Текст книги "Апостолы Феникса"

Автор книги: Линн Шоулз

Соавторы: Джо Мур
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

СВЯЩЕННЫЙ ОГОНЬ

2012, Багамы

Скэрроу собрал ведущую группу в конференц-зале пирамиды Ацтека. Вокруг большого овального стола вишневого дерева сидели люди, которых ему нравилось считать своими адептами – самые преданные, его мозговой центр, его штаб. Босые, одетые в простые серые рубахи, перепоясанные веревкой. Их одежда являла резкий контраст роскошному облачению Скэрроу – ниспадавшей эффектными складками пурпурно-золотой накидке, кожаным сандалиям ручной работы, узорчатым золотым браслетам и прочим украшениям, сверкающим разноцветными драгоценными камнями.

На стене у него за спиной висела внушительная копия Камня Солнца ацтеков, Диск орла, оригинал которого был обнаружен на главной площади Мехико-сити во время раскопок 1790 года.

Койотль роздал повестку дня, и Скэрроу насколько минут помолчал, давая время ознакомиться с нею, прежде чем приступить к отчетам каждого подразделения.

– Может быть, вы начнете, доктор Блэкли?

– Жизненно важные органы и общее состояние объекта в пределах нормального. Психологическая и климатическая индоктринация дают позитивные результаты в смысле развития желаемых личностных характеристик.

– Мне казалось, все это уже существовало в латентной форме, будучи предопределено генетикой, – сказал Койотль. – И потому именно эти персонажи были выбраны в апостолы.

– В какой-то степени вы правы, генетика играет основополагающую роль, – ответил доктор Блэкли. – Но наш генетический склад лишь предрасполагает к тому или иному поведению. На развитие тех или иных черт личности влияют также окружение и жизненный опыт. Наши объекты были ограничены только лишь тем опытом, который обеспечивали ему мы. Комбинация генетически обусловленных черт и программируемого нами опыта дает желаемые результаты.

Блэкли обратился к Скэрроу:

– Как я уже сказал, мы видим наличие именно тех характеристик, которые вам нужны. Интересно наблюдать уникальные или даже неординарные черты каждого индивидуума – уровень импульсивности и агрессивности и реакции на определенные стимулы и ситуации. Мы продолжаем отслеживать биохимию нервной системы и уровень таких ферментов, как серотонин и моноаминоксидаза. Мы выявили один интересный факт: у всех объектов наблюдается семикратное повторение в гене DRD4, который, как известно, указывает на склонность к новому и поведение, сопряженное с рисками.

– Простите?

– Неважно. – Скэрроу подался к Койотлю. – Нам это понимать необязательно.

– Простите, постараюсь обойтись без наукообразности, – сказал Блэкли. – Повторение цепочки ДНК, которая, ну, просто повторяется. Вот и все. Это одна из очень немногих мутаций – если у вас семикратное повторение в гене DRD4, велика вероятность, что вы больше любите риск и стремитесь к новизне, чем люди с другими повторами, с другими мутациями.

– Итак, подводя итоги?

– Хавьер, наши последние анализы показывают, что мы успешно скомбинировали все факторы, необходимые для получения требуемого результата к оговоренному сроку. Без задержки. Мы рассчитываем, что все объекты полностью сформируются в изначально установленные сроки.

– Отлично. – Скэрроу взглянул на металлическую жаровню, стоящую в середине стола. Над ней с потолка спускалась вытяжка из нержавеющей стали, куда уходили струйки дыма. Он почувствовал жар священного огня и обратился мыслями к 1960 году, когда он зажег этот огонь, к той ночи, когда боги наконец вняли его мольбам и он начал готовить почву для осуществления своего плана. Близился миг снова зажечь Вечное пламя, календарь показывает, что пятидесятидвухлетний цикл подходит к концу. Все должны быть на местах к осеннему равноденствию – традиционному дню ритуалов его народа. Тогда он убедится, что он выполнит поставленную задачу к двадцать первому декабря. Его апостолы будут разбросаны по миру и начнут пожинать сердца Прекрасных цветков. Боги будут довольны и предотвратят катастрофу.

