Текст книги "Имена мертвых"

Вариантов было пять. Все отвечали нескольким условиям – у девушек, одной из которых предстояло стать Марсель, не было родителей и близких родственников, все они пропали без вести в детском возрасте, лет десять назад, и розыск их был прекращен в предусмотренный законом срок. Кроме того, каждая имела заслуживающую доверия трогательную легенду.

К примеру, Марта Ангермюллер исчезла из сиротского приюта, куда попала после гибели родителей в автомобильной катастрофе. По мнению Аника, присочинившего остальное, она попала в руки людокрадов-киднэпперов; затем черти носили Марту где-то в Испании, откуда в сознательном возрасте она перебралась на родину. Кроме темной биографии Марта обладала немалым достоинством в виде частичной потери памяти.

Марина Лонью, рожденная в неполной семье, канула в никуда следом за беспутной мамочкой; сьорэ Лонью последний раз видели в обществе не то греков, не то ливанцев, а малютку Марину кормили добрые соседи, пока не явилась детская инспекция и не убедилась, что девчонки нет дома, – так ее и не нашли. Аник в своем комментарии утверждал, что этот плод греха пригрели сомнительные латиноамериканцы, надеясь вырастить его для продажи, но дитя как-то ускользнуло из тайного дома в Мексике и с помощью благотворительной организации вернулось в родную страну.

Марсия Белинг могла быть героиней слезоточивого сериала, если бы сведения о ней не были заимствованы из открытых архивов. Отец ускакал от Марсии на белом коне алкогольной горячки, мать скончалась от рака груди, и родственники передавали ее с рук на руки, пока она не потерялась, и долго спорили потом в полиции, у кого девчонка обреталась последний месяц; впечатление было такое, что они не могли точно сосчитать своих отпрысков. Граф, не особо напрягаясь, вплоть до мелочей скалькировал ее дальнейшую судьбу с истории Марины Лонью.

Мартина Скоуэн просто ушла гулять и не вернулась. Родители ее искали, пока были живы, но отец попал в аварию на химическом заводе и умер, а мать год назад отравилась альгопирином, пытаясь унять приступ зубной боли. Остальное мало чем отличалось от приключений Марты Ангермюллер, с той лишь разницей, что у Мартины был жив старший брат Кларенс, но этот никого не мог разоблачить, поскольку был глубоким инвалидом и содержался в интернате для умственно неполноценных.

Марция Бребарт тоже не вернулась с прогулки, и ее родители тоже как-то скончались; ей нечего было наследовать, и трогательных встреч ни с кем не предвиделось. Память Марции тоже была с крупными купюрами.

Поразил Марсель не трагизм историй, а то, что варианты были подобраны заранее, готовились тщательно, быстро, но профессионально.

– Это правда? ну, кроме того, что…

– Полностью достоверно. Это архивный материал. Придумывать людей опасно; если полиция заинтересуется, то лучше предложить ей настоящий след, а не фантазию.

– А… а отпечатки пальцев?

– У детей их начали снимать недавно. Тут нас не поймаешь.

Что-то тихо зажурчало – кажется, сигнал.

– Аник приехал, – вздохнул Клейн. – Он все расскажет, это его работа.

Глава 12

– Нет-нет-нет! там дождь и жуткий холод! – возмутился Аник, когда после расшаркиваний, благодарности за ужин и комплиментов вдруг зашла речь о том, что Марсель намерена отправиться к Лолите (как будто она собиралась пешком идти до Мунхита через лес и поля!); Марсель «проболталась» об этом под хитрым и веселым взглядом Клейна – и сама себе попеняла, что так грубо напрашивается на ночлег. Чего было ожидать от галантного хозяина виллы «Эммеранс»?! он против, он не простит себе, если отпустит очаровательную сьорэнн в промозглую ноябрьскую ночь куда-то – неведомо куда, он не властен задержать ее и потому умоляет остаться и не огорчать его столь поспешным отъездом… разве сьорэнн здесь чем-нибудь обидели? или скромная вилла кажется ей неподходящим местом для отдыха?

