Текст книги "Маска Черного Тюльпана"
Автор книги: Лорен Уиллиг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)
Глава тридцать четвертая
Свидание: западня, обычно устраиваемая агентами врага.
См. также: Тет-а-тет и Рандеву.
Из личной шифровальной книги Розовой Гвоздики
– Вы действительно думали, что я вас не узнаю, леди Генриетта?
– Лиди Анри-эта? – поспешно переспросила Генриетта с акцентом – может, итальянским, может, испанским, а может, и вовсе тарабарским; у нее не было времени продумать свою мнимую национальность, но какой бы она ни была, у них там полно гласных. – Кито иэта лиди Анри-эта?
Маркиза с крайне раздраженным видом поджала губы и на мгновение закатила глаза.
– Оделись вы хорошо, – с глубоким сарказмом сказала она, и в голосе ее не слышно было грудных ноток, отличавших ее светский облик. – Должна отдать вам должное. Но ваш акцент оставляет желать лучшего.
– Я нет понимать. Иэто иэсть, как вы говорить? Как я говорить.
– Хватит, леди Генриетта. Довольно. У меня нет времени. Да и у вас тоже. – Черные глаза маркизы неприязненно сощурились.
– У меня много времени, – сказала Генриетта, поставив ведро и сбросив маску и немного попятившись под этим взглядом василиска. – А вот у вас его явно нет. Тогда я пойду? Не хотелось бы задерживать вас, если вы заняты.
Маркиза пропустила ее слова мимо ушей.
– Вы искали здесь своего дружка? – спросила она, наблюдая за лицом Генриетты, как портной, оценивающий рулон материи.
– Моего дружка?
Генриетте не пришлось притворяться, она и в самом деле растерялась. Последний раз что-то, что можно было бы назвать дружком, было у нее в пятилетием возрасте. Означенный дружок был воображаемым гномом по имени Тобиас, жившим на дереве в парке Аппингтон-Холла.
Маркиза с выражением крайнего удовлетворения посмотрела в окно.
– Его пока здесь нет, но он придет. О да, он придет.
Генриетта внимательнее посмотрела на пышную грудь и длинные ноги, не скрываемые изделием, которое едва ли можно было назвать платьем. Маркиза походила не на мстительного агента Французской республики, а на женщину, ожидающую любовника. Мужа Генриетты, если быть точной.
Генриетта вспомнила ту поездку в парке. Майлз не стал бы… Нет, заверила она себя. Он не стал бы. Он уехал в военное министерство.
Но если маркиза послала ему приглашение… В голове Генриетты развернулся весь сценарий. Майлз, чувствуя себя виноватым, что не может больше отвечать на вызванные им чувства (на ум пришло слово «адюльтер» – но адюльтер с кем? Считается ли адюльтером, когда одна женщина – нежеланная жена, а другая – возлюбленная по его выбору?), сунул записку в карман, решив заехать сюда после утренней встречи, просто чтобы объясниться. Маркиза встречает его в прозрачном одеянии, с вздымающейся грудью и в облаке дорогих духов.
Значит, пустой городской особняк был не центром шпионской сети, а местом обольщения. Обольщения ее мужа.
Генриетта не знала, то ли сунуть голову в ведро с золой, то ли выцарапать маркизе глаза. Последнее показалось ей гораздо более привлекательным.
– Вы имеет в виду Майлза? – резко спросила Генриетта.
– Майлза? – Маркиза повернулась в вихре тонкой ткани, как гроза в поисках пустоши. – Вы имеете в виду Доррингтона?
Генриетта злобно на нее посмотрела:
– Насколько я знаю, эти имена обычно употребляются вместе.
– Ах, бедняжка. – Генриетта легче снесла бы ругань сотни женщин, чем жалость одной маркизы, – она, как кислотой, разъедала ее самообладание. Маркиза довольно рассмеялась. – Да вы, я вижу, ревнуете.
Генриетта ничего не сказала. Как можно отрицать такую ощутимо правдивую вещь?