Затем последовало еще несколько отчетов: об увеличении размеров фонда, о подготовке к открытию отделений Миссии Феникса в разных городах и так далее. Затем Скэрроу отпустил всех, попросив остаться одного лишь Койотля. И когда они остались вдвоем, спросил:

– Ты разобрался с этой единственной свидетельницей?

– Скоро разберусь. Сразу после этого собрания я вылетаю в Майами.

– Как ты ее нашел?

– Легко. Когда мы перехватили в Мехико ее багаж, там были вещи, которые помогли нам установить ее адрес. Один из адептов посетил ее квартиру, чтобы посмотреть, нет ли там еще в каком-нибудь виде интервью Берналя – может быть, она провезла копию в ручной клади. Он ничего не нашел, но мы решили несколько дней последить за ее телефонными разговорами и послушать, что она скажет своему редактору. С редактором она пока не говорила, но зато у нее был разговор с каким-то писателем о разграблении могил. И теперь она собирается в Киз, чтобы встретиться с ним и обсудить это подробнее.

– Значит, у нас две потенциальные мишени. Как ты собираешься решать эту проблему?

– Они собираются на морскую прогулку. Я думаю, нам предоставляется прекрасная возможность использовать нашу новейшую разработку. В исследовательском центре «Гровс Авионикс» мы подготовили прототип нового управляемого снаряда. Устраним обоих. А властям это будет представлено как учебные испытания, санкционированные Федеральным управлением гражданской авиации и военными. И как только задача будет выполнена, я сразу же вернусь.

– Не называется ли это «из пушки по воробьям»? И не будет ли это выглядеть как наглое нападение на невинных жертв?

– Это будет выглядеть как страшная трагедия, – сказал Койотль. – Роковая неисправность нового оружия в ходе испытаний.

– А последствия?

– Предполагаю, будет расследование и скорее всего досадный многомиллионный судебный процесс против «Гровс Авионикс». Как вы любите говорить, такова цена бизнеса.

– Ты мне нужен здесь, чтобы заниматься апостолами. Мы не можем позволить себе слишком долгое твое отсутствие. Нельзя прерывать процесс их обучения и ориентации. Ты же знал, что с тем делом надо было разобраться еще в Мехико. – Взгляд Скэрроу был суров. – Мы должны накрепко закрыть все двери, куда хоть кто-то может заглянуть и увидеть, что мы делаем. Даже если кажется, что это пустяк. Мир не должен понимать, что мы хотим совершить. – И мановением руки он показал, что дискуссия окончена.

Когда они выходили из конференц-зала, Койотль сказал:

– Завтра к этому времени я захлопну последнюю дверь.

ЛОРЕЛЕЯ

2012, Флорида-Киз

Сенека опустила складную крышу своего «вольво», чтобы ощутить вокруг вихрь чистого морского воздуха. Шоссе Оверсиз-хайвей не очень изменилось с тех пор как несколько лет назад она ездила в Ки-Уэст, чтобы написать о фестивале Фэнтези Фест. Разве что большую его часть расширили с двух до четырех полос. В остальном – типичная панорама Флорида-Киз: отели, мотели, лодки напрокат, рестораны, сувениры… Несмотря на урбанизацию, здесь были места, сохранявшие загадочное спокойствие и медлительный стиль жизни, противостоя напору окружающего мира. Как во времена ее детства.

