Текст книги "Апостолы Феникса"
Автор книги: Линн Шоулз
Соавторы: Джо Мур
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)
ОБЕЩАНИЕ
2012, Багамы
В полумраке спальни Скэрроу ждал, когда проснется Гровс. Врачи, назначенные заботиться о затворнике, сообщили, что Гровс потерял сознание. Его нашли, голого, на полу ванной. Тщательный осмотр не обнаружил поломанных костей или других телесных повреждений. Сознание к нему вернулась, после чего под действием снотворных он проспал оставшуюся часть ночи.
В комнате было настолько холодно, что Скэрроу видел пар от собственного дыхания. Он дрожал, глядя на тощее тело под сетчатым пологом. Все чаще в последнее время Скэрроу мечтал, чтобы был какой-нибудь способ отменить действие платка, чтобы Гровс мог тихо угаснуть, умереть во сне. Но он отлично знал, что как бы ковбой ни был слаб и болен душевно и физически, он никогда не умрет.
Гровс превратился в обузу, с каждым днем становящуюся все тяжелее – миллиардеру требовался постоянный уход, и это отнимало у Скэрроу бесценное время. В конце концов почти все решения относительно Гровса Скэрроу стал принимать сам, а членам совета директоров оставил лишь весьма ограниченный доступ к телу.
Простыни зашевелились.
– Что, Хавьер, стоишь и думаешь, как меня прикончить? Угадал? – Голос был тонкий и слабый, казалось, он с трудом пробивается сквозь темноту. – Есть некоторая ирония в том, что единственное, чего ты не можешь, это избавиться от меня.
– Зачем ты так говоришь, Уильям? – Скэрроу сел в кресло, защитный бумажный халат, надетый поверх костюма, скрипнул. – Я волновался, пришел посмотреть, как ты.
– Чушь собачья. – Гровс закашлялся и, подняв костлявую руку, прикрыл рот. – Я тебе нужен не больше, чем галстук-бабочка свинье. Ты изолировал меня от людей. Я не имею представления, как обстоят дела в моих компаниях. Ни газет, ни телевизора. Может, ты уже спустил все до последнего цента.
– В таком случае, как ты думаешь, были бы мы сейчас здесь? У тебя когда-нибудь были причины не доверять мне? Я выдал твою тайну? Нет, Уильям. Твои компании работают в высшей степени эффективно. Нет нужды тревожиться.
Костлявый палец Гровса уперся в Скэрроу.
– Тогда скажи, почему ты держишь меня в этой изолированной камере, в этой тюрьме?
– Я не держу тебя в изоляции, Уильям. Врачи много раз объясняли тебе, что твоя иммунная система слаба и подвержена заболеваниям, которые сделают тебя недееспособным. Ты сам себе создал изоляцию. Твое состояние сделало из тебя параноика. В конце концов, смотри. – Скэрроу показал на халат и бахилы. – Эту стерильную комнату строила одна из твоих компаний – стены из нержавеющей стали, галогеновые лампы, фильтры тонкой очистки воздуха в потолке, затворы отрицательного давления, гелевые уплотнения и десятки других мер, чтобы защитить тебя от окружающего мира. Вода для тебя дистиллируется и проходит еще две очистки, потом ионизацию для добавления антиоксидантов. Во всех окнах тройные стекла и теплоизоляция. И ты еще удивляешься, почему тебе не дают газет? Потому что газета занесет в эту комнату миллионы бактерий. Телевидение означает установку спутниковой антенны, а значит, человек со стороны увидит, как странно живет Уильям Гровс. – Скэрроу всмотрелся в него пристальнее. – А ты живешь очень любопытно, не правда ли? – он выдержал паузу, давая Гровсу обдумать сказанное. – Так что, прислать тебе газеты?
Гровс потер виски ладонями.
– Почему ты не понимаешь. Я не могу умереть. Если я подцеплю болезнь, она не убьет меня. Я просто буду страдать вечно.
– Я понимаю. Со мной то же самое. Но забудь об этом. У тебя есть более важная причина держаться подальше от публики. Ты же понимаешь. Ты боишься, что раскроется твоя тайна.Если он станет достоянием гласности, замелькает в заголовках новостей, то ты окажешься под самым большим микроскопом в истории. Ты этого не хочешь, и поэтому все эти годы мы бдительно охраняли твою частную жизнь. Так почему ты вдруг задаешь такие вопросы?