Не успела Генриетта составить достойный ответ, как маркиза, к счастью, отвлеклась на стук колес экипажа, загрохотавшего по неровной булыжной мостовой тихой улицы. Маркиза ликующе вздохнула, отчего грудь ее приобрела пугающие размеры, лицо засветилось торжеством.
– На это у нас будет достаточно времени позднее, – сказала она, хватая Генриетту за локоть. – Но сейчас вы, моя дорогая, определенно de trop[70]70
De trop – лишняя (фр.).
[Закрыть].
Экипаж замедлил ход и остановился. Где-то за окном заржала лошадь, кто-то спрыгнул на землю. Генриетта едва успела заметить яркую коляску, как маркиза оттащила ее от окна – эти руки под прозрачными рукавами оказались на удивление сильными. Генриетта подумала, что ее просто вытолкают за дверь, но у хозяйки дома была другая идея. Она открыла дверь большого буфета, такого же пустого, как и все остальные буфеты в доме, и впихнула туда Генриетту.
Застигнутая врасплох, Генриетта ударилась голенями о нижний край буфета и полетела вперед головой в его пыльное нутро, больно стукнувшись о пол локтем и ткнувшись лбом в заднюю стенку. Маркиза подхватила ноги Генриетты, засунула их в буфет и захлопнула дверь. Генриетта, встав на четвереньки в надежде хоть как-то выпрямиться в тесном пространстве, услышала лязг задвинутой щеколды.
– Не идеально, – заметила снаружи маркиза, – но пока сойдет.
Генриетта выбрала бы более сильное слово вместо «не идеально». Лицом она уткнулась в задний угол мебели, а ноги вывернулись, как хвост русалки. Генриетта была твердо уверена в одном: ноги так сгибаться не должны. Жалобно чихнув, Генриетта мучительно завозилась, выпрямляясь и возвращая ноги в относительно нормальное положение.
Маркиза властно стукнула по стенке буфета кулаком.
– Тихо там!
Со слезящимися глазами Генриетта сердито зыркнула в сторону звука, но ответить не смогла – была поглощена чиханием.
Ценой ободранных ладоней, обломанных ногтей и растрепавшихся волос Генриетта более-менее села в ограниченном пространстве, подогнув ноги под себя. Буфет, фу га два в глубину и три в ширину, не оставлял места для маневра. Наклоняя голову в сторону, Генриетта могла смотреть в дырочку от сучка в покоробленной дверце (качество мебели интересовало изначального владельца явно не в первую очередь). В крошечное отверстие Генриетта наблюдала за маркизой, в элегантной позе расположившейся на канапе, как мадам Рекамье на известном портрете.
Складки тонкой ткани мягко облегали ноги, больше показывая, чем скрывая. Голову маркиза наклонила, стремясь показать изящную шею. Ее сияющую белизну оттенял темный локон, с искусной небрежностью выбившийся из прически и устремившийся к вырезу платья. Генриетта оторвалась от дырочки и прижалась ушибленным лбом к грубому дереву дверцы.
В своей сосновой темнице Генриетта услышала, как отворилась дверь в гостиную, как пробормотал, докладывая, слуга, слишком тихо, чтобы разобрать имя, а затем вошел человек, обутый в сапоги.
Смирившись с судьбой, Генриетта снова приложила глаз к отверстию, которое, к несчастью, располагалось на высоте всего четырех футов от пола, обеспечивая Генриетте идеальный вид на маркизу, грациозно поднявшуюся с канапе; все ее движения были рассчитаны на то, чтобы наиболее выгодно продемонстрировать длиннющие ноги. Это просто непорядочно, думала Генриетта, держа спину прямо, как вдовствующая герцогиня Доувдейлская. И почему она не может выглядеть так же?
Маркиза с такой непринужденной фацией подала унизанную драгоценностями руку обладателю тяжелой поступи, что Генриетта чуть не зааплодировала чистой виртуозности жеста.
Визитер, очарованный, без сомнения, не меньше, подошел и склонился над этой рукой непосредственно перед глазами Генриетты. Он стоял спиной к Генриетте, припав к руке маркизы. У него была достаточно широкая спина в обтягивающем, как того требовала мода, фраке. Но спина эта принадлежала не Майлзу.
