Текст книги "Торговцы плотью"

Автор книги: Лоуренс Сандерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

Глава 64

Просмотрев законы, имеющие отношение к организации частных школ в штате Нью-Йорк, Оскар Готвольд посоветовал нам подумать об акционерном обществе. Потом предложил открыть чековый счет «Театральной академии Питера», оплачивая с него все официальные расходы – телефон, электричество, аренду и так далее. Он предупредительно сообщил, что для организации бухгалтерского дела мы можем воспользоваться услугами двоюродного брата его жены, молодого дипломированного бухгалтера-ревизора.

– Вам, конечно, не хочется терпеть убытки, – продолжал юрист. – Но сжульничать с накладными расходами очень легко. Важно иметь бумагу, которую можно предъявить на будущий год налоговой инспекции. У нас полно времени, чтоб продумать фиктивные операции.

Готвольд предостерег нас с Мартой от получения ежемесячного заработка чеком «академии», объяснив, что ее декларированные доходы не смогут оправдать огромную зарплату. Вместо этого можно получать объявленное жалованье раз в неделю чеками по сто долларов, и с них выплачивать подоходный налог. Двоюродный брат его жены подсчитает, сколько нам надо вносить в банк каждый месяц для покрытия официальных расходов.

Так мы открыли текущий счет «Театральной академии Питера». Одновременно был начат прием «наличных» чеков от постоянных клиенток.

Другое новшество, предложенное поначалу в шутку, оказалось столь прибыльным, что мы ввели его в практику.

Когда важная клиентка заказывала для подружки «сцену» в подарок на день рождения, я для забавы предложил выпускать стодолларовые подарочные сертификаты.

Идея понравилась, и мы сделали заказ на изготовление на фальшивом пергаменте свидетельств, дающих право получить один урок в «Театральной академии Питера». Сертификаты имели бешеный успех, так что пришлось печатать второй тираж. «Следующим шагом станут кредитные карточки», – сказала Марта.

Создание «академии» привело к одному нежелательному последствию: несколько юнцов явились узнать о расписании, преподаваемых предметах и плате за обучение.

Большинство из них Марта отшила, объяснив, что мы принимаем только людей с пятилетним профессиональным стажем. С тех, кого это не останавливало, она запрашивала сто долларов в час – достаточно, чтобы обескуражить самых назойливых потенциальных гениев.

Тем временем бизнес набирал силу, и в первую неделю февраля все три наши спальни не пустовали ни минуты. Мы собирались превратить в рабочее место кабинет, но решили отложить это дело, пока не накопим денег.

Глава 65

Я обсудил финансовые нововведения с Николь Редберн, которая была страшной скрягой и с чрезвычайной ловкостью решала уникальные проблемы нашего бизнеса.

– Это индустрия услуг, – толковала она мне. – А когда обслуживаешь клиентов, всегда сталкиваешься с трудностями.

Обычно она, предварительно позвонив, забегала к нам несколько раз в неделю, поздно утром или вечером после свидания.

Время от времени мы с ней обедали вместе в нашей квартире, когда уходила последняя клиентка и последний жеребец. Она всегда ела одно и то же: бифштекс с бутылкой вина и пирожные.

Оставаясь ночевать, она делила со мной большую постель в главной спальне. Объявленный ею закон – «никакого секса» – оставался нерушимым. Чем ближе мы становились, тем меньше это для нас значило.

Я уже лежал, читая «Вэрайети», когда обнаженная Николь вышла из ванной, только что из-под душа с полотенцем на голове. Я видел, как она встала перед большим, во весь рост, зеркалом и стала внимательно разглядывать себя.

– По-моему, неплохо, – крикнул я через комнату.

– Как страшно состариться, – сказала она, глядя на свое отражение. – Ты когда-нибудь думаешь об этом?

– Не больше двадцати четырех часов в сутки.

Я рассказал ей об отвергнутых пробах, когда продюсеры и режиссеры искали «кого-нибудь помоложе», и о том, что на Бродвей каждый год вливаются новые толпы красивых, талантливых юношей.

– У нас то же самое, – задумчиво произнесла Никки.

