Текст книги "Маска Черного Тюльпана"
Автор книги: Лорен Уиллиг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)
Глава пятая
«Олмак», клуб: хитрая ловушка, расставленная шайкой непреклонных французских тайных агентов для ничего не подозревающих английских агентов.
Из личной шифровальной книги Розовой Гвоздики
Ровно без пяти одиннадцать Майлз неторопливо ступил под священную сень клуба «Олмак».
Обычно «Олмак» занимал не самую верхнюю строчку в списке любимых мест отдыха Майлза. Доведись ему выбирать между «Олмаком» и французским застенком, молодой человек предпочел бы подземное узилище. Как пожаловался он сегодня вечером своему лакею, компания в тюрьме была бы более подходящая, развлечения более занимательные, да и еда, вероятно, тоже получше.
– Уверен в этом, сэр, – сказал Дауни, который пытался превратить галстук Майлза в нечто соответствующее текущей моде. – И если сэр на минутку воздержится от разговоров…
Майлз чертыхнулся и смял подбородком складку, только что тщательно заложенную Дауни.
– Я дал слово. Что тут поделаешь?
– Если сэр не позволит мне завязать ему галстук, – язвительно заметил Дауни, рванув испорченный галстук с такой силой, что у Майлза на глазах выступили слезы, – сэр достаточно опоздает, чтобы его не пустили в зал.
Майлз обдумал слова лакея. Хмыкнул. По приказу патронессы двери «Олмака» закрывались ровно в одиннадцать часов, и горе тому несчастному, который подбегал к ним мгновением позже. Так ли уж стыдно будет, если он не сможет попасть внутрь и поневоле покорится жестокой необходимости пойти в клуб и выпить несколько бутылок великолепного кларета?
Майлз покачал головой, погубив попутно третий кусок накрахмаленного полотна.
– Это великолепная идея, Дауни, – сказал он. – Но ничего не выйдет. Я дал слово.
Вот в чем загвоздка. Он пообещал Ричарду, а обещание есть обещание. Обещание, данное другу, стояло в одном ряду с подписанной кровью клятвой Мефистофелю. Такие вещи просто не нарушаются.
– В мое отсутствие ты вместо меня присмотришь за Генриеттой, ладно? – попросил Ричард, пожимая ему руку на прощание и готовясь отбыть в Суссекс, навстречу блаженству семейной жизни. – Отпугивай молодых повес, ну и все прочее, хорошо?
– Не бойся! – беспечно пообещал Майлз, ободряюще хлопая друга по спине. – Я буду следить за ней строже, чем в монастыре.
Сравнение с монастырем оказалось как нельзя более удачным. Ричард уехал успокоенный.
Да и потом, что трудного изредка приглядывать на балах за девицей двадцати одного года? Генриетта – девушка разумная, не станет выскакивать на балконы с охотниками за приданым или сходить с ума по первому же шалопаю, который взглянет в ее сторону. От Майлза всего-то и требовалось, что принести ей бокал-другой лимонада, время от времени станцевать контрданс и угрожающе нависнуть над любым незадачливым щеголем, подошедшим слишком близко. Спору нет, нависать ему понравилось и танцы оказались не столь уж обременительным занятием. Генриетта не наступала на ноги – и вообще не ступала на паркет бального зала, – с тех пор как ей исполнилось пятнадцать лет. Разве это так уж трудно?
Ха! Майлз горько посмеялся бы над своей наивностью, если б это не привлекло излишнего внимания. А привлекать внимание ему хотелось меньше всего. Майлз поборол малодушный порыв задержаться в дверях.
Там сидели все эти… мамаши. Матери самой страшной породы. Сватающие своих дочерей. И все, как одна, мечтающие отхватить для своих чад виконта.
Этого достаточно, чтобы броситься к Деларошу, умоляя его поместить тебя в уютную, надежную камеру.
А пока – найти бы Генриетту до того, как его кто-нибудь заметит…
– Мистер Доррингтон!
Эх, слишком поздно.
Окликнула его полная женщина, для головного убора которой ощипали, наверное, целого страуса.
– Мистер Доррингтон!
Майлз прикинулся глухим.
– Мистер Доррингтон! – Женщина потянула его за рукав.
