Текст книги "Хищная книга"
Автор книги: Мариус Брилл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 37 страниц)
– Тони! Тони! – но ответа не было.
– Миранда! – ответный крик, нет, это Фердинанд. – Миранда!
Она выбежала из дому, повернулась и посмотрела на крышу. Фердинанд стоял на парапете, показывая рукой вниз по склону холма:
– Он внизу, пошел на причал.
Миранда устремилась вниз к заливу по пыльной тропе между деревьями. Когда она подбежала к причалу, Тони на дальнем его конце уже что-то кричал лениво загорающему пилоту. На бегу Миранда увидела, что пилот натянул свои шорты и залез в кабину гидросамолета. Тони последовал за ним. Когда он закрывал дверцу, Миранда вцепилась в рукоятку.
– Мне очень жаль, – сказала она. – Очень! – Она постаралась перевести дух. – У меня никогда не было к тебе таких чувств.
Тони смотрел прямо перед собой.
– Поехали, заводи моторы.
– Тони, не надо, не уходи, я все равно хочу, чтобы мы, – сама поражаясь банальности и неубедительности своего предложения, – остались друзьями.
Моторы загудели. К причалу быстро приближался Фердинанд.
– Тони, пожалуйста, давай все обсудим. – Миранда крепко сжимала ручку.
– Отпусти, – сказал Тони. – Отпусти ее.
– Нет, – возразила она. – Не пущу, пока мы с тобой не поговорим.
– Миранда, здесь не о чем говорить, ты получила то, что хотела, – он показал на подошедшего Фердинанда. – А теперь отпусти.
Фердинанд всунул голову в кабину:
– Тони, вам нельзя лететь, они подумают, что вы спасаете меня.
– Они? Кто это они? – Миранда посмотрела на Фердинанда.
– Вы и не собирались просто так уехать, да? – вприщур поглядел на Фердинанда Тони.
– Я вас понимаю, – ответил Фердинанд, – и мне очень жаль, я просто думал, что это может вас задеть.
– Кто такие они? – настаивала Миранда.
– Отпусти, Миранда, все кончено.
– Кто такие они?
– Военный корабль, стоит там на якоре, – Тони махнул рукой на запад.
– Что? Там стоит проклятый корабль, и никто и не подумал сказать об этом мне?
– Тони, они собьют вас, вы даже развернуться не успеете.
– Поехали, – приказал Тони пилоту.
У Миранды чуть истерика не началась.
– Нет, Тони, не надо, не надо так из-за этого…
– Вперед, – твердо сказал Тони.
Моторы взревели, так что поплавки затряслись в воде. Самолет тронулся, и Фердинанд отцепил пальцы Миранды от ручки. Словно освободившись, самолет рванулся, набирая на водной глади скорость и прорезая ровную прямую дорожку через ясное отражение гор. И вот он взлетел. Они вдвоем молча смотрели с причала, как он забирался в небо, разворачиваясь при этом на восток, прочь от линкора. Вот самолет поднялся уже высоко, вышел из виража, направился на восток и к югу. Им пришлось козырьками приставить ладони над глазами, чтобы проследить его путь в солнечном небе. Потом самолет вдруг начал рыскать, повернул назад на северо-запад и устремился в пикировании прямо к горловине залива.
В тщетной попытке преодолеть суровые акустические законы ослабления звука Фердинанд закричал в небо:
– Нет, нет, не туда, разворачивайтесь обратно!
Пикирование продолжалось. И тут из-за гористого мыса ударила молния, огонь стремительно понесся к гидроплану. Им оставалось только безмолвно, с растущим ужасом смотреть, как он настиг цель, и в ясном небе вспыхнул ослепительный шар. На мгновение все словно бы зависло в воздухе, потом к земле потянулись полосы черного дыма. Миранда смотрела, открыв рот и онемев. Обломки самолета со свистом попадали в залив, разбив его зеркальную поверхность и взгорбив ее волнами. Потом волны стихли, превратившись в морщинки, морщинки разгладились, и ничего, ничего не осталось.
– Смотри, смотри, – сказал Фердинанд, глядя в другую сторону. Далеко на юго-востоке колыхался купол одинокого парашюта. Достав бинокль, Фердинанд навел его туда. Пилот гидроплана за стропы разворачивал парашют вглубь суши.