Она уселась на кровати, скрестив ноги, и стала мазать ногти ярко-красным лаком.

– С каждым годом на улицах все больше молодых охотниц. Ты же читаешь газеты. Им по четырнадцать – пятнадцать лет. А то и меньше. Это опасные конкурентки.

– Надо быть полным идиотом, чтоб связаться с четырнадцатилетней.

– Дело в том, – пояснила она, – что, соответственно накрашенные и одетые, они выглядят совершеннолетними. Перед тобой просто хорошенькая, гладенькая цыпочка. Ну, мужик и пользуется. Какие там у петуха моральные принципы…

– Но ты в потрясающей форме, – заверил я ее.

– Конечно, но я уже не девочка. Поэтому и рассчитываю только на десять лет.

Я смотрел, как она трудится над ногтями, сосредоточенно, сжав губы, твердо держа кисточку.

– У меня был парень, который любил делать мне маникюр, – вспомнила она. – А сейчас он уехал.

– Никки, тебе не противно? Я имею в виду то, чем ты занимаешься?

– Нисколько, – сказала она. – Может быть, потому, что и мать моя занималась тем же. Она старалась держать меня подальше, но я понимала, что происходит. Всего, два года назад я вела честную жизнь. Но отказалась от нее совершенно сознательно.

Меня восхищала ее твердость. Она шла своей дорогой так же уверенно, как Дженни Толливер – своей.

– Сначала было трудно, – подтвердила она. – Я знала многих девушек, ставших алкоголичками или наркоманками. Некоторые покончили с собой. Чтобы держать себя в руках, нужна строжайшая самодисциплина.

– Верю, – сказал я. – Кругом одни извращенцы…

– Это не самое страшное. Самое страшное – начать, решиться продать, сдать внаем свое тело. Свихнуться можно.

– Но ты ведь решилась.

– Решилась. Мозги у меня неплохие, и я подошла к делу логически. Я даже составила перечень его достоинств и недостатков.

Она покончила с ногтями, плотно закрутила бутылочку с лаком, поставила ее на место. Легла на спину, поболтала ногой.

– Достоинства, – продолжала она, – это большие деньги, независимость, никакого расписания с-девяти-до-пяти, ощущение собственной силы, о котором я сейчас не хочу говорить. Недостатки: столкновение с законом, вероятность заполучить клиента, который окажется убийцей, и мысли о том, что будет, когда я состарюсь и поседею. В конце концов я решилась и никогда не жалела об этом. Подвинься, освободи местечко.

Она вытянулась рядом, сбросила полотенце, и я ощутил на губах пряди ее длинных черных волос. От нее исходил запах мыла и собственный, присущий ее телу, непонятный аромат. Гладкое бедро легко касалось моей ноги.

– Никки, на многих жеребцов мы вышли через моего бывшего театрального агента. Конечно, за плату, и мне хорошо известно, как он нуждается в деньгах. Только поэтому он согласился. Но его это гложет. Его мучит моральная сторона дела. Тебя никогда не терзала совесть?

– Никогда, – твердо сказала она. – Какая, к черту, мораль? Ее просто не существует. Я изучала историю и знаю, что многие знаменитые государственные деятели, художники, философы имели рабов. Тогда это вовсе не считалось позорным. Бывали времена, когда шлюхам оказывали почести и уважение. Солдаты пили кровь врагов, короли женились на собственных сестрах, а гаремы существуют до сих пор. Так что же такое мораль? Стыд, грех, вина – все это слова чужого, незнакомого мне языка.

– Но ты живешь в обществе, где эти слова имеют вполне определенный смысл, – возразил я.

– Ты уверен? Мораль как мода – каждый год новый стиль. И сегодня многие считают ее излишеством в обществе, где правят деньги и власть. Добродетель – это роскошь, которую могут позволить себе только нищие.

Я рассмеялся:

– Ты настоящий циник!

– Нет, просто трезво смотрю на вещи. Может, лет пятьдесят назад меня сожгли бы на костре. Но живу я здесь и сейчас. Давай спать.

Я выключил лампу в изголовье и улегся на бок, повернувшись к ней спиной. Она подвинулась поближе, крепко и нежно прижалась ко мне.