Трудно было отказаться – и Марсель позволила себя уговорить, тем более что она чувствовала сильную сонливость; она поспешила спросить кофе – ей не хотелось заснуть прямо в кресле.

В тепле и неге кабинета Марсель не могла и представить, что вокруг дома сейчас рыщут чудовища – сторожевые собаки сьера Дешана, три огромных пса, которые не лают и не рычат, четвероногие клыкастые машины, готовые разорвать любого, кто без спроса окажется внутри ограды. Равнодушные к непогоде, они втягивали ноздрями ветер – нет ли чужого запаха? они прислушивались к гулу ветвей под ветром – не идет ли кто? сегодня они были особенно чутки, их нюх был обострен, как никогда, их глаза видели лес насквозь, и даже за покровом низких, несущихся туч им светила полная луна. Полнолуние и ночь – их время, их час, когда они опаснее всего.

Но никто не думал о том, что происходит за стенами, во тьме – в доме так комфортно!

Аник сел в тесный дружеский кружок, с улыбкой изучая Марсель, – пережила ли она встречу с отцом или еще подавлена?..

Клейн сообщил, что гостье многое известно.

– Значит, легенды вам понравились?

– Да, но читаются они как-то сказочно… как в кино.

– Марсель, весь фокус в том, что так действительно бывает. И если есть удостоверение, никому в голову не придет рыть архивы. Имеешь документ – значит, все оформлено сверху донизу, во всех инстанциях.

– Ну хорошо… а как же регистрация, имущественные права? эти девушки – они ведь вычеркнуты отовсюду…

Аник отмахнулся.

– У бюрократов всегда неразбериха с бумагами… у них живые в мертвых числятся, а покойники записаны живыми. Обычно дело, конторская путаница… один стряпчий соврет, второй печать поставит – все, уже законно. Или потеряют личное дело – это сплошь и рядом.

– Прямо уж так!

– А то как же! вот мы с Клейном – живем, налоги платим…

– И вы – в избирательных списках? и медицинские страховки имеете?

– И на выборы ходим, если хотите знать.

– А за кого голосуете?

– За партию «зеленых».

Марсель прыснула.

– Мало того, – продолжил Аник, – имеем права на вождение, недвижимость.

– Но вы же вроде зомби?..

– Ну и что? ведь бюрократам не важно – жив ты или нет. Налоги платишь, правила дорожного движения соблюдаешь – значит, живой. Мало ли, что зомби за рулем! был бы трезвый и скорость не превышал.

– А – кровь на анализ?

– Что значит «кровь»? – Аник прикинулся непонимающим.

– Когда мне рассказали про воплощение, – стала врать Марсель, – я подумала: «А настоящая ли я?» – и, когда была у Лолиты, порезала себе кожу; вот здесь, на запястье…

– Ну и?.. – полюбопытствовал Клейн.

– Выступила кровь. Я промокнула ее платком, думала, потом выкину, а когда достала – крови не было. Она что – развоплотилась?

– Да. Но это не проблема, – успокоил Аник, – не надо давать полиции повода для анализа – и только.

– А если я заболею?

– И это не страшно, – ответил Клейн. – Лечимся мы сами, и не всякая болезнь к смерти… да что нам – смерти бояться?

Это неприятно кольнуло Марсель, напомнило, что впереди – почти бессмертие, прерываемое инъекциями гексилина. Смешно выходит – если хочешь жить дольше, умирай чаще… дробная вечность! наверное, это единственный путь к бессмертию, постоянное возобновление, когда единственная жизнь разбивается на бесконечное множество маленьких жизней. Пока работает инкарнатор…

– Положим, так, – согласилась Марсель. – Не нарываться на проверки… Но остается медицинская страховка, в этом возрасте все застрахованы; ее нельзя сделать заочно… и на неизвестное имя? Придется идти к врачам, сдавать кровь…

– Кому-то идти непременно придется, – кивнул Аник. – А о подложных страховках вы слышали?

«Снова деньги, – подумала Марсель, – на взятку врачам, подставному лицу тоже… они что, лопатой талеры гребут? с каждой их услугой я вязну все глубже…»

– И у вас уже все готово?

