Текст книги "Маска Черного Тюльпана"
Автор книги: Лорен Уиллиг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)
– Мисс Пенелопа Деверо.
Пен изобразила намек на реверанс. Лорнет на мгновение задержался на изящной лепки лице Пенелопы и пламенеющих волосах, а затем продолжил свое неумолимое движение.
– И леди Генриетта Селвик.
– Ах, сестра нашего благородного авантюриста. – В устах лорда Вона слово «благородного» прозвучало скорее как оскорбление, чем похвала. – Его слава достигла даже самых отдаленных уголков континента.
– Видимо, там не о чем больше говорить, – едко заметила Генриетта, выпрямляясь после реверанса. – В таких отдаленных уголках.
Впервые лорд Вон посмотрел ей прямо в лицо, в глазах его под тяжелыми веками мелькнула искорка интереса. Он выпустил лорнет, повисший на шнурке, и приблизился на шаг.
– Не подскажете ли вы им более интересные темы, леди Генриетта? – вкрадчиво спросил он тоном, призванным быстрее забиться сердце дамы, а ее щеки – вспыхнуть.
Пульс Генриетты участился – от раздражения. Выросшая в компании двух повес, а именно Ричарда и Майлза, она не так-то легко краснела.
– Изучение древней литературы всегда того стоит, – с притворной скромностью предложила она.
Лорнет Вона нацелился на вырез платья Генриетты.
– Лично я предпочитаю натуральную философию.
– Да, я это вижу. – Повинуясь внутреннему импульсу, Генриетта сказала: – Могу судить, всего лишь посмотрев на прелестных змеек на вашем жилете, милорд.
Лорд Вон поднял бровь.
– Прелестных?
– Мм… да. – Ох уж это внутреннее побуждение. Всегда оно заводит ее куда-то не туда. Генриетта поискала подходящий ответ. – Они так… изящно извиваются.
– Возможно, вам больше нравятся жилеты с цветочным узором? – непринужденно спросил лорд.
Генриетта покачала головой. Раз уж она ввязалась в столь нелепый разговор, решила девушка, вполне можно его и продолжить.
– Нет, они слишком скучны. Что нужно жилету – так это какое-нибудь милое мифическое существо. Мне особенно нравятся грифоны.
– Как необычно. – Лорд Вон смотрел на нее с легкой насмешкой, словно пытаясь определить, то ли она чрезвычайно умна, то ли принадлежит к числу забавных диковинок вроде попугая, декламирующего Донна[13]13
Джон Донн (1572–1631) – английский поэт и проповедник.
[Закрыть]. – А как вы относитесь к драконам?
Генриетта выразительно посмотрела на вдовствующую герцогиню Доувдейлскую.
– Некоторых я просто обожаю.
– Если ваше обожание распространяется и на восточные разновидности, то у меня есть скромная коллекция китайских драконов. Уверен, они отличаются от всего, что вы видели.
– Признаюсь, мои познания в драконах ограниченны, милорд, – осторожно проговорила Генриетта. Поверх плеча лорда Вона она увидела свою мать, решительно направлявшуюся к ним с необычайно раздраженным видом. – Нечасто их встречаешь. Они почти так же неуловимы, как единороги.
– Или Розовая Гвоздика? – легко подхватил лорд Вон. – Через два дня я даю у себя бал-маскарад. Если вы почтите его своим присутствием, я буду более чем рад познакомить вас с моими драконами.
– Надеюсь, у них нет привычки поедать нежных юных девушек, – язвительно заметила Генриетта, желая вернуть разговор в общее и ни к чему не обязывающее русло и прочь от предполагаемого посещения маскарада лорда Вона. – Я слышала, драконы имеют такое обыкновение.
– Моя дорогая юная леди, – длинные пальцы лорда Вона поглаживали змеиную голову-набалдашник, – могу со всей ответственностью заверить вас, что…
– Здравствуйте! – грубо ворвался в разговор Майлз. – Надеюсь, я не помешал. Генриетта, вот твой лимонад.
– Спасибо. – Генриетта встретила Майлза с некоторым облегчением и с сомнением уставилась в бокал, в котором оставалось на полдюйма желтой жидкости. Остальное, если судить по липким стенкам бокала, расплескалось, пока Майлз энергично добирался к ним от стола с закусками. – Лорд Вон, вы знакомы с мистером Доррингтоном?
