Текст книги "Проект Орион (СИ)"

Автор книги: Макс Гришин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 39 страниц)

   Виктор повалился на матрац и закрыл глаза. Он хотел заснуть как можно быстрее, но сон, как назло, все не приходил. В голову лезли тяжелые мрачные мысли. Он пытался гнать их от себя прочь, пытался вытеснить их из сознания чем-то другим, приятным или, хотя бы нейтральным, чтобы просто заснуть, но они, как назойливые черные вороны, все лезли и лезли со всех сторон, пожирая изнутри остатки того немного здравого, что в нем еще оставалось.

   Не спала и Каролина. Он слышал ее тяжелое дыхание, слышал, как ворочалась она, как тихо что-то самой себе шептала. В один момент ему показалось, что она начала плакать, уткнувшись в подушку лицом. Но может ему это только показалось, может это ветер гулял где-то по растерзанному кораблю, среди его разбитых, покрытых ржавчиной отсеков. Он думал о том, чтобы встать, подойти к ней, спросить, все ли нормально... Но было уже поздно и скоро уже надо было вставать. Позднее, видимо засыпая, она тихо простонала и, наконец, в кабине повисла полная тишина. "Заснула, – подумал про себя Виктор. – А я... черт бы побрал, так и не могу!.." Он перевернулся на другой бок, чувствуя какую-то злость на себя, на свой организм за то, что он мог спать сутками напролет, но, когда это было действительно нужно, он лишь валялся с открытыми глазами. Он снова перевернулся на бок, в кармане тихо что-то прогремело. Это было снотворное. Его ключ к быстрому и безмятежному сну. А если он проспит? Если сон срубит его настолько, что он не услышит тикавший рядом механический будильник? Но нет, такого быть не могло, до этого он никогда не просыпал, как, он был уверен, не проспит и в этот раз. Он осторожно приподнялся, вынул из кармана куртки банку, достал одну таблетку и, морщась, проглотил ее.

   Вскоре веки стали тяжелеть. Мысли стали спокойнее. Они поплыли из головы куда-то прочь, заменяясь какой-то серой спутанной массой. Он закрыл глаза, вытянул вперед ноги и тихо засопел.

  8.

   Его разбудил сильный грохот. Что-то ударило, прокатилось по всему металлическому корпусу корабля и замолкло с дребезжанием где-то в самом хвосту. Виктор вскочил с кровати, готовый бежать со всех ног, готовый схватить все, что было рядом и драться за свою жизнь, против тех, кто, он почему-то был уверен в этом, сейчас пришли за ними. Но в помещении никого не было. Все тот же "Орион", те же ржавые подтеки на стенах и потолке, и Каролина, которая так же спала в своем углу.

   – Что это было? – спросил он, слушая, как все еще угасало дребезжание. Он быстро поднялся, пошел к столу и взял свой рюкзак, желая достать из него нож. Но ножа не было, видимо он закатился куда-то в глубину рюкзака, под эти пачки с таблетками, медикаментами и одеждой. – Черт бы побрал, где же...

   Снова удар. Снова стены корабля, будто сделанные из фольги, затряслись и задребезжали. Виктор вытащил руку из сумки, сделал несколько шагов назад, к стене и замер, прислушиваясь. Только сейчас он понял, что это был не удар, это был гром! За пределами корабля уже во всю шла гроза!