Когда Мэтт Эверхарт пригласил ее в Исламораду, обещая отличный обед и лодочную прогулку при звездах, она отказалась, чувствуя себя не в состоянии куда-либо ехать и что-либо делать. Но спустя несколько дней передумала и согласилась. Всегда есть ничтожный шанс, что она найдет сюжет, который понравится редактору и, что важнее, позволит ей продолжить поиски того, кто отнял у нее Даниеля. Она была уверена, что никто не поймет, как она может ехать в такое место, как Флорида-Киз, сразу после смерти Дэна, поэтому решила никому и не говорить о том, что уезжает с ночевкой. Это ведь не для того чтобы приятно провести выходные, так что она не собиралась никому отчитываться. Она не позволит горю взять над ней верх. Если надо, она перевернет каждый камень, но найдет подсказку, ведущую к разгадке. А когда найдет тех, кто убил Даниеля, то тогда, может быть, и позволит себе тратить время на то, чтобы лежать в постели и плакать дни напролет.

Поездка напомнила Сенеке, как давно она не была у моря. Она покрутила настройку радио в поисках того, что больше соответствовало бы пейзажу, а не ее мрачному настроению. Карибская музыка навеяла воспоминания о тех временах, когда она приезжала на Флорида-Киз ребенком, вместе с матерью. Хорошее было время. Бренда была вольной птицей, и в воспоминаниях Сенеки закаты пылали над гавайскими барами, крытыми соломой, а мать танцевала под барабан из бензиновой бочки на залитом луной пляже.

Они проводили на берегу много времени. Бренда любила океан и, когда они жили в небольшой квартире в Форт-Лодердейле возле Берегового канала, накопила денег на лодку. Это был старый обшарпанный «Крис-крафт» из красного дерева, с маленькой каютой и изношенным мотором. Но для Бренды и Сенеки это была «Куин Мэри». Много раз они выходили в открытое море на закате, чтобы смотреть, как появляются звезды. Во время этих лодочных прогулок Бренда рассказывала бесконечные истории, а иногда они просто сидели в молчании, глядя на небо и океан. Сенека считала, что именно поэтому она так любит бывать на воде и у воды. На мгновение она подумала, насколько все было бы иначе, вырасти она в семье с матерью и отцом.

«Почему бы нам не выпить и не переспать?» – машину наполнил голос Джимми Буффе, а текст заставил Сенеку улыбнуться. «Боже, как давно я ничему не улыбалась…»Хотела бы она, чтобы жизнь была так же проста, как название песни.

Сенека пересекла Ки-Ларго и полчаса спустя заруливала на парковку мотеля «Ки Лантерн» в Исламораде. Его рекламировали как один из самых умеренных по ценам мотелей в окрестностях, без излишеств, просто чистый, с дружелюбным персоналом и удобный.

Зайдя в свой номер, она открыла телефон, нашла в списке контактов Мэтта Эверхарта и позвонила.

– Есть замечательное местечко со стороны залива, оно называется «Лорелея», – сказал он, не забыв поблагодарить за приезд. – Что, если я заберу вас около шести? Где вы остановились?

– Замечательно, но не надо меня забирать. Я, пожалуй, посмотрю достопримечательности, и встретимся прямо там. – Она не хотела зависеть от человека, о котором почти ничего не знала. Если она решит, что пора расходиться по домам, собственная машина сильно облегчит дело.

– Хорошо. Вы узнаете «Лорелею» по вывеске с русалкой. Возле указателя «82, Бейсайд». Замечательная еда под открытым небом и живая музыка. Я закажу столик на внешней веранде. – Он на секунду запнулся. – Или вы предпочитаете ужинать в помещении?

– У воды будет замечательно.

– Высматривайте парня в рубашке Флоридского университета. Если нам повезет, когда солнце будет садиться, мы увидим феерическое шоу.

– Прекрасно. – Ей как никогда требовалось феерическое шоу.

Неожиданно выяснилось, что «Ки Лантерн» находится по соседству с «Лорелеей», но Сенека не особенно хотела, чтобы Мэтт знал, где она остановилась.

Мотель в точности соответствовал рекламе – ничего особенного, но чисто и удобно. «Может быть, стоит написать о нем и о других бюджетных мотелях этих мест, чтобы немного заработать?» Ее редактор спокойно относился к тому, чтобы его сотрудники печатались в других журналах, только бы не в научных. За статью ей в мотеле могут сделать скидку или вовсе не взять платы. Сенека мысленно сделала себе заметку поговорить с владельцем, прежде чем выписываться отсюда.

