Текст книги "Торговцы плотью"

Автор книги: Лоуренс Сандерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)

Глава 34

В службе ответов сообщили, что мне звонил некий мистер Барберри. Мистер Барберри? Ах да, тогда это наверняка Люк Футтер. Я перезвонил.

– Откуда вы? – требовательным тоном вопросил он.

– Из дома.

– Значит, у вас есть и другой номер, можно обойтись без этой дурацкой службы ответов?

Я дал ему свой личный, не зарегистрированный в справочнике номер.

– Не отходите от телефона, я перезвоню ровно через пять минут, – приказал Футтер.

Он перезвонил – из телефона-автомата.

– У вас что, начинается паранойя? – осведомился я.

– Элементарная осторожность. Слушайте: завтра, в среду, с полудня до трех дня дома не появляйтесь. Это же касается Эндерса и всех остальных. Ваша квартира должна быть пустой с двенадцати дня до трех, понятно?

– А из-за чего это?

– Думаю, вам лучше не знать.

А у меня назавтра на двенадцать дня была запланирована «сцена» с Эндерсом. Я перевел ее на Шестьдесят восьмую улицу и строго-настрого наказал ему не появляться на Семьдесят пятой до трех. Артуру это не очень-то понравилось, но он согласился. Он всегда соглашался.

Я понимал, что уговорить или заморочить голову Солу Хоффхаймеру так просто мне уже не удастся. Утром в среду я должен был зайти к нему в офис и по дороге решил рассказать ему всю правду – в конце концов Сол был достаточно проницательным человеком, и я не смог бы долго водить его за нос.

И Сол, и его контора выглядели даже более обшарпанными, чем обычно. Поначалу он с надеждой взглянул на дверь – кто это там? Но, увидев, что это всего лишь я, тяжело вздохнул и вернулся к прерванному занятию: он ножницами обрезал изжеванный конец сигарного окурка. Я спросил, как здоровье его супруги, он поспешил переменить тему.

– Вижу, дела у тебя пошли на лад, – ехидно заметил он. – Роскошный плащ, модная куртка.

– Да, у меня все в порядке.

Я достал новый кожаный бумажник и выложил на стол сто десять долларов.

– Теперь я тебе ничего не должен. Спасибо огромное, Сол. Ты мне здорово помог.

Хоффхаймер уставился на деньги. Потом осторожненько коснулся их толстым указательным пальцем.

– Отлично, – выдохнул он. – Ты себе можешь это позволить?

– Конечно.

– Это честные деньги? – Сол взглянул мне в глаза.

– Я их заработал.

– И чем же?

– Их заплатила мне одна женщина. – Я тоже смотрел ему прямо в глаза. – За предоставленные ей услуги.

Хоффхаймер вздохнул, задержал дыхание и медленно-медленно выдохнул воздух. Потом раскурил огрызок сигары – скособочившись, чтобы не обжечь нос.

– Я не собираюсь учить тебя жить, Питер. Да и кто я такой, чтобы учить? Как выяснилось, я и сам жить не умею. Но…

– Я зарабатываю достаточно, чтобы хорошо одеваться и обедать в приличных ресторанах.

– Есть хорошая еврейская пословица: «Горбуну его горб не виден». Может, на твоем месте и я бы так поступал… Ты ходил в те два места, куда я тебе рекомендовал?

– Нет, Сол, – честно признался я. – Я сдался. Решил покончить с театром.

– Жаль! – Мой агент снова тяжело вздохнул. – У тебя есть талант.

– Талант? – взвился я. – А что это такое, черт побери? Талант… Да он есть у каждого. В мире избыток талантов. Но если за талант не платят, на кой черт он нужен? Пропади он пропадом, этот талант. Мне от него никакого толку.

– Я с тобой спорить не собираюсь, – печально произнес Сол. – Я знаю, что такое разочарование. И я от всего сердца желаю тебе удачи. Значит, прощаемся навсегда?