   – Только этого нам не хватало! – он бросился к двери. Тяжелая дверь щелкнула, заскрипела и поток сырого прохладного воздуха дунул ему в лицо. – Так и есть! – от безоблачного неба не осталось и следа. Большие желтые облака катились на него прямо из-за леса. Листья на деревьях, как и листья на кусте рядом, были скручены в маленькие плотные трубочки. Все здесь было готово к встречи с этим штормом, все, кроме них! В это мгновение что-то вспыхнуло рядом. Молния! Прорвавшись из желтого неба, ударила она в крону одного из деревьев. Послышался треск, грохот, посыпались искры и вдруг... капля. Крупная одинокая капля упала вниз, на носок его ботинка. Затем вторая, уже рядом, оставляя мокрый след на металлическом полу, потом третья и четвертая. Виктор поднял голову. Голый лес напротив качался от сильного ветра. Шелеста листьев, как ночью, уже не было слышно. Сложившись в трубочки, как маленькие елочные игрушки, они бесшумно болтались на обнаженных ветвях деревьев, слабо подрагивая, будто трепеща от страха перед непогодой, которая надвигалась. И вдруг... новый монотонный звук. Он послышался тихо, еле слышно из глубины леса, но с каждым мгновением, с каждой секундой, шум этот становился все громче. Казалось, что там, в глухом лесу, были совершенно другие деревья, что они не трусили и не боялись этого дождя так, как их жалкие сородичи, что их большие защищенные листья, свободно и бесстрашно, как флаги армии-победителя, болтались на ветру, бросая вызов этим льющимся с неба химическим реагентам. С каждой секундой этот новый звук становился все громче и громче. Он слышен был уже не только в лесу напротив, но и справа и слева этой просеки, некогда бывшей взлетно-посадочным полем.

   Виктор знал, что это был за звук. Он понял это почти сразу. Это был ливень, поливавший оголенные деревья, звук опасности, быстро и решительно приближавшейся к ним. Снова сверкнуло, снова молния ударила в лес, снова треск. Виктор зажмурился и как-то наивно, по-детски, вытянул вперед руку, будто пытаясь защититься ей от того, что решительно приближалось к нему. Снова грохот, снова удар и вдруг... крупные капли дождя посыпались с неба. Он бросил быстрый взгляд в сторону просеки. Еще несколько секунд назад он видел голые ветви деревьев вдали, но теперь их уже не было видно. Все это было уже за едкой желтоватой стеной дождя. Такого сильного ливня в своей жизни он еще не видел.

   Виктор бросился внутрь и с силой закрыл за собой тяжелую металлическую дверь. – Лина! Вставай, мы... в жопе! – заорал он, кидаясь в угол кабины, над которым, при слабом свете, виднелись жирные ржавые подтеки. Он знал, что корабль не выдержит какого ливня и чтоб спасти себя, им надо было срочно что-то делать. Но что?! Здесь, под этим уже барабанящим беспощадно по корпусу дождем, они были совершенно беззащитны! Они могли бегать взад-вперед по этой металлической клетке, могли кричать, умолять, просить... Но помочь самим себе они были уже не в состоянии. Смерть, жуткая ужасная смерть, нависла над ними, готовая в любую минуту прорваться внутрь, сквозь хрупкую обшивку корабля.

   – Надо!.. Черт! – Виктор схватил себя за голову, но что "надо", он не знал. Усилить потолок корабля изнутри они не могли. Чем, да и... как? Вдруг мысль пришла в голову. – Одевай скафандр, – крикнул он ей. – Одевай, твою мать! – повторил он через несколько секунд, уже злясь на то, что в такой момент она могла спать. Но Лина не двинулась, не шелохнулась. Снова она играла с ним в игры, снова эта сучка ломалась, не обращая внимание на его просьбы! – Слышишь меня или нет?!

   В этот момент что-то треснуло сверху и тонкая струя жидкости полилась с потолка на пол, совсем рядом с тем местом, где лежала Каролина. Виктор бросился к висящему на стене скафандру и быстро влез в него. Он решил не закрывать пока лицо стеклом, ведь он должен был докричаться еще и до нее.

   – Да вставай же ты, дура! – взревел он уже в порыве какой-то отчаянной ярости. Он подбежал к ней, схватил за плечо и с силой тряхнул. Но она не двинулась. Тело ее продолжало лежать совершенно неподвижно. Будто она был кукла, или хуже... была мертва! – Эй! – проговорил он уже тише. В этот момент что-то надорвалось в груди и сердце медленно начало сползать в пятки. Он вдруг увидел рядом с ней нож, тот, который он убирал в свою сумку вчера вечером. Ручка этого ножа была запачкана кровью! "Но это не кровь! Не кровь! – сознание его пыталось найти какой-то альтернативное объяснение, – это ржавчина!" Но это была не ржавчина, он и сам это знал, собственный разум отказывался верить в свои же собственные сказки.