– Вон, ты сказала? – Майлз почему-то насторожился, а потом расплылся в широкой улыбке. – Вон, старина! – Майлз хлопнул лорда Вона по спине. – Партию в карты?
Генриетта не знала, что Майлз был знаком с лордом Воном. Явно и лорд Вон, который взирал на Майлза как на непонятное липкое насекомое, выползшее из миндального ликера.
– Карты, – осторожно повторил он.
– Отлично! – воскликнул Майлз. – Ничто не сравнится с хорошей партией в карты, а, Вон? Расскажешь о своих путешествиях по континенту…
Подхватив графа под руку, он повел его в направлении карточного салона, миновав по пути леди Аппингтон.
– Молодец Майлз, – одобрила леди Аппингтон. – Твой отец поступил бы так же.
– Молодец? – недоверчиво повторила Генриетта. – Да он просто похитил этого человека.
– Он сделал то, что должен был сделать. Лорд Вон, – объявила леди Аппингтон своим лучшим тоном «я-твоя-мама-и-поэтому-лучше-знаю», – повеса.
– А разве Майлз – нет? – возразила Генриетта, припомнив несколько историй, которые ей не полагалось слышать.
Леди Аппингтон с нежностью улыбнулась дочери.
– Нет, дорогая. Майлз – милый притворный повеса. Лорд Вон, – неодобрительно добавила она, – настоящий.
– Он же граф, – поддела Генриетта.
– Дорогая, если я когда-нибудь превращусь в подобную многим мамашу – любительницу титулов, разрешаю тебе сбежать с первым проходимцем. При условии, что он будет добрым проходимцем, – поправилась, подумав, леди Аппингтон. – Я, конечно же, не против твоего брака с графом, но гораздо важнее, чтобы ты нашла…
– Знаю, – перебила Генриетта, умело подражая голосу утомленного младшего ребенка, – человека, который меня полюбит.
– А кто говорит про любовь? – удивилась леди Аппингтон, сама редкая обладательница одного из немногих в высшем свете браков по любви, брака настолько до тошноты счастливого, что и спустя десятилетия он вызывал поднятые брови и завистливые взгляды. – Нет, дорогая, ты должна искать красивые ноги.
– Мама!
– Как ее легко шокировать, – пробормотала леди Аппингтон, прежде чем сказать серьезно: – Будь осторожна с Воном. Ходят разговоры…
Леди Аппингтон посмотрела в сторону карточного салона, и между изящными дугами ее бровей пролегла отчетливая морщинка.
– Разговоры? – напомнила Генриетта.
– Они не предназначены для твоих ушей.
– Ну да, а оценка ног джентльмена предназначена? – пробурчала девушка.
Леди Аппингтон поджала губы.
– Не знаю, за что я наказана такими дерзкими детьми. Ты ничуть не лучше своих братьев. Брата, – поправилась она, поскольку все знали, что Чарлз являл собой образец благовоспитанности. – Но на сей раз, Генриетта Анна Селвик, я хочу, чтобы вы выслушали меня не возражая.
– Но, мама…
– Майлз не всегда будет рядом, чтобы выручить тебя из неловкой ситуации.
Генриетта открыла рот, собираясь отпустить ехидное замечание насчет единственной цели в жизни Майлза. Леди Аппингтон заставила ее замолчать, подняв руку.
– Послушай совета твоей мудрой старой матери и держись подальше от лорда Вона. Он неподходящий поклонник. Ну а теперь разве ты не должна с кем-то танцевать?
– Брр, – ответила Генриетта.
Глава седьмая
Карты, партия в: битва умов с непробиваемым агентом министерства полиции.
См. также: Азартные игры.
Из личной шифровальной книги Розовой Гвоздики
– Что скажете, Вон? Еще партию?
Майлз, искушая, раскинул веером на столе колоду карт. Он все еще не до конца поверил своей удаче – столкнуться с лордом Воном в «Олмаке», кто бы мог подумать. Ясное дело, кто-то где-то сейчас милостиво взирает на его усилия. Если бы Вон не разговаривал с Генриеттой как раз в тот момент…
Он все равно в итоге выследил бы Вона. Просто это заняло бы больше времени. В течение дня Майлз разработал очень логичный план выслеживания Вона, который включал выяснение, членом каких клубов является этот человек, в какие часы обычно посещает их и где его можно легче всего подстеречь. А так получилось гораздо проще.
