Текст книги "Торговцы плотью"

Автор книги: Лоуренс Сандерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)

Глава 77

Мы работали изо всех сил, стараясь добиться успеха. Держали жеребцов в чистоте. Подавали хорошую еду и неразбавленные напитки по разумным ценам. Предоставляли каждой клиентке свежее постельное белье и полотенца. Мы даже украсили цветами спальни и фойе. По всем меркам это был высокий класс.

А потом грянул гром. Я очень хорошо помню этот день, 22 апреля. Пришло заказное письмо от агента по недвижимости, который сдал нам квартиру. Он ставил нас в известность, что настоящий арендатор планирует вернуться в Соединенные Штаты в конце года, и мы должны освободить апартаменты к 31 декабря.

– Послушай, – сказала Марта. – Дело слишком хорошее, чтоб спустить его в сортир. У нас еще восемь месяцев. Есть время на поиски новой крыши. А до тех пор подкопим денег на переезд.

– Но мне здесь нравится, – простонал я.

– Я знаю, Питер! Мне тоже здесь нравится. Но взглянем фактам в лицо. Мы начали с твоего вшивого Вест-Сайда и закончили этим дворцом. Повторим еще раз.

Она продолжала в том же духе, пытаясь развеять мое уныние. Я признал, что она сильнее меня, и постепенно стал вновь обретать веру. Это не было концом света. Это могло стать началом чего-то поистине грандиозного.

Глава 78

Через несколько дней после этого рокового письма случилось нечто странное.

Марта пришла ко мне сразу после полудня, совершенно расстроенная, и сообщила, что получила заказ на мальчика по вызову к трем часам. Я сказал, что сейчас позвоню и добуду жеребца.

– Я хотела попросить тебя, Питер!

– Почему меня? – запротестовал я. – Я как раз дошел до середины графика на следующую неделю!

– Ну… м-м-м видишь ли, это новая клиентка. Кажется, страшно богатая. Влиятельная. Надо попробовать произвести впечатление.

Она не просто нервничала, она была по-настоящему взволнована. Что-то явно беспокоило ее.

– Ладно, – согласился я. – Как ее зовут?

Ее звали миссис Уилсон Боукер. Она жила на Восточной Восемьдесят второй улице в квартале между Пятой и Мэдисон-авеню. Выписывая наряд, Марта пометила: «Разглашению не подлежит».

– Что это значит? – спросил я.

– Ей очень важно, – сказала Марта, – чтобы человек, которого мы пришлем, держал язык за зубами.

– Какая жалость! А я собирался повесить на шею крупный плакат с надписью «жеребец».

Я приехал по указанному адресу за несколько минут до трех, прихватив большой альбом с образчиками обоев. Это был надраенный современный многоквартирный дом. (Как я потом узнал, в нем было всего десять двухэтажных квартир с внутренними лестницами.) В отделанном мрамором вестибюле за стеклом с надписью «консьерж» сидел привратник.

– К миссис Боукер, – сказал я ему. – Художник по интерьеру. Со мной образцы обоев.

Важным тоном он произнес несколько слов по внутреннему телефону. Потом указал мне на отдельный лифт.

– Миссис Боукер ждет вас, сэр. Квартира 5Б.

По сравнению с ее апартаментами мои выглядели захламленным клозетом. На первом этаже вполне можно было играть в футбол. Изящно изгибающаяся лестница вела на балкон второго этажа и, предположительно, в спальни.

Белизна резала глаза. Белые стены, потолки, напольное покрытие, мебель. Даже большой белый рояль. О, там было и несколько других монохромных мазков, но в целом отделка производила впечатление снежной бури.

И встретившая меня женщина была белой-пребелой. Серебрящиеся волосы собраны в шиньон. Белое платье под горло. Белые помпоны на белых домашних туфлях. Кожа ее была белой и слегка светилась. Черты лица тонкие, почти хрупкие. По-моему, лет сорок пять.

– Миссис Боукер? – спросил я.

– Да, – послышался в ответ низкий голос. – Ваше имя?

– Питер.

Она кивнула так, словно оправдались ее худшие опасения.

– У вас чудесный дом.

Она оглянулась почти удивленно, словно видя его в первый раз, и тихо вымолвила:

– Благодарю.

Заметив, что я смотрю на белый рояль, она спросила:

– Вы играете?