   Снова гром, где-то что-то заскрипело и затрещало. Снова жидкость нашла вход внутрь корабля, в этот раз чуть дальше, ближе к его кровати. Виктор схватил Каролину за плечо и дернул на себя. Ей опять нужна была помощь, она опять сделал что-то ужасное с собой, что-то!.. Но было уже поздно. В этот раз она уже была мертва. Лицо имело ярко выраженный желтоватый оттенок, высохшие открытые глаза смотрел бессмысленно куда-то вдаль. Это был уже не человек. Перед ним лежал неживой, начинавшийся разлагаться объект.

   – Лина, ты!.. – но голос его оборвался. Слезы, долго томившиеся в груди, вырвались наружу и потекли из глаз вниз, на ее куртку, на ее пожелтевшие и измазанные кровью руки. – Что сделала ты с собой?! – он схватил ее руку, потянул к себе, желая пощупать пульс, но его, конечно же, уже не было, рука была холодной и пожелтевшей, с глубокими порезами, начинавшимися у самого запястья и уходившими куда-то дальше, под рукав. Она разрезала себе вены, разрезала вдоль, чтобы наверняка, чтобы в этот раз без ошибки. Виктор вытянул руку и закрыл ей глаза. Только сейчас он заметил, что вся его ладонь была покрыта вязкой красной жидкостью. Только сейчас он увидел, что внизу, рядом с ее телом, была большая лужа еще не засохшей крови и он вляпался в нее. Он усиленно начал стирать ее о скафандр, оставляя на нем следы пальцев. – Зачем ты сделала это с собой... – произнес он жалобно, будто пытаясь еще ее в чем-то переубедить, – зачем оставила меня одного?!

   Корабль, тем временем, скрипел и трещал. Уже не переставая грохотал гром. Снова в кабине что-то прорвало и жидкость хлынула на пол, подползая лужей к его ногам и ее неподвижному телу. Виктор поднялся. Он уже не суетился как прежде. Ему осталось не долго, через несколько минут, а может даже секунд, крыша, не выдержав давления сверху, провалится вниз, и все это дерьмо хлынет в кабину, оканчивая, таким образом, и его существование на этой планете. Только для него эта смерть будет уже не такой легкой. Она будет незапланированной, неподготовленной и, несмотря на все с ним происходившее, до сих пор не желанной. Да, он все еще хотел жить! Жить в этом дерьме, в этой помойке, на этой покрытой радиоактивными осадками планеты! Хотел жить до самого конца! И хоть она уже была мертва... он... он еще нет! И вот он стоял над ней, последний человек во Вселенной, последнее разумное живое существо, а может и просто разумное, чувствуя, что посреди всего этого хаоса, рушащегося на глазах корабля, невзирая ни на что, он должен что-то сказать, произнести что-то теплое об этой женщине, об этом человеке, последнем его спутнике на этой планете, последнем живом существе, с которым он когда-либо говорил, ругался, смеялся, с которым он жил! Но слова не шли к нему. Слова застряли где-то там, за комом в его груди, вырываясь из засохших губ лишь тихим шипением.

   – Ведь... я просил тебя не делать этого? – единственное, что мог выговорить он из себя, под аккомпанементы не прекращавшийся ударов грома. – А ты... ты... – но он не докончил. Злоба и ненависть, давно прятавшиеся где-то в потаенных углах его сознания, а может родившаяся только сейчас, при виде этого пожелтевшего мертвого тела, которое еще совсем недавно было человеком живым, который его бросил, вдруг прорвались наружу. Вдруг совершенно неожиданно даже для самого себя, вместо прощальных слов в ее адрес, он отпрыгнул назад, не общая внимание на то, что где-то сзади текла с потолка отравляющая жидкость и с силой, наотмашь, как когда-то ударила она уже мертвого Хью, зарядил покойнику в лицо носком ботинка. На пол посыпались выбитые зубы и кровь брызнула на матрац.

   – Туда тебе и дорога! – прошипел он и отвернулся от нее. В этот момент она была ему уже ненавистна. В этот момент, он не хотел, чтобы она возвращалась к жизни, наоборот, он хотел видеть ее боль, ее мучения в предсмертной агонии. Она предала его, она бросила его одного во все этом мире так подло, так трусливо. Пускай она теперь валяется здесь, ему на нее уже было насрать!