Генриетта прислонилась к стенке буфета, переживая такое до дурноты всепоглощающее облегчение, что на мгновение ей показалось совершенно несущественным, что она сидит скрючившись в чужом буфете. Это не Майлз. Конечно, это не Майлз. Как она вообще могла в нем сомневаться?
Но если это не Майлз, то кто? И почему маркиза решила, что таинственный посетитель имеет какое-то особое значение для Генриетты? Если Генриетта помнила правильно, то во французском языке слово «дружок» имело совершенно другой смысл.
Джентльмен по-прежнему стоял, предоставляя Генриетте для обзора лишь свой торс, но у него хватило сообразительности немножко повернуться, продемонстрировав кусок вышитого жилета… украшенного целым садом крохотных розовых гвоздик. Только один человек в Лондоне – во всяком случае, единственный из лондонских знакомых Генриетты – надел бы такой ужасающе уродливый жилет и дополнил бы сей портновский кошмар фраком розового цвета.
Но какое отношение имеет Болван Фитцхью к маркизе?
– Не могу выразить, как я рада снова видеть вас, мистер Фитцхью. – Хрипотца вернулась в голос маркизы.
Снова?
– И я тоже, – заверил ее Болван, подавая большой букет. – Бездна удовольствия.
Дюжина самых невероятных предположений завертелась в голове Генриетты.
Болван и маркиза оба находились на постоялом дворе; неизвестный щеголь (также известный как маркиза) крутился вокруг их стола, бросил несколько долгих взглядов в их сторону. Могли Болван и маркиза быть любовниками? Трудно было представить разборчивую маркизу в объятиях Болвана, сочетающего добродушнейшую натуру и полное отсутствие соображения и вкуса. Генриетта сомневалась в способности маркизы оценить первое. С другой стороны, Болван также является обладателем поистине несметного количества золотых гиней; за капиталом Фитцхью следят очень ответственные банкиры в Сити, и даже все купленные Болваном жилеты не нанесли его состоянию ни малейшего урона. Маркиза может и не оценить искреннего сердца, но, без сомнения, станет дорожить, почитать и повиноваться пятидесяти тысячам фунтов годового дохода, особняку в Мейфэре и трем поместьям, в одном из которых помещается коллекция не очень широко известных полотен Рафаэля.
Здесь просматривался определенный смысл. Даже замечание о «дружке» вставало точнехонько на место. На правах старого школьного друга Ричарда Болван часто исполнял свой долг, накладываемый давним знакомством: танцевал с Генриеттой кадриль и приносил ей лимонад, когда Майлза не оказывалось поблизости. Увидев их вместе в гостинице, маркиза, должно быть, посчитала Генриетту соперницей, нацелившейся на сундуки Фитцхью. Такое объяснение вполне совпадало с описанием характера маркизы, данным вдовствующей герцогиней, и полностью исключало любую возможность считать маркизу опасной французской шпионкой. Последнее невольно вызвало у Генриетты легкое разочарование.
Маркиза обратилась к кому-то, кого Генриетта увидеть не могла из-за крайне ограниченного обзора.
– Жан-Люк, принеси нам, пожалуйста, кофе.
Грудной голос маркизы придавал многозначительности даже такому обыденному слову, как «кофе».
– Не могу назвать себя большим любителем кофе, – признался Болван, присаживаясь на диванчик и с удобством вытягивая перед собой ноги.
Маркиза присоединилась к нему в облаке прозрачной ткани.
– Я хочу, мистер Фитцхью, угостить вас кофе, от которого вы не сможете отказаться.
– Значит, мне предложат дьявольски хороший кофе? – уточнил Болван.
– Крепчайший, – заверила его маркиза, легко касаясь рукой с прекрасным маникюром бедра молодого человека.