– Гадство, – сказал Фердинанд. – Вот же гадство.
* * *
Моя первая смерть. Да, на «сикораксах», наверное, были пилоты, но это первая смерть моего персонажа, человека, которого я знал. Это, что ни говори, потрясение. Некая крайность. Все так хорошо начиналось, как тихая городская мелодрама, и вот ставки поднялись настолько высоко, что, по-моему, это было неизбежно, вопрос только времени. И все же такой славный парень.
* * *
Линкор весь день оставался неподвижен. Изредка взлетали и садились вертолеты. Подошло еще одно британское судно, потом и третье, встали на якорь, загораживая выход из залива. Ждали. Сербские гвардейцы Тони получили плату до конца месяца, поэтому до тех пор они были рады подчиняться Фердинанду. Но теперь, после гибели Тони и самолета, представлялось, что шансов выбраться отсюда живыми меньше, чем страниц в учебнике политшпионажа.
Несмотря на старания Фердинанда, Миранда все как-то не могла отойти от потрясения. Она запиралась в комнате и подолгу плакала, а потом, когда слезы кончались, смотрела в стену. Она заказывала горы шоколада, который неизменно попадал в унитаз после краткого визита в верхнюю часть ее желудка. Она постоянно прокручивала в голове вопросы, на которые находила миллион разных ответов.
Фердинанд предавался раздумьям. Он сидел за компьютером Тони, глядя на выдаваемые программой «ВСЕ 1.1» картинки, казалось бы, продолжая дело Тони, но без должной сосредоточенности. Вопросы, возникшие пару недель назад, тогда несли с собой такое освобождение, такое раскрепощение, а теперь захватили власть над ним, сковывали его ум. Он забыл о линкоре и ожидании нападения, он просто сидел и поражался, как далеко его любовь, это его чувство, смогло завести его. Он не стал убивать Миранду, потому что она была невинной, но теперь умер другой невинный человек. Он попытался оправдать эту смерть, напоминая себе, что Тони был мошенником, хакером, но это не помогало, суть в итоге оставалась та же – Тони получил пулю, предназначенную для него. Он не должен был умирать. А ради любви? Действительно ли люди умирают ради любви? Сам бы он умер? Миранда сказала, что не сможет, но сначала она говорила, что умрет. А он сможет? Это и составляет истинную любовь? Как любили те, кто жили долго и счастливо и умерли в один день? Они уже не любили? А может быть, медленное умирание самой любви из-за порожденного привычкой презрения еще хуже? Может быть, лучше умереть, пока не умерла любовь.
Он читал меня, это было прекрасно, но я чувствовала, что нужна ему только чтобы отвлечься; ведь он ознакомился с одним из моих клонов еще давным-давно, я была не слишком интересным повтором. И все, что он мог извлечь из меня – то, что он любит, как бы это ни называлось, для чего бы это ни понадобилось, к чему бы это ни вело, и будет любить, и либо любовь сгорит и умрет, либо он сам. А пока он знал, что отныне составляет его сущность, что определяет каждую его мысль – это любовь. Миранда.
* * *
На следующее утро Фердинанд перечитывал меня, когда пришло сообщение с наблюдательного пункта. Он закрыл меня, взял свой бинокль, и мы поднялись к двери Миранды. Он постучал.
– Миранда, – ласково позвал он через дверь. Последовало долгое молчание.
– Что? – в конце концов раздался хриплый со сна, приглушенный, будто бы в подушку, ответ.
– У меня новости, ты должна это увидеть.
– А это не может подождать?
– Нет. Нет, это действительно очень важно.
Миранда открыла дверь. Осмотрела Фердинанда. У него не выросли дьявольские рожки; он не выглядел как соучастник убийства. С рук его не капала кровь. На лице тоже не было потеков размытого слезами макияжа. Кожа не пошла пятнами от безысходного отчаяния. Вид у него был немного усталый, но без покрасневших глаз и без мешков под ними.
– Заходи. – Тут она увидела у него в руках меня. – Только избавься от этой проклятой книги.
