Текст книги "Между тьмой и пламенем. Часть 2 (СИ)"
Автор книги: Лина Элевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц)
Орать Ассаэр не стал. Сквозь зубы попросил быть осторожней, и только.
Скорее всего, когда они выберутся наружу, демон наверстает упущенное.
Песок, в котором ноги утопали по щиколотку и который Инерис нещадно кляла первые несколько дней, теперь казался лучшим другом.
Демон мрачно сплюнул и подсадил ее на проклятущий валун – сама бы она до верхушки не добралась. Затем подпрыгнул и легко взобрался с него на новый уступ, вынудив ее вжаться в скалу.
Полезли дальше…
Но уже за следующим резким и долгим спуском в глаза ударил солнечный свет. Еще несколько шагов – и они выбрались из пещеры.
Инерис широко распахнула глаза, глядя на совершенно иной пейзаж.
Дюн здесь не было. Поверхность была скорее каменистой, и только на грани видимости переходила в барханы. Зато был – поселок. Действительно, демон не солгал – отсюда вообще кажется, рукой подать… А справа взгляд притягивала суровая, грозно дымящаяся гора.
– Каэрхе, – выдохнул Ассаэр.
– Что?
– Каэрхе. Вон та гора.
– Каэрхе… – задумчиво произнесла Инерис, пробуя на язык незнакомое слово.
Демон прыснул.
– Что опять?!
– Ну у тебя и акцент, Иней, – посетовал он и, не дав ей возмутиться, указал: – Спуск там.
– Я впервые твой язык слышу! – не удержалась она. – Ты тоже небось нашему не за час научился!
– Не за час. Немного быстрее, – надменно поддакнул он.
После чего ее бесцеремонно дернули за веревку. Вот теперь точно как собачонку!
Стиснув зубы, Инерис последовала за ним, поклявшись себе всем святым больше никогда не терять бдительности при этом типе! И это она недавно думала, что с ним можно иметь дело!
Благо недолго осталось его терпеть.
К вечеру они действительно вышли к узкому и короткому скалистому перешейку, ведущему в небольшую долину, где и расположился поселок.
Инерис замерла на полушаге, когда навстречу им вышла целая делегация.
Выглядела она до того зловеще, что девушка невольно спряталась за Ассаэра, положив руку ему на плечо. На фоне такого количества смуглых и рогатых он казался почти родным.
Вот в чем подвох.
Она не учла, что именно это за поселок.
Это же огненные! Что еще хуже, не придворные, это не Натор Ад’Сехти, не послы, хоть надменные, но соблюдающие и приличия, и этикет.
Это пустынники.
Еще более смуглые, чем высокородные огненные, одетые в яркие одежды (а она-то считала, что пустынники одеваются в черное!), среди которых были все оттенки красного… И все, все глазеют не столько на Ассаэра, сколько на нее… Он вроде говорил, что сюда вход запрещен всем, кого не приглашают?
Стало жутко. Показалось, что они сейчас забудут про свое кажущееся миролюбие, набросятся на нее и разорвут на части…
Немолодой, с длинной седой бородой демон неожиданно широко улыбнулся, открыв изрядно заостренные зубы.
Инерис принялась убеждать себя, что это тоже… не люди, конечно, но разумная раса, с развитой цивилизацией. Это не дикари. Никто ее не будет убивать с порога…
Но она не была готова к встрече с такими рогатыми. Даже когда демон упомянул о поселке, она, утомленная жарой и более насущными проблемами, не сумела до конца осознать, во что ввязывается.
Из речи улыбающегося не то вождя, не то старейшины Инерис, естественно, ни слова не поняла, что вогнало ее в крайнее уныние. Конечно, только южный язык! Все хуже и хуже...
Почему, ну почему она не настояла на том, чтобы включить язык неуважаемых соседей в свою программу обучения?!
Потому что привыкла, что рогатые говорили или на их языке, или на языке оружия. И тот, и другой в Нариме понимали превосходно.
