Текст книги "В тебе моя жизнь..."
Автор книги: Марина Струк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 41 (всего у книги 81 страниц)
– Я понимаю, ты злишься, – задыхаясь, начал говорить Анатоль, едва успевая уворачиваться от ударов, так и сыплющихся на него, казалось, со всех сторон. Его рубашка была мокрая от пота, мышцы словно окаменели от неимоверного напряжения. Он уже не отбивал атаки, потому как знал, что малейший удар по сабле, и он потеряет ее, не в силах более удерживать в уставшей руке. – Но пойми… это было… предопределенно. Не в нашей воле… было помешать. Здесь нет… ничьей вины. Так … сложилось!
– Так сложилось? Так сложилось?! – Загорский вдруг снова переместился вбок, и Анатолю пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы увернуться от очередного укола в левую руку. Но он не успел, затупленный кончик сабли все же скользнул по предплечью. – Почему Донцев служит до сих пор в гарнизоне Ревеля, хотя его мать серьезно больна? Неужели все его прошения, которые он уже отсылает самому государю, не доходят в Петербург? И где второй свидетель моего венчания? Где Кулагин? Его служба никогда не вызывала нареканий у генерала, но сейчас он в Томске по высшему распоряжению. И это все чья воля? Чья? Не твоя ли, мой милый всемогущий Анатоль Михайлович?
Загорский, казалось, ничуть не устал. Он даже ни разу не сбился в дыхании во время своей речи, которую так запальчиво произносил сейчас, нанося резкие и частые уколы и несильные рубящие удары. Анатоль уже настолько устал, что не успел уворачиваться от него.
– Assez! Assez, monsieurs! [274]274
Довольно! Довольно, господа! (фр.)
[Закрыть]– крикнул откуда-то издалека monsieur Charles, наблюдавший за их боем из дверей.
– Серж, прекрати! – присоединился к его голосу выкрик Арсеньева с тревогой в глазах, заметивший, как растет слепая ярость в Загорском. – Остановись!
Анатоль вскинул саблю и невольно отбил очередной удар. Это движение отдалось чуть ли не во всей руке до самого плеча, пальцы невольно разжались, и оружие выпало из его рук. Он хотел тут же увернуться, но не рассчитал траекторию, запутался в ногах и упал на спину. Загорский тут же остановился, переводя дыхание. Затем двинулся к Анатолю и подал ему руку, помогая ему подняться на ноги.
– Ты можешь обвинять меня во всех моих прегрешениях, и я не буду отрицать их, ибо признаю свою вину в содеянном, – сказал ему Анатоль, принимая помощь. Он злился на себя за поражение и свое нелепое, по его мнению, падению на паркет залы, злился на Загорского, что тот по-прежнему ловок и грациозен, что тот по-прежнему лучше и впереди него во всем, даже в предпочтениях жены Анатоля. – Но она сама стремилась к этому замужеству, сама приблизила дату венчания. Voilà tout [275]275
Этим все сказано (фр.)
[Закрыть].
Загорский тут же разжал пальцы и бросил саблю на пол. В следующий миг его пальцы сжались в кулак, и он с силой ударил Анатоля в лицо. Тот не ожидал ничего подобного, посему не смог уклониться от этого удара. За ним последовал следующий удар, от которого рот Анатоля тут же наполнился горячей соленой жидкостью. После третьего удара, разбивающего Воронину нос в кровь, Загорский разжал пальцы и отпустил, почти отшвырнул от себя своего противника, направился к канапе, на котором лежали его вещи, потирая разбитые костяшки пальцев.
Анатоль, не веря в происходящее, дотронулся до своего лица и заметил на них кровь.
– Vous êtes fou! Qu'avez-vous fait avec mon visage? [276]276
Ты сошел с ума! Что ты сделал с моим лицом?
[Закрыть]Мне же завтра на службу… Это так… по-мужицки! – крикнул он сбивчиво в спину Загорскому, который уже надевал на плечи мундир.
– Êtes-vous bien [277]277
Ты в порядке? (фр.)
[Закрыть]? – подошел к нему растерянный Арсеньев, подавая платок утереть с лица кровь.
– Нет, я не в порядке! – зло ответил Анатоль и вырвал из рук друга тряпицу. – Твой друг – fou à lier! [278]278
безумный сумасшедший! (фр.)