– Мистер кто? – вкрадчиво поинтересовался Майлз. – О, Доррингтон! По-моему, я видел его в карточном салоне. Это туда, – услужливо добавил он.
Женщина на мгновение прищурилась, а потом рассмеялась, так сильно стукнув Майлза по руке веером, что виконт мог поклясться: что-то хрустнуло. Вероятно, его рука.
– Неужели! Ну и забавник вы, мистер Доррингтон! Вы меня не помните…
Если бы Майлз встречался с ней раньше, то, без сомнения, запомнил бы. В качестве напоминания остались бы синяки.
– …но я была хорошей подругой вашей матушки.
– Как это мило с вашей стороны.
Майлз получил еще один удар веером.
– Поэтому едва я вас увидела, – веер снова взлетел, попав Майлзу точно по носу, – я сказала моей дорогой дочери Люси… Куда опять подевалась эта девчонка? О, вот она… я сказала ей: «Люси…» – Майлз громко чихнул. – «…Люси, мы просто обязаны поговорить с единственным сыном дорогой, дорогой Анабел».
– Вот вы и поговорили. О, посмотрите! Неженатый маркиз ищет невесту!
Майлз указал в другую сторону, а сам бросился бежать.
Генриетта заплатит ему за это. Как только он ее найдет.
Майлз спрятался за дверью в попытке спастись от ненормальной женщины с ее наносящим увечья веером и одновременно найти Генриетту. В танцевальном зале ее не было, за столом с закусками тоже, не обнаружилась она и в карточном салоне. Со своего наблюдательного пункта за дверью Майлз не мог видеть салон, но ему и не требовалось.
Майлз услышал знакомый смех, перекрывший гомон голосов, и повернулся на звук. Откровенно веселый смех мог принадлежать только Генриетте.
Майлз недаром являлся неустрашимым агентом военного министерства и успешно проследил звук до его источника. Взгляд виконта скользнул мимо группы подражателей Красавчику Браммелу, которые разглядывали в лорнет окружающих, приводя их тем самым в замешательство, мимо юной леди, несомненно, пережившей несчастный случай с железными щипцами для завивки, и, наконец, добрался до знакомой рыжевато-каштановой головки, украшенной простой жемчужной заколкой. Генриетта и две ее лучшие подруги, Пенелопа и Шарлотта, забились в уголок, где общались с помощью шепота, хихиканья и возбужденной жестикуляции. Майлз видел, как Генриетта усмехнулась и через плечо бросила замечание Пенелопе. Светло-карие глаза ее зажглись озорством.
На лице Майлза автоматически заиграла ответная улыбка, сменившаяся насупленными бровями, когда он заметил позади Генриетты молодого щеголя, тоже заметившего и заразительную улыбку, и голое плечико, через которое было брошено замечание. Плечи и шея Генриетты блестели в свете свечей, состязаясь в белизне с жемчугом у нее на шее. Майлз без особого успеха устремил на молодого человека пристальный и сердитый взгляд. Юнец поднял лорнет. Майлз вышел из-за двери, вытянулся во весь свой рост и захрустел, разминая, суставами пальцев. Затем снова бросил тот же взгляд. С повисшим на ленточке лорнетом молодой человек торопливо устремился в сторону карточного салона. Майлз удовлетворенно кивнул. Ему все лучше и лучше удается роль дуэньи.
И хорошо. В последнее время количество докучливых влюбленных, которых требовалось отпугивать, значительно возросло.
Из-за двери Майлз рассматривал Генриетту, чье лицо знал лучше собственного. На протяжении всей жизни он гораздо больше времени провел, глядя на Генриетту, чем на себя в зеркале. На первый взгляд изменилось немногое: те же длинные каштановые волосы, отливающие на свету рыжиной; те же светло-карие глаза, иногда с зеленым оттенком, иногда отливающие синевой, с чуть приподнятыми уголками, как будто в постоянной задумчивости; та же прозрачная светлая кожа, быстро покрывающаяся на солнце веснушками и склонная чесаться от крапивы, шерсти и любой другой колючей вещи, чем они с Ричардом без стыда пользовались к своей выгоде в годы их достойной порицания юности. Волосы Генриетты оставались все такими же длинными и каштановыми, глаза – так же чуточку раскосыми, кожа – такой же светлой, какой была и в девять, и в двенадцать, и в шестнадцать лет. И однако же, когда он сложил все это вместе, результат получился совсем иной, чем даже год назад.
