Текст книги "Проклятые (СИ)"

Автор книги: Марина Сербинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 45 страниц)

– Какая, к черту, любовь?! Какая свадьба?! Спятила, что ли?

Прикурив очередную сигарету, он задумался.

Не ожидал он, что так быстро все пойдет, что она останется ночевать в этой семейке, что задумает замуж. Что ему придется сходить с ума от страха, искать ее среди ночи. Он уже рисовал в воображении ее бездыханное обезображенное тело, и если бы это случилось, виноват был бы только он.

Значит, действовать нужно немедленно, раз их «великая и нетерпеливая любовь» совсем не оставляет ему времени, пока он глубоко не пожалел, что подверг ее такой страшной опасности, отдав в руки убийцы-шизофреника.

Глубокой ночью Кэрол разбудили тихие стоны. Разлепив тяжелые веки, она приподнялась, пытаясь разобраться, что происходит. Ей не показалось – рядом стонал во сне Мэтт, беспокойно крутя головой. На лице его отражалась боль.

– Мэтт! Мэтт, что с тобой?

Он застонал еще громче и сжал ладонями виски. Кэрол не могла понять, проснулся он или все это происходит с ним во сне. Происходит… что происходит? Что с ним?

– Мэтт, ты меня слышишь? Посмотри на меня, пожалуйста.

Она отпрянула от него от неожиданности, когда он вдруг весь изогнулся и закричал… Страшно закричал, не громко, но так, что у Кэрол застыла в жилах кровь. Вскочив с кровати, она дрожащими руками накинула халат, который одолжила ей Моника и который Кэрол сама ей подарила не так давно.

В этот момент распахнулась дверь и в спальню забежала Моника.

– Что случилось? – увидев Мэтта, корчащегося в постели в странном приступе, она бросилась к нему. – О, Боже, сынок, что с тобой? Ты слышишь меня? Это мама! Сынок, посмотри на меня, скажи, что с тобой? Что у тебя болит?

Она пыталась разжать его руки, судорожно вцепившиеся в волосы, но он как будто ничего не слышал и ничего не видел вокруг себя. Стоны и крики сменились сиплым протяжным воем сквозь стиснутые в агонии зубы.

– Голова… У него бывают страшные приступы мигрени, – сказала Кэрол, растерянно ломая руки. – Может, у него есть какие-нибудь лекарства? Где его сумка с вещами?

– Какая сумка?! – в истерике закричала Моника. – «Скорую» вызывай!

– Его уже обследовали и ничего не нашли. Врачи сказали, что это не физическая болезнь.

– А какая же еще? Посмотри, как ему больно, и это боль физическая. Надо ему помочь! Что же мы стоим и смотрим, как он мучается? Мы не врачи, вызывай бригаду, пусть они разбираются!

– Хорошо, – Кэрол бросилась к двери, но остановилась и обернулась.

Мэтт замолчал так же неожиданно, как начал стонать. Пальцы его разжались, и руки, как у мертвого, упали на простыни. Моника в ужасе застыла, смотря на него широко раскрытыми глазами, словно окаменела. Казалось, она сама сейчас упадет замертво.

Кэрол подскочила к Мэтту и приблизилась к его лицу.

– Дышит, – с облегчением сообщила она Монике, почувствовав на щеке его дыхание. – Кажется, все закончилось. Боль ушла.

– Он без сознания?

– Не знаю. Похоже.

– Принеси воды. И захвати мне лекарство… там, в шкафчике над раковиной, – Моника сжала грудь рукой, болезненно поморщившись.

Ее бледность напугала Кэрол, и она побежала на кухню за лекарством. Как бы не пришлось вызывать «скорую» ей.

Пока Моника принимала свое лекарство, Кэрол склонилась над Мэттом и, плеснув немного воды из стакана на ладонь, коснулась его лица.

– Мэтт, – тихо позвала она.

Веки его дрогнули и приоткрылись.

– Выпей воды, – Кэрол поднесла стакан к его лицу и, положив ладонь под затылок, попыталась осторожно приподнять его голову.

С каким-то звериным рычанием он вдруг подскочил и отшвырнул ее от себя с такой силой, что девушка пролетела чуть ли не через всю комнату и, наткнувшись на стул, упала на пол. Ошеломленная, она приподнялась и обернулась.