Единственная проблема – ни один из пробных вопросов Майлза не дал ни малейших результатов. Майлз невзначай посетовал, как трудно нынче найти хорошего лакея. Лорд Вон пожал плечами:
– Об этом для меня заботится мой управляющий.
Не «Черт побери, они всегда у меня умирают!». Не «Забавно, как раз сегодня утром один из моих лакеев отошел в мир иной». От невинного хозяина, чьего лакея недавно убили, можно было ожидать какой-то реакции – удивления, раздражения, огорчения. А этот – ни вздрогнул виновато, ни глаза не отвел, но Майлз счел отсутствие реакции таким же подозрительным, как и то, что Вон умолчал о происшествии.
Упоминания о благородных подвигах наших цветочных друзей, о трудностях передвижения по континенту в наше неспокойное время и о шокирующем росте преступности в столице (особенно убийств) за последние несколько недель также не вызвали ничего, кроме вежливого бормотания. Более того, единственная тема, к которой лорд Вон проявил хоть какой-то интерес, была семья Селвик. Лорд Вон задал о ней несколько вопросов. Майлз, играя роль скучающего молодого человека, завалил его не имеющими отношения к делу подробностями, как, например, цвет экипажа Ричарда и тот факт, что кухарка Селвиков печет исключительно вкусное имбирное печенье, но Вон хотел услышать, похоже, совсем другое.
Подозрительно, решил Майлз. В высшей степени подозрительно.
К несчастью, он ничем не мог подтвердить свои подозрения. «Олмак», увы, ничуть не подходил для слежки. Здесь не подавали крепких напитков, которыми можно было накачать лорда Вона до состояния разговорчивого опьянения, и ставки в карточном салоне были слишком низкие для достаточного проигрыша, чтобы Майлзу пришлось давать обещание отдать долг (и таким образом ловко обосновать необходимость визита в дом Вона). Пока Майлз потерял ровно два шиллинга и шесть пенсов. Нечего и надеяться убедить лорда Вона, будто у него нет наличных.
– Еще партию? – повторил Майлз.
– Думаю, нет. – Отодвинув стул, лорд Вон сухо добавил: – Мне придется воздержаться от этого удовольствия.
Не будь Майлз так уверен, что этот человек смертельно опасный французский шпион, он, пожалуй, пожалел бы его. Но поскольку человек этот, вполне возможно, являлся смертельно опасным французским шпионом, Майлз не испытывал ни малейших угрызений совести из-за своего донельзя раздражающего поведения, разыгрывая представление в духе Болвана Фитцхью, когда тот бывает особенно невыносим.
– О, вы едете в свой клуб? Я мог бы…
– Доброй ночи, Доррингтон.
Майлз подавил совершенно неуместное желание улыбнуться и постарался принять как можно более обиженный вид.
– Ну ладно, – сказал он, падая в кресло со скорбным, как он надеялся, видом. – В другой раз.
Дробно застучала, возвещая уход графа, трость. Майкл дождался, пока затихнет эхо, и, осторожно встав из-за стола, выглянул из дверей карточного салона. Вон кланяется леди Джерси, та грозит ему пальцем, и… лорд Вон покидает бальный зал.
Майлз последовал за ним на почтительном расстоянии и выглянул наружу, пока Вон садился в свой портшез, большой и такой же элегантный, как все у Вона. Стенки покрыты черным лаком и украшены серебром, блестевшим в свете факелов. Спереди и сзади стояли по два ливрейных носильщика.
Вполне вероятно, Вон просто едет домой, или в клуб (графу, отрицавшему это несколько минут назад, Майлз не поверил; сам он на месте Вона солгал бы, чтобы отвязаться от него), или в бордель, или в любое другое место, куда может отправиться вечером человек ради целей, ничего общего со шпионажем не имеющих.
А если нет?
Не помешает проследить за ним. На всякий случай.