От меня, да что я такого сделало? Она видела от меня только хорошее. С меня началось это преображение ее жизни, я практически без посторонней помощи нашел для нее высокого темноволосого симпатичного незнакомца, о котором она всю жизнь мечтала, я спокойно принял ее равнодушие ко мне и отстал от нее, а теперь ей хватает наглости говорить, чтобы меня выбросили, и это после всего, через что мы прошли вместе. О, женщины, о, неблагодарность, нет, ну что это за гнусная читательница такая? Вот дура!
Она утопала назад к своей кровати:
– Это из-за нее и начались все неприятности. – Фердинанд вошел в комнату вместе со мною. – Если бы не эта книга, Тони был бы жив, нам не надо было бы никуда бежать, народ Пеллестрины не лишился бы своего кафе, а у приятеля Мерсии могли бы остаться на месте все его руки-ноги, и, и, и… – Она плюхнулась на кровать.
– И мы бы никогда не встретились, – докончил Фердинанд.
– Но разве можем мы любить, если знаем, что для кого-то это обернется несчастьем?
– Кто сказал, что любовь не эгоистична?
Фердинанд обхватил ее руками и прижимал к своей груди, пока к ней не вернулись слезы.
– Мы оба убили его. Милый, безобидный Тони.
Фердинанд кивнул:
– Как бы то ни было, здесь мы живая мишень, и мы только что получили наш билет на эвакуацию.
– Как это?
Фердинанд показал ей электронное письмо, которое принес Тони, от своих [email protected]: «USS [64]64
Корабль США.
[Закрыть]„Starbucks“ прибыл и стоит на якоре за мысом».
– Они ждут нас. Если мы сможем отсюда выбраться, то все, дело сделано.
– Сделано. Поплывем в Америку?
Фердинанд кивнул.
– Но?
– Но мы должны, чтобы попасть на место, пробраться мимо британских кораблей, а учитывая, что они сделали с Тони, не думаю, чтобы они салютовали нам. Кстати, есть еще одна новость с наблюдательного пункта. В залив входит моторная лодка с одного из британских судов, вероятно, там официальные парламентеры, они предъявят нам ультиматум, чтобы мы сдавались. Не исключено, что мы сумеем что-то сделать, скажем, взять их в заложники. – Фердинанд протянул Миранде свой бинокль. Она вскочила и выглянула в окно. В самом деле, через залив к их причалу направлялась лодка. Миранде хорошо был виден белый костюм морского офицера, сидевшего на руле.
– Выглядит совершенно безобидно, – заметила она. Затем навела бинокль на одного из пассажиров, это оказалась женщина.
– Боже! – воскликнула Миранда. – Просто поверить не могу. Это же Мерсия!
Фердинанд подскочил к окну, и она отдала ему бинокль.
– Она самая, – сказал Фердинанд. – И с ней там Флирт, и Ляпис, и Барри, и, Бог мой, это же… – Он опустил бинокль, чтобы объявить Миранде, кто же там еще, но она уже исчезла, сбежала по лестнице в одном халатике и кинулась к входной двери.
32
Любовь сделала свое дело
ПОСЛЕДНЯЯ ГЛАВА, НЕУЖЕЛИ ВЫ НЕ ЧУВСТВУЕТЕ? ВСЕ самое главное произойдет здесь. Мои персонажи собрались в одном месте, так что история каждого сможет найти надлежащее завершение. А это уже интереснее, чем в реальной жизни. Но ведь не исключено, что именно поэтому до сих пор и любят книги, выдуманные истории. Они кончаются, и обычно к концу все сюжетные линии сходятся, что гораздо приятнее, чем наоборот. Но ведь у нас все происходило на самом деле, и только моя книжная природа подталкивает меня к ясной и определенной развязке. И хотя жизнь персонажей вполне может продолжаться дальше, за пределы этих последних нескольких страниц, я, как книга, как и всякий художник, знаю, когда остановиться. Впрочем, воображение не останавливается никогда. Что-то я без меры расчувствовался и даже не рассказал вам, что было дальше. Но впереди у нас осталось так мало, и где-то на краешке сознания у вас, я уверен, уже теплится мысль, что все будет кончено, и очень скоро.
* * *
Протолкавшись через ряды сербских солдат, стоявших у причала с автоматами наизготовку, Миранда подбежала к Мерсии и обняла ее.
– Слава богу, ты цела!