Генриетта у себя в буфете закатила глаза. Это просто смешно! С высот шпионажа она свалилась в глубины французского фарса. Пора идти домой и признаваться во всем Майлзу… ну, может, не во всем. Генриетта ссутулилась бы, если б для этого имелось место. Трудно будет объяснить дикий приступ ревности, не объявляя о существовании чувства, которое, вне всякого сомнения, заставит Майлза сбежать в ближайший оперный театр. Их сделка не допускала чувств сильнее симпатии и, уж конечно, трех опасных коротеньких слов. Внезапно перспектива провести остаток дня в буфете маркизы показалась Генриетте очень привлекательной.
Ничто так не заставляет человека почувствовать всю глубину его падения, подумала Генриетта, неловко шевеля затекшими ногами, как сидение в одежде служанки в чужом буфете. Она вела размеренную, разумную жизнь. Подруги обращались к ней за советом. Все ее любили. И где она теперь? Размышляет над превращением в гнома, живущего в чулане.
Генриетта, пробуя, нажала на дверь. Щеколда устояла, но, как и все остальное в этом доме, показалась не очень прочной. Генриетта снова тряхнула дверь.
– Право слово, – промолвил Болван, озадаченно глядя на внезапно затрясшийся предмет мебели. – По-моему, ваш шкаф пытается передвинуться.
На мгновение маска спокойствия спала с лица маркизы, сменившись неприкрытым раздражением. Генриетта поняла – когда маркиза определяет кому-либо его место, то ожидает, что он будет сидеть спокойно. Этой мысли оказалось достаточно, чтобы Генриетта снова тряхнула дверцу.
– Всего лишь сквозняк, – сквозь зубы пояснила маркиза. – Старые дома насквозь продуваются сквозняками. Они проникают в щели, как сплетни. А все мы знаем, как распространяются слухи, не так ли, мистер Фитцхью?
– Лично я – воплощение порядочности, – поспешил заверить ее Болван. – Нем как могила. Тих как труп. Сдержан как…
– Но кто знает, – прервала поток улыбок Болвана маркиза, – что может наделать одна минута неосторожности?
Генриетта знала, но воздержалась от того, чтобы поделиться опытом. Вопрос маркизы был чисто риторическим.
– Нужно быть очень осмотрительным в дни испытаний. Одно слово, одна оговорка может стать причиной гибели человека. А, спасибо, Жан-Люк.
Перед маркизой поставили тяжелый серебряный поднос, его барочная пышность противоречила выцветшей и порванной обивке дивана. Генриетта спросила себя, не вывезла ли она его с собой контрабандой из Франции, хотя такую вещь никак не зашьешь в подол плаща.
– Кофе, мистер Фитцхью? – Изящным жестом маркиза указала на поднос. Тон ее изменился, сделался жестким, как тяжелая серебряная ручка кофейника. – Или мне называть вас вашим настоящим именем?
– Родители называют меня Реджинальд, – неуверенно подсказал Болван. Его голос тоже изменился. – Нет, право, а что делает эта вещь в кофейнике?
– Я же обещала вам кофе, от которого вы не сможете отказаться, – ответила маркиза.
Голос ее потерял всякую обольстительность, сделавшись настолько сухим, что почти полностью лишился интонаций. Генриетта, массировавшая онемевшую ногу, припала к дырке.
В тонкой изящной руке маркиза держала пистолетик с перламутровой ручкой, направленный на Болвана.
– А я всегда держу свои обещания.
Генриетта закрыла рот, прежде чем занозила язык. Она слышала о свадьбах под дулом пистолета, но никогда – со стороны будущей невесты. Возможное объяснение осенило Генриетту. Оскорбленная женщина? Предположим, гордость маркизы, увидевшей Генриетту и Болвана вместе, была ранена, и она решила последовать примеру Медеи[71]71
Медея – в греческой мифологии жена Ясона; мстя ему за измену, убила их общих детей и послала отравленную одежду сопернице, надев которую та сгорела заживо вместе с отцом, пытавшимся ее спасти.
[Закрыть] и отомстить? Болван находился за границей, и недавно к тому же. Он мог закрутить страстный роман с маркизой до ее возвращения в Англию, а затем бросить ее. Хотя это совсем не в духе Болвана. Бросают скорее таких, как он.