[Закрыть]Совсем стал мужиком, пока был там!
– Я понимаю твои эмоции, но советую пока ничего не говорить, пока не произнесено лишнее, – Арсеньев с участием взглянул на Анатоля, вытирающего аккуратно лицо. – Тебе не следовало provoquer [279]279
провоцировать (фр.)
[Закрыть]Сержа. Только не сейчас.
Он посмотрел в спину Загорскому, выходящему из студии в этот момент, и вздохнул. Господи, дай им всем мудрость и терпение, чтобы с достоинством, присущим их рангу и положению, выйти из всей этой ситуации!
– Иди же за ним, – кивнул в сторону двери Анатоль. – Сам понимаешь, сегодня я к monsieur Talon не ходок. Все, что мне сейчас нужно – бутылка вина да лед к лицу. Иди же!
– Нам всем нужно время, – сказал Арсеньев уже на пороге. – Я уверен, что со временем все забудется, все эмоции улягутся. А пока, быть может, вам не стоит пока пересекаться с Сержем.
Арсеньев нашел Сергея уже в карете, где тот сидел, задумчиво глядя в окно на проходящих мимо прохожих и проезжающие экипажи, потирая свои длинные пальцы друг о друга. Павел уселся рядом с ним и стукнул тростью в потолок кареты, подавая сигнал, чтобы кучер трогал к ресторации.
– Ужасно, – покачал головой после недолгого молчания Арсеньев.
– Ты о чем речь ведешь? – спросил Загорский, не поворачивая головы от окна, в котором мелькнуло личико хорошенькой горничной, спешащей по делам госпожи. Она улыбнулась призывно привлекательному мужчине в карете, и Сергей подмигнул ей. Интересно, также бы она улыбалась, если бы видела правую сторону его лица?
– Обо всей этой ситуасьон. Так все… неприятно. Зачем ты бил его?
– Не сдержался, – усмехнулся Загорский. – Даже не буду говорить, что это было мне не по душе. Видимо, Анатоль прав – эти годы на Кавказе сделали меня диким.
– Что ты намерен делать? – спросил, предпочтя проигнорировать его последнюю реплику, Арсеньев. Загорский отвернул свой взгляд от окна кареты и улыбнулся другу.
– Для начала хорошо поужинать, – карета меж тем остановилась, и Арсеньев понял, что они прибыли. – А затем – qui vivra verra [280]280
время покажет (фр.)
[Закрыть].
В ресторации их появление было вызвано любопытными взглядами, приветственными восклицаниями. Пока они шли к своему кабинету вслед мажордомом ресторации, Загорскому пришлось остановиться чуть ли не у каждого стола, выслушать не одну речь, полную радостных пожеланий и заверений. Все хотели убедиться, что неожиданно воскресший из мертвых внук старого князя Загорского по-прежнему в здравом уме и теле, несмотря на все те сплетни, что принялись ходить по Петербургу при известии о его возвращении.
Наконец друзья остались одни в тишине кабинета, открыли бутылку вина.
– Ты снова в центре внимания, – улыбнулся Арсеньев, разливая вино по бокалам. Они отпустили прочь официанта, не желая иметь посторонние уши в комнате. – Как раньше.
– Представляю, как сегодня будут со смаком переносить из гостиной в гостиную, из салона в салон, что князь Загорский – monstre [281]281
чудовище (фр.)
[Закрыть]отныне.
– Прекрати, ты словно девица, ожидающая комплиментов от своего кавалера, – отмахнулся от него Арсеньев. – Да, согласен, ты не выглядишь теперь, как ранее, но ты все так же пригож лицом. Этот небольшой défaut [282]282
недостаток, дефект (фр.)
[Закрыть]ничуть не портит тебя, а наоборот – придает тебе мужественности. Вот увидишь, теперь девицы снова будут от тебя без ума, но теперь уже вдвойне.
– Pour la beauté [283]283
За красоту! (фр.)
[Закрыть], – поднял бокал Загорский и вдруг побледнел под воздействием вихря картинок из прошлого, что пронеслись перед глазами в этот миг. Ведь одно только упоминание о красоте вызывало в его голове лишь один женский облик.
Арсеньев не мог не заметить этого, но ничего не сказал, только глотнул ароматного вина из бокала. Только когда принесли закуски – великолепный страсбургский пирог, ветчину и сыр с мягкими булками, продолжил беседу:
– Ты сегодня был во дворце. Что решили с тобой?
