Текст книги "Маска Черного Тюльпана"

Автор книги: Лорен Уиллиг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)

– Значит, я обречен на проклятие, леди Генриетта? – Голос Вона пробуждал общие воспоминания, как дымок курящихся благовоний.

Как всегда при разговорах с Воном, Генриетта неуверенно нащупывала дорогу в словесном лабиринте. Однако на сей раз она была твердо уверена – в глубине его не таятся драконы.

– Только не в этом круге ада, – решительно заявила она, кивнув в сторону маркизы. Майлз рассматривал ее ожерелье, которое по случайности покоилось как раз над впечатляющей ложбинкой между грудей. На корню пресекая развитие мыслей в эту сторону, Генриетта заставила себя вернуться к Вону. – Задержитесь ли вы в других его кругах, полностью зависит, как я говорила вам раньше, от вас.

– У Данте, – легко заметил Вон, – была Беатриче, которая вывела его оттуда.

Генриетта не поддалась желанию посмотреть на Майлза, а заставила себя любезно улыбнуться Вону. Всегда так лестно, когда тебя сравнивают с литературными героинями, даже если и с довольно невыразительными. И еще более лестно расположить к себе человека умного и образованного, даже если, подобно шекспировской Беатриче (не сравнить с дантовской), Генриетта и находила его слишком драгоценным, чтобы носить каждый день[75]75
  См. У. Шекспир, «Много шума из ничего» (1598), акт II, сцена 1; пер. Т. Щепкиной-Куперник.


[Закрыть].

Со временем, подумала Генриетта, ее бы стала выводить из себя необходимость постоянно гулять по чужому лабиринту, вечно жонглировать словами и взвешивать их значение за завтраком и в постели.

Майлз же напрочь лишен хитроумия. Генриетта проиграла битву с собой и скосила глаза. Майлз, к ее радости, уделял очень мало внимания очевидным достоинствам маркизы. Вместо этого он не отрываясь смотрел на Генриетту и Вона со злобным выражением лица, не нуждавшимся в истолковании.

Генриетта снова повернулась к Вону, чувствуя себя неимоверно приободрившейся.

– По-моему, Беатриче нагнала бы на вас скуку, – твердо заявила она. – Вам нужна Боадикея.

– Я учту это, когда в следующий раз повстречаюсь с бандой мародерствующих бриттов, – сухо сказал Вон. – Мне всегда нравились женщины в синем.

Сердитый взгляд Майлза перерос в громкое ворчание.

– Вы позволите вас прервать?

Генриетта подбежала к нему и заглянула через плечо.

– Что ты нашел?

Из вертикальной части большого, усыпанного бриллиантами креста, висевшего на шее маркизы, Майлз извлек тоненький рулон бумаги. Записки были маленькими и на французском, часть их вообще пестрела цифрами, но суть была ясна.

– Боже мой, – изумилась Генриетта.

– Обычно она держала там любовные письма, – сказал, подходя к ним, Вон.

– Ваши? – спросил Майлз.

– Среди прочих, – ответил Вон и пожал плечами. – Я считаю ее детской болезнью, как корь… только быстрее излечивающейся и с меньшими осложнениями.

– Поперечина по бокам тоже открывается, – сказал Генриетте Майлз, не обращая внимания на Вона.

Он разжал кулак – на ладони лежала маленькая серебряная печать. Генриетта взяла ее, перевернула. На обратной стороне видны были потускневшие от многолетнего соприкосновения с воском, но все еще различимые округлые очертания маленького, но узнаваемого цветка. Тюльпана.

– И это, – мрачно произнес Майлз, разжимая другой кулак и предъявляя маленький стеклянный флакончик, заполненный зернистым порошком.

– Что это? – спросила Генриетта.

– Яд. Его достаточно, чтобы испортить аппетит половине Лондона… навсегда, – подсказал Вон, опытным взглядом оценив порошок.

– Достаточно, чтобы отправить ее на виселицу, это уж точно, – сказал Майлз и скривил губы, показывая, кого из лондонцев он желал бы видеть с навсегда испорченным аппетитом.

