Текст книги "60-я параллель(изд.1955)"

Автор книги: Лев Успенский

Соавторы: Георгий Караев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 52 страниц)

Глава LXVII. ЗЕЛЕНЫЕ ИСКРЫ

В среду пятнадцатого апреля Лодя Вересов с утра отпросился у дяди Васи пойти на Нарвский проспект, к Федченкам. До сих пор он так и не добрался еще до Евдокии Дмитриевны: в дружине столько дел...

Дядя Вася милостиво разрешил: а почему, – нет? Здоров, на улице тепло... В крайнем случае, заночевать останется... Обстрел? Ну, так снаряду всё равно что Нарвские ворота, что Каменный остров... «Вали!»

Дядя Вася теперь с удовлетворением поглядывал на обоих своих воспитанников, и на Лодю, и на «Голубчика второго»: оба выглядели хорошо! Верно, мальчишка вполне окреп: щеки зарозовели по-иному. Только резкая продольная морщинка, перечеркнувшая совсем не по-детски, от брови до брови, его лоб, всё еще не хотела разгладиться, словно выжидала, как дела пойдут дальше.

Часов около восьми Лодя оделся и вышел на улицу: путь предстоял долгий. Пустой город, без единого облачка дыма, без пыли, был невыразимо прекрасен: каждое украшение на карнизах домов, каждая капитель колонны виднелась издали четко и резко, как никогда. Странный какой-то гул донесся до ушей мальчика, когда он от базы выбрался на Березовую аллею: гул этот был так незнаком и непривычен Лоде, что он даже не спросил себя, что это гудит там, впереди. На обстрел во всяком случае не похоже...

Посвистывая, поглядывая по сторонам, он шел в ясном свете солнечного тихого утра туда, к Кировскому проспекту. Ему оставалось еще шагов сорок до угла, когда он вдруг замер на месте, точно запнулся. Потом краска прилила к его лицу. Опрометью он кинулся за угол; звонок! На Кировском звонит трамвай! Что такое?!

Он добежал как раз вовремя. Да, да! «Тройка», большой пульмановский вагон, рдея на утреннем солнце, спускалась с неторопливой осторожностью от Строгановского моста к баженовской церкви. Человек десять стояло возле рельс на остановке, поджидая. Двое или трое, так же как Лодя, бежали издали, поспешая не пропустить чуда.

Трамвай подошел. Лодя стоял, широко раскрыв глаза. Трамвай остановился. Представьте себе: он опять остановился на том же месте, что и до войны! С совершенно таким же довоенным шипением, складываясь, раскрылись его автоматические двери. Лодя опять увидел никелированную гнутую штангу поручней, скамейки, рифленый деревянный пол...

– По своему маршруту? По своему? – кричал, как когда-то, как год назад, взволнованный женский голос.

Пожилая худая кондукторша в теплом платке высунулась наружу.

– По своему, граждане, милые! – каким-то, как показалось Лоде, особенным, совсем не кондукторским тоном громко проговорила она. – Опять по своему, по старому! Привелось увидеть! Дождались наши глаза. Садитесь! Всех увезу!

Лодя ехал по Кировскому, и на тротуарах люди останавливались с удивлением, смотря, как едет он.

На каждой остановке одинаково сияющие лица появлялись в дверях; всюду повторялись те же счастливые шуточки. А когда Лодя оглянулся по вагону, он чуть не засмеялся. Пассажиры сидели на скамьях с невыразимой важностью, с удовлетворением; и на каждом лице было написано: «Ну, вот... Еду! Вот – трамвай! Ну что, взяли, господа фашисты?»

Мальчик переехал Кировский мост, спустился на Марсово поле. Тут около братских могил стояли, задрав хоботы вверх, настороженные зенитки. Из железных труб многочисленных блиндажей шел дымок. А рядом какие-то люди рулеткой размеряли землю между кустами и клумбами оттаивающего сквера.

– Огороды вымерять начинают, – сказала кондукторша всё тем же сдавленным от волнения и гордости тоном, поднимая на лоб очки. – Видел, какие дела, внучек? Всем огороды давать будут. У нас в парке на семена записывают. Нам точно сказали: из Москвы рассаду на самолетах привезли... По приказу товарища Сталина! Свекла, капуста, лук-порей. Огурцов насею, морковки... Ну!

И сразу все ехавшие в вагоне оказались старыми огородниками. С жаром, со знанием дела все заговорили о грядах, лопатах, о картофеле-скороспелке, о том, как вернее избежать опасностей, которые грозят весною нежным росткам жизни, пробивающимся из почвы гряд, в садах и парках блокадного города... А вагон шел...

На пятнадцатое число обер-лейтенант граф фон дер Варт получил очередное задание от штаба артиллерии фронта – еще раз заснять часть панорамы Ленинграда с возможно близкой дистанции. Там у них, в штабе, вышел какой-то спор. Вилли Варт вспомнил о первом своем наблюдательном пункте, о бункере «Эрика» на переднем крае. Он не бывал там уже довольно давно.

Вечером пятнадцатого обер-лейтенанта и его фотооборудование доставили к деревне Пески. Теперь дело требовало утроенной осторожности: русские были не те, что осенью. Малейшее подозрение, и они забросают вас минами или, что еще неприятней, неведомо откуда чокнет выстрел одного из их проклятых снайперов. Может заиграть даже и страшное чудище, орган дьявола – «катюша».

Установку аппарата приходилось теперь приурочивать к самому темному времени, двум-трем часам около полуночи.

