Текст книги "Чистое золото"
Автор книги: Мария Поступальская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)
– Ой, Степанида! Как работа идет?..
– Ничего, все в порядке. Тебе-то в шахте не трудно?
В зал начали вносить длинные скамейки и расставлять их вдоль стен. Люди, переговариваясь, рассаживались.
Вдруг Тоня изумленно откинулась назад. Ей показалось, что в дверях стоит Павел. Но удостовериться, так ли это, она не могла – люди все время заслоняли его.
– Слушай, – дернула она за рукав Стешу, – посмотри хорошенько, кто это там?.. Вон, вон под портретом стоит… теперь садится на скамейку.
– Заварухин Пашка, – ответила Стеша. – С ним старик этот… как его… охотник.
Тоня уже сама ясно увидела Павла и старого Иона. Оба – принаряженные: Павел в белой вышитой рубашке, Ион чисто выбрит, и вместо всегдашней куртки неопределенного цвета на нем новый, порядком помятый костюм. Вытащил, наверно, из сундука для такого случая.
«Зачем они пришли? – недоумевала Тоня. – Просто послушать? Нет, тут что-то не то. Может быть, секрет, о котором Павел не хотел говорить?»
Она стала рассеянно отвечать Стеше и забыла о секрете Павла только когда президиум занял места и парторг Трубников, выбранный председателем, позвонил в колокольчик, призывая к тишине.
Первым взял слово директор Виктор Степанович.
Он начал с того, что похвалил людей. Работали хорошо. Годовой план почти закончен и к седьмому ноября, которое уже близко, конечно, будет полностью выполнен. К новогоднему празднику дадут продукцию за первый квартал следующего года.
– Как будто бы можно радоваться? Неплохо дело идет сейчас, неплохо пойдет и дальше. Так ведь? А я вот боюсь, что дальше оно может пойти совсем плохо, если мы не примем нужных мер.
Вот что очень тревожит: мало людей, а у людей мало знаний. Во время войны прииск недостаточно заботился о кадрах. Тогда в шахтах было много женщин и подростков. Теперь большинство мы освободили. Нам нужно срочно готовить забойщиков, крепильщиков, откатчиков. На прииске организованы кратковременные курсы. Но это не все. Нужно, чтобы и старые горняки учились новым методам, повышали свою квалификацию. Нужно готовить командиров производства: бригадиров, мастеров, техников. Здесь кратковременными курсами не обойдешься – надо наладить серьезную техническую учебу.
Дальше: во время войны вы дело вели хорошо, но в будущее почти не заглядывали. Разведочные и горноподготовительные работы шли слабо. За последние полтора года были подготовлены к пуску, и то очень приблизительно, только две шахты, которые теперь входят в строй. А вот вторая и четвертая стали давать совсем мало металла. От таких случаев прииск и в дальнейшем не застрахован. Мы должны смелее действовать, искать новые месторождения, готовить новые объекты, иначе легко может создаться угрожающее положение, как для всякого предприятия, которое живет сегодняшним днем и не смотрит вперед.
По залу прошел легкий шопот. Все знали, что директор приехал на Таежный только в марте и за это время им сделано немало. Однако в словах Виктора Степановича слышалось осуждение прежнему руководству. Конечно, много было неполадок на прииске, но считалось, что в военное время не до них. Главное – при всех трудностях прииск не снижал, а повышал добычу металла. За это-то не раз и награждали прежнего директора. Правда, потом он был снят со строгим выговором: не смог в послевоенное время перестроиться. Но успехи его еще у всех в памяти, а вот Виктор Степанович, хоть и горячо взялся за дело, уже заговорил об угрожающем положении.
Так думали многие, и в своей речи директор это учел. Он поднял руку и сказал весело:
– Вас, наверно, интересует, почему так получилось? Именно потому, товарищи, что не заглядывали вперед, не обеспечивали себе будущее. Сейчас приходится усиленно наверстывать упущенное.
Он рассказал, что поисково-разведочные работы идут во всем районе. Обследованы с тщательным предварительным опробованием русла всех ближайших рек и ключей. Разведка шла с плотов, канавами, шурфами и бурением. Заложены три новые шахты. Одна из них пойдет на сбойку[14]14
Сбойка – соединение.
