Текст книги "Увидеть лицо (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 39 страниц)

– Иди в столовую. Туда можно пройти и через коридор.

– Там еще хуже! Столько вкуснятины стоит, а взять нельзя! Что вы Жорке пообещали, что он ее так охраняет?!

– Иди отсюда! Или будешь нашинкован и запассирован!

– Демоны!

Но в конце концов все было приготовлено и расставлено, как надо, и снова вспыхнули две большие люстры, и заиграл гранями умытый хрусталь, и засияло столовое серебро, и заблестел тонкий расписной фарфор – и все торжественно, празднично, почти царственно, и мрачные лица резных идолов словно поблекли, отступили назад, как будто сочтя свое присутствие здесь неуместным. Сейчас в столовой не было ничего таинственного и зловещего, здесь были превкусные и совершенно земные запахи, и свежесть ярких овощей и фруктов, и подрумяненное мясо, и разноцветные салаты, и бесчисленные закуски, и огромная супница, водруженная на стол усилиями Жоры, из которой валил сытный пар, и скворчащие горшочки с пышными шапками из печеного теста и сыра, маленькие водки и легкое вино, и нетерпеливо исходящая пузырьками вода, и радуга сока в высоких графинах…

Сели не сразу, несколько секунд просто молча стояли и созерцали накрытый стол.

– Ну, Светка!.. – восхищенно сказал Виталий и покрутил головой. – Ну ты…

Слова неожиданно кончились, и тогда он просто воздел к потолку руки, будто пытался поднять над головой невидимый поднос.

– Точно! – произнес Олег и поволчьи щелкнул зубами, пытаясь смотреть одновременно на все, что стояло на столе.

Суетливо задвигали стульями, рассаживаясь и приглушенно переговариваясь. Светлана, уютно постукивая половником, с видом хозяйки разливала по тарелкам густой суп, в котором кувыркались маленькие куриные фрикадельки.

– Зря сразу горячее поставили – остынет, – заметила Ольга, похрустывая освеженным в микроволновке хлебом.

– Не успеет, – заверил ее Кривцов, смолотивший свою порцию буквально за несколько секунд. – Светик, а можно мне еще половничек… два, три?..

– Да ладно тебе – вон сколько всего на столе!..

– Чур, я разделываю индейку!

– А разве программисты это умеют?

– Все прочь от моего жульена! Лифман, куда ты лезешь со своей вилкой?!

– Да там еще есть! Ты еще обними его!..

– Аля, передай мне тот салат! И вон тот тоже! И вон ту штучку!

– Да у тебя все это на тарелке не поместится!

– Да передай – жалко что ли?!

– Я думал, тут только тесто, а там, оказывается, пельмешки плавают!

– Света, а что там внутри?

– Не надо тебе знать!

– Так и это мясо, и то тоже. А в чем разница?

– Сам не видишь? Одно с сыром и грибами, а другое лысое!

– Одно по-французски, а другое – по-бургундски.

– Так все равно же Франция!..

– Второе с коньяком.

– А вот это что за штука?

– Это фондю. Берешь вот так…

– А соусто из чего?!..

– Я видела, что она в кипящее пиво сыр…

– А вот это в апельсиновой шкуре тоже салат?!

– Да, флоридский.

– Прикольно!..

– Отберите кто-нибудь нож у Жоры, пока он не…

– Кому еще вина?

– Олег, не будь свиньей – все салаты к себе утянул!..

– А ты все мясо!..

– Петя, вредно есть столько икры!

– Уж чья бы корова…

– Кому водочки?..

– Колбаски еще передайте…

– Хорошо бы пива…

– Прожуй сначала!..

– Марина, блондинкам вредно есть столько креветок!

– Автослесарям тоже.

– Леха, это надо есть, а не нюхать! Ты ее покури еще!..

– Рабы желудка!..

– А сам-то!..

– Эх, хорошо!..

– Светка, удочери меня!..