Майлз поспешил к ряду наемных портшезов на противоположной стороне улицы. Дела у них шли хорошо, поскольку с наступлением темноты во многих районах Лондона небезопасно было ходить пешком, а улицы были слишком тесными даже для самых узких фаэтонов, не говоря уже об обычных экипажах. Поджидавшие клиентов носильщики перебрасывались отрывочными фразами – пересказывая самые кровавые моменты вчерашнего петушиного боя, насколько услышал Майлз.
Майлз не стал дослушивать, какой же из петухов победил, а подошел к самому крепкому на вид паланкину – потрепанной кабинке, некогда выкрашенной в белый цвет, а теперь посеревшей – и кашлянул, достаточно громко, чтобы вызвать бурю в Нортумберленде. Двое мужчин неохотно отделились от толпы любителей птичьих поединков и подошли к нему.
– Желаете прокатиться, сударь?
Портшез Вона заворачивал, покачиваясь, за угол. Через мгновение он скроется из глаз. Майлз торопливо залез в кабинку и, сложившись вдвое, разместился на маленьком сиденье.
– За тем портшезом!
– За дополнительную плату, если вы хотите, чтобы я бежал, – коротко проинформировал его передний носильщик.
Майлз сунул ему в руку полкроны.
– Вперед!
Носильщик указал пальцем на своего напарника.
– И моему товарищу.
– Если, – оборвал его Майлз, – вы доставите меня вовремя и незамеченным, я заплачу вам обоим вдвойне. А теперь – вперед!
Носильщики подняли портшез и двинулись в путь. Майлзу показалось, что через плечо носильщика он успел различить край паланкина Вона, когда тот огибал угол, но видно было плохо. Майлз наклонился в сторону, отчего портшез опасно накренился, а виконт заработал эпитет, вполголоса произнесенный задним носильщиком, которому пришлось покрепче перехватить шесты, чтобы кабинка не опрокинулась.
Сев ровно, Майлз сверлил взглядом лопатки носильщика. Не самый живописный вид.
Прикинув, что они отстают достаточно, чтобы люди Вона их не заметили, Майлз поднял крышу кабинки, крепившуюся на петлях, и посмотрел поверх головы носильщика. Паланкин Вона так далеко ушел вперед, что виднелся только свет фонаря провожатого, подскакивавший вверх-вниз перед портшезом Вона как блуждающий огонек на болоте.
Куда уж там Вон держал путь, но следовал он самым кружным из возможных маршрутов. Носильщики Майлза пробирались по узким улочкам, где дома словно пьяные наваливались друг на друга, мимо шумных таверн и тихих церквей, огибая крутые углы и пересекая оживленные улицы. Носильщики Вона по большей части предпочитали наименее оживленные переулки, боковые аллеи, где верх портшеза цеплялся за веревки с бельем, а людям приходилось замедлять ход, стараясь не поскользнуться на загаженной отбросами земле. Они замедляли шаг, но не останавливались и переходили почти на бег всякий раз, когда позволяла местность.
Майлз пытался обуздать нараставшее возбуждение. Вон мог просто стремиться на встречу с любовницей… но кто станет держать любовницу в здешней части города? Хотя улицы были незнакомы Майлзу, стрелка его внутреннего компаса оживленно вертелась, пока безошибочно не указала на юго-восток; они двигались – окольным путем – прочь от Мейфэра, прочь от Пиккадилли, к реке и более беспорядочным восточным кварталам. Направлялись они, ясное дело, не в городской особняк Вона на Беллистон-сквер.
На улице, вдоль которой стояли магазины с глухими ставнями на окнах и убогие таверны, портшез Вона начал замедлять движение. Носильщики послушно обогнули угол и остановились перед пивной с лениво поскрипывающей на ветру вывеской.
Майлз стукнул своего носильщика между лопаток.
– Остановись здесь!
Носильщик резко остановился перед самым поворотом. Майлз едва не повредил себе ребра, со всего маху наткнувшись на голову носильщика. Оглушенный, он выскочил из портшеза, сунул в руку носильщика несколько монет, даже не пересчитав их, и прижался к углу здания.