Сенека не пошла пешком, а проехала это небольшое расстояние на машине и зашла на открытую веранду переполненного ресторана «Лорелея» – в белой блузке, длинной, по щиколотку, юбке и сандалиях. Оглядев столики, она остановилась взглядом на том, где сидел единственный мужчина в синей рубашке-поло с буквами «УФ».

Он увидел ее, и она помахала рукой.

Мэтт встал и протянул руку.

– Мисс Хант?

Она посмотрела на фотографию писателя на его сайте еще дома и сразу подумала, что он отлично выглядит, но действительность превзошла ожидания. На вид ему было за тридцать. Копна густых, почти черных волос, глаза цвета крепкого кофе, загорелое худое лицо, рост около шести футов или, может, чуть больше. Университетская рубашка заправлена в шорты, на ногах поношенные спортивные туфли. Он явно вел типичный для Флорида-Киз образ жизни.

– Зовите меня Сенека.

– Вы как раз вовремя, Сенека. – Мэтт показал на запад, где разгорался эффектный закат. – Облаков набежало достаточно, чтобы стало интересно. Самые драматические закаты бывают не в самые ясные дни.

«И в самом деле», – подумала Сенека.

– Вы обещали зрелище, и, похоже, сдержите слово.

– Еще раз спасибо, что приехали. Я горю желанием услышать, что случилось в Мехико. Пока я знаю только то, что прочитал в Интернете, и еще немного вы рассказали по телефону.

Подошел официант, чтобы взять заказ на напитки.

– Две «Маргариты» со льдом, – сказал Мэтт, взглянув на Сенеку. – С солью?

– Обязательно. – Она села, чувствуя, как от успокоительного соседства океана, от яркого заката внутреннее напряжение ослабевает. Приятно уехать из города. Набрав в грудь воздуха, она начала рассказывать о мексиканских событиях, включая описание гробницы. – Доктор Берналь был моим женихом, – добавила она под конец.

Мэтт вздрогнул.

– О, господи. Примите мои соболезнования. Это нигде не упоминалось. Я бы не вел себя так бесцеремонно. Мне следовало быть деликатнее, когда вы сперва отклонили мое приглашение. Боже, что вы, наверное, обо мне подумали…

– Я понимаю, ведь вы не знали.

– Извините.

– Все в порядке. В самом деле в порядке.

Мэтт продолжал качать головой, сокрушаясь по поводу своего неведения.

Чтобы помочь ему, Сенека сменила тему:

– Давайте я расскажу, что думал Дэн. Он был очень заинтригован тем фактом, что останков Монтесумы там не было, хотя могила не казалась разграбленной, поскольку весь погребальный антураж остался на месте. Керамика, золото, драгоценные камни, даже что-то похожее на маленький реликварий – Дэн предположил, что это подарок от испанцев. Погребальный покров, в который, должно было быть завернуто тело Монтесумы перед кремацией, скомканный, валялся на полу. И Даниеля озадачило, почему нет погребального сосуда.

– Неудивительно, что он пришел в недоумение.

– Для него основными вопросами было: почему из могилы не украдены артефакты, если она вскрыта уже давно, почему там остался погребальный покров Монтесумы и где его останки.

– Те же моменты привлекли и мое внимание. И точно так же меня насторожило, что из могилы Елизаветы Батори не было украдено ничего ценного. Как и ваш жених, я не понимаю, почему в гробнице Монтесумы остались все ценности. Это показалось мне интересным совпадением – Батори и Монтесума, я имею в виду.

– Я почитала о Батори, и, да, вы правы, она просто уникальна. Чистое зло.

