Текст книги "Проклятые (СИ)"

Автор книги: Марина Сербинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 45 страниц)

Кэрол же, наткнувшись на отца Джека, слегка растерялась.

– О, очаровательная барышня, проходите, прошу вас, не обращайте на меня внимания. Я уже удаляюсь. Только сперва позвольте представиться. Джордж Рэндэл. А как зовут вас?

– Кэрол Мэтчисон, – ответила девушка, улыбнувшись.

– Мэтчисон? Уж не родственница ли вы Куртни Мэтчисон?

– Родственница, – ответил за нее Джек. – Не приставай к девушке. Она моя клиентка. И все!

Рэндэл – старший горестно вздохнул, бросив на сына угрюмый взгляд.

– Вы замужем? – поинтересовался он у Кэрол.

– Нет.

– Прекрасно. У меня к вам деловое предложение. Даже просьба.

– Какая?

– Выходите замуж за моего сына.

Кэрол чуть не выронила сумочку, недоуменно уставившись на странного мужчину.

– Хоть вы сжальтесь надо мной, милая девушка! Посмотрите на меня. Я старый больной человек. Моего сына все время пытаются отправить на тот свет, и я боюсь, что так и останусь без внуков, без сына, совсем один. Взгляните, он довольно симпатичный, к тому же обеспеченный. По-моему, очень даже достойный кандидат в мужья. Правда, характер – не подарок, но, думаю, вам с ним недолго мучится. Боюсь, быстро овдовеете. Только успейте мне родить хоть одного внука или внучку, прежде чем этого непутевого придурка прибьют. Вам достанется неплохое состояние, к тому же я буду заботиться о вас, будете жить, как в сказке. Ну, что, согласны?

Кэрол молчала, пытаясь понять, шутка это или что?..

– Он шутит, Кэрол. Не обращай внимания, – ухмыльнулся Джек. – Отец, тебе не стыдно? Взгляни, как перепугал девушку!

– Ты прекрасно знаешь, что я никогда не шучу, – огрызнулся Рэндэл – старший. – Плюешь на себя, позаботься хотя бы о своем старике. Хочешь умереть – твое дело, только меня не обрекай на одинокую старость! Оставь мне внуков!

– Не хорони меня раньше времени, я не собираюсь умирать!

– Насколько мне известно, никто перед тем, как попытаться отправить тебя на тот свет, не спросил, собираешься ли ты туда или нет! И, поверь мне, не спросят! И отправят, если не одумаешься! Девушка, – мужчина повернулся к Кэрол, – хоть вы скажите ему, чтобы прислушался к отцу, хоть раз в жизни!

– Ладно, отец, хватит! Кончай этот цирк! – разозлился Джек. – Без тебя разберусь, не маленький. У тебя своих дел хватает – вот и займись ими.

– Боже, как ты меня бесишь, отморозок! И откуда ты свалился на мою голову? И почему мамаша не забрала тебя с собой? Награждал бы ее седыми волосами и расшатанными нервами, а не меня!

– Иди на хрен, старый зануда!

– Сам иди на хрен, идиот!

Кэрол открыла рот, шокированная этой перепалкой.

– Сам найму толкового киллера, чтобы, наконец-то, прикончили тебя. Достал уже нервы трепать! – проворчал Рэндэл – старший, прикурил сигарету и невозмутимо протянул сыну. Тот спокойно взял и затянулся.

– Нет такого киллера, чтобы меня одолел, – усмехнулся Джек. – Только деньги на ветер выкинешь!

– И в кого ты уродился таким чудовищем?

– Ясно, в кого!

Лицо Джорджа Рэндэла расплылось в улыбке, и он дружелюбно хлопнул сына по плечу.

– Эй, осторожней, больно же! Забыл, что я весь переломанный?

– Ладно, не ной, «переломанный»! Найдем этого ублюдка и переедем пару раз, размазывая его кишки по асфальту, – утешил отец. – Что б другим неповадно было! А то распоясались, имеют моего сыночка, как хотят, да еще и калечат.

– Слушай, ты, кажется, собирался уходить. Иди уже, надоел.

