Текст книги "Проект Орион (СИ)"

Автор книги: Макс Гришин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 39 страниц)

   – Мы оставили ее одну с этим маньяком. Как и с Йоргом, я чувствую ее кровь на своих руках. Мы могли спасти их двоих, Виктор.

   Виктор взял ее сзади за плечи и повернул к себе.

   – Мы не могли спасти никого. Мы сделали все, что было в наших силах. Йорг сорвался в пропасть, Алиссу... – Виктор замолчал на секунду, думая следует ли ему произнести слово "съел", но подумав, решил заменить его более общим словом "убил", – ... убил Хью. Мы не могли отвечать за жизни каждого, не могли предвидеть всего, что могло случиться!

   – Но мы должны были, – Каролина опустилась на колени на сырую, все еще свежую землю, и осторожно взяла ее горсть в руку. – Теперь мы остались вдвоем, Виктор, лишь ты и я... и больше никого, на всей это планете, во всей Солнечной системе, во всей Вселенной. "Ад это другие", помнишь, сказал кто-то из мудрых? – она слабо покачала головой, – нет, тот, кто это говорил не имел ни малейшего понятия о том, что такое настоящий "ад". "Ад" это когда больше нет никого, кроме тебя, это одиночество в своих чистых формах. Одиночество не философское, не поэтическое, а чистое, абсолютное, такое, какое не снились даже самому депрессивному человеку на земле. "Ад" это жить одному на целой планете, понимая, что после тебя не будет никого, что ты последний из всех!

   Она приподнялась и бросила землю обратно на могилу.

   – Ты не одна и... не будешь одна. Я буду с тобой, мы будем друг с другом до самого конца. Теперь, когда мы вдвоем, провизии хватит нам надолго, на сорок, пятьдесят лет, на долгую полноценную жизнь!

   – Полноценную? – она улыбнулась ему грустной улыбкой.

   – Ну... я имею ввиду полноценную в плане долгую, до старости!.. Мы сможем...

   – Мы не доживем до старости, Виктор, – не дослушав, она развернулась и пошла в сторону корабля.

   Вскоре кругом зашумели листья, они медленно начали сворачиваться в тоненькие плотные трубочки. К ним летел дождь, этот убийственный, разъедающий все на своем пути дождь. В последние несколько дней он шел все чаще и чаще. Погода портилась с каждым днем все больше и больше.

   Каролина зашла в корабль первой, Виктор задержался на несколько секунд снаружи. Он схватил две большие солнечные панели и втащил их внутрь. Жутко заскрипела входная дверь. На ней были видны большие оранжевые подтеки. Ржавчина стекала по двери вниз, образовывая на полу небольшую темно-оранжевую лужу.

   – Уж очень ты пессимистична! – Виктор дернул за ручку и она со скрипом заблокировала дверь. – Мы сможем здесь выжить! Главное, не делать никаких глупостей.

   – А ты слишком оптимистичен! Жить здесь долго мы не сможем, как бы нам того не хотелось. Еще пара десятков таких дождей и корабль не выдержит. Посмотри на него! – Каролина подняла руку и показала на потолок рядом со стеной. На нем, как и на двери, были видны ржавые подтеки. – А что мы будем делать зимой? Ты думал об этом? Она уже не за горами. Будит ли таким же ядовитым и снег, я не знаю, но холод, Виктор! Если температура здесь опустится ниже нуля, нас на долго не хватит. Мы не выдержим холодов!

   – Выдержим! Еще как выдержим! – Виктор схватил Каролину за руку, крепко сжимая ее в своих теплых ладонях. – Здесь есть лес, значит есть дрова, я заготовлю много дров! Вон туда, – он ткнул пальцем в угол, где стоял стол и где на потолке все еще виднелись кровяные следы, оставленные Хью, – мы будем их складывать. Из остатков обшивки я смогу сделать что-то вроде печи, чтобы выводить на улицу дым... Вот только у меня нет инструментов, – продолжал он уже тише, большей частью, говоря с самим с собой, – но это ничего, это мы как-нибудь решим. Мы проживем эту осень, увидишь, и зиму и...

