Текст книги "Кто я без тебя? (СИ)"

Автор книги: Marina Viktoryja

сообщить о нарушении

Текущая страница: 64 (всего у книги 65 страниц)

Дефне выскользнула из плена его тела и, взяв мужа за руку повела в гостиную. Там, усадив Омера на диван, она присела рядом и ответила:

– Я только что была в больнице. Потребовалось дополнительное финансирование, доктор не смог к тебе дозвонится и позвонил мне. – Увидев, что муж нахмурился, накрыла его руку своей и успокоила. – Все вопросы решены. Не волнуйся. Операция через два дня. С помощью Аллаха она будет успешной и Мустафа полностью выздоровеет.

Два дня. Как же их пережить?

«Набравшись терпения и занимаясь делом, а не саморазрушением, – рассудительно посоветовал внутренний голос – От твоего самобичевания никому легче не становится».

Дефне, затаив дыхание, наблюдала за практически неуловимой сменой эмоций на лице мужа и воспаряла духом. С робкой, но отчаянной надеждой, она сильнее сжала его руку и попросила:

– Любимый, поехали домой. Пожалуйста.

Его лицо потемнело. Он высвободил свою руку, встал с дивана и подошёл к окну. Там, вглядываясь невидящим взглядом в сумерки за стеклом, хрипло ответил:

– Не могу.

Дефне смотрела на широкую, напряжённую спину и отчётливо слышала, как надежда в её сердце превращается в беспомощность. Она не смогла. Не сумела стать его лекарством, залечить раны и облегчить боль, как это всегда, лишь одним касанием и одним, подаренным ей взглядом, удавалось ему. Он может жить с ней, спать, растить детей, но отказывается разделить своё горе, не ищет в ней утешения и тепла. А значит… для Омера она… никто?

Из последних сил сдерживая слёзы, Дефне поднялась на ноги и направилась к двери. На пороге гостиной оглянулась и произнесла:

– Через час приедет Зехра. Она привезёт тебе ужин и уберётся в доме. И ещё, если тебя это интересует, дети в порядке. – Она намеренно не сказала о болезни Лали. Просто не видела в этом смысла.

Омер оглянулся. Холодный, собранный и невозмутимый. На пару секунд их с Дефне взгляды встретились. Она отвела свой в сторону и повернулась к двери.

– Я знаю, – ответил он на последнюю фразу.

Плечи жены дрогнули, но она больше не обернулась. Вышла из комнаты. Через мгновение хлопнула входная дверь. Из Омера словно выпустили воздух. Маска невозмутимости, искажая его до неузнаваемости, слетела с лица и обнажала все мучительные чувства.

– Ведь они с тобой, – прошептал он и закрыл лицо руками.

Дефне, стараясь сдержать слёзы, сжимала руль мчавшейся по Стамбулу мятной конфетки. Сил не было. Совсем. Счастье последних месяцев таяло как дым. Омер не изменился. Всё тот же замыкающийся в себе и бросающий её при первой же проблеме. Но теперь она не одна. Теперь он отказывается не только от неё. Есть ещё дети. Их чувства и желания. Дефне, как никто, знала какую боль испытывает оставленный родителями ребёнок и не хотела такой судьбы для своих детей… А ещё был сам Омер. Несмотря ни на что, его страдания рвали ей душу на части. Она понимала, как ему плохо и как больно. И умирала от своей беспомощности и осознания, что не является для мужа тем, чем он есть для неё. Целым миром рядом с которым меркнут все проблемы и беды. Её же любви, оказывается, достаточно для счастья, но не для горя… Дефне смахнула слезу и до ломоты сжала зубы. Она не будет плакать. Не позволит себе раскисать и расстраивать своим видом детей. Они должны расти в радости и любви, и она сделает для этого всё, что в её силах.

В дом вошла красивая, улыбающаяся мама. Лали бросилась ей на шею. Взахлёб рассказывая, как прошёл её день, гладила мамино лицо и звонко смеялась от радости, что мама наконец дома и больше никуда не уйдёт. А когда вернётся папа, она, Лали, будет самым счастливым ребёнком в мире. Мама целовала румяные щёчки и упрямый лобик и обещала, что так и будет. И только поздним вечером, когда дети спали в своих кроватках, она легла в холодную и такую большую супружескую постель и горько разрыдалась.