– Питер, – сказала она в темноте, – не поверишь, но ты первый мужчина, с которым я сплю. Именно сплю. Всю ночь.

– Ну и как?

– Хорошо, – ответила она. – Уютно.

Глава 66

День выдался замечательный – двадцать девять «сцен» и никаких проблем. Были два «дубля», так что дневной доход составил три тысячи триста долларов.

К одиннадцати вечера квартира очистилась. Я сидел в кабинете, распределяя полученную за день сумму. В дверь постучали. Заглянул Уолкотт Сэндз. Он только что обслужил последнюю клиентку.

– Привет, Сэнди, – сказал я, – заходи.

Жеребец, как всегда, был одет в стиле английского сельского джентльмена: светло-коричневые габардиновые слаксы, плотная куртка для верховой езды с кожаными заплатками на локтях, фуляровый платок на шее, мокасины из дубленой кожи.

– Тебе бы еще ружье прихватить, – заметил я. – Знаешь, для куропаток.

– Согласен. Найдется минутка, Питер?

– Конечно. Ты ведь пьешь скотч, верно? У меня тут «Шива».

– Пальца на два, пожалуйста.

Я пошел к буфету и налил две рюмочки, поднял свою.

– За наши успехи, – произнес я. – Дай Бог, не последние.

– Присоединяюсь, – ответил Сэндз.

Он выпил и плюхнулся в широкое кресло у стола. – День просто необыкновенный, – сообщил я. – Все в полном порядке. Все счастливы.

– Угу, – буркнул он, – получая по сотне за раз, ты должен чувствовать себя отлично.

– Не жалуюсь, – сказал я, начиная испытывать неопределенное беспокойство. – Однако у нас большие расходы.

– Ну да. Но тысяч пятнадцать в неделю остается?

– Когда как, – осторожно вильнул я. – Да и тебе не так уж плохо. Двести в неделю плюс премия за четырехчасовые сеансы.

Уолкотт Сэндз уставился в потолок.

– Я и не говорю. Дело выгодное, согласен. Но я решил слинять, Питер. Я знаю, ты уже составил график на следующую неделю, так что свое отработаю.

– Боже, – удивился я, крутнувшись в кресле, – вот это новость! В чем дело, Сэнди?

– Ну… – сказал жеребец, отводя глаза, – я встретил одну женщину, не клиентку, она не знает, чем я занимаюсь. Богатая леди, вдова. Хочет выйти за меня замуж. Это серьезно, Питер, глупо упускать такой случай.

– Ты все обдумал? Может быть, деньги хорошие, но разве тебе хватит одной женщины?

Теперь Уолкотт Сэндз смотрел мне прямо в глаза, и я знал, что он врет.

– Кто говорит об одной женщине? – спросил он. – Но жене я буду платить натурой, а то, о чем она знать не будет, никак ей не повредит.

– Если так, зачем бросать работу?

Сэндз покачал головой.

– Большой риск. Вдруг у нее есть друзья, которые здесь бывают? Господи, она и сама может заглянуть. Нет, Питер, я лучше завяжу.

– Ты точно решил?

– Абсолютно.

– Тогда остается только пожелать тебе счастья. Нам жалко терять тебя, дружище.

Мы задумчиво допили спиртное.

– Спасибо за все, что ты для меня сделал, Питер. Без этого я бы не протянул.

Я пожал плечами.

– Ты хорошо работал. Надеюсь, что все у тебя будет в порядке.

– Уверен, что будет, – улыбаясь, ответил Сэндз.

Глава 67

Двоюродного брата жены Оскара Готвольда, «молодого дипломированного бухгалтера-ревизора», звали Игнацием Самуэльсоном, но он разрешил нам называть его Игги.

Он был похож на борзого кобеля, тонкокостного и порывистого. На впалых щеках синела щетина. Длинные руки все время в движении: на что-то указывают, машут, рубят. Держит в зубах фарфоровую сигарету, затягивается, выпускает мнимый дым, стряхивает искусно нарисованный пепел. Даже фальшиво покашливает.