[Закрыть] с первой. С января начнется проходка еще трех новых шахт. Третья, четвертая, шестая и девятая шахты полностью механизированы. Срочно заканчивается постройка жилых домов для людей, которые понадобятся в будущем…
– Это все так! – раздались голоса.
– Что говорить, сделано много!
– За столовую тоже спасибо!
О столовой директор позаботился сразу же после приезда. Он сменил заведующего и кладовщика, сделал строжайшее внушение шеф-повару, и теперь в столовой стало чисто, а холостые рабочие, выходя оттуда, уже не говорили, как прежде: «Хорошо бы обратно пообедать!»
– Кое-чего, значит, добились, – продолжал директор. – Но это еще очень немного. Снизить выполнение плана мы права не имеем, все понимают. А нам ведь нужно провести полную перестройку работ. Мы не только развертываем производство – мы хотим, чтобы каждый участок был механизирован, чтобы производительность все время повышалась, продукция дешевле стала. Наш прииск должен быть передовым предприятием в полном смысле слова. Вот почему нужна ваша помощь, товарищи, ваша инициатива. Пусть каждый, у кого есть предложение, могущее улучшить работу или осветить новые перспективы, скажет об этом.
Один за другим выступали разведчики, забойщики, крепильщики, мастера, бригадиры. Говорили о недостаточном количестве спаренных и строенных забоев, о новых машинах и оборудовании, о транспортерах, о вскрыше торфов гидравлическим способом[15]15
Гидравлический способ вскрыши торфов – разрушение верхних слоев почвы мощной струей воды под высоким давлением.
[Закрыть], о техминимуме и снова о многозабойном методе, о подкалке.
– В нашей шахте мы простились с лопатой. Теперь у нас работают передвижные транспортеры и автопогрузчики, – говорил молодой забойщик, которого когда-то товарищи укоряли за одновременное пристрастие к стихам и к крепким словам. – А теперь и с кайлой прощаемся. Основные добычные забои уже обрабатываем пневматикой… пневматическим молотком, – поправился он. – Оказалось, что порода в шахте достаточно крепкая. У нас в горном деле общая мечта: с кайлой покончить.
Но, как известно, для россыпей пневматический молоток не годится: слишком рыхлая порода. Так все считают… А мы думаем, что нужно пробовать, рисковать иногда. Ведь и в нашей шахте порода считалась не слишком твердой, ан Виктор Степанович, когда у нас первый раз побывал, задумался над этим… Начали проверять, сопоставлять и решили, что можно перевести шахту на пневматическую обработку. И что же? Пока не каемся. Спасибо директору и инженеру Каганову – куда легче стало работать. И производительность сильно повысилась. Смелее надо действовать, вот что я хочу сказать. В других шахтах еще и еще раз проверять крепость породы. Если хоть треть людей перейдет с кайлы на пневматический молоток, плану огромная будет подмога…
Тоня внимательно выслушала и Савельева, который сбивчиво, но вдохновенно рассказал о лавном способе добычи, и вдруг услышала свою фамилию и пояснение председателя: «Пробщица третьей шахты». Ей показалось, что вызывают не ее. Сейчас на сцену поднимется какая-то незнакомая девушка и заговорит уверенно и плавно.
С таким ощущением она нерешительно поднялась и, только когда Стеша толкнула ее в бок, заторопилась.
Большой зал со сцены показался ей темным, и она почувствовала себя маленькой, ничего не знающей, слабой. Она видела ряды голов, множество смотрящих на нее глаз, множество ртов, готовых засмеяться, если она будет молчать еще хоть секунду. И Тоня заговорила:
– Товарищи, я хотела сказать относительно старой шахты, что на гольце, насчет Лиственнички. Шахта давно заброшена, а между тем…
Она подумала, что в зале вовсе не так темно, как ей показалось сначала, что никто не смеется, и внезапно увидела своего отца.
Когда же он приехал? Ведь срок путевки еще не кончился! Не дотянул, значит, последние дни. Приехал, когда она была у Павла, и, узнав про собрание, пришел в клуб…
Николай Сергеевич сидел в первом ряду, возле дяди Егора. Глаза его были опущены, лицо сурово. Он не хотел глядеть на дочь. Наверно, если бы это было удобно, он заткнул бы уши, чтобы не слышать ее.