– Почему ты не боишься, Хавьер? Тебе есть чего бояться. – Ворчание Гровса в очередной раз перешло в кашель. – И что это за Франкенштейны вьются вокруг тебя? Что за монстров ты делаешь в лабораториях? Спорить готов, это противно и богу, и людям.
Скэрроу подался вперед, положив руки на колени и сплетя пальцы. Сколько же раз он должен объяснять? Лекарства, на которых сидел Гровс, плохо сказывались на его памяти, что часто порождало проблемы, непонимание и путаницу. План Скэрроу поначалу заинтересовал Гровса, он охотно оплачивал его шаг за шагом. Но не было смысла напоминать, что за последние тридцать лет они много раз обсуждали это.
– Напротив, Уильям, ты будешь гордиться. Ты дал группе великолепных врачей и ученых возможность вести такие медицинские исследования, которые иначе были бы невозможны. В один прекрасный день, когда их труды будут представлены миру и признаны величайшими достижениями в областях восстановительной хирургии и регенерации клеток, мы все разделим с ними славу и плоды этих открытий. И тебя, Уильям, назовут их главным благодетелем, человеком необычайного предвидения и проницательности. Лишь благодаря тебе в мир будут привнесены чудеса, о которых до сих пор можно было лишь мечтать. Ты будешь обладать способностью создавать жизнь. Ты будешь не только самым богатым и самым знаменитым человеком в мире, ты получишь то, что я обещал с самого начала. Ты станешь Богом.
– Я похож на Бога? – Гровс начал смеяться, но вышел только сдавленный звук. – Если я когда-нибудь найду способ умереть и встречусь лицом к лицу с настоящим Богом, он пошлет меня прямо в ад, за то, что помогал тебе творить здесь кощунства.
– Уильям, поверь мне. Скоро ты…
Скэрроу полез в карман и достал вибрирующий сотовый телефон.
– Да. – Секунд десять он внимательно слушал. – Как это могло произойти? – Он сделал паузу, взглянул на Гровса. – Я перезвоню. – Он встал и спрятал телефон. – Боюсь, мне надо идти.
– Что-то идет не по плану, Хавьер? – Гровс опять засмеялся и закашлялся. – Жизнь полна разочарований, – сумел наконец выговорить он.
– Отдохни, Уильям.
Скэрроу вышел из спальни, не оглядываясь. Не позаботившись снять бахилы и бумажный халат, он миновал стальную дверь и стерилизующую арку. В вестибюле перед пентхаусом Гровса он достал телефон, стиснув его так, что побелели кончики пальцев.
Он надавил кнопку быстрого набора номера и дождался, когда Койотль ответит. Прилагая всю свою волю, чтобы сдержать гнев, он произнес:
– Что значит «он мертв»?
ЕВАНГЕЛИЕ ОТ АНГЕЛОВ
2012, Панама
– А где Мэтт? – спросил Эл, входя в комнату Сенеки на четвертом этаже отеля «Рианде Гранада» в центре панамской столицы.
– Он позвонил из номера, сказал, что идет за кофе и местными газетами. Он хочет знать, нет ли в новостях происшествия на острове.
– Ничего там не будет. – Эл закрыл дверь. – Это действительно совершенно изолированное место. Там мало обитателей, и они не жаждут контактов с внешним миром. Не бывает новостей с Исла де Сангре.
Она все еще была в джинсах и свитере, в которых приехала вчера с острова. Встретившись с Элом глазами, она проглотила слезы. Она хотела выглядеть твердой, хотя ощущала себя развалиной. Отец, видимо, поняв это, сделал к ней шаг и протянул руки.
– Я в порядке. Все нормально. Можно обойтись и без этого. – На самом деле она нуждалась именно в этом – в утешительных отцовских объятиях. Оказавшись в безопасности, она наконец осознала в полной мере, что застрелила… убила человека. Но она не могла заставить себя сделать движение навстречу ему.
Эл сам обнял ее.
– Я понимаю, малышка, я все понимаю. – Он погладил ее по спине. – Нелегко жить, зная, что отнял жизнь у кого-то. Но не забывай, что он хотел убить тебя. Это была явная самооборона. Иначе он убил бы вас с Мэттом.