   – И дальше, и что будет дальше, Виктор?! – Каролина вытащила свою руку из его плотно сжатых рук. – Что будет через пол года, через год?

   – Если корабль будет совсем плох, мы сможем пойти жить туда, за мост! Помнишь, мы видели там дом, где лежали эти трупы... труп, – поправился он, – это здание выглядело надежным! Там мы сможем оставаться долгое время, десятки лет, без опасения того, что крышу над головой вдруг прорвет и нас затопит.

   – Я не о корабле, я обо всем этом! Зачем все это?! Зачем тебе нужно такое существование? Жизнь должна приносить радость, хотя бы иногда. Какую радость приносит она тебе? Чего ждешь ты, на что надеешься? Что будет с тобой после этой зимы, что будет с тобой следующим летом? Мы сходим с ума, Виктор, мы медленно сходим здесь с ума. День за днем мы все больше погружаемся в это бессмысленное существование. В это безумие...

   – Но мы сможем приспособиться, сможем привыкнуть!

   – Я не смогу!

   – Послушай! Мы уже привыкаем ко всему этому. Помнишь первый день, когда мы здесь оказались, как... как Хью выходил в скафандре наружу, еще не зная, что это за планета и что от нее ожидать? Помнишь, как полило дождем Алиссу, как еле выжила она после всех этих ожогов. Теперь мы можем предсказывать появление этого дождя заранее. По состоянию листьев мы можем определять издалека приближение осадков. Мы научились обрабатывать дерево, я сделал топор из куска оборванной обшивки корабля, а это уже железный век, в конце концов, – Виктор засмеялся, впрочем, смеялся он не долго и уже через несколько секунд лицо его приняло прежнее серьезное выражение, – мы выживем здесь, даю тебе слово, мы сможем построить здесь новую жизнь для себя. Не такую как там, ту, прошлую жизнь уже не вернешь, но другую, на других уже принципах выстроенную.

   – Мы это кто, Виктор?! Здесь нет "мы", здесь есть лишь ты и я, и все, и больше никого! Кому нужны твои новые принципы, кому нужна теперь твоя эта новая жизнь?

   Виктор ничего не ответил ей на это. С минуту он не говорил ничего. Молчала, изредка поглядывая на него, и Каролина.

   – Помнишь, – заговорил он через минуту, видимо продумав про себя что-то, – когда мы сидели за столом с Хью, в тот... ну, последний тот день? – Каролина поняла, о каком дне он говорил и утвердительно кивнула головой. – Ты говорила что-то про другие поколения на этой Земле, которым мы могли бы дать жизнь! Ты действительно думала об этом или просто хотела его заболтать?

   – Другие поколения... дети, неужели ты думаешь, что я так жестока, что готова дать кому-то, какому-то маленькому созданию жизнь здесь, в этом проклятом месте? Человеческие мучения на этой планете должны закончится раз и навсегда, Виктор, – заключила она как-то совершенно тихо, – мучения этой планеты должны закончиться вместе с нами!

   – Ну, а если мы сможем все это перезапустить? Что если мы сможем дать человечеству еще один шанс?

   – Не понимаю тебя, – она не отводила от него своих удивленных глаз, – какой шанс какому человечеству ты хочешь дать?

   – Дети! Если мы дадим жизнь детям на этой планете, если мы обучим их всему тому, что мы знаем, если...

   – А что именно мы знаем?! Что из наших знаний поможет им выжить? То человечество, частью которого мы были, вымерло здесь как динозавры, как мухи! Да и мухи-то сами, тоже умерли. И ты хочешь, чтобы мы с тобой – ты и я, изнеженные, привыкшие жить в комфорте люди, породили существ, которые были бы способные выживать в таких условиях?! Нет! – она усмехнулась, – наши дети будут слишком слабы для этой планеты. Посмотри вокруг себя, здесь даже крысы не смогли выжить, даже жуки! Эта планета убила всех и каждого, смерть – единственное, что несет она в себе. Зачем все это, для чего мучать себя и других? Я не хочу никому давать дорогу в этот мир. Я... я просто хочу уйти из него, чтобы закончить все эти муки раз и навсегда!..

   – О чем ты говоришь? – вскрикнул Виктор в каком-то отчаянном раздражении. – Что ты... опять городишь?! Убить себя, ты опять думаешь об этом?