Более глубокий вырез у платья? Волосы уложены по-другому? Ее сияние, возможно, и не затмевало факелы[9]9
Перефразированные слова Ромео. У. Шекспир, «Ромео и Джульетта» (1595), акт I, сцена 5; пер. Б. Пастернака.
[Закрыть], но она излучала какой-то свет, что-то отличающее ее от Шарлотты и Пенелопы. Новый лосьон для кожи, вероятно? Майлз скорчил гримасу и сдался. Никогда ему не постичь женских ухищрений. Что до вырезов на платьях, черт бы их побрал, она была сестрой его лучшего друга, порученная его заботам. Предполагается, он не должен сознавать, что у Генриетты слишком глубокое декольте. Все, что ниже шеи, решительно под запретом. И его работа заключается в том, чтобы убедиться – все остальные мужчины в бальном зале тоже с этим смирились.
Подняв глаза, Генриетта встретилась с Майлзом взглядом, с явным удовольствием прервала разговор с Пенелопой и Шарлоттой (что уж она там им рассказывала!) и расплылась в широкой, приветственной улыбке.
Майлз поклонился ей.
Генриетта наклонила голову и наморщила нос, выражая интерес и удивление, явно означавшие: «Что это ты делаешь за дверью?»
Гримас для объяснения этого не существовало. Майлз вышел из-за двери, поправил галстук и направился к Генриетте так жизнерадостно, будто это не его только что обнаружили прячущимся за выступом дверного проема.
– От кого ты скрываешься? – с некоторым изумлением спросила Генриетта, кладя ладонь в перчатке на руку Майлза. Она откинула голову, чтобы заглянуть ему в лицо, и смешно свела брови домиком. – Неужели месье Деларош раздобыл билет в «Олмак»?
– О нет, – заверил ее Майлз. – Нечто гораздо, гораздо более серьезное.
Генриетта подумала.
– Моя мама?
– Тепло, – мрачно отозвался Майлз.
Сопровождая свои слова соответствующими жестами, он поведал о своем кратком столкновении с явившейся из ада матерью – обладательницей веера и свахой.
Глаза девушки расширились, когда она поняла, о ком идет речь.
– О, я ее знаю! Весь прошлый сезон она гонялась за Ричардом. Он даже перевернул чашу с пуншем, пытаясь отвлечь ее внимание. Он постарался, чтобы это выглядело как случайность… – Генриетта с умудренным видом покачала головой. – Но мы-то знали.
– Кое-кто, – ткнул в сторону Генриетты пальцем Майлз, – мог бы и предупредить меня.
Генриетта с преувеличенным недоумением захлопала глазами.
– Но это было бы неспортивно.
– По отношению к кому?
– К миссис Понсонби, конечно.
– Ты, – прищурился Майлз, – будешь моей должницей до конца жизни.
– Ты уже говорил это вчера вечером. И позавчера.
– Некоторые вещи никогда нелишне повторить, – твердо заявил Майлз.
Генриетта на мгновение задумалась.
– Как альбатрос.
– Альбатрос?
Светлая прядь упала на глаза Майлзу, когда он с недоумением посмотрел на Генриетту.
– Мне просто нравится произносить это слово, – радостно ответила Генриетта. – Попробуй сам. Альбатрос. А если немного выделить первый слог, то получается еще забавнее. Альбатрос!
– А Ричард был так уверен, что безумие у вас не наследственное, – в задумчивости громко заметил виконт.
– Тихо! Иначе ты распугаешь всех возможных женихов.
– Ты считаешь, что уже не сделала это, крича «альбатрос»?
– Я бы не назвала это криком. Скорее радостным восклицанием.
Майлз поступил так, как любой повеса, проигравший спор. Он одарил Генриетту медленной, чарующей улыбкой, заставлявшей трепетать сердца девушек, а опытных вдов – писать надушенные записочки.
– Вам никто не говорил, что вы очень речисты, леди Генриетта?
Сестра двух старших братьев, Генриетта была невосприимчива к обольстительным улыбкам.
