Текст книги "Татаро-монголы в Азии и Европе"
Автор книги: Лев Гумилев
Соавторы: Евгений Кычанов,Вадим Серов,Лев Черепнин,Людмила Боровкова,Сергей Тихвинский,Илья Петрушевский,Махмуд Кутлуков,Нина Шастина,Алексей Бокщанин,Наталия Свистунова
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 35 страниц)
Тема верности государю и ответного его доверия и благодарности своим преданным товарищам несомненно занимала внимание создателей устного народного творчества и первых ранних монгольских писателей, одним из которых был анонимный автор «Тайной истории монголов». Несколько параграфов этого произведения посвящены подробному описанию заслуг каждого из сподвижников Чингис-хана и наградам, ими полученным[2319]2319
См. «Тайная история монголов», § 203–223, в которых рассказано о заслугах и наградах.
[Закрыть]. Крепкая связь между владыкой и его товарищами обеспечивала и удачи в военных походах, и успех в создании единого государства. Все имеющиеся в распоряжении монголоведов источники сообщают, что Чингис щедро одарял за службу своих приближенных. Лишь в некоторых случаях он выражал недовольство при дележе добычи, но тогда, когда нарушались постановления Великой Ясы[2320]2320
См., например, «Тайная история монголов», § 260, рассказ о добыче, захваченной в Ургенче; § 252, где рассказано о добыче из Чжунду.
[Закрыть].
Так и в рассказе о битве с тайчиутами Чингис восхваляет своих верных орлуков. В ответ на эти речи Чингиса его друг Богурчи (в «Тайной истории монголов» он назван Бо'орчу) пропел шутливую похвалу самому Чингису. В этой песне наряду с хвалебными строками имеются и строки веселой дружеской шутки, и строки наставлений. Пел ее Богурчи, сидя на лучшем коне своем мышастой масти, воткнув в землю кончик красного копья своего, подскакивая на коне, делая вид, как будто едет рысью.
Так распевал сначала хвалебные слова Богурчи, но затем он перешел на другую тему:
В этом шутливом вопросе почувствовался и правдивый укор. Далее Богурчи также в шутку начинает поучать Чингис-хана:
Рассматривая стихотворное построение этого шутливого напутствия, легко выяснить, что оно состоит из двух шестистрочных строф, строго соответствующих принципам параллелизма. Такая законченность формы свидетельствует о том, что эта песенка давно сформировалась и, вероятно, была широко распространена. Любопытны сопоставления «не ходи переваливаясь подобно птенцам лебедя», т. е. не важничай, не гордись, и «не болтай попусту подобно птенцу гуся серого» – это чисто монгольские образы, наблюдения охотника, вызванные близостью к природе. И применены они ни больше, ни меньше как к Чингис-хану. Это позволяет думать, что в монгольском обществе в ранний период становления феодального государства хан, или хаган, – владыка всех монголов – не имел еще ни придворного ханского двора, ни выработанного почтительного церемониала, которым отличались впоследствии монгольские ханы, да и владетели отдельных уделов – феодалы. Все это пришло позднее, и простота сменилась сложным ритуалом ханского двора.
Первоначальная простота двора монгольского владыки в известной степени отразилась и в так называемых «биликах» (т. е. изречениях) Чингис-хана. Изречения эти очень интересны и пока почти совсем не исследованы. В некоторых из них содержатся приписываемые Чингис-хану высказывания о строительстве монгольского государства XIII в. О трудностях его предприятий, о тяжести понесенных им трудов сказано выразительно в изречении, якобы произнесенном Чингис-ханом перед смертью. На самом деле перед нами не слова, сказанные им, а легенда в стихах, принадлежащая народному творчеству. Чингис-хан говорил, обращаясь к своим сыновьям, о том, как много он трудился:
Через горы высокие переваливая,
Через реки широкие переправляясь,
Так, что ремень у стремян вытягивался,
Так, что железо стремени стиралось,
Так-то и вы потрудитесь!
Много народов забрал я —
Прежде чем собирать народы,
Надо душой овладеть у них.
Если душой у них овладеешь,
То тела их куда же денутся?[2324]2324
Там же, стр. 46.
[Закрыть]
В другом наставлении сыновьям, также дошедшем до нас в форме стихотворения, указана необходимость преодоления трудностей при выполнении своего долга.