Тоня в смятении оторвала взгляд от отца и умоляюще посмотрела на Кирилла, сидевшего в президиуме. Слобожанин ничего не понял и подбадривающе кивнул ей.
Потеряв конец начатой фразы, она продолжала:
– Ее давно кинули, Лиственничку, а многие старые рабочие считают, что золото там должно быть. Конечно, времени прошло немало с тех пор, как шахту завалили… Можно подумать, что люди говорят по старой памяти, но мне кажется, что к ним нужно прислушаться. Риск и затраты небольшие, если послать на голец несколько человек, так чтобы не нарушать работу в бригадах, а выиграть сможем многое…
Она помолчала и неожиданно для себя прибавила:
– Я предлагаю создать добровольную комсомольско-молодежную бригаду. Подумайте, ребята, какая радость будет оживить шахту, опять в строй вернуть!.. Если не зря поработаем…
Сознавая, что последние слова прозвучали, как на беседе в молодежном бараке, Тоня сделала несколько шагов, потом остановилась и прибавила:
– У нас в третьей шахте из нового забоя очень необкатанное золото пошло. А забой идет под голец. Это тоже указывает, что Лиственничку нужно проверить…
Ей казалось, что все смотрели на нее с насмешкой и жалостью, пока она проходила по залу и садилась на место. Но когда, осмелев, Тоня подняла голову, то оказалось, что никто не интересуется ею.
Председатель назвал фамилию Таганашева, и Тоня даже рот приоткрыла от удивления. На сцене появился Ион.
Старик совсем не казался испуганным или взволнованным. Он положил на край столика свою трубку. В зале нельзя было курить; Ион, повидимому, все время держал трубку в руках. Негромкий голос его звучал очень внятно.
– Я старый, очень старый человек, – сказал он как бы в раздумье, и в зале сочувственно засмеялись. – Люди думают, что старый человек всегда умный. Это не так, однако. Я кое– чего неправильно понимал, ошибался…
Слушатели, явно заинтересованные, ждали. Тоня забыла о своем неудачном выступлении, о неприязненном лице отца. Она с тревогой смотрела на Иона. Что он тут исповедуется? В чем кается?
– Я считал: золото – зло, – неторопливо продолжал охотник. – От прииска подальше надо быть, я считал. Золото – это горе, это кровь… Мое дело чистое, я думал: тайга, ружье, зверь. Я что знал про золото, не хотел людям говорить. Зачем больше зла на свете делать? Я счастливый был: три раза золото находил. Только закопал его, никому не рассказывал. Я в руки брать его боялся.
По залу пошел шум:
– Вот так старик! Видали таких чудаков?
– Дак ты дальше валяй! К чему ведешь-то? – подбадривали Иона.
А старик, помолчав, как опытный актер, невозмутимо продолжал:
– Хороший человек, молодой товарищ учил меня. Много говорил про золото. Я слушать не хотел, я домой хотел уходить. Он сказал: «Ион, уважаешь меня – слушай». Я его уважал, думал: пусть скажет, слушать буду, а в голову его слова не пущу. Не день, не два он мне свое толковал, да… Те слова в мою голову стучали, зашли туда. Он сказал, что золото не для одного человека, а для всех, теперь от него не беда людям, а радость. «Разве ты не понимаешь, – он сказал, – что новый клуб, и школа, и больница – все построено на наше золото? Мы добывали золото – помогали фашистов прогнать», – он сказал. Голова моя распухла, однако. Ночь я не спал, пришел к нему, спрашиваю: что делать теперь?
Ион драматически развел руками. Зал напряженно молчал.
– Он говорит: «Сказать надо все, что тебе известно». Кому скажу? Директору, главному инженеру? Не знаю их… Может, хорошие люди, может, плохие… Разве могу угадать, что с золотом сделают?
Слушатели смеялись.