Они смеялись, на какое-то время даже забыв обо всех необъяснимых загадках и предполагаемых опасностях и не обращая внимания на назойливо стучащий в оконное стекло дождь. Беззаботно звенели бокалы, глаза сияли чуть подмасленно, а лица становились все более сытыми и добродушными. Олег пытался жевать, говорить и смеяться одновременно, отчего то и дело заходился в кашле, и сидящий рядом Жора услужливо хлопал его по спине, отчего Олег чуть не вылетал из-за стола. Даже Ольга выглядела умиротворенно, и когда Петр, накладывая себе мясо, уронил кусок в тарелку и окатил жирными брызгами рукав ее серебристой блузки, всего лишь дружелюбно сказала:

– Поосторожней, криворукий!

И Петр, не менее умиротворенный, всего лишь бормотнул:

– Прощения просим.

– Теперь понимаю, почему вы так простенько оделись, девушки, – заметил Алексей, чьи поглощательные движения из жадных уже давно перешли в расслабленно-задумчивые. – А я-то вначале думал, что вы выйдете в чем-нибудь этаком!..

– Мы же сказали – что-нибудь этакое будет после ужина, в зале, – сказала Алина, накручивая на вилку целый пучок тонких кальмаровых полосок, облитых майонезом. – И основное распитие алкоголя будет там же, так что не налегай так на водку.

– А вы уже выбрали это что-нибудь? – поинтересовался Петр в перерыве между прожевыванием мяса.

– Выбратьто выбрали, а вот влезем ли мы в это что-нибудь после такого… – Кристина тоскливо обвела взглядом стол. – Столько калорий – ужас! Бедная моя фигура.

Перегнувшись, она подтянула к себе большую салатницу, тоскливо перевалила в тарелку три, с горкой, ложки оливье и так же тоскливо положила рядом парочку куриных рулетиков. С тоскливой жадностью принялась жевать. Борис усмехнулся, с аристократической изящностью разрезая мясо на маленькие кусочки.

Когда на столе не осталось практически ничего, кроме грязной посуды, и все, дожевывая и допивая, отблагодарили Светлану уже не один раз, и она, улыбаясь и кивая, встала и потянулась к одной из грязных тарелок с явным намерением заняться уборкой, сидевшая рядом Марина оттолкнула ее руку и, тоже встав, произнесла, приобняв Бережную за плечи.

– А теперь небольшой перерыв. Мы пойдем переодеваться, а вы, мальчики, пока приберите все и вымойте посуду.

– И переместите в залу десерт и алкоголь, – добавила Ольга, промакивая губы салфеткой.

– Э, а почему мы?! – тут же вскинулся Олег. – Так нечестно! Мыть посуду – это не мужское дело!

– Не беспокойся – мы никому про это не расскажем! – пропела Кристина, выпархивая из столовой. Следом вышли и остальные девушки, не слушая больше никаких протестов, и те пропали впустую. Петр сыто потянулся и оглядел длинный стол. Борис отставил тарелку и смял салфетку в пальцах. Он чувствовал себя на редкость хорошо. Светлана теперь казалась ему еще более привлекательной. Конечно, он любил Ингу, но Инга совершенно не умела готовить. В этот момент Лифман почти пожалел, что отечественный закон не предусматривает полигамию.

– Мыть посуду!.. – все еще ворчал Олег. – Здрассьте-пожалуйста!

– Да я вымою! – добродушно сказал Жора, с трудом вылезая из-за стола. – А чего такого?!

– Ну, тебе-то ничего, у тебя мама профессор.

– Я объелся! – объявил Петр, попытавшийся было встать, но тут же плюхнувшийся обратно. – Ох-х, и зачем я столько съел?!

– Мизим – для желудка незаменим! – грамофонным голосом проскрипел Олег.

– Ничего, сейчас пробежишься по лестницам – растрясешься! – обнадежил Петра Виталий, уже собиравший тарелки. – Олег, хорош прятаться за канделябрами, вылезай и работай!

– Я лучше буду осуществлять моральную поддержку! – предложил Кривцов. Виталий хмыкнул, задумчиво взвешивая стопку тарелок на ладони.

– А в ухо?

– Ладно, ладно, у тебя все одно на уме! – Олег вскочил и начал собирать длинноногие бокалы, составляя из них некий диковинный букет. – Незатейливый ты, Воробьев, как грабли! Чуть что – сразу в ухо! А поговорить?! Между прочим, насчет моральной поддержки ты зря!.. Я бы спел какие-нибудь патриотически-героические песни… хм-м… – он остановился, – типа… «Кто тебе в постели нужен – это секшн-революшен!»

– А в оба уха?

