Текст книги "Кто я без тебя? (СИ)"

Автор книги: Marina Viktoryja

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 65 страниц)

– Омер! – возмущённо вскрикнула Дефне, а сладкая истома уже наполняла тело.

Он вернул руку на живот и, откинув голову, заразительно рассмеялся. Потом повернул её лицом к себе и, насмешливо сверкая глазами, предложил:

– Кто-то хотел вчера погулять в саду? Кажется, у нас есть для этого время.

Осень разрисовала сад огненными красками. Рыжие, багряные, жёлтые листья дрожали на ветвях деревьев и устилали землю ярким ковром. Омер и Дефне брели по этому ковру, по щиколотки погружаясь ногами в опавшие листья. Солнце поднялось высоко и разогрело сухой воздух. Дефне остановилась и, закрыв глаза, подставила лицо его лучам. Они были такими ласковыми, тёплыми, приятно согревали кожу и, просвечивая через сомкнутые веки, слепили глаза ярким, расплавленным золотом. Это был момент счастья. Тот особенный миг, когда после тяжёлых испытаний жизнь приходит в порядок и какая-то мелочь, как тёплый день, или бездонная синева неба, или запах свежесваренного кофе вдруг приносят человеку ощущение безграничного счастья. Именно такое мгновение сейчас переживала Дефне. Душа наполнялась светом, искрилась, сияла и не умещалась в границах её тела.

Тёплые губы прикоснулись к щеке и большие руки ласково легли на плечи.

– Я люблю тебя, – прошептал Омер.

Эмир резво застучал ножками в её животе.

– Мамочка! Папочка! – Послышался звонкий голосок и следом топот маленьких ножек.

О, Аллах! Она же сейчас умрёт от счастья…

– Бабушка Тюркян! Я приехала!

Лали, громко топая ножками, вихрем неслась через всю палату к своей любимой анане. Как обезьянка, она шустро взобралась на кровать и уселась рядом обнимая маленькими ладошками впалые щёки. Та, смеясь и сдерживая слёзы радости, целовала высокий лобик и приговаривала:

– Мой колокольчик! Ты приехала к бабушке?

– Ты зачем заболела? Разве можно? – Насупив бровки строго спросила правнучка. Тюркян расплылась в умилённой улыбке.

– Это пустяки, моя бусинка. Ты же моё самое лучшее лекарство. Бабушка теперь за пару дней поправится. Вот ты меня сейчас обнимешь и всё пройдёт.

Лали обхватила ручками бабушкину шею и крепко прижалась своей упругой щёчкой к морщинистой и тонкой, как пергаментная бумаге, коже.

– Лали, ты задушишь бабушку, – ласково упрекнула малышку Дефне, которая с порога наблюдала за этой трогательной сценой.

– Не задушит. Наоборот – придаст сил. – Заступилась за правнучку Тюркян и протянула руку к внучке. – Иди поцелую. Соскучилась.

Дефне подошла к кровати и склонилась, подставляя бабушке щёку и сама целуя хрупкую руку.

– Как ты, моя султанша?

– Хорошо. А где Омер? – не увидев зятя, забеспокоилась Тюркян.

– Говорит с врачом. Сейчас войдёт.

Омер, а вслед за ним врач, вошли в палату. Первый поздоровался, поцеловал бабушке руку и позвал к себе дочь:

– Душа моя, пойдём с папой. Маме нужно поговорить с бабушкой Тюркян, и мы не будем им мешать. Хорошо?

Лали кивнула и разрешила отцу взять себя на руки и унести с палаты. Доктор остался. Тюркян, понимая, что разговор будет не простым, встревоженно посмотрела на внучку. Дефне присела на кровать и взяла в свои нежные ладони её сухонькую руку.

– Бабушка, первое, что хочу тебе сказать – все живы и уже всё в порядке.

– А было не в порядке? – бледнея спросила Тюркян.

Дефне вздохнула. Она хотела бы избежать этого разговора, и оставить бабушку в неведении, но она всё равно узнает, что мама была ранена. Утром, на семейном совете они решили, что всё расскажут бабушке, когда доктор даст добро. Он, выслушав родных больной, согласился с их решением, сказав, что это можно сделать без промедления, но в его присутствии. И вот сейчас Дефне, набравшись решимости, рассказала любимой султанше события двух последних дней.