Она улыбнулась Флирту, фыркнула на Троцкого и Барри, помогла старичку с каркасом Циммера выбраться на причал. Фердинанд поднял электрическое инвалидное кресло и водрузил в него Флирта. Морской офицер отдал честь Фердинанду, а Перегноуз почему-то отдал в ответ честь офицеру. Затем повернулся к Фердинанду:
– Я прибыл, чтобы…
– Позже, – сказал Фердинанд. – Почему бы нам не пройти в дом, освежиться, чего-нибудь выпить, а уж потом вы мне сможете подробно рассказать, для чего вы прибыли.
Перегноуз глянул на сербских солдат с их автоматами и решил, что торопить события не стоит. Все общество направилось к дому, а сербская гвардия осталась с подозрением смотреть на морского офицера, пока тот не отвязал свою лодку и не отчалил восвояси, через весь залив к его горловине.
Пока гости шли по тропке через лес, где мирно ворковали голуби, Миранда, взяв Мерсию за руку, поспешила вперед, показывать дорогу. Фердинанд молча шел рядом с Перегноузом, подталкивая коляску Флирта. Барри помогал преодолеть крутой уклон старичку, не перестававшему подпевать в такт мелодии из плеера:
– Позови меня в забой,
Я приду сквозь злые ночи…
Миранда, словно хозяйка поместья, принимающая гостей на загородном уикенде, стояла у входа в холле и отводила каждому соответствующую комнату.
– Обед, – объявила она, – будет через час. Мы все соберемся за столом, и послушаем, что имеет сообщить нам Троцкий.
– Троцкий? – ощетинился Перегноуз. – Я, мать вашу, официальный представитель британского правительства и вооруженных сил, вы не имеете права называть меня Троцким.
– Вы, кроме этого, пытались убить меня, и я имею право называть вас любым гадским именем, каким захочу, – ответила Миранда.
По большому холлу прошел общий одобрительный шепоток. Перегноуз возмущенно удалился.
– Увидимся за обедом. Пойдем, Барри.
Барри поспешил вслед за ним по лестнице. На полпути он остановился и обернулся к присутствующим.
– Не будьте к нему слишком строги, – сказал он. – Последние несколько дней мы провели в вертолетах и на кораблях, а он плохо переносит качку.
И скрылся за углом лестничной клетки, догоняя Перегноуза.
* * *
Миранда привела Мерсию к себе в комнату. Мерсия сразу взвизгнула и вскочила на кровать, принялась прыгать на ней, ударяя макушкой в тяжелый балдахин на четырех столбиках.
– Это классно!
– Мерсия?
– Да?
– Тони погиб.
– Тони? Тони Изсоседей? Ты о нем говоришь? – Миранда кивнула. – Нет, я видела его пару недель назад, там, в Лондоне.
– Это его дом.
– Это дом Тони?
Миранда опять кивнула.
– Мы говорим об одном и том же человеке? О бедолаге, который жил на одном этаже с тобой?
Миранда кивнула еще раз.
– Это все его?
– Было.
– Ты знала, что у него такие средства?
– Нет. Я ничего этого не знала, но он забрал нас с Пеллестрины, а вчера взлетел на своем самолете, а на корабле подумали, что это Фердинанд, и сбили его, и теперь он мертв.
– Вау. Вот жалость-то. Еще один тип скопытился, – ответила Мерсия.
– А ты как?
– Ну, накушались мы досыта, и они оттяпали моему бойфренду еще одну ногу, и там было полно, просто тучи, моряков, чтобы их доводить. И ничто этих амбалов, у которых руки-ноги и прочие причиндалы ходуном ходят, так не достает, как мысль, что я – не с ними, а с безруким и безногим мужиком. Такая несправедливость их с ума сводит. Жаль, что я не придумала это раньше, он – самый эффективный мужчиновыводитель. Он идеален. У нас с ним все наладилось. Я вроде бы начала понимать, как можно жить с мужчиной, если только пройдешь через ужасы первой недели. Это классно.
Мерсия села рядом с Мирандой и обняла подругу.
И так они достигли полного взаимопонимания. Миранда поняла, как Флирт может быть для Мерсии идеальным мужчиной, – как олицетворение неполноценности мужского пола. Мерсия узнала о планах Миранды переехать с Фердинандом в Америку. Они поклялись, что бы ни случилось, никогда не забывать друг о друге, в жизни и даже в смерти. Подруги навсегда.