– Там были вырыты две могилы, – прошептала она, отстраняясь и вытирая слезы. – Для нас. – Сенека опустилась на диван, Эл сел рядом. – Умом я понимаю, что он хотел нас убить. Но даже так я никогда не смогу с этим свыкнуться.
– Мне тяжело тебя об этом просить, но я считаю, нам надо еще раз съездить на этот остров. Вы с Мэттом должны показать мне могилу. Если я получу образцы ДНК и хорошие отпечатки пальцев, мы сможем идентифицировать этого парня.
– Но это же означает вовлекать власти. Меня обвинят в убийстве.
– Нет, это означает вовлекать моих приятелей. Им не обязательно знать все обстоятельства этого дела, они просто проверят, не смогут ли идентифицировать этого человека.
– А кто эти твои приятели? На кого ты работал?
Эл заколебался, словно решая, следует ли отвечать.
– Лучше тебе не знать.
– Мне надо знать.
Он потер лицо, борясь с внутренним разладом.
– Я был директором правительственной группы под названием ИЛИОН. Как я уже говорил у Мэтта, это банда компьютерных маньяков, они анализируют…
В дверь постучали. Эл встал и открыл ее.
– Привет, Эл. – Мэтт держал под мышкой пару газет, а в руке – картонную упаковку с тремя большими чашками кофе из «Старбакса». – Как долетел? – он бросил газеты на столик возле дивана и достал кофе.
– Быстро, но без происшествий, – они обменялись рукопожатием.
Мэтт кивнул на газеты.
– Я не читаю по-испански, но на первый взгляд тут нет ничего ни об острове, ни об исчезновении профессора Флореса, ни о негре, который утверждал, что он Иди Амин Дада.
– Я как раз говорил Сенеке: не думаю, что и в дальнейшем что-то появится. Те немногие люди, которые живут на острове, потому там и живут, что предпочитают быть невидимыми. Могилы на тюремном кладбище безымянны по разным причинам, в том числе и поэтому. – Эл опять занял место на диване рядом с Сенекой. – Нам предстоит еще немало обсудить.
– Неплохо бы получить больше ответов и меньше вопросов, – сказал Мэтт.
– С чего начнем? – спросила Сенека.
– Может быть, с фразы, о которой вы просили меня разузнать? Вы сказали, она была написана еще и на стене в исправительной колонии.
– И что же? – спросил Мэтт.
– Во-первых, скажу, что агентство, которое я раньше возглавлял, не занимается исследованием религиозных древностей. Но оно лучшее в любых расследованиях. Поэтому найти ответ не заняло много времени. Но я предупреждаю, дело темное и непонятное.
– Это имеет отношение к религии? – спросил Мэтт.
– К христианству.
– Объясните.
Эл рассказал легенду о Плате Вероники и о его значении для католической церкви.
– На самом деле в канонических Евангелиях не упоминается ни Вероника, ни ее плат. Я говорю о четырех Евангелиях Нового Завета, которые мы все изучали в воскресной школе – от Матфея, Марка, Луки и Иоанна. Но это не единственные Евангелия. Просто их знает большинство. Они-то и входят в Библию.
Эл взял свой кофе, потряс опустевшую упаковку и поставил на стол.
– Могу позвонить вниз и заказать еще, – сказала Сенека.
– Может, попозже. Было много других Евангелий, не включенных в канон по различным причинам, например из-за сомнений в их авторстве, или потому что между их написанием и описываемыми событиями прошло много времени, или потому, что их содержание противоречило ортодоксальной точке зрения. Некоторые из неканонических Евангелий церковь считает еретическими. Существуют Евангелие от Фомы, от Петра, Евангелия детства, Гармонии, Маркионова версия Евангелия от Луки, Евангелие от Иуды…
– Что? Ты шутишь? – перебила Сенека. – От Иуды?
– Да, и список еще не закончен. Есть фрагментарные Евангелия, реконструированные Евангелия, утерянные Евангелия, в общем, вы понимаете. Одно из самых темных и наименее известных – это Евангелие от Ангелов. Оно впервые всплыло около сотого года, имя автора неизвестно. Это вызвало его тщательную проверку, и оно эту проверку не прошло.
– Эл, ты нас добиваешь, – сказал Мэтт. – Давай к делу.