Мэтт стоял босиком на полу, и его высокая фигура и сильные плечи вырисовывались темным силуэтом на фоне освещенного луной окна. Кэрол не могла разглядеть его лица, но почему-то ясно видела, как сверкают его глаза. Странно сверкают. Он не в себе.

– Мэтт, ты что? – дрожащим охрипшим голосом выдавила из себя Кэрол. – Ты меня не узнаешь?

– Узнаю, любовь моя, – в темноте сверкнули его зубы. – Уже вернулась, шлюха?

– Что?!

– Не притворяйся, Кэт! – его мягкий голос вдруг изменился, став злобным и яростным. Кэрол расслышала какой-то странный звук, и вздрогнула, когда поняла, что это скрежет зубов.

Краем глаза она увидела, как Моника в ужасе прижала дрожащую ладонь к губам. Мэтт зашатался, и, как подкошенный, с грохотом рухнул на пол.

Моника бросилась к нему.

– Сынок, сыночек! Да что же это с тобой? – плача, запричитала она. – Что происходит, Господи, что?! Он без сознания, Кэрол!

Кэрол начала приходить в себя и почувствовала, как что-то больно впивается в ладонь. Разжав пальцы, она обнаружила, что сжимает разбитый стакан. Стряхнув осколки на пол, она поднесла поближе к глазам окровавленную ладонь.

– Порезалась, – чуть слышно пробормотала она.

– Помоги мне положить его на кровать, – Моника попыталась приподнять его плечи.

Поднявшись с пола, Кэрол подошла к ней.

– Не поднимайте, не надо, у вас же сердце больное. Давайте, я попробую, а вы помогите, – девушка присела и, протянув руки у него под мышками, немного приподняла.

– Тяжелый… я не смогу. И вместе мы не сможем. Лучше попробуем привести его в сознание.

Кэрол аккуратно положила его обратно на пол и заглянула ему в лицо. С удивлением она обнаружила, что глаза его приоткрыты, и тихо окликнула. Никакой реакции.

– Включите свет, – обратилась она к Монике.

Когда комната озарилась внезапным светом, Мэтт сощурился.

– Не надо… уберите! – простонал он, зажмурившись.

Моника выключила свет и зажгла ночник.

– Сыночек, ты можешь встать? Пожалуйста, помоги нам положить тебя на кровать.

Кэрол снова обхватила его руками и попыталась поднять. Он подобрал ноги, помогая уложить себя в постель, и, оказавшись на мягких простынях, снова перестал двигаться. Сквозь полуприкрытые веки он без всякого выражения смотрел куда-то перед собой.

– Не трогай его, пусть полежит, – прошептала Моника, заглядывая ему в глаза. – Сынок, ты слышишь меня? Не слышит. И, кажется, даже не видит, – добавила она тревожно.

– У него так бывает после сильных приступов, он мне рассказывал. Он ничего не помнит, но ему говорили, что он так по несколько часов лежал, как в прострации какой-то, между небом и землей. В таких случаях ему просто давали отлежаться, пока он сам в себя не придет.

– Господи, – заплакала Моника, прижав кулак к губам. – Страшно-то как смотреть на него! Как безумный…

Кэрол вздрогнула от ее слов. Безумный.

– Нет, не безумный, не говорите так. Это просто шок такой после приступа, может из-за сильной боли. Организм включает защитный рефлекс, таким образом восстанавливает силы.

– Откуда ты знаешь?

– Слышала где-то, что так бывает. Не переживайте, он скоро придет в себя.

– Как не переживать? Горе-то какое! – запричитала Моника. – Сыночек мой, что же они с тобой там сделали? Что же это за напасть к тебе опять прицепилась? Мало настрадался за свою жизнь, что ли, зачем же ты с ним так, Господи?

Обняв Кэрол, она уткнулась лицом ей в грудь и безутешно разрыдалась.

– Ты ведь его не бросишь?

– Не брошу, – ответила Кэрол.

– Обещай, что не бросишь моего мальчика. Сердце у меня плохое, что со мной случится, у него же никого больше нет. Он тебя любит, сильно любит, не разбивай ему сердце, он этого не переживет. Он такой слабый, ранимый. А теперь еще эта странная болезнь… Пообещай, что будешь заботиться о нем, что не оставишь его!

– Я обещаю. Я люблю его, и я буду с ним, чтобы не случилось.