Вот угадай теперь, это он ей желает здоровья и приятного пребывания под их кровом или просит вернуться в пустыню и блуждать там до полного одичания…
Высказавшись, тот церемонно поклонился – не им обоим, а ее спутнику, и девушка сообразила, что все это время вождь обращался конкретно к Ассаэру, а ей ни слова не сказал.
Пустынник устремил взгляд пронзительных черных глаз на нее и произнес на общем для людей и оборотней языке:
– Добро пожаловать, гостья из человеческих земель. Мы рады всем друзьям Ассаэра. Да откроются перед вами огненные врата!
Вперед вышли двое демонов помоложе, сделали странный жест – и из пустоты на глазах изумленной Инерис вспыхнули огни, сложившись в небольшую арку.
Она невольно попыталась сделать шаг назад, но демон локтем прижал ее руку к своему боку.
– Вперёд иди, а не назад! – шепнул сквозь зубы Ассаэр. – Не бойся, это просто традиция гостеприимства.
Инерис, гулко сглотнув, по-прежнему цепляясь за рукав демона, сжавшись в комок, миновала арку, обдавшую их жаром.
Но Ассаэр был прав. Огонь не тронул ни волоска на ее голове.
Только тогда остальные подошли к ним вплотную... и Ассаэр наконец заговорил.
Девушка вздрогнула. Молча уставилась на него.
Инерис впервые услышала, как он говорит на языке огня.
Стало горько и еще страшнее прежнего.
Все правильно. Он дома. А вот она – изгой.
Спохватившись, Инерис тоже поклонилась вождю, выдавила несколько слов благодарности.
Растерянная, ошеломленная, оглушенная происшедшим девушка безропотно позволила демону увести себя к флажкам, отмечавшим путь в поселок.
Ей отчаянно хотелось назад, в пустыню.
***
Ральда сидела в наемном экипаже, которому было приказано сделать большой круг по городу, и пыталась осознать простую истину. Ваджеса больше нет.
Даже в ее сумасшедшем, не раз переворачивавшемся с ног на голову мире, была одна константа.
Ваджес.
И ее больше нет.
Оборотень обнаружил тело – успевшее изрядно разложиться. Когда он деловито заговорил о состоянии трупа, ее замутило так, что пришлось закрыть рот рукой и сосредоточиться на биении собственного сердца, а не на отчете волка, подробно описавшего степень разложения и все повреждения, указывающие на борьбу – долгую и довольно успешную, которая закончилась тем, что ему профессионально сломали шею. И насколько ему известно, так кости ломают обычно демоны, их боевая подготовка нередко подразумевает…
Гнев поднялся жаркой волной. Значит, тот, кто лишил ее «доченьки», открыв дорогу к власти, лишил ее и Ваджеса? Жаль, что этого полукровку тоже отыскать не смогли!
Как эти двое встретились, почему пересеклись их тропки? Ваджес всегда был так осторожен, неужели чем-то выдал себя? Или тот полудемон не так прост?
А, впрочем, какая теперь разница…
Ральда еле нашла в себе силы скрыть потрясение. Оплатила услуги волка щедро, с избытком – за оперативность. Спокойным, ровным тоном поблагодарила и вышла на подгибающихся ногах.
Она сама не ожидала, что эта весть так потрясет ее.
Даже нет, не так. Она совершенно не ожидала этой вести.
У нее не осталось безусловно верных сторонников, на которых можно положиться без опаски.
Больше нет того, кто знал о ней абсолютно все и служил ей добровольно, всей своей черной душой. В своем безумии Ваджес был совершенно одинок – и заполнял пустую жизнь ее поручениями.
Больше нет того, кто когда-то помог ей сбежать, кто бросил ее в широко разлившуюся реку, унесшую ее, не умевшую плавать, далеко от дома. Того, кто потом, спустя много лет, нашел ее, улыбнулся своей безумной улыбкой и попросил располагать им, так как надеется по-прежнему быть ей полезным. Того, кто убил огромное количество человек – и по заданию, и просто так, из профессионального интереса. Того, в чьей верности у нее ни разу не возникло повода усомниться.