   По-прежнему слышались раскаты гром. Ливень все еще лупил сверху по обшивке корабля, отправляя каждую минуту литры этой жидкости внутрь. Но гром уже гремел реже. Лишь временами и, будто уже откуда-то издалека, он мог слышать его приглушенные раскаты. Вскоре дождь стал лупить тише и струя жидкости начала медленно иссякать.

   Так прошел еще один день его жизни, одна триста пятьдесят шестая года. Еще один мертвый член его экипажа у него под ногами... Но он... каким-то чудом, он все еще был жив. Последний человек планеты по-прежнему мог дышать, мог двигаться, мог думать! Депрессия и подавленное состояние, которые охватили его в первые минуты, медленно проходили, уступая место чему-то новому, что в этот момент в нем только начинало зарождаться. Сегодня, здесь, сейчас, стоя посреди лужи чужой крови, смешанной с кислотой, от паров которой начинали слезиться глаза, рядом с желтым и разбитым от удара его ботинка лицом трупа, он вдруг начал чувствовать себя счастливым! По-настоящему счастливым, таким, каким он не чувствовал себя уже долгие годы.

   Ему хотелось свежего воздуха и он двинулся к двери. Но каблук его ботинка наступил на что-то мягкое. Виктор остановился и посмотрел вниз. Это была рука Каролины, вся пожелтевшая и покрытая подтеками крови. Она будто держала его за ботинок, будто цеплялась за него своими мертвыми пальцами, пытаясь вытянуть себя к нему, к его миру, в котором он все еще живет и в котором он вдруг почувствовал себя счастливым и свободным! А может нет! Может наоборот, она тянула его назад, к себе, в тот беспросветный мрак по ту сторону жизни!

   Виктор посмотрел ей в лицо. Один глаз был приоткрыт, видимо удар задел какую-то мышцу или сухожилие в лице. Прищурившись этим глазом, она будто смотрела на него, будто наблюдала за ним, за живым откуда-то из мира мертвых. Может она просила его о прощении?! Может о помощи? А может она упрекала его за этот удар, за то, что даже после смерти, он не уделил ей должного уважения?!

   – Ты заслужила это! – проговорил он ей, будто отвечая на ее молчаливый вопрос. Он вытянул вперед ногу и ботинком, небрежно, отбросил руку к ее разбитому лицу. – Ты предала меня! И теперь... – он снова развернулся и двинулся к двери, – иди в жопу!

  Часть 7. Новая эпоха.

  1.

   Он не умер в тот день. Как не умер и на следующий, когда гроза разразилась с новой силой. Всю неделю, с утра и до вечера, дождь бил по кораблю крупными каплями ядовитых осадков, изо всех сил желая добраться до последнего человека внутри. Корабль трещал, скрипел, подтекал с разных мест ржавой вонючей жидкостью, но держался, как последний его оплот и надежда, как должна была держаться и она!

   В тот же день, недалеко от могилы Алиссы, он закопал ее тело. Дождь закончился тогда к вечеру, и оранжевый блин солнца появился из-за облаков на горизонте уже совсем на закате. Он осветил косыми лучами деревья, траву... ее лицо. При свете его она казалась моложе, чем до этого. Разбитая губа, выбитые передние зубы, свидетельство его бешенства, в которое он пришел в своем нервном безумии. Потом он жалел об этом, о том, что ударил ее после смерти, о том, что не мог понять ее при жизни. Но если бы у него был шанс начать все сначала, смог бы он изменить что-нибудь? Закончилась бы история всей человеческой цивилизации иначе? Были бы они сейчас здесь, рядом с ним? "Нет, скорее нет! – мотал он головой, ботинком сгребая землю в ее могилу. – Я тут ни причем! Никто тут ни причем. Ни Лина, ни Йорг, ни Хью".