Гораздо менее встревоженный, чем Генриетта, Болван посмотрел на пистолет глазом знатока.
– Отличная вещица, но не стоит так ею размахивать. Может, знаете ли, выстрелить.
– Я это и собираюсь сделать, – сухо сказала маркиза.
На лице Болвана отразилось недоумение.
– Игры окончены, мистер Фитцхью. – Маркиза посмотрела Болвану прямо в глаза. – Я знаю, кто вы.
– Было бы очень странно, если б не знали, – весело ответил Болван, заглядывая в кофейник – не осталось ли там жидкости после изъятия пистолета, – поскольку вы меня пригласили.
Оставалась одна, последняя, возможность. Одна невероятно привлекательная возможность. Но зачем Черному Тюльпану тратить свое время на Болвана Фитцхью?
Жан-Люк встал за спиной Болвана. По крайней мере Генриетта решила, что это Жан-Люк. Ей видна была только ливрея со множеством серебряных пуговиц и пара рук. Маркиза опередила Жан-Люка едва уловимым движением. Генриетта ощупала зазор в дверце, засовывая ногти в щель, пытаясь найти способ отодвинуть щеколду. Она не знала, какая от нее будет польза против здорового громилы и заряженного пистолета, но если она сможет отвлечь их внимание хотя бы на мгновение…
Облокотившись на ручку дивана, маркиза с восхищением подняла бровь.
– Вы смелы, мистер Фитцхью. Очень смелы.
– С робким сердцем красотку не завоюешь, и все такое, – просиял Болван, задирая подбородок и изо всех сил стараясь не показать страха. – Горжусь этим je ne sais[72]72
Не знаю (фр.).
[Закрыть]… э…
– Quoi?[73]73
Как? (фр.).
[Закрыть] – спросил Жан-Люк.
Болван одобрительно глянул через плечо.
– Точно! То самое слово! Не пойму, как оно выскочило у меня из головы?
– Это не единственное, мистер Фитцхью, – проскрежетала маркиза, теряя терпение, – что вылетит у вас из головы, если вы не перестанете настаивать на этом безумии.
– Я бы не назвал это безумием, – задумчиво произнес Болван. – Глупостью – быть может.
– Жан-Люк, – рявкнула маркиза выходя из себя, – принесите цени! Мы свяжем нашего упрямого друга!
– Но я и так в цепях, дорогая леди! В цепях любви! Не в настоящих цепях, разумеется, – доверчиво пояснил Болван, – но это можно назвать…
– А-а!
По комнате эхом пронесся крик. Вопил мужчина, от души. Но не Болван – звук шел с улицы.
Генриетта в буфете похолодела в тревоге.
– Нет, не то, – сказал Болван. – Скажем, это начинается на «м». Матадор?
Инициал совпал, хотя имя было другое. Генриетта узнала этот крик, этот звучный рев, соединивший в себе раздражение и возмущение. Генриетта плечом ударила в дверцу. Сквозь деревянные стены своего узилища она слышала шум борьбы. Где-то в отдалении что-то разбилось. Последовала серия проклятий и ударов, первое в основном по-французски, свидетельствуя, что Майлз не сдается. Маркиза вскочила, беспокойство и недовольство исказили ее лицо. Болван тоже встал, недоуменно нахмурив широкий лоб.
– Право слово, – начал он, – это похоже на…
Вдалеке раздался страшный грохот, потом громкая ругань и тяжелый, глухой удар.
– Доррингтона, – закончил Болван во внезапно наступившей тишине.
Генриетта в отчаянии навалилась на дверцу. Противная щеколда наконец-то поддалась. Дверца распахнулась, и Генриетта не слишком живописно растянулась на ковре гостиной.
– Майлз! – завопила Генриетта.
– Леди Генриетта?! – воскликнул Болван.
– Охрана! – позвала маркиза.
Оглушенная падением, Генриетта стремительно повернулась к двери. В коридоре знакомый голос произнес что-то не очень вежливое; сердце в груди Генриетты возобновило свою привычную работу. Майлз жив. И – разлетелось, ударившись о стену, стекло – все еще дерется. Кто бы там ни упал, это был не он.