– Я верю тебе, деточка. И душа моя будет спокойна, пока ты с ним.

– Скажите, а кто такая Кэт?

Моника отстранилась, и лицо ее исказила ненависть.

– Жена его. Бывшая. Она во всем виновата, только она! Сломала она его, загубила. Так и не оправился, бедный. Видела, что с ним творится? До сих пор она ему мерещится! Забыть не может, сколько из-за нее выстрадал!

– Думаете, он все еще ее любит? – осторожно спросила Кэрол.

– Ненавидит он ее, разве не видишь? Как можно любить человека после такого? Он же к ней со всей душой, дышать без нее не мог, а она… – голос Моники задрожал от боли и ярости. – Говорить о ней даже не хочу! Хватит! Не стоит она того, чтобы вспоминать о ней. Теперь у него есть ты, и это главное. С тобой он забудет о своей боли. И болезнь у него эта пройдет, потому что из-за нее все. Не сомневаюсь даже.

Кэрол слушала ее, грустно наблюдая за Мэттом. Губы его были плотно сжаты, в уголках рта пролегли горестные морщинки. Пустой блуждающий взгляд из-под полуоткрытых век вызывал у нее нервную мелкую дрожь.

Перед ее мысленным взором стоял другой Мэтт. Человек, который ее толкнул с такой невероятной силой, с лихорадочным невразумительным блеском в глазах, с хриплым от ненависти голосом – это был кто-то другой. Это был не Мэтт. Он ее не узнал, более того, он видел в ней кого-то другого.

Это было страшно. Но, наверное, все можно объяснить, если постараться. Возможно, при приступах у него случаются галлюцинации. Он увидел жену, вот и разозлился. Ведь он не знал, что перед ним Кэрол. Ее ему не за что так ненавидеть.

Не известно, что он видит сейчас, скользя взглядом по стенам и потолку. Медленно поворачивает голову, куда-то смотрит. Долго смотрел сквозь Кэрол, не видя ее. Девушка отвернулась, не вынеся этого.

Сердце неприятно сжималось в груди.

Ему нужно помочь. Если проблема не в физической патологии, если его душевная боль настолько велика, что материализовалась в физическую, значит нужно прежде нейтрализовать боль в его душе. Тогда исчезнет и физическая. Болезнь не в теле, она в душе, в его мыслях, подсознании.

Нужно будет очень осторожно предложить ему проконсультироваться у психоаналитика. Но не так-то легко сказать человеку об этом. Например, Кэрол очень ранило, когда подобное предложила ей Куртни. И она наотрез отказалась. А Мэтт, который вообще склонен воспринимать все слишком близко к сердцу, может решить, что она считает его сумасшедшим.

Нужно подумать, как подобрать такие слова, чтобы он понял правильно. И, чем бы ни были вызваны эти мучения, непременно его от них избавить.

Примерно через час Мэтт погрузился в глубокий тихий сон. Настолько тихий, что порой казалось, что он не дышит. Моника, сидя на полу у кровати, тоже уснула, уронив голову на руки.

Только Кэрол не спала. Держа Мэтта за руку, она любовалась его лицом, задавая себе вопрос, почему такой красивый и добрый мужчина так несчастен? Почему ему изменяла жена? Разве могли быть ее любовники лучше него, привлекательнее? Зачем убегать к кому-то от здорового, молодого, полного сил мужа, который безумно тебя любит, сознательно причинять ему жестокую боль? Или дело не в нем, а в его жене? В том, что она просто не может довольствоваться одним мужчиной, любовью, семьей? Но если ты от рождения потаскуха, зачем нужно было выходить замуж и ломать человеку жизнь? И бегала бы от одного к другому сколько душе – или чему там еще – угодно, живя сама по себе и никого не мучая!

Кэрол ни разу не видела эту женщину, она даже не могла нарисовать себе в воображении, как она выглядит, но она ненавидела эту дрянь, ненавидела так, как могла ненавидеть только Кейт Блейз.

Но ничего, все еще можно поправить. Если эта потаскуха сломала Мэтта, то она, Кэрол этот «надлом» исправит.

Она так и не уснула, смотря в окно, на темное небо. Она вспоминала веселого молодого парня, с которым подружилась в далеком прошлом. Вот он подмигивает ей, сидя с друзьями за столом, а она прячется от него, уверенная, что он хочет ее обидеть. Вот он протягивает ей маленькое яблоко и улыбается. Она никогда раньше не видела такой красивой, такой доброй улыбки. Наверное, именно в этот момент он покорил ее сердечко.