   Прошло несколько дней. Пять, семь, десять. Их счет был потерян. Его часы давно остановились и времени в его привычном понимании для него уже не существовало. Он просто спал, ел, пил, справлял нужду. За дверью рассветало, потом снова темнело и снова рассветало. Он спал в любое время дня. Спал не по распорядку, а так, когда захочется. Когда не шел дождь (что бывало уже редко), он прогуливался вокруг корабля, прислушиваясь в ветру, к слабому шелесту раскрытых листьев на деревьях. День, год, час, месяц, – он ничего этого не знал, да ничто из этого и не было ему интересно. Какое дело ему было до того, было ли сегодня воскресенье или понедельник, какое ему дело было до того, что это была за страна, когда она все еще была? Здесь все принадлежало ему и в то же время, не принадлежало толком ничего. Здесь он был одновременно и Богом и нищим. У него был лишь этот корабль, измученная груда железа, державшаяся из последних сил. Ирония это или нет, но он, как капитан, уйдет на дно вместе с ним. И он чувствовал, что это будет уже скоро и вполне уже с этим смирился. Мысли о смерти посещали его уже не редко. "Ведь это так легко, – думал он, крутя в руках черный, с двумя оставшимися патронами в обойме, пистолет, – просто взять его, поднести к подбородку, направить и..." Но он убирал его обратно в карман, бережно проверяя предохранитель. Рано или поздно, он был почти уверен в этом, наступит момент, когда ему придется нажать на курок, но этот момент еще не настал, пока еще не настал...

   Он начал читать. Вернее, пытался читать. В его руках оказалась толстая, замаранная до потертой бумаги книга Толстого и он внимательно, строчка за сточной, начал бегать по ней глазами. Но как можно быть таким наивным, как можно в старости думать такое, что должно казаться глупым даже ребенку! "Война это противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие", – произнес он вслух и дико рассмеялся. – Приди-ка ты сюда, Лев Николаич, и посмотри, что сделала твоя чистая человеческая природа с Землей! У тебя волосы поднимутся даже на жопе! И не животные, не инопланетяне, не роботы, а люди, обыкновенные люди, в природе которых, как ты говоришь, нет и зерна войны, превратили Землю в это дерьмо, в это... загаженное радиоактивное и токсическое болото, покрытое костями самих же людей и животных. Нет, старик! Здесь не виноват никто, кроме человека. Посмотри на него внимательно, открытыми глазами посмотри! Это не овца и даже не волк в овечьей шкуре! Это хуже! Это дьявол, не меньше! Война говоришь... Война течет в самих жилах человека, она пронизывает его с ног до головы, с волос на его башке до ногтей на ногах. Убивать друг друга для человека это норма! Это как ходить в туалет, как... совокупляться! Это то, благодаря чему он живет и существует! И ни одно животное в мире, ни один волк, медведь, крокодил или кто еще тут когда-либо жил, не сравняться даже и близко с жестокостью, которая живет в сердце каждого из них! Каждого! – крикнул Виктор, ударяя себя в грудь кулаком. – Мы звери номер один этой планеты! Номер один не в смысле развитые там и продвинутые, а в смысле жестокие. Война – это главное свойство нашей природы, это то, что делает нас теми, кто мы есть... вернее были, – поправился он и заговорил уже тише. – Война, старик, это противное всей природе событие, здесь я согласен, здесь все правильно, но всей, кроме человеческой. Уж кто-кто, а ты... ты-то должен был это понимать!

   Он разжал руку и книга упала на залитый кровью и ржавой водой пол. Он не стал поднимать ее.

   – Смешно, но твоя мечта осуществилась. Нет войны, мужик! Нет и мира! Ни хера больше нет! – Виктор приподнялся с матраца и медленно побрел в сторону двери, по дороге почесывая свою спутавшуюся на подбородке бороду. Скрипнула дверь и он вышел на улицу. Там было темно. Ему почему-то казалось, что там день, но нет – яркие звезды висели над быстро плывущими по темному небу облаками. Впрочем, особо он этому не удивился. Счет времени он уже давно потерял, все смешалось для него в однородную массу однотипных событий.

   – Послушай! – услышал он вдруг голос Хью где-то совсем рядом. Виктор повернулся, там никого не было, но голос его продолжал звучать в его голове. – Не понимаю, тебе это так нужно?! Чего ты тянешь? Жалко тебе себя или что? Возьми пушку, приставь к виску и... Пух! – Виктор вздрогнул. Звук выстрела раздался у него в голове ясно и отчетливо. – И все закончено! Все твои мучения, все эти круги ада и зада, через которые ты проходишь. Что ты ждешь от этой жизни?! Зачем живешь?!