– Ладно, ладно…

* * *

Петр и Алексей, взявшие на себя обязанность «алкогольного обеспечения», отнеслись к ней, на взгляд остальных, чересчур серьезно, уставив бутылками все столики и в зале, и в гостиной. Узрев эту композицию, даже Виталий, которого уже, казалось, мало чем можно удивить, приподнял брови и произнес:

– Как сказал бы известный ведущий Михаил Леонтьев: «Однако здравствуйте!» Вы чего, народ?! Куда столько?!

– Но нас же одиннадцать, – резонно возразил Петр, задумчиволюбовно взвешивая на ладони бутылку «Джека Дэниэлса», потом задумчиво поглядел на этикетку. – Интересно, что за штука?..

– Ладно тебе, Виталя, гулять так гулять! – заметил Олег, сам слегка ошарашенный количеством бутылок. Остальные переглянулись, без труда уловив невысказанное: «Если уж экспериментировать, так на полную катушку!» – А что это за тетенька поет, Жора? Это ведь ты музончик поставил?

Жора, манипулировавший бесчисленными закусками, посмотрел на него осуждающе.

– Это Милен Фармер!.. тетенька… Французская певица. Клипы у нее совершенно обалденные, особенно исторические… а шоу какие!.. – он вздохнул – немного мечтательно. – Мне нравятся француженки.

– Француженки в любви самые специалистки, – заметил Борис, расставлявший канделябры. Петр фыркнул.

– А мне они не нравятся. Видел я их – за шваброй спрятать можно! У женщины должно быть что-то спереди и что-то сзади! Кому охота уколоться об бабу, которую обнимаешь?!

– То есть девушки евростандарт не в твоем вкусе, – сказал Олег, двумя пальцами наигрывая на «Беккере» собачий вальс. – А где же наши красотки?

Виталий, притащивший из своей комнаты гитару и бренчавший ему в такт, неопределенно пожал плечами.

– Будто не знаешь, как долго женщины собираются!.. Как ты думаешь, Кристинка нам споет? Раз утверждает, что певица…

– У нас денег не хватит, – Алексей провел ладонью по золотистой занавеске, закрывавшей нишу, и ее нити сухо шелестнули. – Странно, она утверждает, что знаменита чуть ли не в пугачевских масштабах, а вот я ее не знаю.

– Никто ее не знает. Врет, наверное! – подытожил Петр. Борис усмехнулся, зажигая свечи, потом приподнял голову, скользнув рассеянным взглядом по дверному проему, рядом с которым стоял Петр, и застыл. Пламя зажигалки тихо колыхалось в его повисшей в воздухе руке. Остальные, уловив перемену, повернули головы и на некоторое время превратились в каменные изваяния.

Музыка и ковер приглушили стук каблуков, а может они специально шли на цыпочках. Так или иначе, только что в гостиной никого не было, но теперь они стояли перед дверным проемом – все пятеро – и смотрели на них, улыбаясь немного настороженно, и в глазах их была тайна, и тепло, и отблеск того восхищения, с каким они не так давно разглядывали себя в зеркало.

– Елки! – сказало одно из каменных изваяний с некой печалью, превратившись на секунду в Олега и сразу же вернувшись в прежнее состояние.

Они входили в залу по очереди – не суетясь и не толкаясь, идя почти в такт музыке, словно демонстрируя наряды на подиуме, с поднятой головой и в ореоле абсолютного осознавания своей красоты. Этот ореол окутывал даже робкую Светлану, совершенно изменив ее, – на шахматный паркет залы ступила незнакомка с горделивой осанкой и сияющими глазами, одетая, словно исполнительница латиноамериканских танцев – черное с золотом сверкающее платье с косой юбкой, сильно открывающей правое бедро, а с левой стороны спускающееся почти до колена, с тонкими витыми бретельками из золотых нитей и золотыми шнурками, пересекавшими тонкую загорелую спину. Золотистые серьги-подвески в ушах Светланы задорно позвякивали при каждом ее шаге.

Марина выступала с величавой томностью. Ее атласное платье цвета кофе с молоком с длинной пышной юбкой и глубоким декольте придавало ей вид скучающей принцессы. Роскошные волосы, зачесанные набок, золотистыми локонами падали на обнаженное плечо и спину, чуть колыхаясь при ходьбе. В вырезе округло сияло жемчужное ожерелье из трех нитей, в ушах покачивались аметистовые серьги, и камни, по сравнению с глазами Рощиной, казались тусклыми и безжизненными.

