Текст книги "Апостолы Феникса"
Автор книги: Линн Шоулз
Соавторы: Джо Мур
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)
ВОСКРЕСЕНИЕ-2
2012, древний город Теотиуакан
Сенеке хотелось продолжать спать, не обращая внимания на то, что ее тянут за руку.
– Вставайте! – голос звучал грубо.
Она попыталась открыть глаза, но шире узких щелочек не получилось, и она протестующе замычала.
– Скоро встанет солнце.
После того как врачи удостоверили смерть Скэрроу, ее отвели внутрь Храма мира и заперли в комнате. От наркотика она так ослабла, что ее просто уложили на кровать и она отключилась.
Мужчина подсунул руку ей под шею, приподнял ее и посадил.
– Пошли. Можете идти?
Она не была уверена.
Когда он поставил ее вертикально, ноги у нее подкосились, кровь отлила от головы и она едва не потеряла сознание. Но он не дал ей упасть, и мало-помалу к ногам вернулась сила и дурнота отступила.
Сопровождающий взял ее за локоть, вывел из комнаты и потом из Храма. Они шли вдоль стены в темноте, не попадая под лучи прожекторов, направленных на прозрачное сооружение. Тело Скэрроу лежало внутри на чем-то похожем на больничную каталку, белая простыня закрывала его до шеи. У головы были установлены два монитора, один провод исчезал под простыней, другой шел к электродам на голове. Ни на одном не наблюдалось никакой активности.
Хавьер Скэрроу был мертв.
Она смутно помнила, как его распинали, и его агонию. Он страдал несколько часов. Несколько раз он начинал молиться на незнакомом языке. Хотя его адепты несколько раз спрашивали, не прекратить ли, он отказывался. И вот голова свесилась ему на грудь. Его смерть подтвердили врачи. Под камерами и под взглядами множества верующих его тело омыли, обрядили в чистую белую одежду и поместили в прозрачный гроб. Врачи присоединили к телу датчики, потом гроб закрыли и запечатали.
Изображение с камер, устремленных на гроб, в режиме реального времени проецировалось на громадных экранах, расставленных на площади, чтобы люди могли видеть все до мельчайших деталей, как они видели сцену распятия.
Это было несколько часов назад. А теперь на востоке у горизонта, где встречаются ночь и день, появилась узкая полоска золотого света.
Рассвет.
Внезапное оживление народа на площади заставило ее оглянуться на гроб.
– Вот! Опять! – донесся голос из толпы.
По экрану электроэнцефалографа пробежал едва заметный сигнал. Потом еще. И еще. Вслед за ним ожил датчик сердечной деятельности, по монитору побежала извилистая линия – пики и спады. Сердце и мозг заработали.
Над древним городом раздался рев толпы, отраженный стенами пирамид.
Как только Сенека увидела, что медицинские приборы зафиксировали возвращение жизни, она исполнилась благоговейного страха. «Значит, Скэрроу и Гровс говорили правду».
Сопровождающий снова взял ее за плечо и повел к лестнице на западной стороне храма, которая пока скрывалась в темноте. Она посмотрела наверх – вершина стеклянного сооружения была ярко освещена прожекторами, расположенными в некотором отдалении, как на стадионе. И медленно поднялась на первую ступеньку, понимая, что идет навстречу смерти.
ХРАМ МИРА
2012, древний город Теотиуакан
В развевающихся белых одеждах, с руками, простертыми к небесам, нараспев читая древнюю молитву, Хавьер Скэрроу поднимался по лестнице, которая вела к центру восточной стены Храма мира. С искусно выточенными перилами, покрытыми геометрическим узором, лестница поднималась на сто девяносто семь футов, как в Темпло Майор, к плоской платформе на вершине. Скэрроу никогда еще не был так счастлив – весь мир смотрит сейчас на него, миллионы покоренных им душ трепещут в благоговении. Он – живое чудо, доказательство того, что его путь благословен и весь мир должен следовать им. Он – новый мессия, и теперь мир знает это. С каждым шагом внутри него разрасталось чувство прекрасного, священного довольства собой. Это был венец его жизни – долгие годы труда, стремлений, веры привели к тому, что это величайшее предприятие всех времен осуществилось. То, что осталось для полного выполнения миссии – в руках его апостолов, которые отправились в свои родные страны, дабы собрать урожай Прекрасных цветков для сада его богов. Перед ним – множество новообращенных, которые, как и он, считают, что мир и отношение людей к нему должны навсегда измениться. А боги скоро будут умиротворены кровью, выпущенной его апостолами из шочимики– в истории человечества не было более великого момента!