– Ладно, пойду. Постарайся продержаться до завтра и не попасть опять под колеса или пулю, – съязвил Джордж Рэндэл и учтиво поклонился девушке. – Леди, приятно было познакомиться. Обязательно обдумайте мое предложение, оно стоящее, даю слово.

Кэрол снова улыбнулась ему.

– До свидания.

Джордж Рэндэл удалился, оставив ей незабываемое впечатление.

Джек, спокойно докуривая сигарету, улыбнулся девушке.

– Не обращай на него внимания. Мой папаша любит совать нос в мои дела и личную жизнь, как и твой – в твою.

– Вы похожи, – только и смогла сказать Кэрол.

– Даже слишком, – хмыкнул он. – Будь добра, подай пепельницу.

Потушив сигарету, он оперся о здоровую руку и приподнялся. Губы его слегка скривились от боли.

– Помоги мне. Я хочу встать.

– Зачем? Тебе же, наверное, нельзя!

– Можно, – упрямо возразил он, откидывая одеяло и спуская здоровую ногу на пол. Со второй, скованной тяжелым гипсом, он не мог справиться, и, наклонившись, Кэрол помогла ему.

– Пожалуйста, подай-ка мне эту штуку, – он указал на стоявшие в углу костыли. – Один.

Девушка, сильно сомневаясь в том, что он поступает благоразумно, все же выполнила его просьбу. Держась за костыль здоровой рукой, он сделал усилие, пытаясь оторваться от постели, но только застонал от боли и с яростью отшвырнул ненавистный костыль.

– Не злись, за меня держись, – ласково сказала Кэрол и, присев, подставила плечо ему под мышку. Обняв его за талию, она не без усилия подняла его на ноги. Джек пошатнулся и зажмурился.

– Что?

– Голова кружится.

– Я же говорила, не надо. Давай, осторожно садись…

– Нет! Дай мне этот чертов костыль!

– А ты не упадешь?

– Нет.

Отпустив его, Кэрол быстро наклонилась, подобрала костыль и подставила ему под мышку. Стоя на одной ноге, опираясь здоровой рукой на костыль, Джек горестно вздохнул. О том, чтобы попробовать сделать хотя бы шаг, и речи быть не могло.

– Ну, и как я смотрюсь? – невесело хмыкнул он.

– Молодец, уже стоишь. Если бы не поломанная рука, мог бы и походить.

– На костылях? Не хочу!

Лицо его перекосилось от досады и злобы, и он снова отбросил костыль. Потеряв от резкого движения равновесие, он начал падать.

Кэрол успела его подхватить, но удержать не хватило сил, лишь смягчила и задержала его падение. Упав поперек кровати на спину, он скривился от боли.

– Ой, Джек, прости!

А он вдруг тихо засмеялся.

– Боже, как больно… мои помятые ребра, – простонал он, пытаясь подавить смех, который отзывался в поломанных костях острой болью. Не выдержав, Кэрол тоже засмеялась, помогая ему разместиться в кровати.

– Ничего, Джек, потерпи, скоро все заживет.

– Скорей бы! Будь проклят этот негодяй… Подтяни, пожалуйста, повыше подушку.

Наклонившись над ним, девушка поправила подушку.

– Удобно?

– Да вроде как… Спасибо.

Он бросил на нее благодарный взгляд.

– Не привык я к женской заботе… не по себе как-то.

– Почему?

– Боюсь, понравится, привыкну.

– И что в этом плохого?

Он не ответил, задумчиво смотря в окно. Кэрол тоже молчала, присев на стул рядом.

– Мне, конечно, очень приятно, что ты навещаешь меня, проявляешь участие, – проговорил он. – Понимаю, почему ты это делаешь. Только хочу сказать, что я не отказался бы от дела Мэттью Ланджа, даже если бы ты всего этого не делала.

– Ты думаешь, что меня волнует только благополучие Мэтта?

– Конечно, что еще? Можешь расслабиться и не напрягаться так. Я не отказываюсь от своих обещаний, поэтому тебе вовсе не обязательно заискивать передо мной. Кстати, детективы уже взялись за расследование. Есть и вторая приятная новость – получено разрешение на свидания.

Девушка благодарно кивнула, опустив голову и ковыряя длинным ногтем застежку сумочки. Джек удивился, не увидев радости.

– Разве ты не рада?

– Рада… очень. Спасибо.