Ваджес помогал ей потому, что когда-то в похожем положении оказалась его собственная сестра, когда его отдали в обучение… а точнее, сделали жертвой страшных магических процедур, дававших человеку невиданную силу, гибкость и проворство. Магические охранники Анэке, самая грозная и незаметная часть гвардии… лучшие телохранители и опаснейшие убийцы, которыми гордились высшие дома.
Мнения юношей, отобранных для экспериментов, как правило, не спрашивали. А магическое клеймо было гарантией послушания.
Но Ваджес нашел идеальный способ сойти с поводка.
Прицепив его к собственному ошейнику добровольно.
Ее отец, ее безупречный мерзавец-отец кое-чего не учел, когда посчитал, что никто не придет на выручку его дочери – «никчемной дряни, зря проедавшей свой хлеб». Клеймо телохранителя означало принадлежность семье. Ваджесу оставалось лишь выбрать себе хозяйку – и начать действовать в ее интересах. Может, она и была ущербной, но она это не отменяло того факта, что она Раккенен по крови!
Здесь об этом никто не знал. Взяв новое имя, Эльзаирр Раккенен сжилась с ним настолько, что почти позабыла о прежнем, боясь его и скрывая. И старалась лишний раз не вспоминать, чтобы не окунуться в старый кошмар.
Но теперь воспоминания нахлынули безжалостным потоком.
Отца бы удар хватил, если бы он узнал, чего она добилась. Каждый день, когда ее называли «ваше величество», радовал сердце Ральды. Она больше не была «позорным пятном рода», которое необходимо держать в четырех стенах, чтобы все побыстрее забыли о нем.
Помолвки в Анэке заключались рано, а Раккенен был одним из десяти главных магических родов. Ее обещали в жены наследнику Элькоран, когда ей было всего пять. Главы семейств надеялись таким образом создать наконец общее дело по обучению телохранителей, но, как выяснилось, этим планам не суждено было сбыться.
До семи лет Эльзу растили как любимую дочку, берегли, защищали, баловали.
Но затем все резко изменилось.
Магический дар изменения, которым славилось ее семейство, в ней так и не пробудился – ни в семь, ни в восемь, ни в девять. И когда окончательно стало ясно, что никакой дар в маленькой Эльзе уже не проснется, ее жизнь превратилась в тягучий кошмар, полный боли, страха и презрения. Ведь в Анэке, королевстве магов, сила – это все.
Она опозорила семью, оказавшись «пустой» (а это куда хуже, чем быть бесплодной). Помолвка была расторгнута. «Пустышка» в роли невесты – едва ли не единственный повод сделать это. Отец потерял немало денег, которые успел вложить в предполагаемое совместное дело, кое продолжил развивать его партнер – теперь уже непоправимо бывший. Конкуренция тоже не принесла им добра – раньше магические мутации были делом их семьи, а теперь секреты их ремесла узнали другие…
Ральда с высоты опыта прекрасно понимала, что малышка-Эльза не была ни в чем виновата. Что во всем вина отца, сперва самонадеянно заключившего помолвку, затем вложившего деньги в сомнительный бизнес. Но десятилетний ребенок, оказавшийся в домашнем аду, этого знать не мог.
До семи лет в жизни были поцелуи, ласки, объятия, подарки. После – негодование, затем презрение и наконец ярость и побои.
А потом и насилие.
Ей еще не исполнилось и четырнадцати…
Отца исключили из Совета – род Раккенен неумолимо терял свое влияние, и их не преминули при первой же возможности убрать с политической арены. Вернувшись домой, он в очередной раз избил ее, осыпая проклятьями. На сей раз хуже, чем раньше – из сломанного носа текла кровь и останавливаться не собиралась. Дышать было невыносимо тяжело после удара ногой в грудь; мучительной болью на каждое движение отзывался правый бок. Раньше ей было бы страшно… теперь стало все равно.
Когда отец, пошатываясь, удалился, оставив за собой запах дешевого портвейна, дверь приоткрылась, и в каморку заглянула ее мать.
– Лучше бы ты просто умерла, – с презрением бросила она. – Исчезла навсегда. Такой, как ты, здесь все равно не будет места.
Из глаз против воли покатились слезы, хотя ничего нового мать не сказала.
А через несколько дней ее изнасиловали.