Толпа внизу волновалась, кто-то упал на колени, кто-то молча плакал, но все, не сводя глаз, смотрели на спасителя нового мира, только что восставшего из мертвых. Сейчас он принесет первую жертву богам и этим деянием начнет процесс возвращения мира к единству и гармонии, и наступит новая эра мира для всех.
Скэрроу поднялся и шагнул на платформу. «Как хорошо!» – подумал он и улыбнулся, поймав взгляд своего новенького – последнего по счету апостола Эрнана Кортеса. Тот вышел из вестибюля и прислонился к жертвеннику, скрытому от глаз толпы каменной стеной.
Солнечный луч сверкнул на обсидиановом лезвии ножа в руке Кортеса, словно отмечая его власть давать жизнь, взамен отнимая другую.
Но этого ритуала толпа не увидит. Скэрроу специально оговорил в контрактах со средствами массовой информации, что съемок с воздуха не будет.
Для совершения священного ритуала разрисованное черной краской тело Кортеса было скрыто под темной накидкой с капюшоном.
Эрнан Кортес мог послужить прекрасным примером магического дуализма, который всегда завораживал народ Скэрроу – ацтеков.
Свет и тьма, жизнь и смерть, огонь и вода. Кортес некогда уничтожил один могущественный народ. А теперь был готов сделать первый шаг к его возрождению. Ирония ситуации вызвала легкую улыбку Скэрроу. Конец и начало. Самая первая жертва – Прекрасный цветок.
Его затопляли чувства. Аромат курений, вид алтаря и апостола рядом с ним, звук доносящихся снизу молитв, вкус победы – все это возбуждало, не говоря уже о едком дыме заново зажженного Вечного пламени и замечательной жертве – его Прекрасном цветке, его прекрасной шочимики.
Сенека стояла рядом с жертвенным огнем, одетая в простую белую тунику, которую с нее должны были снять, перед тем как положить ее на жертвенный камень. Ее глаза остекленели от наркотика, пряди волос падали на лицо. Ее охраняли: справа и слева стояло по адепту.
– Ты готова, – сказал Скэрроу, и это было утверждение, а не вопрос. – В это утро с тебя начнется новая эра.
Сенека вяло покачала головой.
– Нет. Не делайте этого.
Скэрроу распахнул свое одеяние, поднял лицо к небу и подставил солнцу свою медную кожу, которая в ранних утренних лучах заблестела так же ярко, как его позолоченный нагрудник и набедренная повязка, затканная золотыми нитями. Потом закрыл глаза и произнес:
– О щедрый всеблагой Кетцалькоатль, молю тебя, волей твоей дай людям твоим наслаждаться всеми благами и дарами, что от тебя исходят, желанными и спасительными, несущими радость и утешение. Пусть наши жертвы принесут прощение и пусть вернется мировое согласие.
Он снова запахнул свои одежды и прошел на подиум наверху храма, чтобы обратиться к толпе. Увидев его, люди разразились приветственными криками. Толпа утихла лишь через несколько минут, и он смог заговорить.
Голос его был звучен, он произносил слова с пророческой властностью:
– Вы видели гвозди, что пронзили мою плоть, видели мою кровь, лившуюся на землю. Вы видели мою смерть, и вот теперь вы видите чудо моего воскрешения. Я принес эту жертву вам. Неоспоримое доказательство для тех, кто сомневался. Слушайте мое слово! Впустите мои слова в свое сердце и станьте как птицы небесные. Воссияйте, как звезды на…
Его отвлек какой-то шум, вдруг возникший в прохладном утреннем воздухе. Он не сразу понял, что это за жужжание, сопровождающееся хлопаньем длинных плоских лопастей и хищным воем двигателей.