– В этот цикл мы не уложимся со страховкой, когда-нибудь потом…

– Цикл – это между…

– Да-да, от смерти до смерти.

– М-м-м… понятно, а удостоверение личности, его подлинность? в него впечатан электронный шифр.

– Марсель, – Аник, вспорхнув из кресла, присел на краешек стола, – давайте рассуждать серьезно. Есть вещи, которые неповторимы – скажем, цветок, какой-нибудь редкий алмаз или узор на кончиках пальцев. Чаще всего уникальные вещи – нерукотворные. А то, что штампуется помногу, можно повторить. Фальшивые деньги, скажем, печатают тоннами, и не все их удается выловить, хотя их метят водяными знаками, стальными нитками и… бог знает чем. Все можно подделать. А хорошие подделки находят только при тройной проверке на подлинность – и должен появиться повод, чтобы назначить такую проверку: терроризм, махинации с деньгами и тому подобное. Во всех прочих случаях хватит того, что эту карточку регистратор пропустит как настоящую, будь то в аэропорту или в банке.

Марсель понимала, что все прочнее связывается с компанией профессора, и остается одно – защищать свое достоинство. Ей предоставили – по сути дела – охрану (слежку?), деньги, возможность свидеться с близкими, свободу передвижения, даже сулят, что она сможет продолжить образование и узакониться в обществе на правах живого человека. Все расходы они берут на себя, одно можно считать бесплатной услугой – что ее воскресили, ведь это нужно им для своих целей, а не ради ее удовольствия. Что требуется от нее? чтобы ее изучали, как образчик удачно воплощенного тела, и чтобы она содержала в исправности машину, «от которой живешь».

И что-нибудь еще такое, чего и представить нельзя…

– Вот так. – Аник развел руки, ставя точку в рассказе о фальшивых документах. – Вам остается выбрать имя, и у вас будет удостоверение.

– Я уже выбрала – Мартина Скоуэн.

– У вас хороший вкус.

– А я хочу пожать вам руку. Спасибо. Хотя у этих девушек была такая мрачная и тяжелая жизнь… но я как представлю, сколько вы работали, сколько пересмотрели бумаг…

– Его сиятельство в семьдесят пятом году окончило курсы архивариусов при историко-архивном отделении университета, – отрекомендовал друга Клейн. – Имеет диплом. Много и плодотворно работает…

– Природная скромность не позволяет сьеру Клейну похвалиться, что он и сам с таким дипломом, и стаж у него куда как больше моего.

– Граф, я стесняюсь, – поежился Клейн.

– Марсель, вы не представляете, какой это выдающийся человек! не хватит слов, чтоб расписать его таланты! вот, например…

– Мы с Клейном, – незаметно подмигнула Клейну Марсель, – тут заговорили о вас. О вас обоих… и я хочу познакомиться ближе.

– Да ради бога!

– Если нас свела судьба… Клейн рассказал о себе, – ложь выпорхнула из уст Марсель с легкостью мотылька, и Клейн согласно закивал, пряча ухмылку опытного интригана, – теперь очередь за вами.

Аник с нежной свирепостью глянул на Клейна, полагая, что это он подстрекнул Марсель именно сегодня порыться в его незаурядной биографии; Клейн прикинулся, что дремлет.

– Он говорил, что у вас было много разных приключений, что вы много знаете… – Марсель с опаской сослалась на непричастного к ее лжи Клейна, но тот спокойным видом выражал полное одобрение, – например, о… цветах. Давно вы этим занимаетесь?

– Я не всегда увлекался цветами. Но с некоторых пор у меня большие успехи.

– Дипломы на выставках получал… – поддакнул Клейн.

– Да, в том числе почетный диплом Королевского Общества, – попробовал заткнуть его Аник, но гордость за друга переполняла Клейна.

– …и премии получал, я помню…

– Да, и премии тоже.

– …и выступал на Обществе с ответной речью, в восемьдесят… каком?

– В восемьдесят седьмом.