Синан, мысленно проклиная утренние стамбульские пробки и медлительность лифта, вошёл в офис Пассиониса. Коротко поздоровавшись с Дерьёй, бросил взгляд на кабинет Омера. И застыл в удивлении. Дверь была открыта, и он увидел за ней шагающего с угла в угол, аккуратного и безупречно одетого, занятого в данный момент телефонным разговором, партнёра. Поморгав глазами и убедившись, что это не галлюцинация, он спросил Дерью:

– Давно он здесь?

– Уже час. Завалил меня работой… – помощница провела указательным пальцем над головой, демонстрируя этим жестом степень своей загруженности.

– Работай-работай, – протянул Синан, а сам направился в кабинет.

Закрыв за собой дверь, обратился к Омеру:

– Мне мерещится или это правда ты?

Тот завершил телефонный звонок и буднично ответил:

– А что тебя так удивляет?

– Ты исчез. Не отвечал на телефонные звонки. Никто не знал где ты, и вдруг… Дефне нашла тебя?

– А ты как думаешь? – Ответил вопросом на вопрос Омер.

Он прошёл к своему столу и сел в кресло. Синан плюхнулся на второе и спросил:

– Ты вернулся домой?

Омер отвернулся к окну и уставился на ярко-голубое небо за ним.

– Нет.

– Почему? – Удивился Синан.

На пару минут в кабинете воцарилась тишина. Омер собирался с мыслями. Он, конечно, мог проигнорировать вопрос и не отвечать, но ему самому захотелось поделиться с другом своими страхами.

– Я чувствую себя таким… убитым. Синан, я не могу даже улыбнуться. Я знаю, что это пугает и расстраивает Дефне. А Лали… Угрюмый отец разве то, что нужно ребёнку? Даже Эмир почувствовал исходящее от меня зло… Я не могу мучить их… Не имею права. Произошедшее – моя ошибка. Только моя. И только я должен за неё отвечать.

– Ты правда думаешь, что, уйдя из дома избавил семью от мучений? Правда? – Недоверчиво переспросил друг.

Омер молчал. Не дождавшись ответа, Синан встал с кресла и с абсолютной убеждённостью, подкреплённой гневом и разочарованием, заявил:

– Никогда не думал, что скажу такое своему гениальному брату, но… Омер – ты болван! И, кстати, хорошо, что появился на работе – в одиннадцать у нас совещание с Шансом по поводу магазина и продаж общей коллекции. Твоё присутствие обязательно.

Поставив партнёра в известность и попутно шокировав своим поведением и словами, Синан направился к выходу. Оправившись от шока, Омер задал в спину уходящему другу интересующий вопрос:

– Дефне будет?

Синан остановился. Открыл дверь и, прежде чем выйти вон, посмотрел на Омера через плечо. Осуждающе. Твёрдо. По-мужски. И ответил его же, заданным ранее, вопросом:

– А ты как думаешь?

Омер сидел за длинным столом в кабинете для заседаний Пассионис и с нетерпением посматривал на дверь. Дефне опаздывала. Руководство и задействованные в совещании сотрудники занимали места за столом. Омер, обозначая территорию и намекая, что место занято, положил на соседний стул свой телефон. Он надеялся, что Дефне сядет рядом с ним. Хотя «надеялся» не совсем подходящее слово. Он желал этого всей душой. После её ухода вчера вечером к мукам совести добавилась ещё одна – он обидел и разочаровал самого любимого и важного человека. Он думал, точнее свято верил, что действует в интересах жены и обеспечивает ей и детям душевное спокойствие. Но сейчас понимал – всё совсем наоборот... Вчера, после ухода Дефне, чувство вины обострилось до предела, а появившаяся через час Зехра добила его окончательно. Всегда приветливая и доброжелательная, она смотрела с немым укором, на все вопросы отвечала односложно, а когда уходила, язвительно посоветовала посмотреть на себя и сложившуюся ситуацию со стороны, и вспомнить наконец, что он мужчина и отец семейства. А сегодня Синан отчитал его и назвал болваном… Неужели они правы, и он сам, своим малодушием и эгоизмом, совершил неисправимую ошибку и нанёс Дефне глубокую рану?