Если Марина казалась вальяжной принцессой, то Ольга скорее была принцессой ледяной, дочерью и наследницей Снежной Королевы. Ее глаза смотрели холодно и надменно, и в походке тоже чувствовалась надменность. Черное с серебром длинное платье облегало ее фигуру, как перчатка, по талии в три ряда шли сверкающие белые камни. Высоко зачесанные волосы были сколоты серебристыми заколками, спускаясь из пучка острыми прядями, запястья охватывали несколько узорчатых серебряных браслетов, губы, покрытые светло-сиреневой, с блеском, помадой, казались замерзшими, и в стуке каблуков по паркету мерещился хруст снега.

Волосы Алины тоже были подняты наверх, но в прическу пышную, из которой спускалась одна-единственная медная прядь, лежавшая на щеке полукруглым завитком. Длинное полупрозрачное платье из темно-зеленой органзы, расшитое бисером, спадало легкими мягкими складками и словно струилось вокруг ее фигуры. Через локти был переброшен широкий шарф в тон платью. На указательном пальце сверкал золотой с зелеными камнями цветок, а длинные ажурные золотые серьги с изумрудами спускались почти до плеч. В ее походке слышался не хруст снега, а шелест сминаемой травы, присыпанное веснушками лицо казалось немного печальным, и Суханова походила на заблудившуюся юную лесную фею.

А вот облик Кристины был абсолютно земным, хотя и не менее притягательным. Ее шелковое ярко-красное платье, несмотря на свою длину, оставляло открытым для обзора довольно значительные детали телосложения. Глубокое декольте со шнуровкой на спине шло до основания ягодиц, и из него весело выглядывал вытатуированный дракон. Декольте спереди спускалось почти до пупка, и, казалось, груди вот-вот вырвутся из него на волю. Юбка была сильно раскрыта на бедрах, и Кристина казалась скорее раздетой, чем одетой. На пальцах сверкали неизменные кольца, открытая высокая шея блистала золотыми цепочками, черно-красные волосы разметались по плечам и свисали вдоль щек хищными прядями. Выражение лица походило на игривый манящий жест указательным пальцем, но в глазах этой игривости не было, и их взгляд наводил на мысль, что все не так просто, как кажется.

Они вошли в залу и встали почти правильным полукругом – разные девушки с разными взглядами, но улыбки их очень быстро стали почти одинаковыми, отличаясь лишь только степенью насмешливости.

– Отомрите! – язвительно сказала Ольга, чуть поведя головой.

Олег отмер первым. Олег печально вздохнул. Олег встал из-за рояля и загробным голосом произнес:

– Все, хана нам, мужики! Лучше б они посуду мыть остались! Лучше б я уже был в стельку пьян и беспробудно дрых! Эх!..

Он горестно махнул на них рукой и, сгорбившись, отвернулся. Виталий усмехнулся и перевел его жест:

– Мы в восхищении!

* * *

Вначале компания как-то сама собой разделилась на две группы. Девушки облюбовали себе диванчик в нише за золотистой занавесью, уставили столик фруктами, бутылками шампанского и вина и беззаботно болтали о разных пустяках, изредка поглядывая в сторону мужчин, которые, слегка ошарашенные столь парадным и величественным выходом, пока не предпринимали никаких действий. Только Петр, прихватив с собой бутылку распробованного виски сразу же присоединился к девической компании, без труда подключившись к разговору и чувствуя себя совершенно свободно – скорее всего потому, что в данный момент выпивка волновала его несравненно больше, чем женские прелести. Разговор был легким, сидеть тут было приятно, поглядывать вокруг тоже, остальное было неважно. С мужиками следовало бы поговорить о работе, о чем-то серьезном или о женщинах, а этого ему не хотелось. Ему хотелось отдыхать.

