Текст книги "Чистое золото"
Автор книги: Мария Поступальская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)
Глава двенадцатая
Утро было не холодное, но Николай Сергеевич, придя со двора и бросив на пол охапку, или, как он говорил, «беремя», звонких березовых дров, сказал Тоне:
– Морозец с утра силенок набирается, а к вечеру разгуляется. Смотри не застудись.
– Да нет, папа, я тепло одета.
– «Тепло»! В школу пробежаться – тепло, а в лесу и застыть недолго.
Николай Сергеевич был недоволен тем, что школьников посылают в тайгу. При Тоне он молчал, но когда она, весело кивнув родителям, ушла, а Варвара Степановна стала собирать ему завтрак, разворчался:
– Для того она, что ли, выросла, чтобы в лес по дрова ездить?
– А почему же и не съездить? В жизни, может, и потрудней придется.
– Ну нет, не затем я ее растил, чтобы ей в жизни трудно приходилось.
– Как же нам-то… – начала Варвара Степановна.
– Нам – это дело десятое. Мы простые люди, да в какое время жили! А она ученым человеком будет. Ей дорога открытая.
– Шоссе асфальтовое, что ли? – усмехнулась Варвара Степановна. – Включай мотор и дуй без ухабов? Неправильно, отец! Кто она такая, чтобы на готовеньком жить? Своим трудом добиваться должна. Ты все хмуришься да супишься на девушку, а сам рад бы пылинки с нее сдувать. Не беспокойся: крепкая, здоровая. Не беда, коли и поработает!
– Да, девушка такая… не дай бог. На пагубу парням выросла. Верно, мать?
На лице Николая Сергеевича отражалась такая гордость дочерью, что Варвара Степановна засмеялась:
– Люди говорят – хороша, а нам с тобой не дело свое дитя нахваливать… Ешь скорее, на работу опоздаешь.
Когда Тоня подошла к школе, десятиклассники уже толпились возле двух грузовых машин. У всех было радостное настроение. С шутками откликались на перекличку, затеянную Рогальским.
– Дубинской нет, значит. – Илларион поставил отметку в списке.
– Ясно, не придет! Не отпустил доктор.
– А ведь только вчера в клубе рассказывал насчет пользы физической работы на воздухе!
– Домой пришел, усы разгладил и сказал: «Но тебе, Ниночка, ввиду слабости здоровья от поездки в лес надо воздержаться», – решил Мохов.
Круглое лицо Андрея сияло, и светлокарие глаза щурились с особенно озорным выражением. Он все еще не мог нарадоваться, что так благополучно кончился его побег. Правда, разговор с Сабуровой вышел серьезным, но Андрей пришел к ней с полным сознанием своей вины и твердо повторил обещание не срываться.
На комсомольском собрании он тоже держался смирно и не вспылил после нескольких довольно резких реплик Иллариона. Впрочем, головомойка Мохову, как и советовала Надежда Георгиевна, была дана крепкая, но дружеская.
Замечательно все складывалось и дома: вечно ворчливая и раздраженная мачеха, узнав причину исчезновения Андрея, так горячо начала обвинять молодую учительницу, что юноша был удивлен не меньше, чем на педагогическом совете. Мачеха твердила, что не первый день Андрюшку знает, что он озорник, пересмешник, лениться любит, но врать не врал сроду. Она доказывала это даже отцу, смотревшему на нее, как и Андрей, растерянно. Когда ей сказали, что все обошлось благополучно, она умолкла, но вечером за ужином ни с того ни с сего подсунула Андрею самую большую ватрушку и прикрикнула на тянувшихся к ней малышей. Правда, на другой день она снова ворчала на пасынка, но он уже смотрел на нее другими глазами и сочувственно улыбнулся отцу, когда тот сказал: «Видишь, сынок, она не злая, Поля-то… Извелась с ребятами без меня, вот и вяжется к кому ни попадя. А справедливость она понимает. Ты сам-то к ней как-нибудь того… поласковей…»
– Мохов! – закричала Лиза. – Ты глазастый. Кто это там идет?
– Вроде Женя Каганова, – сказал Андрей, с усилием оторвавшись от воспоминаний о вечере, когда он впервые почувствовал себя дома хорошо и уверенно.