Ну где же она? Уже все собрались и ждали только творческого директора Шанс. Омер посмотрел на часы и тут же услышал за спиной лёгкие шаги. Он резко повернулся в нетерпеливом желании встретиться с ней взглядом. Но Дефне не смотрела на него. Она негромко поздоровалась с присутствующими и заняла место возле Луки. Душа Омера рухнула в пятки.

Совещание прошло мимо него. Он не слышал ровным счётом ничего из того, что обсуждалось. Неотрывно смотрел на Дефне и сходил с ума. Аллах! Если он сломал её своим уходом и вчерашним показным равнодушием, если она отступится и уйдёт, откажется от него, что же останется в его жизни? Как же он умудрился так всё испоганить?

– Омер, ты согласен с таким решением?

Собственное имя, произнесённое Лукой, вывело его из ступора? Аллах-Аллах! О чём же речь? Он в растерянности посмотрел на Синана. Его лицо было непроницаемо. Злость на партнёра явно ещё владела другом. Но природная доброта взяла верх. Взгляд смягчился, и Синан едва заметно кивнул головой. Выдохнув, Омер ответил:

– Согласен.

– Отлично, – Лука резким ударом хлопнул в ладоши. – Приступаем к работе!

Совещание закончилось. Заскрипели по плитке пола ножки отодвигаемых стульев. Народ, переговариваясь, оставлял кабинет. Дефне молча прятала в сумочку телефон и планшет. Омер терпеливо ждал и преградил ей дорогу едва она направилась к двери.

– Дефне, поговорим? – Попросил он.

В кабинете всё ещё оставались сотрудники обеих фирм, но Омеру было плевать. Он не сводил с жены умоляющего взгляда. Вот только она так и не посмотрела на него. Расправив плечи и глядя мимо мужа, ответила:

– Я спешу. Если ты помнишь, у меня двое маленьких детей.

Дефне аккуратно обошла его и скрылась за дверью.

Омер закрыл глаза и с силой стиснул зубы. У меня. Она сказала: «У меня»? Сорвавшись с места, он широким шагом вышел следом. Жену он догнал в коридоре. Забросив на плечо сумочку и скрестив на груди руки, она остановилась у лифта. Он с силой схватил её за плечи и развернул к себе. Яростно сверкая глазами, требовательно спросил:

– Что это значит? Я вычеркнут из вашей жизни?

Но Дефне не испугалась ни его ярости, ни напора. Смело посмотрела в глаза и ответила:

– А вот об этом спроси у себя. Тебе лучше знать. На какое время ты вычеркнул себя из нашей жизни – на неделю, месяц, год или навсегда.

Омеру стало обидно. Он страдает. Тоскует. Мучается от укоров совести. Пытается оградить от этого семью, а, его чуткая, добрая Дефне отказывается понять его чувства! Он встряхнул её за плечи и недоверчиво выдохнул:

– И это твоя поддержка в трудное для меня время? Дефне, это ты?

Прозвучал мелодичный звон и двери лифта разъехались в разные стороны. Дефне высвободилась из рук мужа и вошла в кабинку. Там, повернувшись к нему лицом, посмотрела с пронзительной печалью и, тая в голосе горечь, ответила:

– Моя поддержка, как и любовь, безгранична. Вопрос в другом – нужна ли она тебе?

Двери лифта закрылись, увозя Дефне вниз, а он так и стоял у стены подавленный и ошарашенный её словами.

Омер оставался в офисе до позднего вечера. Давным-давно ушли последние сотрудники. На город опустились сумерки, а он всё сидел в своём кресле и смотрел на зажигающий огоньки город. На душе было паршиво и тягостно. Одна мысль вернуться в городской дом вызывала в нём тошноту. Там, в пустых гулких комнатах, ему станет ещё хуже. Он будет слоняться с угла в угол и сходить с ума от тревоги и ожидания. Завтра операция Мустафы. День Х, который наконец поставит запятую в предложении: Казнить нельзя помиловать.