Олег, собрав вокруг себя остальных возле оружейной стены, травил скабрезные анекдоты, и вся компания то и дело разражалась оглушительным хохотом, отчего звякало оружие и бутылки на столе. То и дело кто-нибудь поглядывал в сторону ниши, завидуя Петру, расположившемуся там с такой непринужденностью, но пока никак не решаясь последовать его примеру. Только Алексей с бокалом в одной руке и дымящейся сигаретой в другой бродил из одной компании в другую, курсируя между нишей и дальним концом залы, как рейсовый катер. И там и там было занятно, поэтому он нигде не оставался насовсем, но не только поэтому, а еще потому, что ему казалось, что через какое-то время все начинают на него неприязненно поглядывать и сбавлять голос, чтобы он ничего не услышал. И чем больше он пил, тем острее становилось это чувство.

Алексей скромно пристраивался возле стеночки в нише и слушал, не пытаясь вставлять какие-то фразы в разговор.

– … на «Роман с камнем» я ходила раз четырнадцать, на обе части «Крокодила Данди» – раз двадцать, а уж на «Человека из Рио» с Бельмондо…даже не могу сказать, сколько… Начальная школа…

– А деньги-то где брала?

– Так бутылки сдавали. Молочные – молоко, кефир… Сметанные баночки, опять же…

– Молоко сорок две копейки тогда стоило…

– … а кефир был с зеленой крышечкой. А нежирный – с полосатой зеленой. А ряженка – с малиновой.

– … молоко с белой. И сметана…

– …хлеб двадцать копеек стоил…

– Такие очереди были за молоком. С утра становились. А яиц было не достать. И мяса. Вечно приходишь, а на витрине только какие-то жуткие кости вековой давности…

– …проезд – пять копеек. Во были времена!..

– …ступенька подломилась, и я с высоты третьего этажа прямо в куст ежевики и порхнула…

– Мамочки!.. Это ж как…

– …ерунда, ежевичные колючки хоть видно хорошо – удобно вытаскивать. А я вот в пионерлагере раз в заросли опунции упала. Вот это было…

– …чего тебя туда понесло?..

– … нет, из польских актеров мне больше всего Богуслав Линда нравится…

– …насчет спецэффектов я не спорю, а вот в остальном… редко какой фильм… а батальные сцены – смотришь на ихних мертвецов и так и видишь, что сейчас скажут – на сегодня хватит, они встанут и пойдут обедать…

– … не помню как называлась, в общем, сводка происшествий за сутки. Вот она и говорит: «Бомжа спасли из горящего дома, но он все-таки погиб в машине «Скорой». Типа там, в машине «Скорой» на него напали врачи со скальпелями, он мужественно отбивался, но все же…

– … я там на гастролях была, так трое из той группы всю ночь там просидели, все Белого Монаха караулили…

– …и сколько же они выпили?..

– …между прочим, зря смеешься. Привидения – это доказанное…

Часть 3
ПРИНЦИП ТАРАНТУЛА

Они снова сидели в гостиной, но теперь совсем не так, как час назад – все-го лишь час, который теперь походил на огромную пропасть, разделявшую два совершенно разных мира. Жевали, исподтишка следили друг за другом, то и дело кто-нибудь выглядывал в окно или напряженно прислушивался. По телевизору шел фильм «Прогулки с динозаврами». Звук был выключен. Жора мерил шагами комнату, иногда останавливаясь и поглядывая то в окно, то на часы.

– Слушай, перестань ты мельтешить! – раздраженно сказала, наконец, Ольга. – Уже голова кружится!

– Мне так лучше думается, – пояснил Вершинин, потом взглянул на открытую дверь залы. Там, за столиком сидел Борис, согнувшись и уронив голову на руки. Часы-собор, деловито отсчитывавшие время, теперь стояли не на полке, а на столе, перед ним. – Зря ты так с ним, Олег. Он совсем сломался.

– Ничего не зря! – упрямо возразил специалист по транспорту, старательно пережевывавший кусок колбасы. – Ему полезно!

– Из тебя психолог, как из навоза пуля! – заметила Марина. Олег глянул на нее свирепо.

– Зато из тебя офигенный! Чудно сидим – все друг за другом следят!

– Целее будем!

– Ладно вам, дом закрыт, бизнесмен заперт! Можно хоть чуть-чуть расслабиться, – Петр потянулся к бутылке с водкой, чтобы налить себе очередную порцию, но сидевший рядом Виталий вдруг выхватил у него бутылку.