Она встала и поставила стул, на котором сидела, к стенке.

– Уже уходишь?

Кэрол показалось, что услышала в его голосе расстроенные нотки. Вот именно, что показалось.

– Да, мне пора. Поправляйся, – она вскользь ему улыбнулась и, так и не подняв к нему глаз, отвернулась и направилась к двери. Подобрав с пола костыль, она поставила его рядом со вторым, и вышла из палаты.

Проводив ее взглядом, Джек снова отвернулся к окну. Он понял, что она больше не придет. И, как всегда, он оказался прав. Но ошибся в другом, приняв искреннее беспокойство за корысть, и обидев эту бесхитростную добрую девочку. Это он тоже понял.

Глава 8

В больницу к Джеку Рэндэлу Кэрол больше не ходила. Даже когда приехала Куртни и предложила навестить его вместе, девушка отказалась, сославшись на важный зачетов университете. Но вечером она поинтересовалась у Куртни, как его самочувствие и здоровье. Куртни рассказала, что он рвется домой, но врачи категорично его пока не отпускают.

От Куртни Кэрол позже узнала, что Джек все-таки покинул больницу, наплевав на протесты врачей, и теперь потихоньку набирается сил дома.

Куртни дала ей его домашний номер телефона, предложив самой позвонить и справиться о здоровье.

Кэрол долго думала, звонить или нет, и так и не позвонила. Слишком уж неприятно было то, что ее желание помочь и облегчить его страдания, было воспринято, как заискивания ради Мэтта. Во всем Рэндэл видел корысть, потому что сам таким был. Кэрол считала, что пытаться его переубедить в чем-то – пустая трата времени, поэтому даже не пыталась. Пусть думает так, если такой дурак. Только больше «заискивать» перед ним она не хотела.

Кэрол ездила к Мэтту, поначалу с его матерью, а потом решилась увидеться с ним наедине. Узнав, что адвокат в больнице, Мэтт очень расстроился. Нельзя было сказать, чтобы Джек Рэндэл особо ему нравился, но Мэтт проникся к нему глубоким уважением и признательностью. Этот самоуверенный парень обнадеживал, но почему-то Мэтту хотелось быть осторожным с ним. Даже более – Мэтт побаивался его каким-то шестым чувством, ощущая в этом человеке силу, способную не только спасти, но и погубить. И в иной ситуации он ни за что не стал бы связываться с этим человеком. Рэндэл держал слово и, не смотря на случившееся с ним несчастье, дела его не остановились. Детективы ворошили прошлое, пытаясь разобраться в запутанных преступлениях. И о безопасности Мэтта адвокат уже позаботился. Это Мэтт понял, когда неожиданно его взял под свою опеку сам Крис Бартес со своими безжалостными убийцами. Этот человек держал зону изнутри, главенствуя над заключенными. Его боялись и уважали все, без исключения, даже начальник тюрьмы. Феликс Бон никогда не препятствовал правилам и законам, установленным между заключенными. Он знал, что за Бартесом на воле – люди серьезные, мафия, проще говоря, которые через таких, как Бартес, контролировали места заключения, чиня свои законы и расправы. Тех, кого Бартес брал под свою защиту, становились неприкосновенными. И только самые отчаянные могли покушаться на избранников, готовые отдать за это свои жизни. Таких находилось мало. Умирать, к тому же страшной мучительной смертью, не хотелось никому, даже тем, кто был обречен провести остатки жизни за решеткой. А у Мэтта не было здесь смертельных врагов, ненавидевших его настолько, чтобы расплатиться за это жизнью. Поэтому у него было достаточно оснований считать себя в полной безопасности, пока Бартес стоит за ним.

То, как Джек Рэндэл позаботился о его безопасности, лишний раз подтвердило то, что думал о нем Мэтт – этот адвокат далеко не прост. Он вхож в бандитский мир, более того, в его верхушки. Сильные мира сего взяли под свою защиту ничтожество, обагренное кровью детей, до которого им нет никакого дела, потому что это было нужно этому странному адвокату.