– Евангелие от Ангелов – это описание роли ангелов во всей религиозной истории. Например, там есть подробный рассказ о том, как архангел Гавриил явился сперва Даниилу, потом Марии и сообщил, что она родит Иисуса. Там есть предание о трех ангелах, пришедших к Аврааму, и о том, как Бог послал ангелов вывести Моисея из пустыни. Все это гораздо подробнее, чем в Библии. Есть история, как ангелы возвестили о рождении Иисуса пастырям, и как они помогали Христу после его искушений в пустыне. Множество историй, которые мы знаем, и несколько таких, о которых не знаем.
В частности, есть рассказ о том, как ангел явился святой по имени Вероника. Ангел подарил ей кусок ткани, сказав, что это часть одежд Бога, и она должна вытереть им лицо осужденному Иисусу Христу, когда он будет идти к месту казни. Считается, что в награду за ее милосердие отпечаток лица Иисуса остался на ткани.
– Как на Туринской плащанице, – произнесла Сенека.
– Если это тот самый плат, – заговорил Мэтт, – то почему его требуют уничтожить? Я бы предположил, что он должен считаться священной реликвией и почитаться церковью.
– Он ею и был, и остается. В чем и проблема.
Сенека повернулась к Элу.
– То есть Вероника и плат существовали? – Она подняла руки. – А что с той фразой, на которую мы продолжаем натыкаться?
– Ангел приказал Веронике сжечь платок сразу после того, как Христос вознесется на небо.
– И?
– Она этого не сделала.
ОТВЛЕКИТЕ ЕЕ!
2012, Багамы
Скэрроу ворвался в конференц-зал Ацтеки, где его дожидался Койотль. Скэрроу сжал кулаки, его лицо пылало от гнева. Он сделал глубокий вдох.
– Как?
– Застрелен, – ответил Койотль.
– Его отправили с простой задачей. Убить их и избавиться от тел. – Скэрроу с трудом сдерживался, чтобы не взорваться. – Дай-ка я обрисую картину. Мы имеем дело с женщиной, которая пишет статьи для научного журнала, и мужчиной, который кропает всякий вздор. Они не тренированные ассасины, не армейские коммандос, не полицейский спецназ, не секретные агенты, не наемные убийцы, не гангстеры, не Икс-мэны, наконец! И они избежали не одного, не двух, не трех, а уже четырех покушений на их жизнь со стороны одной из самых богатых частных организаций в мире. Или они самые удачливые люди из всех когда-либо живших, или мы совершенно некомпетентны. Что выбираешь?
– Ну, Хавьер…
– Не имеет значения. Ответ таков: они потрясающе везучи, а я окружен дилетантами. Мы потеряли апостола. Краеугольный камень моей Миссии! – Скэрроу прижал ладони к глазам и стал делать ими круговые движения, стараясь массажем отогнать боль разочарования. – Средства массовой информации со всего мира готовятся сфокусировать свое внимание в точке, где я совершу главное жертвоприношение и неопровержимо докажу, что путь Миссии Феникса – единственный, который может выбрать человечество, чтобы избежать глобальной катастрофы. Несчетные миллионы долларов потрачены, чтобы это осуществилось. У нас есть только один шанс. Ничего нельзя будет ни повторить, ни исправить, – Скэрроу потер лицо ладонями. – И мы позволяем двоим…
– На самом деле троим, – тихо сказал Койотль.
Скэрроу сделал еще один глубокий вдох.
– Да, ты прав. На нашем пути стоят три человека. – Он на секунду задумался. – Расскажи мне, что ты знаешь об их третьем друге. В деталях.
Койотль заглянул в лежащие перед ним записи.
– Его зовут Альберт Палермо. Он отец Сенеки Хант и бывший директор государственного агентства. Он бросил ее мать вскоре после рождения дочери. И до недавнего времени не появлялся.
– Почему он вернулся?
– Недавно он вышел в отставку и, похоже, просто хотел наверстать упущенное и познакомиться с дочерью.
– Хочешь сказать, безошибочно выбрал момент?
Койотль кивнул.
– О каком правительственном агентстве идет речь?
