и как себя вести. Он любил Марту, она была единственным его близким человеком, но порой с ней было непросто. Она была сестрой отца и жила в их доме с тех пор, как ещё в молодости овдовела. Потом не стало и родителей Мстислава, а бабушка с дедушкой ушли ещё раньше, и они остались вдвоём. С тех пор она мечтала о том, чтобы в их доме появилась настоящая хозяйка, но Мстислава всё устраивало и так, пока вещунья не открыла рот и не заявила о том, что этому положению должен прийти конец.

Марта с той поры стала невыносима, но он не винил её, даже понимал и поддерживал, ведь его благополучие напрямую было связано с благополучием общины, но то, что она стала предлагать ему даже приезжих… Мстислав замер посреди дороги и раздражённо передёрнул плечами. Ему нужна была женщина из тех, кого он хорошо знал и понимал.

Подумав, он принял решение, что после того, как разберётся с этим делом, отправится на ежегодную ярмарку, где собиралось множество женщин из соседних сёл, продавая городским всё, что их душе угодно. Они любили посещать яркие, цветастые палатки, дабы стать обладателями необыкновенной красоты вещей ручной работы на любой вкус: поясов, платов, тотемов, бронзовых фигурок, сервизов, деревянной мебели. Хозяек этого добра должно было быть много. Но если и там не удастся отыскать нужную девушку, то он поедет по соседним сёлам и обратится за помощью к членам общины, а они ему точно не откажут.

После принятого решения Мстиславу стало легче, и он уже в более спокойном расположении духа продолжил путь до участка.

Ему нравилось идти и не быть никем окликнутым, потому что все знали, чем он занят, и не хотели отвлекать. Обычно, чтобы преодолеть расстояние от дома до участка, ему не хватало и часа, хотя идти быстрым шагом было от силы минут тридцать – это не из-за того, что оба здания находились почти на разных концах села, а по причине любителей «почесать языком».

В участке он привычно одарил Пекки кивком, а затем сначала пошёл к парням, чтобы узнать последние новости, а после уже к начальнику. Тот давно его не вызывал, и Мстислав предчувствовал, что если он явится сам и ещё без хороших новостей, то тот рад не будет, но поделать с этим ничего не мог.

– Как госпожа репортёрша? – встретил его взволнованным вопросом уже переодетый в чистое Линнель, вскочивший тут же на ноги после его появления.

На столе у него были разбросаны все сладости, которые можно было найти в деревне. Он даже специально составлял список конфет тем, кто ездил по делам в Финляндию, чтобы они ему их привезли.

– Марта говорит, что всё обойдётся, – ответил Мстислав, отметив облегчение даже на лице сидящего за знакомыми листами Эрно с чашкой чая и сухими печеньями, который тоже был переодет в свежее. – Где ваши братья?

– Нужна была помощь с украденной коровой, и Раймо два часа назад ушёл. Ииро возвращался, но мы сразу его обратно отправили в морг, чтобы он там уточнил о других телах у Никуля по поводу того, что было раньше – вода или смерть. Так как их уже забросили родственники, то сильно надеяться не стоит, но, может, наш любитель приложить на грудь всё же вспомнит, – отозвался Линнель, облокатившись о стол. – Но пока тебя не было, мы решили сами просмотреть описание убитых и обнаружили сходство между всеми трупами. Впервые жаль, что у нас нет этого чудо-изобретения – фотоаппарата, но кое-что мы и сами помним. Эрно также откопал старые дела, где убийца тоже был душитель, но следы на теле там явно другие. Госпожа репортёрша была права – в нашем случае убийца сначала задушил, а потом утопил тела.

– Если бы Никуль был более внимателен и менее пьян всё время, то он сам бы на это указал, и мы не потеряли столько времени, – сварливо заметил Эрно.

– А ты вот у нас самый умный, но при этом учёбу в столице бросил и дело раскрыть не можешь, как и все, – легкомысленно заметил Линнель, а потом вскрикнул, получив по плечу кинутой пустой железной тарелкой, которая с глухим звоном покатилась по полу. Он недобро сверкнул глазами на довольного Эрно, но реагировать не стал, а продолжил развивать тему. – Если бы я любовался жмуриками тридцать лет, то тоже не выдержал бы и начал пить.

– Он потерял лицензию, как раз из-за любви к спиртному, а не наоборот. Потому и переехал в наше село, где были рады даже такому, – самодовольно, почти что нараспев, поведал Эрно.

– Откуда знаешь? – с подозрением уточнил Линнель.