Вон повернулся к Генриетте и с ловкостью, выработанной привычкой, почтительно ей поклонился.

– Оставляю Лондон, – вкрадчиво и с таким же выражением лица проговорил он, – в руках беспрепятственно правящей справедливости.

Измазанная сажей и всклокоченная, Генриетта закатила глаза.

Майлз отреагировал несколько серьезнее. Он уронил крест маркизы и повернулся к Вону.

– Она занята, – проскрежетал Майлз. – Поэтому прекратите так на нее смотреть.

– Как – так? – спросил Вон, от души наслаждаясь происходящим.

– Как будто хотите забрать и поместить в своей гарем!

Вон задумался.

– Вообще-то гарема у меня нет, но знаете, Доррингтон, это великолепная мысль. Нужно немедленно ее обдумать.

Генриетта, наблюдавшая за их перепалкой подбоченясь и со все возрастающим изумлением, встала между мужчинами.

– Если вы забыли, я стою рядом. Здравствуйте! – Она с сарказмом помахала рукой. – И я не позволю, – уничтожающе глянула она на Вона, – забрать себя в чей бы то ни было гарем.

– Я это вижу, – ответил Вон, пряча улыбку. – Вы были бы постоянным укором совести. Даже если и приятным глазу. Нет, – покачал он головой, – главный евнух никогда не согласится.

– Я не о евнухе волнуюсь. Он, – Майлз ткнул пальцем в Вона, гневно глядя на Генриетту, – всего лишь повеса.

– Всего лишь? – пробормотал Вон. – Я предпочитаю считать это своим образом жизни.

Майлз проигнорировал его слова.

– Он, может, и умеет ввернуть умную фразу и завязать галстук таким… таким образом…

– Это узел моего изобретения, – вкрадчиво вставил Вон, но тут же умолк с булькающим звуком, когда Генриетта сильно наступила ему на ногу.

Майлз это заметил, но совершенно неправильно истолковал.

– Это несносно, Генриетта, как ты можешь им увлекаться? Все эти цветистые комплименты… этим повесы и занимаются. Чистой воды пустые комплименты. Они не настоящие. Что бы он ни говорил, он не любит тебя, как… э…

Майлз осекся, на лице его застыло выражение безнадежного ужаса.

В комнате воцарилась тишина. Болван с любопытством высунулся из-под дивана.

– Как? – не своим голосом подбодрила его Генриетта.

Майлз захлопал глазами, в безмолвной тревоге открывая и закрывая рот и смахивая на обреченного, впервые увидевшего топор палача. Придя к выводу, что выхода нет, Майлз с достоинством взошел на эшафот.

– Как я, – горестно проговорил он.

– Любишь? Меня? Ты? – пискнула Генриетта, разом потеряв и словарный запас, и голос. Мгновение подумала и добавила: – Правда?

– Я не так собирался это сказать, – с мольбой воззвал к ней Майлз. – Я все запланировал.

Генриетта ослепительно улыбнулась. Откинув назад волосы, она легкомысленно объявила:

– Мне все равно, как ты это сказал, до тех нор пока не откажешься от своих слов.

Майлз все еще оплакивал утрату Романтического Плана.

– Должно было быть шампанское, устрицы, а ты, – он передвинул воображаемую мебель, – сидела бы там, и я встал бы на одно колено и… и…

Майлз не находил слов. В немом отчаянии он взмахнул руками.

Генриетту слова оставляли редко.

– Ты круглый идиот, – сказала она таким любящим тоном, что Вон деликатно отошел на несколько шагов, а Болван совсем выбрался из-под дивана, собираясь получше все рассмотреть.

Протянув руки к Майлзу, Генриетта подняла сияющие глаза к его разбитому лицу.

– Я никогда не ожидала грандиозных признаний в любви или романтических жестов.

– Но ты их заслужила, – упрямо сказал Майлз. – Ты заслужила цветы, и шоколад, и… – Он помолчал, роясь в памяти. Прикинул, что сейчас не совсем подходящий момент для упоминания о чищеных виноградинах. – Стихи, – с торжеством закончил он.