Он прищурился, но сияние встающего солнца слепило его, и он перевел взгляд на толпу. Люди смотрели на небо, показывали пальцами, явно ничего не понимая. Когда вертолет стал снижаться с явным намерением приземлиться, они бросились врассыпную. Подняв облако пыли, вертолет застыл у подножья Храма мира.
Сотни телекамер переместились с лица Скэрроу на гладкий обтекаемый летательный аппарат, его корпус черного цвета, его острые лопасти, замедляющие движение.
Визг двигателей вонзался Скэрроу прямо в мозг. Он переводил глаза с одного громадного экрана на другой, пытаясь понять, кто осмелился нарушить его приказ не вести съемку с воздуха. Кто посмел оскорбить нового спасителя мира?
И он увидел эти слова – серебряными буквами сияющие на черном металле. Два слова, вонзившиеся ему прямо в сердце с той же смертельной силой, как жертвенный нож ацтеков.
Консорциум Гровса.
Спустилась охрана, открылся боковой люк и вышли трое мужчин.
Один был одет ковбоем.
ВОСХОЖДЕНИЕ НА НЕБО
2012, древний город Теотиуакан
Билли Гровс закинул голову и устремил взгляд на верхнюю площадку Храма мира. Там стоял Скэрроу, заслоняя глаза рукой, словно пытаясь разглядеть что-то против солнца, бьющего ему в лицо, и серую пыль, поднятую вертолетом.
Мэтт поставил ногу на первую ступеньку лестницы, желая отнести Сенеке серебряный сундучок. Гровс подался вперед, схватил его за руку, потянул к себе.
– Нет.
– Что вы делаете? – резко обернулся Мэтт.
– Отдайте мне.
Эл стал рядом с Мэттом и отвел руку Гровса.
– Отойдите, Гровс. Пусть идет. Если Сенека сможет остановить это безумие, как она вам обещала, мы должны отдать ей этот плат. Если только вы не солгали.
– Я не солгал. Мы с вашей дочерью заключили сделку. Она хотела, чтобы я связался с вами, и я связался. Она хотела, чтобы ее отец пришел ее вызволить, и я обеспечил это. – Гровс запнулся и с безмолвной мольбой посмотрел в глаза сначала Элу, потом Мэтту. – Но позвольте мне сейчас взять сундучок. Как я смотрю на вас, я хочу посмотреть в глаза Скэрроу, и пусть он заглянет мне в душу. Пусть увидит все, что в ней копилось день за днем. Самое мое горячее желание – наконец освободиться. Пусть увидит мои мучения и поймет, что я готов на все, чтобы их прекратить. Позвольте мне отнести ей сундучок. Я заслужил это право.
Мэтт передал реликварий Гровсу.
– Заслужили.
Взяв сундучок так бережно, словно это была хрупкая драгоценность, которую он боялся повредить, Гровс прижал его к груди.
– Спасибо, – прошептал он и начал свой путь наверх.
Он пришел сюда без парика, без фальшивой бороды, без грима. Он – Билли Гровс, простой ковбой. Он хотел уйти тем мужчиной, каким был до начала этого кошмара. Годы неправильного питания и отсутствия физической активности давали себя знать – каждое сгибание колен причиняло ему жуткую боль, отзывавшуюся по всему позвоночнику. Ступни внутри сапог свело судорогой, бедра под джинсами ныли. Пройдя с десяток шагов, он стал задыхаться; сердце бешеной барабанной дробью билось о ребра. Но он продолжал идти, то и дело останавливаясь отдохнуть и взглянуть на растерянное лицо Хавьера Скэрроу – императора Монтесумы Второго.
Если Сенека пресечет чудовищный замысел Скэрроу, а заодно и его, Гровса, жалкое существование, – а он верил тому, что она сказала о повелении ангела святой Веронике – то совершенно неважно, как он борется за каждый глоток воздуха и как болит его тело. В конце концов, как бы оно ни болело, боль его не убьет. Он принесет ей этот плат, и он готов принять то, что случится потом.
Он давно уже примирился с Богом и раскаялся в своих грехах. Он не испытывал страха смерти – только страх вечной жизни. И он поднимался – не на верхушку языческого ацтекского храма, он восходил к вечному покою.