   – Себя я убить не смогу, но ты...

   – Я никогда не причиню тебе никакого вреда!

   – Никогда? – она усмехнулась – Ты видел, как мы деградируем. Ты видел, как это было с Хью. Позавчера он был нормальным человеком, а вчера он стал лишившимся ума убийцей и... людоедом... Не зарекайся, Виктор! Здесь может быть всякое!

   – Хватит нести это дерьмо! – Виктор вскочил на ноги, не в состоянии больше выдерживать этот разговор. Его большие, с потрескавшимися красными капиллярами глаза уставились на, казалось, спокойно сидевшую перед ним Каролину. Ему казалось, нет, он был уверен в том, что она бредила, что мысли, вылетавшие из ее уст, были вовсе не мыслями, а каким-то сумасшествием, непроизвольно рождавшимся ее языком. – Пьяна ты что ли или температура у тебя? – он добавил пару нецензурных слова, развернулся и быстро пошел к сумке, которая висела на стене, той сумке, где в свое время хранилась Библия и бутылка водки. Он запустил туда руку и достал оттуда пистолет. Быстрыми шагами он вернулся к Каролине и с грохотом положил, почти бросил его на стол перед ней. – На, держи его у себя! И если я захочу убить тебя или... или сделать что-то с тобой, можешь стрелять мне прямо сюда, – Виктор несколько раз с глухим звуком ударил себя в грудь. – Не промахнешься, не бойся, бегать от тебя я не буду! – раздраженный, он отошел прочь, но вскоре вернулся и снова взял пистолет в руку. Каролина смотрела на все это каким-то безразличным взглядом, будто это был не пистолет, настоящий и заряженный, а какой-то сувенир, какая-то сущая ерунда, какая-то пустышка. – Нет! Хотя нет! – он начал вертеть пистолет в руках, пытаясь что-то найти, пытаясь что-то извлечь из него. Наконец, он надавил на язычок на его ручке и тяжелый магазин, с половиной патронов, вывалился с грохотом на стол. Каролина не вздрогнула. Безразличный взгляд не сошел с ее лица ни на мгновение. – На... на! Он совал разряженный пистолет ей прямо в лицо, но она не реагировала на это. Тогда он с грохотом бросил его на стол. – Бери пистолет себе, патроны останутся у меня... За себя я не боюсь, я боюсь, что ты сама с собой наделаешь глупостей!

   Каролина вытянула руку и сбросила пистолет со стола. Он с грохотом повалился на пол. Виктор лишь покачал головой и направился в угол, где лежал матрац, принесенный из его каюты. "Дура! – проговорил он тихо про себя, ложась на матрац и отворачиваясь в сторону стены, – какая же ты все-таки тупая дура!"

   5.

   Прошло несколько недель. Ясных дней уже почти не было и часто, почти каждый день, сворачивая уже начинавшие желтеть листья в небольшие трубочки, из пухлых, прилетевших издалека облаков, лупил беспощадный ядовитый дождь. Температура стремительно понижалась. По утрам иней окутывал траву вокруг корабля, а к вечеру медленно выползал из-за леса туман. Он обволакивал разбитый корпус корабля, погружая его во мрак еще задолго до того, как солнце садилось за горизонт. Ночью поднимался сильный ветер. С неистовой силой лупил он по ржавевшей обшивке корабля, заставляя даже привыкших уже ко всему космонавтов, просыпаться и вслушиваться в страхе в его дикие порывы за пределами этой уже хрупкой оболочки.