– А вот это уже от тебя зависит.

Мой агент с отвращением швырнул сигарный окурок в старую металлическую пепельницу.

– Дерьмо собачье… Что ты имеешь в виду? Что зависит от меня?

– Я получаю деньги не от одной-единственной женщины. У нее есть подруги, у подруг – свои подруги. Сол, в этом городе пруд пруди баб, готовых платить за удовольствие.

– Ну и что?

– А то, что я получаю пятьдесят долларов за час работы – если это можно назвать работой. Имею три-четыре «сцены» в неделю и не должен платить никаких налогов.

– И зачем ты мне все это рассказываешь?

– Эти женщины – им все время подавай новых партнеров. Молодых, красивой наружности, здоровых. Я полагаю, некоторые из твоих клиентов…

– Нет! – Сол отреагировал мгновенно.

Я откинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу и спокойно взглянул на него.

– Ты слишком поторопился с ответом.

– Я не сутенер.

– А никто и не предлагает тебе стать сутенером. Ты посылаешь ко мне парней – ты, мол, услыхал о какой-то работе, но толком не знаешь, о чем именно идет речь. А дальше уж мое дело. Если они соглашаются – отлично, в конце концов, решение-то принимают они. Если нет – то и ладно. Сутенерством занимаешься не ты, а я.

– Питер, Питер, – простонал Хоффхаймер, – чем ты занимаешься?

– Зарабатываю деньги. Живу. И ты тоже можешь жить нормально. За каждого стоящего парня я буду платить тебе по сотне. А уж я постараюсь, чтобы они все были на высоте.

– Черт побери! Ну и как же? Принимаешь заказы по почте?

– А что в этом плохого? Ну пойми, эти мои подруги предпочитают актеров или фотомодели, а парни то уезжают на гастроли, то женятся, то вдруг превращаются в гомиков… Поэтому я постоянно ищу «таланты». И ты можешь прекрасно в этом поучаствовать.

– Я не хочу иметь к этому никакого отношения, – отрезал Сол. – И тебе должно бы быть стыдно обращаться ко мне с такими предложениями.

Я пожал плечами и, встав с кресла, надел свой новый плащ.

– Как знаешь. Но все-таки подумай над моим предложением, Сол. Все, что от тебя требуется, – присылать ко мне мальчиков.

– Вон из моей конторы! – гневно воскликнул Сол.

Я шел по Пятой авеню и улыбался: меня вовсе не расстроила такая его реакция. Позже, подумав на досуге, он наверняка увидит в моем предложении смысл. Ну, а если нет, то на Соле свет клином не сошелся, есть масса других театральных агентов, менее щепетильных. Так или иначе я сумею решить проблему «новых талантов». Для Марты Тумбли и для себя.

Утром шел дождь, но сейчас небо очистилось и ярко сияло апрельское солнышко. Улицы казались чистыми, свежий весенний воздух вселял оптимизм.

Я шагал уверенно и легко: у меня была работа, и за нее прекрасно платили. Будущее мое, если и не такое уж блистательное, все же казалось надежным. Наконец-то я обрел свое место в этом жестоком и прекрасном мире.

Повинуясь настроению, я зашел в деликатесный магазин, который прежде обходил стороной, и купил баночку белужьей икры, трюфелей и гусиного паштета. Вылилась эта покупка в довольно кругленькую сумму, но разве можно экономить на радости?

Домой я отправился на такси.

Возле нашего дома стояла полицейская машина. На тротуаре толпились соседи и просто зеваки, смотритель – его звали Сэмми – стоял, привалившись к полицейскому автомобилю.

– Что случилось? – спросил я.

– Старую миссис Фульц ограбили.

– Господи Иисусе! И каков ущерб?