Видимо, Рэндэл действительно чего-то стоит, раз ему навстречу идут такие люди. И сомнения Мэтта по поводу того, удастся ли адвокату вытащить его из тюрьмы, быстро иссякали, уступая место надежде. Он позволил себе мечтать о свободе, о другой жизни. Рэндэл был прав, когда говорил, что это шанс начать все заново. Ему нравилось мечтать об этом. Единственное, о чем он не позволял себе мечтать – это о девушке, вернувшей его к жизни.

Ее любовь приводила его в полное смятение и растерянность. Сколько бы он не думал об этом, он так и не мог понять, откуда эта преданность и привязанность. Она совсем его не знала. Чем он так покорил ее сердце, что она запомнила его и разыскала, а теперь всеми силами пыталась помочь? Кому скажешь – не поверят. Слишком невероятно. Он сам до сих пор не верил.

Ни на секунду он не расставался с ее фотографией, подолгу рассматривал, любуясь юным девичьим личиком. Он почувствовал влечение к ней с первого взгляда, но предпочитал это отнести как тягу к женщинам, а не к ней конкретно. Но, как бы ему этого не хотелось, он вскоре вынужден был признать, что это очень даже «конкретно». Он думал о ней постоянно, с нетерпением ждал встречи, чувствуя, что снова хочет жить, бороться. Мрак и пустота внутри него медленно, но верно отступали.

И однажды, во время очередного свидания, смотря на Кэрол, он понял, что одна ее любовь способна сделать его счастливым. Даже если он останется здесь. Он будет счастлив, ощущая себя любимым. И он сделал то, о чем потом пожалел. Он сказал ей, что она стала для него смыслом существования, что думает о ней, что стал мечтать о воле, как о возможности быть с нею. Сказал, что любит. И услышал то же от нее.

А позже, лежа глубокой ночью в камере, он упрекал себя в том, что поддался чувствам и разоткровенничался. Даже если он выйдет на свободу, какая он ей пара? Неудачник с поломанной жизнью и истерзанной, истощенной душой рядом с юной девушкой, достойной светлого и счастливого будущего. Разве сможет он ей это дать? А еще между ними целых восемнадцать лет. Весьма значительная разница в возрасте.

Зачем ей это, когда она может найти себе избранника помоложе и поудачливее? Незачем. Она молода, влюблена и может этого не понимать. Влюбленность может пройти, и она осознает ошибку. Только тогда может быть уже поздно.

Он дал себе слово поговорить с ней об этом, открыть ей глаза, вразумить, объяснить, что она достойна лучшего, чем он. Зарекся не думать о любви и поставить все на свои места, не позволить, чтобы между ними завязался роман, свести их отношения на дружеские. Но все время откладывал этот разговор, не в силах заставить себя уничтожить нечто прекрасное и светлое, зародившееся между ними. Наверное, это было любовью. И он так и не смог сказать ей, что ничего между ними не может быть, и убедить отказаться от него.

Он понял, что без любви и нежности в ее грустных глазах его жизнь станет еще более пустой и темной, чем была. Он позволил и ей, и себе поверить в их любовь, и не стал ничему препятствовать, подавляя в себе чувство вины за собственный эгоизм перед ней, за свою любовь к этой наивной и чистой девочке, почти в два раза младше него.

Он поделился своими переживаниями с матерью, когда та пришла на очередное свидание одна. Но та только порадовалась тому, что он не остался равнодушен к Кэрол, которую сама уже успела полюбить.

Моника Ландж не разделяла сомнения сына по поводу этой любви и единственной помехой признавала только тюремные стены. Женщина с удовольствием стала воспринимать девушку, как будущую невестку, и уже строила планы об их совместном будущем, делясь ими с сыном. Он слушал ее с грустной задумчивой улыбкой, вспоминая о том, сколько раз убеждался, что в жизни не все так просто, как рисует перед ним его мама, и не веря в то, что даже после освобождения его ждет счастливая жизнь. Там, за толстыми тюремными стенами, точат зубы на него старые подруги – несчастье и неудача. Они оставили его в покое только здесь, и стоит ему выйти на волю, они тут же снова набросятся на него, свою излюбленную жертву. Такие вот мысли витали в его голове, мучимой частыми головными болями. Мигрень была еще одним его проклятием с детства. Никакое лечение не помогало. Иногда боль становилась такой невыносимой, что он терял сознание.