   Виктор и Каролина. Их оставалось уже двое. Два космонавта из команды пяти. Два человека, оставшиеся в живых из многих миллиардов. Обстановка внутри была такая же турбулентная, как и снаружи. Они жили бок об бок, в одной комнате, в замкнутом пространстве двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Они видели друг друга, когда просыпались, видели, когда засыпали. Каждый день один и тот же человек рядом, с его странностями, глупостями, капризами и не способностью понять другого так, как тому другому надо было. Нередко между ними начинались споры, которые заканчивались криками, ссорами, плачем и, один раз, даже угрозами. Правда, это были не угрозы в адрес другого. Наоборот, Каролина, в припадке истерики бросилась к Виктору, желая отнять у него магазин с патронами. "Я убью себя, я не хочу больше видеть твою рожу!" – орала она ему в лицо, пытаясь отнять у него то, что лежало во внутреннем кармане его куртки. Но Виктор оттолкнул ее от себя, оттолкнул с такой силой, что та с грохотом повалилась на пол. Она сразу вскочила и снова бросилась к нему, но в этот раз он ударил ее ладонью по лицу, не сильно, а так, лишь чтобы привести ее в рассудок. Она отошла от него и разразилась долгими истеричными слезами. Впрочем, это ее отрезвило и когда, через несколько минут, она снова повернулась к нему, в ее раскрасневшихся глазах уже не было истерического бешенства, а была лишь какая-то мрачная грусть.

   – Я тебе этого никогда не забуду, – проговорила она ему уже голосом, в котором слышалось надменность и спокойствие. Она ушла в другую часть помещения и села в угол. Первые минуты Виктор хотел подойти к ней, обнять за плечи и попросить прощения, все это не должно было окончиться так, это была ошибка, случайность, непроизвольное движение руки в разгневанном состоянии! Но нет! Он не стал. У него тоже были эмоции. Он тоже имел свой характер и нрав. Бурлившая кровь внутри не давала ему сделать это. Он был зол на нее, зол за ее апатию, за ее глупое отношение к жизни, за ее странные суицидальные мысли, которые каждый раз она так старалась ему продемонстрировать.

   – Черт с тобой! – проговорил он тихо самому себе, плюхнулся на уже изрядно запачканный матрац и долго, почти до самого утра, лежал с открытыми глазами, рассматривая во мраке еле заметные очертания потолка корабля над головой. Он о чем-то думал, о чем-то вспоминал; мысли его быстро и неспокойно вертелись в голове, не превращаясь ни во что цельное, а оставаясь лишь какими-то бессвязными клочками воспоминаний и переживаний.

   С того дня, отношения между ними испортились окончательно. Они стали меньше разговаривать. На любой вопрос Виктора, на любую его попытку снова установить нормальный человеческий контакт, Каролина отвечала простыми односложными предложениями. Она не хотела общаться с ним и, как ему казалось, пыталась показать это каждым своим жестом, каждым своим действием.

   – Ну и черт с тобой! – тихим голосом говорил Виктор самому себе, переворачиваясь на другой бок, в сторону металлической стены корабля. В последнее время он все чаще и чаще говорил с самим собой. – Потом сама прибежишь ко мне, но я пошлю тебя... куда подальше, – продолжал он тихо, уткнувшись в стену и выводя рукой знаки, как на школьной доске, на ее холодной, влажной изнутри, металлической поверхности. Он мог лежать так часами напролет и если бы не необходимость есть и справлять естественные потребности человеческого тела, то и днями. Иногда она забывался и уходил в себя настолько, что говорил уже вслух, почти даже громко. Каролина слушала его, слушала его мысли, непроизвольно слетавшие с губ, его обвинения в свой адрес, его какие-то воспоминания и надежды на то, что рано или поздно все это закончится, и кто-то когда-то обязательно придет к ним на помощь. С какой-то горечью она закрывала глаза и тоже забывалась, лишь время от времени возвращаясь к действительности, пробужденная новыми монологами Виктора.