– Он говорит: «Иди на общее собрание, скажи всем». Я пришел. Слушайте. – В полной тишине Ион заканчивал свою речь. – В старой шахте, что на гольце, золото есть. Пусть меня медведь задерет – есть золото. Зять мой Илья у Петрицкого, бывшего хозяина, работал, он все знал. Умер Илья давно и перед смертью сказал мне: хозяин неправильную бумагу писал, деньги платил инженерам. Они подписали, что нет в Лиственничке золота. Все обман был, однако. Потом хозяин обвал устроил, затопил шахту – больно она богатая была. Он думал: вернется из Японии – опять свое золото найдет… Тоня правильно сказала, только кто молодую девочку слушать будет? Может, во сне то золото старики видели… А меня можно слушать. Я знаю.
Иону горячо аплодировали. Слышались возгласы:
– Вот что открывается!
– Ай да старик!
– Уразумел, значит!
– Кто ж это его разагитировал?
– Так шуметь не надо, – спокойно сказал Ион. – Зачем руками хлопать? Это не представление. Работу нужно начинать на Лиственничке. Теперь… – Он замялся. – Пошел я то золото искать, что зарыл, хотел отдать государству… Давно это было… два места не нашел. Еще искать буду – найду, однако. А третье место нашел. Вот принес вам. Смотрите.
Ион вынул из-за пазухи тряпку и, развернув ее, показал собранию крупный самородок, похожий на лепешку.
– Все видали? – спросил он. – Отдаю начальнику.
Он с поклоном положил самородок на стол.
Директор встал и крепко пожал руку старику. Потом он усадил Иона рядом с собой. Ион, выглядевший усталым после долгой речи, сказал:
– Однако, я лучше выйду на волю. Курить у вас нельзя, а я, старый человек, привык.
– Курите, пожалуйста, товарищ Таганашев, – поспешно сказал директор.
И весь зал закричал:
– Кури! Кури!
– Пусть покурит!
Кирилл Слобожанин принес трубку, забытую Ионом на столике для выступающих, и чиркнув спичкой, дал Иону закурить.
Тоня посмотрела на Павла и увидела, что лицо его радостно и по-детски ясно. Он внимательно слушал соседа – пожилого рабочего, который, видимо, рассказывал ему, что происходит в президиуме.
У Тони внезапно сильно забилось сердце, точно она узнала давно потерянного друга.
«Он тот же! Он все тот же, Павлик! – твердила она себе. – И раньше бывало так сиял, когда удавалось нужное дело… А отец не выступает…» – перебивала эти радостные мысли тревожная мысль.
Слово опять взял директор прииска.
– Выступление товарища Таганашева было совершенно неожиданным для нас, – сказал он, – но это очень удачное выступление. Кроме того, что Ион Иванович принес нам богатый подарок и сообщил интересные сведения, его радостно было слушать, потому что мы еще раз увидели, как правда советского строя побеждает самые закоренелые предрассудки и ошибки. – Он внимательно оглядел собрание. – Товарищ Таганашев говорил очень искренне и подтвердил мнение, которое давно создалось у руководства прииском относительно шахты Лиственничка.
И тут Тоня услышала голос отца.
– Разве руководство этим вопросом занималось? – крикнул с места Николай Сергеевич.
Он никогда не позволял себе прерывать выступающих, тем более директора. На этот раз, видно, не мог удержаться.
– Занималось, товарищ Кулагин, – торжественно ответил директор. – Знаю все ваши тревоги по этому поводу. Знаю и то, что вы сердитесь на инженера Каганова. Михаил Максимович – человек осторожный, он не хотел вас раньше времени обнадеживать. Ведь чтобы начать работы, нужно было убедиться в рентабельности Лиственнички. И мы предприняли тщательную проверку. Вы знаете, что самые опытные горные разведчики всегда стараются найти знающих людей, старожилов. Нити протянулись к бывшему маркшейдеру Петрицкого. Он только вчера приехал по нашему вызову. Товарищ Червинский, прошу вас…
Директор отошел, и его место занял никому не знакомый человек. Он был очень стар, тщедушен и одет в какой-то длинный, узкий пиджак. Быстрые маленькие глаза его боязливо мигали.