   Виктор ничего не ответил, он медленно пошел вперед, он хотел уйти от этого голоса, хотел, чтобы свежий воздух отрезвил его сознание, привел в чувства, но нет!.. Куда бы он ни шел, что бы ни делал, Хью оставался рядом. Он чувствовал его присутствие своим телом, затылком ощущал его тяжелое дыхание позади. Свороченный на сторону череп, звезды, переливающиеся в окровавленных волосах. Так выглядел он тогда, так представлял он его себе и теперь. Но сзади никого не было. Лишь мрачные очертания корабля, лишь ветер, тихо завывающий в обшивке. Где-то вдалеке, в лесу, тихо и жалобно стонало старое дерево. Оно то замолкало, то с новой силой начинало свою прежнюю песню. О чем оно пело? О жизни, о смерти? А может это была Каролина? Может душа ее, покинув бренное несчастное тело, наконец-то вселилось во что-то другое, во что-то большое и прочное? А может нет, может это души тех, кто жил когда-то на этой Земле... Но нет! – он замотал головой, чувствуя как мурашки начали бегать по телу. Мысли его пошли уже слишком далеко и надо было прекращать.

   Он развернулся и медленно побрел обратно. Было зябко, каких-то пара градусов выше нуля. Еще немного и наступит зима. Что принесет она ему? Доживет он до нее, увидит ли он снег, или дождь, этот убийца-дождь добьет его каким-нибудь днем или... ночью?! Виктор толкнул дверь и она со скрипом открылась. – Надо отсюда валить! Корабль долго не выдержит, – как всадник по верному коню, провел он рукой по его шершавой обшивке. Она оставляла на его руке коричневый ржавый след. – Держись, старина, только держись! Дай мне еще немного времени, потерпи и я свалю туда, за мост, – он вступил внутрь и со скрипом задраил за собой дверь.

   Этой ночью он снова видел сны. Странные, идущие будто откуда-то издалека сны. Ему опять казалось, что он не один, что где-то рядом есть люди. Что та жизнь, которой он и они все раньше жили, продолжается, что где-то, как и раньше, кто-то смеется, кто-то плачет, кто-то рождается, а кто-то умирает. Ему казалось, что он не один на этой Земле, не один во Вселенной, что люди не вымерли, не перебили друг друга, не стали жертвой вторжения инопланетной цивилизации, что они по-прежнему где-то есть! Но он оборачивался и не видел никого. Где-то вдалеке, за кораблем, за этим лесом, где-то в тумане, он слышал их голоса, слышал звуки их шагов, их смех. Но почему не видит он их? Почему не видят и они его? Почему не зовут его к себе? А может... может он мертв? Может душа его метается в темных просторах какого-то загробного мира, не в состоянии ни вернуться обратно, ни продвинуться дальше?!

   – Я мертв? – спросил он себя, как единственного из живых существ, кто мог ему ответить и вдруг почувствовал, что все вокруг него стало меняться. Стены корабля стали сужаться и темнеть, будто превращаясь в узкий гроб, который давил его со всех сторон, желая затащить в вечный мрак.

   – Помогите! – заорал он. Но кому он орал? Кто был еще рядом с ним? Кто был на этой планете, кто был, вообще, в это Вселенной?

   Он проснулся в поту и долго со страхом рассматривал обросшую ржавчиной стену напротив. Стена больше не двигалась и не пыталась задавить его своей массой. Он был жив, пока еще жив, он был в этом корабле, где-то затерянном на просторах Земли постчеловеческой эпохи, он был один, совсем один. Но был ли он действительно жив?

   Он приподнялся с матраца и сел на колени. Бредовые мысли, которые прежде он гнал от себя прочь, карабкались и лезли в его сознание с неведомой силой. Они клевали его мозг, раздирали своими загаженными в грязи и ржавчине ключами его шатавшуюся психику. "Ты можешь все это закончить, старина", – слышал он снова голос Хью, слышал в своей голове. А может нет, может Хью действительно был рядом, может сидел сзади, уже с пистолетом в руке, и целил черным дулом ему прямо в затылок...

   – Прочь!.. Тебя нет...