Улыбалась, вспоминая, как делал дорожку в ее комнату из сырных крошек, чтобы Кейси по ней вернулась. Как они вдвоем разбойничали на кухне, объедаясь всякой вкуснятиной и тихо хихикая.

Как жизнь меняет людей…

Глава 13

Рано утром Мэтт открыл глаза и с недоумением некоторое время смотрел на прикорнувших рядом женщин. Протянув руку, он нежно сжал пальцами ладонь Кэрол. Крупно вздрогнув, девушка выпрямилась.

– Что с вами? Почему вы спите сидя на полу? – он изменился в лице. – У меня был приступ?

Моника, услышав его голос, проснулась.

– О, сыночек, слава Богу, очнулся! Как ты себя чувствуешь?

Мэтт не ответил на вопрос.

– Что произошло?

– Плохо тебе было, стонал, – Моника украдкой бросила на девушку предостерегающий взгляд, веля не упоминать о Кэт. – Помнишь?

– Нет, не помню. Я никогда не помню. А что у тебя с рукой, Кэрол?

– Порезалась… нечаянно.

– А что ты делала такого ночью, чтобы порезаться? И чем?

– Воду в стакане принесла, чтобы лицо тебе промокнуть. А стакан упал. Ну, я когда осколки собирала, порезалась, – объяснила Кэрол, не смотря на него. Врунья из нее была никудышная, она знала об этом, поэтому и посмотрела в сторону, чтобы не покраснеть. Но, кажется, Мэтт ей поверил.

А что, вполне разумное объяснение. Не мог же он догадаться о том, что заставил ее пролететь через всю комнату…

– Ну, и чего вы сидите надо мной, как над покойником? – улыбнулся он.

– Бог с тобой, не говори такие страшные слова! – испугалась Моника. – Накличешь беду.

– Хм, от меня она приглашения не дожидается! – пошутил Мэтт. – И визитами своими балует, как никого, наверное. Нравлюсь я ей.

Моника покачала головой, не одобряя юмор сына, который никогда ему не изменял. На кухне зазвонил телефон.

– Да, кстати, ночью Джек Рэндэл звонил. Спрашивал, все ли у нас в порядке, – вспомнила Моника, выходя из комнаты. – Странный он какой-то.

– Да, странно, – согласилась Кэрол и недоуменно пожала плечами, смотря на Мэтта. – Может, во времени запутался, подумал, что вечер? Он бывает таким рассеянным.

– Кэрол, иди, опять он! – окликнула Моника.

– Может, случилось чего? – Кэрол разволновалась и поспешила к телефону.

«Господи, только бы с Куртни и Рэем все было в порядке!» – взмолилась она про себя и взяла трубку.

– Алло!

– Доброе утро!

– Доброе, Джек. Что-нибудь случилось?

– У нас – нет. А у вас?

Кэрол удивленно приподняла брови, замешкавшись с ответом. Он что, ясновидящий? Откуда он все знает?

– Нет, у нас тоже все хорошо.

– Врешь! – резко и грубо оборвал ее он. – Я не выношу, когда мне врут! Говори, что там у вас?

Кэрол обидел его тон.

– У Мэтта был приступ, – понизив голос до шепота, сказала она.

В трубке повисла напряженная тишина.

– И что?

– Все прошло.

Снова молчание.

– Он пил вчера?

– Да. А что?

– Передай ему, чтобы ни капли в рот не брал. Алкоголь провоцирует приступы.

– Правда? А ты откуда знаешь?

– Откуда-откуда – от верблюда! – огрызнулся он. – Доктора сказали, которые его обследовали.

– Я передам. Спасибо, – холодно поблагодарила его Кэрол, не понимая, почему он так злится. Опять не в духе, и не считает нужным сдерживать свое плохое настроение?

– А зачем ночью звонил?

– Хотел узнать, как прошло освобождение, нервы не трепали там напоследок?

– Мэтт ничего об этом не говорил. Спасибо за беспокойство, Джек, – смягчилась Кэрол. – А почему ночью-то?

– Как нашел время, так и позвонил!

Девушка опять обижено замолчала. Да что с ним, почему грубит?