* * *
Обед был простой, из трех блюд, в духе местных традиций – капуста в разных ее ипостасях. Собственно, коль скоро ради этого император Диоклетиан решил оставить Рим [65]65
По преданию, на предложение вернуться в Рим Диоклетиан сослался на лично посаженную им капусту.
[Закрыть]и сказал, что империя прирастать будет Югославией, то было бы удивительно, если бы местные жители почти за два тысячелетия ухитрились не найти множество способов замаскировать излюбленный овощ под удобоваримую пищу для нескончаемой череды несъедобных школьных обедов. Местных жителей и тогда не радовало, что чужаки приходят и как дома устраиваются на их земле, не радует и сейчас. Обед был подан с обычным презрением, которое славяне испытывают к своим работодателям. По крайней мере, им хватает гордости плюнуть в блюдо, прежде чем его подавать.
Перегноуз, пока все рассаживались, положил на стол большую морскую рацию. Он остался стоять во главе стола, озирая всех по очереди, перехватывая взгляды, и когда наконец добился общего внимания, сказал:
– Мы уже потеряли достаточно много времени. Ультра ван Дик, думаю, вы знаете, для чего я здесь. – Вот оно и пришло, его мгновенье торжества, застольный гамбит в духе Ле Карре.
Все повернулись посмотреть на Фердинанда на другом конце стола, все, кроме старика, который подпевая своему плееру, кивая в такт.
Фердинанд пожал плечами.
– Я уполномочен вести переговоры о вашей сдаче. – И все опять посмотрели на Перегноуза, словно это был теннисный матч.
– Серьезно? – спросил Фердинанд. – Тогда почему для этого прислали вас?
– Кому капусты? – предложила Миранда.
– Потому что, в отличие от некоторых, они уважают мой авторитет, ценят мои дипломатические способности. Я знаю вас лучше, чем они, – Перегноуз показал на Мерсию и Флирта. – Мы привезли сюда друзей Червонного интереса в качестве жеста доброй воли, чтобы показать, что они живы-здоровы, в качестве мирной жертвы [66]66
Исх. 20:24
[Закрыть].
– Мирной жертвы? – переспросил Фердинанд. – С каких это пор британские вооруженные силы приносят мирные жертвы?
– Как бы то ни было, вы можете убедиться, что с ними все в порядке.
Фердинанд показал на Флирта:
– У него осталась только одна конечность.
– Он жив. И ездит на прекрасном электрическом кресле.
– Цезарев салат?
– Видеть живым и здоровым мне удивительно не его, а вас, Перегноуз.
Перегноуз сердито глянул поверх своих проволочных очков:
– Не зовите меня Перегноузом, – прошипел он. – Я Ляпис Лазурь.
– Излагайте уж требования.
– Вам дан срок до половины тре… я хочу сказать, до четырнадцати тридцати. В это время придет катер, чтобы забрать нас. Если вы сядете на него, вы не будете уничтожены вместе со всем этим поместьем. Если нет, что ж, да смилуются над вами небеса. Нет, мерси.
– Что? – спросила Мерсия.
– Нет, я просто говорю, что не хочу цезарев салат без шпротов. Вот, если хотите.
– И вам мерси, – сказала Мерсия.
Перегноуз плюхнулся на свой стул, и Барри утешающе погладил его по руке.
– А что нам мешает просто уйти отсюда?
– Вы по всему периметру окружены спецназом сербской полиции, – улыбнулся Перегноуз. – Сюда нацелены наши крылатые ракеты. Выбраться отсюда живыми можно только на том катере.
– Что ж, вы довольно храбрый человек, надо отдать вам должное, – сказал Фердинанд, с хрустом прожевав квашеную капусту.
Перегноуз занервничал:
– Почему это?
– Сидеть здесь, когда вы знаете, что вся эта огневая мощь нацелена сюда, на нас с вами.
Перегноуз глянул в окно на залив, и на лбу его выступили капли пота. Он вытер его салфеткой.
– Салат под майонезом?
– И еще, – небрежно сказал Фердинанд, приберегая лучшее под конец, – вы объяснили, почему здесь эти двое, – он показал на Мерсию с Флиртом, – но он-то почему здесь? – и показал на старика, который лихо наяривал на воображаемой гитаре.