– Думаю, мы спокойно без них обойдемся, – с шутливой мрачностью сказала Генриетта. – Разумеется, если время от времени тебе удастся сочинить оду-другую…

– Ты заслужила лучшего, – настаивал Майлз. – Не поспешной свадьбы и брачной ночи второпях…

На щеках Генриетты заиграли ямочки.

– У меня на этот счет жалоб нет. А у тебя?

– Не глупи, – проворчал он.

– Тогда все в порядке, – твердо заявила Генриетта.

Майлз открыл рот, собираясь возразить, но Генриетта остановила мужа, просто приложив палец к его губам. Мягкое прикосновение заставило Майлза замолчать вернее орды неистовых французов. Генриетта решила запомнить это на будущее, надеясь, что французы никогда об этом не узнают.

– Я не хочу лучшего, – просто сказала она, подтверждая свои слова красноречивым взглядом. – Я хочу тебя.

Майлз издал странный сдавленный звук, который в иных обстоятельствах превратился бы в смех.

– Спасибо, Генриетта, – с нежностью произнес он.

– Ты знаешь, что я имею в виду.

– Да. – Майлз взял ее руку и поцеловал в ладонь с таким благоговением, что у Генриетты пересохло в горле. – Знаю.

– Я люблю тебя, ты знаешь, – проговорила Генриетта, преодолевая непонятное стеснение в горле.

– На самом деле я не знал, – заметил Майлз, глядя на нее с изумлением, как взирает на свой дом вернувшийся из далекого путешествия странник, когда все старые знакомые места соединяются для него в новую и согревающую сердце картину.

– Как ты мог не знать, – возмутилась Генриетта, – когда я ходила за тобой по пятам, как влюбленная утка?

– Утка? – отозвался Майлз и недоверчиво улыбнулся; плечи его затряслись от сдерживаемого смеха. – Поверь мне, Генриетта, ты никогда не походила утку. На курицу[76]76
  «Hen» – по-английски «курица».


[Закрыть] – может быть. – Он повел бровями, Генриетта застонала. – Но никогда на утку.

Генриетта стукнула его в грудь.

– И нисколько не смешно! Это было ужасно. А затем, когда обстоятельства вынудили тебя жениться на мне…

Майлз кашлянул, уже без особого веселья.

– Не уверен в уместности слова «вынудили».

– А как еще это можно назвать, когда тебе угрожают вызовом?

– Тут есть некая логическая неувязочка. – Майлз смущенно помолчал. – Если ты обратила внимание, Ричард вообще-то не хотел, чтобы мы поженились.

Генриетта переваривала услышанное, затем пристально посмотрела на Майлза.

– Ты хочешь сказать…

– Ну да. – Майлз запустил в волосы пятерню. – Я боялся, что, если дам тебе время на раздумье, ты придешь в себя и согласишься с ним. Можно ведь было замять это дело, ты же знаешь. Прислуга у Ричарда нечеловечески деликатная, а что до братьев Толмондели… – Майлз пожал плечами.

– Такое признание, – проговорила Генриетта с растроганным видом, будто ей только что вручили рождественские подарки за десять лет вперед, – лучше любых стихов.

– Хорошо, – сказал Майлз, обнимая ее. – Потому что, – добавил он у самых ее губ, – я ничего тебе не напишу.

Их губы слились в чистом поцелуе, который одновременно был одой, сонетом и сестиной[77]77
  Сестина – стихотворение из шести строф по шесть стихов, кончающихся шестью ключевыми словами, повторяющимися из строфы в строфу.


[Закрыть].

Никогда не встречалось более гладких рифм, более идеального размера, более гармоничных метафор, чем соединение губ и рук, соприкосновение тел, когда Майлз и Генриетта прижались друг к другу в зачарованном золотом круге, где не было ни французских шпионов, ни бывших поклонников с сардоническими улыбками, ни докучливых школьных товарищей, – ничего, только они двое, в полной истоме наслаждающиеся своей личной пасторальной идиллией.

– Разрази меня гром, я так и знал – здесь что-то сомнительное, – сказал Болван, окончательно выбравшийся из-под дивана и смотревший настолько строго, насколько это возможно для человека в сюртуке розового цвета.