Но что он здесь делает?
– Не знал, что вы были здесь, леди Генриетта, – учтиво произнес Болван. – Выпейте кофе.
– Да, – сказала маркиза, целясь в Генриетту. – Прошу вас.
– Хочу заметить, – Болван постучал маркизу по руке, – не знаю, как там во Франции, но гостям не принято грозить огнестрельным оружием.
Маркиза не обратила на него внимания, продолжая целиться в Генриетту из перламутрового пистолетика.
– Прошу вас отдать мне пистолет, который у вас за поясом, и нож, привязанный к ноге, – приказала маркиза.
Генриетта в недоумении на нее посмотрела.
– А с чего вы взяли, что у меня все это есть?
– Шпионы-любители держат за поясом пистолеты, а к ногам привязывают ножи, – едко ответила маркиза. – Неприятная банальность профессии.
Оба этих пункта значились в полезной брошюрке Амели «Итак, вы хотите стать шпионом», но дуэльные пистолеты Майлза остались у него на квартире, а прислуга Лоринг-Хауса считает ее сумасшедшей и без просьбы показать имеющиеся у них в наличии кухонные ножи. В комнате, служившей, очевидно, когда-то отцу Майлза кабинетом, висели над камином две пыльные шпаги, но подобное оружие не спрячешь за вырезом платья.
– А-а, – протянула Генриетта, надеясь отвлечь маркизу, пока Майлз успокаивает в коридоре ее сообщников. – Но я не шпионка-любительница.
Это правда, заверила она себя. Она скорее связная.
– Вы начинаете меня утомлять, леди Генриетта.
Небрежным жестом, каким могла бы подкрасить губы или перелистать программку в опере, маркиза взвела курок.
– По-моему, вы не хотите это делать, – сказала Генриетта, медленно приподнимаясь на локтях и сожалея, что не догадалась захватить с собой пистолет.
– Почему нет? – тоном крайней скуки спросила маркиза.
– Потому, – осмелела Генриетта, осторожно вставая на колени и стараясь выглядеть загадочно, – что больше пользы от меня живой, нежели мертвой.
– С чего вы взяли? – поинтересовалась маркиза ровным, как и прицел ее пистолета, голосом.
Разнообразные удары и стоны в коридоре давали основание предположить, что Майлз все еще разбирается с охраной маркизы. Как долго он сможет сдерживать их, если маркиза применит пистолет? В отчаянии Генриетта обратилась с невнятным возгласом к Болвану. Тот, неправильно его истолковав, попытался налить в чашку кофе из пустого кофейника.
Видя, что отсюда помощи ждать не приходится, Генриетта предприняла безнадежную попытку отвлечь внимание маркизы и прицел ее пистолета.
– У меня, – очень медленно начала Генриетта, – есть информация, за которую ваше правительство, – она пристально смотрела на маркизу, но лицо ее не выражало ничего, кроме плохо скрываемой скуки, – хорошо заплатит.
– В самом деле есть? – Маркиза сухо, без интереса улыбнулась.
– Мертвые женщины молчат, как вы знаете, – заметила Генриетта.
– Но вы, леди Генриетта, – сказала маркиза, – уже выдали все, что мне нужно было знать.
– Выдала?
Генриетта встревоженно перебрала в памяти события нескольких последних дней. Не могла же она навести маркизу на Джейн… или все же навела?
– Вы совершенно в этом уверены? – в тоске спросила она. – Я хочу сказать, вы же не захотите вернуться к своему начальству, возможно, с недостоверной информацией. Подумайте, как они будут недовольны тем, что вы могли бы узнать больше. А вдруг вы ошибаетесь? Просто подумайте об этом. Вы уверены? Вы совершенно, абсолютно уверены?
Вздох маркизы указал на крайнюю скуку человека, которому уже доводилось слышать мольбы узников о пощаде и который находит их банальным, хотя и неизбежным следствием выбранной профессии.
– Абсолютно, – палец маркизы усилил давление на курок, – уверена.