– Это наблюдатель от ООН, – сказал Перегноуз.
– Это же рамолик! – воскликнул Фердинанд.
Мерсия кивнула Миранде:
– Сразу же его заподозрила, когда встретила его в Шепердз-Буше.
– Очевидно, он очень опытный, – сухо ответил Перегноуз.
– О, это да, – согласился Фердинанд, – но вы знаете, кто это?
– Я же сказал, это наблюдатель от ООН.
– Черта с два он наблюдатель. Это Пол Пеннигрош.
Разумеется, для Мерсии и Флирта это было только имя, которое они слышали от Фердинанда, но для всех остальных из нас оно прозвучало чрезвычайно волнующе и проникновенно. Меня это, вероятно, потрясло больше всех. Я имею в виду, встреча с моим создателем. Он выглядел не так, как мне запомнилось. Теперь это был усохший помешанный старичок, но как только Фердинанд назвал его, я понял, что он прав. Это мой автор. У Миранды, которая хотела свалить все дерьмо на меня, знаете, как несправедливы такие женщины, его имя отдалось в ушах колокольным звоном. Казалось непостижимым, что человек, давно отправленный ею в ссылку куда-то на периферию, вдруг оказывается в центре внимания.
– Автор, писатель… – Она не знала, что и сказать. – Тот, кто написал ту книгу. Это он?
– Чушь, – сказал Перегноуз.
– Вас ведь с нами не было, когда мы приступили к операции «Рабы любви»? – поинтересовался Фердинанд.
– Нет, но. Не было. Но это же не ученый, это полный кретин. В общем, я думал, что Пеннигроша ликвидировали.
– Нет, только сделали лоботомию, и теперь у него зависимость от инструкций, которые поступают отсюда, – Фердинанд показал на плеер.
– Зависимость от инструкций? – переспросила Мерсия, единственная, кто видел Пеннигроша без плеера.
– Лоботомия – операция довольно грубая. После удаления такой важной части мозга, которая отвечает за жизнедеятельность, лишаешься способности управлять своими действиями, не можешь даже жить простой повседневной жизнью. Поэтому ему необходима постоянно крутящаяся двадцатичетырехчасовая запись с инструкциями, которые напоминают ему о таких вещах, что нужно одеться, ставить одну ногу впереди другой, когда идешь, что нужно питаться, нельзя снимать наушники. Если он слишком долго останется без наушников, он может просто забыть, что нужно дышать.
Все посмотрели на забывчивого профессора с сочувственным ужасом. Он тряс головой и пел.
– Похоже, он еще и музыку наладился слушать, – сказал Фердинанд.
– Ты знал об этом? – спросила Миранда.
– Это не я решал.
– Это бесчеловечно.
– Теперь я это знаю. Я многое понял. Следует ли мне убить его сейчас, избавить от такой жизни? – Фердинанд достал из кармана свой большой пистолет.
– Нет! – в один голое вскричали Мерсия и Миранда.
– Я имел в виду его, – Фердинанд показал на Перегноуза.
Перегноуз ощутил сырость в штанах.
– А, ладно, – Миранда пожала плечами.
– Ты тоже многое поняла, Миранда, – улыбнулся Фердинанд, кладя пистолет на стол.
– Что здесь делает Пеннигрош? – спросил Перегноуз.
– Хороший вопрос.
– Почему бы не спросить его самого? – предложила Миранда.
Перегноуз осторожно приблизился к профессору. Потихоньку снял наушники. Пеннигрош перестал раскачиваться и с некоторым испугом посмотрел на Перегноуза; огляделся, будто не мог понять, как он здесь очутился. Сделал несколько глубоких вдохов и поочередно всмотрелся в каждого из присутствующих.
– Вот, – сказал он, глядя на наушники, по-прежнему свисающие из руки Перегноуза. – Отрекся я от волшебства. Как все земные существа, – закашлялся, – Своим я предоставлен силам [67]67
У. Шекспир. Буря; эпилог; перевод М. Донского.
[Закрыть]. – Выхватил наушники и снова надел их себе на голову.
Мерсия повернулась к Фердинанду:
– Вот таким он и был, когда я пыталась поговорить с ним.