Он просмотрел наши текущие счета, указал, что оплачивать чеками «Театральной академии Питера», а что – наличными.

– Вся штука в том, чтоб свести количество бумаг к минимуму, – растолковывал он нам свои принципы. – Теперь что касается текущих доходов. Вы рассчитываете до конца года получать столько же, сколько за первые два месяца?

– Надеемся, – самоуверенно заявила Марта.

Игги выхватил из кармана небольшой калькулятор.

– Сумма, о которой вы говорите, – выпалил он, – это минимум три четверти миллиона. И максимум – миллион. Вычтем жалованье, накладные расходы, то да се, и каждому из вас в конце года придется по сотне грандов чистыми.

– Смеетесь! – удивилась Марта. – По сто тысяч каждому?

– Может, и больше, – заверил бухгалтер. – И что вы с ними собираетесь делать?

– Тратить, – сказал я.

– На что? – спросил Игги. – Вы зарабатываете на девяносто пять тысяч больше, чем декларируете. Покупаете недвижимость или «роллс-корниш», приходит налоговый инспектор и говорит: «Минуточку!» Если ваш образ жизни выходит за рамки объявленного дохода, вы попали в переплет.

– Черт, – воскликнула Марта. – Ну так что делать? Складывать деньги под матрас?

Дипломированный специалист принялся объяснять возможные пути и способы решения проблемы. Знакомый и дружески расположенный к нему биржевой брокер может помочь с инвестициями. Можно пустить деньги в дело: ссудить ресторатору, театральному продюсеру, любому бизнесмену, которому требуются наличные и который согласится не разглашать тайну нашего вклада.

– Это легко устроить, – продолжал Игги. – Сейчас проблем с вашими наличными нет. А в июле будут. Так что в данный момент я советую делать именно то, что вы собирались: тратить, тратить и тратить. Но не на крупные вещи. Одежда, драгоценности, путешествия – пожалуйста. Все, за что можно платить наличными, и никто не спросит, откуда они у вас. Хотите, чтоб я приходил каждый месяц?

Мы согласно кивнули.

– О’кей, – сказал он. – И каждый раз получать гранд. – Бухгалтер по-волчьи оскалился. – Заодно подсократим баланс.

Когда Игги ушел, мы сели в кабинете и посмотрели, друг на друга.

– Марта, – сказал я, – мы вступаем в большой бизнес.

– Боишься? – спросила она.

– Немножко. Все происходит слишком быстро.

– Брось, малыш. Не такое уж это крупное дело. Господи, Никки одна проворачивает пятьдесят тысяч в год.

– Что будет дальше? – полюбопытствовал я. – Мы почти вышли на предельный уровень. Три спальни заняты по двенадцать часов в день. Больше мы не потянем.

– Сосредоточимся на мальчиках по вызову, – сказала она. – Расширим этот филиал.

И мы стали обсуждать, как повысить доходы от службы сопровождения. Ни ей, ни мне не пришло в голову, что лучше остановиться на достигнутом.

Глава 68

Когда я переехал в «Делакруа», моя светская жизнь рассыпалась в прах. Но в конце февраля дела пошли гладко, и я пригласил Артура Эндерса в апартаменты на обед.

Он явился точно в условленное время, ахая и моргая, с бутылкой шампанского местного розлива. У меня не хватило духу сказать, что в кухонном погребке стоит ящик марочного «Круга».

Размеры гостиной, грандиозная терраса, три роскошные спальни произвели на потенциального драматурга надлежащее впечатление. Но подлинное его восхищение вызвал кабинет с ореховыми панелями.

– Ей-богу, – сказал он, – хотел бы я иметь такую квартиру! Ты далеко ушел, Питер.

– Ага, – засмеялся я, – на другой конец Парка. Давай закусим и выпьем.

Мы ели отборное мясо с печеной картошкой и китайской капустой. Перед обедом выпили негрони, [14]14
  Негрони – крепкий спиртной напиток, включающий различные травяные настойки.


[Закрыть]за обедом – «Марго» 1978 года, а после обеда потягивали ананасовый «Куантро».

– Помнишь, у «Блотто»? – спросил Эндерс. – Спагетти и фрикадельки?