– Я чувствовала, – Тюркян прикоснулась к груди. – вот здесь чувствовала, что что-то случилось. Что же вам пришлось пережить, красавицы мои!

– Но ведь пережили, бабушка! – успокоила её Дефне. – Всё уже в прошлом. Мама выздоравливает. Завтра её выпишут, и она навестит тебя. Сама убедишься, что с ней всё в порядке. А мы с Эмиром отделались испугом.

– Ты ещё можешь шутить на эту тему? – возмутилась Тюркян.

– Ты сама меня этому научила, чтобы не случилось – шути и смейся. Беды махнут на тебя рукой и уйдут, – Дефне ласково смотрела в запавшие глаза и улыбалась.

– Ты моя сильная девочка. Я буду день и ночь молиться Аллаху и благодарить его, что сохранил тебе жизнь.

– Всем нам, бабушка, сохранил. Всем нам.

Спустившись на этаж ниже, Дефне прошла по пустынному коридору и остановилась у двери маминой палаты. За ней были слышны дорогие её сердцу голоса. Низкий, хрипловатый Омера. Звонкий и тоненький Лали. Серебристый, журчащий, как ручей мамы. Они говорили о чём-то хорошем и весёлом и время от времени тихо смеялись. Дефне тоже невольно улыбнулась.

– Ну где же Дефне? – послышался обеспокоенный голос мамы.

– Не волнуйтесь, мама Пелин. Она скоро придёт. Задержалась у бабушки. – ответил ей Омер.

Дефне застыла. Мама Пелин? Омер называет её маму мамой? Но это невозможно! Для него слово «мама» имеет огромный смысл, особенное значение. Он берёг его в сердце, никого, даже её, Дефне, не подпуская к этому уголку. Но она знала. Просто знала. И не лезла в душу, уважая его чувства и бережно оберегая эту бесценную для Омера незримую связь с мамой.

Дефне осторожно нажала на дверную ручку и вошла в палату.

– Ну наконец-то! – три голоса, мужской, детский и женский, слились в один.

– Соскучились? – Дефне широко улыбнулась и подошла к маленькой компании.

– Спрашиваешь? – Омер обнял её за плечи и невесомо поцеловал висок. Мама взяла её за руку, усаживая рядом с собой, и спросила:

– Рассказала?

– Рассказала. Всё хорошо. Наша бабушка боец. Только она очень хочет увидеть тебя и обнять.

Облегчение отразилось на лице Пелин. Она вздохнула и произнесла:

– Завтра.

Поздно вечером, когда весь дом спал, Омер и Дефне расслабленные и умиротворённые лежали в объятиях друг друга. Омер, прикрыв глаза, медленно поглаживал атласное плечико и тонкую руку. Он чувствовал себя… удовлетворённым, наполненным блаженством, сытым. Даже его вечно голодный демон желания, сейчас, свернувшись калачиком, мирно дремал в дальнем уголке сознания.

– Омер, – тихо позвала его жена.

– М-м-м…, – лениво отозвался он.

– Ты называешь мою маму мамой?

– Она разрешила, – всё так же лениво, не открывая глаз, ответил Омер.

– Я говорю не о ней… А о тебе. Я знаю, ЧТО для тебя значит это слово…, и не могу поверить.

Он открыл глаза. Резко, одним движением, уложил её на спину и навис сверху, пристально вглядываясь в янтарные глаза.

– Всё просто. Она спасла тебе жизнь…

====== Ложь? Или тайна? ======

«Она спасла тебе жизнь», – Дефне вспомнила эти, произнесённые Омером, слова, и невольно улыбнулась, удивляясь самой себе, что сомневалась в нём и его чувствах. И позволила яду Из отравить свою жизнь. И жизнь Омера.

– О чём думаешь? – обеспокоенно спросил он и, бросив на неё короткий встревоженный взгляд, снова сосредоточил своё внимание на дороге. – Я боюсь, когда ты становишься молчаливой.

Они вдвоём ехали за мамой в больницу. Сердар с самого утра ушёл в кафе, а Нихан осталась с малышами. Их решили не брать, чтобы бюрократические проволочки не утомили непоседливых детей. Пусть играют дома. Брат порывался ехать с ними, но Дефне, настояла, что они с Омером сами справятся, а он пусть занимается делами и уделяет внимание семейному бизнесу. Сердар согласился. И вот вдвоём, уютно устроившись в удобном салоне Гелендвагена, который неспешно петляет по узким улочкам Манисы, они едут к госпиталю.