Раттена привел отец – и с жестокой усмешкой разъяснил ей их с матерью планы на счет негодной дочери.
Она до последнего умоляла отца одуматься, не уходить, не оставлять ее с этим чужим и чуждым мужчиной с ледяными глазами…
Но он только жестоко усмехнулся и ушел, коротко бросив:
– Долго не возись.
Логика была проста – замуж «пустышку» отказался брать даже безродный, хотя и сильный маг, работавший на главу семьи уже не первый год. А так будет бастард от человека, отвечавшего за мутации телохранителей… в том числе и Ваджеса. Если ребенок получит дар – родители признают внука своим сыном и наследником. Если нет… всегда можно попытаться еще, верно?
В первый раз мерзавец получил свое. Что ослабевшая от побоев тринадцатилетняя девочка могла противопоставить взрослому мужчине?
Но одним разом все не закончилось. Прошло несколько дней – и отец снова привел Раттена.
Только вот что-то в ней наконец воспротивилось происходящему. Она впервые в своей жизни дралась, царапалась, кричала, а когда маг все-таки подмял ее под себя, Эльза увидела в окне серьезное лицо Ваджеса, свесившегося с верхнего карниза и словно прилипшего ладонью к холодному, мокрому окну. Его серьезные, бесстрастные глаза словно спрашивали: «Так и будешь покорно сносить все, что тебе уготовано, или в тебе все-таки имеется боевой дух?»
И его взгляд непонятным образом придал ей сил.
Тому мерзавцу она выколола глаза. Пальцами. Потом метнулась к окну, высадила стекло своим телом и спрыгнула.
Ваджес поймал ее в полете – и она знала наверняка, что если бы не нашла в себе сил к сопротивлению, он бы не вмешался. И что если бы он не показался, она вряд ли бы их нашла.
Какое-то время Ваджес уносил ее прочь на себе, прыгая по ветвям деревьев с той же легкостью, с какой скачут дети через веревочку. А потом неожиданно одарил ее безумной улыбкой и отшвырнул далеко от себя.
Прямо в реку.
Этим он спас ей жизнь, хотя тогда Эльза едва не утонула. Ее унесло в Край водопадов, который она в последний раз видела в далеком детстве... словно в другой жизни.
Мучительное плавание, невозможность сделать вдох – и наконец вода стремительно утащила ее под землю, откуда она уже не надеялась выбраться.
Но река, поиграв немного, снова выплюнула свою жертву на поверхность. Что было потом, Эльза помнила плохо. Сковывающий холод. Голод. Блуждание в лесу, о котором она не имела ни малейших представлений. Она не умела выживать, вперед ее толкало лишь одно – нежелание умирать и жить так, как она жила последние шесть лет.
Были слезы, кровь под ногтями, когда она на берегу поймала лягушку – и съела сырой, с трудом отделяя от косточек склизкое мясо. Долгое плавание на бревне в воде, уносившей ее все дальше от дома – единственная мысль, заставлявшая ее рыдать от облегчения и благодарности. Ее ведь могли искать… Не из беспокойства или иных сентиментальных чувств, разумеется, а чтобы наказать свою никчемную дочь за то, что она сделала с их лучшим магом, который никогда уже не сможет вернуться к работе.
Как она узнала позже, Раттен выжил, но ненадолго. Через полгода его убил Ваджес, отомстив и за Эльзу, и за свою сестру, и был вынужден бежать на поиски своей новой хозяйки, иначе клеймо убило бы его самого.
Им обоим повезло. От забитой ущербной девчонки и щенка на привязи никто не ждал сопротивления. Но даже крыса укусит, если ее загнать в угол...
Ральда запоздало сообразила, что плащ в районе груди неприятно холодит. С недоумением уставилась на расползающееся мокрое пятно.
Она даже не заметила, как начала плакать.
Именно Ваджес все это время следил за новостями из Анэке. Пока ее род, обедневший и фактически вычеркнутый из политической жизни, прозябал на самой ее окраине, Ральда была спокойна и довольна. Отец получил своё.
Но четыре года назад ему удалось открыть способ снять побочные эффекты магических мутаций. Его возвращение к былой славе было быстрым и ярким.