Среди наставлений попадаются краткие изречения, ставшие впоследствии пословицами. Например: «Если много говорить станете, то много ли пользы будет от слов». Из биликов Чингис-хана особенно выразительно одно, в котором ярко выражено его намерение стать единовластным ханом, не считаясь со средствами и приемами, им применяемыми.
Для того, чтобы разогнать гордых и сильных,
Применял разные способы.
И стал я владыкою многих. Так-то!
Можно сказать, что в этом билике содержится целая программа хищнических завоевательных походов.
Тема ответственности государя перед своим народом ярко выражена в другом стихотворении, также сложенном каким-то неизвестным сказителем и обращенном к Чингис-хану:
Главенствует Бурхан-Халдуя над ровной матерью-землей;
Главенствует над всем народом наш священный владыка.
За ошибку ноги с головы опрашивают.
За ошибку сына с отца спрашивают.
За ошибку ровной земли с Бурхан-Халдуна взыскивают.
За ошибку всего народа с владыки священного взыскивают[2326]2326
Там же, стр. 54.
[Закрыть].
Тема о необходимости крепкой ханской власти неоднократно встречается в рассказах XIII в. Любопытна, например, притча, произнесенная одним из мудрецов в беседе с Чингис-ханом. В этой притче рассказывается о змее с одним хвостом и с тысячью голов, которые тянули в разные стороны. Поэтому тысячеголовая змея была раздавлена проезжавшей повозкой. Но была и другая змея с одной головой и тысячью хвостами, которые, следуя за единственной головой, все уползли в нору, и повозка их не раздавила. «Подобно этим хвостам, – в заключение сказал мудрец, обращаясь к Чингис-хану, – и мы будем следовать за тобой, отдадим силы свои тебе»[2327]2327
«Altan tobci. A Brief History of the Mongols…», vol. II, стр. 33.
[Закрыть]. Эта же притча о двух змеях была также записана персидским историком Ата Малик Джувейни в 1252–1253 гг. Только он вложил ее в уста Чингис-хана, наставлявшего своих сыновей[2328]2328
Ata-Malik Juvaini, The History of the World Conqueror, Manchester, 1958, стр. 42.
[Закрыть].
Очень интересно также объяснение другого мудреца о том, что такое ханская власть. «Ханский закон управления государством таков: подобно солнцу не медлит, подобно озеру не иссякает… когда солнце восходит, оно равно светит хорошим и плохим, живым и мертвым. Так и хан, если он ровен ко всем, то государство не погибнет. В озеро вливаются воды хорошие и плохие; если вода загрязняется от вошедшей для водопоя скотины – озеро не портится. Так и хан, если он слушает одинаково хорошее и плохое, слова правды и лжи и не принимает слов, подстрекающих на ссору, то государство не погибнет»[2329]2329
«Altan tobci. A Brief History of the Mongols…», vol. II, стр. 35.
[Закрыть]. Этот рассказ можно рассматривать и как восхваление идеального правителя хана, и как наставление хану, поучение о том, каким должен быть хан. Подобных рассказов сохранилось немало, в них отразились мечты народа об идеальном хане, при котором «и простолюдину живется хорошо и сытно»[2330]2330
Там же, стр. 32.
[Закрыть]. Сохранились не только поучения, как нужно вести себя хану, но и прямые обвинения хана. Так, в одном небольшом стихотворении в первых строках сказано:
Очень интересно наставление Чингис-хана, данное им судьям, занимавшимся рассмотрением жалоб. Лаконичность языка, грубость некоторых выражений позволяют считать, что оно было составлено, вероятно, в первой четверти XIII в. и, возможно, является записью действительно сказанных Чингис-ханом повелений. Вот какие распоряжения отдал он судьям:
Правление ханское не должно блуждать в темноте.
Хан ошибаться не должен!
Поступайте по своему усмотрению —
Будьте твердыми, не склоняйтесь на чью-то сторону.
Не пренебрегайте словами своими.
Не горячитесь с почтенными людьми,
Не кричите на людей громким голосом!
Не распускайте слухов,
Не привязывайте звонка к подолу халата[2332]2332
Это выражение значит: «Не болтайте по пустякам!». См.: Ц. Жамцарано, Монгольские летописи XVII в., М.—Л., 1936, стр. 107.
[Закрыть],
Не приходите на суд растрепанными![2333]2333
Там же: «Altan tobci. A Brief History of the Mongols…», vol. II, стр. 66.
[Закрыть]
Наставление это любопытно и по простоте выраженных в нем требований, и по ясному пониманию ответственности, рекомендуемой судьям: будьте беспристрастны, не болтайте лишнего, отнеситесь серьезно к порученному делу.