– Мы решили, что можно выпить, а не напиваться! – рявкнул он и с размаху шваркнул бутылку о стену и та разлетелась в брызгах осколков, оставив на обоях большое мокрое пятно. В комнате резко запахло спиртом. Кристина ахнула.

– Ты что – офонарел?! – взвился Петр.

– Что со Светкой случилось – видел?! Хочешь стать таким же?!

– Да не психуй ты, – устало сказал Олег. – Тебя ведь никто не заставлял брать на себя ответственность за нас.

– Но я взял! – Виталий воткнул сигарету в пепельницу так, что полетели искры. – Мне следовало… – он повернулся к Алине. – Ты правильно тогда сказала! Мне следовало поразмыслить, чем все это может закончиться. Ты говорила, что мы не придаем происходящему особого значения. А может, это твой способ заставить нас осознать, насколько все это важно?! Тебя ведь не устраивало, что все только и делают, что жрут, пьют и трахаются, разве ты не это говорила, моралистка?!

Алина, расширив глаза, начала медленно вырастать из кресла, но Олег дернул ее за руку, и она плюхнулась обратно.

– Тихо, тихо, Аля! Он не подумав брякнул!

– Как раз очень даже подумав!

Виталий откинулся на спинку плетеного диванчика и поднял в воздух раскрытые ладони.

– Прости. У меня уже крыша едет.

– Мы это заметили! – язвительно сказал Петр и Кривцов тотчас же показал ему кулак.

– А ты заткнись, алкоголик!

– Дурдом! – прошептала Кристина и, потянувшись, налила себе немного томатного сока, потом откинулась обратно на спинку дивана. При этом ее распущенные волосы задели голую руку Марины, и та, ахнув, передернулась, словно от электрического разряда, и все тотчас вздрогнули, и взгляды метнулись в ее сторону.

– Ты чего? – испуганно спросила Логвинова. Марина раздраженнооблегченно дернула рукой.

– Это ты… Мне показалось, паук ползает.

– Да откуда тут пауки?! – Олег иронически пожал плечами. – Да и лучше уж пауки, чем…

– Я их боюсь до ужаса!..

– Глаза, – негромко произнесла Ольга, задумчиво щурясь на тлеющий кончик своей сигареты. – Он завязал ей глаза… Зачем? Это что-то символизирует?

– А то, что он ее подвесил, тоже что-то символизирует? – Олег смял в кулаке пустую пачку из-под сигарет и бросил ее на стол. – Жорка! Может ты и по прикладной маньякологии что-нибудь читал?

– Нет, – буркнул Жора, продолжая бесшумно бродить по комнате, словно очень большое привидение.

– Может, это какая-то загадка? Как в разных триллерах, помните? – предположила Кристина. – Маньяки любят всякие загадки загадывать, иногда да-же из подсознательного желания быть пойманными…

– Вот, кто-то и насмотрелся разных триллеров! – зло сказал Жора. – Так, что башня капитально покосилась!

Виталий, уставившись в потолок, произнес:

– Ее убили на кухне, отнесли в коридор, а на кухне тщательно убрали. По-чему?

– Чтобы мы не поняли, где ее убили, – отозвался Жора, останавливаясь.

– Да. Но почему? Он ведь не пытался ее спрятать, наоборот – вывесил напоказ!

– Знаешь, у него ведь мог быть насчет нее какой-то план… Может, он хотел убить ее как раз в холле, а пришлось на кухне. Это плану не соответствовало… Может она не вовремя туда зашла?

– И увидела что-то.

– Или кого-то.

– Или кого-то, делающего что-то, – вмешался Олег. – Может, даже, кого-то знакомого. Кого-то из нас.

– Блин! – негодующе сказала Кристина и, резко откинувшись, стукнулась затылком о спинку кресла. Виталий рассеянно посмотрел на нее.

– Возможно, он и не собирался убивать именно ее. Может, он вообще не собирался убивать…

– Тогда бы он ее постарался спрятать, – возразил Жора. – Нет, мне кажется, он все хорошо продумал… просто с местом убийства вышла осечка.

– Но мы хорошо осмотрели кухню и не нашли там ничего необычного, – Виталий нахмурился. – Почему было важно не привлекать к ней наше внимание.

– А может все как раз наоборот? Как с разбросанными уликами? – Жора почесал нос. – Обратная логика. Думайте то, что нужно думать о том, чего не нужно думать.