Он поднимался к небу.
ПРАХ ПРАХУ
2012, древний город Теотиуакан
Сенека пыталась сосредоточиться. Ей показалось – или она уловила в позе и осанке Скэрроу растерянность? Вместо непоколебимой уверенности в себе – плечи ссутулились, челюсть отпала, и он почему-то сошел с подиума?
Она нашла глазами один из гигантских экранов. На нем какой-то мужчина медленно поднимался по ступеням храма спиной к камере. Этот мужчина явно встревожил Скэрроу. Она постаралась собраться, изо всех сил пытаясь удержать внимание и обрести ясность взгляда. От жара Вечного пламени кружилась голова и тошнило. Скосив глаза, она увидела обсидиановый нож в руке одетого в черное жреца, готового вырезать ей сердце. Из-за наркотика ей казалось, что она смотрит в объектив камеры через специальные фильтры, создающие поразительно красивые вспышки в точках пересечения световых лучей.
«Господи, я не хочу умирать…»
В мозгу вспыхнуло воспоминание о последних мгновениях жизни Даниеля и о том, как бился в агонии тот человек в Панаме. Ее охватил ужас.
«Не хочу умирать.
Не хочу умирать!»
Сенека запрокинула голову, посмотрела на мужчину, поднимающегося по храмовым ступеням. Сначала в поле ее зрения появилась стетсоновская шляпа, потом лицо.
Билли Гровс.
Он добрался до верхней площадки, она увидела реликварий и всхлипнула. Когда он рассказал ей, как натолкнулся на этот плат, она сопоставила его историю с тем, что говорил об этой реликвии Эл и поняла, что делать.
Повеление ангела Веронике состояло их двух частей. Первая – отереть лицо пророка. Вторая – сжечь плат, но только после вознесения Христа.
В этом ключ.
Если бы Вероника не коснулась лица Христа своим платом, он бы не воскрес; он умер бы, как любой другой человек. Но она отерла пот и кровь с его лица, и Христос восстал из мертвых. Он не вознесся на небеса тотчас; это произошло через сорок дней. Если бы Вероника спалила плат в огне в течение этих сорока дней до Вознесения, Иисус умер бы, как простой смертный. Сенека получила указание уничтожить плат. Она должна сделать то, чего не сделала Вероника. Она должна выполнить повеление ангела, и тогда этот кошмар кончится.
Гровс, ступив на верхнюю площадку, показал реликварий Скэрроу.
– Ты знаешь, что это такое? – он кивнул в сторону Сенеки. – Она говорит, что может остановить это безумие. Я ей верю. Для этого ей только нужно то, что лежит здесь.
Скэрроу отступил еще дальше от края, из поля зрения камер и толпы, и потянул за собой Гровса.
– Нет, Уильям. Ты не понимаешь. Если мы не вернемся к старине, не воздадим нашей кровью богам, мир погибнет. Я должен спасти нас всех. Вот зачем мне был ниспослан дар плата.
– И мне был ниспослан тот же дар. Но по ошибке, и пора прекратить все это дело. Я, правда, не знаю, как это сделать, но она знает. – Гровс обошел Скэрроу, стал рядом с Сенекой и открыл реликварий.
Сенека увидела плат и слезы покатились по ее щекам. Адепты-охранники отступили, и даже ее предполагаемый потрошитель скрылся куда-то в тень. Гровс бережно вынул плат и передал его Сенеке. Принимая его, Сенека с болью посмотрела на Гровса.
– Вы понимаете, что это значит для вас?
– Я готов.
– Что вы делаете? – рванулся к ним Скэрроу.
Сенека вдруг ощутила в себе силу, унаследованную от матери, эта сила сейчас пронизывала каждую клеточку ее тела. Она протянула плат к Вечному пламени.
– Ангел повелел Веронике сжечь плат. Я закончу дело, которое она начала.
Скэрроу побледнел.
– Погодите! – И он заговорил тихим, баюкающим голосом, с завораживающими интонациями, так что слова его словно бы окутывали шелковым коконом.