– Я в отличие от некоторых стараюсь собирать информацию на всех мало-мальски важных жителей нашего села, – важно добавил тот, поправляя очки.

Мстислав слушал их перепалку вполуха, думая в который раз за день о том, что из-за его и общины нежелания вызывать сыщика из города, они могли бегать за своим хвостом долгое время, если бы не неприятное прошлое репортёрши. Пусть эта информация сейчас ничего не меняла, но он чувствовал, что она даст в будущем правильное направление. Может, оно уже дало. Или даст даже завтра, ведь Мстислав собирался либо к хозяину озера, либо на кладбище.

Он прикрыл глаза и устало потёр виски, в которые словно забивали гвозди. Это ощущение пройдёт только тогда, когда он сможет хорошенько выспаться. Но вот от напряжения в груди, поселившегося там совсем недавно и увеличивающегося с каждым днём, было не так легко избавиться. Скоро он обещал быть невыносимым и даже бесполезным. Стоило поскорее решить эту проблему и прихватить с собой Эрно, который, если учитывать его недавнюю вспышку на совете общины, тоже не просто так становился все более нервным.

– Надеюсь, что там нет ничего на членов общины, – бросил Вяземский, всё так же массируя виски. – Если кто-то из них узнает, чем ты промышляешь, то отвечать за тебя буду снова я.

Эрно упёрся взглядом обратно в бумаги и начал нервно их перебирать, создавая видимость поиска.

– Ничего такого… – пробормотал он.

– Но стремление правильное, хвалю, – продолжил, как ни в чём не было, Мстислав. – Было бы славно, будь там что-то на нашего убийцу. Есть?

– Пока нет, – возвращая себе былую уверенность, откликнулся тот, поднимая взгляд на шефа. – Но мне не даёт покоя Александра – она какая-то слишком странная. На Мирославу чем-то похожа, – вырвалось у него, но затем он поспешно добавил. – Кстати, на озере я был – всё чисто, те же запахи, что и всегда.

Мстислав кивнул, показывая, что услышал. Линнель, который уселся, чтобы активно поглощать конфета, начал театрально биться головой о поверхность стола.

– А мне не даёт покоя, что ты на какой-то женщине зациклился! – воскликнул он, выпрямляясь и обращаясь к Эрно.

– Хорошо, что напомнил, – не обращая внимание на него, кивнул Вяземский. – Я хотел, чтобы ты пригласил её сюда снова на разговор. Мне бы хотелось узнать, гуляла ли она вчера. Также нужно поспрашивать, видел ли кто её вчера – мы не можем ей доверять наверняка. У нас, не считая половины общины, у которых есть мотив, но есть алиби, она пока единственная подозреваемая без мотива, но и без алиби, – не без сарказма заключил он.

– Совсем недавно ты сказал, что будет слишком подозрительно звать её сюда, – вежливо напомнил Эрно.

Мстислав задумался, припоминая, но всё же согласно кивнул. Голова была тяжёлой, мысли путались.

– Точно. Тогда кому-то из вас четверых необходимо допросить грибников, рыбаков – всех тех, кто мог видеть её в лесу. Нужно наблюдать за ней теперь куда внимательнее. Пусть этим займётся Раймо – он вызывает больше приязни, чем мы все, вместе взятые.

– Это точно, – согласился Линнель. – Есть в нашем младшеньком что-то такое, что вызывает доверие.

Мстислав размял затёкшую шею и сосредоточенно вздохнул и выдохнул, прочищая голову. Перед встречей с начальством следовало прийти в себя.

– Начальство к нам не заходило? – уточнил он.

– Заходило. Горецкий вернулся из Рыбацко и заходил узнать – явишься ли ты ещё в участок. Мы сказали, что, наверное, да. Тогда он решил тебя дождаться и велел нам передать, что как ты будешь готов, так он милости просит в гости, – усмехнулся Линнель. – Я не стал говорить, что порадовать его нам особо нечем. И что рабочий день уже должен быть закончен.

– Правильно, что не сказал, если не хотел получить по шее. Моя уже привыкла, а ваша мне нужна целой, – хмыкнул Вяземский, поднимаясь. – Сообщите мне, когда появится Ииро с новостями. Патрулирование поделите между собой сами, но после заката к озеру близко не подходите, прислушивайтесь на расстоянии. Завтра у нас много дел, поэтому хорошенько отдохните.

– В отличие от тебя мы хоть иногда спали ту неделю, – с осуждением заметил Эрно, на что Мстислав весело усмехнулся.