– О том, что ты – великолепный человек! – Ответила на его вопрос Дефне.

– Ну вот, опять! Дефне, не выдумывай, – Омер придал голосу недовольный тон, а сам в душе радовался, как мальчишка. Дефне считает его великолепным! Разве может быть что-то лучше! «Может! – ответил ему внутренний голос, – Знать, что она тебя любит намного, намного круче!»

– Но это правда! – возразила Дефне. – Как хорошо, что ты не пошёл на поводу у гордости, не обиделся и не оставил меня одну вариться в своих заблуждениях.

– Ну, во-первых, я о-о-очень обиделся. А во-вторых, какая гордость? Её нет, когда дело касается тебя. Она отступается, закрывает глаза и уши, и тихонечко сидит в уголке. – Омер остановил машину на стоянке возле клиники и повернулся к жене. Он взял её руку в свои и сжал так, что на его кистях побелели костяшки. Но Дефне не ойкала, и не причитала, что ей больно. Она понимала его порыв. И смотрела в мятежные глаза любящим и ласковым взглядом. – Я знаю, что это значит – жить без тебя. И не допущу повторения. Даже если ты меня разлюбишь, я всё равно не отпущу тебя.

– Не разлюблю. Это невозможно. Если ты помнишь, я тоже знаю, ЧТО значит жить без тебя.

– Тогда почему потребовала развода?!

Его пальцы сжались ещё сильнее, почти раздавливая её ладонь. Дефне, другой рукой легонько погладила их и, напряжённые до предела, руки расслабились.

– Потому, что я также знаю, что значит жить в семье где отец не любит маму. И как это обстоятельство разрушает детей. Я не хотела такой судьбы для Лали и Эмира.

– Но как ты могла подумать, что я могу разлюбить тебя?! – возмутился Омер.

– Ну прости! Бес попутал. Такое больше не повторится. Клянусь! – Дефне подняла руку ладонью вперёд, словно подтверждая этим жестом свои слова.

– Конечно не повторится! – абсолютно уверенно заявил Омер. – Я не допущу этого. Буду каждый день, утром, в обед и вечером, говорить тебе, что люблю, чтобы в твоей красивой головке эта мысль укрепилась намертво.

– А ночью? – хитро поинтересовалась Дефне.

– А ночью буду доказывать её другими способами, – так же хитро щурясь, ответил он.

Дефне глубоко вздохнула, пытаясь справится с возбуждением, которое охватило её после этих слов. Она знала эти способы. Они сводили её с ума, дарили крылья и ощущение полёта, заставляли гореть и плавится в жарком огне жадных прикосновений и поцелуев, чувствовать себя самой любимой и желанной… Так было раньше и есть сейчас. И недолгий период его отстранённости больше не мучил её. Он объяснил причину, и она поняла, поверила и отпустила сомнения. Сейчас на сердце было легко, как никогда…

Скривившись в недовольной гримасе, Дефне с сожалением вздохнула и произнесла:

– Мне очень нравится быть с тобой наедине и говорить. Вот так бы сидела и сидела целый день. Но нам пора.

Омер рассмеялся и поцеловал смешно сморщенный носик.

– Ты права, любимая! Ну что, идём вызволять маму Пелин с больничных стен?

– Идём! – весело согласилась Дефне.

Они одновременно открыли свои дверцы и выбрались из салона автомобиля.

На улице было тепло и сухо. Неяркое осеннее солнце весело светило в небесах и согревало озябшую за ночь землю своим теплом. Осенние цветы на клумбах возле госпиталя радовали глаз утончёнными красками. Их ненавязчивый аромат соединялся с едва уловимым запахом дыма и опавших листьев и проникал в лёгкие, растекаясь по телу и оставляя на сердце след грусти и осознание того обстоятельства, что лето закончилось и впереди долгие месяцы зимы. Но Омер обещал, что холод не коснётся их дома и Дефне верила. Слякоть и ненастье останутся снаружи, а внутри будет тепло и светло. Они будут наслаждаться обществом друг друга и Лали, ждать рождения Эмира и любить… Дефне глубоко вздохнула. Пусть так и будет…