– Коснись им лица, и ты будешь жить вечно. Ты видела смерть вблизи, ты ощущала смертную дрожь, видела конвульсии последнего вздоха. Твоего Даниеля. Моего апостола. Ты понимаешь больше, чем другие. Легкое прикосновение к лицу – и тебе не придется через это проходить. Ты никогда не умрешь.
Сенека прижала плат к груди.
Никогда не умрешь.
Никогда.
Гровс притронулся к ее плечу.
– Вы действительно этого хотите? Посмотрите на меня. Смелее, Сенека Хант!
Скэрроу схватил ее за руку и потянул руку с платом к ее лицу.
– Да-да, смелее, прими этот чудный дар бессмертия!
В следующий миг время словно бы остановилось. Вырвав руку, она разжала пальцы.
– Не-е-ет! – взвыл Скэрроу.
Сенека зачарованно смотрела, как кусок ткани падает в Вечное пламя. Вот он приподнялся в струях горячего воздуха и плавно опустился в огонь.
Скэрроу рванулся потушить ткань, но не успел. При соприкосновении с огнем на священной реликвии проявилось изображение лица Билли Гровса; края свернулись, обуглились, и плат полыхнул ярким пламенем.
Трое стояли неподвижно, глядя в огонь.
Бежали секунды. Ничего не происходило.
У Гровса в глазах появилось отчаяние.
На лице Скэрроу ужас сменился облегчением, потом бурной радостью. Он простер руки к небесам и вознес молитву богам. Потом обратился к Сенеке.
– Напрасно ты отвергла дар – больше его не предложат.
И тут она увидела, что из-под рукава у него капает кровь, крошечными розочками падая на белый мрамор пола. Она перевела взгляд на его ноги – золотые ремешки сандалий стали красными. Раны от гвоздей открылись, из них текла кровь, образуя на полу багровую лужу. На белых одеждах проступили красные пятна – кинжальные раны, которые он получил в Ночь печали.
Сенека встретилась глазами со Скэрроу. Выражение ее лица заставило его посмотреть на свои руки. Он испуганно вскинул голову, переводя взгляд с Сенеки на Гровса.
Билли Гровс схватился за грудь. На рубашке у него проступили кровавые пятна. Две старые раны. Сенека погладила его по щеке.
– Мне так жаль, – прошептала она.
Гровс улыбнулся.
– А мне нет.
ЕЩЕ ОДИН ДЕНЬ В РАЮ
2012, Флорида-Киз
Сенека вдыхала свежий ветер с океана, овевающий веранду дома Мэтта. Она стояла у перил с бокалом «Маргариты» в руке, и Мэтт стоял рядом. Они следили за изменчивой игрой оранжевого, алого и малинового – вершился закат, последнее шоу уходящего дня.
– Вот прошел еще один день в раю. – Она подняла бокал, и Мэтт легонько чокнулся с ней. – И знаешь, мне нравится твоя новая лодка.
– Страховка оказалась более чем щедрой. – Мэтт гордо улыбнулся, глядя на новенькую «Бостон Уэйлер», пришвартованную в дальнем конце причала.
– Сариэль-2. Красивое имя.
– Она не только главная героиня моих книг, она, ангел, оплачивает мои счета.
– Ты готов вернуться к писательству?
Мэтт сделал глоток и кивнул.
– У меня нет выбора. Срок сдачи нового триллера угрожающе близится. Видела бы ты письма издателя и агента. В суде их классифицировали бы как угрозы жизни.
– По крайней мере, это не угрозы твоих читателей-радикалов, что считают тебя еретиком.
– О, я и от них получаю. Но после того, что мы с тобой прошли, на этих психов уже не обращаешь внимания. А ты? Готова снова впрячься в работу?
– Да. Но сначала я должна слетать в Мехико – свидетельствовать на суде над Карлосом. Суд готов вынести ему обвинительный приговор за установку бомбы, убившей Даниеля и всех остальных.
– Надеюсь, когда его покарают, в каком-то смысле для тебя этот сюжет закончится.
Она пожала плечами.
– В каком-то смысле.