   Почти все свое время Каролина находилась с другой стороны кабины. Она так же сидела на своем матраце, облокачиваясь спиной о стенку корабля. В ее руках была толстая, замаранная уже от частого использования книга, на обложке которой большими, под старину буквами, читалось "Война и мир". Она прочитала ее уже сотню раз. Казалось, можно было открыть ее на любой странице, наобум ткнуть пальцем в любое место, и она смогла бы, не взглядывая, слово в слово, процитировать все, что было ниже на этой странице. Мир этой книги стал миром ее фантазий. Нередко, уткнувшись в свой угол, она представляла, что находится на балу, что окружена со всех сторон мужским вниманием. Спиной он видела на себе их взгляды и прежде всего взгляды его, Андрея Болконского. Он следовал за каждым ее шагом, за каждым движением. Красивые черты благородного лица, волевые, но, одновременно, такие нежные. Он был настоящим мужчиной, образцом, на который должны были равняться они все. Она видела, как медленно подходит он к ней, губы сжаты в плотную тонкую линию, он протягивает к ней руку, но... Она слышала кашель в углу, тихое ворчание, и снова она была здесь, снова на корабле, на планете Земля, где больше никогда не будет балов, не будет красивых дам, банкетов, где больше никогда не будет мужчин, настоящих мужчин! В горестном молчании она ложилась и клала раскрытую книгу на лицо. Как бы ей хотелось забыться раз и навсегда! А может, лучше было бы просто потерять рассудок, среди всего этого бреда просто уйти туда, на границу иного века, с иными нравами и надеждами?! Но бала больше не было, Андрей Болконский ушел и был лишь Виктор, его ненавистное ей лицо, его разговоры вслух, его заросшее бородой и покрытое морщинами лицо.

   И вот в один из таких вечеров, пока Каролина снова утопала в грезах наполеоновской эпохи, Виктор дернул за толстую ручку двери и вышел на порог. Там было зябко. Туман висел стеной перед кораблем, окутывая его своей серой массой. Спереди, там, где был лес, слабо проглядывали из тумана очертания нескольких толстых стволов деревьев. Как часовые, неподвижно стояли они перед ним. Они не скрипели и не качались, но какой-то странное чувство не давало Виктору спокойствия – ему будто казалось, что каждое из этих деревьев наблюдало за ними своими мрачными вековыми глазами.

   Виктор поднял воротник, закрыл за собой дверь и осторожно спустился вниз, на влажную от постоянных дождей траву. Листья на кусте рядом были раскрыты. Они уже были заметно подернуты осенней желтизной, но даже сейчас, умирая, продолжали исполнять свою основную роль – индикатора приближения дождя-убийцы. Теперь они были раскрыты, следовательно, беспокоиться было не о чем, и Виктор мог позволить себе сегодня небольшую вечернюю прогулку вдоль корабля.

   Он отошел от корабля и прислушался. Было тихо. Ветер еще не начал бушевать так, как бушевал все последние ночи и лишь где-то вдалеке, под занавесом этого тумана, тихо шелестели листья и жалобным голосом, в тон им, подвывало дерево. Хотелось курить. О, чтобы он отдал сейчас ради одной затяжки, ради запаха дыма самой убогой, самой дешевой сигареты! Но что бы он отдал? – Что бы я отдал? – говорил он уже в слух, продолжая двигаться дальше, – что вообще у меня есть, что я могу кому-то отдать? Да и... – он посмотрел вверх, в уходившую в бесконечную высь туманную дымку, – да и кому? Кто здесь есть? Кто... черт бы вас всех побрал, есть на этой планете, кроме меня и... ее?! Что, старина, – обращался он уже к Йоргу, как будто он все еще был жив, как будто он шагал с ним в этом тумане плечом к плечу, – не прилетают за нами твои эти друзья с других планет?! Эти звуки, которые ты слышал, все это оказалось, по ходу, херней! Этот спутник, – Виктор задрал голову вверх, будто сквозь серую дымку тумана и облаков он мог видеть чистое небо, – ничего этого нет... да и нас совсем скоро уже не будет! Потому что...

   Но Виктор не договорил. На мгновение, ему вдруг показалось, что в этом тумане кто-то был, что кто-то наблюдал за ним все это время. Но это были не деревья, это был кто-то другой. Он обернулся: мрачные очертания корабля слева; в этом тумане казалось, что корпус его не имел ни начала, ни конца и уходил куда-то в бесконечное пространство небытия; темные деревья справа... Но что это! Виктор прищурил глаза, напрягая со всех сил свое зрение. Будто кто-то стоял среди этих деревьев, будто фигура какого-то человека!