– Видите, ребята, Женька идет! А она и правда слабенькая. Может, ей-то действительно нельзя.
– А может, это мне нельзя? Вдруг я больней всех! – сказал Андрей и рассмешил товарищей.
– По коням! – скомандовал Рогальский.
И начался штурм грузовиков.
Женя прибежала в последнюю минуту. Она была закутана в большой платок и, с трудом забравшись в машину, только кивала на вопросы подруг:
– Значит, решила ехать?
– Михаил Максимович не возражал?
– Ну молодец!
На последнее восклицание Женя ответила тоже кивком. Машины уже тронулись, когда показались Нина Дубинская и всегда опаздывавшая Маня Заморозова. Их встретили криками «ура».
Грузовики шли быстро. Сильно потряхивало. Ледяной ветер резал лицо.
Зазвучала песня, оборвалась и началась сначала.
– Языки прикусите! Отставить пение! – скомандовал Илларион.
Но песня не смолкала. Она прерывалась только на ухабах, когда девушки взвизгивали и хватались друг за дружку. Затем начинался совершенно беспричинный, но долго не смолкающий хохот.
– Вот она, радость жизни. Через край бьет… – тихо сказала Новикова.
Она сидела во второй машине, рядом с Петром Петровичем. В первом грузовике ехали Александр Матвеевич и Мухамет-Нур. Федора Семеновича Сабурова уговорила остаться, сказав, что без него не сможет написать отчет.
Петр Петрович пыхтел трубкой.
– Радуются… – сказал он. – И неизвестно, чему больше: тому ли, что им дело поручили, за которое они отвечают, или тому, что вырвались на свободу, в лес едут, вместо того чтобы за уроками сидеть.
– Вы их очень любите, Петр Петрович, правда?
– Привык, – неохотно ответил Петр Петрович, но, не удержавшись, прибавил: – Всякие проявления их самостоятельности я действительно люблю. Никогда и не вмешиваюсь. Сами всё организуют и сделают – лучше не надо.
Машины въехали в лес. Иногда разлапистая ветка задевала за крышу кабины и обдавала сидевших в кузове мягким рассыпчатым серебром.
По лесу ехали больше получаса, и Маня Заморозова начала жаловаться, что озябла.
– Эх, Заморозова замерзла, а Моргунова только подмаргивает!
– А Соколов смотрит соколом!
– А Рогальский в рогульку обратился!
– Сейчас всем жарко будет, – сказал Мухамет, – и рогулькам и моргулькам. Вот наша делянка. Стоп, машина!
– Лесины-то какие здоровые! – удивился Александр Матвеевич. – Вы не ошиблись, Мухамет, это наша делянка? Такой лес жалко на дрова.
– Э, нет! Здесь сухостоя много. Да и поляну эту надо расчищать. Тут собираются лесопилку новую ставить.
– Помните порядок, ребята! – кричал Илларион, когда, проваливаясь в рыхлые сугробы, все вышли на середину делянки. – Одной партией руководит Петр Петрович, другой – Мухамет-Нур, третьей – Александр Матвеевич, четвертой – Андрей Мохов, потомственный почетный лесоруб. Получайте инструменты!
– Девочки, которые понежней – Женя, Нина, Маня, – будете сучья обрубать. А ты, Тоня, забирай остальных девчат, и берите пилы, – распорядился Андрей.
– Андрюша, я тоже нежная, поставь меня на обрубку, – просила Лиза.
– С твоей нежностью как раз сосны валить, – определил Андрей.
Высокие голоса пил зазвенели равномерно и настойчиво. С ветвей посыпался искристый снег. Раздалось дребезжащее карканье кедровки.
Анатолий работал в паре с Мухамет-Нуром. Не привыкшему к такой работе Соколову казалось, что они до вечера не перепилят толстую лиственницу. Он напрягал все силы и наконец взмолился:
– Подожди, Мухамет, что-то плохо пила пошла.
– Пила хорошо идет, – сказал Мухамет, – это ты устал маленько. Отдыхай.