В больнице пока Омер решал организационные вопросы, Дефне помогла маме одеться и собрать в сумку немногочисленные вещи. Пелин горела нетерпением. Она так хотела оставить наконец больничные стены и оказаться дома, в окружении детей и внуков. Ей казалось, как только она войдёт в дом, то случится чудесное исцеление, рана затянется в один миг и всё произошедшее забудется, как дурной сон. Она понимала, что её ждёт непростой разговор с детьми, и страшилась его. Но жить, и дальше умалчивая правду, и делать вид, что отца её детей никогда не существовало и он не предавал их, не жил на две семьи, не бросил, когда его поддержка была так необходима – не правильно. Следователь полиции, который вчера брал у неё показания, рассказал, что убитая Кааном Орджиноглу девушка была дочерью её первого мужа и сестрой её детей. Эта новость взбудоражила её, Пелин, душу и заставила снова пережить унизительные и болезненные эмоции, которые она похоронила глубоко в сердце и думала, что они никогда больше не оживут, не вернутся, чтобы мучить и причинять страдания. Пелин не хотела этого. Не хотела! Она так много страдала раньше, пережила столько душевных мук и боли, столько унижений, что теперь хотела только одного – спокойной, размеренной жизни рядом с мамой, детьми и внуками. Но чтобы этот покой стал полным и больше не травил её душу ядом прошлого, она должна поговорить с детьми. Честно и откровенно.

– Мамочка, о чём ты задумалась? – разорвал круг её тяжёлых мыслей голос Дефне.

Пелин подняла на дочь затравленный взгляд.

– Ты рассказала Сердару и Эсре? – спросила она и Дефне без объяснения поняла, о чём идёт речь.

– Рассказала, – вздохнув, ответила она.

– И как они отреагировали? – задала Пелин следующий вопрос, а сама сжалась от страха.

– Эсра была в шоке, а Сердар оказывается всё знал. Он ещё подростком видел отца с Ларой и слышал, как она называла его папой.

– Бедный мой мальчик, – сдавленным голосом произнесла Пелин и закрыла глаза пытаясь удержать предательские слёзы. – Что он пережил. Молча. Если бы я знала…

– Но ведь пережил. И стал только сильнее. И сейчас к своей семье относится совсем не так, как к нам относился отец, – рассудительно успокоила её Дефне. – Не казни себя. Как бы больно нам не было, тебе было больнее. Мы понимаем это и всем сердцем сочувствуем тебе, мама. Позавчера мы все вместе обговорили эту ситуацию и приняли решение – отпустить её и жить свободно и счастливо. И ты отпусти. Сколько бы боли не принёс тебе наш отец – она осталась в прошлом. Не тяни её в будущее.

Слёзы благодарности и признательности покатились по щекам Пелин. Она одной, здоровой рукой, обняла дочь и нежно поцеловала прохладный лоб.

– Моя мудрая и милосердная девочка. Великодушная. Которая всех понимает и всем находит оправдание…

«Не всем, – подумала Дефне. – Отцу найти не могу…»

Женщины умолкли. Каждая думала о своём. Но вот Пелин, погладив волосы Дефне отстранилась и произнесла:

– Знаешь, я долгие годы ненавидела Айсун Гюлай. Винила её во всех своих бедах. А теперь понимаю, что виновата была я сама. Потому, что вышла замуж за мужчину, зная, что он не любит меня и продолжала цепляться за него, убеждая себя, что он хороший, безупречный, а во всём виновата она, женщина, разбивающая семью… Я очень любила его. И сама надела на глаза шоры, которые мешали мне видеть действительность. Гораздо позже, когда эти шоры спали, я увидела её – жестокую и неприглядную. Ваш отец был просто эгоистичным трусом, который на самом деле не любил никого. Ни нас, ни другую свою семью. Сейчас я всем сердцем сочувствую Айсун. Она, по сути, пережила то же, что и я, но судьба была к ней более жестока. Нет ничего страшнее для матери, чем смерть ребёнка… Я всю ночь думала – как она живёт с этой болью? Чем заполняет свои дни и ночи? Как не сошла с ума от горя?