Поначалу, здесь его в таких случаях относили в лазарет, но потом стали просто укладывать на койку, предоставляя самому приходить в себя.

После таких приступов он некоторое время находился как в тумане, плохо понимая происходящее вокруг него и потом, обычно, не помня ничего из того, что происходило с ним, пока он был в таком состоянии, между небом и землей. И тюремщики, и заключенные привыкли к этим приступам мигрени, и не трогали его, позволяя отлежаться и прийти в чувства. Мэтт подавал прошение на обследование, предполагая, что причиной таких приступов может быть что-то посерьезнее мигрени, но ему отказали. Он не очень сокрушался по этому поводу. Если в его голове засела какая-нибудь опухоль – что ж, он смотрел на это, как на освобождение от бессмысленного существования без дальнейшего будущего в ненавистной тюрьме. Но так он думал, потому что был уверен, что никогда не выйдет отсюда. Сейчас он изменил свое мнение, и теперь, когда появилась надежда стать свободным, он очень переживал за свою жизнь, которую ему расхотелось терять. Он не рассказывал ни матери, ни Кэрол о том, что беспокоит его, но твердо решил, что если освободится, немедленно обратится к врачу и пройдет нужные обследования, чтобы узнать, что за недуг точит его мозг. А если не освободиться, то это сразу теряло для него значение, как, впрочем, и все остальное.

Вокруг Джека Рэндэла снова разгорелся очередной скандал, затронувший и его отца.

Кэрол узнала об этом из новостей. Некая Анджела Верон обратилась в прокуратуру с заявлением, что отец и сын Рэндэлы убили ее мужа. Эта женщина истерически орала в камеру оператора, что муж ее бесследно пропал и винила в этом именно судью и его сына адвоката. Она призналась, что это ее муж совершил наезд на Рэндэла – младшего, уверяя, что сделал это из благих побуждений, чтобы наказать за все зло, которое тот чинил и предотвратить новое, остановить этого бандита – адвоката, помогающего преступникам избегать наказания. И за это Рэндэлы расправились с ним. Она требовала смертной казни для обоих.

Джордж Рэндэл отказался даже ответить перед прессой на эти обвинения, давая понять, что не собирается препираться с какой-то истеричкой. Мало того, что ее муж едва не убил его сына и заставил так его пострадать, так она еще обвиняет их в расправе над этим «мстителем», таким добрым и хорошим, делая преступников из них, а не того, кто пытался совершить убийство.

Верона – «мстителя» так и не нашли. А доказательств в причастности к его исчезновению Рэндэлов не было. Им даже не было предъявлено официального обвинения. Предположений Анджелы Верон для этого было мало, и вскоре об этом скандале было забыто.

Но Кэрол об этом забыть не могла. Она помнила слова Джорджа Рэндэла, когда он говорил сыну, что они найдут его обидчика и «размажут его кишки по асфальту». И почему-то ей казалось, что Рэндэлы вполне способны учинить собственную расправу над обидчиком. Возможно, так казалось не ей одной, но только ни ей, ни всем остальным, кому «казалось», не дано узнать правду. Кэрол не могла осуждать Джека и его отца за то, что ответили ударом на удар. Стоило только вспомнить, с какой жестокостью и ненавистью этот человек ударил Джека машиной, как страдал молодой человек от полученных травм и еще не известно, по крайней мере Кэрол, какой вред его здоровью они нанесли – и ей совсем не жалко было Верона.

Если он решил, что вправе расправиться с Джеком, то почему Джек не может сделать то же самое с ним? Жестоко и беспредельно, но так же, как поступил Верон.

Так думала обо всем этом Кэрол. От Куртни она узнавала о состоянии здоровья Джека. Он быстро шел на поправку. Кэрол решила не беспокоить его, пока он полностью не оправиться от травм. Ранее говорить о работе, по ее мнению, было не приемлемо. Хотя ей страшно хотелось узнать, добились ли чего-нибудь в своем расследовании детективы.

Джек позвонил сам. Кэрол сама себе удивилась, когда запрыгала на месте от радости, услышав его бодрый непринужденный голос, тепло ее поприветствовавший через трубку.

– Как твое здоровье, Джек? – смущенно спросила она, чувствуя стыд за то, что все-таки не позвонила и не поинтересовалась раньше.