Толя выпрямился, обтер платком лицо, огляделся. Недалеко от него Тоня тоже остановилась передохнуть. В платке и полушубке, смеющаяся, белозубая, под большим заснеженным деревом, она показалась ему не то Снегурочкой, не то девушкой, к которой с дерева спускается Морозко: «Тепло ли тебе, девица, тепло ли, красавица?» Какие-то детские сказочные образы толпились в мыслях юноши, но он не дал им овладеть собой.
– Ну, давай, Мухамет.
– Отдыхай еще.
– Нет-нет, я отдохнул.
Когда Толя снова взялся за пилу и она, как в первый раз, сначала пошла рывками, а потом наладилась, юношей овладел строгий ритм работы. Тело послушно двигалось вперед и назад, рука крепко держала ручку пилы, мыслей не было. Ему казалось, что он работает уже очень долго и не устает. А когда он со страхом опять почувствовал первые признаки усталости, огромное дерево качнулось и звук пилы изменился.
– Берегись! – крикнул Мухамет и, схватив Толю за руку, отбежал с ним в сторону.
Шумя ветвями, лиственница рухнула на снег, и это падение было так величественно, что юноша загляделся.
К упавшему дереву сейчас же привел свою бригаду Мохов, и стук топоров присоединился к пению пил.
– Постой, не так топор держишь!
Андрей подошел к Мане и заметил, что на ней легкие вязаные перчатки.
– А рукавицы где?
– Да, понимаешь…
– Забыла, что ли? Ты, кажется, не из эвакуированных, здесь выросла. Знаешь, что в лесу без рукавиц работать нельзя.
– Да я знаю… Просто утром не нашла, а опоздать боялась… – вяло оправдывалась Маня.
– Эх, ты! «Под шкафом с левой стороны»! Подожди, нет ли у Мухамета запасных…
Рукавицы у Мухамета нашлись, и, принеся их Мане, Андрей язвительно сказал:
– Ничего не поделаешь, Манечка, придется поработать!
Зато Ниной и Женей Мохов был доволен. Обе работали старательно и быстро. Надо бы еще двух человек на обрубку поставить. Пильщики наддают жару, трудно поспеть за ними. А что, если снять с пилки Ваню Пасынкова? Он тоже не бог весть какой силач. Да из девушек кого-нибудь…
Отправившись искать Рогальского, чтобы договориться с ним насчет Пасынкова, Мохов вдруг заметил Новикову. Она стояла под елкой, сдвинув брови, и, видимо озябнув, переступала с ноги на ногу. Андрей подумал и, выбрав топор полегче, подошел к ней:
– Татьяна Борисовна, согреться не желаете? Топорик – игрушечка!
Новикова улыбнулась Мохову и взяла топор.
– Дубинская, Нинуша! – кричал Андрей. – Принимай пополнение! Проинструктируй Татьяну Борисовну!
Нина приветливо обернулась к Новиковой и подвела ее к срубленному дереву. Новикова с ожесточением стала обрубать ветви.
– Вы столько, сил не тратьте, Татьяна Борисовна, – спокойно говорила Нина, – не размахивайтесь так… Вот-вот… Теперь у вас пойдет.
После полудня к Тоне и Лизе, работавшим вместе, подошел Петр Петрович:
– Вы обе, говорят, хорошие хозяйки. В дежурствах по столовой всегда отличались… Идите кашу варить.
– Какую кашу? Что вы, Петр Петрович! У каждого с собой кусок хлеба. Пожуем – и ладно.
– Нет, Надежда Георгиевна распорядилась, чтобы все поели горячего.
Подруги оставили работу и направились в сторону от делянки, где меж прямых могучих стволов поднимался кудрявый столб дыма.
– Смотри, Антонина, Мухамет какую кухню устроил!
На вытоптанной площадке полыхал костер. К таежному таганку, связанному из трех палок, был привешен внушительных размеров котелок.
– Ну, где крупа?
– Пожалуйста, товарищ главный кашевар.
– Да что это такое? – возмутилась Лиза. – Мороженое пшено?
– Мокрая крупа была, – объяснил Мухамет. – Мыли его в школе. А здесь мыть нельзя – воды нет. Грязная каша – плохая.