– Об этом знает только она, – тихо, сквозь слёзы, заметила Дефне. – А ты оставь эту тему. И забудь. У нас есть счастливое настоящее. И будущее обещает подарить много радостных моментов. Не будем омрачать его прошлыми ошибками. Пережили, простили и забыли. Мы вместе, живы, любим друг друга, и это главное.

– Ты права, мой Огонёчек. Пережили, простили и забыли! – согласилась Пелин.

Скрипнула дверь, пропуская в палату Омера. Он обвёл внимательным взглядом обеих женщин. Покрасневшие глаза говорили о том, что обе плакали, но улыбки на лицах сияли искренней радостью и облегчением. Значит всё хорошо. Они обговорили прошлое и оставили его позади. А для него это самое главное – покой в душе его Дефне. Он так хотел, чтобы она была счастлива каждую минуту своей жизни. Умом понимал, что это невозможно, но душа не желала слушать разум. Она хотела бесконечного счастья Дефне. И точка.

– Вы готовы? – спросил он женщин. Те дружно кивнули. Омер подхватил сумку и кивком указал на дверь. – Тогда вперёд!

Омер ушёл с вещами к машине, а женщины поднялись в кардиологию проведать бабушку. Увидев повязку на руке дочери, та расплакалась и Дефне пришлось долго успокаивать свою султаншу и убеждать её, что всё хорошо. Пулю достали, важные органы не задеты и рана прекрасно заживает. Маму отпустили домой, и если дорогая бабушка будет выполнять все требования доктора, то и её через несколько дней выпишут. Правда семье Иппликчи придётся уехать. В Стамбуле их ждут важные дела, которые требуют личного присутствия. Но бабушка пусть не скучает и не волнуется. Через пять недель Новый год и день рождения Лали, а значит всё семейство Топал во главе с бабушкой Тюркян приедет в Стамбул праздновать эти события. И к этому времени обе, и бабушка, и мама, должны быть совершенно здоровы и полны энергии. Тюркян, утирая слёзы, согласилась с внучкой, но потребовала, чтобы они перед отъездом привезли Лали, потому как правнучка для неё – лучшее лекарство. Дефне клятвенно пообещала, что они так и сделают. Попрощавшись с бабушкой и взяв с неё слово, что она не будет плакать и волноваться, Дефне с мамой вышли из клиники. Омер ждал их возле автомобиля. Высокий и стройный, в тёмно-синих джинсах и бежевой ветровке, которая оттеняла тёмные волосы и смуглую кожу. Красивый и уверенный в себе мужчина. Скучающий мужчина. Но стоило ему увидеть на пороге клиники жену, как лицо преобразилось. Скучающее выражение исчезло и на нём появилась широкая улыбка, которая как в зеркале отразилась на лице Дефне. Пелин, наблюдая с какой любовью смотрят друг на друга дочь и зять, тихо радовалась и благодарила Аллаха за спасение и услышанные молитвы.

Вечером в доме семьи Топал устроили праздник. Женская половина приготовила отличный ужин, Омер с Сердаром съездили в супермаркет и прикупили бутылку хорошего вина, а также разных сладостей и вкусностей. Эсра включила не громкую, но зажигательную музыку, которая стала отличным фоном для весёлых разговоров и шуток. Малыши носились по дому, как угорелые, но их никто не одёргивал и не останавливал – праздник же!

Семья праздновала возвращение Пелин с больницы домой, чудо избежания мамой и дочерью смерти в лапах маньяка, то, что бабушка пережила сердечный приступ и идёт на поправку и просто то, что вся семья, за исключением бабушки, собралась за одним столом. Но султанша Тюркян незримо была с ними. В разговорах, шутливых перебранках, весёлом смехе. То и дело за столом звучали фразы: «А бабушка бы сейчас сказала…», «Бабушка бы тебе устроила за такие слова…», «Долма – объедение! Совсем, как у бабушки…». И Омер вдруг почувствовал вину, что после свадьбы не навестил деда. Не повёз к нему Лали. Не рассказал, что они с Дефне ждут второго ребёнка. А он ведь ждёт. Молча. Ничего не требуя и не возмущаясь, просто ждёт в гости внука, его милую жену и правнучку. И Омер принял решение, как только вернутся в Стамбул – сразу же навестят Холюси Ипплекчи. О чём он тихонечко и сказал на ухо Дефне. Она повернула к нему своё милое лицо и улыбнулась, поддерживая и одобряя его решение.