– Ничего сомнительного, – отрезал Майлз, не сводя глаз с Генриетты, очаровательно разрумянившейся и еще более очаровательно смутившейся. – Мы женаты.

Болван задумался.

– Не знаю, хуже это или лучше. Тайные браки вещь неподобающая, ты же знаешь.

– А теперь будет наоборот, – предрек Майлз. – Поэтому не лучше ли тебе побыстрее найти себе невесту, прежде чем их расхватают другие.

Вон деликатно кашлянул. Не вызвав никакой реакции, он кашлянул еще раз – уже менее деликатно.

– Все это прекрасно, – сказал он таким тоном, что Майлз покраснел, – но я бы предложил отложить ваши восторги, пока Черный Тюльпан не окажется в распоряжении настоящих властей. Полагаю, вам известно, о ком идет речь, Доррингтон?

Майлз с неохотой выпустил плечи Генриетты и повернулся к Вону, жестом защитника обнимая жену за талию – а вдруг Вон все еще вынашивает мысль о гареме?

– Известно, – сказал он и добавил с оттенком злорадного удовлетворения: – Они приказали мне присмотреться к вам.

Вон вздохнул, смахнул с рукава невидимую пушинку.

– Не понимаю. Я веду такую тихую жизнь.

– Как «Ковент-Гарден» на закате, – пробормотал Майлз и охнул.

– Для этого и нужны голени, – кротко объяснила Генриетта.

– Если ты так думаешь, напомни, чтобы я надевал панталоны поплотнее, – сказал Майлз, потирая ушибленную конечность. – По возможности, на железной подкладке.

– Я сама лично их для тебя изготовлю, – пообещала Генриетта.

– Я бы предпочел, чтобы ты сама их снимала, – прошептал ей на ухо Майлз.

Парочка обменялась такими интимно-жгучими взглядами, что Вон счел необходимым кашлянуть снова, а Болван – заявить:

– Обсуждение нижнего белья джентльмена… неподобающая вещь в смешанной компании, знаете ли!

– Мы женаты, – хором ответили Генриетта и Майлз.

– Тошнотворно, не правда ли? – прокомментировал Вон, ни к кому конкретно не обращаясь. – Не забыть бы никогда не превратиться в новобрачного. Невыносимое состояние.

С пола донесся саркастический голос.

– Не могли бы вы продолжить с решением моей судьбы? На полу крайне неудобно, а беседа и того хуже.

Генриетта посмотрела вниз.

– Вас это как будто не слишком-то огорчает.

– А с чего мне огорчаться? – спросила маркиза, и по тону ее было понятно – она воспринимает нынешнее свое положение всего лишь как временную неудачу. – Вы совершенно любительская организация.

– Которой удалось, – заметила Генриетта, – поймать вас.

– Чисто технически, – отрезала маркиза.

– Нам придется отвезти ее в военное министерство, – перебил Майлз. – А затем, – он бросил на Генриетту очередной взгляд, от которого она порозовела до кончиков ушей, – мы поедем домой.

«Домой». Какое чудесное слово.

– Меня снова тянет на благородные поступки, – тоном огромной усталости произнес Вон. – Если желаете, я могу взять на себя доставку нашей общей подруги в… военное министерство, вы сказали?

Майлз, видимо, колебался.

– Или, – мягко заметил Вон, кивая на Болвана, – можете доверить это ему.

Майлз подал Вону концы веревки.

– Вы отличный парень, Вон. А если она сбежит, я буду знать, где искать.

– Вы обладаете редкой жемчужиной, Доррингтон. Позаботьтесь о ней хорошенько.

Майлз без труда дал такое обещание.

В опустившихся на город сумерках Майлз и Генриетта шли рука об руку через путаницу улочек Лондона к Лоринг-Хаусу. Красные и золотые полосы реяли в небе, как геральдические знамена победы. Генриетта и Майлз их даже не замечали. Они брели в собственных розовых сумерках и видели только друг друга. Особые высшие силы, присматривающие за дураками и влюбленными, охраняли их. Если они наступали на отбросы, ни один из них этого не замечал; если грабители занимались своим зловещим промыслом, они занимались им где-то в другом месте. И если по временам пара пользовалась густой тенью, чтобы обменяться не только шепотом, любопытные взгляды и болтливые языки ее не пугали.