– Да небольшой. Слава Богу, ее в это время дома не было. Вы же знаете, в полдень она обычно отправляется по магазинам, в это время к ней и залезли воры. Взломали дверь и не столько разграбили, сколько сокрушили все вокруг. Разбили посуду, вспороли кушетку и кресла и даже матрас исполосовали ножом. Наверное, искали деньги.

– Вполне возможно. А что украли? Она говорила?

– Какие-то старые побрякушки, радиоприемник… Они, наверное, обозлились, что ничего ценного не нашли, и наложили кучу прямо ей на коврик. Старая леди в истерике.

Я прошел, бросив на ходу взгляд в открытую дверь квартиры миссис Фульц. Мне было не по себе. И все же я аккуратно сложил деликатесы в холодильник.

Глава 35

Мы прогуливались по Центральному парку – пальто нараспашку, физиономии подставлены лучам весеннего солнышка.

– Упрямая старая стерва, – пожаловался я. – И не думает переезжать. Врезала новые замки.

– Терпение, терпение! – Детектив Люк Футтер демонстрировал образцовое спокойствие. – И Рим не один день строился.

– А теперь она еще и собаку завела, мерзкого маленького фокстерьера. Все время тявкает.

– Да? Ну тогда нам стоит попытаться еще разок.

– И вы думаете, это сработает?

Детектив ухмыльнулся:

– Всегда срабатывает.

Так оно и случилось. Ровно через неделю после первого ограбления квартира миссис Фульц снова подверглась налету. На этот раз ничего не украли и не сломали, но в кухне на полу лежал маленький фокстерьер с перерезанным горлом.

Это оказалось последней каплей, переполнившей чашу терпения миссис Фульц. Рыдая, она объявила соседям, что немедленно перебирается к дочке с зятем в Бенсонхерст.

Услыхав об этом, я сразу же кинулся к смотрителю Сэмми: мрачная физиономия Эндерса, которая вечно маячила у меня перед глазами, выражала немой укор, и я подумал, что наконец появилась возможность нам расстаться.

– Сэмми, – сказал я, – мы с Артуром решили разъехаться, что, если он займет квартиру миссис Фульц?

– Не знаю… – потупился Сэмми. – Кое-кто попросил меня найти квартиру, пообещав за это полсотни.

– Обещания надо выполнять, – сказал я, вынимая из кармана бумажник. – Вот тебе пятьдесят долларов наличными – просто в знак внимания. И пятьдесят, если ты сдашь квартиру нам.

Мы получили квартиру. Артур перетащил свои пожитки, и мы договорились, что время от времени я смогу использовать его площадь для «сцен» – естественно, заранее предупредив. За каждую «сцену» Артур будет получать по десятке.

О том, что у нас появилась третья точка, я не поставил в известность Люка Футтера.

Глава 36

Марта Тумбли одобрила мое решение, но слегка посетовала по поводу дополнительных трат:

– Тебе не кажется, что ты слишком уж размахнулся?

В очередной четверг состоялась наша обычная деловая встреча. Мы сидели рядышком за письменным столом с кожаным покрытием, просматривая записи расходов и попивая кофе. За нами внимательно наблюдали ее слоны.

Я согласился, что «производственные затраты» несколько превышают запланированные, но как только мы развернемся на полную мощность…

– Послушай, – подсчитывал я. – Сейчас мы проводим в среднем двадцать пять «сцен» в неделю, то есть как минимум сотню в месяц. Выручка составляет десять тысяч, откинь половину на жалованье и издержки производства, таким образом, нам с тобой остается пять тысяч, то есть по две с половиной на каждого.

– Это-то понятно, – согласилась она. – Но все-таки мы слишком много тратим. Две сотни в месяц Футтеру, плата за квартиру на Шестьдесят восьмой улице, по десятке Эндерсу за использование его апартаментов, чаевые смотрителю и все такое. Слава Богу, нам хоть еще остается по четыреста в неделю, не считая твоих личных заработков. Может, урезать плату парням?