Ральда успокаивала себя мыслью о том, что ей уже не должно быть дела до того, что происходит с чужими и никчемными людьми из прошлого.
Но маленькая Эльза не забыла – и не простила.
Она должна раздавить отца окончательно, так, чтобы не осталось ни малейшей надежды ни для него, ни для матери, так легко возненавидевшей собственное дитя! Даже если вместе с ними придется раздавить всю их жестокую, нетерпимую страну!
А для этого ей нужны прежде всего влияние и власть.
В замок королева вернулась совершенно разбитой, и всю ночь ее мучили кошмары о прошлом. О клубке водяных змей, в который она угодила однажды, переходя ручей... О рыжеволосой женщине, которая стала первой жертвой ее запоздало пробудившегося дара – но не изменения, а убеждения... Об отце и Раттене, которых она ненавидела одинаково сильно... и наконец, уже под утро, ей приснился труп Ваджеса – точь-в-точь как описывал Лаэ, с неестественно вывернутой шеей, полусгнившим лицом – и неизменной улыбкой...
А потом он открыл глаза, которые, как выяснилось, успели вытечь, и кое-как прохрипел: "Будь осторожна, Эльза".
Ральда проснулась с криком, в холодном поту.
Прошлое так давно не напоминало о себе...
Но была у этого страшного дня и положительная сторона.
Ее решимость только окрепла.
***
Мистрис Агнес, всегда строгая, а сегодня непривычно тихая и заботливая, поправила одеяло на детской постели и вздохнула.
Ее воспитанница наконец забылась тяжелым сном. По-прежнему бледна, щеки горячечно полыхают, даже сейчас то и дело всхлипывает.
Совсем как леди Инерис после похорон княгини…
Пожилая женщина покачала головой и снова стерла передником слезы.
Память стала ее подводить – лицо княгини она помнила смутно. Впрочем, неудивительно – столько лет прошло… Анджи часто интересовалась прежней женой князя, но, поскольку королеве такие разговоры были не по вкусу, любопытство девочки приходилось обрубать.
Одни запреты…
Хоть бы леди Анджелис не заболела, как леди Инерис тогда… Правда, она постарше.
Но все-таки миледи была излишне резка. Прийти, приказать ребенку сесть, а затем мягко сообщить, что в ее жизни в ближайшее время произойдут изменения. Что она может выбрать себе любую комнату вместо детской, и таковую в кратчайшие сроки отделают по ее вкусу. Что для нее наймут лучших учителей. Что она теперь взрослая и должна понимать свой долг перед страной и перед народом… и перед своей матерью.
Анджи бледнела все больше и больше по мере перечисления, как видно, догадываясь, к чему клонит королева.
Затем леди Ральда, очевидно, сочтя, что подготовила дочь к скорбной вести, дрогнувшим голосом сообщила о том, что Инерис исчезла, отправившись в путь по поручению ее мужа и их отца. Отряд, отправленный на поиски, вернулся ни с чем. Объявлена неделя всегосударственного траура, ей принесут черные платья и все необходимое – она уже почти взрослая, скоро исполнится тринадцать…
На этой фразе у матери жалко дрогнули губы, на лбу выступил холодный пот, но она нашла в себе силы продолжить:
– Будь умницей, Анджи. Завтра состоится прием соболезнующих из города, ты должна присутствовать. Эйрен слишком мал, поэтому я рассчитываю на тебя. Мы – княжеская семья, и даже в скорби не имеем права публично…
И тут девочка впервые ее перебила:
– Что нашли во время поисков, матушка? – безжизненным, хриплым голосом спросила она.
Королева вздрогнула, недоуменно посмотрела на дочь.
– Ничего, я уже сказала тебе, дитя мое.
– Ничего? Ни следов, ни тела?
Миледи покачала головой.
– Увы… а может быть, к счастью. Не думаю, что у нас… у всех нас хватило бы сил смотреть на него во время церемонии, Анджелис. Мне доложили, что Инерис утонула на глазах у сопровождающих.
Девочка вздрогнула, опустила глаза и прикусила губу. Королева, приняв это за знак согласия, непривычно мягко спросила:
– Желаешь ли ты чего-нибудь, дитя мое?
