Текст книги "Апостолы Феникса"
Автор книги: Линн Шоулз
Соавторы: Джо Мур
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)
Линн Шоулз
Джо Мур
АПОСТОЛЫ ФЕНИКСА
Посвящается Джейн Эллен
Ибо, где будет труп, там соберутся орлы
Евангелие от Матфея 24:28
Людей переживают их грехи;
Заслуги часто мы хороним с ними.
Шекспир, «Юлий Цезарь» (пер. И. Б. Мандельштама)
Почти в каждой культуре и религии есть свое пророчество о конце света. Пожалуй, самое известное из таких предсказаний Апокалипсиса – календарь древних майя. Археологи обнаружили, что в большинстве поселений майя были астрономические обсерватории, что позволяло им предсказывать события по датам равноденствий и циклам Венеры. Их знания о времени и пространстве были столь совершенны, что они создали календарь, более точный, чем любой из используемых в наше время.
Календарь майя состоит из трех: солнечного календаря из 365 дней, который на десять тысячных дня точнее, чем принятый сейчас григорианский; церемониального из 260 дней (совпадающего с человеческим сроком беременности); и комбинации этих двух, где номера дней и месяцев повторяются лишь через пятьдесят два года. Древние майя и другие жители Мезоамерики использовали один и тот же пятидесятидвухлетний цикл, называвшийся календарным кругом. Майя, кроме того, использовали так называемый долгий счет, исчисляемый от начала их цивилизации 13 августа 3114 года до н. э. и заканчивающийся 5121 год спустя, 21 декабря 2012 года. Очень похожей датой заканчивается и ацтекский календарь. Ее же можно вычислить, используя классический китайский текст И-цзин. Другие схожие предсказания и пророчества конца света есть у индейцев хопи, Нострадамуса, Матушки Шиптон и Кумской Сивиллы, к ним можно добавить множество толкований различных легенд, священных текстов и нумерологических построений.
Что же может случиться в предсказанный Судный день? Редкое космическое событие, происходящее раз в двадцать шесть тысяч лет, когда Солнце во время зимнего солнцестояния окажется на одной линии с центром Млечного Пути. Земля в это время будет испытывать колебание своей оси, и произойдет смена полюсов: Северный и Южный полюса поменяются местами. Катастрофические последствия для жизни, какой мы ее знаем, невозможно себе представить.
ВОСКРЕШЕНИЕ
1876, север штата Сонора, Мексика
Билли Гровс не понимал, жив он или мертв. Ему не хватало дыхания. Он пытался втянуть в себя воздух, но ноздри забивала грязь.
Он хотел почесать лицо и вдруг понял, в чем дело.
Он похоронен…
В панике он принялся разгребать комья земли и мусора, сражаясь за спасительный глоток воздуха.
Как добраться до поверхности? Может быть, он копает не туда?
Он скреб и продирался, отталкиваясь ногами, стремясь вырваться из мрака. Паника росла, он начал конвульсивно дергаться. Он бы закричал, но для этого тоже не хватало воздуха в легких.
Наконец Гровс почувствовал, что его кулак прорвался наружу, и стал судорожно протискиваться через толстый слой земли и мелких камешков. Вот он увидел свет; кожу обожгло жаром солнца, и он начал жадно глотать воздух широко открытым ртом.
Отплевываясь, он выкарабкался из своей несостоявшейся могилы и повалился на землю. Протер глаза, огляделся. Увидел, что творится на дне долины, и тут вспомнил все – пещеру, золото, апачей, землетрясение.
И стрелу.
Гровс заставил себя посмотреть на собственное туловище. Стрела была там, она вонзилась в него почти по самое оперение, войдя в грудь под острым углом и выйдя из бока. Он скосил на глаза на нее, боясь увидеть ее конец. Но наконечник, к счастью, отсутствовал. Отломился.
Ухватившись за конец стрелы, торчащий из груди, он скривился и дернул. Черенок легко вышел из тела.