– Но самая знаменитая его речь…

– Ты можешь помолчать?! – спрыгнул со стола Аник. – Простите, Марсель… ты будешь говорить – или Я?!

– Ты, ты – я что? я ничего…

– Он все равно выболтает, в нем не держится, – махнул Аник на Клейна. – Мое досье у него лежит в позолоченной папке, он каждый день его листает – наслаждается! как не похвалиться?! столько трудов – и никто не читал, кроме шефа. Так и подмывает выложить, да?

– А самому не хочется?

– Я бы нашел подходящий момент.

– Слушай, я тебя не заводил, ты сам завелся.

Марсель глядела то на одного, то на другого, пытаясь уловить суть их перепалки.

– Марсель, – проникновенно обратился к ней Аник, – моему другу очень нравится, когда я вспоминаю молодость. Он готов это слушать снова и снова, и все не устает. Его извращенная натура жаждет, чтобы я сделал это в вашем присутствии.

– Это вступление, торжественная часть, – пояснил Клейн. – Его сиятельство делает вид, что его принуждают – это придает ему нужный тонус.

– Марсель, вы видите, что за тип! – Аник указал на друга пальцем, – Двадцать лет я с ним мучаюсь!..

– Нет, больше…

– Даже больше!

– Так вот, – невзирая на жестикуляцию Аника, начал Клейн, – в семьдесят седьмом студия «Орион» сняла сериал о гангстерах…

– Да, сериал, – уже спокойно отсек его Аник, опускаясь в кресло, – его повторяли потом – «Море цвета крови», вы видели?

– О банде Марвина? Конечно, – вспомнила Марсель. – Мне он понравился.

– Вы, может, помните, что рядом с боссом, с Марвином, всегда был один человек… такой неотразимый малый… с маузером…

– Сан-Сильверский Стрелок?

– Верно. И звали его…

– Аник.

Да, точно, Аник. В том добротном отечественном боевике, так не похожем своей камерной манерой на американские, все герои-гангстеры и их противники из королевской полиции были выписаны с документальной тщательностью, тем более что сериал создавался по материалам уголовных дел, и комментировали его в предваряющих вставках участники давних событий – следователи и полицейские. То было грандиозное дело – разгром крупнейшей в послевоенное время преступной организации.

Марсель не смогла припомнить, сколько убийств, совершенных Сан-Сильверским Стрелком, было доказано на процессе – семнадцать? девятнадцать? какое-то нечетное число… но из памяти ярко всплыла одна деталь: в ходе следственного эксперимента Сан-Сильверский Стрелок условно насмерть поразил два манекена двумя выстрелами с дистанции не то в сто, не то в двести метров – без снайперского снаряжения, просто так, с руки.

«Этот человек мог стать гордостью нашего спорта», – сокрушался седой эксперт по баллистике, вспоминая Стрелка.

– Его казнили… – медленно начала Марсель.

– Да не его, сьорэнн, – меня. Я и был Сан-Сильверским Стрелком. Тогда меня звали Аник Бакар.

– Дешаном он стал с моей подачи, – промолвил Клейн. – Вообще-то Аник Дешан существовал на самом деле… сирота, жил в колониях, в католическом приюте. Сын каких-то французов. Война с японцами, родители умерли… мальчишка пропал без вести.

Сан-Сильверский Стрелок…

– Что вы так смотрите? – улыбнулся Аник. – Да-да, тот самый, знаменитый киллер, теперь садовник. За свои дела я расплатился полностью.

Лучший стрелок своего времени и не просто спортсмен, а стрелок по живым мишеням. Охранник тайн профессора Вааля.

– Прошлым я не горжусь, – сказал Аник. – Наверное, могло быть иначе, но – что было, то было. Ничего уже не исправишь. А каяться – что толку?.. Примите меня таким, какой я есть. Я мог бы ничего не говорить, и Клейн тоже, но мы решили, что вы должны знать, кто мы такие. Нас слишком мало, чтобы мы были врозь. Вот и все.

– А цветы?

– А, цветы!., научился, чтобы жить легально. Поначалу я их терпеть не мог.

– На дух не переносил, – добавил Клейн.