– Такой она и была. Я вам говорил, местные крестьяне так ненавидели ее, что не хотели хоронить на своем кладбище. Они перевезли ее на родину. Я поехал туда и обнаружил, что ее могила недавно вскрыта. Понимаете, не ограблена, по крайней мере, в традиционном смысле. Хотя ее и презирали, Старая Лиз была все же из королевского рода, и ее похоронили в фамильных драгоценностях – ожерелье, брошь, кольца.

Официант принес напитки.

– Вы готовы сделать заказ? – он посмотрел на Сенеку.

– Ой, вот ведь… Я даже не взглянула на меню.

– Если вы любите рыбу, – подсказал Мэтт, – я рекомендую заказать целого желтохвостого люциана. Я его здесь пробовал, и он был великолепен.

– Тогда люциана, – сказала она и закрыла меню.

– Хороший выбор. А вам, сэр?

– Антрекот с кровью.

– Антрекот? Когда тут столько прекрасных даров моря?

– Их я тоже ем. Но иногда очень хочется мяса.

– Разве вы не сказали по телефону, что пытались убежать от стейка?

– Я всегда от чего-нибудь убегаю. Или от кого-нибудь.

Она заметила, что у него заразительная улыбка. Как у Даниеля.

– Обычно, это группа религиозных экстремистов, считающих мои книги ересью или кощунством.

– Правда? Вы хотите сказать, у вас есть враги?

– Некоторые воспринимают мои писания слишком серьезно. Поэтому я предпочитаю жить в таком захолустье. Нужно приложить немало усилий, чтобы найти меня здесь.

Ей нравилось, что Мэтт не слишком о себе воображает. Он не старался ее впечатлить. Он казался симпатичным и земным.

– Вы говорили, что Элизабет Батори похоронили с ее драгоценностями? – она видела, что Мэтт заметил ее обручальное кольцо. Сенека прикоснулась к бриллианту. – Я пока не могу снять его. Но это у меня в списке неотложных дел. Я не хочу к нему чересчур привязываться.

Мэтт понимающе кивнул и помолчал. Потом продолжил:

– По-моему, расхитители гробниц воруют из могил ценности, а не старые ветхие кости. А склеп Елизаветы вскрыли и забрали останки, оставив ценности на месте. На мой взгляд, в этом нет смысла. Потом, откуда ни возьмись, история о гробнице Монтесумы. Конечно, в первых сводках новостей не говорилось о том, что все погребальные сокровища нетронуты, а останков Монтесумы нет. Средства массовой информации сосредоточились на взрыве бомбы и террористах, которые, возможно, связаны с наркобандами или политическими фанатиками. Но я подумал, что на самом деле за этим скрывается нечто большее, чем говорят в новостях. Просто догадка, но я не мог не задуматься – а вдруг здесь есть связь?

– Может быть. Но что общего у Монтесумы и Элизабет Батори? Какая ниточка их может связывать? В конце концов, их разделяют континенты и годы. Сколько – сто или около того?

– Об этом я тоже думал, но есть одна общая черта. Подумайте сами.

Сенека посмотрела на сияющий над Флоридским заливом закат, потом опять на Мэтта.

– Единственное, чего не хватает в их могилах, это их останков.

ОТКРЫТИЕ

1962, Рино, Невада

– Тут байку рассказывают, что у тебя есть комната, полная испанских сокровищ, и она в подвале этого отеля. – Девочка по вызову оседлала Гровса. Раскачиваясь, она все глубже затягивала его в себя и продолжала между стонами: – Покажи мне сокровища, миленький!

– А что я, по-твоему, в тебя засунул? Настоящее сокровище, длинное, твердое. – Гровс сжал ее бедра и смотрел, как подпрыгивают ее груди. Их тела блестели от пота. Она нагнулась, и ее длинные волосы защекотали его грудь.

Девчонка была несравненной, Гровс не знал никого лучше. Когда его люди прислали ее наверх из казино, они стали трахаться, и это уже третий раз за ночь. Кажется, она понятия не имела, что он – сам миллиардер Уильям Гровс, для нее он был просто загадочным богачом из пентхауса.