Стрела должна была убить его. Он осмотрел рану на груди. Дырка была, но она не кровоточила.
«Что, черт возьми, происходит?»
Рана, казалось, заживала на глазах.
«Это чудо?»
Он был убит стрелой и похоронен землетрясением.
И вот он восстал из мертвых.
РЕЛИКВАРИЙ
2012, Мехико
– Что там не так? – Сенека Хант стояла под защитным тентом, закрывающим археологический раскоп, и наблюдала за изображением на мониторе.
Даниель Берналь, начальник археологической партии и по совместительству ее жених, приобнял ее за талию и обратился к видеотехнику.
– Mueva la camara a la izquierda.
– Si, – техник тронул джойстик, направляя зонд левее. Крошечная камера, размешенная на гибком щупе, опустилась в отверстие, просверленное в каменном полу. Кольцо светодиодов на камере залило светом запечатанную гробницу у них под ногами.
Сенека наклонилась к Даниелю.
– Ты что-нибудь видишь?
Он показал на монитор.
– Вот алтарь, где должны быть останки. Но погребального сосуда нет.
Несколько других участников мексиканской археологической партии сгрудились вокруг них, стараясь рассмотреть то, что виднелось на экране.
– Расхитители могил? – Сенека откинула с лица медно-рыжие волосы, но одна прядь все-таки осталась на щеке. Она отстранилась и шагнула назад, сразу ощутив, что рядом чего-то не хватает.
– Дайте сниму пару кадров. – Подняв висящий на шее «никон», она сделала несколько снимков, стараясь поймать выражение сосредоточенности на лице Даниеля.
Сенека была штатным корреспондентом журнала «Планет Дискавери», в Мексике она находилась в командировке и проводила время с двойной пользой. Завтра с утра они должны были лететь в Плайя дель Кармен, чтобы пожениться, а медовый месяц собирались провести на белом пляже отеля «Тайдс Ривьера Майя». Скоро она станет миссис Даниель Берналь, женой известного археолога, профессора мезоамериканистики в университете Майами.
– Нет, – сказал Даниель, – охотники за сокровищами не взяли бы прах, оставив все ценности. Должно быть, что-то другое. Только взгляни на эти артефакты, драгоценности, золото, нефрит… – его голос с легким акцентом, который Сенека находила весьма сексуальным, упал до шепота, а палец уперся в монитор. Она подвинулась за его спиной, чтобы видеть изображение, и промурлыкала ему на ухо:
– Обожаю, как ты раскатываешь «р-р».
– Бесстыдница, – прошептал он так, чтобы слышала только она.
Сенека пристроила камеру на его плече. Она уже писала статьи на других археологических раскопках и, как всегда, чувствовала дрожь возбуждения в предчувствии того, что должно сейчас случиться, – мимолетного взгляда на древний мир во всем его величии.
– Могила сухая и, похоже, нетронутая. Если ацтекский город построен посреди озера, то почему она не затоплена? – Она на секунду перестала фотографировать.
– Погребальная камера никогда не была под водой. Когда-то она была на одном уровне с фундаментом храма, а испанцы, как и везде, строились поверх него. – Даниель кивнул на монитор. – А вот что интересно. Видишь маленький сундучок, на чем-то, кажется, на деревянном столе, справа от алтаря? Серебряный, величиной с сигарную коробку?
Сенека присмотрелась и кивнула.
– Определенно не ацтекский. Я бы сказал, европейский, стенки очень уж изукрашены. Похож на реликварий.
– Хранилище для религиозных реликвий, верно?
Он кивнул.
– Как мог европейский реликварий попасть внутрь могилы? – Она снова принялась фотографировать.
– Скорее всего подарок от испанцев. Который император хотел забрать с собой после смерти. – Он обернулся к видеотехнику и попросил его приблизить объект.
Тот взялся за пульт дистанционного управления. Когда объект на экране вырос, Даниель сказал:
– Там надпись. По-латыни.
– Можешь прочитать?
Он всмотрелся в изображение.