– Не на рояле, нет. – Я попытался пошутить. Но шутки она не приняла.

На самом деле смотрел я не столько на рояль, сколько на то, что лежало на нем: множество фотографий в серебряных рамках. Лицом вниз.

– Все это так ново для меня, – поспешно сказала она. – Что мы сейчас будем делать?

– Мы одни в квартире, миссис Боукер?

Она кивнула.

– Тогда, может быть, отправимся в спальню?

Она молча постояла минутку. Стройная, статная женщина. Спокойное лицо. Казалось, она полностью владеет собой. Единственным признаком внутреннего напряжения, который я отметил, был дрожащий, почти хриплый голос. Я понял, что она отчаянно пытается не спасовать.

– Очень хорошо, – наконец произнесла она, повернулась и пошла вверх по лестнице. Я последовал за ней.

И в спальне бушевала снежная метель. Огромная комната, сверкающая белизной, с одной зеркальной стеной. И на туалетном столике, на бюро, на столиках у кровати – обрамленные серебром фотоснимки, скрытые от любопытных взглядов.

Она обернулась ко мне.

– А теперь? – взволнованно спросила она.

– Может быть, мы разденемся?

И снова она стояла молча, словно сцепив зубы. Я чуть обождал, потом снял куртку.

– Постойте, – махнула она рукой.

Я постоял.

Она глубоко вздохнула и хриплым голосом проговорила:

– Прошу прощения. Ничего не выйдет. Вы получите свой гонорар, но сейчас я прошу вас уйти.

Она отвернулась, сделала несколько шагов к зеркальной стене и застыла, глядя на свое отражение.

– Дело не в вас, – чуть слышно продолжала она. – Вы вполне привлекательны. Дело во мне.

И все. Больше ни слова. Ключа к разгадке я не получил, но решил попытаться.

– Миссис Боукер, есть много способов решения сексуальных проблем. Мне известно несколько м-м-м приемов, и если вы позволите…

– По-моему, это гнусно, – сказала она без всякого выражения, глядя в зеркало. – Я не должна так говорить, но это так. Я думала… Но не могу. Простите. Пожалуйста, уйдите.

И мы пошли вниз, и она вручила мне в качестве гонорара стодолларовую банкноту.

– Если вы передумаете… – сказал я.

– Нет. Не передумаю. Никогда. Пожалуйста, забудьте обо всем. Обещаете?

– Конечно, – пообещал я.

Когда я вернулся домой, Марта принялась расспрашивать меня о квартире и о самой миссис Боукер: что она собой представляет, нашел ли я ее красивой, хороша ли она в постели.

Я рассказал, что произошло.

Марта, задумавшись, молчала.

– К чему эти вопросы? Почему тебя это так интересует?

Но она, покачав головой, вышла. Все открылось мне через месяц.

Глава 79

На встречу в доме Марты Люк Футтер пришел веселым.

– Все в порядке, – провозгласил он. – Две наших переодетых сотрудницы раздобыли дозу в гадючнике Сэндза. В среду будем брать. Там полно богатых, влиятельных клиенток, так что речь пойдет только о наркотиках.

– Кого возьмут? – спросила Марта.

– Самого Уолкотта Сэндза. Ордер уже получен. Других, может, возьмем, допросим и отпустим. Дом, конечно, будет опечатан.

Мы молчали. Я знал, что это надо было сделать, но особой радости не испытывал. Сэнди действительно предал нас, но наказание выглядело слишком жестоким.

– Сколько ему могут дать? – спросил я.

– Смотря какого адвоката он получит и сколько взяток захочет раздать. Если поведет себя правильно, ему могут предъявить обвинение не в уголовном преступлении, а в судебно наказуемом проступке, и он отделается штрафом и испытательным сроком. Раньше-то у него приводов не было. Но с адвокатом-сопляком получит срок.

– Сколько?

Футтер пожал плечами:

– Год – полтора. Какая вам разница?

– Пускай этот сукин сын сгниет там, – гневно сказала Марта.

– Ну да, – рассмеялся детектив, – из-за него о проституции пойдет дурная слава. Но должен вас кое о чем предупредить. Если он догадается, кто навел на него копов, может по злобе настучать на вас или сдать окружному прокурору в обмен на скидку. В любом случае ваш бизнес окажется под угрозой.

– Так что же делать? – с тревогой спросил я.