– Обычно ты. В основном когда я в чем-нибудь тебя переспорю.
Майлз потер подбородок с видом надменной задумчивости.
– Что-то не припомню подобных случаев.
– Ой, смотри! – Генриетта заговорщицки наклонилась к нему, вышитый подол ее платья мазнул по носкам туфель Майлза. – Ты точно спасен. Миссис Понсонби подцепила Реджи Фитцхью.
Майлз проследил, куда указывал веер Генриетты, и с некоторым облегчением заметил, что безумная женщина действительно заловила Болвана Фитцхью. Болван не наследовал титул напрямую, но его дядя являлся графом, а сам он обладал годовым доходом в размере десяти тысяч фунтов, достаточным, чтобы сделаться очень привлекательным женихом для любой, не возражающей против полного отсутствия мозгов. Непохоже, чтобы это стало препятствием, если судить по дебютанткам нынешнего сезона, на которых насмотрелся Майлз. Кроме того, Болван слыл хорошим парнем. Не тем человеком, за которого Майлз отдал бы свою сестру (такая опасность почти не грозила, поскольку три сводные сестры Майлза были значительно старше и давным-давно скованы узами брака), но он знал толк в лошадях, щедро угощал портвейном и имел привлекательную привычку действительно платить карточные долги.
Еще он, несомненно, представлял собой яркий образец портновского кошмара. Со смесью изумления и недоверия Майлз заметил, что одет он был полностью а-ля Гвоздика: огромный розовый цветок красовался в петлице, веночки из вышитых гвоздик украшали его шелковые чулки, а десятки маленьких гвоздичек вились, переплетаясь, даже – поморщился Майлз – вдоль боковых швов его брюк. Недавнее временное пребывание на континенте, со всей очевидностью, ничуть не улучшило его вкус.
Майлз застонал.
– Кто-нибудь должен похитить его портного.
– А по-моему, это придает вечеру особую пикантность, ты не находишь? Наш цветочный друг будет так польщен.
Майлз понизил голос и устроил целое представление из поправки одной из складок галстука.
– Будь осторожна, Генриетта.
Светло-карие глаза девушки встретились с его карими.
– Я знаю.
Находясь здесь in loco fratensis[10]10
In loco fratensis – в качестве брата (лат.).
[Закрыть], Майлз вознамерился сказать что-нибудь умное и братское, когда его отвлек знакомый грохот.
Это была не головная боль – сильный крепкий человек, Майлз никогда не страдал такими глупостями, как головная боль – и не французская артиллерия, и никаких бобовых стеблей со спускающимися по ним людоедами, насколько он знал, поблизости не росло[11]11
Отсылка к английской народной сказке «Джек и бобовый стебель».
[Закрыть], следовательно, это могло быть только одно: Вдовствующая герцогиня Доувдейлская.
– Я сейчас принесу тебе лимонаду, хорошо?
– Трус, – парировала Генриетта.
– А почему должны страдать мы оба?
Майлз уже начал пятиться, когда к ним грузной поступью стала приближаться герцогиня.
– Потому, – поймала его за рукав и потянула назад Генриетта, – что в несчастье веселее вместе.
Майлз выразительно глянул на вдовствующую герцогиню, а если точнее, на ворох меха на руках старухи, похожий на крайне облезлую муфту, и выдернул свою руку.
– Такую компанию я не вынесу!
– Больно. – Генриетта прижала руку к сердцу. – Вот здесь.
– Можешь промыть рану лимонадом, – без всякого сочувствия отозвался Майлз. – О черт, она уже рядом. И с ней ее собачонка.
Чертыхаясь, Майлз ретировался.
Тяжело ступая, герцогиня подошла к трем девушкам и хмыкнула.
– Куда это сбежал Доррингтон?
– Я послала его за лимонадом, – объяснила Генриетта, защищая Майлза.
– Не пытайтесь меня одурачить, мисс. Я знаю, как выглядит побег. – Вдовствующая герцогиня следила за удаляющимся Майлзом с некоторым самодовольством. – В моем возрасте одно из немногих оставшихся мне удовольствий – это обращать в бегство молодых людей. На днях я заставила юного Понсонби выпрыгнуть из окна второго этажа, – добавила она с сухим смешком.