Бункер «Эрика» сильно разросся за последние месяцы. Он превратился в целый маленький укрепленный район, с блиндажами на обратном скате холма, с пещеркой, где работал газолиновый моторчик освещения, и даже с небольшим кладбищем позади. Гм... Всё это не радовало! .. Проходя мимо, Вилли Варт поднял брови: опять новые кресты, целых пять или шесть! Да, такие люди разговаривали с ним тут в первые дни осады; он припоминал фамилии, написанные на дощечках, да...

Выжидая темноты, он согласился поужинать с новым командиром узла, лейтенантом Герике. Герике оказался вуппертальцем, служащим богатого фабриканта резиновых подтяжек, некоего Августа Хельтевига; фабриканта немного знал Варт. Они разговорились: земляки!

Было, вероятно, около одиннадцати или половины двенадцатого, когда в блиндаже появился ефрейтор Нахтигаль, командир противотанкового расчета там, в бункере, один из его старожилов. Он был явно встревожен. Брови его озабоченно хмурились.

– Прошу позволения, господин обер-лейтенант, – вытянулся он у низкой двери, – доложить господину лейтенанту. Может быть, господин лейтенант зайдет на минутку в бункер?..

– А в чем дело, Нахтигаль? – Герике не очень хотелось вылезать из блиндажа на ветер и холод.

– У «Иванов» есть новости, господин лейтенант. Солдаты рассуждают об этом так и сяк... Может быть, господин лейтенант всё-таки выйдет?

– Слушайте Герике, – предложил Вилли Варт, – хотите, пройдемся вместе. Я не был в бункере пропасть времени, с зимы. Что могло случиться у них там?

Они оделись и вышли на воздух. Нельзя сказать, чтобы было совсем темно. На западе всё еще тлела заря, но в этих местах в такое время настоящей темноты уже не увидишь. «Это и хорошо, и худо, господин обер-лейтенант!»

Пахло остро: таянием снегов, отмякшей землей, какой-то приятной прелью – весна! Frühling! По глубокому ходу сообщения они перевалили холм и вышли на его северо-восточную сторону. Ефрейтор Нахтигаль остановился.

– Прошу прощения, господин лейтенант... Минуточку... Вот!

Они замерли неподвижно. В сумраке можно было заметить несколько солдатских фигур. Облокотясь на края амбразур, они тоже вглядывались в темноту.

Несколько секунд там, в стороне Ленинграда, было, как и всегда, темно, мертво, тихо. Потом вдруг беззвучная, бледнозеленая вспышка осветила над ними полосу тучи. Вторая мигнула правее и глубже. Третья, четвертая, пятая... Что это?

– Гм! – проворчал про себя Герике, – на артиллерийские залпы не похоже... Что это может означать, господин Варт?

Вильгельм фон дер Варт стоял молча. Что он мог сказать этому простаку? Сполохи этих недружелюбных зеленых огней говорили ему о многом.

– Ну, – сказал, наконец, Герике. – Ну, что же, Нахтигаль? Что вас в этом смущает? Какое вам дело до того, что жгут русские на своем кладбище? Это похоже на блуждающие огни над могилами. Что ж? Там столько трупов, что... Пускай горит. Не глядите.

Ефрейтор Нахтигаль сделал шаг, другой к офицерам.

– Прошу прощения, – таинственно прошептал он. – Дело, видите ли, в том, что солдаты думают... Им кажется... Тут у нас есть городские люди; так вот они уверяют, будто это – трамвайные искры! Мол, они опять пустили трамвай там, у себя в городе, русские...

– Ну, а если и так?

Ефрейтор с недоумением вгляделся в лицо лейтенанта.

– Господин лейтенант! – совсем уже тихо зашептал он. – Прошу извинить меня! Солдаты, конечно, невежественные люди; но они всё же понимают... Ведь они же давно все вымерли там, «иваны»... Так нам говорят! Так зачем же тогда им трамвай? Это не очень приятная вещь для нас, эти искры...

Лейтенант Герике понял и выпрямился. Он снял с шеи бинокль и приложил его к глазам. Долго и внимательно он разглядывал темный горизонт, где теперь на непостоянном зеленом фоне зарниц рисовались острые ребра зданий.

– Нет! – произнес он, наконец, очень громко и уверенно. – Нет, Нахтигаль. Это не трамвай. Это... Это что-нибудь совсем другое.

Они вновь пересекли гребень возвышенности. За перевалом лейтенант Герике взял за локоть обер-лейтенанта Варта.

– Чорт меня побери, граф, – сказал он ему в самое ухо голосом, в котором чувствовались и недоумение и тревога. – Чорт меня побери, если это может быть чем-нибудь другим, кроме трамвая! Хорошо; но трамвай – это уголь и электричество. Это ремонт пути. Это люди. Люди, в конце концов! А они, очевидно, и на самом деле пустили его. Да, но как, как, как? Чему же тогда должны мы верить?

В это самое время последняя «тройка» везла Лодю Вересова по темному городу домой, на Каменный. Лодя стоял на площадке, раскачиваясь, наслаждаясь встречным потоком воздуха. А трамвай, тяжело, медленно добравшись до самой верхней точки Кировского моста, преодолев эту крутую гору, начал всё быстрее и быстрее набирать скорость. Вожатая звонила – так просто, из чистой радости звонить; людей-то на улицах никаких не было; колеса весело постукивали на стыках; вагон неудержимо катился вперед, туда, в сторону шестидесятой параллели, всё с большим и большим разгоном и искрил, искрил, искрил...