– Это был крепкий орешек. Потребовались ресурсы многих военных подрядчиков из Консорциума Гровса, чтобы собрать по частям общее представление о нем. Палермо был директором группы под названием ИЛИОН – Интернациональная лига исследований оборонительных нововведений. Ее финансируют совместно правительство Соединенных Штатов и несколько союзников. ИЛИОН была основана во время холодной войны как мозговой центр, изучавший Советы. Сейчас ее главная цель – искать альтернативные меры защиты против терроризма. Она контролирует мощную сеть сбора разведывательной информации.
– Значит, он помог им вычислить связь между ограблениями могил благодаря своим контактам в ИЛИОН?
– Да.
– Это нехорошо. Это создает целый комплекс новых проблем. Нам придется прекратить попытки устранить ее. Ликвидация ее или ее отца привела бы к расследованию, которое может каким-то образом выйти на нас. Это привлечет к нам нежелательное внимание, прежде чем мы достигнем своей цели. Нужно отвлечь ее до тех пор, пока великое событие не произойдет. После этого и она, и остальные двое – все будет неважно.
– Что вы предлагаете?
Он подошел к копии мексиканского Камня Солнца на задней стене конференц-зала. Он больше не мог себе позволить тратить на это драгоценное время. Неожиданно ему пришло в голову, что он подходил к этому с неправильной стороны. Он повернулся к Койотлю.
– Где она сейчас?
– Все еще в Панаме, вместе с Палермо и Эверхартом.
– У нее есть еще родственники?
– Ее мать жива, но недееспособна. Она находится в лечебнице в Майами.
– Нам надо сделать две вещи. Во-первых, устроить так, чтобы у нее появилась необходимость вернуться к матери.
– Как?
– Ты сказал, что ее мать больна? Позаботься, чтобы ей стало хуже. Чем бы она ни страдала, ее состояние должно стать критическим. Поговори с нашими врачами.
– Считайте, что уже сделано. – Койотль встал, чтобы выйти, но задержался. – Хавьер, я хотел сказать еще одну вещь. Ваш выбор последнего апостола великолепен. Он будет вам очень полезен.
Скэрроу широко улыбнулся. Его гнев растаял при мысли, что тот, кого он избрал, является самым подходящим кандидатом на эту роль.
– Нет ничего слаще мести, Койотль, – он провел рукой по гладкой поверхности стола.
– Вы собираетесь заменить Иди Амина кем-то другим, чтобы сохранить число двенадцать?
– Нет. Слишком поздно. Будем продолжать с одиннадцатью. Нельзя терять время.
– Вы сказали, что надо сделать две вещи. Какова вторая?
– Ты должен доставить Сенеку Хант ко мне.
ПРИЗРАК
2012, Багамы
Гровс смотрел в зеркало, не узнавая своего лица. Куда девался мужественный крепкий ковбой, которому не страшны были ни кровожадные апачи, ни свирепые мексиканские бандитос? Где мужчина, который перетрахал бесчисленную череду шлюх, не пропуская ни ночи, и пил за десятерых? Что случилось со всемирно известным промышленником и магнатом, чьи интуиция и проницательность создали миллиардное состояние и вызвали уважение и зависть всего мира?
Скэрроу превратил его в призрак, что сейчас отражается в зеркале.
Гровс распахнул халат из бамбуковых волокон и дотронулся до шрамов – едва заметных остатков тех, что должны были свести его в могилу. Вот они – не обман, не галлюцинация, совершенно реальные. Но он не Бог, что бы там ни говорил Скэрроу.
Он отошел от зеркала и, засунув руки поглубже в карманы халата, пошаркал из спальни в гостиную. В воздухе стоял гул австралийского диджериду и дым сандаловых палочек. Подойдя к цельному стеклянному окну во всю стену, он отодвинул светонепроницаемые шторы и стал смотреть в ночное карибское небо. Вдалеке виднелся океан, в нем отражались звезды.
Сколько раз за эти годы он обращал взор к звездному небу и вопрошал, за что ему это проклятье – бессмертие? За долгие десятилетия он перепробовал все – на вкус, на запах, на ощупь; не осталось таких вещей, которых бы он не видел или не делал. Он был знаком со многими знаменитостями и со многими незнаменитыми людьми. И даже если вдруг он чего-то не сделал, не сказал или не увидел, то теперь это уже неважно. Будущее не обещало ничего хорошего.
За что? Почему? Не может милосердный Бог приговорить человека к бесконечной пустоте – это жестоко!
Призрак в зеркале не давал ответа.