– Когда собираешься возвращаться? – спросил он.

– Не знаю. Посмотрю, как будет чувствовать себя Мэтт.

– У него есть мать, она его пусть и нянькает! А ты дуй сюда, у меня разговор к тебе. Важный и срочный.

– А по телефону нельзя?

– Нельзя!

– Но, Джек…

– Без «но»! Кэрол, я что, в бирюльки с тобой играюсь? Что за детский сад ты мне устраиваешь? Говорю, поговорить надо.

– Почему ты со мной так разговариваешь, Джек?

– А как с тобой еще разговаривать? – сорвался он. – Пока Мэтт за решеткой сидел, прохода мне не давала, а теперь у тебя появились более важные дела, и нет времени на то, чтобы встретиться со мной и поговорить? Я не о погоде с тобой собираюсь разговаривать, и вообще, думаешь мне заняться больше нечем, как разыскивать тебя, звонить и упрашивать?

– Хорошо, Джек, я сейчас же приеду. Не сердись, просто я волнуюсь за Мэтта…

– Он не дитя малое, чтобы ты ему сопли подтирала. А если и так, у него для этого мама есть. Давай, собирайся. Как будешь дома, позвони.

Он бросил трубку. Поджав от обиды губы, Кэрол медленно положила трубку на рычаг и отправилась в ванную.

Приехав домой, она тщетно пыталась дозвониться Джеку. Дома он трубку не снимал, в офисе сказали, что сегодня он еще не появлялся. Озадачено она сидела у телефона и ждала его звонка, гадая, что все это значит.

Неужели он обиделся и передумал с ней встречаться? О чем он хотел так срочно поговорить?

Поднявшись, она отправилась на кухню, чтобы сварить себе кофе.

Бессонная ночь дала о себе знать, слипая ее веки сном.

Кэрол прилегла на кушетку и поставила возле себя телефон. Допив кофе, она поставила чашечку на стол.

Да, Джек обиделся. Это наверняка. И правда, не хорошо как-то получилось с ее стороны. Он прав, если бы Мэтт все еще был в тюрьме, она бы помчалась сломя голову хоть на край света, бросив все свои дела, чтобы встретиться с Джеком и узнать, что он скажет. А теперь вышло так, что вроде бы теперь он стал ненужным, так, будто она использовала его и знать теперь не желает.

Он, конечно, вел себя при последнем разговоре ужасно, и Кэрол продолжала на него за это обижаться.

Но она не хотела, чтобы он думал так, как говорил. Ни в коей мере она не собиралась его обижать или дать понять, что теперь он должен отстать от них с Мэттом. Ну почему он такой бескомпромиссный и категоричный? Ведь можно же было поговорить с ней по нормальному, объяснить все толком, а не набрасываться, как на тупую и неблагодарную девчонку. Или, в конце концов, попытаться ее понять, что она переживает за Мэтта и хочет побыть с ним, пока не убедится, что с ним действительно все в порядке. Боже, какой же сложный и тяжелый человек! Ужасный характер – слишком мягкое определение.

Кофе не помог в борьбе со сном – Кэрол сама не заметила, как крепко уснула. Она преспокойненько проспала до вечера. Ее никто не потревожил. Телефон молчал.

Прежде чем открыть дверь, Моника Ландж предусмотрительно заглянула в глазок, чтобы узнать, кто это к ним пожаловал. Кроме Кэрол и наглых журналистов, к ним вряд ли кто мог прийти, но девушка недавно ушла, а акулам пера отрывать двери Моника не собиралась.

Ее ждал приятный сюрприз. В молодом, хорошо одетом человеке, терпеливо ожидающем под дверью, когда ему откроют, Моника узнала Джека Рэндэла и поспешила отпереть замки.

– Здравствуйте. Моника Ландж, я полагаю?

– Здравствуйте, мистер Рэндэл. Проходите, прошу вас, – Моника взволнованно засуетилась вокруг него, улыбаясь искренней радостной улыбкой и смотря восхищенным и бесконечно благодарным взглядом. Она видела знаменитого адвоката только по телевизору, она смотрела на него, как на бога, преклоняясь перед его умом и силой. Он сделал невозможное – освободил ее сына, выдержав настоящую бурю, обрушившуюся на него со стороны разъяренного народа и беспощадной прессы, он не только устоял, он продолжал идти наперекор и против всех, и никто не смог помешать ему добиться своего. И Моника Ландж готова была пасть перед ним на колени, настолько сильны были ее признательность и восхищение этим совсем еще молодым, не по годам всесильным, мужчиной.