– Стараюсь не вспоминать, – ответил я. – Пошли в кабинет. Там выпьем твое шампанское, ладно?

Мы уселись в кресла, водрузив ноги на мой стол.

– И долго привыкают к такой жизни? – поинтересовался Артур.

– Около двух минут, – сказал я. – Хочешь взяться за работу?

Эндерс отрицательно покачал головой.

– Но все равно, спасибо.

– Ну, как знаешь. Деньги тут легкие, Артур. Расскажи, как твоя пьеса?

– Черт побери, с ней столько хлопот! Пишу седьмой вариант. Я встретил парня, который ведет мастерскую в Виллидже. Он связан с одним скромным театриком. Обещал взглянуть, когда закончу. У них бывают неофициальные читки, тогда автор может послушать, как она звучит, сделать поправки…

– Я знаю, как это делается, – суховато заметил я. – А деньги у этого парня есть?

– Да нет, откуда? Жалкие гроши. Но есть шанс, что пьесу прочитают. Черт с ними, с деньгами!

Я укоризненно покачал головой:

– Как это не по-американски!

– Пожалуй, – согласился Эндерс. – Я просто хотел сказать, что для меня они не имеют значения.

Он потянулся за бутылкой и, наливая бокалы, заморгал:

– Кстати, я должен сделать одно признание.

– Давай исповедуйся, – легкомысленно сказал я, ничего не подозревая.

– Я видел Дженни Толливер. Столкнулся с ней как-то вечером на Коламбус-авеню и предложил пойти к «Блотто» выпить пивка. Честно, Питер, так и было. Я хочу сказать, что не собирался специально приглашать ее, честное слово.

– Верю, – бросил я, напрягшись, но не показывая виду.

– Она мне сказала, что вы расстались. Правда?

– Да.

– Ну, мы еще пару раз повидались. Надеюсь, ты не сердишься?

– Почему я должен сердиться? Дженни имеет полное право встречаться со всеми, с кем хочет.

Эндерс взглянул на меня.

– Она ведь узнала, чем ты занимаешься, правда?

– Да.

– Она не сказала, но я догадался. Я признался, что какое-то время тоже участвовал в этом. Она считает, что раз я от вас ушел, все в порядке. Питер, она замечательная женщина.

– Я знаю.

– А какая красавица! Никогда такой не встречал. Я просто горжусь, когда нас видят вместе.

– Я знаю.

– И умница. Она действительно размышляет о разных вещах, и у нее такие оригинальные идеи! Она ужасно…

– Ты допивай шампанское, Артур, – сказал я. – Пожалуй, мне лучше перейти на коньяк.

Глава 69

Мы получали хорошие деньги, не отрицаю, но не только они привлекали меня к нашему бизнесу. Он был сродни театру. Он удовлетворял мою страсть к драматическому искусству.

И нарушение закона – оно тоже разжигало и волновало. А партнеры! Марта Тумбли, Люк Футтер, Никки Редберн, Оскар Готвольд, Сол Хоффхаймер – какие типажи. А жеребцы и клиентки.

И пышная декорация – апартаменты.

Но самое замечательное, конечно, заключалось в отсутствии пьесы. Полная импровизация. Я на лету приспосабливал свою роль к изменяющимся обстоятельствам. Тут нужен был быстрый ум и сотни масок. Однако иногда на первом плане оказывались статисты.

Было поздно, Марта уже ушла, и я сидел в приемной за столиком. Должна была прийти еще одна клиентка: женщина по имени Берта, рекомендованная нашим постоянным заказчиком.

Выделенный жеребец ждал в Зеленой комнате – латыш-акробат с таким сочетанием согласных в имени, что мы называли его просто Майк. Я знал, что он уйдет с началом карнавального сезона, а пока получает по паре банкнот в неделю от верных ему клиенток, которые уходят после «сцены» с вытаращенными глазами.

Звякнул интерком, властный женский голос объявил: «Это Берта», – и я нажал кнопку вызова лифта. Когда открылась дверь фойе, я увидел не одну, а двух дам, и поднялся им навстречу.