– Перевод в Преображенский полк, повышение в звании и еще одна именная сабля с золотыми ножнами. Теперь уже с надписью «За мужество», – ответил Загорский, приступая к закускам. Он выглядел таким спокойным при этих словах, что Арсеньев поразился.
– Ты так говоришь, словно каждый день император вручает тебе именную саблю!
– Ты же знаешь, мне не нужны награды сейчас. Я бы все сам отдал бы, лишь бы прошлых трех лет не было в моей жизни. Но это, увы, невозможно.
Друзья помолчали, а затем Павел спросил:
– Ты остаешься в Петербурге?
– Не знаю, – пожал плечами Сергей. – Пока я в бессрочном отпуске для поправления здоровья. Быть может, уеду в деревню, а может, и останусь в столице. Что толку в переездах? От себя не убежать, куда бы я не двинулся.
– Я не знаю, как тебе сказать об этом, – замялся вначале Арсеньев, но, тем не менее, продолжил. – Я обещал своей жене, что обязательно передам эту просьбу. К ней писала Марина. Она хочет увидеть тебя, поговорить с тобой. Ты можешь поехать со мной завтра в Киреевку. Она заедет к нам в имение по пути в Петербург.
Загорский ничего не ответил, лишь откинулся назад и прикрыл глаза. Увидеть ее. И не так, в свете, при большом скоплении людей, которые зная, как он преследовал ее до своего отъезда на Кавказ, будут следить за их встречей во все глаза. Наедине, только он и она. И он сможет задать свой главный вопрос, который мучает его со дня его возвращения. Какой соблазн!
– Вам необходимо встретиться, чтобы определиться, как вам поступить далее. Она по-прежнему твоя жена, и этого никому не отнять. Я думаю, и у тебя к ней есть вопросы. Например, как ей голову пришло осуществить эту аферу с приходской книгой, – напомнил Арсеньев.
– Ты прав, мне нужно увидеть ее, – решился Загорский. – Но ты ошибаешься – это дело с записями не ее рук.
– Я же тебе говорил, дьяк хорошо запомнил некоторые детали ее внешности: молодая, невысокого роста, светлые волосы. Кому еще быть, как не ей? – раздраженно возразил ему Арсеньев. – Я понимаю, твое нежелание поверить в это. Но факты, мой дорогой друг, les faits sont tenaces [284]284
факты – упрямая вещь (фр.)
[Закрыть].
– Ты не прав, мой друг, – в тон ему ответил Загорский. – Да, она вполне могла бы совершить эту аферу, как ты выразился, и разыграть перед вами сей спектакль с заламыванием рук, строя из себя невинную жертву. Но подумай сам – зачем Анатолю убирать свидетелей венчания подальше от Петербурга, зачем утаивать от нее правду? Так что ты не прав, Paul, это не она.
Уже у дома Арсеньева, когда карета развозила друзей после совместного ужина в ресторации, Загорский медленно проговорил, прощаясь с Арсеньевым:
– Я поеду с тобой в Киреевку. Ты выезжаешь завтра?
– Да, поутру, – кивнул тот, и Загорский поморщился:
– Давай перенесем отъезд на послеполуденный час. Боюсь, что не смогу так рано присоединиться к тебе в твоем путешествии.
– Ты сейчас…? – Арсеньев не договорил, но оба друга знали, что он хочет спросить – едет ли сейчас Загорский к m-m Delice.
– Хочешь составить мне компанию? – приподнял правый уголок рта в ухмылке Загорский. Арсеньев улыбнулся ему в ответ и покачал головой.
– Ты же знаешь, я давно уже пас в таких забавах. Мне больше по душе тихое семейное счастье.
Да, думал Загорский, когда карета отъезжала со двора особняка Арсеньевых. Я прекрасно понимаю тебя. Я бы тоже сейчас с удовольствием предпочел бы тихие семейные радости дому m-m Delice. Но злая рука Провидения лишила меня этой возможности, украла мое счастье, и теперь мне не остается ничего иного…
Едва Загорский переступил порог комнаты, куда проводил его высокий и крепкий дворецкий, как к нему навстречу шагнула женская фигура в ярком платье цвета бордо.