– Да, эти учебники… ужас, как вспомнить!

– Цветы любят все. Цветоводством занимаются с глубокой древности. Розами, гвоздиками, нарциссами, лилиями, маргаритками, примулами изобиловали сады Древней Греции. В Древнем Египте и Месопотамии… – заунывно и противно Клейн стал читать по памяти введение к какой-то книге по цветоводству, пока Аник не сделал в его сторону жест, изображающий нажатие спускового крючка.

– Клейна представлять нет нужды. Он танкист, поэтому шоферить ему не в новинку.

– А досье на меня составляли вы, Аник?

– Мы оба, – отозвался Клейн.

– Я смогу его прочесть?

– Конечно, но не сейчас – оно у профессора.

– Если даст – возьмите и мое, – великодушно предложил Аник. – А Клейн – сам ходячее досье, на него нет никаких бумажек.

– ?..

– Мой труп нашли в горах, когда растаял снег.

– …о нем известно то, что он сочинил сам.

– У вас выгодное положение, Клейн, – с некоторой завистью сказала Марсель.

– Мне нечего скрывать. И вам, барышня, в общем-то, тоже.

Куранты, где диск маятника отмахивал за темным стеклом – две секунды туда, две секунды сюда, гулко и мягко сказали: БОМ-М, потом еще раз – БОМ-М, и – БОМ-М, ажурные черные стрелки сошлись в одну на цифре XII.

– Пора спать?.. – спросила у часов Марсель.

– Мы утомили сьорэнн, – захлопотал Аник, срываясь с насеста и подхватывая бронзовый колокольчик: – Аньес!

– Я не хочу спать, – устало, подавляя зевоту, качала головой Марсель. Кто бы мог подумать, что близость желанного сна может быть так противна?! головой в подушку – а там яма, дыра, провал в преисподнюю…

– Аник, какие сны вам снятся?

Клейн и Аник переглянулись, потом Аник спросил:

– Вы видели что-то странное вчера?

– Значит, и с вами это бывает?

– Что – это?

Марсель провела ладонью по лицу, пытаясь смахнуть с ресниц сонную, тяжелую паутину; помассировала надбровья.

– Я боюсь, – вдруг призналась она жалким голосом, болезненно жмуря глаза. – Вчера мне снился Ад, как наяву… Я понимаю – это сон… и так будет каждую ночь?

– Нам тоже снится всякое… – Клейн пересыпал с руки на руку то, что она раньше приняла за четки, – граненые металлические кубики, нанизанные на гладкую цепочку. – Тут дело в мозге… мозг у нас работает как-то особенно. Профессор этим занимается, он вас будет спрашивать о снах…

– Можно от них избавиться?

– Вообще-то, можно – большой дозой снотворного, – скептически сказал Аник, – но иногда и это не спасает. Да и полдня валяться от ударной дозы… сомнительное удовольствие. Лучше отдаться снам – там не всегда кошмары. Я, например, привык.

– Они всегда такие яркие?

– Почти, за редким исключением.

– И вещие всегда?

– Далеко не всегда. В конце концов, ведь это – сны, работа мозга по ночам.

– Мне казалось, – призналась Марсель, – это на самом деле. Моя душа отправилась куда-то… А снотворное у вас есть?

– Не стоит привыкать к таблеткам, – заметил Клейн тоном сотрудника детской инспекции, этакого борца с наркоманией.

– Я не хочу видеть сны, – с нажимом сказала Марсель. – Вы должны мне помочь.

– Попробуем, – выдвинув ящик стола, Аник достал флакон из-под дормитала, где лежали меловые таблетки, для пущего сходства чуть сдобренные горечью; он счел, что с девушки хватит нектара, которым она их запьет.

– И пожелайте мне спокойной ночи, – попросила Марсель, уходя.

– Добрых вам снов.

– Спите спокойно.

Ни страха, ни сил, чтобы противиться сну, не было, когда Марсель свалилась на заботливо расстеленную кровать.

Не было сил даже думать о том, что она второй вечер не молилась перед сном – хотя ей было о чем просить Бога.

*