На них были несколько старомодные норковые шубки, слишком длинные и слишком широкие. Обе высокого роста, но та, что постарше, оказалась широкой в плечах и в бедрах: грузная женщина с тяжелым бульдожьим лицом.

Командирша носила шляпку от «Минни Перл». Женщина помоложе была без шляпы, мышиного цвета волосы собраны в тугой пучок – если б его распустить, они оказались бы длинными. На мой взгляд, ей было около тридцати. Приятное бледное лицо. Очки с толстыми стеклами.

– Добрый вечер, леди, – сказал я. – Меня зовут Питер. Вы вместе? Кто из вас Берта?

– Я Берта, – громко объявила мегера. – Я сделала заказ. Но не для себя. Для моей дочери. Это Энни. Не горбись, Энни.

– Хорошо, мама, – сказала дочка, не в силах поднять на меня глаза.

– Берта, а вы подождете свою дочь? – как ни в чем не бывало поинтересовался я, словно мы ежедневно принимали родителей с детьми.

– Конечно, – отрезала она. – Иди с ним, Энни.

– Хорошо, мама, – слабым голосом ответила дочь.

Я повел Энни в Зеленую комнату. Она плелась за мной, словно на эшафот. Вернувшись в фойе, я увидел, что Берта сидит за столом, сбросив шубу, под которой обнаружилось нечто страшное в коричневых тонах.

– Не хотите ли выпить бокал вина? – вежливо спросил я.

– Я не пью спиртного, – объявила она.

Я понимающе кивнул.

– И не курю.

За это я мысленно снял перед ней шляпу, но ничего не сказал, потом напомнил:

– С вас сто долларов, будьте добры.

Она вытащила две новенькие бумажки по пятьдесят, помяла их, удостоверившись, что не прилипла третья.

– Сколько это продлится? – спросила она.

– Заказ сделан на час, – сообщил я с предельной любезностью.

Она издала звук, похожий на «пфу».

– Глупая девчонка. Индивидуальности столько же, сколько у головастика. И совершенно неопытна, если вам ясно, что я имею в виду.

Она испытующе поглядела на меня, а я только кивнул.

– Надеюсь, ваш человек знает, что делает.

– Все наши сотрудники имеют высокую квалификацию, мэм, – заверил я ее.

– Я уже все перепробовала. Ребенок такой пугливый, такой замкнутый. Я устраивала ей встречи с чудесными молодыми людьми из лучших семей, но никто не перезванивал дважды. И стоит ли их упрекать?

Я не ответил. Я твердо знал, на чьей стороне.

– Я хочу, чтоб она кое-что узнала о жизни, – продолжала Берта. – Сидит целыми днями дома с книжками. Портит глаза и фигуру. Ей всего двадцать пять, а выглядит лет на десять старше. Она не способна поговорить ни со мной, ни с мужчинами, ни с кем. Иногда мне кажется, что девочка просто слабоумная. Что ей нечего сказать.

Я подумал: была ли у бедной Энни такая возможность?

– Она кажется такой заторможенной, – почти сердито толковала мать. – Я водила ее к десятку докторов, но все сказали, что никаких психических отклонений нет. Последний прописал длительные прогулки, физические занятия на свежем воздухе, но когда мне однажды удалось выпихнуть ее из дома, я через два часа увидела ее на скамейке с книжкой. Как вам это понравится! Надеюсь, нынешний эксперимент прочистит ей мозги. Она такая мямля!

Берта все говорила и говорила без умолку, и я понял: Энни выводит мать из себя молчаливым повиновением ее приказам, никогда не выражая собственных желаний, и снова погружается в мир книг. «Возможно, – подумал я, – чтоб сохранить рассудок».

Несомненно, этот час оказался одним из самых долгих в моей жизни. Я все еще слушал ворчание старой карги, когда наконец послышался смех и стукнула дверь Зеленой комнаты.

В накинутой на плечи шубке в фойе вплыла Энни, выпрямив спину, закинув голову. Очков на ней не было, а волосы рассыпались по плечам.

– Энни! – взвыла ее мать. – Что с твоими волосами? И где твои очки?

– Мама, – сказала Энни, сияя от счастья, – идите к черту!