Много различных сказаний было сложено о мудрости Чингис-хана, о его беседах с сыновьями, со сподвижниками, с двенадцатью мудрецами. Часть из этих рассказов дошла до нас в рукописном виде[2334]2334
См. например, «Cinggis qayan-u domoy»; «Cinggis boyda qayan-u arban qoyar seced-liige ugulegsen tuyuji orosibai» (рук. XVIII в.); «Boyda Cinggis qayan-u suryal orosibai», etc.
[Закрыть].
Чингис-хан умер в конце августа 1227 г., по окончании успешного похода на тангутское царство, при возвращении домой. Тело его было возложено на колесницу и отправлено в Монголию в сопровождении большого эскорта. Об этом последнем пути монгольского завоевателя сложено немало разных легенд, песен и рассказов. Например, сохранилось упоминание о том, что стража убивала всех встречных, чтобы не распространялась весть о кончине владыки монголов. Джувейни сообщает также, что вместе с Чингисом в могилу были отправлены 40 красивейших девушек[2335]2335
Ata-Malik, Juvaini, The History…, стр. 189.
[Закрыть], что соответствовало шаманским представлениям о загробном мире. Шаманские песнопения сопровождали Чингис-хана в последний его путь. Даже в таком небольшом стихотворении-плаче, сочинение которого приписывается суннитскому вельможе Кулэгэтей-багатуру, чувствуется влияние шаманства. Этот небольшой по размеру плач о погибшем является одним из самых лучших произведений средневековой литературы монголов. Искренность в выражении горя, отточенность поэтической формы, отображение бытовых подробностей – все это делает стихотворение прелестным образцом лирики монголов.
Обернувшись крылом парящего ястреба,
ты отлетел, государь мой!
Неужели ты грузом стал повозки грохочущей, государь мой?
Обернувшись крылом добычу хватающего ястреба, ты отлетел, государь мой!
Неужели ты грузом стал повозки с вертящейся осью, государь мой?
Обернувшись крылом щебечущей птички,
ты отлетел, государь мой!
Неужели ты грузом стал повозки скрипящей, государь мой?[2336]2336
«Altan tobci. A Brief History of the Mongols…», vol. II, стр. 102.
[Закрыть]
Так был оплакан Чингис-хан. Трижды повторенный образ крыла отлетающей птицы представляет собой одно из шаманских верований, согласно которому иногда душа улетает на крыле птицы в загробный мир. Слагались и другие песнопения и гимны, шаманский оттенок в них проступает все ярче и сильнее. С тех же времен возникает и культ Чингис-хана, который после смерти, согласно шаманским воззрениям, становится онгоном, т. е, гением-хранителем семьи и рода. И через какой-то срок превращается в гения-хранителя всего монгольского народа. При этом, по-видимому, одна из душ Чингис-хана (считается, что у человека две души) воплощается в сульдэ, т. е. знамя, которое также становится гением-хранителем. Возникает особый культ знамени-сульдэ Чингис-хана. Шаманство имело большое значение не только в создании культа Чингис-хана как гения-хранителя, сберегателя от всяческих бед и несчастий, но и в конечном счете в превращении Чингис-хана даже в народное божество. Хотя шаманство и не имело в своем распоряжении четкой церковной организации, при посредстве которой могло бы распространять свои идеи, но оно и без этого имело огромное влияние на монголов, особенно во время становления феодальных отношений, когда еще были сильны пережитки патриархально-родового уклада. Шаманы обладали недюжинной силой внушения, что не могло не иметь значения и при создании культа Чингис-хана. Процесс становления и развития культа Чингис-хана происходил еще в XIII в. довольно быстро. Уже при Хубилае он был регламентирован в законодательном порядке, судя по «Цаган тухе». В этом произведении имеются постановления о праздновании дня рождения Чингис-хана, об обрядах, совершаемых при других проявлениях его культа, устанавливается список, и довольно обширный, должностных чинов, обязанных охранять этот культ и совершать указанные обряды[2337]2337
Ц. Жамцарано, Монгольские летописи XVII века, стр. 75.