– Он подвернул ногу, – тихо сообщила Генриетте Шарлотта. Присутствие рядом бабушки значительно понизило настроение и голос внучки.
– Разумеется, так было не всегда, – продолжала дама, как будто Шарлотта и рта не раскрывала. Приятные воспоминания заставили ее фыркнуть. – Когда я была в ваших годах, все молодые люди сходили по мне с ума. В пору молодости за меня семнадцать раз дрались на дуэли! Семнадцать! Ни одного смертельного исхода, – тоном глубокого сожаления добавила она.
– Разве вам не приятно, что вы не стали причиной смерти хорошего человека? – поддразнила ее Генриетта.
– Пустое! Любой юноша, достаточно глупый, чтобы драться на дуэли, заслуживает такой гибели! Нам нужно больше дуэлей. – Герцогиня повысила голос. – Сократится количество недоумков, наводняющих бальные залы.
– Что? – К ним неторопливо подошел Болван Фитцхью. – Я, кажется, не совсем понял.
– Об этом я и говорю, – отрезала вдовствующая герцогиня. – Кстати, о недоумках. Куда делся Доррингтон? Мне нравится этот молодой человек. Его приятно помучить, не то что этих молокососов. – Она сердито посмотрела на беднягу Болвана, ближайшего к ней молокососа. – Чем там Доррингтон занимается, лимоны выжимает?
– Вероятно, скрывается где-нибудь за дверью, – предположила Пенелопа. – У него это хорошо получается.
Генриетта раздраженно посмотрела на свою лучшую подругу.
– Около стола с закусками обычно такая толпа, – пришла на выручку Шарлотта.
Герцогиня неодобрительно посмотрела на внучку:
– Эта слащавая доброжелательность у тебя от матери. Я всегда говорила Эдуарду, что он ухудшает породу.
Генриетта незаметно сжала руку подруги. Та ответила ей взглядом тихой благодарности.
– Ага! – победоносно каркнула герцогиня. – Вон Доррингтон! До лимонов он так и не добрался. Кто та развязная деваха, с которой он разговаривает?
Глава шестая
Оршад: 1) сироп с ароматом миндаля, обычно подаваемый на вечерних приемах; 2) смертельный, быстродействующий яд.
Примечание. Оба практически неотличимы друг от друга.
Из личной шифровальной книги Розовой Гвоздики
Майлз направился в сторону закусок, стараясь максимально увеличить расстояние между собой и вдовствующей герцогиней Доувдейлской. И прыткой собачонкой вдовствующей герцогини Доувдейлской. Отношения Майлза с этой собакой складывались неудачно… во всяком случае, неудачно для Майлза.
Он как раз оглянулся, желая убедиться, что это адское животное не учуяло его (оно могло передвигаться удивительно быстро, если хотело, и особенно хотело, когда в непосредственной близости оказывался Майлз), когда услышал гортанный вскрик и почувствовал, как что-то теплое потекло сбоку по ноге. Майлз повернулся, ожидая увидеть еще одну дебютантку в платье пастельных тонов.
Вместо этого перед ним стояло знойное видение в черном. Темные волосы женщины были просто собраны на макушке и ниспадали длинными волнистыми локонами, касаясь края выреза, глубокого, как у всех платьев, которые носят в Париже. Поразительная прическа подчеркивала тонкую лепку лица, которая у дам постарше обычно называется элегантной, – с высокими скулами и заостренным подбородком. Но стоявшая перед Майлзом женщина была отнюдь не старой. На фоне эбеновой черноты локонов ее кожа казалась белой, как лепестки орхидеи, но бледность эта была признаком тщательно ухоженной кожи, а не болезни или возраста, а губы ее, настолько красные, что могли быть и накрашены, изгибались в манящей улыбке.
По сравнению с милыми девушками в розовых и белых нарядах, первый сезон выезжающими в свет, она представлялась экзотичным тюльпаном в поле первоцветов, поразительный этюд света и тени в противоположность целой стене, увешанной акварелями.
– Простите, – произнес тот же хрипловатый голос, когда Майлз непроизвольно дернулся: жидкость добралась до кожи, туфли чавкали в липкой луже оршада.