Парни действительно выглядели неплохо – тёмные круги под глазами и лопнувшие капилляры уже перестали быть чем-то необычным. Хуже всего было Ииро, который всегда отличался любовью к долгому сну. Но, что и у Эрно, что и у Ииро, как у самых старших, стали заметны морщины, которые были им не по возрасту. Но, справедливо рассуждал Мстислав, им вообще многое было не по возрасту. Общину такие вещи не тревожили.

– Хорошо, что хоть у вас получалось. Теперь нам точно до самого раскрытия дела не удастся выспаться. Я это чую, – неожиданно для самого себе сказал он, чем заставил напрячься остальных.

Он обычно не говорил таких вещей просто так, оттого сейчас возникло чёткое понимание, что дальше будет ещё хуже.

Не сказав больше ни слова, он вышел за дверь, чтобы сделать пару шагов по коридору и остановиться возле самой крайней двери, неподалёку от единственного окна. Оставалось ещё две двери, где одна вела в комнату ожиданий или свиданий с заключёнными, которая почти никогда не было востребована. Вяземский сам там был лишь однажды и больше желание не возникало: нагромождённые друг на друга деревянные табуретки, парочка длинных железных столов, собачий холод, затхлый воздух из-за редкого проветривания и паутина по углам к частому посещению не располагали.

А другая дверь давала возможность поискать ответы на вопросы в архиве, но это название было слишком громким для узкого пространства, в котором – вот повезло – было целых два квадратных больших окна, которые проливали свет на старые высокие шкафы с открывающимися, скрипящими дверцами, заполненными нерассортированными папками и документами. В их участке была составлена так называемая картотека всех преступлений шести сёл, входящих в общину. Её разбором в свободное от хамства время занимался Эрно, и иногда ему помогал Раймо, который, казалось, был везде и всюду.

Но даже в их селе – самом крупном из всех – преступность иногда была очевидной настолько, что порой даже дело не заводили, предпочитая разрешать конфликт по старинке, то есть по-соседски.

Сам участок построили, когда Мстислав был маленький, и то из-за изменений в режиме правления. Пришло письмо с высочайшим указом о том, что в каждом поселении с численностью жителей, превышающей тысячу человек должен появиться участок. Даже прислали варианты кадров, из которых можно было выбрать людей и назначить на положенный перечень должностей. Тогда такие решения принимал отец Мстислава, и он поехал в город, чтобы лично побеседовать с будущими работниками.

Горецкий, который сейчас был начальником участка, не владел ничем примечательным, кроме родства с кем-то из соседнего села, но для общины это было лучшим качеством, потому его и взяли. Тогда их село было самым крупным, потому они были первыми, кто принял на свою землю чужака.

На проверку приезжали из ближайшего города, и это уже случилось во время Мстислава, тогда же появился градоначальник, назначенный столицей. Придерживаясь такого же порядку, следом потянулись другие сёла, входящие в общину, где число жителей достигло соответствующей отметки.

Отец Мстислава тогда ещё кого-то назначил на работу в участок, но они не прижились. Остался только Горецкий и Никуль, у которого из достоинств были не менее важные: неразговорчивость и отсутствие любопытства. Он взял на себя руководство небольшой больницей, подобрал себе помощников и отправил их учиться, а сейчас, собственно, как и тогда, потому что был единственным, кто желал возиться с трупами, руководил подвалом, куда доставляли мёртвых.

А в участке, когда Горецкий только появился, официальных работников было всего четверо: отец Мстислава, выполняющий роль начальства, тот же заместитель Чацкий, Пекки, который явился к ним сам и прямиком из Финляндии, отвечающий больше за охрану участка и села, но бывало, что на пару с вышестоящим начальством, расследовал еще и дела. Но так как у того уже возраст, Мстислав и парни забрали на себя охрану села.

И всё было в порядке. До этого дела.

Горецкий отдал его Вяземскому без особого труда – дел и разбирательств среди шести сёл в последнее время хватало. Он уезжал, оставляя Чацкого за главного в участке. Чацкий намекал на то, что нечего такую ответственность перекладывать на еще совсем молодую голову, но Горецкий испытывал симпатию к Мстиславу, потому и доверил ему это дело.

А Вяземский не любил, когда доверие не оправдывалось.

– Входи, Мстислав, – добродушно позволил хозяин кабинета, когда он, наконец, постучался, отринув неуместную задумчивость.

Вяземский вошёл, удивился присутствию Чацкого и заметил сходство между ним и той самой смелой девочкой, которая сообщила Мстиславу о Мирославе в церкви. Он сидел за рабочим столом сбоку от начальника участка, так как будто стоял день. Оба мужчины находились в благодушном настроение – видимо, проблемы общины решились. Вяземский же с уважением поклонился обоим и не стал ходить вокруг да около.