[Закрыть]. Установления эти были сделаны Хубилай-ханом, но им был закреплен существовавший порядок почитания онгона и сульдэ Чингис-хана и узаконены как культ Чингиса издревле существовавшие празднества-жертвоприношения, связанные с четырьмя временами года и с особенностями кочевого скотоводства. Этих праздников четыре: весенний праздник «Сауап stirtig» («Белое стадо»), который становится поминальным днем Чингис-хана, с принесением духу его кровавых жертв (коней и баранов); летний праздник «Сауаn nауиr» («Белое озеро») является праздником кумыса обильного, как озеро, когда также совершается жертвоприношение Чингис-хану, но незначительное; осенний праздник «Sirge» совпадает с окончанием дойки кобылиц и отмечается в 12-й день последнего осеннего месяца; зимний праздник «Tasma» («ремень»), близкий по времени к осеннему, посвящен обряду пеленания Чингис-хана, что обычно происходит на третий день после рождения ребенка[2338]2338
Там же.
[Закрыть].
Итак, старые шаманские праздники с жертвоприношениями (тайлганы) с конца XIII в. стали связываться с именем Чингис-хана и в конце концов превратились в чествование его реликвий, хранящихся в знаменитых восьми белых юртах в ордосском Эджэн-хоро. Один из летописцев так рассказывал об этих белых юртах: «С тех пор вечный прах его стал опорой для ханов и дзайсанов, стал святыней для всех, стал вечными устоями – восемью белыми юртами»[2339]2339
«Шара Туджи. Монгольская летопись XVII века», М.—Л., 1957, стр. 137.
[Закрыть].
Культ Чингис-хана просуществовал более семи столетий и все еще искусственно сохраняется в КНР, где в Эджэн-хоро в 1956 г. рядом с белыми юртами был построен большой храм, куда должны были быть перенесены ханские реликвии[2340]2340
Дылыков, Эджэн-хоро, – в сб. «Филология и история монгольских народов», М.—Л., 1958, стр. 233.
[Закрыть]. За 700-летнее существование шаманский дух культа Чингис-хана не претерпел больших изменений, хотя воинствующая ламаистская церковь и внесла в него некоторые особенности. По указанию маоистских властей кровавые жертвоприношения Чингис-хану продолжают совершаться в Эджэн-хоро.
Если прочитать записанные в XX в. песнопения и гимны в честь Чингис-хана, то очень легко выделить в них шаманскую основу и обнаружить лишь легкий ламаистский налет. Некоторые же гимны являются исключительно шаманскими. Вот, например, как обращаются к Чингис-хану при жертвоприношении кобылиц и баранов во время весеннего тайлгана:
Волею высокого неба рожденный,
Великий божественной славы носитель,
Государств мира покоритель,
Божественно рожденный Чингис-хан!
Потомок славного Тенгри,
Преисполненный величия и сил,
Без наставлений мудрых,
Имеющий нерушимые законы,
Славно рожденный Чингис-хан![2341]2341
Ц. Жамцарано, Культ Чингиса в Ордосе. Из путешествия в Южную Монголию в 1910 г., – «Central Asiatic Journal», vol. VI, 1961, № 3, стр. 213.
[Закрыть]
И далее все в таком же восхваляющем тоне поется длиннейший гимн, сложившийся еще в очень давние времена. И судя по некоторым выражениям, например, «рожденный по воле верховного Неба» («degere tngri-yin jayayatu»), восходящим к XII–XIV вв., в течение нескольких веков монгольскому народу внушалась таким путем мысль о величии Чингис-хана.
Кроме шаманского культа среди монголов в XVII столетии циркулировало немало рассказов о Чингис-хане. Но в этот период, названный нами вторым, рассказы о Чингис-хане имели уже другой характер. От этих времен нам известны несколько сочинений, которые можно назвать историческими летописями. Они представляют собой своеобразный литературный жанр, в котором изложение событий истории монголов сочетается с народными преданиями, легендами и стихами. В XVII в. таких летописей было создано несколько, из них известны нам пять. Прежде чем выяснять, как освещен образ Чингис-хана в этих произведениях монгольских историков, следует сказать несколько слов о том, почему именно в этом веке были созданы летописи, почему не раньше, в XV или XVI в.?