– Избавился от гипса, пытаюсь отвыкнуть от костылей, – с усмешкой поведал он. – А ты все еще сердишься?

– Сержусь? – девушка сделала вид, что не поняла, о чем он.

На мгновенье в трубке повисла тишина, потом Кэрол расслышала тяжелый вздох.

– Я бы хотел извиниться. Признаю, что был неправ. Я болван и грубиян, да?

– Ну, в общем… есть немного.

Он засмеялся.

– Никто меня не любит! Хоть ты не собираешься меня прикончить за нанесенную тяжкую обиду?

– Нет, мне кажется, тебе и без меня хватает таких желающих. А я из тех, кто на твоей стороне.

– Правда? Это радует. Постараюсь не потерять твоего расположения.

– Не потеряешь. Ты так много сделал для меня, помогаешь… и ничего не требуешь взамен.

– Постой, ты что, передумала мне платить? – пошутил он.

– Нет, – засмеялась Кэрол, а потом застенчиво продолжила. – Я хочу сказать тебе, что, даже если у тебя ничего не получится, я все равно буду очень благодарна и никогда не забуду того, как ты помогал.

– Помнишь, ты сказала, что я хороший и добрый? Ты, правда, так считаешь?

Кэрол улыбнулась, услышав в его голосе удивление и сомнение.

– Да! А что?

– Да… ничего… Просто первый раз это слышу.

– Наверное, другие стеснялись сказать тебе об этом.

– Зато не стеснялись говорить о том, какой я бессердечный и бессовестный, – он хмыкнул. – Как Мэтт? Видитесь?

– Да. Он меня уверил, что ты уже обеспечил ему полную безопасность. Это так?

– Полную безопасность обеспечить нельзя никому и никогда. Но я сделал все возможное.

– А что именно?

– Можно сказать, что я приставил к нему самую лучшую охрану, какая только может быть. Будь спокойна. И верь мне. Я сделаю все, как надо.

– Я верю тебе. А есть какие-нибудь новости от детективов?

– Они работают.

– Спасибо, Джек.

Наступила неловкая пауза.

– Как ты справляешься один дома? – поинтересовалась Кэрол, не придумав иного способа продолжить разговор.

– У меня домработница со всем справляется. И обо мне, калеке, заботится, дай бог ей здоровья.

– Я понимаю, что мое предложение запоздало, но все же… Тебе не нужна помощь?

– Как догадалась? Как раз именно сейчас очень даже нужна. Моя домработница заболела и покинула меня. То есть, я не хочу сказать, чтобы ты побыла моей домработницей, – спохватился он. – Просто, если тебе не трудно…

– Мне не трудно, – со смехом перебила его Кэрол.

– Я бы мог попросить свою секретаршу, но она в последнее время страшно меня раздражает. Я не вынесу, если она будет мелькать у меня перед глазами. Собираюсь ее уволить.

– Она мне тоже не нравится. Еда у тебя дома есть?

– Я заказываю в ресторанах…

– Понятно. Ладно, жди, «скорая женская помощь» уже выезжает.

– Ты приедешь прямо сейчас? У тебя же занятия в университете.

– Я все равно уже опоздала.

Кэрол была безумно рада тому, что может хоть в чем-то быть ему взаимно полезной, отплатить за все, что он для нее сделал и делает, помочь, как он помогает ей и Мэтту. К тому же это была хорошая возможность укрепить с ним отношения. Кэрол все еще надеялась заполучить его в друзья, или хотя бы в хорошего приятеля. Сама судьба предоставляла ей такой шанс.

По дороге она заехала в продуктовый магазин, и продолжила свой путь уже с двумя набитыми сумками.

Ей пришлось ждать, как минимум, минут пять, прежде чем Джек открыл ей двери. Кэрол прошла за ним из прихожей в просторную комнату, исподтишка разглядывая его. Он сильно хромал, опираясь на палочку, и было заметно, что ему все еще очень тяжело передвигаться. Немного непривычно было видеть его в том, во что он был одет – майку и джинсы.

Он казался моложе и совершенно терял свой деловой и серьезный вид адвоката – акулы. А с палочкой он выглядел беспомощным и потерянным. Кэрол не могла не заметить, что, не смотря ни на что, он был безупречно выбрит и причесан.