– О, c'est vraiment vous! J'étais tellement heureux de recevoir votre lettre, – сказала ему m-m Delice. Она сложила веер и провела им по правой щеке Загорского. – Keepsake de montagnardes sauvage? [285]285
О, это действительно вы! Я была так рада получить записку от вас. Подарок от диких горцев? (фр.)
[Закрыть]
Загорский увернулся от ее веера, отвел руку немного раздраженно.
– Tout est prêt, j'espère? [286]286
Все готово, надеюсь? (фр.)
[Закрыть]– проговорил он медленно. M-m Delice медленно кивнула в ответ, а затем сказала:
– Oui, bien sûr. Seulement, il m'a coûté très cher [287]287
Да, разумеется. Только это дорого мне стоило (фр.)
[Закрыть].
– Vous savez, je paye à compte entièrement [288]288
Вы же знаете, я полностью оплачу все (фр.)
[Закрыть], – ответил ей Загорский, и та кивнула дворецкому, что тотчас возник за его спиной и попросил следовать за ним. Сергей поклонился хозяйке дома и пошел вслед слуге, который направился наверх, на второй этаж, где располагались многочисленные спальни. По пути он уловил звуки музыки, женский и мужской смех, звон бокалов, но не стал задерживаться. Он не хотел сейчас никакой компании, даже игра в карты или кости не привлекала его нынче. Только спокойствие и уединенность.
Дворецкий остановился у одной из дверей и открыл ее. Сергей раздвинул портьеры и прошел в спальню. Там, у окна на небольшой кушетке полулежала молодая светловолосая девушка. Она с тоской смотрела в окно на проезжающие мимо дома экипажи. При виде Сергея она поднялась со своего места и присела в неглубоком книксене.
– Bonsoir, prince [289]289
Добрый вечер, князь (фр.)
[Закрыть], – произнесла она, но он прервал ее, подняв руку.
– По-русски, прошу тебя, – произнес он и направился к ней. Он обхватил пальцами ее подбородок и поднял его верх, заставляя ее взглянуть в глаза. – У тебя не зеленые глаза.
– Нет, – покачала головой девушка. Он отпустил ее и отошел к небольшому столику на низких ножках, на котором стояло странное, по мнению девушки, приспособление – длинной трубкой, заканчивающейся серебристым чубуком. Загорский тем временем проделал какие-то странные манипуляции с ним, потом сунул чубук в рот и стал вдыхать в себя. В сосуде меж тем что-то странно забулькало.
– Что это? – подошла поближе к нему девушка, движимая любопытством.
– Наргиле [290]290
Разновидность кальяна
[Закрыть], – коротко ответил Загорский и выпустил в воздух струю дыма, вынув чубук изо рта. Он почувствовал, как с каждым вдыханием ароматного дыма, его тело становится таким легким, таким воздушным, слегка закружилась голова. Он опустился на пол рядом со столиком и откинулся спиной на кровать, что стояла позади него.
– Что ты хочешь, чтобы я сделала? – откуда-то издалека донесся до него голос девушки.
– А что ты хочешь сделать? – ответил он вопросом на вопрос.
Она присела на его вытянутые ноги и стала медленно расстегивать пуговицы на его мундире. Потом скинула его с плеч и просунула ладони под его рубашку, нежно лаская пальцами его кожу. От этого простого движения у Загорского побежали мурашки по спине, и он притянул девушку к себе поближе. Она подняла на него глаза, и он заметил, что они поменяли свой цвет – стали серо-зелеными, становясь изумруднее с каждым мгновением, что он проводил ладонями по ее спине и ягодицам.
Сергей отвел с ее лица широкую прядь волос, закрывавшую его почти полностью от обзора, и невольно втянул в себя воздух со свистом. Ее лицо. Она снова была здесь, рядом с ним. Только в этот раз все было реальнее – кожа под его руками была горячая, губы мягкими и такими сладкими.
– Ты такой красивый, – прошептала Марина и провела аккуратно пальцами по его правой щеке. Он перехватил руку и сжал их, наверное, переоценив свои силы, так как она поморщилась от боли.
– Прости меня, я не хотел сделать тебе больно, – он поднес ее пальцы к губам и поцеловал их один за другим. – Разве ты не видишь, как я ужасен?
– Нет, – покачала она головой. – Это неправда, ты вовсе не ужасен.