Но не только совесть мучила его. Сердце рвалось домой. Он до сумасшествия скучал по детям и Дефне. Хотел увидеть хотя бы краем глаза, подышать одним с ними воздухом, прикоснуться к бархатистым щёчкам и поцеловать упрямые лобики. Положить голову на колени Дефне, закрыть глаза и слушать как от её невесомых прикосновений уходят боль и холод. Он не мог противится этому желанию. Не было ни сил, ни воли. Подхватился на ноги, бросил в карман пиджака телефон, схватил со стола ключи от Гелендвагена и побежал к лифту.

Автомобиль мчал его к дому. А в душе ревел ураган. Желание любви и нежности боролось с удушающей виной и страхом, что дети испугаются его прикосновений, а Дефне поставит обиду выше любви и посмотрит на него с холодной отчуждённостью. С каждым оставленным позади километром страх рос, превращаясь в снежную лавину, которая грозилась обрушиться и погрести под собой все надежды и стремления, радость и свет. И победил. Приближаясь к дому, Омер сбросил скорость и выключил фары. Остановив автомобиль, долго смотрел на сонный дом. Он был погружён в темноту и только в их с Дефне комнате горел приглушенный, золотистый свет. Его взгляд прикипел к этому окну и, о чудо, за воздушной кисеёй занавески появился тонкий силуэт. Омер наклонился вперёд и вцепился в него глазами. Но стекло машины создавало раздражающую преграду, мешало и он поспешно выбрался из салона на улицу. И застыл от разочарования. Хрупкий силуэт исчез. Без него даже свет в окне утратил своё тёплое, золотистое свечение и казался тусклым и холодным. Омер опустился на землю, привалился спиной к шершавой резине колеса и обхватил голову руками. Как же пережить эту ночь и не сойти с ума?

– Омер… – позвал ласковый голос.

Он опустил руки и вскинул вверх голову. В кромешной темноте Дефне, одетая в светлую сорочку и накинутую на плечи белую шаль, казалась излучающим свет ангелом. В огромных глазах и тонких чертах лица таилась такая нежность, что Омер невольно вымучено улыбнулся. Впервые за две недели. И Дефне улыбнулась в ответ. Светло и грустно. Эта улыбка снесла возведённую им плотину холодного отчуждения. Одним прыжком он подхватился на ноги и с глухим стоном сжал её в объятиях. Его руки, пытаясь обхватить её всю целиком, лихорадочно блуждали по худенькому телу. Он вжимал её в себя, тёрся щекой об нежный висок и шёлковую макушку, осыпал поцелуями любимое лицо и тонкую шею.

– Прости меня, – шептал в прячущееся за шёлком волос ухо. – Я снова разрушил всё… Чёртов идиот, который не умеет хранить подарки судьбы и разрушает всё к чему прикасается… Я не бросал… не отказывался… Только хотел оградить тебя… и детей от своей злости и грязи. Боялся сломать… И сейчас боюсь. Я совершил страшное… искалечил ребёнка. Аллах свидетель, как я раскаиваюсь в этом, как бы хотел перемотать время назад и прожить этот день заново… Но невозможно… Остаётся только молиться…

Дефне слушала его признание, впитывая его каждой клеточкой тела, каждой частицей сознания и в ответ молча обнимала его тонкими руками. Она интуитивно понимала – слова не нужны. Не то, чтобы они были лишними, просто Омер их сейчас не услышит. И она приняла единственно правильное в этой ситуации решение – высвободилась с его объятий и, взяв за руку, потянула к дому. Он заупрямился. Глядя на неё с сомнением и рвущей душу беспомощностью, спросил:

– Ты уверена?

Она только светло улыбнулась и крепче сжала его ладонь. И он подчинился. Пошёл за ней, переступил порог дома, на кухне съел поданный ею ужин, вслед за нею поднялся в спальню. Но когда Дефне потянула его за руку к кровати, хрипло попросил:

– Постой. Мне нужно в душ. Смыть с себя последние дни.

Её губы наконец разомкнулись. Она прерывисто вздохнула и ответила:

– Мне тоже.