Вопреки ее ожиданиям, в квартире царил полный порядок, в который не вписывался только стоявший посреди комнаты пылесос.

– Домработница забыла убрать? – ненавязчиво поинтересовалась Кэрол. Джек смущенно отвернулся.

– Да нет, это я пытался прибраться.

– Зачем? А я тогда для чего приехала?

– Ну не думаешь же ты, что я позвал тебя для того, чтобы ты занималась домашней работой? Мне просто ужасно скучно и одиноко здесь одному.

– Мне вовсе не зазорно было бы помочь тебе с уборкой, и совсем не обязательно было издеваться над собой и самому все делать!

– Ну, да! – он хмыкнул. – Да я бы ни за что не впустил бы тебя в неприбранную квартиру!

– Выходит, что именно мой визит заставил тебя так напрягаться. Знала бы, не пришла.

– Да не очень-то я и напрягался, не кори себя. Всего лишь пыль смахнул, да пропылесосил.

– А обед, случайно, не приготовил? – съязвила девушка.

– Нет, не умею. Могу только пожарить или сварить яйца… ну, еще бутерброды сделать. А еще кофе умею варить. Кстати, а что у тебя в пакетах?

– Твой будущий обед. Где у тебя кухня?

– Там, кажется, – он указал здоровой рукой направление. – Но тебе совсем не обязательно что-то готовить, я позвоню в ресторан…

– А это куда? В мусорное ведро? – Кэрол подняла пакеты с продуктами. – Раз уж я приехала и все это сюда притащила, тебе придется попробовать мою стряпню. Это тебе будет наказанием за то, что обманул меня.

– Не пугай меня. Ты так плохо готовишь?

– А с чего ты взял, что я вообще умею готовить? Я этого не говорила.

– Тогда, может, все-таки не будем рисковать и положимся на старый добрый ресторан?

– Ну уж нет. Позвал помочь, теперь терпи, – Кэрол направилась по указанному направлению на кухню.

– Ну, ладно, – сдался он. – А можно я посмотрю?

– Можно.

Убрав пылесос, он прихромал на кухню и уселся на стул у окна. Дымя сигаретой, он с любопытством наблюдал за девушкой.

– Ты меня обманула. Для человека, не умеющего готовить, ты слишком ловко орудуешь ножом. Даже ногти свои красивые не повредила.

Кэрол лишь улыбнулась в ответ.

– Ни за что не поверю, что Куртни умеет готовить.

– Не умеет. Для этого у нас есть Дороти.

– Тогда как вышло, что ты умеешь? Научилась для общего развития, так сказать?

– Я не всегда жила у Куртни, – тихо ответила девушка, не смотря на него. – Я с пяти лет помогала на кухне, кое-чему успела научиться.

– С пяти лет? Не рановато ли?

– Нет, наверное.

– А чему ты еще успела научиться, когда жила не у Куртни? С матерью, я полагаю?

– Да, с матерью.

– Вы жили вдвоем, и тебе приходилось во всем ей помогать?

– Да, примерно так.

– А теперь?

Нож замер в ее руках, Кэрол невольно напряглась, ощущая поднимающуюся в груди горечь.

– А теперь нет! – резко ответила она, пытаясь подавить всколыхнувшееся чувство вины, которое все чаще в ней просыпалось. Элен была больным, одиноким, никому не нужным человеком, а она – ее дочерью.

Можно ли таить обиду и злость на психически больного человека? Возможно всему тому злу, что Элен причинила, была виной эта болезнь. Кэрол часто задумывалась об этом в последнее время. И чем старше она становилась, тем больше грызла ее совесть за то, что отреклась от матери, что бросила ее. Она регулярно пересылала деньги в клинику, где находилась Элен, но теперь ей казалось, что этого мало. Она думала о том, чтобы навестить ее, но не могла преодолеть страх. И еще не была уверена, что Элен будет ей рада, что ей нужна забота своего ненавистного ублюдка.

Покосившись в сторону, она заметила, что Джек слишком уж пристально смотрит на нее. Какого черта он задает ей такие вопросы, и почему она должна ему отвечать? Неужели поговорить больше не о чем, кроме как о ее детстве?

– А что еще, помимо домашней работы, твоя мама заставляла тебя делать?