   Виктор не вздрогнул, не закричал, не бросился прочь. Лишь лист, сорванный перед этим с куста, беззвучно вывалился из пальцев на влажную траву. – Этого нет... это все кажется, – проговорил он и сделал шаг в сторону этой фигуры. Она оставалась неподвижно между деревьев, можно было разобрать очертания рук и головы! Еще один шаг, шелест травы под ногами. Фигура стала отчетливее, это был мужчина, это был... – Хью?! – прошептал дрожащими губами Виктор. С такого расстояния, метров с десяти, он мог видеть знакомые черты подбородка, носа, взбитые на голове нечесаные волосы. Он не видел его глаз. Туман и темнота, размывали лицо, но это был точно он. Хью! Тот, Хью, который случайно застрелил себя несколько недель назад, тот Хью, который был мертв, закопан в землю у этого корабля, между тех деревьев, где эта фигура и стояла! – Виктор замер на месте. Сердце с силой заколотилось в груди. Руки, положенные в карманы куртки, сильно дрожали.

   – Эй! – тихо проговорил он, напрягая зрение и слух, – ты... ты кто?

   Фигура молчала. Она продолжала неподвижно стоить и смотреть на него.

   – Нет! Тебя нет, это бред, это все бред! Это... это я брежу! Это дерево!.. Это мне кажется! – Виктор закрыл глаза и с силой, до боли, сжал веки. Но когда он снова открыл их, фигура по-прежнему была там, он не двинулась и даже не шелохнулась. Неподвижной статуей стояла она в тумане и, казалось, точно так же, как и он, рассматривала его. – Эй! – закричал Виктор, закричал так, что эхо его отозвалось через секунду из леса напротив. И вдруг... к ужасу, пустившему мороз от кончиков пальцев на ногах до вспотевшего лба, Виктор заметил, что фигура начала двигаться. Шаг за шагом, медленно покачиваясь со стороны в сторону, она удалялась от него прочь в туман.

   – Этого не может быть... этого... – Виктор попятился назад, – трясущиеся руки вытянуты вперед. – Этого не может быть! Ты видел это?.. Видел?! – снова обращался он к Йоргу, к его невидимому другу, который был где-то рядом. – Это, старина, это... это что-то невозможное, это... мне это кажется, надо... черт бы побрал... надо выспаться, наверное, или что?!

   Он быстро дошел до входа в корабль и толкнул тяжелую дверь. Та со скрипом открылась, обнажая полумрак помещения. Спертый воздух ударил в лицо. Каролина не повернулась к нему, никаким своим видом не давая понять, что она заметила его приход; она продолжала сидеть в углу над своей книгой, снова и снова прочитывая то, что читала уже до этого сотни раз.

   – Послушай, – начал Виктор тихо и, насколько это было возможно в его состоянии, спокойно, но дрожащий голос выдавал в нем сильнейшее нервное напряжение. – Я был там... на улице!..

   Каролина отложила книгу и обратила на него свой взгляд. Несколько недель они уже не разговаривали и это обращение к ней, казалось ей уже совершенно невозможным.

   – И... я... я видел там человека... живого человека, фигуру! – Виктор вдруг так быстро приблизился к ней, что она даже вздрогнула. Он заметил это, остановился и вытянул вперед свои дрожащие руки. – Но ничего страшного, ничего... Он не сделает нам ничего плохого, потому, что он... он, – Виктор замялся, не зная, как продолжать дальше. В нервном напряжении, он начал чесать свою бороду, свои спутавшиеся на голове волосы, – ...потому, что это был Хью и... и... в общем Хью!.. – Виктор прекратил чесаться и уставил свои раскрасневшиеся глаза в подсвечиваемое слабым желтым цветом лицо Каролины.

   – Ты видел Хью? – спросила она его тихо и совершенно спокойно.

   – Да!.. Видел! – подтвердил Виктор. Нервное напряжение разрывало его изнутри. Он хотел броситься к ней, схватить ее за голову и прислонить к груди, чтобы она чувствовала удары его сердца, чтобы она почувствовала то, что чувствовал он! Как, к черту, могла она быть так спокойна, если там был Хью! Этот, мать его Хью, чьи мозги были размазаны по стене и потолку, чье тело с трудом вытащили они тогда наружу и закапали там, у деревьев!

   Каролина улыбнулась. Не искренней улыбкой, не той, которая в свое время казалась ему такой очаровательной, а другой, насмешливой и злобной.