– Я могу разобрать слово «sudarium»,это значит платок. И слово «facies»– это лицо. Освещения не хватает, чтобы прочитать остальное.
– Думаешь, Кортес мог подарить это императору?
– Может быть, – ответил Даниель, пожав плечами. – Это явно было нечто очень ценное для Монтесумы, он даже захотел положить это себе в могилу. По сравнению с другими объектами он сохранился особенно хорошо. На мой взгляд, он должен был потускнеть гораздо сильнее. Выглядит так, словно его поместили туда в более позднее время.
– Это возможно?
– Сомнительно. По-видимому, могилу запечатали сразу после похорон. Если судить по видео, она оставалась непотревоженной пятьсот лет.
Даниель откинулся назад и потянулся, перейдя на профессорский тон, как она это называла.
– Эти люди жили в окружении такой роскоши, какую большая часть мира не могла даже представить. А потом испанцы разрушили все это в мгновение ока. За исключением случайных находок, таких, как эта, – уникальная с точки зрения сохранности первозданного состояния – все, что мы видели, это искрошенные в щебень руины. Просто позор, как много оказалось вычеркнуто из истории из-за того, что я называю фактором двух «Б» – богатства и Бога.
Сенека продолжала фотографировать, слушая, как Даниель восхищается находкой своей экспедиции. «Как он любит свою работу! Когда он говорит о ней, его лицо становится еще привлекательнее, – думала Сенека. – Его темные глаза подобны черным бриллиантам, сверкающим среди густых ресниц. Его бронзовое лицо сияет. Он волшебно преображается, превращается в восторженного мальчишку», – эта часть его личности восхищала ее больше всего.
Вчера она взяла у Даниеля официальное интервью об истории и культуре ацтеков и, в частности, о значении его открытия. Но сегодня был великий день – они действительно заглянули в глубину могилы, пусть только с помощью видео. Это было первое найденное захоронение ацтекского правителя, и не просто какого-то вождя. Даниель нашел могилу печально известного Монтесумы II, которого исторические источники обвиняли в убийстве восьмидесяти тысяч человек за четыре дня.
Когда Сенека предлагала какой-нибудь материал редактору «Планет Дискавери», тот часто отвечал: «Для статьи этого недостаточно. Копайте дальше». Но это открытие должно было превзойти даже его ожидания.
Она ликовала: получится не только увлекательный статья, вдобавок они натолкнулись на загадку, которую предстоит разгадать.
– Как ты думаешь, что случилось? – спросила она Даниеля. – Где прах Монтесумы?
– Предполагаю, что погребального сосуда нет, поскольку не было кремации.
– Но ты, кажется, говорил, что их обычай был кремировать покойников.
– Да, – он всмотрелся в монитор. – Погоди! Видишь? – Он опять обратился к сидящему рядом видеотехнику. – Pare ahora mismo. Mira!
Изображение замерло.
– Очень странно. – Даниель ткнул пальцем в экран.
Сенека опустила камеру.
Сложив руки, как при молитве, Даниель прикоснулся кончиками указательных пальцев к губам.
– Mi dios, по puedo creer lo que veo, —он, не отрываясь, смотрел в монитор, и бледность заливала его лицо.
У Сенеки даже ладони зачесались.
– Что такое? – она разобрала только испанское Mi dios – Боже мой.
– Извини, извини. Я просто глазам своим не верю. – Он указал на какое-то пятно на экране. – Это погребальный покров.
Сенека рассмотрела большой кусок ткани, лежащий на полу.
– Что это значит?
– Ацтеки перед сожжением завязывали своих покойников в погребальный покров. А взгляни на этот – он развязан, скомкан и брошен на пол. Как будто бросили ненужную тряпку.
Сенека придвинулась ближе.
– Как если бы Монтесума встал и ушел отсюда.