   – Как?! – фигура Хью выплыла из полумрака напротив. – Я здесь!

   – Тебя нет! Тебя не может быть! – Виктор схватил себя обеими руками за голову, сдавливая ее со всей силы, будто пытаясь выдавить оттуда весь этот бред, который ее наполнял. Но Хью не исчез, он был еще ближе, совсем уже рядом. – Ты сдох! Сдох, тварь, поэтому заткнись, заткнись, твою мать и сдрисьни туда, откуда ты вылез! – Виктор замотал головой, но это не помогло и тогда он с силой ударил себя ладонью по щеке. – Ты мешаешь мне! Ты портишь мне жизнь! Тебя нету! Ты... ты лишь в моей башке. В башке! – он яростно начал колотить себя по голове. – Вот тут! Только тут! Слышишь?! Слышишь?! – крикнул он несколько раз в исступлении и в этот момент почувствовал, что дуло все сильнее давит его в весок, чувствую, как сильнее сжимается упругий холодный курок под его пальцем. Еще немного, еще чуть-чуть и...

   – Что я делаю?! – это его рука, его пистолет, его палец на курке пистолета. – Что я, твою мать, делаю?! – он с силой отбросил пистолет в сторону и он с грохотом повалился на пол. – Убирайся к черту и... и забери с собой этот сраный свой пистолет! – заорал Виктор в темный угол напротив. Он почему-то знал, даже был уверен, что Хью теперь сидел именно там, именно в этом углу. Он наблюдал за ним оттуда, смотрел на него, своим вороньим клювом он тянулся к нему и жрал его мозг, выклевывая из него все разумное начало и оставляя там лишь бред, лишь месиво разваливавшегося, как корабль, сознания.

   Стало тяжело дышать. Ему не хватало воздуха. Ему не хватало простора. На планете, где он был один, ему становилось тесно. А что если этот корабль заодно с Хью? Что если его разваливающееся, покрытое ржавчиной, как какой-то опухолью тело и Хью это одно целое? Что если они вместе залезли в его голову и сидят там, топчутся, справляют нужду? Именно нужду! Да! Они срут в его голову, вымывая оттуда все ценное и оставляя лишь дерьмо! – он ударил себя в ухо, не сильно, а так, чтобы выбросить эту дрянь из головы, чтобы корабль и Хью выскочили оттуда и пошли к собачьим херам, чтобы... Но заскрипела дверь и он вздрогнул. Кто это? Кто пришел к нему? Хью?!

   – Пришел опять, сученок?! – заорал он, прыгая на пол и ища в потемках пистолет. Если надо будет сделать еще одну дырку в этой башке, он сделает ее, но... Это он держал дверь, он пытался ее открыть!

   – Куда ты пошел?! – услышал он явно и отчетливо, услышал так, что тело его вздрогнуло гораздо раньше того, как сознание обработало услышанное.

   – Ты?..

   – Я!

   – Ты мертв! Ты сдох! Твоя башка разлетелась на мелкие куски. Я видел это! Я сам видел это! Мы собирали с Линой остатки твоего дерьма со стен и пола! Тебя нет. Слышишь?! Нет тебя!!!

   Но он был. В темном углу что-то зашевелилось. Что-то бледное. Это было лицо. Его лицо! Виктор узнал очертания его скул, его носа, волос, его белые зубы, растянутые в злорадной улыбке. Он шел к нему. Пистолет уже был в его руке. Он целил ему в лоб, прямо между глаз. Еще мгновение, еще секунда и он выстрелит, и голова его, "моя голова!", разлетится как голова Хью, как арбуз в который дети ради шутки засунули петарду и подожгли.

   – У меня для тебя плохие новости! – его сиплый голос пронзал тишину. Казалось, что он звучал со всех сторон. – Я есть, я был и я всегда буду! Корабль этот мой! Я здесь главный, не ты! Я!!!

   Виктор с силой дернул на себя дверь и бросился прочь. Он повалился на влажную землю и тут же вскочил на ноги. Темно! Кругом было темно. Тут должен был быть день, чертов день, с солнцем, с облаками на небе, но была ночь, по-прежнему была эта чертова ночь, как будто он спал там не несколько часов, а сутки, как будто он уже спал там целую вечность. На небе висели яркие звезды. Стоял мороз. Было холодно и пар струей вылетал из его открытого и тяжело дышащего рта.