Майлз увидел, как Вон отмахнулся от помощи, предложенной одним из его носильщиков, и выбрался из портшеза. Майлз решил, что это Вон. Высадившийся был полностью завернут в широкий черный плащ. Только трость с набалдашником в виде головы змеи позволила соотнести призрачную фигуру с человеком, за которым последовал Майлз. Помедлив, чтобы о чем-то договориться с носильщиками – скорее всего о времени отправки в обратный путь, так как окрестности не располагали для пеших прогулок джентльменов, – Вон исчез в таверне.
Майлз всмотрелся в вывеску над дверью. Под герцогской короной была изображена пара сапог с тупыми носами, какие столетие назад носили галантные кавалеры. Майлз едва разобрал поблекшую надпись: «Колени герцога».
От всего заведения несло убожеством; ощущение упадка усиливалось опущенными ставнями и облезающей краской. Несмотря на захудалость, пивная казалась довольно популярной. Только что из дверей, покачиваясь и горланя песню, вышли трое мужчин, на улицу вырвался людской гомон – и стойкая вонь разлитого эля, – прежде чем расхлябанная дверь снова закрылась.
С запозданием сообразив, Майлз отстегнул от своих туфель украшенные драгоценными камнями пряжки и спрятал их в жилетный карман. В этих местах они сияли, как сигнальные огни, – если не для преследуемого им господина, то для грабителей всех мастей, которые с наступлением темноты только и ждали добычи в виде подвыпивших джентльменов. Было бы возможно, Майлз снял бы и белые шелковые чулки, и короткие брюки, но почему-то подумал, что привлечет больше внимания, гуляя с голым задом, чем одетый словно для аудиенции при дворе.
Чего ему не хватало, так это плаща, такого же широкого, полностью скрывающего фигуру, как тот, в который завернулся Вон. Черт! Держась в тени, Майлз клял себя, что не подумал об этом. Конечно, он не предполагал, что нынешним вечером ему придется разыгрывать из себя не только скучающий эскорт, но и отважного шпиона; знай он об этом, оделся бы соответственно. Не в черное – поскольку никто не облачается целиком в черное, кроме соглядатаев и священников, а Майлз не имел желания быть принятым за кого-то из них, – но в разнообразные неброские оттенки коричневого, которые позволили бы ему слиться с окружающей средой и сделаться в высшей степени неприметным.
К счастью, навстречу Майлзу шагал коричневый плащ как раз требуемого фасона. К несчастью, к нему прилагался очень крупный тип с перебитым носом и шрамами на лице, заявлявшими, что драки – его стихия. К нему льнуло существо женского пола в грязном полотняном платье в цветочек с отделкой из обтрепанного кружева – подержанный товар, что одежда, что женщина.
Майлз преградил парочке дорогу.
– Здравствуйте, – обворожительно улыбнулся он. – Я бы хотел приобрести ваш плащ.
– Мой плащ? – По виду мужчины можно было ожидать, что он скорее ударит, чем вступит в переговоры. – Зачем это вам понадобился мой плащ?
– Холодно, вам не кажется? – нашелся Майлз. Он потер руки и изобразил дрожь: – Брр!
– Да отдай ему, Фредди, – стала уговаривать проститутка, болтаясь на руке типа, как белка на ветке. – Я тебя согрею.
– Прекрасная мысль, – зааплодировал Майлз. – А теперь о цене…
Упоминание о деньгах произвело желаемый эффект. Майлз двинулся дальше, обеднев на несколько шиллингов, но зато став гордым обладателем вонючего куска шерсти – просторного, с капюшоном, коричневого цвета. Никогда больше он не выйдет из дому без плаща, поклялся виконт.
На размышления о пользе плащей времени не было. Он и так уже потерял слишком много времени. Как долго Вон находится в пивной? Завернувшись в плащ, Майлз поспешил к «Коленям герцога». Осторожно открыл покосившуюся дверь, держащуюся на самодельной петле. Судя по трещинам в дверной коробке, дверь не раз сносили с петель. Очаровательная в данном заведении клиентура.
Поплотнее завернувшись в плащ и скрыв тем самым предательские белые чулки и короткие брюки, Майлз сгорбился и опустил голову. Пивная была полна. Очаг у левой стены и оловянные настенные светильники изливали тусклый свет на посетителей. В углу шумная группа нечесаных мужчин в грубых рубахах играла в какую-то замысловатую игру с ножом, суть которой состояла, похоже, в том, чтобы не лишиться пальцев.