Обнявшись, они неподвижно стояли под тёплыми струями воды. Ласковые и чистые, они омывали тела и уносили с собой непонимание и горечь обид. Омер первым нарушил бездействие. Заскользил руками по узкой спине, зарылся пальцами в мокрые волосы, обхватил ими затылок и откинув назад голову Дефне, прижался к её губам в пронзительно-нежном поцелуе. Он пил её и хмелел от желания, купался в ласке и блаженстве, тянулся к её душе и на открытых ладонях протягивал свою: возьми! Согрей, уйми боль, залечи раны и ожоги. И она брала. Грела тёплым дыханием, руками разводила тоску и тревогу, лечила лаской и преданной любовью. Тянула своими тонкими руками камень с его груди и Омеру становилось легче. Горячая благодарность родилась в солнечном сплетении и стремительно охватила его всего. Он не знал, как более полно выразить её и благодарил, как умел – руками и губами, зацеловывая и осыпая горячими ласками. Дефне потянула его из-под тёплых струй и Омер подчинился. Она права. Холодный кафель место где можно брать, а он хотел боготворить. Долго и нежно любить каждую клеточку, каждую частичку, каждый миллиметр своей Дефне. И он любил. Горячо и неистово, часы напролёт, пока она не выбилась из сил и после очередного полёта над седьмым небом не провалилась в глубокий сон. Сам же он не мог уснуть. Тихо выбрался с постели и, одевшись, вышел из комнаты. Заглянул к Лали. Присел на кроватку и залюбовался сладким личиком. Прислушиваясь к себе, с восторгом понял – внутренний запрет снят. Он может прикоснуться к ребёнку. Осторожно поцеловав пальчики на пухлой ручке, поправил одеяло и поспешил к второму своему ребёнку. Как оказалось, вовремя. Эмир проснулся. Хлопал круглыми, чёрными глазками и кривил нижнюю губу. Омер подхватил его на руки и улыбнулся сыну. Тот радостно заулыбался в ответ. Ещё один страх упал с души. Омер прижался носом к беззащитной шейке. Как же он пахнет! Молоком, невинностью… счастьем. И чуть-чуть Дефне.

– У-а! – нетерпеливо позвал его малыш и Омер встрепенулся.

– Кузнечик мой! Ты хочешь кушать? Давай не станем будить маму и согреем смесь. Уверен в холодильнике есть приготовленная.

С сыном на руках, Омер спустился на кухню. Он не ошибся. В холодильнике стояли пара бутылочек с детским питанием. Всунув одну в подогреватель для рожков и покачивая малютку на руках, дождался сигнала и принялся кормить голодного кроху. Тот ел с таким усердием, так вкусно причмокивал и комично двигал бровками, что Омер невольно заулыбался. Но поймав себя на этом, внутренне обругал. Стыдно радоваться жизни, когда пострадавший по твоей вине ребёнок в больнице и исход предстоящей операции неизвестен. Осталось недолго. Каких-то двенадцать часов. Может чуть больше. И сводящая с ума неопределённость последних двух недель закончится.

«А потом? – Спросил внутренний голос. – Что ты будешь делать потом, если результаты операции окажутся неутешительными?»

Ответа не было.

Дефне разбудил настойчивый плач Эмира. Спросонья, не понимая где она и сколько сейчас времени, вскочила с постели и заметалась по комнате. Разыскав одежду и натянув её на себя, оглянулась вокруг. За окном было совсем светло. Часы на тумбочке показывали 5:30. Омера в постели не было. Решив, что он, наверное, спустился вниз, она поспешила к сыну. Покормив и переодев его, подхватила на руки и, проверив в её комнате Лали, спустилась вниз. Бегло осмотрев гостиную, заглянула в кабинет и на кухню – Омера нигде не было. Внутри оборвалось… Ушёл. Не смогла… Слёзы навернулись на глаза и в этот раз сдерживать их не было сил. На руках, чувствуя мамино настроение, захныкал Эмир. Дефне, улыбаясь сквозь слёзы, заворковала с сыном. Он мигом успокоился и заулыбался в ответ своим сладким беззубым ротиком. Целуя прохладный лобик, Дефне боковым зрением заметила прикреплённый к холодильнику листок. Она подошла ближе, взяла в руку белую гладкую бумагу. На ней почерком Омера было написано:

«Прости. Я люблю тебя. Больше жизни. Как бы не закончился сегодняшний день, знай это! Но…»