Гровс поставил себе задачей иметь каждую ночь новую женщину. Это была одна из сотен задач, которые он поставил себе от крайней скуки. Пока он не пропустил ни одной ночи. Но скука никуда не делась.

С тех пор как восемьдесят шесть лет назад он нашел сокровище, он сделал больше денег, чем составлял валовой национальный продукт большинства государств. В его владении было больше корпораций, чем он мог отслеживать или хотя бы помнить. Если верить его бухгалтерам, на него работало больше полумиллиона человек по всему миру. Он инсценировал свою смерть в 1919 году, потом смерть своего сына в 1937-м и внука в 1960-м. Для остального мира он был Уильямом Гровсом IV, правнуком Билли Гровса, ковбоя. Мир бизнеса и средства массовой информации считали его эксцентричным миллиардером-отшельником, таким же, какими были его отец, дед и прадед.

Он руководил Консорциумом Гровса из-за непроницаемой завесы конфиденциальности с помощью батальона поверенных и экспертов по безопасности. Никто не знал и никто бы не поверил, что он и есть тот самый ковбой, который наткнулся на клад апачей в 1876 году, был убит стрелой, похоронен землетрясением и восстал из могилы.

Гровс жил инкогнито в пентхаусе самого шикарного курортного отеля-казино в Рино – в одном из дюжины своих поместий, особняков, замков и отелей, разбросанных по всему миру. Устав переезжать из одного в другой, он сделал пентхаус в Рино постоянной резиденцией и жил там уже больше пяти лет. День за днем он наблюдал оттуда за окружающим миром, как будто за чужой планетой, и никогда не рисковал шагнуть туда. Он давно забыл значение слова «свобода».

Пока все вокруг старели и умирали, он жил в теле тридцатисемилетнего ковбоя из Аризоны, только что с мексиканской разборки в Санта-Ане. Было ли его бессмертие благословением или проклятием? Он не знал, как не имел представления, как и почему избран. Иногда ему хотелось проверить, так ли уж он бессмертен. Он брал пистолет, взводил курок и приставлял ствол к виску, но у него ни разу не хватило духу нажать на спуск.

Гровс владел всем, но не имел ничего. В последнее время он развлекался тем, что пил горькую и старался перетрахать как можно больше шлюх. Но чувствовал, что интерес к этому делу скоро пройдет. Он все меньше времени проводил в качестве бизнесмена Уильяма Гровса, все больше, как в эту ночь, при закрытых дверях, в шкуре старины ковбоя Билли. Так ему было удобнее.

Гровс подался вверх и разрядился в нее.

– Как тебе сокровище? – его голос звучал невнятно от выпитого.

Она откатилась в сторону.

– Да ты просто брандспойт, миленький, – она тоже запиналась, поскольку в промежутках между сексом они пили из бара все подряд.

Гровс сделал усилие, чтобы слезть с кровати и встать на ноги. Пошатываясь, он прошел через спальню в ванную комнату. Наклонившись над унитазом, он вынужден был ухватиться за стену, чтобы помочиться. «Она лучше всех за эту неделю, – подумал он. – Надо сказать, чтобы ей заплатили вдвое: это лучшая случка за долгое время. Тысячу, пожалуй».

– Ну, миленький. Покажи мне сокровище.

Гровс обернулся и увидел, что она опирается о дверную раму. Ее голое тело блестело после их совместных усилий.

– Я тебе отдал все свое сокровище. – Он качнулся к ней, и они ухватились друг за друга, едва держась на ногах. – Ты выжала меня досуха.

– Я знаю, ты прячешь золото где-то здесь, – зашептала она, куснув его за мочку уха. – Слухи ходят. Откуда бы ты еще взял столько денег, чтобы купить этот отель? Ну покажи, миленький!

Тайник видели немногие. Если он ей его покажет, то нарушит свои собственные правила. Но, в конце концов, какого черта? Она так напилась, что ей все равно никто не поверит. И то, если она вообще запомнит эту ночь и на что она там смотрела.