Майлз с уверенностью мог сказать, что Вона среди них не было.
В другом углу мужчины играли в кости, встряхивая кубики из помятой жестяной банки. Грудастая официантка ерзала на коленях красноносого хозяина заведения, хлопая его по рукам и с визгом протестуя, скорее для виду. Явно не Вон. Крутая лестница в углу вела наверх, в отдельные комнаты, предназначенные, как водится, для тайных свиданий любовного характера. Или изменнического.
Майлз направился к лестнице. Но в помещении оставался еще один угол. Поначалу взгляд виконта скользнул мимо, поскольку уголок этот полностью скрывался в тени, слишком удаленный от света очага. Свеча на стене догорела – или ее задули, дабы избавиться от любопытных взглядов.
За изгибом барной стойки, в самом дальнем правом углу, нашлось место всего для одного маленького столика, за которым сидели два человека.
Вон. Сомнений нет. Хотя капюшон закрывал лоб и бросал тень на глаза, нельзя было ошибиться насчет орлиного носа и изящных рук эстета, казавшихся чужеродным элементом на изрезанном деревянном столе. Руки праздного человека.
Майлз подобрался поближе, якобы желая купить в баре выпивку.
Собеседник Вона тоже был в плаще с капюшоном. Капюшоны, с иронией усмехнулся Майлз, как видно, популярны в этом сезоне. Вон сидел ближе к бару и чуть отвернувшись от основного зала, а незнакомец – в самом углу, образуемом двумя стенами. Второй мужчина находился лицом к Майлзу, и тот разглядел бы его, но недостаток света превратил облик этого человека в персонаж из романов, столь обожаемых Генриеттой: воплощенный ужас – капюшон, а под ним, там, где должно быть лицо, пустота. Драматическая чепуха, подумал Майлз, пододвигаясь ближе.
Чуть более густая тень может быть усами… Майлз наткнулся на угол барной стойки и подавил вскрик боли.
Майлз сел на высокий табурет, навалился на стойку, еще ниже опустил капюшон и весь обратился в слух.
– Это у вас при себе? – коротко спросил Вон.
– Какой прыткий! – Второй мужчина говорил с легким акцентом, со знакомой певучестью. Вполне возможно, француз; Майлз сидел слишком далеко, чтобы сказать наверняка, и хотя плащ чудесным образом скрывал его внешность, он обладал очень раздражающей особенностью приглушать звуки. – Может, выпьем, пока мы здесь?
– Чего изволите?
Голос принадлежал не Вону. Высокий и резкий женский голос, и раздался он над самым левым ухом Майлза.
– А?
Майлз повернул голову и столкнулся с поистине пугающим объемом плоти, вздымающимся над низким вырезом корсажа.
Официантка испустила страдальческий вздох, заставив живые холмы увеличиться до опасных пропорций.
– Чего изволите? Я не могу ждать тут всю ночь. Хотя для тебя, дорогуша, – она многозначительно понизила голос, и ее грудь еще на дюйм придвинулась к носу Майлза, распространяя запах пота и дешевых духов, – я могла бы и передумать.
– Э…
Задыхаясь от неприятного запаха – даже интересно, как объяснят его друзьям и родне удушение грудью, – Майлз откинулся назад, сколько позволял табурет. Что пьют в подобных заведениях? Не кларет, это он помнил. Немало времени прошло с тех пор, как Майлз знакомился со злачными местами Лондона.
– Джин, – решительно сказал он, придав голосу грубости и низкого тембра на тот случай, если Вон слушал. Тот казался целиком поглощенным своей беседой, говоря негромко и властно, но кто знает. Майлз переключил внимание на свою добычу, полагая, что барменша удалится в более прибыльные края.
Ничего подобного. Женщина махнула рукой кабатчику.
– Эй, Джим! Стаканчик джина сюда, для нашего друга!
– Что там, Молли? – Джим приложил ладонь к уху. – Не слышу тебя!
– Джина! – проревела официантка, достаточно громко, чтобы ее услышали на другом берегу Темзы. – Для этого красавчика.
Вот тебе и незаметная слежка.