Веки Загорского внезапно стали такими тяжелыми, что он не смог удержаться и закрыл их. Потом резко распахнул глаза в страхе, что Марина исчезнет сейчас, как исчезала всегда, едва он смыкал веки.
– Ты устал? – спросила она слегка разочарованно.
– Это все аш [291]291
гашиш
[Закрыть]. Не надо было добавлять бренди, а делать наргиле на воде, – прошептал он, изо всех сил борясь со сном. – Я не буду спать… не буду.
– Лучше поспи, – мягко проговорила она, в мгновение ока оказываясь в другом месте. Он даже не успел удивиться, как она так быстро переместилась. Теперь она сидела рядом с ним, положив его голову себе на грудь, перебирая пряди его волос. – Отдыхай, князь…
– Ты уйдешь, – возразил он ей, качая головой. Он не хотел спать сейчас, но глаза закрывались помимо его воли. – Ты уйдешь от меня.
И тогда она прошептала ему в ухо, легко касаясь губами:
– Нет, я останусь с тобой. Я не уйду, пока ты сам не прогонишь меня…
– Как я могу прогнать тебя? – приподнял он в усмешке уголок рта, проваливаясь в глубины сна. Маленькая капелька скатилась из уголка его глаза и упала на ворс ковра. – Разве могу?
Глава 39
И этой муки нет сильней – конца любви, надежд, желаний...
Они прибыли в имение Арсеньевых уже под вечер, когда на землю опустились сумерки, а на темном небе появилась красавица-луна. Такая задержка произошла по вине Загорского – после вчерашнего вечера предстоящее путешествие было мукой для него: сильно болела голова, мучила жажда, мутило. По пути им приходилось останавливаться, чтобы Сергей мог выйти на свежий воздух из душной кареты, пройтись по талому снегу. Он не знал, связано ли его состояние со вчерашним вечером или с волнением, что каждый раз охватывало его, стоило ему подумать о том, что завтра будет все кончено. Завтра он увидит Марину…
– Бурная ночь? – только один раз за все время их путешествия поинтересовался Арсеньев, приподнимая бровь. И более ничего, за что Сергей был ему благодарен. Ему не хотелось сейчас вести какие-либо разговоры, даже на отвлеченные темы.
По приезду в Киреевку их встретили прямо на крыльце усадебного дома. Жюли не могла дождаться, когда ее муж наконец-то вернется из Петербурга после недельного отсутствия, и потому выскочила прямо из дверей, как только Арсеньев вышел из кареты. Кинулась ему на шею на глазах у дворни, ничуть не смущаясь, а тот, смеясь, поцеловал ее сначала в губы, а потом в лоб, как того требовали приличия.
– У нас гости, родная, – скосил Павел глаза на Сергея, стоявшего чуть поодаль. Жюли заметила его и тотчас вспыхнула, как маков цвет, осознавая, что выставила себя сейчас совсем не дворянкой перед этим человеком. Тем паче, он стоял, насупившись, опустив подбородок в поднятый ворот шинели.
– Здравствуйте, Юлия Алексеевна, – тихо проговорил он и приложился к ее дрожащей руке. Она взглянула на него смущенно и с явным состраданием в глазах. Что ж, имела на это полное право! Его нынешнее положение не пожелать и врагу.
– Bonsoir, Сергей Кириллович, – ответила она, отводя глаза от его лица, словно ей было не по себе глядеть на него. И это ему было понятно – первое время Сергей сам не мог вообще смотреть на себя в зеркало. – Пройдемте в дом, отчего стоять на ветру?
В доме их встретила няня с маленьким мальчиком, который едва стоял на ногах, держась за ее ладонь. Кареглазый, с пышной каштановой шевелюрой, он был так похож на Жюли, что сомнений не возникало совсем, чей ребенок стоял перед ними. Неловко передвигая своими пухлыми ножками, мальчик двинулся по направлению к Арсеньеву, что лепеча и таща за собой няньку. Павел улыбнулся и подхватил на руки своего сына, прижимаясь лбом к его маленькому носу.