– Мне действительно пришлось несколько лет работать у Петрицкого, – раздался в наступившей тишине его слабый, дребезжащий голос. – Шахта Лиственничка считалась очень богатой. Перед своим отъездом на Украину я видел последние пробы. Они были… гм… вполне удовлетворительны по содержанию золота в шлихе. Уже много лет спустя я узнал, что шахта признана нерентабельной и затоплена. Помню, я был весьма удивлен…
– Подумайте, люди! – прозвучал вдруг бас тетки Матрены Филимоновой, аккуратно ходившей на все собрания. – Сколь долго шахта завалена стоит, а там, может, голимо золото![16]16
Голимо золото – сплошное золото.
[Закрыть]
– А что же вы, гражданин, столько времени об этом молчали? – возмущенно крикнул Николай Сергеевич.
– Я? – замигал глазами бывший маркшейдер. – Я живу на Украине, товарищ, отстал от этих мест… понятия не имел, что тут делается. Вот случайно в Новоградск приехал, узнал, что меня разыскивают, а то бы…
Он не договорил и стал спускаться со сцены.
– «Понятия не имел»! – проворчала Филимониха. – А кабы имел понятие, дак что ему! Голова о нашем золоте не болит!
Маркшейдер съежился на стуле около сцены, но о нем сейчас же забыли. Люди начали выступать с предложениями по всем затронутым вопросам, и наконец взял слово парторг.
Когда его высокая фигура двинулась к рампе, люди притихли. Глубоко запавшие глаза парторга оглядели зал, и неожиданно этот молчаливый человек улыбнулся чуть лукаво и дружественно.
– Ну, Виктор Степанович говорил о том, что мы предполагаем делать на Таежном, а я скажу, какие перемены произойдут во всем нашем районе.
Он рассказал, что с будущего года в строй должны вступить новые прииски: Ближний, Отвесный, Золотой Бугорок, Комсомолец. Приисковое управление Таежного будет руководить огромными работами и планировать большую программу золотодобычи. Трест выделяет для новых участков много механизмов, технических материалов и специалистов. Намечено строительство больших электрических драг, установка передвижных золотомоек и драгляйнов. Вскрыша торфов будет производиться при помощи гидравлических установок, экскаваторов и тракторных скреперов. Вскрышные работы будут вестись круглый год, в зимнее время применят взрывы.
– Вот каковы наши перспективы, товарищи. Скажу вам больше. Геологоразведочные работы, которые мы широко развернули, и вновь открытые прииски отстоят от управления, как в старину говорили – от резиденции, на пятьсот-шестьсот километров. Все эти участки получат радиосвязь с приисковым управлением, телефон, и, кроме того… – парторг прищурился, ожидая впечатления от своих слов, – трест решил выделить управлению для связи с новыми предприятиями два небольших самолета.
Вспыхнули аплодисменты. Люди в зале зашумели, радостно и возбужденно переговариваясь.
– Отсюда следует, – продолжал парторг, – что большие суммы будут отпущены нам на строительство приисковых клубов, библиотек, красных уголков, всевозможных курсов для горняцкой молодежи, стадионов…
Когда стихли новые рукоплескания, он закончил:
– Таково наше будущее. И будущее очень близкое. А сейчас вернемся к сегодняшнему дню.
Предложения обсуждались и принимались одно за другим.
Решили закончить механизацию пятой и седьмой шахт еще в этом году, непрерывно вести во всех шахтах проверку породы на твердость и смелее заменять кайлу отбойным молотком. Для изучения работы лавным способом постановили командировать на прииск Тенистый двух человек, а всю не прошедшую техминимума молодежь обязать учиться.
Тоня ждала, что решат относительно Лиственнички, и сердце у нее совсем упало, когда директор сказал, что он всегда стоял и стоит за смелые начинания, но затевать работу в этом году считает нецелесообразным.
– Вы поймите, – говорил он, нахмурив брови и делая энергичные жесты: – обязательства, взятые на себя, мы выполнить должны. Все знают, что это вовсе не просто. Дать сейчас на голец машины нет никакой возможности. Абсолютно. Не дам ничего! – сердито сказал он. – Не имею права! И люди на счету. Если создавать бригаду, ей очень тяжело придется. Зачем же мучиться? Считаю так: теперь все силы – на выполнение плана, а с будущего года займемся Лиственничной.