Кое-как отодрали ком замороженной крупы от мешка и опустили в котел.
Тоня и Лиза помешивали кашу, пробовали, солили. У обеих было очень хорошо на душе.
– Чудесно, Лиза, да? – спросила Тоня.
– Хорошо!
Мухамет принес стопку алюминиевых мисочек и деревянных ложек.
– Целое хозяйство! Мухамет, а чайную посуду не забыл?
Но Мухамет шуток не любил и отвечал серьезно:
– Чаю не будет. Дома вечером напьешься.
Лесорубы с мисочками в руках разместились на поваленных деревьях. Все достали хлеб и торопились проглотить кашу, пока она не остыла.
– А здорово! – восхищенно сказал Александр Матвеевич. Укутанные плотным, слежавшимся снегом деревья тесно стояли вокруг поляны. Ветви их касались друг друга, точно деревья взялись за руки и неразрывной цепью окружили людей.
Это первая горячая пища, которую получили строители после тяжелого перехода по тайге в поисках площадки для нового города. Потому-то и едят ребята с такой жадностью. Жить им пока что придется в землянках и наскоро сколоченных бараках. Домов еще нет. Но они будут! Расступятся вековые деревья, дадут место широким улицам, светлым зданиям, веселым стадионам…
Петя Таштыпаев неожиданно налетел на Мохова с криком: «Держись, Андрюха!» С мальчишеским хохотом ребята повалились в сугроб. Тоня очнулась.
– Кончай отдыхать! За работу! – крикнул Петр Петрович.
– Две пилы в длину берите, когда распиливаете дерево, – советовал Александр Матвеевич, – иначе трудно будет носить.
Он работал в одном свитере и без шапки. Его огненная шевелюра, оттененная снегом, лежащим на ветвях, казалась совсем красной. Мальчики с восхищением посматривали на Александра Матвеевича. Всегда веселый, ловкий, он нравился им здесь, в лесу, на работе, не меньше, чем на уроках физкультуры.
– Вы того… покройтесь, Александр Матвеевич, – тихо посоветовал ему Петр Петрович, – а то начнут подражать вам – простудятся.
– За работой не простудятся, – возразил Александр Матвеевич, но все-таки послушался и надел шапку.
Петр Петрович ходил по делянке, направлял работу, советовал, указывал, сменял уставших, и, несмотря на крайнюю озабоченность, глаза его под кустистыми бровями светились теплом.
– Доволен Петр Петрович, – сказала Лиза.
– А я-то как довольна!.. – воскликнула Тоня. – Давно так хорошо не было. Все мне нравится: и день, и ребята, и ты.
– Неужели и я? А я думала, что, кроме Жени, тебе никого не надо.
– Будет тебе, ревнивица! Как не стыдно к Женечке ревновать!.. Нет, в самом деле, мне кажется, что нигде нет такой школы, как у нас. И Надежда Георгиевна у нас особенная…
– Кулагина, пилу держите ниже, – сказал, неожиданно появляясь из-за дерева, Петр Петрович. – А насчет Надежды Георгиевны это вы верно…
Он отошел, оставив девушек немного смущенными, оттого что преподаватель слышал их разговор.
– Стал на «вы» обращаться, – прошептала Лиза. – До шестого класса «ты» говорил… А чудно, Тоня, что скоро все начнут называть нас «Лизавета Панкратьевна», «Антонина Николаевна». Важные будем!
– Меня отец и сейчас все Антониной Николаевной величает.
– А меня еще никто по отчеству не называл.
На лице Лизаветы Панкратьевны появилось на миг холодное и неприступное выражение, но тут же исчезло, и попытка изобразить почтенную особу кончилась тем, что Антонине Николаевне был показан язык…
Мальчики подтаскивали распиленные стволы к дороге. Одна машина с дровами уже ушла, другая собиралась уезжать. У дороги выросла груда сложенных бревен. Андрей придумал скатывать готовые бревна по двум гладким толстым стволам, как по рельсам.
– Рационализация! – хвастался Мохов. – Экономит время и рабочую силу. Усовершенствованный новейший самокат!