КЛАД
1876, север штата Сонора, Мексика
Билли Гровс на нетвердых ногах стоял возле ямы, едва не ставшей его могилой, все еще не понимая, почему он жив. Услышав отдаленный звук текущей воды, он обнаружил ручей. Опустился на колени, умылся. Родниковая вода охладила кожу, и он стал вспоминать, что произошло.
Все началось днем раньше. Он был в бегах – вынужден был скрыться после того, как в Санта-Ане убил человека в кабацкой драке. Он полагал, что гнавшиеся за ним мексиканские бандитос отстали, и решил переночевать на высокой вершине хребта над Ущельем Изменника. Он вспомнил, как его разбудил громкий стук копыт по каменистому сухому руслу. Вытащив револьвер, он подполз к самому краю скального уступа и заглянул вниз.
Вместо своих преследователей в тусклом предрассветном свете он увидел дюжину солдат мексиканской федеральной армии, въезжающих в ущелье в сопровождении двух десятков вьючных ослов. Спины животных покрывали тканые попоны и, судя по тому, как они ступали по неровной земле, поклажа у них была тяжелой.
Вскоре вся колонна втянулась в узкую долину. Он продолжал наблюдать, как процессия медленно змеится по ущелью, и вдруг воздух наполнился свистом стрел. Волосы у него встали дыбом.
Апачи!
Свирепые вопли индейских воинов эхом отдавались в каменистых стенах ущелья, заглушая крики загнанных в ловушку мексиканцев.
Апачи устремились в долину с обоих ее концов и не прекращали натиска до тех пор, пока все солдаты не попадали на землю мертвыми – или умирающими.
Он наблюдал, как апачи спешились и стали ходить от тела к телу. Поставив колено между лопаток жертвы, они делали на голове длинный дугообразный надрез и снимали скальп. Даже у живых, умолявших о пощаде, они оттягивали волосы и срезали скальп с черепа. Почувствовав тошноту, он отполз от края и, заткнув уши, ждал, когда вопли окончательно смолкнут. Потом осторожно прокрался обратно и снова посмотрел вниз.
Один из апачей, широкоплечий, одетый в синий мундир армии Союза, доходивший ему до колен, отдал приказ. Другой подошел к ослу и поднял попону, открыв кожаные переметные сумы. Он развязал одну и извлек наружу матерчатый мешок, на вид довольно-таки тяжелый: поднимать его пришлось обеими руками. Ножом он проделал в мешке небольшую дырку. На залитую кровью землю пролилась струйка золотого песка. Вождь протянул руку так, чтобы золото текло между пальцами, потом сделал резкий жест, и его люди разразились криками.
Раньше, чем кровь федералов высохла, апачи вновь двинули караван ослов с поклажей. Вскоре последний из них скрылся за поворотом ущелья.
Зачарованный видом золота и мыслью о том, как бы его заполучить, Гровс решил идти за индейцами. Он осторожно повел свою кобылу вниз по склону, в сухое русло, мимо трупов солдат, разбросанных вокруг, как поломанные куклы.
Держась на расстоянии, он следовал за апачами все утро и весь день, через глубокие долины и дремучий лес, и в конце концов добрался до скалистых отрогов Западного Сьерра-Мадре.
После целого дня слежки за отрядом он поднялся на вершину холма и взглянул вниз, в узкую долину с отвесными каменными склонами по обе стороны и небольшой стремительной речкой, текущей посередине. Апачи сделали остановку и стали снимать с ослов вьюки.
Он привязал кобылу и пошел дальше пешком, прокладывая путь вдоль хребта под прикрытием пихтовых зарослей, пока не сократил расстояние вдвое. Спрятавшись под сенью леса, он наблюдал, лежа на земле, как индейцы переносят седельные сумки в густую рощу у подножия скалы. Покончив с этим, они вскочили в седла и погнали караван прочь из долины, дальше, в горы.