– О, мистер Рэндэл, как мне отблагодарить вас за то, что вы сделали для нас? Какими словами выразить благодарность матери за спасенную жизнь сына?

Она попыталась опуститься на колени, но он не позволил.

– Ну, зачем вы так, миссис? Хотите меня смутить? – скрывая раздражение, улыбнулся он. – Не надо мне ничего объяснять и доказывать, я прекрасно понимаю ваши чувства, и знаю все, что вы хотели бы мне сказать.

– Правда знаете? – вытирая слезы, усомнилась Моника.

– Догадываюсь. И вы, и ваш сын – хорошие люди, и достойны немного счастья. Я хочу вам помочь. Я приехал поговорить об этом с Мэттом.

– Он сейчас спит, – извиняющимся тоном проговорила Моника. – Слаб очень после этого приступа. Ох, мистер Рэндэл, видели бы вы, как он корчился, как стонал! За что это ему, за что? Откуда у него эта напасть взялась? Как ему помочь?

– Не будем его пока будить. Я могу сначала поделиться с вами своими мыслями и узнать, что вы об этом думаете.

– Конечно-конечно! Пойдемте на кухню, я вас покормлю, заодно и поговорим, – она повела гостя по узенькому короткому коридорчику, усадила за стол, и не обращая внимания на слабые протесты, поставила перед ним роскошные блюда, над которыми так старалась вчера.

– Вино или коньяк? Вы же выпьете за ваш успех и за свободу моего сына?

– Грех не выпить, – сдался Джек. – Коньяк, пожалуй.

– Тогда я тоже буду коньяк, – глаза женщины искрились таким счастьем, что он, подавив тяжкий вздох, отвел глаза. В нем вдруг проснулось чувство, которого он раньше никогда не знал – сочувствие или, скорее, жалость к этой милой доброй женщине. За какой страшный грех ее так жестоко наказала судьба? Как возможно, чтобы такая светлая и добродушная женщина произвела на свет чудовище? Или как допустила, чтобы ее дитя таковым стало? И неужели она на самом деле ни о чем не догадывается?

Не смотря на то, что был не голоден, Джек все же не смог отказаться от ее угощений, чем доставил ей огромное удовольствие.

– Вы себе не представляете, что Кэрол сделала с Мэттом! Когда я его вчера увидела, я с трудом его узнала! – щебетала радостно она. – Даже не знала, что человека можно так преобразить! Словно не из тюрьмы вышел, а с картинки сошел! Костюм на нем дорогущий, сразу видно, весь такой из себя, красивый… даже слово не могу подобрать… шикарный, что ли! Что ж, какова женщина, таков и ее мужчина. Вы согласны со мной, мистер Рэндэл?

Он неопределенно пожал плечами.

– Простите за нескромный вопрос, а вы женаты?

– Нет.

– Вам подошла бы такая женщина, как Кэрол, это я вам говорю, как женщина, прожившая целую жизнь. Только вы не обижайтесь, что я так говорю, – Моника нежно улыбнулась. – Я имела в виду, что рядом с таким элегантным красивым мужчиной, как вы, должна быть и женщина соответствующая, а не какая-нибудь серая мышь. Мужчина и женщина должны смотреться вместе, вы согласны? Мне всегда казалось нелепостью, когда рядом с роскошной женщиной идет плюгавенький мужичок, или наоборот. Вот Кэрол и Мэтт – просто идеальная пара, вы не находите?

– Я в таких вещах не очень разбираюсь. Наверное, вам виднее.

Моника мечтательно вздохнула.

– Вы просто не видели их вчера – тут и разбираться ни в чем не надо. Он восемь лет заживо был погребен в тюрьме, а она за несколько часов смогла превратить его в такого холеного красавца, каким я никогда его не видела за всю жизнь!

– То, что снаружи поправить легче, чем то, что внутри, – заметил Джек. – И то, что у него сейчас внутри гораздо важнее.

– Да, вы правы, мистер Рэндэл.

– Джек, пожалуйста.

– Как скажете, Джек.