– Ну ты загнул! – в голосе Петра, старательно протиравшего циферблат своих наручных часов, послышалось уважение. – На кухне убрали, потому что хотели, чтоб мы знали, что там убрали? Так что ли?

– Она боялась темноты, – Алина уткнулась подбородком в переплетенные пальцы. – Помните, как она закричала, когда Ольга выключила свет. И в ее комнате… я видела очень много ламп… Она мне говорила, что именно поэтому ей так нравится эта комната. Она боялась темноты… и он завязал ей глаза.

– А может, он просто не хотел, чтобы она смотрела на него? – Жора пожал плечами. – У маньяков столько разных бзиков!

– Она боялась темноты и в этом была ее слабость, – Алина взглянула в сторону залы, на безмолвную фигуру Бориса. – И ей очень нравилось готовить. Нравилась эта кухня. Она была без ума от нее. Она мне сама говорила.

– Слабость и пристрастие… – задумчиво произнес Жора. – В этом что-то есть. А как же наши вещи? Твое платье, мой ремень, его игрушка?.. – его лицо вдруг исказилось судорогой. – Хотя, насчет ремня… мне кажется, я кое-что понимаю!

– Так скажи! – потребовала Ольга, выпрямляясь. Вершинин посмотрел на нее с неожиданной злостью.

– Я скажу, если и остальные скажут!

– Что? – притворно-непонимающе спросила она. Виталий улыбнулся, но улыбка была холодной.

– Брось дурака валять! Ты понимаешь, о чем речь! Все понимают! Ведь каждый из нас нашел в своей комнате какую-то часть своего прошлого. Какую-то очень нехорошую его часть!

– Я ничего не находила!

– Врешь! – отрезал Олег. – Все нашли! Это совершенно отчетливо видно по вашим физиономиям!

– Почему бы нам не принести сюда эти вещички и не поговорить по душам?! – Виталий встал, заметив как при его словах сжалась в кресле Алина. Какие же страшные тайны могут быть у нее? Он ведь не думал на самом деле того, что сказал о ней недавно. Просто вырвалось… А может, он не так уж неправ?

– Ничего я нести не собираюсь! – зло сказала Ольга. Виталий пристально посмотрел на нее и открыл рот, явно собираясь сказать нечто, не слишком приятное для ее ушей, но Олег опередил его.

– Глупая, может, это даст нам возможность выжить! Если мы поймем, что к чему!

Ольга резко вскинула на него глаза.

– Считаешь, мы тут все смертники?!

– Так чего вы – дом же заперт! – удивленно сказал Петр, но от него отмахнулись, как от назойливой мухи, и тогда он обиженно добавил: – Ну, мнето нечего нести, вы ее видели. Игрушка, которую вы на кухне сами и бросили. Впрочем, – он неохотно встал, – лучшека я ее заберу. Хоть что-то… Жена когда-то подарила… – Петр осекся и замолчал.

– Моя вещь на улице, но я за ней не пойду.

Все обернулись – Борис стоял в дверях залы, глядя на остальных потухшими глазами. Весь лоск, вся элегантность слетели с него, и он выглядел совершенно больным и разбитым.

– Кукла! – вырвалось у Алины. Борис кивнул, криво улыбнувшись.

– Ты умная, – равнодушно сказал он. – Если убивает кто-то из нас, то он должен был начать с тебя, а не со Светы. Можешь поломать ему все. Если только не ты это делаешь…

– Что за кукла? – нетерпеливо спросила Марина.

– Моей младшей сестры, – Борис устремил невидящий взгляд в окно. – Наташки. У нее был церебральный паралич… с рождения. Спастическая диплегия. Она была умственно отсталой. Она была кошмарной. Я ее ненавидел. Меня никуда не пускали из-за нее, я все время должен был за ней присматривать… мыть… Наши в футбол играли, в кино шли… а я должен был… Толь-ко на бальные танцы без разговоров отпускали… может потому я так хорошо научился танцевать… потому что ее там не было… Она умерла, когда ей было двенадцать, – он слабо улыбнулся. – Иногда я думаю – уж не потому ли она умерла, что я так ее ненавидел? Когда ее похоронили, я, наверное, был самым счастливым человеком в мире… Странно, что она оказалась именно здесь. Будто ждала меня. Знала, что я приеду.