– Ни в коем случае! – Я гневно швырнул карандаш. – Марта, это развивающийся бизнес, и мы должны привлекать только первоклассные силы. Единственный способ увеличить прибыли – это повышение производительности.

Мы попивали кофе, продолжая обсуждать текущие проблемы.

На ней были черные шелковые шаровары и просторная мужская рубашка с закатанными рукавами. На сей раз она была без макияжа, и, как ни странно, ее лицо казалось мягче, спокойнее и даже моложе.

– Повышение производительности означает привлечение новых «кадров», – напомнила она.

Я рассказал ей о своих беседах с театральным агентом – не назвав при этом имени Сола.

– Думаю, он поразмышляет и в конце концов согласится, – сказал я. – Ну, а если с ним ничего не получится, я найду другого театрального агента. Таким образом мы получим надежный источник новой «рабочей силы». А сможешь ли ты обеспечить новых клиенток?

– Тут проблем не предвидится. Между прочим, семьдесят процентов клиенток в прошлом месяце обращались к нам повторно.

– Значит, мы на верном пути.

– Все так, но я хотела бы повысить процент первичных обращений. Они рассказывают подружкам, подружки – своим подружкам, и так далее. Единственный способ рекламы нашего бизнеса – изустный. И еще одно: большинство наших клиенток на лето уедут из города, значит, и приток новеньких уменьшится.

– Да… Это проблема. Слушай, а есть какой-нибудь способ привлечь туристок, приезжающих в Нью-Йорк летом?

Марта молчала.

– Ну, что еще?

– Понимаешь, большинство моих приятельниц живут в Ист-Сайде, и они не слишком охотно едут в Вест-Сайд. То ли боятся уличного разбоя, то ли просто из-за элементарного снобизма… Я считаю, что нам следует подумать об открытии точки в Ист-Сайде.

– Мудрая мысль, – согласился я. – Но для этого нужны большие деньги. Поэтому давай пока сосредоточимся на расширении клиентуры.

– А это автоматически влечет за собой вербовку новых парней.

– Ну, это мы как-нибудь устроим. Мне уйти?

– У меня никаких планов на вечер, – протянула она. – Сбрасывай ботинки, давай выпьем бренди.

Мы перебрались на обитую черной кожей кушетку. Она свернулась калачиком, я обнял ее за плечи, и эта поза казалась нам обоим совершенно естественной.

– У тебя есть постоянный мужик? – спросил я.

– Периодический, скажем так. Мы с ним встречаемся, когда он может это себе позволить.

– Он женат?

– Еще бы! И у него двое детей. Большая шишка – политика, бизнес, благотворительность, вся эта лабуда. Так что мы видимся нечасто.

– А он знает, чем мы с тобой занимаемся?

– Нет.

– А если узнает? Бросит тебя?

Она глянула на меня.

– Не сможет. Я знаю, как его завести. А жена не знает.

– Ого! – восхитился я. – Звучит серьезно.

– В общем, я знаю, как с ним управляться! – Она пожала плечами.

– А ты не боишься, что он может застать меня здесь?

– Не волнуйся. Он всегда звонит заранее.

Я взял ее за подбородок и поцеловал.

– Ты знаешь, что сегодня впервые за все время поцеловал меня в губы? – спросила она. – Это что значит? Что мы помолвлены?

– Нет, – засмеялся я. – Это значит, что ты мне нравишься.

Она наклонилась и тоже меня поцеловала.

– И ты мне нравишься, – сообщила она.

Я расстегнул ей рубашку и обнаружил, что она без лифчика. Моя рука ощутила вес ее тяжелой груди.

– Ты просто знакомишься с товаром, или у тебя появились какие-то гадкие мысли? – осведомилась Марта.

– Ох, ну почему бы не позволить матери-природе взять все в свои руки? Ты же никуда не спешишь?

– Нет, у меня вся ночь впереди.

Глава 37

Конечно, не все шло гладко. Случались и кризисы, проверявшие на прочность мои менеджерские задатки.

Как-то днем я сидел дома, разрабатывая график на следующую неделю. И вдруг позвонил Сет Хокинс. По голосу я понял, что он в панике. У него была «сцена» на Шестьдесят восьмой улице с дамой по имени Лоис. В трубку я слышал ее вопли, какие-то удары, звон разбитого стекла.

Я рванул на Шестьдесят восьмую и обнаружил там полицейского, которого уже успели вызвать соседи. Обнаженный по пояс и явно перепуганный Сет сидел на кушетке, какой-то второй мужчина пытался остановить льющуюся из носа кровь, полностью одетая Лоис валялась на кровати, а полицейский совершенно спокойно взирал на царивший в квартире разгром.

Как я понял, Лоис пришла в точно назначенное время. А пять минут спустя объявился человек, назвавшийся ее мужем. Он угрожал, что вышибет дверь, если его не впустят. Хокинс открыл дверь, маленький кругленький человечек ворвался в квартиру, отвесил оплеуху Лоис и неосмотрительно принялся поносить Сета, который был на сорок фунтов тяжелее его и на тридцать лет моложе.

Муж изъявил намерение подать на Лоис в суд за «незаконный блуд». («Чтоб я знал, что это такое», – заметил при этом полицейский.) Хокинс собирался вчинить мужу иск за оскорбление и незаконное вторжение, а Лоис обвиняла всех в оскорблении личности и серьезных моральных травмах.

Я отвел полицейского в сторонку и, повернувшись спиной к конфликтующим сторонам, попросил его как-то уладить скандал – чтобы мистер и миссис Лоис разобрались между собой без участия суда. При этом я сунул в руку парню три двадцатидолларовых бумажки.

– Посмотрю, что можно сделать, – пообещал полицейский.

Получасом позже, когда скандал улегся и я чуть-чуть привел в порядок помещение, мы с Сетом отправились к «Блотто» выпить по стаканчику.

– Боже правый! – стенал могучий техасец. – С чего весь этот базар? Женщина, вполне достойная женщина, хотела получить немножечко любви. Что в этом плохого, а?

– Ты совершенно прав, – согласился я.

Следующий инцидент был не настолько серьезным, но почему-то он встревожил меня куда сильнее и заставил задуматься.

У меня была «сцена» с клиенткой по имени Люсиль: ломкие светлые волосы и жилистое тело. От нее слегка попахивало спиртным, взгляд был остекленевшим.

Она оглядела мою квартиру и заявила:

– Незавидное местечко.

– Вы совершенно правы, – согласился я.

Я принес ей бокал белого вина, она чуть-чуть пригубила его и тут же воскликнула:

– А ничего получше этих помоев не найдется?

– Боюсь, что нет.

– Как давно вы занимаетесь этим бизнесом?

Я постарался обратить ее гнев в шутку:

– Вы хотите узнать, что такой славный парень, как я, делает в подобном отвратительном местечке?

– Сколько вы получите на руки?

– Вам лучше спросить об этом у Марты.

– И сколько мужчин участвует в деле?

Вопрос сыпался за вопросом: сколько у меня таких встреч в неделю? Только в этом месте или есть еще и другие? Случаются ли неприятности с полицией?

Я старался уходить от ответов как можно вежливее, но расспросы страшно меня раздражали, и я проявил себя на сей раз хуже, чем обычно. Но она не жаловалась.

– Вы обслуживаете геев? – продолжала она, уже одеваясь. – Принимаете садомазохисток? Интересуетесь съемками фильмов? Участвуете в групповом сексе?

Я был рад наконец-то избавиться от нее. Проводил ее к такси («Умный жест», – прокомментировала она) и призадумался: может, она из полиции?

Потом я позвонил Марте Тумбли и поделился с ней своими опасениями. Лично она с Люсиль знакома не была – ее порекомендовала одна из «подружек подружек».

– У нее в сумочке была спринцовка? – спросила Марта.

– Не знаю, она ходила в ванную. А почему ты спрашиваешь?

– Да так… Похоже, эта дамочка кое-что соображает в нашем бизнесе.

Глава 38

В один из дней позвонил Сол Хоффхаймер и попросил приехать. Когда я вошел в офис, он даже не повернулся: сидел, уставившись в немытое окно. Я разглядывал его профиль: обвисшие щеки, морщины, лицо человека, признавшего свое поражение. Куда девалась его былая сила и элегантность!

– Повтори-ка еще раз свое предложение, – безнадежным тоном произнес он наконец.

Я терпеливо изложил свое предложение. И мы договорились: за каждого направленного им ко мне парня – при условии, конечно, что он подойдет, – я плачу Солу сто долларов наличными.

– Скольких ты можешь прислать? – спросил я.

Сол задумался на минутку.

– Прямо сейчас – пять-шесть человек. Но ко мне постоянно приходят новые люди, а летом, после выпускных экзаменов в колледжах, клиентов будет еще больше.

– Отлично, постараюсь использовать всех.

Я поднялся.

– Раньше я тебя любил, – с горечью произнес Хоффхаймер. – А вот теперь не люблю…

На прощанье я только кивнул.

Я шел к Восьмой авеню, в надежде поймать такси. Мне было очень грустно от того, что сказал Сол. Но в конце концов он сам сделал выбор, никто его не заставлял – как и Артур Эндерс, Кинг Хейес, Сет Хокинс и все остальные. Никто их не заставлял!

Но при этом я признавал, что сыграл в их жизни роль дьявола-соблазнителя. Да, они сами сделали выбор, но я подверг их искушению, если б не я, им бы такое и в голову не пришло. Я воспользовался их положением, сыграл на их слабостях.

Как и большинству актеров, мне было трудно отделить реальность от иллюзии, поэтому я мыслил сценическими образами – видел себя эдаким оперным Мефистофелем, в алой пурпурной мантии с капюшоном, скрывающим лицо. И это вокруг меня вращалось все действо.

А другие актеры тоже играли свои роли, не сознавая, что тот, кто руководит их поступками, кто прячется в тени, кто определяет их судьбу, – сам дьявол.

И я решил, что это – самая роскошная, самая интересная роль из всех, которые предлагала мне жизнь. Вполне возможно, что благодаря ей я стану звездой!

Глава 39

В начале июня я нанял машину, мы с Дженни Толливер упаковали корзину с ленчем и отправились на Якоб-Рийс-Бич. Море было еще слишком холодным для купанья, но солнышко пригревало изрядно.

Мы устроились под набережной, с подветренной стороны, расстелили бумажную скатерть, придавив углы горками песка, и выложили принесенные с собой яства: жареные цыплята, картофельный салат в пластиковой коробке, маринованные огурчики, молодая редиска (мы даже соль не забыли прихватить), две бутылки вина, пара элегантных стаканов. День был ветреным, но солнце уже хорошо прогрело бетонную стену набережной, и мы даже сняли свитера.

Погода стояла такая ясная, что, клянусь, с нашего берега можно было даже увидеть Португалию! Синее фарфоровое небо, белые облачка, словно нанесенные мелом метки. Солнце играло на серебристых крыльях идущих на посадку самолетов, черный сухогруз двигался в сторону канала Амброуз.

Мы ели цыплят, пили вино, а потом, прислонившись к горячей бетонной стене, закурили и подставили свои бледные физиономии солнцу.

– Будь со мной, детка, – пропел я, – и каждый день твой станет таким!

– Даже в январе? – засмеялась она.

– В январе? Несомненно. На Карибских островах или в Греции.

– Ты мечтатель.

– Разве все это невозможно? Я никогда не был за границей и хочу посетить множество мест до того, как состарюсь. Для этого не нужно ничего, кроме денег.

Она налила нам еще вина.

– Что ж, – сказала она. – Может, когда-нибудь твоя мечта и осуществится.

Этот ее трезвый взгляд на жизнь ужасно меня раздражал.

– Неужели ты не хочешь хоть чего-то прямо сейчас? Большую квартиру, собственную студию, красивые платья, машину?

– Конечно, я хочу все это. Но я не такая нетерпеливая, как ты. Я работаю, и, если мне повезет, все это осуществится. Ну, а если нет – то тоже не умру.

– От одной перспективы двигаться по жизни потихоньку, шажок за шажком, мне становится дурно! – Я покачал головой. – Нет, не могу смириться с обыденностью.

– Ты полагаешь, что я погрузилась в обыденность? – тихо произнесла она.

– Да не в этом дело! Но ты же меня знаешь. По мне, если выигрывать, то по-крупному, а уж если падать – то с таким грохотом, чтоб земля вздрогнула!

– Питер, ты меня пугаешь иногда своей необузданностью.

– В том-то и дело, что недостаточно необузданный. Я бы хотел научиться играть по-крупному, и дело не в деньгах. Я не деньги имею в виду. Я бы хотел научиться рисковать по-настоящему – жизнью, будущим.

– И ради чего?

– О… Ради возможности путешествовать, носить дорогую одежду, посещать шикарные рестораны, приобретать предметы старины, произведения искусства и все такое прочее.

– То есть, другими словами, иметь деньги.

– Да, деньги, – согласился я. – Плюс удовлетворенность. Где-то в этом мире наверняка есть место для меня, просто мне надо его найти.

– До конца этого года, – напомнила она.

– Что? – переспросил я и только потом вспомнил свое обещание бросить сцену, если к будущему Рождеству ничего не добьюсь. – А, да-да…

– Так ты помнишь, что ты мне обещал?

– Конечно. Но у меня ведь в запасе еще полгода, не так ли?

Я засмеялся, обнял ее и поцеловал холодные губы. Мы растянулись на песке, прижались друг к другу, и я гладил ее великолепные волосы, смотрел в ее прекрасные глаза.

– А что, если ограблю банк? – вдруг спросил я. – Это будет считаться?

– Нет. Ты должен преуспеть на сцене. Ты принадлежишь театру.

– Кроме тебя, так не считает никто и в первую очередь продюсеры и режиссеры.

– И все же сцена – единственное место, где ты был бы счастлив.

– А если я все-таки ограблю банк или совершу еще какую-нибудь подобную глупость, ты будешь меня любить?

Она немного подумала, потом ответила:

– Я по-прежнему буду тебя любить, но с тобой не останусь.

– Так ты меня оставишь?

– Если ты ради денег сделаешь какую-нибудь глупость? Да, я от тебя уйду.

– Несмотря на любовь?

– Я смогу это пережить.

– Хорошо б и мне иметь такой сильный характер! О Боже, как бы я этого хотел…

– Эй, Питер! – воскликнула она. – Отчего у тебя в глазах слезы?

– Это от ветра.

Я встал, повернулся к ней спиной, подошел к самой кромке воды и стоял там, глядя на тяжелые волны.

Теперь красота и благодать дня причиняли мне боль. Сейчас мне больше по душе были бы тяжелые тучи, порывистый ветер, буря. Гроза.

Простота и доброта Дженни Толливер тоже меня удручали. Ее благородство! В этом ее безошибочном понимании, что хорошо, а что – плохо, было нечто меня принижающее, мечты мои представлялись глупыми, а амбиции – ничтожными.

Я повернулся к ней. Стоя на коленях, она укладывала в корзину остатки еды. Я видел божественный изгиб ее спины, видел, как горели на солнце тяжелые пряди светло-каштановых волос. У меня перехватило дыхание. Ради этой женщины я могу пожертвовать всем!