– Всё плохо, – встав напротив высокого стола, где восседал Горецкий, заявил он спокойно. – Но сегодня мы точно убедились в том, что два первых тела были обнаружены мокрыми не по воле сил природы, а убийцы. В этот раз он почему-то не стал ждать осадков. Возможно, его что-то поторопило, мы выясняем.

Горецкий, который не того ожидал, поник, и вместе с ним опустились его седые, пышные усы, которые он тут же стал обратно закручивать.

Сухой мужчина в возрасте, ещё не утративший крупицы здравомыслия, тяжело вздохнул и покачал почти лысой головой, выражая своё неодобрение. Мстислава всегда интересовало, как так вышло, что усы у начальства такие густые и объёмные, а волосы на голове можно посчитать по пальцам на обеих руках, но сейчас он решил, что неуместно будет об этом задумываться и пытаться скрыть улыбку.

– И что мне делать с этим, Мстислав? – начал ворчать Горецкий. – Градоначальник, не желая общаться с тобой, шлёт телеграммы напрямую мне, с требованием отчитаться о ходе расследования. Не мне тебе говорить, что нам ни к чему лишнее внимание. А тут ещё эта репортёрша, которую ты почему-то поселил у себя, а не со своими ребятами. – Здесь он замолчал, оценил многозначительный взгляд Мстислава, пожевал тонкие губы и махнул рукой. – Тут я с тобой согласен, конечно, но почему ты её не выгнал?

Мстислав невозмутимо пожал плечами, словно не считал нужным давать объяснения на подобные вопросы. Не признаваться же, что просто растерялся от её вида и запаха. Такое признание не забудется, а будет преследовать его до самой смерти.

Не дождавшись ответа, Горецкий продолжил:

– А что ты скажешь по поводу расследования? Тебя определили на это дело, как того, кто сможет с этим разобраться быстро и без шума, но при всём уважении к тебе, Мстислав, я не хотел говорить, но кое-кто в общине начинает роптать. Может, стоит передать это дело нам? Мы бы отложили дела общины – я перестану ездить туда. Или Чацкий пусть поможет. Как-никак у нас опыта побольше, чем у тебя. В этом нет ничего постыдного, ведь это твоё первое расследование…

– При всём уважении, но нет, – вежливо прервал его Вяземский, почувствовав вспыхнувший внутренний протест. – Мы с ребятами погрязли в этом уже по уши, втянули даже репортёршу и теперь должны добраться сами до ответов.

Горецкий переглянулся с Чацким, который внимательно их слушал и, задумчиво вертя вверх усы, проговорил:

– Ты же знаешь, что я не могу идти против твоего слова – тем более, когда сам стал инициатором твоего участия, но подумай, как будет лучше для общины.

– Я только об этом и думаю, – раздражённо процедил Мстислав, ощутив, как в висках задолбило ещё сильнее. – И мне не нравится разговоры членов общины за спиной. Так и передайте им.

Горецкий хохотнул, а затем расплылся в доброй улыбке, оглядывая с ног до головы Вяземского.

– Я помню эти интонации, – ностальгически протянул он. – Ты их использовал в детстве, когда отец тебе что-то запрещал. Не злись на стариков, Мстислав. Они, да и я, чего греха таить, обеспокоены меняющимися порядками в стране. Нам не нравится интерес к деревням и сёлам, который городские вдруг стали проявлять. Нам следует проявлять осторожность, чтобы сохранить свою независимость.

– Всем рты не позакрываешь, – подчеркнул Мстислав, которому сравнения с ребёнком были не по душе. – И если всю жизнь бояться, то наша жизнь будет зависеть от воли охотника, перед которым каждый день будет стоять выбор: пойти ему сегодня на охоту или нет. Лучше бы было выйти ему навстречу.

– В тебе говорит горячность, которая свойственна молодым, – парировал Горецкий. – Став старше и приняв официальное главенство, ты поймёшь, что лучше спокойное прозябание, чем вечные прятки от охотника, который теперь точно знает, на кого он охотится. Сейчас мы не готовы к резким переменам.

Мстислав промолчал, не желая спорить.

Он уважал Горецкого, к его советам и мнению часто прислушивался, но с некоторых пор он перестал видеть в словах членов общины непоправимую истину.

Если людям было угодно начать охоту на тех, кто отличается, то кто сказал, что им нельзя ответить тем же?