Загорский, стоявший в дверях, не мог не видеть этой семейной идиллии: отец с ребенком на руках, супруга и хозяйка дома, краем глаза посматривая за мужем и сыном, отдает распоряжения насчет ужина, нянька, дородная крепкая женщина, скрестив руки на груди, наблюдает за игрой барина с барчуком. Эта картина заставила его осознать, что было потеряно им за эти годы. Быть может, не стоило ему быть столь аккуратным тогда, в первые дни после венчания? Быть может, если бы у них с Мариной был общий ребенок, она относила положенный ее статусу траур, а не вышла бы замуж так стремительно за другого? Ведь ничто не скрепляет брак так сильно, как дитя.
Сергей чувствовал себя лишним здесь, в Киреевке. Нет, разумеется, и Павел, и его супруга были столь внимательны и предупредительны к нему, как, верно, ни к какому другому гостю. Но их взгляды, их жесты и особые, условные слова, понятные только им одним, заставили Загорского, как никогда почувствовать свое одиночество. Он невольно нарушил своим присутствием их маленький семейный мирок, и оттого ему было не по себе.
– О, нет-нет, – поспешил Загорский отказаться от бренди и сигары в кабинете Арсеньева после ужина. Он прекрасно понимал, что после недельной разлуки самым заветным желанием друга было сейчас уединиться в своей спальне с женой. – Я так устал сегодня, что единственное мое желание – это пойти к себе.
– Если ты так говоришь исключительно из вежливости.., – начал было Павел, но Сергей перебил его.
– Мой друг, ты прекрасно знаешь, что я мало спал прошлой ночью. Потому я ничуть не лукавлю, когда говорю, что даже превосходнейшему бренди и отличной сигаре я предпочел бы гостевую комнату.
Сергей заметил краем глаза, как волнуется Жюли, словно ей хочется переговорить с ним, и он прекрасно знал, какова будет тема их разговора. И также знал, что вовсе не горит желанием вести этот разговор сегодня вечером. Его нервы были так взбудоражены, что еще несколько минут, и он начнет барабанить пальцами по столу, нарушая правила приличия.
Наконец, пожелав друг другу покойной ночи, Арсеньевы и Сергей разошлись по своим комнатам. Загорский честно попытался уснуть, он даже лег в постель и попытался закрыть глаза. Но снова и снова в его мозгу возникала одна и та же мысль, гнавшая его прочь из постели в темноту ночи. Спустя некоторое время, когда единственная свеча, освещавшая гостевую комнату, сгорела наполовину, Сергей перестал бороться с собой, накинул на плечи мундир и вышел из спальни, аккуратно ступая по половицам, стараясь не пробудить ото сна дом. Он вышел в сад, вдохнул полной грудью холодный весенний воздух. Затем решительно направился в сторону флигеля, который едва виднелся в лунном свете сквозь черные силуэты деревьев.
Сергей даже не думал о том, что дом может быть заперт на зиму, ведь он был неотапливаемый, холодный для проживания весь год. Его просто туда влекло со страшной силой – снова побывать в том месте, где он был так счастлив. Именно здесь он прятался мысленно, когда сил выдержать тот ужас, что он переживал, будучи в плену, уже не было. Именно сюда влекли его наркотические грезы.
Загорский поднялся на крыльцо флигеля, толкнул дверь и с удивлением обнаружил, что она отперта, словно кто-то свыше угадал его желание побывать здесь. Внутри было совсем пусто – ни мебели, ни гардин и портьер, даже ткани на стенах кое-где не было. Голые доски пола и стен, пыльные стекла окон, сквозь которые легко проникал лунный свет, освещая всю запущенность и бедность вкруг него.
Сергей почувствовал, как у него затряслось все нутро при виде того, во что превратилось это место, где они с Мариной провели те несколько дней вместе после венчания. Он достал сигару, но только потом сообразил, что прикурить ее невозможно, ведь огня под рукой не было. Это последнее его разочарование словно добило его, он опустился на грязный пол, ничуть не заботясь о своем костюме, прислонившись спиной к стене флигеля, едва сдерживаясь, чтобы не завыть во весь голос. Вся его жизнь сейчас походила на этот запущенный флигель – такая же пустая, как и эти комнаты.
Внезапно лунный свет заслонил чей-то силуэт. Сергей поднял голову и увидел Арсеньева, который тут же опустился на пол рядом с ним и протянул небольшую серебряную фляжку. Загорский глотнул бренди и почувствовал, как долгожданное тепло разливается по телу.