Учитывая изобилие длинных теней и подходящих глухих переулков, прогулка до дома очень затянулась. Было уже по-настоящему темно, когда показалась Гровнор-сквер и они утвердили удовлетворявшую обоих программу на вечер, которая включала ванну (предложение, на которое Майлз согласился с тревожащей готовностью, не сулившей ничего хорошего престарелой ванне), постель (Майлз), ужин (Генриетта) и постель (Майлз).

– Ты уже это говорил, – запротестовала Генриетта.

– Некоторые вещи не вредно и повторить, – самодовольно сказал Майлз. Наклонившись к самому уху Генриетты, пока они поднимались к парадной двери в неверном свете факелов, он добавил: – Снова, и снова, и снова.

– Безнадежен, – вздохнула Генриетта с насмешливым отчаянием.

– Бесспорно, – согласился Майлз, и в этот момент дверь перед ними распахнулась.

Майлз собрался сообщить дворецкому, что для посетителей их нет дома. Ни сегодня, ни завтра, ни даже, предпочтительнее, всю ближайшую неделю.

– А, Ствит, – начал Майлз и умолк, налетев на Генриетту, усиленно изображавшую соляной столп.

В дверях стоял не Ствит. И не служанка, у которой Генриетта позаимствовала платье.

В дверях Лоринг-Хауса стояла маленькая женщина в богатой дорожной одежде. Подбоченившись, леди Аппингтон отбивала ногой по мраморному полу угрожающий ритм. Позади нее Генриетта увидела отца со сложенными на груди руками. Счастливыми родители не выглядели.

– О Господи, – сказала Генриетта.

Глава тридцать седьмая

Жить долго и счастливо: 1) заключение в тюрьму врагов Англии; 2) удачный результат взаимодействия высших сил взаимной симпатии; 3) все вышеуказанное.

Из личной шифровальной книги Розовой Гвоздики

– В дом, – приказала леди Аппингтон тоном, не предвещающим ничего хорошего. – Оба. Немедленно.

Генриетта подчинилась с воодушевлением аристократа, всходящего на помост гильотины. Майлз кротко последовал за ней.

– Здравствуйте, мама, папа, – слегка прерывающимся голосом сказала Генриетта. – Хорошо съездила в Кент, мама?

Отец поднял седую бровь, сумев передать одновременно недоверчивость, разочарование и гнев. Весьма впечатляюще для одной брови. Генриетта подавила желание нервно захихикать, испугавшись, что это мало улучшит ее положение в глазах родителей.

Для проявления своих чувств леди Аппингтон не стала полагаться только на выражение лица. Захлопнув дверь с силой, ни у кого не оставившей сомнений в отношении ее эмоций, она круто развернулась к своему заблудшему отпрыску.

– О чем ты думала? – воззвала она, в ярости кружа вокруг дочери и Майлза. – Просто ответь мне! О чем ты думала?

– Мы поймали французскую шпионку, – вставил Майлз, надеясь отвлечь леди Аппингтон – в прошлом такая тактика помогала.

Сейчас она с треском провалилась.

– Даже не пытайся сменить тему! – рявкнула леди Аппингтон, разозлившись еще больше. – Даже на два дня нельзя уехать! На два дня! У меня нет слов, нет слов. – Леди Аппингтон вскинула руки. – Какое неблагоразумие, полное отсутствие уважения к своей репутации, семье и такому серьезному делу, как брак.

– Это я виноват, – благородно перебил Майлз, жестом защитника обхватив рукой плечи Генриетты.

Леди Аппингтон ткнула в его сторону пальцем:

– Не волнуйся, до тебя я еще доберусь. – Она направила указующий перст на Генриетту: – Разве я так тебя воспитывала?

– Нет, мама, – ответила Генриетта. – Но то, что случилось, было…

– Мы знаем, что случилось, – мрачно вступил ее отец. – Ричард послал за нами.

Генриетта застонала.

– Я, очевидно, не справилась, – объявила леди Аппингтон. – Не справилась с ролью матери.