– Как хорошо, что ты сам захотел этого. Он очень ждёт.

– Откуда ты знаешь? – удивился Омер.

Взгляд Дефне стал виноватым. Она неловко пожала плечами и призналась:

– Мы с Лали пару раз навещали его. Она для него такая радость. Смысл жизни.

– Но почему я ничего не знал?! Ладно ты, но даже Лали не проболталась.

– Прости нас! – искренне попросила прощения Дефне и взяла его за руку. – Дедушка просил не говорить. Не хотел расстраивать тебя, и чтобы ты чувствовал себя виноватым и обязанным. Он гордый. Совсем как ты.

– И что ещё я не знаю? – неприятно удивлённый скрытностью жены и дочери, поинтересовался Омер.

– Больше ничего. Клянусь!

Он расстроился. Дефне знала, что так и будет, но жалость к пожилому человеку была сильнее страха ссоры. Но поскольку она сама виновата, то и исправлять ситуацию должна сама. Она встала из-за стола и, заявив родным, что ей необходим свежий воздух, потянула Омера за руку за собой в прихожую. Набросив куртки, они вышли на улицу. Не отпуская ладонь Омера, Дефне повела его в беседку, тускло освещённую полной луной. Здесь она взяла мужа за обе руки и заглядывая в лицо виноватыми глазками попросила:

– Не сердись! Пожалуйста. Я никогда не сделаю ничего, что принесёт тебе вред и никогда не обману намеренно. Но это была не моя тайна. Твой дедушка не хотел быть навязчивым, докучать тебе. И боялся, что ты не согласишься, чтобы он виделся с Лали. А он очень хотел её видеть. Очень!

– Дефне, и что будет следующим? Что ещё ты скроешь от меня? Мы ведь договорились не иметь секретов друг от друга. А ты снова и снова окружаешь себя тайнами! – Омер злился и кричал на неё.

– Но я ведь не нарочно!

– А как?! Мало того, что ты скрыла от меня что-то, так вы с моим дедом ещё учите Лали лгать отцу!

– Омер, это не так. Она хранила тайну, а не лгала. Если ты спросишь, Лали не станет скрывать и всё расскажет. И вспомни, ты первый попросил её хранить секрет и не рассказывать бабушке о моей травме.

– И что получается, я во всём виноват?!

Нет, этот разговор идёт совсем не в ту сторону. Дефне понимала этот факт и попыталась взять себя в руки и говорить спокойно.

– Омер, не глупи. Никто не лгал и не скрывал ничего намеренно. Дедушка ждал, что ты вспомнишь о нём и сам захочешь увидеться. Он попросил меня не затрагивать с тобой эту тему. Дать тебе время всё обдумать и самому захотеть этой встречи. И, как видишь, так и произошло. Ты сам принял решение без давления и уговоров. Но он не знал, когда это будет. А время шло. И он очень хотел видеть Лали… Я всего лишь с уважением отнеслась к просьбе пожилого человека и уважила его гордость.

Дефне говорила искренне и предельно честно и Омер верил ей. И понимал причины, побудившие её так поступить. Впрочем, деда он понимал тоже. О гордости Иппликчи он знал не по наслышке. Но сам факт, что Дефне может что-то скрыть от него злил до чёртиков. Он знал, что она никогда больше не солжёт ему в глаза, но даже тайн, своих или чужих, между ними не хотел. Хотел быть уверенным в каждом её слове, каждой мысли, каждом чувстве и желании.

– Пообещай мне! – Он с силой сжал её тонкие запястья. – Пообещай, что такое больше не повторится. Никаких тайн и секретов! Ни своих, ни чужих. Ни больших, ни маленьких!

Дефне растерялась. Омер совершенно серьёзно и настойчиво требовал невозможного. Она попыталась вразумить его.

– Дорогой, ты понимаешь, что твои требования невыполнимы? У каждого человека должно быть личное пространство…

– Никакого личного пространства! – категорично перебил её Омер. – Я должен знать. Каждый твой шаг. Каждое желание. Что думаешь и что чувствуешь.

– Это невозможно!

– Возможно!