XVII век в истории монголов ознаменовался бурными событиями – это был век последней. попытки создать единое монгольское государство, которое могло бы противостоять все возраставшей агрессии маньчжурской династии Цин, обосновавшейся в Китае. Попытка Лэгдэн-хана (1604–1634) окончилась разгромом, часть монгольских князей перешла в маньчжурское подданство. В напряженной обстановке в Монголии сочинялись одна за другой летописи, основной целью которых была пропаганда идеи объединения монголов. Обращение к давно прошедшему, к веку, когда была создана единая империя монголов, было вполне естественным для летописцев XVII в. Образ Чингис-хана в их глазах приобретал особенно важное политическое значение и обрастал при этом чертами героической идеализации, столь присущей произведениям эпоса, которые без достаточной критики принимались на веру монгольскими историками. Ламаистская церковь, которая еще со второй половины XVI в. начала оказывать огромное влияние на жизнь монгольского народа, также внесла свою лепту в возвеличение образа Чингис-хана, объявив его божеством и создав для него свой особый способ почитания его: в некоторых храмах появилось изображение Чингиса, перед которым возжигались курения и читались специальные молитвы, приносились бескровные жертвы кумысом. Не только в Эджэн-хоро поминали его, поклонялись его реликвиям. Существовали и специальные храмы, посвященные Чингис-хану. Только в одной Халхе вплоть до времен народной революции существовало четыре разных храма Чингис-хана. Белое знамя Чингис-хана хранилось как священная реликвия в монастыре Баруун-хурэ по соседству с знаменитым монастырем Эрдэни-дзу. Специальное сумэ (здание храма) было выстроено для знамени. Только в начале 30-х годов нашего века удалось изъять из монастыря эту интересную реликвию и поместить в создававшийся в те годы музей в Улан-Баторе[2342]2342
Obroh Дэндэвийн дуртатгал, Улаанбаатор, 1961, стр. 30–31.
[Закрыть]. Вопрос о подлинности знамени остается неясным. Вряд ли можно считать, что знамя Чингис-хана могло сохраниться в течение более чем семи веков. Тем не менее оно производит впечатление и длинными конскими гривами, подвешенными вверху, и маленькими шелковыми мешочками, в которых зашиты высушенные сердца пленников, принесенных некогда в жертву знамени. Черное знамя Чингис-хана – знамя войны якобы хранится в Эджэн-хоро[2343]2343
Ц. Жамцарано, Культ Чингиса в Ордосе…, стр. 213.
[Закрыть].
В известных летописях XVII в. (анонимная «Алтай тобчи», анонимная – «Шара Туджи», «Эрдэиийн тобчи», составленная ордосским князем Саган Сэцэном, «Алтай тобчи», написанная ученым ламой Лубсан Данзаном, «Асарагчи», созданная халхаским князем Джамбой) образ Чингис-хана подан не только как героический, но и со сказочными, чудесными свойствами. О факте его рождения, например, рассказывается уже совсем в иных чертах, чем об этом поведано в «Секретной истории монголов». Даже Саган Сэцэн, более осторожный, чем остальные летописцы, сообщил, что Чингис-хан родился особенным, не похожим на обычного ребенка: «Родился сын, преисполненный удивительных признаков»[2344]2344
Sayan Secen, Erdeni-yin tobci…, стр. 77.
[Закрыть]. А Лубсан Данзан разукрасил рождение Чингис-хана всем арсеналом чудес, которые обычно использовались буддийскими писателями при описании рождения кого-либо из почитаемых святых, например Далай-ламы: здесь и радуга, сияющая над юртой, и вещая птица, щебечущая непонятное слово «чингис, чингис»[2345]2345
Значение титула «чингис» до сих пор точно не выяснено. Из имеющихся объяснений наиболее достоверным можно считать исследование Рамстедта.
[Закрыть], и чудесная печать «хасбу», появившаяся в камне, расколовшемся сам собой[2346]2346
«Allan tobci, A Brief History of the Mongols…», vol. II, стр. 26–27.
[Закрыть]. Анонимный автор «Шара Туджи», хотя и не окружил чудесами рождение Чингис-хана, но назвал его, однако, хубилганом (т. е. перерождением святого, или бодисатвы). Излагая далее его биографию, он использовал буддийские сказания и легенды, согласно которым Чингис-хан вступил в союз с первосвященным сакьяским ламой, сообщив ему: «Я отсюда на тебя опираться буду, а ты оттуда меня храни»[2347]2347
«Шара Туджи. Монгольская летопись XVII века», стр. 129.
[Закрыть]. Такими легендарными сведениями ламаистская церковь пыталась обосновать свои связи с Монголией еще с начала XIII в.