Генриетта бросила отчаянный взгляд на Майлза, который, судя по его виду, готов был, как и она, растечься виноватой лужицей по грязному мраморному полу.

Вперед вышел лорд Аппингтон, взирая на обоих с негодованием и раздражением.

– Мы не против самого брака возражаем, – мягко произнес он. – Мы очень рады, что ты официально присоединился к нашей семье, Майлз. Лучшего мужа для Генриетты мы и не желали.

Майлз немножко приободрился.

Однако лицо у него снова вытянулось, когда лорд Аппингтон продолжил тем же сдержанным, невеселым тоном:

– Однако мы не понимаем, что заставило вас вести себя так опрометчиво и, – сурово глядя на дочь и зятя, лорд Аппингтон с болезненной отчетливостью проговорил следующее слово, – неумно. Я думал, у вас обоих больше здравого смысла. Вы нас крайне разочаровали.

– Если только, – вмешалась леди Аппингтон, пристально посмотрев на дочь, – у вас не было причины для столь неподобающей спешки.

Генриетта снова вскинула голову – возмущенно.

– Мама!

Опытным материнским взглядом леди Аппингтон оценила вспыхнувшие щеки дочери и пришла к собственному выводу.

– Нечего возмущаться, юная леди. А что, по-вашему, подумают люди?

Генриетта издала невразумительный звук.

– А твой брат! – Леди Аппингтон покачала головой, не обещая ничего хорошего и Ричарду, когда до него доберется. – Не знаю, о чем думал он, когда позволил вам так скоропалительно пожениться. Я вырастила детей, совершенно лишенных здравого смысла.

Последовало пресловутое фырканье леди Аппингтон, от звука которого падали в обморок графини, а перепуганные герцоги покидали помещение.

Генриетта сморщилась.

– Простите? – осмелилась она.

Леди Аппингтон заметила перемены в лице дочери и решила закрепить преимущество.

– Неужели никто из вас не подумал, что поспешный брак скорее раздует скандал, а не затушит его? А?

Генриетта почувствовала, как Майлз крепче сжал ее плечи, его дыхание пошевелило ее спутанные волосы, когда он решительно сказал:

– Но мы женаты.

– Да-да, – раздраженно отозвалась леди Аппингтон. – Придется придумать какую-то историю. Возможно, тайная помолвка, – пробормотала она себе под нос, поведя рукой, – или непонятная изнурительная болезнь… Хм. Майлз подумал, что жить ему осталось всего три дня.

Генриетта посмотрела на мужа, немного побитого, но в остальном – образец здоровья и мужественности. Такой мужественности, что мысль о Майлзе в присутствии родителей показалась неприличной. Щеки Генриетты порозовели.

– По-моему, никто в это не поверит, – сказала она.

– Можешь критиковать, – жестко ответила леди Аппингтон, – когда придумаешь что-нибудь получше.

– А почему, – предложил крепко задумавшийся Майлз, – не сказать всем, что это была частная церемония? Каковой она и была, – с запозданием добавил он. – Мы же не в Гретна-Грин уехали. Нас венчал епископ Лондонский.

– А о чем он думал, я тоже не знаю, – сказала леди Аппингтон тоном, не обещавшим ничего хорошего всей епархии.

– А Майлз, по-моему, неплохо придумал, – заметил лорд Аппингтон, переглянувшись с женой. – Если нам удастся сыграть на снобизме людей… – Он поднял бровь.

Его супруга встрепенулась, как мореплаватель эпохи Возрождения, завидевший землю после долгого и опасного путешествия, осложненного цингой и морскими змеями.

– Точно! Если мы скажем, что приглашенных было очень мало, избранный круг… только самые-самые, разумеется…

Генриетта все поняла и возбужденно подпрыгнула.

– То все наперебой станут уверять, что именно они были! И никто не признается в обратном! – Она повернулась к Майлзу и схватила его за руки. – Блестяще!

Майлз сжал плечи Генриетты, делая вид, что именно это он и предложил.

Лорд Аппингтон усмехнулся:

– Не успеет твоя мать уладить дело, как на твоей свадьбе побывает половина высшего общества.