   – Тебе надо поспать! Иди, ляг, только, пожалуйста, не разговаривай с самим собой, а просто закрой глаза и выспись! – она снова взяла в руки книгу и продолжила бегать глазами по строчкам как ни в чем не бывало.

   – Но Хью, Лина! Я видел его там, я!.. – пытался донести он до нее. – Я не идиот, я видел его или... хорошо... хорошо, может не его, а кого-то другого. Здесь кто-то есть, кто-то кроме нас!

   – Здесь никого нет, Виктор, иди спать! – заметила она ему тихо, глаза продолжали бегать слева направо по словам в книге.

   Виктор отвернулся от нее и медленно пошел в свой угол.

   – Не верит мне, сучка! – проговорил он тихо, как казалось, самому себе, но голос его разнесся по всему помещению. – Ну ничего, увидишь... увидишь и ты!

   Его грубости не задели Каролину. Она их даже не услышала. Ее уже не было здесь, на этом корабле, на этой выжженной огнем и ядом Земле. Ей слышался уже звук вылетавших вверх пробок от шампанского, цокот лошадиных копыт по мостовой и звук вальса, который начинался где-то вдалеке.

   6.

   На следующий день погода выдалась на удивление хорошая. Морозец с утра прихватил белым инеем траву и листья. От тумана не осталось и следа. Кристально чистый морозный воздух под безоблачным голубым небом проникал сквозь одежду Виктора, заставляя мурашки пробегать по его рукам и животу. Все выглядело по-другому, сегодня все было иным. Не было мрачных деревьев, смотревших на него со всех сторон, не было уходящего в никуда корпуса корабля, не было вчерашней фигуры, которую они видел в тумане. Казалось, это был уже совершенно иной мир, совершенно иное измерение, в котором все было иначе, все было лучше!

   Виктор вылез из корабля и осмотрелся. Ярко светило солнце, голубое небо висело над головой. Золотистые кроны деревьев переливались при ярком белом свете. Сколько дней он уже не видел солнца и вот оно здесь, перед его глазами!

   Он спрыгнул на землю, со скрипом прикрыл за собой дверь и не спеша двинулся вдоль корабля. С каждым днем "Орион" разрушался все больше. Эти атмосферные осадки день за днем убивали его, превращая это высочайшего достижения человеческой мысли в груду ржавых обломков коричневого цвета. Он ударил носком ботинка по его корпусу. От него отвалился кусок ржавчины и упал в траву. Сколько они смогут здесь еще прожить, сколько сможет еще выдержать корабль, защищая их от этого жестокого внешнего мира?!

   – Это все ненадолго, это все скоро превратится в дерьмо! – он провел грязной перчаткой по ржавой полосе, которая шла откуда-то сверху из пробитой обшивки, – что думаешь?

   – Валить вам надо отсюда – вот, что я думаю! – слышал он в голове голос Йорга. Как всегда, как обычно, он был бодрым и веселым. – Погода здесь сам видишь какая. Ураганы почти каждый день, туманы, эти чертовы дожди. А что будет через месяц? А что если придут холода?! Вы замерзнете здесь, как негры на Северном Полюсе!

   – Я думал об этом, я сделаю печку...

   – Какую печку, командир?! О чем ты? Из чего ты ее сделаешь? Из этого дерьма? Из этого дерьма ты хочешь сделать печку? – Виктор посмотрел на разбитые куски поржавевшего металла, валявшиеся рядом. – У тебя не ни инструмента, да и... не обижайся, но ты и не умеешь нихрена. Не строй себе иллюзий, из этой кучи мусора, ты не сможешь сделать ничего!

   – И... какие тогда варианты?

   – Валить! Валить к чертовой бабушке туда, за мост, где мы видели целое здание. Там есть печка, там есть стены и крыша, которые смогут защитить вас от всего этого дерьма до конца ваших дней!

   – За мост? – Виктор удивился, будто эта мысль пришла ему в голову в первый раз.

   – Ну да, за тот, где бросили вы меня на эти чертовы камни!

   Виктор вдруг остановился. Последние эти слова будто пробудили его от какого-то странного полубредового состояния. Он оглянулся. Рядом никого не было, но голос Йорга еще слышался в его голове. Если совсем недавно это еще был монолог от его имени, то сейчас разговор превращался уже в полноценный диалог. Он мотнул головой, слабо ударил себя ладонью по щеке и пошел дальше.