Перегноуз взорвался:
– Это возмутительно. В четыре… в четырнадцать ноль-ноль я буду ждать здесь, внизу, вашего ответа. Я хочу, чтобы к тому времени все опять собрались. – Он схватил свою рацию и вышел, не дождавшись капустного мусса.
После его ухода воцарилась такая атмосфера, очистить которую, кажется, можно было, только громко пукнув.
– Странно, – нарушил молчание Флирт, – даже взрослые люди путаются, переходя от двенадцатичасовой к двадцатичетырехчасовой шкале. Четыре – четырнадцать, вместо два – четырнадцать. Прибавлять нужно двенадцать часов, а не десять.
– Двенадцать? – в замешательстве переспросил Барри, глядя на свои часы. – Парень, который мне их продал, должно быть, долго смеялся.
* * *
После обеда, за час до назначенного Перегноузом срока, в доме было очень тихо. Солдаты ушли к границам поместья, чтобы противостоять полицейским силам. Мерсия в роли парламентера вела переговоры о выходе на свободу, как это умела только она, с молоденьким, очень симпатичным и очень глупым сержантом полиции, Флирт уехал к морю покататься на своем электрическом инвалидном кресле, Пеннигрош что-то мурлыкал, стоя у входной двери и глядя на залив, словно и в самом деле восхищаясь морским пейзажем, а Барри и Питер молча сидели на кровати в комнате Перегноуза. Фердинанд с Мирандой бродили по дому, раздумывая над мучительными вопросами, переговариваясь, умолкая, сознавая, что скоро все кончится тем или иным образом. Вошли в часовню, в прохладе уселись на суррогатную скамью. Миранда крепко прижалась к Фердинанду.
– Ты ведь не собираешься сдаваться, – тихо сказала она. Это было утверждение, а не вопрос.
– Если я сдамся, мы больше никогда друг друга не увидим, поэтому нет. Но дело в том, что я даже не уверен, идет ли теперь речь о сдаче.
– А что же будет?
– Не знаю. – Он глубоко заглянул ей в глаза. – Если мы сможем понять, почему все мы собрались здесь, – он кивнул на дом, – тогда узнаем. Может быть, они хотят все здесь разбомбить. Может быть, они нас просто отпустят. Может быть, мы найдем путь к бегству.
* * *
Оставалось двадцать минут, когда Миранда и Фердинанд подошли к входной двери и смотрели на Пеннигроша, пытаясь измерить глубину пучины, в которую он погрузился. Несмотря на трагичность момента и сострадание к профессору, они оба испытали странное волнующее чувство какой-то, черт возьми, исходящей благодати.
Пеннигрош снял наушники и улыбнулся:
Он похлопал себя по карманам, словно в рассеянности искал свои очки, и вошел внутрь.
Фердинанд смотрел ему вслед.
– Книга, его книга, конечно же, вот в чем дело. Что у всех нас общего?
Миранда смотрела непонимающе.
– Все мы здесь, – продолжал Фердинанд, лицо его светилось внезапным озарением, – единственные люди, исключая самого Краппа Маррену, кто знает об этой книге, и вот мы собраны в одном и том же месте. Он сложил все яйца в одну корзину и намерен сделать омлет. Они не будут ждать, пока вернется Перегноуз, они хотят только удостовериться, что все мы вместе. – Он кинулся в дом. – Миранда, хватай вещи, тащи Пеннигроша, спускайся к причалу. Быстрее.
– Что? Почему? – крикнула она ему вслед.
– Потому что они все здесь испепелят!
* * *
Фердинанд пробежал по дому, приказывая персоналу немедленно уходить в сторону дальней ограды. Взлетев по лестнице, ворвался в комнату Перегноуза. Барри и Питер отпрянули друг от друга.
– Послушайте, – сказал Фердинанд, понимая, что он, кажется, некстати. – Пару недель назад я не стал бы этого делать, но, в общем, теперь я считаю, что каждый имеет право на свой шанс. Я только хотел сказать вам, что никакого катера не будет.
– Разумеется, катер будет.
– Мы бежим отсюда, вам бы лучше тоже, потому что они ударят по дому ракетами, как только вы сообщите им, что все мы собраны вместе. – Фердинанд кивком показал на лежащую на кровати рацию.