– Все в порядке. – Майлз почувствовал, как хлюпает оршад и в туфлях. – Я не смотрел, куда иду.
– Но ваши брюки…
– Это не важно, – сказал Майлз и галантно добавил: – Могу я принести вам другой бокал?
Женщина улыбнулась. Ее неспешная улыбка началась в уголках губ, добралась до скул, но так и не достигла глаз.
– Я не очень-то огорчена, избавившись от этого напитка. Предпочитаю освежаться чем-нибудь… покрепче.
Взгляд, брошенный на плечи Майлза, предполагал, что она имела в виду не только напитки.
– Тогда вы не туда пришли, – откровенно ответил Майлз.
В конце концов, «Олмак» известен слабыми напитками и еще менее сластолюбивым обществом. Разве что кто-то сходил с ума по леди Джерси, но данная женщина не казалась Майлзу членом клики, боготворящей леди Джерси.
Ресницы, такие же темные, как волосы, опустились, прикрывая бездонные глаза.
– Периодически случаются исключения из общего правила.
– Зависит от того, – протянул Майлз, – насколько человек захочет эти правила нарушить.
– Пока не перейдет границу.
Последний звук деликатно повис в воздухе. Майлз одарил даму своим самым разудалым взглядом.
– Разбивая сердце девушки?
Она легонько провела пальцем с длинным ногтем по краю своего веера.
– Или решимость мужчины.
В другом конце комнаты Генриетта выхватила у герцогини лорнет и стала вглядываться в толпу. Там совершенно определенно стоял Майлз… она безошибочно различала его светлые волосы. Ни у кого другого прическа не могла так растрепаться в бальном зале с совершенно неподвижным воздухом. И он, вне всякого сомнения, разговаривал.
С женщиной.
Генриетта опустила лорнет, осмотрела, дабы убедиться в его исправности, а затем предприняла новую попытку. Женщина стояла на прежнем месте.
Генриетта справедливо удивилась. За время ее многочисленных выездов в свет в сопровождении Майлза выработалась удобная схема поведения. Майлз появляется так поздно, как только позволяют приличия; они устраивают небольшую словесную пикировку; Майлз приносит ей лимонад, а при соответствующем настроении и Пенелопе и Шарлотте, а затем, вместе с остальными утомленными братьями и мужьями, удаляется в карточный салон. Периодически он появляется – убедиться, что все в порядке, принести еще лимонада и потанцевать, если какой-то из танцев в бальной книжечке Генриетты остался свободным, но прочее время он неизменно проводит в мужском святилище карточного салона.
И со всей определенностью не разговаривает с дебютантками.
Правда, женщина в черном – Генриетта прищурилась в лорнет, сожалея, что это не театральный бинокль, – не слишком походила на дебютантку. Прежде всего дебютантки не носили черного. И вырезы платьев у них но большей части бывали поскромнее, чем тот, которым щеголяла собеседница Майлза. Силы небесные, да есть ли у этого платья корсет?
Генриетта подавила необъяснимый приступ откровенной неприязни. Разумеется, никакой неприязни к этой женщине она не испытывала. Да и с чего бы? Она с ней даже еще не знакома.
Но у нее вид, вызывающий неприязнь.
– Кто она? – спросила Генриетта.
Пен фыркнула неподобающим для леди образом.
– Охотница за мужем, без сомнения.
– А мы разве нет? – рассеянно возразила Генриетта, когда женщина положила руку в черной перчатке на локоть Майлза. Тот, похоже, не делал попыток избавиться от этого наслоения.
– Это к делу не относится, – изрекла Пенелопа.
– Я бы предпочла, чтобы мой будущий муж охотился за мной, – вздохнула Шарлотта.
Пенелопа лукаво усмехнулась:
– Он будет прятаться под твоим балконом и кричать: «Любовь моя! Любовь моя! О, любовь моей жизни!»
– Тихо! – Шарлотта схватила Пенелопу за одну из простертых рук. – На нас все смотрят.
Пенелопа с любовью сжала руку Шарлотты.
– Пусть смотрят! Это только прибавит тебе загадочности. Ты согласна, Генриетта? Генриетта?
Генриетта все еще разглядывала темную женщину, стоявшую с Майлзом.
Герцогиня ударила Генриетту по руке.