Он выждал еще час, потом вернулся к своей кобыле и спустился в долину, где индейцы выгрузили золотой песок. Снова привязал лошадь и обошел рощу, обнаружив узкую тропинку. Тропинка вела к небольшой расщелине в скале, куда едва мог протиснуться человек. Вытащив револьвер, он прислушался. Жажда золота влекла его вперед, и он нырнул в извилистый проход, который вывел его к пещере. Было уже далеко заполдень, солнце скрылось за вершинами гор. Пещера казалась темной, как надвигающаяся ночь.
Согнувшись в три погибели, чтобы не задеть низкий потолок, он вошел внутрь, громко топая ногами. Пошарив вокруг, обнаружил еще теплый факел. Он чиркнул спичкой, поджигая туго скрученную солому, и оранжевое пламя осветило стены. За века ноги апачей и их предков плотно утрамбовали песчаный пол, а потолок почернел от дыма их факелов.
Пройдя еще несколько шагов, он оказался в обширном помещении, содержимое которого заставило его ахнуть.
Кучи золота громоздились одна на другую. И серебра было не меньше.
Золотые слитки, сложенные штабелями, как дрова возле печи, поднимались на четыре-пять футов в высоту. Вдоль стен выстроились, местами в два-три ряда, сундуки монет, помеченные знакомыми названиями: «Монетный двор Карсон-Сити», «Армия США», «Конфедерация штатов Америки». На многих – гербы Испании либо знатных испанских семей. Здесь были ацтекская бирюза и мексиканское серебро. Он разглядел сорок или около того сумок с золотым песком из знакомого каравана. То, что недавно казалось целым состоянием, бледнело на фоне окружающих сокровищ.
«Апачам понадобилась сотня лет, чтобы накопить такие богатства», – подумал Билли. Он медленно бродил между штабелями, ящиками, коробками и мешками, щупая драгоценный металл, вдыхая его запах и даже пробуя на вкус. Не в силах совладать с собой, он бросил пригоршню золотых монет в карман.
Среди сокровищ были разбросаны шпаги, мушкеты, ружья и щиты, многие украшали знаки испанской армии, давно покинувшей эту мексиканскую глубинку.
Открыв небольшой серебряный сундучок, он был разочарован, найдя там всего лишь сложенный кусок ткани, примерно с бандану размером. Поднеся факел поближе, он поднял ткань и осмотрел ее, удивляясь, что эта тряпка делает среди баснословных сокровищ. В неверном свете факела он разглядел на ней лицо человека с длинными волосами, усами и коротко подстриженной бородой, в головном уборе, напоминающем корону с султаном из перьев. Изображение было блеклым, как будто бы вытканным из нитей, а не нарисованным.
Внезапный скрип заставил его вздрогнуть. Он замер – казалось, что сердце остановилось, боясь биться дальше. Потом понял, что это скрипят раскачиваемые ветром деревья у входа в пещеру. Тем не менее мимолетный испуг вывел его из прострации и вернул к реальности. Если он хочет получить хоть что-то из сокровищ, надо торопиться. Апачи вряд ли оставили это место без охраны.
Прежде чем бросить ткань обратно в сундук, он вытер ею испарину с лица. Нужно быстро решить, что брать. Золотой песок проще всего превратить в наличные, и он посчитал, что индейцы не заметят пропажу одной-двух сумок. К тому же он уже прикарманил несколько монет.
Он взял одну сумку и направился к выходу из пещеры. Если факел еще погорит, он вернется за второй, но не больше. Ему совершенно не хотелось быть убитым из-за собственной жадности. Но едва он вышел наружу, его остановил голос:
– А, сеньор Гровс, мы уже начали думать, что вы никогда не выйдете из горы.
Он уставился прямо в стволы сорок четвертого калибра, которые держали трое бандитос из таверны в Санта-Ане. Следовало, видимо, чаще оглядываться через плечо, следя за апачами.
– Что это у тебя здесь, амиго? – спросил один из них, глядя на сумку. – Ты принес нам…
Его прервала быстрая серия глухих ударов, тела бандитов резко напряглись, потом обмякли, обвисли в седлах и попадали на землю, показав черенки стрел, торчащих из спин.