– Чепуха, – усмехнулся Перегноуз. – Вы… мы для них слишком ценные кадры, они так с нами не поступят.
– Сейчас почти два. Катер уже должен был бы войти в залив, так? Давайте, выгляните в окно.
Перегноуз подошел к окну, взглянул на водную гладь залива, и убедился, что она пуста. Ринулся к кровати и схватил рацию:
– Золотой вождь, я Лазурь, ответьте.
Из недр приемопередатчика раздался пронзительный писк.
– Золотой вождь, прием.
Фердинанд узнал характерный звук работающего радиомаяка.
– Блин, вот он, сигнал, – он показал на рацию. – Вы только что выдали им точные координаты вашего местонахождения.
– Золотой вождь, прием?
Где-то там, в международных водах, капитан Ремингтон-Вилкинсон-Жиллетт, блеснув глазами, радостно оскалился. Приборы жужжали и мигали, на экране высвечивались цифры. Дальность, азимут, угол места. Вполне в пределах досягаемости. Когда он нажимал на кнопку, Фердинанд, в девяти километрах оттуда, прыжками бежал по лестнице вниз.
– Золотой вождь, я Лазурь, прием? – безнадежно бубнил Перегноуз. Прижимая рацию к уху, снова выглянул в окно. Над сверкающей водной гладью темное пятнышко, двигающееся быстрее, чем самолет, обогнуло мыс и устремилось через залив прямо к ним.
– Блин, – сказал Перегноуз.
Барри тоже подскочил к окну и увидел приближающуюся ракету. Даже когда крылатая ракета подлетела к берегу и нацелилась на радиомаяк в рации, Перегноуз все еще кричал:
– Золотой, мать твою, вождь, прием, мать твою!
Барри, с его могучими и безошибочными инстинктами, порывисто обнял Питера и поцеловал его, очень крепко.
– Я, я люблю тебя, – сказал он.
И в это мгновенье Перегноуз уронил рацию и ответил Барри поцелуем, самым чудесным поцелуем в своей жизни.
Ракета пробила стену, и кирпичная кладка, псевдотюдоровские балки, дранка, штукатурка, доски, Барри и Перегноуз мгновенно были разметаны взрывом. Фердинанд едва успел выскочить в дверь, как позади него рухнули стены.
Подлетали все новые ракеты, рассеиваясь по территории, ударяя в лес и в постройки. Фердинанд бежал по лесной тропинке, когда начался обстрел из дальнобойных орудий. На полпути к причалу он догнал Миранду и Пеннигроша. Пеннигрош сидел на бревне среди вспыхивающих ярким пламенем деревьев. Миранда тянула его за руку, но он отказывался идти. Наушники болтались у него на шее, и он заметил, что Фердинанд к ним потянулся.
Пеннигрош посмотрел на Фердинанда умоляюще, как будто все понимал. Поманив его к себе, прошептан на ухо:
– На этом острове унылом
Меня оставить и проклясть, —
он тряхнул наушниками, —
Пеннигрош взял за руки Миранду и Фердинанда, соединил их ладони. Рядом упал снаряд, расщепил дерево сверху донизу; оно вспыхнуло.
Пеннигрош крепко сжал им руки.
– Пожалуйста, – сказала ему Миранда, – пожалуйста, пойдемте, – опять потянула его, но он сидел бездвижно.
– Все грешны, – сказал Пеннигрош, глядя им в глаза, – все прощенья ждут… – и последнюю строчку Фердинанд произнес с ним в унисон: – Да будет милостив ваш суд [71]71
Там же.
[Закрыть].
Фердинанд кивнул старику, он все понял.
– Пойдем, – сказал он Миранде, – он хочет остаться.
– Он погибнет, не можем же мы его здесь оставить. Фердинанд взял Миранду за плечо:
– Он так хочет, отпусти его.
Вдвоем они вбежали на причал. Фердинанд отвязал швартов катера и впрыгнул на него вслед за Мирандой.
– Если мы сейчас же отчалим и направимся к американскому кораблю, мы отвлечем огонь на себя. Твои друзья, и даже Пеннигрош, смогут выжить.
* * *
– Чего же мы тогда ждем? – спросила она и сдвинула рукоятку вперед. Мотор затарахтел, загудел натужно, но не взревел, и катер не сдвинулся с места.