– Я желаю остаться в детской до конца траура, матушка, – надтреснутым голосом произнесла юная княжна.
Эта просьба была встречена без улыбки, с удивлением и даже легким неодобрением.
– В твоем нынешнем статусе это уже неприлично… Впрочем, тебе тоже нужно время, чтобы свыкнуться с этими страшными новостями, я понимаю, – смягчилась она. – Хорошо, как пожелаешь. Я тем временем отберу для тебя камеристок и служанку…
Не обняла, не попыталась утешить, успокоить... Неудивительно, что леди Анджелис при ней не пролила ни слезинки.
Няня совершенно не разбиралась в политике, но нельзя вываливать на ребенка такие известия и затем спокойно рассуждать о приличиях, платьях и комнатах… Ей даже не говорили, что леди Инерис исчезла, а тут сразу – погибла, и ты займешь ее место…
Права, видно, леди Инерис. Не любит ее королева… то есть не любила...
Всплеснув руками, пожилая женщина уткнулась в передник, пытаясь приглушить рыдания.
Когда за королевой закрылась дверь, леди Анджелис медленно поднялась, пересела с пуфа на диван. И только тогда начала плакать. Горько, без рыданий – по-взрослому и очень страшно.
Сколько раз она ее оттаскивала за руку от двери в покои старшей сестры? Да знай она, чем это все обернется, покрывала бы ее вдвое чаще!
Что-то будет дальше? Хоть бы леди Анджелис побыстрее оправилась… Но, зная, как она любила старшую сестру...
Хотя кто ее здесь не любил?
Помимо королевы, то есть.
***
Анджелис проснулась среди ночи, как по щелчку.
Шторы были неприкрыты, на подушку падал свет луны.
У постели сидела няня, облокотившись на спинку низкого кресла, и чуть похрапывала.
Анджи недоуменно нахмурилась, а потом вспомнила визит матери…
По щекам безмолвно побежали слезы.
Но через некоторое время Анджелис отерла их, решительно напомнив самой себе: «Тела же не нашли, мать так и сказала. То, что нет следов, еще не говорит о том, что она непременно умерла. Это Инерис, если она почувствовала опасность, она могла и спрятаться так, что никто бы ее не обнаружил… Взрослые вечно делают поспешные выводы. Инерис и не такое могла, она же всегда твердила, что надо быть готовой ко всему! И плавала она отлично – какое утонула? Значит, надеяться можно... Можно? Нужно!»
Анджи решительно кивнула.
Правда, еще остается вопрос: куда ходила ее мать как раз перед этим печальным событием, когда она видела ее из окна башенки?
Жуткое, но несомненное совпадение.
Анджелис стало не по себе.
Не может же быть, чтобы мать имела какое-то отношение к тому, что произошло? Они всегда жили дружно, спокойно… Хотя как спокойно она объявила ей сегодня о трауре!
Правда, траур же недельный, и половина срока уже за плечами… и да, мать всегда старалась соблюдать приличия, что в семье, что в обществе.
Интересно, а удосужилась бы она ей сообщить, если бы завтра не было официального приема соболезнующих? Эти три дня что-то не торопилась! И няня ничего не говорила, и горничные. Все молчали! Неспроста же!
Но если… если Инерис жива и вернется («Жива! Вернется!» – непреклонно заявила надежда), то ей, может, помощь нужна? Вдруг это заговор? Может, отец ее и отослал прочь, что за ее жизнь боялся, а заговорщики проследили? Вдруг это все так и было задумано?
Анджи прикусила губу.
Нужно будет постараться понаблюдать за происходящим. Жаль, что она, в отличие от сестры, никого здесь не знает, не знает, к кому обратиться, не имеет права никого вызвать на аудиенцию… Мать даже камеристок ей выбрать не разрешила, а значит, наверняка будет за ней следить. Точнее, как она выражается, «присматривать». Леди-наследницей она будет только на словах – как минимум до своего совершеннолетия.
Ее сестра жила при дворе, знала всю его изнанку. Она же не знала ничего.