Она замолчала на мгновенье, вспомнив о Даниеле. Бледный след на пальце, где было обручальное кольцо, напоминало о потере. Несколько дней назад она сняла кольцо. Пора двигаться дальше. Конец сюжета – значит, она излечилась. В первый раз после взрыва воспоминание не пронзило ее острой болью. Но боль еще не ушла.
– Да, я готова к работе, – продолжала она. – Видит Бог, многое еще нужно довести до конца, начиная с апостолов Феникса. Создания Скэрроу все еще среди нас, они выполняют задание – не потому, что верят в его проповедь, а потому что это задание им нравится. Ужас!
– Да, но проследить за ними практически невозможно. Они рассеялись по всему миру.
– Я думаю, никто не понимает масштабов этого заговора. Я даже не уверена, что мне известно все. Но факт остается фактом: где-то скрывается одиннадцать потенциальных массовых убийц, и они высматривают себе жертв. – Она повернулась спиной к океану и положила руки на перила. – И еще я хочу расследовать деятельность всех врачей и ученых, что работали на Скэрроу на Багамах. Я знаю, что багамская полиция их допросила, но мне хочется выяснить, что действительно происходило в Ацтеке.
– А что будет с этим зданием? И с храмом Миссии Феникса в Мехико?
– Ацтеку превратят в туристический объект. А храм в Мехико новый совет директоров Консорциума Гровса сделает домом молитвы всех религий и центром благотворительных программ. Его собираются назвать именем Уильяма Гровса – за его вклад в науку и промышленность.
– Уверен, Гровсу бы это понравилось. – Мэтт вдруг сделался серьезным. – Можно задать тебе вопрос?
– Конечно.
– В катакомбах и потом на острове мы видели повеление спалить плат огнем. Однако ты сказала, что когда Эл вернул тебе твою камеру, фотографии этой надписи исчезли. Легенда гласил, что Веронике повелел это сделать ангел. Как ты думаешь, женщина, которую мы видели в катакомбах…
– Ангел? – Сенека едва заметно покачала головой и посмотрела ему в глаза. – Не знаю, Мэтт. Знаю только, что моя вера укрепилась с тех пор, как все это началось. Я привыкла думать, что ко всему следует относиться критически, пока не докажешь правды. Теперь я думаю чуть ли не наоборот. Все возможно, пока не докажешь обратного. И это заставило меня посмотреть на смерть совсем под другим углом зрения. В этой жизни много такого, что не поддается нашему пониманию.
– Почитай мои книги. Именно это постоянно повторяет Сариэль.
Она взглянула на Мэтта.
– Знаешь, это странно и непонятно, но в каком-то смысле мне жаль Скэрроу, то есть Монтесумы. Он верил, что поступал правильно, а не творил зло, дьявольское зло. Он хотел устроить так, чтобы мир и вселенная процветали, – единственным известным ему образом. Помню, когда я спросила Даниеля о человеческих жертвах у ацтеков, он сказал, что мы должны понять не только ЧТО и КАК, но и ПОЧЕМУ. Мы должны понять систему верований и обычаев других культур, других цивилизаций.
– Интересная точка зрения. – Мэтт повел рукой, указывая на горизонт. – Посмотри.
Сенека повернулась. Последняя внезапная вспышка красок озарила небо.
– Боже мой, какая красота! – она бросила взгляд через плечо. – Красиво, да, мама?
Бренда Хант сидела в шезлонге, с укутанными легким пледом ногами, в яркой цветастой блузке, солнечных очках и широкополой соломенной шляпе.
– Красиво.
Рядом с Брендой, держа ее за руку, сидел Эл.
– И ты такая же красивая, – сказал он, целуя ее в щеку.
Глядя на отца с матерью, Сенека почувствовала, что щеки у нее вспыхнули. Она и мечтать не могла, что такое увидит. Даже при том что Бренда не узнавала Эла, их связывала прочная нить любви, которая пробилась сквозь запутанный лабиринт ее деменции.
Размышления Сенеки прервал писк ее мобильного. Она вытащила телефон из кармана и посмотрела на экран.
– Хорошие новости? – спросил Мэтт.
– Сообщение от моего редактора, – с улыбкой ответила она. – Он считает, что я в конце концов набрала достаточно материала для статьи.