Тоня совсем забыла о времени. Она чувствовала себя необыкновенно сильной и здоровой. Ей казалось, что с каждым спиленным деревом силы ее увеличиваются.
Внезапно все закричали. Оказалось, что Петр Таштыпаев и Стеша Сухих «посадили» высокую сосну. Она упала вершиной в развилину большой голой березы и теперь висела, не доставая до земли. Стащить ее вниз не было никакой возможности.
Тоня глядела на это висящее дерево. Будет теперь висеть и сохнуть. Не выпустит мягких зеленых свечек весною, не даст людям тепла и березе расти помешает…
Оклик «берегись» дошел до слуха Тони словно издалека. В тот же миг она сообразила, что кричат давно и предостережение относится именно к ней. Тоня отскочила в сторону, и раскидистая ель с мягким шумом упала как раз на то место, где только что стояла девушка.
Тоня бессознательно отбежала еще на несколько шагов. Тут ее оглушил новый крик «берегись», и толстое бревно больно ударило по ноге. Она охнула и опустилась в снег.
Ушибло Тоню бревном, свалившимся с моховского «самоката». Вокруг девушки столпились товарищи.
– Больно, Тосенька? Встать не можешь? – спрашивала встревоженная Женя.
– Разиня! Ворон считает, не видит, куда идет! – кричала Лиза.
– Да это ничего! Ничего, я сейчас… – пыталась храбриться Тоня.
Она приподнялась с помощью друзей, но ступить на ушибленную ногу было невозможно.
– Эй, задержите машину! – крикнул Петр Петрович. – Придется кому-нибудь отвезти Кулагину в амбулаторию.
– Доктор Дубинский уже ушел, – взволнованно сказал Анатолий, взглянув на часы.
Он бросил работу, услышав о несчастье с Тоней, и теперь смотрел на девушку, не зная, что надо делать, как ей помочь.
– Можно прямо к нам домой, – предложила Нина.
– А вдруг он в больнице? Нет, мама как раз начинает работать в амбулатории, к ней надо на прием.
– Правильно, к Зинаиде Андреевне, – решил Петр Петрович. – Ты и вези, Соколов… Впрочем, – быстро прибавил он, видя растерянность Толи, – ты здесь нужен. Пусть Пасынков едет.
Тоня, морщась от боли, доковыляла до грузовика. Александр Матвеевич и Петр Петрович усадили ее в кабину, Ваня забрался в кузов, и машина тронулась.
Соколов долго смотрел ей вслед. Он ругал себя, что не упросил Петра Петровича отправить его с Тоней. Растерялся, не хватило сообразительности… Как ему хотелось быть рядом с ней в трудную для нее минуту! Может быть, удалось бы и поговорить, загладить свою глупую выходку на каникулах, после которой Тоня почти не глядит на него.
А что сказала бы мама, если бы он приехал? Конечно, подумала бы, что он попрежнему старается быть поближе к Тоне… Нет, она поняла бы, что эту помощь он окажет любому человеку…
Зинаида Андреевна, знавшая, что десятиклассники работают в лесу, удивилась и испугалась, увидев перед собою Пасынкова.
– Что-нибудь случилось, Ваня? – спросила она, стараясь говорить спокойно. К этому приучил ее сын, не выносивший «материнской паники», как он выражался.
– Тоне Кулагиной ногу зашибло. Посмотрите, Зинаида Андреевна?
– Как же вы так неосторожно? Ведите ее сюда.
Тоню усадили, и Зинаида Андреевна попробовала снять с ноги валенок. Тоня сдвинула брови. Краска совсем сбежала с ее лица.
– Придется разрезать… – пробормотала Зинаида Андреевна. – Ваня, выйдите отсюда… Больно? – спрашивала она, присев и глядя на Тоню снизу блестящими узкими глазами. – Потерпите, голубчик, сейчас. Если невтерпеж – покричите немножко.
Но Тоня, сжав губы, помотала головой.
– Молодец! Крепкая девушка!
Зинаида Андреевна осмотрела больную ногу и вдруг сильно дернула ее. Тоня вскрикнула.
– Больше больно не будет. У вас был вывих. Я вправила. И ушиб сильный… Но ничего серьезного. Полежите несколько дней – и можете танцевать.