Из-за деревьев показался отряд апачей. На свою следующую жертву они смотрели с холодным безразличием.
Жгучая боль в груди заставила Гровса опустить глаза. Он пошатнулся. Из груди торчала стрела, вошедшая почти по самое оперение. Колени его подогнулись, и он упал.
Он лежал, глядя на апачей и чувствуя, как под ним образуется теплая лужа его собственной крови, и вдруг уши его наполнил низкий рокот. Поначалу отдаленный, он быстро перешел в рев.
«Это и есть звук смерти?»
Земля застонала, и скальная стена прогнулась, как будто сделав вдох. Почва задрожала – сначала мелко, потом сильнее и наконец заходила ходуном, как волны на море.
Индейские лошади забились, как если бы оказались на качающейся палубе корабля.
Теперь, стоя на коленях у ручья и брызгая водой на лицо, он вспомнил все – сверлящий уши грохот и трещину, змеящуюся по земле, заглатывая все на своем пути. Сперва апачей, потом его.
СТЕНА ЧЕРЕПОВ
2012, Мехико
Сенека вышла из-под тента, закрывающего раскоп, и стала на солнце, наводя камеру на площадь Сокало с гигантским флагом Мексики посередине. Даниель вышел следом.
Она сделала два снимка и лишь потом повернулась к нему. Взявшись за руки, они отправились прогуляться.
– Просто поразительно – оглядишься и поймешь, что мы всего в нескольких сотнях футов от кафедрального собора. Как будто мы стоим между двух миров в разрыве времени.
Даниель сжал ее руку, потом указал на развалины Темпло Майор у них за спиной.
– Вот то, что осталось от Стены Черепов – эта стена была буквально сложена из человеческих черепов и покрыта штукатуркой. Можешь представить, сколько крови лилось по ступеням этого храма. Нельзя забывать, что это была другая культура – культура, где все подчинялось религиозным верованиям.
– И ты не считаешь, что Монтесума поступал дурно?
– Я этого не говорил. Я сказал только, что мы должны попытаться понять, почему,а не только чтои как.Мы должны понимать обычаи и систему верований каждой цивилизации.
Они замолчали. Он смотрел на руины.
– Иногда я чувствую, что почти в силах перешагнуть тонкую грань времени и пространства и оказаться в их мире. Бывает, я прикасаюсь к артефактам, а они говорят со мной. Звучит странно, я понимаю.
– Ничуть, – Сенеку всегда восхищал его энтузиазм. Его восторг был заразителен и будоражил ей душу. – И как ты только терпишь меня? Я-то по натуре сухой скептик. Я полагаюсь только на факты, уже установленные. Иногда мне хотелось бы иметь менее аналитический склад ума.
– Ах, но это же неизбежно, если ты хороший журналист.
Она погладила его по щеке и склонила голову набок.
– Господи, как же я люблю тебя, Даниель Берналь!
Он накрыл ее ладонь своей.
– Итак, перед тем как я позволил себе вскарабкаться на воображаемую кафедру, ты спрашивала, что могло случиться с останками Монтесумы.
– И что ты думаешь?
Он пожал плечами.
– Время было неспокойным. Испанцы могли запретить им кремировать императора. В конце концов, церковь и кремация всегда плохо сочетались. А теперь это тайна пятисотлетней давности. Возможно, мы никогда не узнаем этого. Хотел бы я обсудить пропажу погребального сосуда с моим старым наставником, профессором Флоресом.
– Почему нет? Разве он не здесь же, в Мехико, в университете?
– Он вышел на пенсию и уехал в джунгли, на какой-то остров.
– А ты не можешь убедить правительство разрешить тебе продолжать исследование храма и довести раскопки до конца? Кто знает, что еще ты найдешь…
Даниель покачал головой.
– Испанцы строились прямо поверх Теночтитлана. Они накрыли весь ацтекский город своим. Историческое значение испанских зданий не позволяет разрушать их, а нам пришлось бы это делать. То, что нам разрешили провести такой объем работ, уже удача.