– Я забыл сказать тебе, – проговорил Арсеньев. – Прошлой осенью мы решили снести флигель и на его месте построить новый, каменный, как основной дом. Вот потому-то здесь так пусто…
Загорский ничего не ответил. Он просто прислонился затылком к стене и закрыл глаза, стараясь не думать ни о чем. Особенно о том, что ждало его завтра.
Так друзья и просидели некоторое время бок о бок, глотая поочередно бренди из фляжки, пока та не опустела совсем. Просто сидели и молчали до тех пор, пока не продрогли окончательно и наконец не ушли в дом.
На следующий день, прямо с самого раннего утра, после первого завтрака, Загорский ушел вон из дома, намереваясь воротиться лишь после полудня, когда ожидали графиню Воронину. Он не хотел никого видеть, ни с кем говорить до приезда Марины, так как хотел встретить ее с чистым разумом, без чьего-либо влияния. Он составлял в уме речи, но тут же браковал их, понимая, что они совсем не подходят для того, чтобы сказать ей то, что он желал бы, выразить полностью все его мысли.
К полудню, когда в столовой подавали второй завтрак, Загорский вернулся в дом. Не успели сесть за стол, как прибежал дворовый мальчишка и рассказал, что на дороге появилась карета. Это могло означать только одно – гостья, которую с таким нетерпением ждали в этом доме, наконец прибыла в имение Арсеньевых. Сергею тут же вдруг захотелось курить, просто до дрожи в руках. Он старательно избегал встречаться взглядом с другом или его женой.
– Пожалуй, вам лучше поговорить в диванной, – произнес негромко Арсеньев. Загорский ничего не ответил, опасаясь, что голос может изменить ему сейчас, только поднялся, отложив салфетку в сторону.
– Ecoutez moi, je vous en pris [292]292
Послушайте меня, прошу вас (фр.)
[Закрыть], Сергей Кириллович…, – начала было Жюли неожиданно для всех, но Сергей не дал ей договорить, подняв ладонь вверх.
– Прошу вас, Юлия Алексеевна, не стоит. Только не сейчас.
Он едва успел войти в диванную, как услышал шум колес за окном, и с трудом удержался от того, чтобы не выглянуть в окно и не посмотреть на нее. Какая она стала? Прошло почти три года, как он видел ее в последний раз. Может, подурнела после родов? Или наоборот похорошела, ведь материнство придает женщине какую-то особую мягкость, какой-то особый шарм.
Сергей прошелся по комнате, потом подошел к окну и, заложив руки за спину, стал смотреть во двор, словно это было тем единственным сейчас, что его волновало. Но его слух был напряжен, как никогда ранее, он слышал каждый звук в доме. Вот где-то через несколько комнат от него раздались женские голоса, а затем смолкли, и установилась напряженная тишина, давившая ему на нервы. Он не смог различить голос Марины на таком расстоянии и неожиданно для самого себя огорчился – неужели он забыл его, как немного подзабыл дорогие его сердцу черты?
Внезапно Сергей услышал тихие шаги и шелест юбок, приближающиеся к двери диванной, и замер в напряжении, словно тигр перед прыжком, сжав кулаки. Эти звуки стихли у самой двери, и он понял, что она стоит по ту сторону, не решаясь надавить на ручку и открыть дверь. Ему даже казалось, что он слышит ее взволнованное дыхание по ту сторону двери. Так и простояли они некоторое время – Сергей не решался пройти несколько шагов и открыть дверь, а Марина не находила в себе достаточно мужества, чтобы повернуть дверную ручку и встретиться с тем, кто занимал ее мысли.
Наконец Сергей услышал, как медленно, с тихим скрипом поворачивается дверная ручка, щелкнул замок в двери, и напрягся в ожидании. Шорох юбок, стук закрывающейся двери. Затем снова тишина. Ему казалось, что в этой тишине он слышит стук их сердец, хотя, разумеется, ему это просто мнилось.
Марина медлила. Он тоже не оборачивался к ней, по-прежнему не отрывая взгляда от пейзажа за окном. Они оба боялись взглянуть друг другу в глаза и прочитать там подтверждение собственным опасениям, ибо это было бы самым страшным разочарованием для обоих. К тому же, Сергей опасался заметить в ее взгляде жалость к нему или еще хуже – отвращение из-за изменений в его внешности.