Записка обрывалась на середине фразы и эта недосказанность говорила больше, чем все вместе взятые слова. Чувство вины никуда не делось. Как и муки совести. Они до сих пор, не смотря на очевидность обратного, продолжают изводить Омера. Уверенность в его невиновности окружающих не имеет для него значения. Потому, что есть маленький Мустафа и его мама, которая винит в произошедшем машину и её водителя. И именно её мнение и состояние мальчика имеют для Омера важность. А значит…

Дефне решительно шагала по гулким коридорам госпиталя к отделению травматологии. Она знала, что операция уже идёт и понимала, в каком состоянии сейчас находится мама мальчика. И всё равно шла. Не зная какими словами начнёт разговор, что скажет дальше, как сможет переубедить, не вызвав своими словами ещё больший гнев и ненависть. Не знала, станет ли вообще её слушать измученная горем женщина. Единственное, что она знала – Омер убивает себя за чужую ошибку. И это несправедливо и чудовищно.

Мама мальчика сидела в холле на неширокой кушетке-диванчике. Ссутулившись и зажав между коленями ладошки, одинокая, худенькая и измученная, она смотрела в одну точку и не замечала ничего вокруг.

Дефне подошла к ней и села рядом. Глядя перед собой, спросила:

– Давно?

– Четвёртый час, – не меняя положения, ответила женщина.

– Всё будет хорошо.

– Правда?

Медина повернула к ней голову. В карих глазах светилась робкая надежда и плескался страх.

Дефне встретила её взгляд со спокойной уверенностью. Положила руку ей на плечо и заверила:

– Правда.

Женщина снова отвела взгляд. Дефне огляделась кругом. В холле кроме них двоих не было ни души.

– Почему вы одна? Где ваши родные? – Удивилась она.

– У нас никого нет…

– Как… нет? Совсем? – Дефне опешила.

Как же можно вынести такой кошмар без поддержки и не сломаться?

Женщина спокойно, как-то даже слишком спокойно, ответила:

– Совсем. Отец Мустафы бросил нас ещё до его рождения. Мои родные далеко… они отказались от меня… А найти друзей одинокой матери в чужом городе, где пытаешься выжить… – она замолчала.

– Как же вы выжили? – С искренним состраданием спросила Дефне. Она, как никто другой, понимала молодую женщину, ведь и сама когда-то была в похожей ситуации. Но у неё была работа, Лука, Седа и родные, которые хоть и не знали о Лали, но их любовь была с Дефне всегда. А если нет никого? Ни единой живой души?

Медина горько усмехнулась.

– Да как-то справлялись. До последнего времени… – Она умолкла и, собираясь с силами, прикрыла глаза. Судорожно вздохнув, посмотрела на Дефне. – Я работаю по ночам. Шью. Хозяин пошёл мне навстречу и разрешил установить швейную машинку дома. Так я могу постоянно быть рядом с сыном и не оставлять его одного.

– Когда же вы спите? – Ужаснулась Дефне.

Слёзы одна за другой побежали по щекам молодой женщины. Она не утирала их и прозрачные капли срывались из подбородка и падали на синее платье.

– Днём… пару часов… когда укладываю Мустафу поспать после обеда. Он такой рассудительный… Мой маленький мужчина… Знает, что другого времени на сон у меня нет и никогда не капризничает. – Женщина светло улыбнулась сквозь слёзы и тут же нахмурилась. – А в тот день не получилось. Хозяин приехал забирать готовые изделия. Долго проверял каждый стежок и к моменту, когда он уехал, сын уже проснулся. Мы вышли погулять. Мустафа играл во дворе с мячом. Наш двор… он у самой дороги. Я присела на скамейку… мне казалось, я только на миг закрыла глаза… А потом визг, скрежет, удар. Кричали люди… Я открыла глаза… Мустафы во дворе не было… я посмотрела на дорогу. А там…

Медина ссутулилась и закрыла лицо руками. Дефне, сочувствуя всей душой, обняла её за плечи. Женщина порывисто обняла её в ответ и, уткнувшись лицом в плечо, разрыдалась. Дефне не успокаивала и не мешала выплакаться. Только легонько поглаживала вздрагивающие плечи и склонённую голову. Она понимала – это слёзы освобождения, очищения и принятия горькой правды, которую несчастная женщина отвергала, но в глубине души знала, и ужасалась её жестокости. Постепенно рыдания стали тише, а потом и совсем умолкли. Медина отстранилась. Дефне убрала свои руки и посмотрела в заплаканное лицо. Ей было жаль эту женщину. Очень жаль. Не приведи Аллах никому даже в страшном сне оказаться в ситуации, в которой оказалась она, но сердце требовало защитить Омера и разрушить страдания в которых он жил последние две недели.