– Мы лопатами согласны, без всяких машин! – крикнула Тоня.
– Сверх плана! Как подарок государству к Новому году! – поддержал ее кто-то, но в волнении она не узнала голоса.
Парторг стремительно поднялся с места:
– Я считаю, что Виктор Степанович неправ. Страна наша всегда поддерживает молодежь. Это почин хороший. Пусть и нелегко ребятам придется, зато покажут, на что способны. Как думаете, товарищи?
В зале одобрительно зашумели, и директор неожиданно подобрел, засмеялся и сказал, что не хочет мешать молодежи:
– Коли не боятся, пусть начинают. Пусть и запись сейчас произведут. Над списком я потом подумаю – кого можно послать на голец, а кого нельзя.
– Перспективы наши огромны, – снова возвысил голос Трубников, – но надо учесть, что мы работаем первый послевоенный год. Сейчас конец года, время трудное, и люди у нас пока самый дефицитный материал. Много народу мы на эту работу выделить не можем, не можем дать и техники. Работа па гольце планом не предусмотрена. Значит, бригада должна взять на себя очень тяжелый труд, чтобы добиться восстановления старой шахты и произвести в ней первые пробы. Выступления товарищей Таганашева и Червинского очень убедительны, но полной уверенности все же не дают. В случае удачи мы будем добиваться немедленной механизации Лиственнички. А сейчас наша надежда – на молодежь, на ее упорство, смелость и выносливость.
Слобожанин начал запись в бригаду.
– Меня! Меня запиши! – громко крикнула Тоня, боясь, что Кирилл не услышит.
Но он быстро записал ее фамилию и сказал:
– Есть, Кулагина.
– Мохова запишите!
– И Савельева! Савельев Иннокентий!
– Блохину Зинаиду! – пронзительно крикнула Зина из середины зала.
– Эх, мне, что ли, к вам податься? В бюро – то скучно сидеть… – прошептала Тоне Стеша и, поднявшись, приставила ко рту ладони: – Кирюша, меня! Сухих моя фамилия!
– Маврина, прошу вас, – солидно сказал Санька.
Николай Сергеевич вскочил, как ужаленный осой, грозно посмотрел на Саньку и снова сел:
– Ты что, очумел? На пневматику тебя хотели поставить! Мечтал ведь об этом!
– Знатный забойщик! – послышалось отовсюду.
– А я и там знатным буду! – нахально отозвался Маврин. – Чем скорее шахту пустим, тем скорее план на перевыполнение пойдет. А перфоратор?.. Да я на Лиственничке многоперфораторное бурение вводить буду. Нужны, выходит, и там крепкие работнички.
В бригаду записались еще два брата Сухановы, Костя и Димка, худощавые, аккуратно одетые пареньки. Они запомнились Тоне еще после первого знакомства в молодежном бараке. Ребята показали себя как добросовестные крепильщики.
– Пожалуй, пока достаточно? – спросил директор.
И все закричали:
– Довольно! Пусть поработают! Потом прибавить людей можно.
– Бригадиром предлагаю выбрать Кулагину. Девушка организованная и имеет опыт комсомольской работы, – сказал Слобожанин.
– Куда? Меня? Что ты! – громко запротестовала Тоня.
Но множество рук уже поднялось в воздух, и ей шумно захлопали. Не помня себя Тоня стала писать записку Кириллу. Руководить она не сможет, у нее нет опыта, она нипочем не справится.
– Отказ Кулагиной принимать, товарищи? – улыбаясь, спросил парторг. – Ссылается на недостаток опыта.
– Нет! Нет! – кричали с мест. – Должна справиться! Такого отца дочь!