Наконец они решились и одновременно двинулись навстречу друг другу – она пошла к нему, а он повернулся и взглянул на нее. Тут же замерли, словно пугаясь движений, собственных и своего визави. Он заметил, как глаза Марины пробежали по его телу, потом по лицу. Она заметила шрам на его лице и едва удержалась, чтобы не ахнуть от неожиданности, но смогла скрыть свои эмоции.
Всю его правую щеку от самого глаза до уголка рта пересекал длинный глубокий шрам с рваными краями. Никто не сказал ей, что он так изменился внешне, посему она сейчас была поражена до глубины души. Марина стиснула перед собой руки, чтобы не подойти к нему и не коснуться его кожи. Боже, как ему, верно, было больно! Какая страшная рана! Он просто чудом сохранил глаз.
– Это кошка, – хрипло сказал Сергей, указывая пальцем на правую щеку. – След на всю жизнь. Чтобы я помнил.
Марина вздрогнула – так непривычно было слышать ей его глубокий голос не во сне, а наяву. Она неосознанно вдруг шагнула к нему, протянув руку, словно желая коснуться его, и он не удалился от этого прикосновения, а наоборот шагнул ей навстречу. Она ласково провела ладонью по его правой щеке, аккуратно нащупывая пальцами его шрам. Тепло его кожи словно обжигало кончики ее пальцев, она вдохнула аромат его кожи и почувствовала, как у нее закружилась голова.
– Ты живой, – прошептала Марина с таким надрывом в голосе, что у Загорского замерло сердце. Он резко повернул голову и коснулся губами ее ладони. Она не отняла своей руки, и он накрыл своей ладонью ее кисть, затем взял ее руку и легко притянул ее к себе, другой ладонью нежно стирая слезы, которые одна за другой катились по ее лицу.
– Ш-ш-ш, тихо, не плачь, – шепнул Сергей чуть слышно. От вида ее слез у него просто разрывалось сердце. – Я думал, ты будешь рада. А ты рыдаешь…
Марина, улыбаясь сквозь слезы, уткнулась лицом в его плечо, обхватывая руками его шею, прижимаясь к нему. Ее сердце так бешено стучало в груди, словно хотело выпрыгнуть из ее груди. Если бы она не ощущала под своими ладонями крепкое тело, то решила бы, что ей снова снится сон, настолько происходящее казалось ей нереальным. Она гладила руками широкие плечи, обтянутые тканью мундира, теплую кожу над воротом и мягкие волосы, наслаждаясь каждой минутой, проведенной рядом с ним.
Сергей вдруг отстранил ее, пристально посмотрел в глаза. Потом перевел взгляд на ее губы, тронул их большим пальцем и стал склоняться к ее лицу. Марина поняла, что он хочет ее поцеловать, и сначала сама подалась ему навстречу. Но затем в ее голове вдруг всплыла с ужасающей ясностью одна мысль, одно единственное воспоминание, приводящее ее в отчаянье, причиняющее ей немыслимую боль.
Она отвернула резко голову, и губы Сергея скользнули по ее щеке, обжигая кожу своим прикосновением. Он не ожидал от нее отстранения, посему Марина легко выскользнула из его рук и отошла от него как можно дальше, сжимая судорожно руки. Вот Сергей держал в руках ее тонкий стан, а вот уже в его объятиях пустота…
– Так нельзя, – с болью в голосе произнесла Марина, отводя взгляд от его лица, на котором она легко прочитала ту муку, что сейчас причиняла ему. – Я знаю, я не всегда помнила о добродетели ранее, но сейчас…
Сергей похолодел, услышав эти слова. О чем она, черт возьми, толкует? Какая добродетель? Но потом вдруг блеснуло кольцо на ее правой руке, когда она поднесла руку с зажатым в ладони платком к губам, и он понял, что она пыталась ему сказать, а затем вспомнил о жестокой реальности. Чужая супруга. Она теперь не принадлежала самой себе. И не принадлежала ему.
Он отвел глаза в сторону, сжал кулаки, чтобы не показать свое состояние сейчас, ибо его вдруг затрясло, словно в ознобе.
– Ясно, – произнес Сергей в никуда, конкретно никому не обращаясь. – Значит, вот как.
– Вот так, – подтвердила Марина, кивая головой. – Я не хотела тебя ни упрекать, ни словом не обмолвиться о том, что было, но… Боже! Если бы ты тогда поступил согласно совести…