Значит, надо быть очень, очень осторожной. Мать вряд ли что-то сделала с сестрой, но она в последнее время вела себя странно, и на это Анджи не могла закрыть глаза. Почти не заходила к ним, даже к Эйрену… Без Инерис это ощущалось особенно отчетливо.
Снова набежали слезы, но она опять их вытерла.
Даже если сестра вернется, пока она осталась одна, и если заговор был, то ей тоже может грозить опасность, да и матери тоже! Значит, надеяться надо только на себя... разве что от няни Агнес подвоха можно не ждать.
Хм… она может выбрать себе любые комнаты, так сказала мать. Немного, но хоть что-то…
Осталось понять, как этим разрешением воспользоваться. А время для раздумий у нее, к счастью, есть – до конца траурной недели.
На следующее утро леди Анджелис проснулась с сильнейшей болью в горле. Никто не придал этому значения – няня растрезвонила живо о том, что девочка вчера весь день проплакала до самой ночи и сорвала голос. Говорить она не могла, но это ее совершенно не расстраивало. Тем более что мессир Тельс уверил ее в том, что недомогание временное и очень скоро прекратится, и выписал леденцы...
Вкусные, апельсиновые.
После визита лекаря пришлось облачиться в принесенное черное платье.
Стоя перед зеркалом, Анджи успокаивала себя мыслью о том, что причины для траура, возможно, нет. А значит, нужно только немного подыграть.
С этим она уж как-нибудь справится!
***
Кэллиэн нахмурился. Он, сам того не сознавая, изменил себе – обычно бесстрастное, сейчас его лицо выдавало напряжение.
И неспроста.
Ему удалось, подвергаясь риску, провести тот обряд... но, возможно, лучше бы не удалось.
Кэллиэн хорошо помнил, как совсем недавно читал заклятья, поочередно касаясь разложенных на столе ягод-символов в разноцветных чашах (все из натуральных полудрагоценных камней), кинжала и черепа, привольно мешая черную магию с материальной. Помнил, как за окном полыхнула зарница – побочный эффект от ритуала. Помнил, как кровь князя, непривычно вязкая, обагрила четыре глазка эдокавы. Помнил, как чернильная тьма, мгновенно собравшаяся в глазницах черепа, едва последнее слово поставило точку в приготовлениях, хлынула вовне и на миг затопила сознание. Как она манила к себе. Как обещала упоение былой властью над жизнью и смертью.
Он едва не оступился на этой грани, но устоял.
На этой грани наложил заклятье, не дающее жизненной силе покидать свое вместилище. По сути, попытался превратить князя в накопитель его собственной жизненной силы. Такие накопители были в ходу в черной магии.
И сразу же понял: этого будет недостаточно.
Энергетические сосуды, словно в насмешку, снова лопнули, едва он повелительным тоном, простерев руку к «жертве», договорил последние слова и стер переплетенный символ смерти и жизни со своей ладони.
Ритуал сработал, но эффект был до смешного слаб.
Вся разница в том, что теперь жизненная сила не развеивается в пространстве, а пытается удержаться в своем весьма потрепанном вместилище.
Он выиграл еще немного времени, но почти ничего не изменил.
Кэллиэн устало потер лоб, убирая с глаз долой использованные бутыльки и миниатюрные чаши. Злясь и на себя, и на результат и на того мерзавца, который наложил на князя эту неизвестную пакость.
Зря потратил силы, зря рисковал…
И эльф этот так и снует мимо по пять раз на дню! Если так дальше пойдет, надо будет поставить заклинание капкана. Оно нейтральное, эльф даже не почешется. Поначалу. Чтоб его острые уши отсохли и отвалились!
Мечтательная усмешка мелькнула на бледных губах.
Можно организовать, кстати говоря…
А может, снует он совсем не из-за него. В целительской заметно прибавилось работы. Успокоительные и сердечные капли не успевали изготавливать...
Кэллиэн откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. В последнее время спать стало труднее, он чаще просыпался, поутру чувствовал себя разбитым… а днем наблюдал за князем и каждым, кто к нему приходил.
Но что еще предпринять, он не знал.