– Последуйте моему совету, – сказал Люк Футтер, – свернитесь на недельку. Мы наметили операцию на среду. Закройтесь во вторник вечером. Отдохните немного, а лучше уезжайте из города. Если через неделю все прояснится, откроетесь снова.

– Иисусе, – сказала Марта, – недельная выручка!

– За неделю все уляжется, – настаивал детектив. – Не такое уж это сложное дело. Просто еще один притон с наркотиками. Тут замешаны богатые люди, мы не заинтересованы в огласке. Может быть, этот случай даже в газеты не попадет. Но нужна осторожность. Тогда, если Сэндз разинет рот, парни, которых назначат вести расследование, доложат, что квартира закрыта, никого нет, и точка.

Мы поняли, что он прав, и согласились закрыть апартаменты на неделю. Хоть Футтер и не просил добавочной платы за устранение Сэндза, мы решили выделить ему премию в пять сотен.

– Спасибо, – сказал детектив и, не глядя, сунул деньги в карман. Допив свой стакан, он поднялся. – Дело в сильной мере облегчило то обстоятельство, что этот Уолкотт Сэндз не пожелал никому ничего платить. Можете себе представить? Каков прохвост!

Глава 80

Когда Футтер ушел, мы с Мартой сбросили обувь и устроились на ее кожаном диване.

– Не нравится мне этот тип, – сказал я.

– Но он делает то, за что ему платят, – возразила Марта. – Мы не обязаны питать к нему теплые чувства.

– Я словно попал в иной мир, – признался я.

– То есть?

– Подкуп. Взятки копам. Избавление от Сиднея Квинка. Устранение Сэнди. А то, что ты говорила мне о своем друге – как несколько человек решают, кому стать нашим новым губернатором? Я догадывался, что этот мир существует, но никогда не жил в нем.

– Будь уверен, он существует, – угрюмо сказала Марта. – И поверь, лучше жить в нем, чем рядом с ним. Я называю его горним миром. В мире преисподнем – дешевая уголовщина и бессмысленное насилие. А в горнем, где деньги и власть, – грандиозные преступления и насилие, оправданное целью.

– Двигатели прогресса и ниспровергатели основ, – поправил я.

– Будет лучше, если ты им поверишь. О многих ты никогда и не слышал. Но они влияют на твою жизнь гораздо больше, чем ты думаешь. Власть – это цель, а деньги – дорога к ней. Чаще всего хитрой тропинкой коррупции. Первая заповедь горнего мира – все имеет свою цену. К тому, чего нельзя купить за деньги, не стоит и стремиться.

– Вот не знал, что ты философ.

– У меня есть разум, и время от времени я им пользуюсь. Я вижу, что происходит. Будь умницей, налей нам коньяку.

Когда я принес бокалы, она похлопала по дивану, указывая место рядом с ней. Я присел и обнял ее за плечи. Она прильнула ко мне.

– Я, наверно, поеду в Вирджинию повидать сына, – сказала она. – Дня на три-четыре. Потом вернусь и свяжусь с Футтером. А ты куда поедешь, когда мы закроемся?

– Еще не думал. У меня никогда не было настоящих каникул. Я не мог себе этого позволить.

– Почему бы тебе не отправиться во Флориду? – предложила она. – В это время года там не слишком людно. Сходишь на скачки, на собачьи бега, на хили. [17]17
  Хили – игра типа гандбола, когда игроки перебрасывают мяч небольшими изогнутыми ракетками, пристегнутыми к запястью.


[Закрыть]Захочешь в казино – всегда можно перелететь во Фрипорт.

– Никогда не испытывал пристрастия к азартным играм.

– Тогда просто валяйся на пляже, расслабься, пожарься на солнышке. Мы много работали. Несколько дней безделья пойдут на пользу.

Мы спокойно сидели, потягивая арманьяк.

– Ты сказала, – задумчиво проговорил я, – что не стоит стремиться к тому, чего нельзя купить за деньги… А любовь?

– Любовь? – спросила она, взглянув на меня. – Так или иначе, ее можно купить.

– А вот я не могу, – признался я и рассказал ей о Дженни Толливер.

– Проклятье! – возмущенно воскликнула она. – Если бы ты действительно ее любил, ты бросил бы бизнес ради нее. А если бы она любила тебя, ей было бы все равно, чем ты занимаешься.

– Наверно, ты права, – кивнул я. – Но я тоскую по ней.

– Скорее, восхищаешься первой в жизни женщиной, которая дала тебе отставку.

Я рассмеялся и крепко обнял ее.

– Хватит демонстрировать свой разум. В гроб меня вгонишь.

С ней было хорошо. У каждого должен быть кто-то, перед кем можно обнажить душу и сказать: «Взгляни». Несмотря на платонические отношения с Николь Редберн, физически мы были с ней ближе, чем с Мартой, но Марте я мог рассказывать о самом сокровенном.

– Ты любишь своего друга? – вдруг спросил я ее.

Она не ответила. Я видел, что она смотрит куда-то вдаль, явно не зная, что мне ответить.

– Почему бы нам перед отъездом, – заговорил я, – не позвонить Оскару Готвольду? Пускай начинает подыскивать новую квартиру.

– Я уже это сделала, – сказала она. – Он не слишком оптимистичен.

Мы еще выпили и молча пошли в спальню. Не знаю почему, но встреча с Футтером и налет на гадючник Уолкотта Сэндза омрачили вечер. Мы были не столько подавлены, сколько задумчивы.

– Смотри, – сказала Марта, демонстрируя свое обнаженное тело, – я превращаюсь в настоящую клячу.

– Не горюй. Ты в отличной форме для… – Я умолк.

– Для женщины моих лет, – закончила она с хмурой улыбкой. – Питер, можно тебя попросить?

– Конечно. О чем угодно.

– Я просто хочу тихонько лежать, а ты будешь меня любить. Хорошо?

– С удовольствием, – мужественно ответил я, и она никогда не узнает, что я был готов обратиться к ней с точно такой же просьбой.

Глава 81

В среду утренним рейсом я улетел в Палм-Бич. Взял напрокат разболтанный «понтиак-гран-при» и двинулся на юг, ориентируясь по карте, купленной в аэропорту.

Примерно в миле от Бойнтон-Бич я нашел, что искал: мотель на самом берегу океана, который почти заливало водой.

Через полчаса я уже качался на теплых волнах в своих новых нейлоновых плавках «Эминенс».

Искупавшись, я натянул сандалии, белые слаксы, розовую рубашку, отыскал богатую винную лавку, где продавали не только спиртное, но и стаканы, цедилки, открывалки, в общем, все, что может понадобиться пьющему человеку.

Кроме того, я обнаружил, что во многих крупных винных магазинах Флориды имеются коктейль-холлы. Погрузив покупки (водку, джин, коньяк, тоник, лимоны и лаймы [18]18
  Лайм – цитрусовый плод, разновидность лимона.


[Закрыть]) в «гран-при», я вернулся в сумрачный коктейль-холл и устроился на вертящемся стуле у стойки бара.

Барменша в коротеньких шортах и тоненькой рубашечке (без лифчика) напоминала капитана школьной спортивной команды. Она растерялась, когда я заказал негрони, самый убойный из всех известных человечеству напитков. Но ингредиенты оказались в наличии, я объяснил, как их смешивать, и даже разрешил сделать маленький глоток.

– Фу! – сказала она и поморщилась. – Пахнет лекарством.

– А это и есть лекарство, – сказал я. – От всех болезней.

– Мне нравится абрикосовый бренди, – объявила она.

Тогда я заказал для нее абрикосовый бренди и спросил, где найти типичный флоридский ресторан со свежими дарами моря. Она порекомендовала местечко под названием «Краб-Палас» на Федеральном шоссе с разумными ценами.

Я прикончил две порции негрони и выдал ей крупные чаевые.

– У вас сегодня праздник? – крикнула она мне вслед.

«Краб-Палас» – это что-то. Деревянные кухонные столы вместо скатертей застланы газетами, пиво подают в банках, подавальщицы бухают перед тобой тарелку с апломбом манхэттенских официантов, вытягивающих пробку из бутылки «Икема».

Обнаружились, однако, и некоторые изыски. На каждом столе бутылочка шерри, чтоб поливать креветки или суфле из омара. В наборе специй – я подсчитал – семь разных видов перца: перец в зернах, молотый перец, стручковый перец, а на одной баночке просто написано: «Особый перец».

Я заказал похлебку из моллюсков и огромное блюдо щупальцев аляскинских королевских крабов, которые надо было дробить палкой на длинной цепочке, прикованной к столу. Еще я ел хрустящую жареную картошку, салат с домашним чесночным соусом, выпил две банки пива «Роллинг-Рок». Закончил куском лаймового пирога. Такой обед надолго запомнится.

При выходе, оплачивая счет, я заметил, что здесь продаются майки с надписью: «Я ПОЕЛ КРАБОВ», – и купил парочку, одну для Марты, другую для Никки.

Около полуночи побродил по пляжу перед мотелем. Со мной была фляжка коньяку – порция снотворного.

Полная луна заливала серебром мягкое тяжелое море. Веял тихий солоноватый ветерок. Я слышал шелест пальм и видел вдали мерцающие огоньки проходящих судов.

Красиво, но через пять минут я вернулся к себе и лег в постель. Для городского парня вроде меня этих красот вполне достаточно.

В четверг утром я нашел в аптеке утренний выпуск «Нью-Йорк таймс». Купив газету, просмотрел ее в местном «Макдональдсе» за яичницей с двумя чашками черного кофе.

Интересующее меня сообщение затерялось на самом краешке семнадцатой страницы. Коротенькая заметка извещала, что нью-йоркская полиция обнаружила на Восточной Пятьдесят восьмой улице «заведение», подозреваемое в противозаконном сбыте наркотиков. Под стражу взят некий Уолкотт Сэндз, постоянное место жительства неизвестно.

Утро я провел на пляже, купаясь и загорая. Потом вздремнул. Часа в четыре оделся и снова пошел в тот же самый коктейль-бар.

Барменша-капитанша была на месте. На этот раз в облегающем свитере с надписью «ПАТ» на груди.

– Пат – это ваше имя или шахматный термин? – спросил я.

– Да ну вас, – захихикала она. – Опять закажете ниггерони?

– Негрони, – поправил я. – Хотелось бы.

Она была юной и свежей. По плечам рассыпались длинные светлые волосы, почти белые.

Когда она принесла выпивку, я поинтересовался:

– Вы работаете сегодня вечером?

– Заканчиваю в восемь.

– Может, пообедаете со мной в «Краб-Паласе»?

– Идет, – охотно согласилась она. – Я вожу вон тот старенький маленький «пинто». Встретимся здесь в восемь тридцать.

– Прекрасно.

– А как вас зовут?

– Питер.

– Ой! – засмеялась она. – Как пышно!

Вечером я впервые в жизни попробовал зубатку. Ничего, но включать ее в свое ежедневное меню я бы не стал. Пат съела две порции жареного дельфина.

– Мне нравится, – объяснила она, – и стоит одинаково, сколько ни съешь.

– Как насчет картошки и пива? – спросил я.

– Давай, – согласилась она.

Выйдя из «Краб-Паласа», я предложил:

– Зайдем ко мне, выпьем?

– О’кей, – сказала она. – Ты вперед, а я в «пинто» – следом.

В номере мотеля, пока я смешивал джин с тоником, она внимательно осматривалась, заглянула в шкаф и буфет, испытала на мягкость кровати, сунула нос в духовку.

– Как бы мне хотелось иметь такую славную квартирку, – вздохнула она. – Знаешь, у меня настоящий сумасшедший дом, пять братьев и сестер, все младше меня, никакой личной жизни.

– А почему ты не замужем, Пат?

– Собираюсь. Мой парень – он работает в гараже – ну, мы с ним копим деньги, рассчитываем на будущий год купить собственное жилье.

– Замечательно. Желаю тебе всего самого наилучшего.

– Спасибо, – серьезно сказала она. А потом добавила: – Хочешь развлечься?

Нет ничего лучше юности. Она была сильной, загорелой, полной жизненных соков. Восхитительно неопытной.

– Ой! – взвизгнула она в один момент. – Ты знаешь толк в любви.

– Это моя работа, – ответил я.

Она была полна энтузиазма, готова на все, училась, схватывая на лету.

– Вот это надо запомнить, – несколько раз говорила она.

Потом мы вместе приняли душ, что доставило ей несказанное удовольствие. Одевшись, я протянул ей сто долларов, и она вытаращила глаза.

– Так много!

Но деньги взяла без колебаний.

– Ты просто кукленок, – сказала она. – Живой кукленок. Заглянешь еще в бар?