– Я консультировался с врачами, которые его обследовали. Его болезнь, все эти приступы, боль – все это у него только вот здесь, – адвокат слегка постучал указательным пальцем по виску.

– Я не совсем понимаю… Вы хотите сказать, что мой сын – сумасшедший?

– У него небольшое психическое расстройство. После того, что ему довелось пережить, это не удивительно. Ему нужно помочь. Вы должны уговорить его пройти лечение. Я знаком с первоклассным специалистом, я уже говорил с ним, и он согласился помочь Мэтту. Само по себе это не пройдет, сами понимаете, а может только усугубиться.

– Да, я понимаю, – безжизненным голосом согласилась Моника.

– Во-вторых, вам нужно уехать. Хотя бы на время, пока здесь все не забудется. Среди населения остался немалый процент тех, кто до сих пор, не смотря ни на что, считает вашего сына виновным в этих преступлениях. Ему будет тяжело здесь жить, поверьте мне. К тому же, учитывая его и без того нестабильное психическое состояние, ему могут сильно навредить новые душевные переживания и стрессы. Его, по возможности, нужно оградить от всякого негатива, от волнений и тому подобного. Я оплачу его лечение, предоставлю вам хорошую квартиру, устрою его на достойную работу. Там, где вы будете жить, никто не будет знать о его прошлом, вы сможете начать новую жизнь.

– О, мистер Рэндэл… Джек! – Моника прикрыла рот ладонью, не в силах сдержать слезы. – Вы правда сделаете это для нас? Все, о чем говорите?

– Разве я похож не человека, впустую бросающегося словами?

– Нет, вы не такой, я знаю. Вы – самый лучший из людей! И я буду молиться за вас до последнего своего вздоха! Скажите, почему вы все это делаете… для нас? Чем мы это заслужили перед вами?

– Мне нечего вам ответить.

– Люди говорили о вас столько плохого, ума не приложу – почему? Как можно называть вас бессердечным и бессовестным циником, когда вы помогаете людям в самых безнадежных и тяжелых ситуациях?

Джек промолчал, задумчиво помешивая горячий кофе. Казалось, он вообще не слышал ее вопросов, или просто пропустил их мимо ушей, озабоченный чем-то другим. А комплементы в свой адрес его, судя по всему, волновали не белее, чем и оскорбления.

– Значит, вы за то, чтобы уехать? – уточнил он у Моники.

– И вы еще спрашиваете? Разве от такой помощи, какую предлагаете вы, отказываются?

– Я почти уверен, что ваш сын откажется.

– Почему вы так думаете? – удивилась женщина. – Мэтт, так же как и я, будет очень рад возможности начать новую жизнь, на новом месте, на новой работе…

– Видите ли, есть одна загвоздка. Кэрол. Он, наверное, не захочет уезжать без нее.

– Конечно, не захочет! Мы уедем все вместе. Они поженятся, и мы заберем девочку с собой.

– Оторвете от людей, которые ее любят, и которых любит она? Заставите бросить университет? К тому же у нее больная мать, о которой она должна заботиться.

– Мать? Какая еще мать? – губы Моники скривились от презрения. – Да вы хоть знаете…

Она резко замолчала и не стала продолжать. А он не настаивал.

Встретившись с пронзительными серыми глазами, она поняла, что он знает. Знает все. Неужели Кэрол ему рассказывала?

– И, тем не менее, – спокойно продолжил адвокат. – Она хочет быть рядом с матерью, потому что любит ее… как ни странно. Кэрол вообще немного странный человек, не находите? Ладно, сейчас не об этом… Я считаю, что пока вы должны уехать с Мэттом вдвоем. О том, что он будет проходить лечение ей знать не обязательно, как и о его психологических проблемах. Мэтт вылечится, начнет работать, встанет на ноги, и тогда вы можете делать, что захотите – играть свадьбу, забрать Кэрол к себе.

– Вы, конечно, правы, так было бы лучше. Но мне кажется, что она сама не захочет ждать и решит уехать с нами сразу.

– А я в этом уверен! Она так и сделает! Но она – молодая и горячая, в таком возрасте идут на поводу у чувств, а не руководствуются разумом и логикой, не задумываются о последствиях. И бесполезно пытаться в чем-то убедить. Вы женщина мудрая, знаете жизнь и должны все понимать. Она сейчас все бросит, сорвется и уедет. А если что-то пойдет не так? Если болезнь Мэтта окажется более сложной, чем мы предполагаем, если на его лечение потребуется больше времени? Если, в конце концов, у них ничего не получится – что тогда? Вы-то ничего не теряете, а вот она окажется у разбитого корыта, ее жизнь окажется поломанной – ни образования, ни профессии. Почему же вы молчите, глаза спрятали? Разве я говорю что-то не правильно?