   – Нет тебя, тварь! Нет! – заорал он, обращаясь к Хью, который стоял в дверях. – Я сам закапывал твое поганое вонючее тело в землю! Ты... ты там, ты до сих пор разлагаешься, тебя черви жрут, понимаешь! Хотя нет! Подожди! Подожди, твою мать! – заревел он еще сильнее (ему почему-то показалось, что Хью начал удаляться от него). – Здесь нет червей, ты просто гниешь, как... как дерьмо! Иди нахер из моего корабля, иди нахер к себе обратно, в могилу!

   Обезумевший, он вдруг вскочил на ноги и куда-то побежал. Но пробежав несколько метров, он остановился. Он бежал не в ту сторону. Куда он вообще бежал? – А! – прокричал он вдруг, будто вспомнив. – Я тебе сейчас покажу, твою мать! Я тебе все сейчас покажу!

   Ломая кусты и ветки на ходу, падая и снова вставая, он побежал к двум большим деревьям, между которыми, уже примятая дождями и заваленная упавшими листьями, виднелась могила Хью. Во мраке, освещаемом лишь звездами, она была похожа на какую-то большую черную кляксу; все, что осталось от этого существа, которое сейчас каким-то образом из того мира пытается лезть в его голову. Виктор подбежал к могиле и на секунду замер, осматривая насыпь под ногами. Она была не тронута, никаких следов того, что кто-то вылез из нее совсем недавно. Но так и надо! Так и должно было быть!

   – Что ты делаешь?! – сиплый голос Хью звучал совсем рядом. Он стоял напротив, с другой стороны этой могилы и наблюдал за Виктором. В руке его был пистолет, но в этот раз он был опущен вниз.

   – Я... я!.. Я хочу нассать на твою могилу! – прокричал Виктор, обрадовавшийся свой внезапной и глупой мысли. – Да! Да-а-а! Стой и смотри, сукин сын! Смотри! – он полез в штаны, но молния не слушалась. Тогда он рванул ее с такой силой, что она затрещала. – Смотри и не вздумай уходить! Да! – он достал из ширинки член, схватил его в кулак и, будто это был пистолет, которым угрожал ему Хью, направил его на приведение. – У меня тоже есть пушка! Смотри! Смотри! – струя прыснула вниз, на черную землю могилы. От нее пошел пар, понимаясь вверх тонкой струйкой. Виктор справлял нужду медленно, продлевая удовольствие. Он смотрел в глаза Хью, в них он видел лишь пустоту и мрак. – Смотри! – проговорил он уже тише, закончив свои дела, но продолжая тыкать членом в уже еле различимую фигуру перед ним. Моча размыла его формы, и Виктор видел его уже с трудом. – Ты никто! Ты пустота! Ты ничто, ты... ты обсосанная могила. Да, ты обоссанная могила! Мистер обсосанная могила! И все! И больше ничего! Ты думал, что ты Бог?!! Бог, твою мать!!! – засмеялся он вдруг так громко, что голос его разнесся эхом по всему лесу. – Разве Бог гниет в земле?! Разве Бога можно обоссать? Деньги! Говоришь у тебя были деньги, ну и где твои деньги теперь, мудило? Где твои дома, твои яхты, твои шлюхи в дорогих украшения?!! У меня этих денег не было никогда, столько, сколько у тебя по крайней мере, но ты... ты теперь лежишь там, внизу, обсосанный с ног до головы, разлагающийся на фекальные массы трупачина, а сейчас стою здесь, живой, пока еще живой и... и ссу на твою могилу! – в порыве бешенства Виктор ударил ногой по пригорку земли. Ему показалось это мало и он ударил еще раз и еще. Он бил по ней ногой до тех пор, пока не почувствовал сильный запах смрада, до тех пор, пока не появились очертания разлагавшегося трупа. Наконец дыхание сбилось. Тлетворный запах еще сильнее сдавил грудь и он, запыхавшись, отошел на несколько метров и рухнул на колени. Пар с хрипом вырывался из груди, улетая куда-то вверх, в бесконечное пространство, к звездам.