В пятницу утром я проплавал несколько часов. Кожа начинала шелушиться, и мне не хотелось оставаться на солнце. Я надел куртку, легкие фланелевые брюки и поехал в Палм-Бич.

Там на меня снизошло откровение. Типичный нью-йоркский обыватель, я считал, что шик и элегантность можно найти только, в Манхэттене. Ворт-авеню безжалостно развеяла мои иллюзии. По сравнению с Виа-Мизнер Мэдисон-авеню выглядела не лучше Орчад-стрит.

Дело даже не в универмагах и бутиках с глазастыми витринами, выставляющими напоказ сверкающие драгоценности. Самое сильное впечатление произвели на меня разодетые женщины, кочующие из магазина в магазин с единственной целью – потратить деньги.

Я набрел на кафе под открытым небом, сел за раскладной столик, чтоб выпить «Кампари» с содовой и понаблюдать за блестящим парадом.

Флоридские дамы были, пожалуй, чуть постарше клиенток «Баркаролы», но столь же изысканно и роскошно одеты и причесаны. Я нашел их более спортивными: загорелые, сильные, профессионально играющие в гольф или теннис.

Я не утверждаю, что Великая Мысль молнией озарила меня именно в этот момент. Я не испытывал потребности вскочить и заорать: «Эврика!» Но главное – она зародилась.

Эта Великая Мысль состояла в следующем: открыть в апартаментах женский клуб для состоятельной публики. С солидным вступительным и регулярным ежегодным взносом. Такой же пышный и элегантный, как знаменитый чикагский бордель «Сестры Эверли». Еда, напитки, трио музыкантов в баре.

Наверху несколько спален. Кроме поставки жеребцов, клуб может сдавать эти спальни своим членам (за плату, конечно) для отдельных свиданий с их собственными любовниками.

Воображение раскручивалось с бешеной скоростью. Я уже мысленно видел салон красоты и небольшой оздоровительный комплекс с сауной и массажистом.

Пообедал в тот вечер в Палм-Бич в ресторане, где на столах стояли свечи в канделябрах и подавали красную рыбу с миндальной водкой. Оставил в бутылке немного великолепного «Мюскаде» в надежде, что официант обладает достаточно тонким вкусом и прикончит ее.

Вернувшись в мотель, целый час пробродил босиком по пляжу, прокручивая в уме гениальную идею. «Питер-Плейс», на мой взгляд, – вполне логичное и легко запоминающееся название. Я представил себе роскошный особняк в Ист-Сайде, строгий, со вкусом оформленный интерьер.

Если «Питер-Плейс» завоюет успех в Манхэттене, почему не подумать о нечто подобном в общенациональном масштабе? Мое воображение рисовало уже целую сеть клубов, принадлежащих мне целиком или на паях. «Питер-Плейс» в Нью-Йорке, Палм-Бич, Атланте, Лос-Анджелесе, Чикаго, в любом городе, где женщин в избытке. Может быть, даже в Лондоне, в Париже, в Риме!

В субботу утром я купил блокнот и начал делать заметки. Изливая на его страницах идеи об организации и содержании роскошного кошатника, я наконец без особого энтузиазма подошел к финансовым проблемам.

По моим расчетам, мы с Мартой должны были завершить год примерно с четвертью миллиона наличными. Если уговорить, скажем, тысячу клиенток выложить в качестве членского взноса по пятьсот долларов, или пятьсот клиенток – по тысяче, получится еще полмиллиона. Я знал, что это лишь малая часть капитала, необходимого для создания подобного частного клуба, и с грустью понял, что без внешнего финансирования «Питер-Плейс» не состоится.

В воскресенье около полудня я позвонил Марте Тумбли, которая только что вернулась из Вирджинии. Она разговаривала с Люком Футтером и ввела меня в курс дел.

Уолкотт Сэндз освобожден под залог в десять тысяч долларов. Конечно, он сообщил о нас полиции. Посланные на расследование детективы обнаружили запертую пустую квартиру. Привратник Макс – благослови его Господь! – заверил их, что у нас законно действующая школа. Вот так.

Футтер считает, что можно открываться во вторник, не опасаясь нежелательного поворота событий. Я сообщил Марте, что время провел великолепно, собираюсь немедленно вернуться и кое-что с ней обсудить.