Дефне высвободила свои запястья с его ладоней и отошла в глубь беседки, присаживаясь на край деревянной скамьи и опуская взгляд на тёмный, дощатый настил пола. Требования Омера были настолько абсурдны, что она даже не знала, что ответить. А он не отставал. Присел перед ней на корточки, и, приподняв лицо за подбородок, заглянул в глаза и потребовал:

– Пообещай!

– Не могу! – упрямо ответила она. – Сам подумай! У каждого человека есть свой личный мир, куда нет доступа никому. У тебя он тоже есть. Давай будем уважать эти личные миры друг друга и доверять. Я обещаю, что никогда не разлюблю тебя, не солгу намеренно, не сделаю ничего, что может причинить тебе вред, но отчитываться о каждом шаге и каждой мысли я не буду. Это унизительно в конце концов.

– Что унизительного в любви?! Или в том, что я хочу знать о тебе каждую мелочь? Или снова дать тебе возможность придумывать невесть что, а потом требовать развода?!!

Дефне задохнулась. Она не ожидала такого от Омера. Он использовал её заблуждения, чтобы настоять на своём и больно ударил словами. Она подхватилась на ноги и молча вышла с беседки. Ей просто необходимо было остаться наедине с собой и обдумать его слова. Но он не дал. В два шага догнав её, обхватил руками за плечи и покаянно зашептал на ухо.

– Прости… Это не я говорил, а моя злость…

Дефне застыла в его руках. Потом дёрнулась пытаясь освободится, но Омер только сильнее сжал пальцы и зарылся лицом в мягкие волосы. Он понимал, что перегнул палку и обидел Дефне, но ничего поделать не мог. Её упрямое желание личного пространства, отказ раствориться в нём, быть одним целым – убивал его. А Дефне между тем заговорила. С горечью и разочарованием.

– Опять то же оправдание? Твоя злость! Которой ты каждый раз разрушаешь меня. – Она вцепилась в его руки, пытаясь оторвать их от своего тела. – Да отпусти же! Я хочу побыть одна и подумать.

– Нет! Мы будем думать вдвоём и решения тоже будем принимать вдвоём.

Скрипнула открываясь входная дверь и звонкий голос Эсры эхом разнёсся в темноте:

– Дефне, Омер, ну где вы? Все хотят десерт и ждут только вас. Нихан уже заваривает чай.

– Идём, милая! – отозвалась Дефне и шагнула вперёд. Омер разжал руки и тихо прошептал в спину:

– Мы не договорили. И никаких решений в одиночку. Предупреждаю сразу – они не принимаются.

Ну что за…! Дефне захотелось завизжать и затопать ногами. Упрямый собственник, который не принимает в расчёт ничьё мнение если оно идёт в разрез с его желаниями! Но не в этот раз. Она не станет его тенью и не растворится в нём без остатка. Она – личность. Человек со своим мировоззрением и характером, который сам принимает решения и Омеру придётся смирится с этим.

Войдя в дом Дефне молниеносно сбросила ботинки и сунула ноги в тапочки, расстегнула куртку и взялась за лацканы, чтобы снять её, но Омер, придерживая за воротник, уже делал это сам. Выскользнув руками из рукавов, она, не глядя на мужа, ушла в столовую. Повесив куртки в шкаф, он переобулся и поспешил за женой. Дефне, улыбаясь и делая вид, что всё в порядке, села на своё место за столом. Омер присел рядом. Подбежала Лали и проворно взобралась отцу на колени. Он мимоходом поцеловал душистую макушку и поинтересовался у дочери, что из сладостей она хочет. Лали уверенно показала пальчиком на румяный, щедро посыпанный измельчёнными фисташками, кадаиф. Положив на тарелку аппетитный рулетик, Омер покосился на жену. Она, нахмурив брови, переводила взгляд с молочной пахлавы на шекерпаре, решая, какому из десертов отдать предпочтение. Недолго думая, муж положил на её тарелку оба.

– Решил меня закормить? – не глядя на него, поинтересовалась Дефне.

– Надеюсь, ты поешь сладкого подобреешь, спрячешь свои колючки и поймёшь, что я прав, – склонившись к ней, ответил Омер.

– Не будь так уверен, – Дефне отломила вилкой кусочек шекерпаре и положила в рот. Глаза невольно закрылись от удовольствия. Омер, пристально, словно завороженный, наблюдая за этим действом, сглотнул.

– Папа, покорми меня, – попросила Лали и дёрнула отца за руку.