Майлз мог только порадоваться, что сидит спиной к Вону и его собеседнику. Даже если они обернутся, то увидят лишь коричневый плащ.
– …крайне осторожно, – говорил позади него Вон.
– Ну-у-у-у… – Молли провела ладонью по плечу Майлза, ее надоедливый голос не давал услышать, в связи с чем Вон пытается соблюдать крайнюю осторожность. – …желаете чего-нибудь к выпивке, сэр?
– Только джин, – промямлил Майлз, навостряя уши в сторону Вона. Что он только что сказал? Что-то про…
О-па! Майлз ухватился за край стойки, чтобы не опрокинуться с табурета прямиком на стол Вона, – это Молли плюхнулась к нему на колени.
– Да не стесняйтесь, сэр.
– Весьма лестно, – Майлз попытался столкнуть Молли, но та не шевельнулась, – но меня это не интересует.
Черт, черт, черт. Голос у него за спиной еще понизился, намекая на крайнюю конфиденциальность разговора, а следовательно, на крайнюю его занимательность. Майлз не мог разобрать ни слова. Найти бы способ подвинуться чуток поближе…
– Если какое затруднение, так может, вместе его решим?
– Нет у меня затруднений, – проскрежетал Майлз. По крайней мере не такого рода. – У меня есть любовница.
Ну, на данный момент вообще-то нет, но была до прошлой недели. Подробности не важны.
Молли раздраженно спрыгнула с его колен.
– Подумаешь, какой важный. Слишком хорош для таких, как мы…
Ее голос превратился в приглушенное жужжание в отдалении. Майлз даже не обратил внимания, полностью сосредоточившись на разговоре у него за спиной.
– А остальное? – негромко потребовал Вон.
Майлз рискнул обернуться, якобы расправляя подол плаща. Вон сидел в небрежной, расслабленной позе, но так сжимал набалдашник трости, что костяшки пальцев побелели.
– К следующей неделе. Уверяю вас, все будет устроено, к вашему удовольствию.
Хватка Вона ослабла.
– Проследите за этим.
– Неужели я вас подведу?
– Очень может быть, – мрачно ответил Вон.
Человек в капюшоне засмеялся:
– Милорд шутит.
– Не помню, – отрезал Вон, – когда милорд был менее склонен шутить. Давайте-ка уже заканчивать. Полагаю, вы принесли это с собой?
– Ну конечно! – В голосе с акцентом появилась нотка оскорбленного достоинства. – Возможно, вы считаете меня некомпетентным?
– О нет. – Тон Вона был приправлен иронией. – Ну что вы.
– Вот. – Если его собеседник и заметил скрытую издевку, то проигнорировал ее. Майлз услышал шелест ткани, треск бумаги. – Я принес вам это.
– Спасибо.
Майлз обернулся как раз вовремя, чтобы заметить, как сложенный листок бумаги перешел из рук в руки и исчез под плащом Вона. Майлз торопливо уставился на стойку, когда Вон поднялся и встал, опираясь руками о круглый столик.
– Насчет… новых поставок на следующей неделе я свяжусь с вами по обычным каналам.
Майлз услышал скрип дерева по дереву – второй мужчина тоже встал. Последовал шуршащий звук, который мог означать поклон, а может, вынули носовой платок или просто плащ Вона задел край стола.
– Я не подведу вас, милорд!
– Искренне на это надеюсь, – пробормотал Вон так тихо, что Майлз, сидевший с ним практически спина к спине, едва расслышал эти слова. – Доброй ночи, – произнес Вон уже громче.
Когда же он шагнул, Майлз, поддавшись порыву, тотчас же спрыгнул с табурета и толкнул графа.
– Простите, простите, милорд, – забормотал он хриплым баритоном, с интонацией более принятой, как он надеялся, в доках, чем в Оксфорде. Он принялся неуклюже похлопывать Вона по груди, словно проверяя, все ли кости целы. – Простите. Ваша светлость не пострадали?
– Ничуть. – Вон с силой отвел от себя руки Майлза. – Ну, будет, добрый человек.
– Да, ваша светлость. Премного благодарен, ваша светлость.