– Госпожа Медина, я понимаю вашу боль и сочувствую вам всем сердцем. Но мой муж тоже страдает. Невыносимо. Он винит себя в произошедшем. А ведь он не виноват! Понимаете? Не виноват! Он сделал всё возможное чтобы избежать наезда. Но ведь он не всесилен. Просто человек. Очень хороший человек! Он сейчас убивает себя морально, наказывая за ошибку, которой не совершал. Это несправедливо!

– Я знаю, – тихо ответила молодая женщина. – И тогда знала. Ведь это я не усмотрела за сыном. Но признать свою вину в тот момент… Это было невыносимо! Смертельно! Душа рвалась на части. Мне необходимо было успокоить свою совесть, и я принялась искать виновного. И нашла…

Словно гора упала с плеч. Дефне смотрела на молодую женщину с уважением, всей душой восхищаясь её силой и мудростью. Единицы на её месте смогли бы проявить характер и признать свою вину. Хотя в чём она? В том, что измученная бессонницей женщина на несколько минут закрыла глаза?

– Я попрошу прощения у вашего мужа. Вот только дождусь окончания операции и увижу сына. – Между тем продолжала Медина. – Мне это нужно не меньше, чем ему. Я измучилась чувствовать себя виноватой. Мне стыдно смотреть в глаза сыну. Хочу сбросить с души этот камень и самой отвечать за свою ошибку.

– Спасибо, – хрипло поблагодарила её Дефне. – Вы невероятная!

– Это вам спасибо! И господину Омеру. За то, что оплатили лечение и операцию. Дали Мустафе шанс на полноценную жизнь. Вы не обязаны были, но поступили человечно и благородно. Я всегда буду благодарна вам за это.

Дефне молча кивнула. Её смущала благодарность женщины и восхищала её честность и справедливость. Всем сердцем захотелось помочь ей.

– Госпожа Медина, – обратилась она.

– Зовите меня просто Медина, – попросила та.

– Хорошо, но с условием, что вы будете звать меня Дефне. – Женщина неуверенно кивнула. – Вот и прекрасно! Медина, ведь вы понимаете, что если и дальше будете жить в таком напряжении, без отдыха, на износ, то рискуете серьёзно заболеть. И что тогда будет с Мустафой?

– Но разве у меня есть выбор?

– Теперь есть, – уверенно ответила ей Дефне. – Примите нашу помощь. Как вы смотрите на то, чтобы поменять работу и оформить Мустафу в детский сад?

– Менять нечего, – с горечью ответила Медина. – Хозяин не пожелал войти в положение проблемной работницы и уволил меня.

– Козёл! – возмутилась Дефне. – Тем более. Вы никогда не пробовали работать с кожей?

Медина отрицательно покачала головой.

– Не страшно, мы организуем вам месячное обучение и возьмём на работу в Шанс. Наша фирма специализируется на изготовлении аксессуаров: сумочек, рюкзаков, ремней, кожаных украшений. Рядом есть детский сад и школа. Как вам такое предложение?

Медина смотрела на Дефне с изумлением и недоверием. Как? Разве так бывает? Незнакомые люди, с которыми она сама поступила несправедливо, протягивают ей руку помощи. Без условий и требований. Просто потому, что им не всё равно.

– Вы настоящая? – Наконец выдавила она из себя она.

– Самая, что ни на есть, – с улыбкой ответила Дефне. – Забывайте про одиночество. У вас теперь есть друзья. И будет их ещё больше. Я гарантирую.