– Обещай, что это будет наша маленькая тайна, – он взял ее за руку и повел через комнату, задержавшись, чтобы обоим надеть халаты. Оба были не в состоянии идти по прямой, но, приложив немалые усилия, они добрались до лифта – не того, который вел к личному входу в казино и гаражу, а другого, маленького, чья кабина вмещала не больше двух-трех человек. Внутри ей пришлось держать его, чтобы он не упал.

Они спустились на двенадцать этажей. Ни с какого другого яруса входа в этот лифт не было, его шахту со всех сторон окружали бетон и стальные листы. Когда дверь открылась, перед ними оказался короткий коридор, заканчивающийся массивной дверью, похожей на сейфовую.

Сделав несколько шагов, они остановились перед начищенной бронзовой дверью.

– Отвернись-ка на минутку.

Она повиновалась: отвернулась, схватившись за стену.

– Черт дери, мне плохо.

Гровс вспоминал комбинацию от тройного замка. В первый раз он ошибся и заколебался, зная, что если запорет три попытки подряд, хранилище автоматически заблокируется на двадцать четыре часа.

Он потряс головой, пытаясь разогнать густой алкогольный туман. Наконец снова протянул руку к колесикам и начал набирать код. Чуть погодя серия щелчков дала знать, что противоударная дверь готова раскрыться.

– Сюда, – он обхватил ее за талию и повел внутрь.

Они вошли в темное хранилище. Гровс включил свет. Комната была размером с гараж на две машины. От пола до потолка по всему периметру стен шли массивные железные полки, еще два ряда располагались по центру комнаты. Все, что осталось от клада апачей – примерно треть, по оценке Гровса – было здесь. Большая часть золота и серебра была давно потрачена. Остались несколько предметов искусства, старое мексиканское и индейское оружие и антиквариат. Хотя он постарался избавиться от большей части таких вещей, осталось несколько сундуков с редкими монетами и скромная кучка золотых слитков. Еще здесь были миллионы американских долларов: всегда должны быть наличные под рукой.

Гровс отступил назад и наблюдал, как она ходит по комнате с расширенными от изумления глазами. Казалось, она хочет потрогать все вокруг, особенно то, что блестит.

– Это самое сексуальное место из всех, что я видела. – Она зачерпнула горсть монет и потерла об грудь; халат распахнулся. – Сколько все это стоит, миленький?

– Без понятия, – он ухватился за угол полки.

– И что ты будешь со всем этим делать?

– Хранить, а иногда приводить сюда красавиц вроде тебя, чтобы поиграть.

– Оцени, – она приложила две монеты к соскам.

Гровс зевнул. «Пора это все прекращать, и пусть идет своей дорогой. Да и вообще не надо было приводить ее сюда».

– Что это? – она показала на маленький серебряный сундучок на нижней полке.

Гровс постарался сфокусировать взгляд.

– Черт, я и забыл! Никогда не понимал, почему это было в общей куче. Храню, потому что это напоминает об одном особенном дне моей жизни. Наверное, коробка кое-чего стоит.

– А что в ней?

– Это было и правда давно, но насколько я помню, кусок ткани с портретом какого-то типа. Помню, у него еще перья торчали из головы.

– Можно мне посмотреть?

– Конечно, какого черта. А потом пойдем отсюда.

Она открыла крышку и заглянула внутрь.

– Ты прав, старая тряпка.

– Я же говорил, портрет какого-то парня в перьях. Может, он был индейским вождем. Наверное, не стоит ни цента.

Она достала ткань и расправила ее, так что свет упал на поверхность.

– Вау!

– Что такое? – спросил он с растущим нетерпением.

– Ты вроде говорил, что там парень с перьями?

– Ну да, а что?

Держа ткань за углы, она повернула ее к Гровсу.

– Нет, миленький, тут нарисован ты.