Майлз поклонился и попятился, пока не уперся в барную стойку, одновременно не отрывая взгляда от жилета Вона. Он и еще поклонился бы, если б это не казалось некоторым преувеличением. Кроме того, руки его, как и руки Вона, слишком явно выдавали в нем джентльмена.
Но достиг именно того, чего хотел. Под прикрытием капюшона Майлз позволил себе легкую самодовольную усмешку.
Ради безопасности виконт оставался в своей униженной позе, пока стук трости Вона и торопливые шаги его собеседника пересекали помещение, пока не открылась и закрылась дверь, пока голос Вона, отдающего приказы своим носильщикам, можно было слышать сквозь открытые окна.
Тогда, и только тогда, Майлз позволил себе распрямиться.
Вполне разумно было дать Вону и его компаньону некоторое время, чтобы покинуть улицу (другой мужчина мог все еще околачиваться поблизости), поэтому Майлз взял джин, который оскорбленная официантка со стуком поставила перед ним, попросил свечу и перебрался за уединенный столик, только что освобожденный Воном и его визави.
Майлз рассеянно отхлебнул джина и сморщился от резкого вкуса. Отвратительное пойло. Понятно, почему, потребляя несколько пинт в день, можно допиться до чертиков.
Майлз оттолкнул стакан, и тут же Молли, уже не столь дружески расположенная к нему официантка, шмякнула перед ним требуемую свечу – всего лишь жалкий огарок, прилепленный к блюдцу натеком своего же воска, и жить ему, судя по виду, оставалось не более получаса.
Майлза это не волновало. Он не намеревался настолько здесь задерживаться.
Ликуя и предвкушая, он достал из-под плаща сложенную записку, которую вытащил у Вона из жилетного кармана. Тот и не догадается, самодовольно подумал Майлз, рассматривая свою добычу. Бумажка была сложена до крошечного квадратика, чтобы легче было передавать, и не похоже, чтобы ее запечатывали. Ни имени, ни адреса на внешних сторонах не значилось.
В конце концов анонимность – фирменный знак шпионажа.
Что бы это могло быть? Наверное, инструкции, размышлял Майлз. Инструкции министерства полиции своему доверенному сотруднику, переданные через недавно прибывшего тайного шпиона. Акцент второго мужчины указывал, что им мог оказаться француз.
Придвинув свечу, Майлз медленно развернул бумажку и поднес к неровному пламени. Глаз выхватил жирно подчеркнутое слово «огнем».
Боже великий, неужели он наткнулся на план поджога здания парламента? Все равно что Гай Фокс[14]14
Гай Фокс (1570–1606) – участник «порохового заговора» при правлении короля Якова I (1605); должен был взорвать здание английского парламента, но за день до заседания порох обнаружили, а Гая Фокса арестовали и впоследствии казнили.
[Закрыть], только без короля Якова I.
Майлз еще ближе поднес записку к свету, так близко, что пламя опасно лизнуло край хрупкого листка. Прищурившись, виконт вгляделся в строчки, написанные острым почерком и – какая неосмотрительность – бледно-коричневыми чернилами.
«Мысль о твоих поцелуях жжет меня огнем», – гласила фраза целиком.
Проклятие. Мало похоже на план взрыва парламента.
Майлз вернулся к письму.
«Каждую ночь я мечтаю о твоих объятиях, с тоской жду у окна твоего голоса и прикосновения твоих рук к моему…»
Нет, это определенно не план уничтожения членов парламента. Пламенный – да, но не предательский.
Майлз перешел к следующему абзацу, где речь шла все о том же. А вдруг, в отчаянии прикинул он, это всего лишь уловка на случай, если сообщение попадет в чужие руки? Придать ему вид любовного послания, а затем где-нибудь в середине вставить нужную информацию.
Майлз решительно прочел письмо от начала до конца. К последней строчке он мог с уверенностью заявить, что за пылкими излияниями не прячутся никакие перемещения войск. Может, в зашифрованном виде… но нужно иметь извращенный ум, чтобы составить шифр такой подробный, такой убедительный, такой четкий. Некоторые из описаний делали «Фанни Хилл» Клеланда, любимый контрабандный роман Итона во времена учебы там Майлза, положительно сдержанным, даже чопорным. Деларош, безусловно, обладал извращенным умом, но в такую сторону он его не направлял.