Тоня попробовала улыбнуться на эту обычную докторскую шутку. Улыбка вышла кривая. Было очень больно.
– Валенка жалко, – сказала она. – Недавно мама купила… так радовалась, что у меня новые валенки!
Зинаиде Андреевне понравилось, что девушка подумала о матери.
Она внимательно приглядывалась к Тоне. До сих пор видела ее только издали, на школьных вечерах. Но эти удовольствия были редки для доктора Соколовой: по вечерам она почти всегда работала.
– С Анатолием моим вы теперь не дружите, Тоня? – неожиданно спросила она.
– Я… – Тоня вспыхнула, но прямо посмотрела в узкие блестящие глаза. – Задираться он что-то стал… А дружить с ним я всегда согласна. Знаю, что он хороший…
Зинаида Андреевна засмеялась:
– Хороший… Я тоже его немножко знаю… Но мне кажется, что последнее время он стал подальше от вас держаться. Правда это?
– Да. Мне очень жаль, что так получилось.
– И я была бы рада вашей дружбе. Но знаете, Тоня… Может быть, ему так лучше.
– Может быть… – задумчиво ответила Тоня, опять твердо взглянув на смуглую женщину в белом халате.
Зинаида Андреевна перешла на деловой тон:
– Полежать вам придется. И эту мазь возьмите. Смазывать ногу надо два раза в сутки. За справочкой приходите, когда не больно будет наступать.
Открыв дверь, она громко позвала:
– Ваня, как будете доставлять девушку домой?
– Машина здесь, я просил Андрона подождать. Что-нибудь серьезное, Зинаида Андреевна?
– Пустяки, могло быть гораздо хуже… Ну, будьте здоровы, Тоня.
Пасынков довез Тоню до дома и помог ей подняться на крыльцо. Она не позволила ему войти в дом:
– Не надо. Мама испугается. Спасибо, что довез.
Она чуть не прибавила: «Скажи Соколову, что у него мама очень хорошая», но вместо этого сказала:
– Привет передай ребятам.
Ваня помог шоферу выгрузить дрова на школьном дворе, коротко рассказал Сабуровой о происшествии и опять помчался в лес. Пошел ленивый, медленный снег. К вечеру, вопреки предсказаниям стариков, становилось теплее.
Когда грузовик подъехал к делянке, там был короткий отдых. Андрей Мохов и Петя Таштыпаев старались повалить в сугроб Иллариона, но тот, широко расставив длинные ноги, ловко отбивался. Соколов стоял в стороне под сосной.
Какую-то странную пустоту ощущал он в себе. Тоня представлялась ему возле большой ели, когда была похожа на Снегурочку, и побледневшая от боли, хромающая, и грустная, смотревшая из кабины грузовика. Почему-то казалось, что машина увезла ее совсем из его жизни. Анатолий не мог бы сейчас повторить про себя тот воображаемый и заученный наизусть разговор с Тоней, потому что твердо знал – его никогда не будет.
– Что с Тоней? – крикнул он, увидев Пасынкова.
Ребята окружили Ваню:
– Что сказал врач? Как там Антонина?
– В порядке. Придется полежать. Был вывих. Зинаида Андреевна моментально вправила.
– Мама врач хороший, – солидно сказал Соколов.
– Ур-ра-а! – закричал Мохов. – Качать Ваньку! И Соколова тоже! За то, что у него мать хороший врач!
Началась возня, и Толя, сердясь и смеясь, вылез из сугроба весь в снегу. Он хотел отомстить Андрею, но раздалась команда: «На работу становись!» – и все разбежались по своим местам.
– Толя, дай я тебя почищу!
К Соколову подошла Женя Каганова и принялась пучком еловых веток стряхивать снег с его полушубка. Толя, задумавшись, смотрел, как энергично двигалась ее рука в синей с белыми звездочками варежке. Потом он поднял глаза. На порозовевшем лице Жени озабоченно и забавно двигались в такт руке тонкие брови.
– Как хорошо, что с Тосей все благополучно! – сказала она.
– Да… Спасибо, Женя, – ответил Толя. – Пойдем работать.