Дефне, периодически названивая домой, оставалась с новой подругой до момента, когда к ним вышел доктор и сообщил, что всё хорошо. Операция прошла успешно. Конечно путь к полному выздоровлению длинный, но он абсолютно точно увенчается успехом. Сейчас малыш ещё под наблюдением врача-анестезиолога, но через пару часов мама сможет его увидеть и побыть с ним пятнадцать минут. А с завтрашнего утра и до выписки из больницы сможет быть постоянно. Счастливая мама, сдерживая слёзы, поблагодарила доктора и повернулась к Дефне.

– Спасибо! За всё!

Целый день Омер не находил себе места. Пытался загрузить себя работой, но всё валилось из рук. Мысли в голове носились ураганом. В одну минуту он приказывал себе набраться терпения и ждать звонка из больницы, в следующую – принимался горячо молиться о благополучном исходе операции, а ещё через пару мгновений – ругал себя за малодушие и трусость, которые заставили его утром, оставив Дефне дурацкую записку, сбежать из дома. Она, наверное, рассердилась. А может обиделась? Нет, пусть лучше первое. Пусть сердится, злится, ругается, только не молчаливая обида! Может позвонить ей? Нет! Принял решение, пока не узнаешь исход операции не искать встреч с женой – выполняй! Нечего мучить её своими метаниями! Ну почему же так медленно тянется время? Шесть вечера. Операция должна бы уже завершиться. Может не ждать звонка, а самому позвонить доктору? Омер так и сделал. Но в ответ услышал длинные гудки и переадресацию на голосовую почту. Тогда он позвонил в больницу. Приятный женский голос ответил ему, что у доктора Йылмаза срочная операция. Маленький Мустафа прооперирован, но сведений о состоянии больных, согласно уставу госпиталя, по телефону они не дают. Пусть господин подождёт. Доктор освободится и сам ему перезвонит. Омер положил трубку и чертыхнулся. Ожидание невыносимо, но альтернативы нет.

Офис опустел. Как же давит на сознание эта звенящая тишина!

В восемь вечера на его столе зазвонил внутренний телефон. Удивляясь, кто это может быть, Омер снял трубку. Звонил охранник. Извинившись он сообщил, что господина Омера очень желает видеть госпожа Медина.

– Кто? – Удивился Омер.

– Госпожа Медина, мама Мустафы. Она сказала: вы поймёте.

Мама Мустафы? Омер похолодел. Подскочив с кресла, отрывисто приказал проводить женщину и бросил трубку. Он стоял посреди кабинета напряжённо вслушиваясь в характерные звуки. Жужжание лифта, которое в полной тишине слышалось вполне отчётливо, переливчатый звон открываемых створок двери, уверенные, и другие, лёгкие, шаги. Низкий голос охранника и отвечающий ему тихий и мелодичный. Наконец дверь в кабинет открылась и на пороге появилась худенькая молодая девушка, в которой Омер с трудом узнал ту, обезумевшую от горя, женщину без возраста, которую видел в день аварии.

– Добрый вечер, – тихо поздоровалась она.

– Добрый вечер, – ответил Омер и жестом пригласил её войти. – Добро пожаловать. Как Мустафа?

Она вошла в кабинет и остановилась в нескольких шагах от мужчины.

– Всё хорошо. Без осложнений. Он уже пришёл в себя.

Омер выдохнул. Стальной канат неизвестности, страха, вины, калёным железом сжимавший грудь, разлетелся в клочья. Без осложнений! Мальчик выздоровеет и будет жить полноценной жизнью! Эти слова звучали как лучшая в мире музыка. Но что здесь делает его мать? Омер настороженно всматривался в её лицо. Почему она здесь? Её приход не логичен ни с какой точки зрения.

– Тогда почему вы не с сыном?

– Он до утра будет в палате интенсивной терапии. Туда пускают только на пятнадцать минут. Завтра утром, когда его переведут в обычную палату, я смогу быть с ним постоянно.

В кабинете повисла тишина. Омер ждал объяснений такого странного появления женщины в стенах его офиса, а Медина собиралась с мыслями. Но вот она подняла глаза и негромко произнесла:

– Я пришла попросить прощения за своё поведение в день аварии. Я поступила низко и несправедливо обвинив вас в том, чего вы...

– Постойте! – воскликнул Омер.

Что это? Слуховые галлюцинации? Эта женщина не могла произнести таких слов! Или могла? Шокированный Омер помотал головой и в изумлении уставился на гостью.