– Не меньше трех герцогов, – самодовольно согласилась леди Аппингтон, и ту г же ее самодовольство померкло. – Но как бы я хотела, чтобы хоть один из моих детей вступил в брак, как все нормальные люди!

– А Чарлз? – напомнила Генриетта.

– Это не считается, – отмахнулась леди Аппингтон.

– Я не стану передавать Чарлзу твои слова, – сказал лорд Аппингтон.

Его жена игриво скосила на него глаза:

– Спасибо, дорогой.

Генриетта и Майлз от всей души вздохнули с облегчением. Если мать кокетничает с отцом, значит, к ней вернулось хорошее настроение. Конечно, это не означает, что в ближайшие пятьдесят лет им не напомнят об их поспешной свадьбе, зная, как прекрасно владеет леди Аппингтон искусством вытаскивать на свет прошлые прегрешения в самый неподходящий момент, но худшее миновало.

А как только родители уедут… Взгляд, которым обменялись молодожены, сделался гораздо более многозначительным. Майлз указал глазами в сторону лестницы. Генриетта покраснела и потупилась, но не слишком быстро. Леди Аппингтон повернулась к ним и поманила к себе Генриетту.

– Едем домой, дорогая. У нас столько дел. Завтра мы обеспечим тебя свадебным гардеробом, и слухи нужно пустить…

Говоря, леди Аппингтон направилась к двери, но Генриетта не двинулась с места.

– Я с радостью займусь одеждой завтра, – заявила она, держа Майлза за руку. – Но сегодня останусь здесь.

Леди Аппингтон прищурилась.

– Не уверена, что мне это нравится.

– Ты же знала – рано или поздно я выйду замуж, – сказала Генриетта.

– Я полагала, меня предупредят заранее. – В словах леди Аппингтон прозвучал явный упрек.

Генриетта закусила губу. Поскольку ответить на это было нечего, она даже и не попыталась сформулировать ответ; просто состроила гримасу чрезвычайного сожаления.

– Прости, – снова попыталась извиниться она. Если почаще это повторять, возможно, со временем она добьется результата.

На выручку ей пришел лорд Аппингтон, завладевая рукой жены:

– Идем, моя дорогая. Приедешь завтра и застращаешь прислугу Генриетты.

– Никого я не стращаю! – запротестовала леди Аппингтон. – Хотя, Бог свидетель, ваша прислуга нуждается в твердой руке. Я никогда не видела подобной грязи.

Лорд Аппингтон обменялся с дочерью сдержанными взглядами.

Генриетта одними губами поблагодарила его.

Он слегка кивнул и поднял бровь, ясно говоря, яснее, чем словами: «И чтоб больше никаких глупостей!»

Генриетта решила быть образцовой супругой. В присутствии родителей по крайней мере.

Лорд Аппингтон повернулся к Майлзу:

– Я приеду завтра обсудить приданое Генриетты.

Майлз скованно поклонился:

– Да, сэр.

– И, Майлз… – Отец Генриетты помедлил на пороге, держа под руку леди Аппингтон. – Добро пожаловать в семью.

Двери плотно закрылись за ними. Майлз и Генриетта только переглянулись во внезапно опустевшей прихожей. Взяв Генриетту за плечи, Майлз тихонько ткнулся лбом в лоб жены.

– Уф, – выдохнул он.

– Уф, – согласилась Генриетта, с наслаждением приваливаясь к мужу после волнующих событий последних нескольких часов… последних нескольких дней вообще-то.

Майлз посмотрел на Генриетту.

– Теперь, когда твои родители ушли… – начал он, сосредоточив взгляд прищуренных глаз на губах Генриетты, отчего губы у нее закололо иголочками, колени подогнулись, а в холле вдруг сильно потеплело.

– Ой, ушли, – задыхаясь, выговорила Генриетта и обняла Майлза за шею. – Совсем-совсем ушли.

– В таком случае… – Майлз многозначительно потянулся к ней.

Скрипнув, дверь распахнулась.

Майлз со стоном попятился, сжимая нос, который крепко впечатался в лоб Генриетты.