   Через несколько минут, обойдя корабль, он снова оказался у входа. Но идти внутрь ему не хотелось. Там была она, ее обращенный в книгу взгляд, ее присутствие рядом, тянущее и тяжелое. Она не говорила с ним, она даже не смотрела на него, и это была дикость, раздражавшая его еще больше. Уж лучше ругань, лучше крики, оскорбления, чем это полное безразличие, чем абстрагирование от другого в своем мире тупых грез и фантазий.

   – Не пойду туда, пойду лучше... – но Виктор не договорил. Взгляд его остановился на двух массивных деревьях, которые возвышались у окраины леса. Он вдруг вспомнил, как вчера, между ними, он видел фигуру Хью, как стоял он там, как смотрел на него своими неразличимыми на темном лице глазами. – Моя башка творит со мной чудеса! – тихо произнес он, осматривая стволы и кроны деревьев, покрытые красными и желтыми в лучах осеннего солнца, листьями. Но, в отличие от вчерашнего тумана, непроглядного и пугающего, сегодня все было по-другому. Все вокруг смотрелось иначе. Солнце убивало страх, солнце не давало его галлюцинациям родиться заново. Лес выглядел иначе – светло и ясно в лучах сегодняшнего солнца и того страха, который сковывал его вчера, уже не было.

   Он сделал несколько шагов в сторону деревьев. Он двигался медленно. Куда ему было спешить? Трава шуршала под ботинками. Солнце, поднимавшееся в небе все выше и выше, уже растопило иней, и влага оставляла темные полосы на его засаленных брюках. Он подошел к одному из деревьев и осмотрелся. Высокая трава была слегка присыпана пожелтевшими листьями. Она не была помята, на ней не было следов того, что кто-то здесь ходил. Виктор повернулся и пошел ко второму дереву, но, сделав несколько шагов, он остановился. В нескольких метрах от себя, по направлению к лесу, увидел он гору сырой земли, покрытую редкими торчавшими из нее травинками. Под слоем этой земли лежал Хью.

   – Ну здравствуй, – Виктор медленно подошел к его могиле. Там было все так, как оставил он тогда, даже воткнутая рядом палка, которой он раскапывал землю. Не было никаких следов того, что здесь кто-то был, ничего! Следовательно, это была галлюцинация, плод его больного воображения. Он отошел от могилы и подошел ко второму дереву. Трава так же не была помята. Здесь, как и там, тоже никто не ходил. Виктор медленно побрел в сторону корабля, но вдруг прежнее чувство, точно такое же, какое он испытал вчера, перед тем, как заметил его мрачную фигуру среди деревьев, налетело на него и закружилось внутри его создания. Он вздрогнул всем телом, будто наступил на что-то острое, будто обжегся на огне. Он резко обернулся, почему-то уверенный в том, что там, сзади, кто-то был, что Хью, его разлагающееся тело, поднималось над могилой, впадины ввалившихся открытых глаз повернуты на него! Но нет! Там была пустота! Лишь лес, трава, да примятая дождями черная земля.

   – К черту! – Виктор развернулся и быстро пошел к кораблю. Голубое небо и солнце, светившее чуть наискось, сквозь кроны деревьев, уже не спасали его от страха. Он должен попасть внутрь, должен лечь на свою кровать и закрыть глаза. Пускай рядом будет она, но она не пугала его так, как эта неизведанность за пределами корабля, как эта фигура Хью где-то среди деревьев, как этот туман, как голос Йорга, снова звучавший в голове! Он подошел к кораблю, толкнул дверь, но... она не открылась. – Чертова дверь совсем заржавела, надо смазать ее! Но смазать чем? – он толкнул снова, но опять безрезультатно, будто ее заклинило окончательно, будто она... была заперта изнутри! И вдруг... внутри его что-то порвалось. Со всей силы он навалился на тяжелую дверь плечом. Но она, в лучшие свои времена открывавшаяся от одного нажатия кнопки, даже не шелохнулась. Так и есть, она точно была заперта изнутри, была задраена мощным механическим засовом. Не было никакого способа открыть ее снаружи!