– Ты уверен, что это именно та кукла? – негромко произнес Жора. Борис вяло кивнул.

– Я знаю это. Аена – так она ее называла. Я выбросил ее на улицу. Но я не пойду за ней. Не пойду, – взгляд Бориса переместился от окна на Ольгу, и теперь в нем был странный призрачный укор. – А шабли сухое вино. Сухое.

Он повернулся и старческой шаркающей походкой направился обратно к столику.

– По-моему, он спятил, – с опаской прошептала Ольга и выразительно посмотрела на Олега. Тот чуть покраснел и отвел глаза.

– По крайней мере, во всей этой ситуации теперь появилась хоть какая-то ясность, – мрачно бросил Виталий, направляясь к двери. – Мы все здесь точно не из-за выкупа.

– Приятно, когда вокруг такие оптимисты, – кисло ответил Олег.

Борис тем временем опустился на стул, и снова уронил голову на руки, слушая успокаивающее тиканье часов. Разговоры в гостиной долетали до него словно сквозь вату, и вата эта становилась все толще. Кто-то вошел в зал, потом кто-то еще, его о чем-то спросили, но Борис не услышал. Он пытался думать об Инге, представлять ее, но вместо ее хорошенького личика все время выплывало распухшее мертвое лицо Бережной, ее кожа, покрытая темными пятнами, вывалившийся язык. Словно наяву он ощущал запах, и пальцы снова и снова чувствовали ледяное прикосновение. Совсем недавно такая красивая, разгоряченная, смущающаяся, пахнущая ландышем… а теперь мертвое мясо. Холодное мертвое мясо. Его пустой желудок то и дело содрогался в бесполезных рвотных спазмах. Больше всего на свете Лифману сейчас хотелось заснуть, но спать было страшно. Он чувствовал себя очень старым. Старым и совсем больным. Больным стариком, которого никто нигде не ждет.

Но ведь это было не так! Его ждала Инга, ждала «Дилия», ждало прекрасное обеспеченное будущее. Жизнь сложилась именно так, как он хотел, именно так, как он всегда мечтал… так почему же теперь все кажется таким далеким, призрачным и чужим?

Не открывая глаз, Борис наощупь потрогал золотого крокодила на своем пальце и вяло улыбнулся. Все было хорошо. Только из гостиной очень уж сильно тянуло сигаретным дымом. Отвратительный запах! Внезапно ему пришло в голову, что когда вернется, обязательно введет для сотрудников «Дилии» новый штраф – за курение на территории предприятия. Давно было пора, а то продымили все стены и во дворе вечно не продохнуть!

Часы продолжали тикать, и он слушал их, словно голос доброго друга, негромко бормоча в столешницу.

 
Не возвращайся в эту тьму,
В пещеры, в душные леса,
Где смерть вонзит тебе в лицо
Свои бессонные глаза…
 

* * *

Потирая нос, Кристина откинулась на спинку кресла, глубоко вздохнула, потом оттолкнулась от пола босыми ногами, и комната поплыла вокруг нее. Она закрыла глаза, чувствуя, как постепенно приходит в себя. Теперь все казалось правильным, даже необходимым, и правильнее всего была эта комната, и этот замок на двери, который она заперла за собой. Здесь было безопасно – намного безопасней, чем внизу, намного безопасней, чем с остальными. Правильнее всего было бы вообще не открывать эту дверь, пока не появится хоть какая-то определенность. Камням в ее кольцах было неспокойно, они чувствовали опасность, особенно сине-зеленый аквамарин – он прямотаки сходил с ума. Но в комнате было безопасно – она ведь так тщательно ее защитила, и круг был нетронут.

Она кружилась с закрытыми глазами и думала. Гипнотизеры? Нет, пожалуй. Уж точно не люди. Люди такого не сделают. В ком-то здесь поселился демон, в ком-то здесь поселилась тьма… а может, тьма поселилась и во всем доме. Свету принесли в жертву, это же очевидно… ее убили рядом со столовой – той самой столовой, в которой так недобро смотрят деревянные идолы… А может, ее наказали. Это ведь она приготовила и завтрак, и ужин и накрыла их в столовой. Это она нарушила покой злых богов, особенно Чернобога – повелителя безумия и смерти!