– Я приехал, как только смог, – объявил Джефф, целеустремленно шагая к хозяину дома.

– Да? – раздраженно откликнулся Майлз, глядя на Джеффа сквозь пелену выступивших слез. – Тебе никто никогда не говорил, что у тебя плохо с чувством времени?

Джефф резко остановился, в некотором смущении переведя взгляд с Майлза на Генриетту и обратно.

– А твоя записка? – спросил он. – Срочный кризис, требующий моего немедленного вмешательства?

– Ах эта…

– Да, эта, – грубовато подтвердил Джефф.

– Ты немного опоздал, – ровно проговорил Майлз. – Мы поймали Черного Тюльпана. Где тебя носило?

Джефф поджал губы.

– Да так, кое-где.

– Сочинял сонет в честь бровей Олсуорси, не иначе, – заметил Майлз, якобы для Генриетты.

Вместо ответа в том же духе Джефф нахлобучил шляпу и без всякого выражения сказал:

– Если я вам не нужен, тогда я пойду. У меня встреча с Уикхемом. Если повезет, она окажется роковой.

Майлз обнял Генриетту за талию.

– Не стану тебя провожать.

Генриетта поймала озадаченный взгляд Джеффа и вывернулась из рук Майлза.

– Это не то, что ты думаешь, – торопливо сказала она, автоматически приглаживая волосы. – Мы поженились. – И они с Майлзом обменялись взглядами, призванными отправлять холостяков прямиком к бутылке.

Джефф приподнял верхнюю губу.

– Поженились, – мрачно повторил он.

– Спасибо, старина, – сказал Майлз.

Джефф крепко зажмурился и чертыхнулся.

Генриетта пристально на него посмотрела. Раньше Джефф никогда не ругался в ее присутствии, даже когда у него были на то веские причины – например когда французское министерство полиции схватило Ричарда.

Джефф, извиняясь, покачал головой.

– Я не это имел в виду. Просто я… ничего. Желаю вам обоим счастья. Правда.

– Что-то случилось? – спросила Генриетта. Под глазами Джеффа залегли черные круги, лицо имело изможденный вид.

– Ничего такого, что не излечивается временем и толикой болиголова[78]78
  Болиголов – ядовитое растение семейства зонтичных.


[Закрыть], – с наигранной веселостью сказал Джефф, взявшись за ручку двери.

– А для кого болиголов? – спросил Майлз.

– Для меня, – ответил Джефф.

– Что ж, на здоровье, – рассеянно сказал Майлз и, снова крепко обняв Генриетту за талию, повел жену к лестнице.

Генриетта вынудила его развернуться в обратную сторону.

– Не забывай, – сказала она, протягивая Джеффу руку, – мы здесь, если понадобимся тебе.

– Только не сегодня, – добавил Майлз.

– Понятно. Поздравляю вас обоих. Хотя, – Джефф криво улыбнулся, – не могу сказать, что я очень удивлен.

Дверь открылась, закрылась, все стихло.

Генриетта посмотрела на Майлза.

– Шарлотта, Джефф, мои родители… Как это все, кроме нас, знали, что мы поженимся?

– И кроме Ричарда, – сокрушенно поправил Майлз.

Генриетта посерьезнела и озабоченно посмотрела на Майлза:

– Ты очень расстроен? Насчет Ричарда, я имею в виду.

В отделанном мрамором холле стояла тишина. Майлз посмотрел Генриетте прямо в глаза и покачал головой:

– Не сравнить с потерей тебя.

– Значит, те слова, что я важна для тебя почти как Ричард…

Майлз застонал.

– Сколько глупостей я наговорил.

Сжалившись, Генриетта обняла его за талию.

– Мне вспоминается по крайней мере одна умная вещь, сказанная тобой.

Майлз поцеловал ее в макушку.

– Передай имбирное печенье?

– Нет.

– Альбатрос?

Генриетта ткнула его пальцем.

– И близко не то.

– А как насчет… – Дыхание Майлза пошевелило волосы рядом с ухом Генриетты. – Я тебя люблю?

Внизу, в холле, слуги передали друг другу, что хозяин понес жену наверх… опять.