В легендах, приводимых летописцами, образ Чингис-хана принял все черты могущественного, идеального героя. То он появляется в виде древнего старца с луком и стрелами, натянуть который никто не может, кроме него самого. И стрелой своей раскалывает скалы. То с неба к Чингис-хану спускается нефритовая чаша с чудесным напитком рашианой, пить который может только он один, у братьев же его – Хасара и Бэлгутэя чудесный напиток застревает в глотке и проглотить его они не могут[2348]2348
«Altan tobci. A Brief History of the Mongols…», vol. I, стр. 1.
[Закрыть].
В этих легендах нашло отражение какое-то противоречие, возникавшее между Чингис-ханом и его братьями. Так, в легенде о старце с луком и стрелами рассказывается, что Чингис-хан превратился в старца для того, чтобы проучить своих братьев, говоривших непозволительные речи:
Взяли непочтительные братья лук и стрелы, а натянуть тетиву не смогли. Старец же выстрелил и, попав в скалу, расколол ее надвое. И тут-то братья поняли, что не старец был перед ними, а сам Чингис, принявший вид смиренного старика. То перед Чингисом появляется странный зверь-единорог и преклоняется перед ним, останавливая его от похода в индийскую землю[2350]2350
«Шара Туджи. Монгольская летопись XVII века», стр. 129.
[Закрыть]. Эта легенда интересна тем, что затрагивает тему завоевательных походов Чингис-хана. Как это ни странно, но указанная тема не получила развития у монгольских историков. Даже в «Секретной истории монголов», написанной через 13 лет, а возможно и раньше, после смерти Чингис-хана, о широком фронте завоевательных его походов сказано довольно кратко. Описания походов, длившихся более семи лет, во время которых были пройдены огромные расстояния, завоевано несколько больших государств, занимают всего лишь восемь параграфов[2351]2351
«Histoire secrete des Mongols», Paris, 1949, стр. 106–108.
[Закрыть], из коих самый большой § 260 содержит только рассказ о гневе Чингис-хана на своих сыновей Джучи, Чагатая и Угэдэя за то, что они, захватив богатый город Ургенч, поделили добычу между собой, не оставив Чингис-хану его части.
В других же летописях XVII в. эта тема завоевательных походов почти не затрагивается, в лучшем случае упоминаются названия покоренных стран, да и то в искаженном виде. В «Тайной истории монголов» перечислено 11 названий покоренных в западных странах народов, в том числе «orosat» – «русские», «bular» – «волжские булгары» и др. Среди этих 11 имеется и название «kerel», что является не этническим именем, а искажением титула «король» и обозначает земли венгерского короля. Эту же путаницу повторил и летописец Лубсан Данзан, имевший в своих руках монгольский текст «Тайной истории монголов». При перечислении завоеванных народов Лубсан Данзан отметил десять названий, но сохранил слово «kerel». В других летописях XVII в. этого перечисления нет. Были прочно забыты обширные земли завоеванных Чингис-ханом стран. По-видимому, для монгольских историков XVII в. было важно отметить деятельность Чингис-хана как объединителя монгольских племен, как организатора Монгольской империи. Завоевательные же походы на Запад не привлекали их внимания, рассказы о походах исчезали из памяти народной также и потому, что простые монголы-воины, совершавшие походы, частично оставались в чужих, захваченных странах, а те, кто вернулся, были вовлечены в новые войны. Не передавались рассказы из поколения в поколение о далеких походах, так как в наступившие времена война сменяла войну, хотя бы и меньшего размера. В этом забвении было и какое-то осуждение прошлого.
Таково было отражение образа Чингис-хана в средневековой литературе монголов XIII–XVII вв.
Историческая роль Чингис-хана весьма противоречива: положительные и отрицательные стороны его деятельности были неоднократно предметом исследований историков и вызывали споры и различные оценки. В трудах средневековых монгольских историков, в эпических произведениях монгольского народа ярко отражались и личность Чингис-хана и его деятельность. Не только историки покоренных стран, как, например, Рашид ад-Дин, Ибн ал-Асир, Джувейни, Киракос и другие, много уделявшие внимания разрушительным результатам монгольских завоевательных походов, но и свои монгольские летописцы не смогли пройти мимо отрицательных моментов в деятельности и характере Чингис-хана. Однако для монгольского народа в феодальные времена, в тяжелые годы завоевания монголов маньчжурской династией образ Чингис-хана был тем образом, который поддерживал чувство национального достоинства, образом, которым монголы гордились, память «великого предка» почитали как создателя «Единой империи Великих монголов». Эти два взгляда на значение личности Чингис-хана ясно прослеживаются в произведениях монгольского фольклора и литературы.