Девушка вскрикнула и уронила лорнет прямиком на колени герцогине.
– Так-то лучше, – пробормотала старуха, завладевая лорнетом. – Ах.
– Да? – подбодрила ее Генриетта, гадая, возможно ли будет незаметно подобраться к ним поближе и немного послушать, но так, чтобы не было заметно, что она делает это нарочно. Вероятно, нет, сокрушенно решила она. Кроме как за Майлзом, спрятаться там было негде, а его собеседница скорее всего догадается, увидев, как Генриетта выглядывает из-за спины Майлза. И обязательно скажет об этом Майлзу. И Генриетте, какой бы речистой она ни была, трудно будет объяснить свой поступок.
– Так вот кто это! Кто бы мог подумать, что она вернется в Лондон?
– Кто? – спросила Генриетта.
– Так, так, так, – забормотала герцогиня.
Генриетта раздраженно уставилась на вдовствующую даму, но даже и не подумала облечь свое нетерпение в слова. Чем больший интерес она прояви т, тем дольше герцогиня станет оттягивать разъяснение. Умение заставить джентльмена выпрыгнуть из окна бального зала было для нее не единственным источником развлечений. Пытка молодых людей обоего пола относилась к той же категории. Молодым считался любой человек в возрасте от пяти до пятидесяти лет.
– Это же малышка Тереза Боллинджер! Я думала, что мы никогда больше не увидим эту девушку. Сплавили, и слава Богу.
– Кто она? – спросила Пен, наклоняясь над плечом герцогини.
– Она была признанной красавицей тысяча семьсот девяностого года – мужчины с ума по ней сходили. Мужчины! – фыркнула герцогиня. – Бараны все они. Мне она никогда не нравилась.
Генриетта всегда знала, что вдовствующая герцогиня – женщина проницательная и исключительно благоразумная.
– Она вышла замуж за лягушатника… титулованного.
– За принца-лягушку? – не удержалась Генриетта.
– За маркиза-лягушатника, – поправила герцогиня. – Но она не отвергла бы и принца, если б смогла его заполучить. Эта девица всегда знала, что такое главный шанс. Интересно, что она снова делает в Лондоне?
У других взбешенных зрителей, наблюдавших за легким флиртом Майлза, сомнений на этот счет не имелось. Слишком ясно было, что делает в Лондоне прекрасная маркиза де Монтваль – расставляет ловушку на виконта. Учитывая, что виконты были редким товаром, ее успех поверг большую часть бального зала в немалое отчаяние.
– У нее ведь уже был муж! – обиженно пожаловалась матери одна из девушек. – И к тому же маркиз! Это несправедливо!
– Успокойся, дорогая, – закудахтала ее мать, сердито глядя на Майлза и маркизу. – Мамочка найдет тебе другого виконта. Вот, например, милый Пинчингдейл-Снайп…
Но волновались они напрасно. Майлз не заинтересовался.
Вообще-то нельзя сказать, чтобы совсем уж не заинтересовался – он был все-таки мужчина и без любовницы в настоящий момент, а его взор услаждали весьма значительной частью груди. Предложение льстило, но была старинная поговорка про то, чтобы не гадить в своем гнезде. Если он и заведет роман, то не с представительницей высшего общества.
Поэтому, вместо того чтобы кивнуть в сторону ближайшего выхода, Майлз взял протянутую ему руку в перчатке и склонился над ней в элегантном поклоне. Вдобавок, но лишь для того, чтобы женщина не почувствовала, будто все ее уловки пропали даром, он перевернул ее руку и поцеловал в ладонь. Этот жест он подхватил много лет назад у одного старого итальянца по имени Джакомо Казанова. И это всегда действовало безотказно.
– Мадам, вы доставили мне удовольствие.
– Надеюсь, не последнее в своем роде.
– Разве нежданные радости не лучше? – ушел от прямого ответа Майлз. Это показалось ему ловким способом уклониться от назначения свидания.
– Иногда ожидание может быть столь же приятным, как и неожиданность, – возразила маркиза. С многозначительным треском она сложила веер. – Завтра в пять я катаюсь верхом в парке. Возможно, наши дорожки пересекутся.
– Возможно.