Одетый в зеленый хирургический костюм и шапочку, с хирургической маской на лице, Гровс бесшумно шел по коридору, стены которого слабо освещались тусклыми ночными лампочками. Температура воздуха, при которой жили все остальные обитатели громадной пирамиды, для Гровса была все равно что в Долине смерти. По его слабому телу ручьями лил пот, оставляя темные дорожки на хлопковом зеленом хирургическом костюме, и ему хотелось вернуться в прохладу своей спальни, пока не произошло окончательного обезвоживания организма. Однако разведка тайных глубин Ацтеки стоила того, чтобы потерпеть.
Это была его вторая ночная вылазка в недра здания. Во время первой он обнаружил череду стерильных медицинских кабинетов с белыми стенами и научных лабораторий со стеллажами и столами, уставленными высокотехнологичным оборудованием. В одной комнате, которая, кстати, оказалась приятно холодной, чем очень ему понравилась, на высоких столах из нержавеющей стали лежали пять закрытых простынями трупов. Открыв их, он увидел, что у каждого чего-то недостает, – что-то ампутировано, что-то просто отрезано. Внутренних органов не было. На полках громадной морозильной камеры Гровс обнаружил прозрачный пластиковый пакет повышенной прочности с разными частями человеческих тел. Это зрелище было еще отвратительнее, чем оскальпированные мексиканские федералы, усеявшие Долину изменника сто лет назад. Там было ужасно, но здесь – просто омерзительно.
В эту ночь он решил провести разведку оставшихся помещений подвала. Проходя мимо какой-то приоткрытой двери, он заметил на полу коридора ломтик неяркого света, остановился и стал слушать. Не услышав ни звука, он тихо открыл дверь. Оказалось, что за дверью – комната для совещаний с огромным столом в центре и двумя рядами стульев вокруг. В отличие от привычного корпоративного конференц-зала, эта комната больше напоминала рабочий кабинет: на стенах – белые сухие доски с маркерами, чтобы писать. По большей части их покрывали научные формулы и нарисованные вручную схемы человеческого организма. В дальнем конце стола сидела женщина с какой-то книгой большого формата, по-видимому, с головой уйдя в чтение.
Когда он вошел, она оторвала взгляд от страницы и посмотрела на него.
– Здравствуйте. – Казалось, она нисколько не удивлена.
Гровс кивнул в ответ, рассматривая ее. Лицо у нее было обыкновенным: бледная кожа, карие глаза. Длинные темные волосы волнами спускались на плечи. Она была в махровом халате и в шлепанцах; создавалось впечатление, что она пришла сюда почитать в тишине и одиночестве.
– Вы хирург?
Гровс опять кивнул и сделал еще несколько шагов, пройдя половину расстояния до нее.
– А я думала, врачам больше не нужно работать допоздна. Вы что, трудоголик? Хотите, чтобы остальным врачам стало стыдно?
Боясь снять хирургическую маску, он заговорил прямо в нее, истекая горячим потом.
– Да, я работаю допоздна.
– Не помню, чтобы я вас раньше видела. Как вас зовут?
– Билли. Доктор Билли. Я новенький.
– Рада познакомиться. Мэри Тюдор. – Она встала и протянула руку.
– Очень приятно. – Он неуверенно шагнул к ней и пожал протянутую руку, маленькую, тонкую и теплую даже сквозь его резиновые перчатки. – Что вы читаете?
Она взглянула на страницу, закрыла книгу и показала ему обложку.
– «История Британской империи». Читаю о своей стране.
– Значит, вы англичанка.
– До мозга костей. – Она улыбнулась.
Ощутив укол паники оттого что так близко подошел к непростерилизованному объекту, на котором наверняка миллионы, а то и миллиарды микробов, он попятился к двери.
– С вами все в порядке?
Гровс кивнул.
– Вы в гостях или вы работаете на Хавьера?
– Ну… – она приложила пальчики к подбородку. – И то, и то верно. Я была в гостях, можно и так сказать, потому что скоро я отправлюсь на родину, в Англию. А там буду работать на Хавьера.
– И что у вас за работа? – Гровс вытянул голову вперед, всеми чувствами своими ловя малейшие оттенки выражения ее лица, глаз, губ и ее слов.
– Самая важная на свете.
– То есть?
– Я – апостол Феникса. Моя работа – спасать мир.