– Я хочу отметить высокую сознательность нашей молодежи, – сказал Слобожанин. – Вы все знаете, что Александр Маврин ежемесячно дает высокие показатели, заработок его все время увеличивается. Савельев давно мечтает о лавном способе проходки шахт, и мы хотели послать его на прииск Тенистый овладевать этим методом. В связи с механизацией третьей шахты он должен был вскоре стать забойщиком. Андрей Мохов увлекается механизмами, и интересы его теперь вполне удовлетворены: он работает на автопогрузчиках и передвижных транспортерах. Блохина – квалифицированный пробщик. Сухановы – хорошие крепильщики. Однако вся эта молодежь не задумываясь оставляет свое налаженное дело и идет на голец, потому что хочет помочь прииску теперь, не дожидаясь, пока опробование Лиственнички войдет в план, будет обеспечено механизмами и большим количеством людей. – Он отыскал глазами Тоню: – Что касается пробщицы Кулагиной, то она в шахте недавно. Выбирая ее бригадиром, мы оказываем Кулагиной большое доверие. Но она – зачинатель этого дела. Пожелаем бригаде успеха!
Собрание кончилось, и народ хлынул к дверям. Тоня протискалась к Заварухину:
– Павлик! Павлик! Как у тебя замечательно со стариком получилось!.. А я-то что буду делать! Как страшно!
– Тоня, я так рад! Справишься, не сомневайся, – взволнованно ответил Павел.
И Тоня, несмотря на свое смятение, вдруг почувствовала себя с ним совершенно просто и легко. Постоянное чувство напряженности и неловкости куда-то ушло.
– Ты думаешь? А Санька? Отца он слушается, а меня не будет…
– Санька меня слушается, здесь я помогу, – так же радостно отвечал Павел.
– Почему он вызвался? Как ты думаешь?
– Он любит быть на виду, но если начнет – будет работать.
– Ты не бойся, Кулагина. Во всякое время приходи советоваться, – сказал, подойдя к ним, Слобожанин. – Вам нужно будет обязательство взять. Зайдите завтра в комитет после работы, поговорим. – Он с интересом взглянул на Павла: – Слушай, я слыхал о тебе. Слобожанин Кирилл меня зовут. Старик говорит, что это ты его распропагандировал. Давай руку, будем знакомы.
По лицу Павла прошла тень. Он выпрямился и перестал улыбаться, но протянул руку Кириллу.
– Ты у меня работку не хочешь получить? – спрашивал Слобожанин, глядя на Павла так, словно только что сам его выдумал. – Вот курсы начнутся… Можешь побеседовать с ребятами о международной политике, о нашей Конституции, а?
Щеки Заварухина медленно заливал румянец.
– Своим долгом сочту, если доверишь, – тихо сказал он.
– Ясно, доверю. Ты человек здесь известный. Я приду к тебе на днях, ладно?
– Приходи, – так же тихо отозвался Павел и, достав платок, вытер лоб.
Тоня, радуясь, слушала их разговор. «Как много сегодня хорошего случилось!» – думала она.
Мимо них торопливо, не глядя на дочь, прошел Николай Сергеевич. Тоня выбежала за ним в коридор:
– Папа!
Отец замедлил шаги, но не остановился.
– Папа! Ты все слышал? Я бригадир теперь, – говорила Тоня, умоляюще глядя на отца. – В Лиственничке буду работать… Ты ведь из-за нее столько тревожился!.. Не сердись на меня больше, я тебя прошу!
– Оставь меня в покое! – жестко ответил Николай Сергеевич. – Нашла чем удивить – бригадир! Я тебя не бригадиром хотел видеть, а студенткой! А насчет того, что ты у меня работников сманиваешь, я еще с дирекцией поговорю.
Глава двенадцатая
Бригада в первый раз поднялась на голец серым, холодным утром. Порывами налетал резкий ветер. Дождя не было, но клочковатые тучи стремительно бежали по низкому небу. День вставал тусклый, словно невыспавшийся.
Накануне Тоня побывала здесь с Михаилом Максимовичем, который взял на себя общее руководство работами. Каганов внимательно осмотрел шахту, растолковал Тоне, с чего надо начинать и как работать. В тот же день вечером бригада получила инструмент, ватные брюки, куртки. Ребята выслушали множество наставлений Каганова и Слобожанина. По предложению Андрея Мохова, подписали обязательство дать к Новому году первую пробу из Лиственнички.