Улыбка Майлза оставалась такой же многозначительной – и такой же ничего не выражающей, – как и улыбка женщины. Поскольку в пять часов все катаются в парке, вероятность встречи высока, вероятность намеренной встречи – меньше.
Виконту пришло в голову, что, как вдова французского маркиза, она могла бы помочь ему выяснить, не затесался ли во французское эмигрантское сообщество шпион. Но в течение их краткого, хотя и наполненного тайным смыслом разговора она упомянула, что вернулась из Франции два года назад и все это время тихо жила в Йоркшире, избывая первую скорбь по своему мужу. В эмигрантском сообществе у Майлза были лучше информированные осведомители, даже если и менее привлекательные. Кроме того, наилучшей отправной точкой в этом задании, похоже, по-прежнему оставался хозяин того агента лорд Вон.
Объект размышлений Майлза направлялся в данный момент к группе юных леди, сбившихся вокруг внушительной вдовствующей герцогини Доувдейлской.
Генриетта с интересом разглядывала новичка. Его нельзя было назвать высоким – во всяком случае, не таким высоким, как Майлз, – но его гибкая фигура создавала впечатление хорошего роста. В отличие от более безрассудных молодых светских франтов, разодетых во все цвета радуги – от нильской зелени (вредной как для цвета лица, так и для амбиций Бонапарта) до особенно ядовитого оттенка красновато-коричневого, – приближающийся джентльмен был одет в сочетание черного и серебряного, словно ночь, пронизанная лунным светом. Его шевелюра продолжала тему: несколько серебристых прядей инеем блестели на волосах, не скрывая их черноты. Генриетта не удивилась бы, если б он подкрашивал их нарочно, в тон жилету; совпадение выглядело слишком идеальным, чтобы не быть намеренным. В одной руке мужчина держал трость с серебряным набалдашником. Она явно предназначалась для демонстрации, а не для пользования; несмотря на слегка посеребренные волосы, двигался он непринужденной походкой придворного.
Он, подумала Генриетта, похож, пожалуй, на Просперо[12]12
Просперо – персонаж романтической драмы У. Шекспира «Буря» (1612), волшебник и маг.
[Закрыть], как она его себе представляла. Не Просперо в глуши его острова, но Просперо времени упадка Милана во дни его правления – элегантного, недосягаемого и весьма опасного.
По мере его приближения с явным намерением присоединиться к их группе Генриетта заметила серебряную змею, обвивавшую трость, голова змеи с торчащими зубами составляла рукоятку трости. Черного дерева, разумеется. Генриетта не сомневалась – когда мужчина подойдет еще ближе, серебряные брелоки на жилетной цепочке также явят сходство с переплетенными, извивающимися змеями.
Серебряные змеи, Господи Боже! Генриетта прикусила губу, сдерживая неуместный смешок. Вот что значит немного переусердствовать в своем стремлении выглядеть порочным и таинственным. От таинственного до смешного один шаг.
Девушка как раз вовремя подавила желание рассмеяться; Просперо остановился перед ними, улыбаясь герцогине и слегка согнув ногу, как актер, собирающийся декламировать.
– Вон, старый грубиян! – воскликнула герцогиня. – С прошлого века тебя не видела. Значит, ты решил вернуться, да?
– Как я мог не вернуться, когда дома меня ждала такая красота? Я вижу, что за время моего долгого отсутствия с Олимпа спустились три грации, чтобы осветить мрачные бальные залы Лондона.
– А я кто, горгона? – Герцогиня склонила набок напудренную голову. – Мне всегда нравилось обращать мужчин в камень. Очень полезный талант для скучных вечеров.
Лорд Вон склонился над ее рукой.
– Вы, ваша светлость, как всегда, сирена, рожденная до безумия пугать мужчин.
– Никогда не слышала столь умело нанесенного оскорбления! А я немало их нанесла в свое время. Ты всегда был грубияном с хорошо подвешенным языком, Вон. Но я все равно представлю тебя этим юным птичкам. – Герцогиня пренебрежительно махнула своей тростью в сторону Шарлотты. – Моя внучка, леди Шарлотта Лэнсдаун.
Шарлотта послушно присела в реверансе. Лорнет лорда Вона без интереса скользнул по склоненной голове девушки.