Омер очнулся от прострации и удивлённо посмотрел на дочь. Его «ясама» просит покормить её? Лали округлила глазки, развела в стороны ручки и объяснила:

– Испачкаю же.

Сердце Омера растаяло. Разве можно сердится на его девочек. Они такие сладкие, милые… настоящие. Добрые и великодушные. Как чистая вода. Дефне не смогла отказать одинокому старику… Зная, что муж рассердится, она всё равно поступила так, как велело ей сердце, и Омер уважал её за это. Но он хотел откровенности. Безграничной. Хотел, чтобы Дефне, впрочем, как и Лали делились с ним всем без исключения. Разве он многого хочет?

Разделив кадаиф вилкой на маленькие кусочки, Омер взял в руку чайную ложку и принялся кормить Лали. Она послушно открывала ротик и аккуратно забирала с ложечки хрустящее, щедро сдобренное орехами пирожное. Омер поднёс к губам армуду с чаем и отпил глоток – не слишком ли горячий. Убедившись, что дочка не обожжётся, поднёс к её губам армуду. Дефне искоса наблюдала за этими манипуляциями и успокаивалась. Ну разве можно сердится на такого Омера. Любящего и заботливого. Но куда тогда деть его гордость, ревность и собственнические замашки? Желание контролировать всё и всех? Дефне не знала ответа.

– Мамочка, я хочу попробовать твоё! – потребовала Лали и показала пальчиком на мамину тарелку.

– Какое ты хочешь, солнышко? – спросила Дефне и поцеловала маленький, пухленький пальчик.

– И то, и то, – уверенно ответила малышка.

Дефне поднесла свою тарелку поближе и Омер подцепил ложечкой кусочек сначала пахлавы, а потом шекерпаре.

– Ну и как? Вкусно? – поинтересовалась у дочки мама.

– Вкусно! – авторитетно заявила Лали. – Но моё вкуснее. Папа, а ты почему не ешь сладкое? Не хочешь?

– Я позже поем, – Омер отвечал дочери, но смотрел в глаза Дефне, недвусмысленно давая понять взглядом, ЧТО имеет в виду.

Дефне покраснела и отвернулась, заговаривая с Нихан о каких-то пустяках. Омер криво улыбнулся. Она может сейчас делать вид, что не поняла его намёка, может не обращать на него внимания, может прятаться за родными, но это всё ерунда. Ночью, в своей комнате они останутся вдвоём. Только вдвоём и ей не за кого будет прятаться и некуда бежать.

Но у рассерженной Дефне на этот вечер были свои планы. Уложив Лали в кроватку и приспав её нежной колыбельной, она, набросив на шёлковую пижаму тёплую мамину кофту, спустилась на кухню. Нихан и Эсра сидели у небольшого столика и грызли семечки. Дефне присела рядом и взяла в руки светло-серое, крепкое зёрнышко. Посмотрела на сестру и невестку и спросила:

– Какую тему обсуждаем первой?

Обе дружно загалдели, предлагая каждая свою. Разговоры затянулись до полуночи. Девушкам, которые виделись не часто, но оставались лучшими подругами и по-настоящему родными людьми, было о чём поговорить. Разговор плавно перетекал с темы на тему и минуты складывались в часы. А Омер ждал. Лежал наверху в большой кровати бабушки Тюркян, вытянувшись во весь рост, закинув руки за голову и терпеливо считал минуты прислушиваясь к ночной тишине. Но вот на лестнице послышались шаги и негромкие голоса. Скрипнула дверь в комнату Эсры и следом за ней – в спальню Сердара и Нихан. Омер опустил руки из-за головы и застыл в напряжении. Тихо открылась дверь и Дефне, едва слышно ступая по деревянным половицам подошла к своей половине кровати. Стянув кофту и положив её на стул, осторожно, чтобы не разбудить мужа, опустилась на край постели спиной к нему. В ту же секунду сильные руки сомкнулись у неё под грудью и подтянули к горячему телу, которое прижалось к ней, не оставляя ни миллиметра пространства, а глубокий голос зашептал на ухо:

– Ну что так долго? Я извёлся весь. Хочу сладкое.

– Так какие проблемы? В холодильнике полно сладостей. На любой вкус. – Пытаясь оторвать от себя его руки, холодно ответила Дефне.