Сейчас, поднимаясь наверх, Тоня внимательно приглядывалась к своим товарищам. Сознают ли они, какой тяжелый труд взяли на себя? Не испугают ли их безлюдье, дальняя дорога к шахте, холод? Ей казалось, что сегодня, когда начинается работа, члены бригады должны выглядеть торжественно и сосредоточенно, как люди, решившиеся на трудный подвиг. Но никакой особенной решимости или воодушевления она в своих спутниках не видела. Не было ни плотно сжатых губ, ни горевших жаждой деятельности глаз, ни энергичной, молодцеватой осанки. Как всегда, приветлива и деловита Зина, простодушно-весела Стеша. Санька посвистывал и играл лопатой. Кенка и Андрей спорили о последней шахматной партии. А братья Сухановы были даже не в меру резвы. Они гонялись друг за другом. Костя, забежав вперед, спрятался за голым кустом, неожиданно выскочил оттуда и набросил свою куртку на голову Димки. Тоня огорчалась несолидностью их поведения, но решила пока молчать. Нужно посмотреть, каковы они будут в работе.
Дойдя до шахты, ребята присмирели.
– Невеселое местечко, – сказал Маврин. – А лесище кругом – дай боже!
Снизу донесся гудок.
– Восемь часов. Ребята, начинать!
– Сковырнем сначала эту чахлую растительность, – предложил Андрей и занес лопату, чтобы подрезать корни кривой березки, выросшей на заваленной шахте.
Но Тоня его остановила:
– Подожди, Андрюша, она, наверно, неглубоко вросла. Выкопай ее с корнями. Мы сюда, в сторонку, пересадим.
– Это зачем же? Лесу тебе мало? – удивился Маврин.
Но Тоня уже рыла ямку в стороне от шахты, на кромке леса.
Березку водрузили на новое место. Беспокойная птица кедровка громко заверещала, предупреждая лесных жителей, что пришли люди.
– Заложили, значит, питомник кривых берез? – усмехнулся Костя Суханов.
А Зина шепнула Тоне:
– Бригадир, а такими глупостями занимаешься! Посолидней надо быть.
Принялись за работу. Прежде всего надо было разобрать старый копер.
Ребята стучали топорами, ссаживая доски с ржавых гвоздей. Трухлявая обшивка легко уступала, но основа оказалась крепкой, сделанной из толстых бревен. С ними приходилось долго возиться. Девушки оттаскивали свободный лес в сторону.
– Дальше носите! – командовала Тоня. – Не загромождать площадку, чтобы лишней работы потом не было.
Идя сюда, она представляла себе, как живо они разберут копер и начнут откапывать шахту, но скоро поняла, что в один день и с копром не кончат. Это несколько омрачило ее настроение.
Андрей и Кенка работали ловко и быстро. Парни Сухановы забыли про озорство, как только взялись за дело. Старший, Костя, по временам серьезно взглядывал на Димку, как бы проверяя его. Зина спокойно и доброжелательно замечала все, что делается кругом. То и дело слышалось:
– Андрюша, у тебя топор плохо насажен.
– Стеша, аккуратней! Ватник разорвешь.
Большая, широкая в кости Стеша с такой легкостью таскала тяжелые доски, словно это были щепки. Видно, эту здоровую девушку радовало, что она дорвалась до физической работы. Рябоватые щеки ее раскраснелись, глаза заблестели.
Только Санька беспокоил Тоню. Работал он с лихостью, яростно замахивался топором и покрикивал:
– А так не хочешь? А так? Эх, раззудись плечо, размахнись рука!
Стоило Тоне взглянуть на него, как он делал испуганное лицо и начинал так нарочито стараться, что ей все время хотелось сказать: «Не дури, Маврин, будет балаганить!»
Она сдерживалась, думая, что Саньке, опытному работнику, несколько обидно стать под начало девчонки, потому он и паясничает. Привыкнет со временем – лучше не раздражать его.
Обедали все вместе. Андрей предложил соединить принесенные продукты.
– Правильно! А завхозом выберем Зину, – поддержала Тоня.
Никто не протестовал. Зина молча отобрала у ребят их запасы и принялась за дележку.
– А ведь не миновать ставить тут раскомандировку[17]17
Раскомандировка – помещение, где люди получают наряды на работу, переодеваются, едят.
[Закрыть], – сказал Санька, закуривая после еды.