Я заказал на понедельник билет первого класса на дневной рейс из Палм-Бич и направился к океану поплавать и погулять в последний раз.

Около пяти я пошел в коктейль-бар, думая пригласить Пат на ужин в свой последний вечер во Флориде. Бородач за стойкой сказал, что по воскресеньям она не работает, но оставила записку «для Питера».

В записке корявым детским почерком было нацарапано одно слово – «Пат» и номер телефона.

И я позвонил ей из автомата в мужском туалете рядом с писсуарами и висящими на стене автоматами, выдававшими радужные французские презервативы.

Ответивший мне мужской голос принадлежал безусловно пьяному человеку.

– Пат дома? – спросил я.

– А кто говорит? – спросил он.

– Меня зовут Питер. Пат дома?

– А кто такой… – начал было он, но тут я услышал удар, похожий на затрещину, детский визг и плач.

– Алло? – тяжело дыша, сказала Пат.

– Это Питер. Я…

– О, Питер, – прокричала она, – папа пьян, мама больна, я готовлю ужин для банды диких индейцев, и просто хоть на стену лезь!

– Пат, очень жаль. Я надеялся пообедать вместе, но…

– Слушай, милый, – заговорила она таинственным шепотом, – я сейчас уйти не могу, ты понимаешь, можно к тебе заскочить где-нибудь в восемь – полдевятого?

– Конечно, – неуверенно сказал я. – Отлично.

На самом деле я имел в виду только обед – ничего больше.

– Ты пока пойди поешь, – быстро сказала она. – Привет.

И повесила трубку.

Выходя из сортира, я купил два пакета радужных французских презервативов для Марты и Никки.

Снова приехав в «Краб-Палас», я съел соте из крабов с диким рисом и салат из помидоров с луком, запив графином домашнего вина.

Потом вернулся в мотель, уселся в шезлонг и смотрел на восходящую луну, потягивая «Танкре» со льдом.

Чуть позже девяти вихрем влетела Пат, растрепанная, в грязных шортах и майке, с перекошенной физиономией.

– Что за трахнутая семейка! – разъяренно вскричала она.

– Эй, – крикнул я, – успокойся.

– Налей-ка мне выпить, – на ходу попросила она. – Пожалуйста. Все равно что.

Я смешал хорошую порцию джина с тоником. Она проглотила залпом и перевела дух.

– Черт, черт, черт! – воскликнула Пат. – Извини за такие выражения, Питер. От меня несет как от козла. Можно душ принять?

– Давай, – сказал я.

Через пятнадцать минут она вышла из ванной, мокрая, молочно-розовая, вытирая волосы полотенцем.

– Чистое, сухое полотенце, – счастливо заметила Пат. – Боже, какое блаженство. Мама всю неделю не могла постирать, а папа никакой не помощник.

Я смотрел, как она вытирается. Тело ее привлекало меня, но в этом увлечении не было ничего сексуального. Не могу объяснить почему. Я налил себе джина с тоником и приготовил ей новую порцию.

– Ой, – сказала она. – Теперь я снова человек. Ты просто кукленок, спасибо, что так меня принял.

Она уронила мокрое полотенце на пол, села, скрестив ноги, на одну из кроватей и стала собирать волосы в конский хвост.

– Откуда ты, Питер?

– Из Нью-Йорка.

– Так я и знала. Когда уезжаешь?

– Завтра утром.

Она посмотрела на меня, подняв руки, чтоб заколоть длиннющие, выгоревшие на солнце волосы. И сказала:

– Возьми меня с собой.

Я медленно покачал головой.

– Ты женат?

– Нет, но у меня есть подруга, боюсь, она не поймет. Да и ты через год собираешься замуж – забыла?

– А знаешь, что со мной будет? – спросила она. – За пять лет я рожу пятерых, стану толстой и хворой, как мама. Мой муж будет пить, как папа, груди мои отвиснут до колен, волосы поредеют, и я никогда нигде не смогу побывать.

Что я мог ответить? Она была права.

– Ну и черт с ним, – сказала она, радостно улыбаясь. – Все это завтра, а сегодня – сегодня.

Она широко раскрыла объятия и попросила:

– Поучи меня еще, Питер.

Честно говоря, мне совсем не хотелось, но я чувствовал себя в долгу перед ней.

На следующее утро я улетел в Нью-Йорк, полный новых планов.