Острое лезвие ножа соскользнуло и больно резануло Кэрол по пальцу, из которого мгновенно хлынула кровь. Бросив нож на столешницу, девушка обернула вокруг порезанного пальца салфетку.

– Что ты имеешь в виду? – как можно равнодушнее спросила она Джека, пытаясь не показать своего раздражения.

– Принесу аптечку, – он поднялся и медленно вышел, опираясь на палочку.

Кэрол опустилась на стул. По телу гуляла нервная дрожь. Глубоко вздохнув, девушка заставила себя успокоиться. Вернулся Джек и, сев напротив, освободил ее палец от салфетки, которую отправил в мусорное ведро.

– Я сама, спасибо, – Кэрол отняла у него свою руку, но он поймал ее за запястье и, не говоря ни слова, стал осторожно вытирать кровь. Девушка больше не стала возражать, позволив ему позаботиться о ней, раз ему так уж этого хотелось.

– Просто я подумал, что раз вы жили с матерью вдвоем, без мужчины, ей, наверное, нелегко приходилось? – невозмутимо продолжил он прерванный разговор.

– Нелегко.

– С деньгами, должно быть, трудности были?

– Иногда.

– И ты, наверное, пыталась как-то ей помочь?

– Я подметала в парке с друзьями, нам за это платили.

– Тяжело было?

– Да нет, весело, – Кэрол мечтательно улыбнулась, вспомнив Эмми, Тимми и Даяну и то, как хорошо им было вместе.

– А чем занималась твоя мама?

– Она была управляющей мотеля.

– Тяжелое детство у тебя было? – не отставал он, накладывая на порез пластырь.

– Обычное, как у всех.

– Правда? Не все дети режут себе вены, – он развернул ее запястье и бесцеремонно задрал рукав, обнажив едва заметные следы, оставшиеся от безобразных шрамов. Лицо девушки запылало, и она грубо вырвала из его пальцев свою руку, одернув рукав.

– Просто нервный срыв после похорон самого дорогого человека.

– Бой-френда, что ли?

– Нет.

– Глупо.

– И без тебя знаю.

– Больше суицидные мысли не появлялись?

– Нет, – тихо ответила Кэрол, грустно понурив голову. – Еще вопросы есть?

Он покачал головой и оставил, наконец-то, ее в покое. Кэрол вернулась к столу и взялась за нож. Глаза застилали слезы. Она могла вообще не отвечать ему, но тогда он заподозрил бы неладное. Лучше сделать вид, что ей нечего скрывать. Уж очень ей не хотелось, чтобы Джек удовлетворил свое любопытство сам, копаясь в ее прошлом. Одного она не могла понять – какое ему дело до ее детства? Отвратительная привычка везде совать свой нос!

Но больше эту тему он не затрагивал, видимо удовлетворив свой интерес. Они вместе пообедали, и он искренне похвалил ее стряпню. Похоже, он был очень доволен, находился в прекрасном расположении духа, улыбался, шутил, смеялся. Настроение у Кэрол приподнялось, она забыла про неприятный разговор.

– Мне кажется, ты хочешь о чем-то меня спросить, – заметил он, тщательно натирая бокал хлопчатобумажной салфеткой, пока девушка домывала посуду.

– Нет. С чего ты взял?

– По глазам вижу. Валяй, не стесняйся.

– Говорю, не хочу.

– А я говорю – спрашивай. Не укушу, не бойся.

Кэрол колебалась.

– Это не мое дело.

– Ну, как хочешь, – он открыл шкаф и поставил на полочку бокал.

– Что ты думаешь об исчезновении Верона? – выпалила Кэрол, не сдержавшись. Он пожал плечами.

– Понятия не имею. Наверное, струсил и сбежал. А может, нашелся такой же «мститель», возмущенный его поведением, и решил наказать.

– И ни ты, ни твой отец не имеете к этому отношения? – набравшись наглости, спросила девушка. В конце концов, если он лезет к ней с расспросами, почему и ей не спросить?

Сложив руки на груди, он устремил на Кэрол насмешливый взгляд.

– Считаешь, что мы его нашли и прикончили?

Девушка втянула голову в плечи, уже жалея о том, что завела этот разговор, и спрятала глаза.