– Что дальше? – к ним подошел Карлос, технический ассистент.
Даниель потер губы указательным пальцем.
– Я хотел бы сделать кое-какие заметки, а потом продолжим исследование гробницы видеозондом.
Карлос и видеотехник участвовали в работе мексиканской археологической партии от телеканала «Мехикали», и, в отличие от большинства остальных, Карлос бегло говорил по-английски. Сенеке показалось, что он чем-то обеспокоен и немного нервничает.
– Доктор Берналь сказал, что вы, возможно, потомок Монтесумы? – обратилась Сенека к Карлосу.
– Да. Моя семья до сих пор носит эту фамилию.
– Монтесума?
– Моктесума, – он выделил голосом небольшое различие в произношении. – Вот, – он протянул ей свою визитную карточку работника телеканала «Мехикали», – смотрите, как пишется: Моктесума.
Сенека рассмотрела имя, затем медленно произнесла его.
– Легко понять, как оно превратилось в Монтесуму.
– Испанцы записывали так, как расслышали, – сказал Даниель.
– Я подумывал взять ацтекское имя, но все знают меня как Карлоса.
– Тогда у вас должен быть особый интерес к этому месту, – сказала Сенека, пряча его карточку в карман.
– Больше, чем вы думаете.
– Давайте сделаем перерыв на обед, – предложил Даниель. – Думаю, всем нужно отдохнуть. Соберемся снова через час и продолжим видеозапись.
– Мы можем пойти все вместе, – Сенека кивнула Карлосу. – Я читала в путеводителе, что недалеко отсюда есть знаменитая кантина Бар Ла Опера. Панчо Вилья якобы въехал туда на лошади и, требуя обслуживания, выстрелил в потолок из револьвера. Говорят, дырка от пули еще осталась.
– Это для туристов, – ответил Карлос.
– Пожалуй, я не пойду, – сказал Даниель. – Мне нужно кое-что записать. Перехвачу что-нибудь с остальными.
Видеотехник вышел из-под тента и жестами спросил, что делать дальше.
– Они хотят сделать перерыв, – сказал Карлос.
– Не опасно мне будет оставить оборудование? – показала Сенека на свою камеру.
– Все оборудование Мехикали тут, – Карлос указал на группу солдат, стоящих за лентой, что обтягивала место раскопок по периметру. – И охрана есть.
Мексиканские власти поставили этих солдат, чтобы они не пускали на раскопки любопытных.
– Пойдем с нами, Даниель. – Она потянула его за руку. – Это интересно.
– Мне нужно доделать работу. Чем скорее мы закончим, тем скорее уедем на Юкатан.
– Хочешь, я останусь с тобой?
– Нет, ты иди.
– Ну, тогда отправляйся к своим записям. Но обещай, что все-таки поешь. – Потом она сказала Карлосу: – Я только положу камеру и возьму сумочку. Не уходите без меня. – И вместе с Даниелем направилась к тенту.
Несколько минут спустя она вышла и оглянулась.
Видеотехник махал рукой, стоя у Стены Черепов. Сенека подошла к нему.
– А где Карлос?
Он пожал плечами.
– El по esta aqui.
– Он остался? Это странно. Мы собирались пойти…
Взрывная волна ударила ее с такой силой, что подбросила в воздух и футов двадцать тащила по старинной каменной кладке мостовой. Смятая и оглушенная, несколько секунд она не могла двинуться. Сумев наконец открыть глаза, она обнаружила, что лежит у подножия Темпло Майор, а в небе над ней – столб черного дыма.
Ее взгляд остановился на теле видеотехника, лежащем в нескольких футах от нее. Его голова была повернута под неестественным углом – словно бы отделилась от позвоночника и легла поверх плеча. Глаза, устремленные на нее, застыли.
До нее донеслись звуки сирен и панические крики. Ее веки налились свинцом, и глаза под их тяжестью сузились и закрылись, а когда дым рассеялся, стала видна Стена Черепов.