– Она не бросит его, она мне обещала, – тихо, но твердо проговорила Моника. – Без нее он будет страдать. Она должна быть с ним при любых обстоятельствах, должна помочь ему выздороветь, встать на ноги, как вы выражаетесь.

– Должна? – глаза адвоката недобро сузились, а в голосе появился лед. – Она вытащила вашего сына из тюрьмы, и мне кажется, это не она вам должна, а наоборот. Я понимаю, вас волнует, прежде всего, благополучие вашего сына, чтобы ему было хорошо. Это очень эгоистично с вашей стороны. Вы только послушайте себя – получается, что Кэрол вам чем-то обязана. Обязана вызволить вашего сына из тюрьмы, обязана заботиться о его лечении, поднимать его на ноги! Оказав вам помощь один раз, она «должна» отныне делать это всегда? Так вы считаете? Не вы должны как-то отблагодарить, а тот, кто вам помог, должен, обязан заботиться о вас и решать ваши проблемы далее. Может, я тоже что-то вам должен? Вы говорите, не стесняйтесь!

Моника залилась краской стыда. Неожиданное изменение в поведении адвоката, его резкость, напор, которым, казалось, он готов вот-вот пригвоздить ее к стене, удивили ее и заставили растеряться.

– Мистер Рэндэл… Джек, вы неверно истолковали мои слова, – пролепетала она заискивающе. – Кэрол, она сама хочет быть с Мэттом. Она любит его.

– И вы решили этим воспользоваться! Не хорошо. Если вы испытываете хоть какое-нибудь чувство признательности к ней, вы должны думать не только о своем сыне, но и о ней.

– Да, да, конечно, вы правы!

– Меня очень огорчили ваши слова. Я считал вас другими, – Джек сердито отодвинул от себя чашку с кофе. – Не обижайтесь, но мне расхотелось помогать вам. Забудьте все, что я вам предлагал. Я хорошо отношусь к Кэрол, я очень уважаю Куртни, а вы для меня абсолютно чужие люди. Оставайтесь здесь, стройте свою жизнь как вам нравиться, и Кэрол не придется бросать учебу и расставаться с теми, кто ей дорог и нужен.

– Значит, вы не поможете нам, как говорили? – губы Моники задрожали.

– Если это приведет к тому, что Кэрол бросит университет и Куртни, и очертя голову помчится за вами – то нет, я не стану вам помогать. Извините, я хотел как лучше, – Джек поднялся.

– Подождите! – Моника в отчаянии схватила его за руку, умоляюще смотря на адвоката блестевшими от слез глазами. – А если она не поедет… пока? Если я постараюсь убедить Мэтта и ее, что так будет лучше?

– Тогда я сделаю все, о чем говорил.

– Я сделаю все, что в моих силах, обещаю! Вы правы, Кэрол нужно доучиться, а Мэтту вылечится, начать работать. И тогда у них все будет хорошо. Ведь так? Просто нужно еще немного подождать, да? – она вдруг прижалась к его плечу и расплакалась.

Джек сдержано погладил ее по плечу.

– Так будет лучше. Для них.

Она кивнула, соглашаясь, и отстранилась.

– Ой, простите! – смущенно улыбнулась она. – Что это я…

Моника поспешно вытерла слезы.

– Я объясню все Мэтту, – сказал Джек. – Если он заупрямится, тогда дело за вами. Остаться или уехать решать только вам с ним. Здесь я при всем желании вряд ли смогу что-либо для вас сделать.

– Я понимаю. Пойду, посмотрю, не проснулся ли Мэтт.

– Поговорите с ним сами, думаю, так будет лучше. А я подожду здесь.

– Что, прямо сейчас?

– А зачем тянуть? Чем раньше вы уедете, тем скорее начнется лечение Мэтта. Чем быстрее он вылечится, тем быстрее я смогу устроить его на работу. Но если вы хотите наблюдать, как он мучается от приступов и рисковать тем, что его состояние может ухудшиться, то…