Полувампир окончательно пал духом – и тем больше злился на себя.
И вместе с тем его продолжало преследовать раздражающее ощущение, что все это знакомо. Не печать смерти (иначе второй ритуал бы помог), но что тогда? Где еще он мог видеть подобные симптомы?..
Додумать он не успел.
Раздался тихий стук в дверь, заставивший мага напрячься не хуже скрипа ржавых петель на двери в темнице лорда Дариэта.
Кто мог, в здравом уме, сунуться в его лабораторию, да еще поздним вечером?
– Войдите, – сделав над собой усилие, ровно пригласил Кэллиэн, убирая в ящик стола, с глаз долой, остатки эдокавы.
Дверь открылась, и на пороге показалась бледная королева.
Вопреки обыкновению, непричесанная – черные волосы тяжелой волной укрывали плечи и спадали на спину. В простом домашнем платье, из украшений – только княжеская печатка на цепочке на шее.
Маг смерил женщину недоверчивым взглядом, затем неохотно поклонился.
Менее неподходящего времени для визита ее величество найти просто не могла!
– Простите за беспокойство, – извинилась Ральда. – Могу я войти? Или вы заняты?
Маг испытал сильнейшее искушение выставить ее вон.
Но благоволение королевы, по сути, оставалось единственным, что позволяло ему быть подле князя и проводить свои ритуалы. Самому лишить себя возможности исполнить свой долг? Непростительно.
– Разумеется, – тщательно скрыв все неуместные чувства, произнес он.
– Благодарю вас.
Дверь за ней тихо закрылась, а Кэллиэну отчего-то стало слегка не по себе. Как будто могло произойти что-то плохое... Но что могла ему сделать безоружная, не владеющая магией женщина?
– У меня к вам вопрос… возможно, не такой важный, чтобы оправдать мой визит, но из-за всех этих потрясений я стала плохо спать…
– В таком случае вам следовало бы зайти не ко мне. Сегодня дежурит целитель Тельс, уверен, он сможет подобрать для вас подходящие средства.
Она нервно вздохнула.
– Я к вам не по этому вопросу. Скажите… – помедлила. – Вы будете на завтрашнем приеме?
Ответом послужила изогнутая черная бровь. Маг смерил ее ничего не выражающим взглядом, а затем отозвался:
– Вынужден лишить себя такой возможности – я буду занят.
– Проводите исследования? – осведомилась Ральда, окинув взглядом комнату, задержавшись на пару мгновений на книжных полках и шкафах.
Маг чуть заметно вздрогнул, вспомнив, что именно здесь теперь обретается зачарованное им зеркало. Леди Дженис давно не выходила на связь, и он позабыл о необходимости его блокировать… к тому же после ухода Инерис гости здесь не появлялись.
– В том числе. Но в основном дежурю подле князя. Я еще не потерял надежду найти причину недуга, – чуть покривил душой Кэллиэн. – Присядете? – сцепив зубы, пригласил он, как требовали правила приличия.
– Благодарю вас, – жалко улыбнулась Ральда.
Она опустилась в кресло, такая потерянная, несчастная... даже не обратив внимания на то, что подол смялся, открыв стройные лодыжки, на то, что платье готово сползти с правого плеча, обнажив его.
Кэллиэн отметил – и нервно сглотнул.
Нет, до прелестей королевы ему дела не было. Но на шее так притягательно билась жилка…
Он с трудом подавил дрожь. Вот и причины плохого предчувствия...
– У вас есть причины желать моего присутствия? – маг отвел взгляд и скрестил руки на груди.
Проклятые обряды, из-за них оживилась и его вампирская кровь… Он в последнее время слишком часто пользовался ее услугами.
– Разумеется, иначе я не пришла нынче к вам с таким вопросом, – отозвалась королева, передернув плечами. Спохватившись, торопливо поправила едва не сползшее с плеча платье, слегка покраснела. – Я надеялась, что вы сможете ответить на вопросы, могущие возникнуть у наших гостей, относительно поисков – вы же делали амулеты... И заодно присмотрите за Анджи.
Кэллиэн не без труда подавил резкий всплеск гнева. И сухо сообщил:
