Текст книги "Татаро-монголы в Азии и Европе"

Автор книги: Лев Гумилев

Соавторы: Евгений Кычанов,Вадим Серов,Лев Черепнин,Людмила Боровкова,Сергей Тихвинский,Илья Петрушевский,Махмуд Кутлуков,Нина Шастина,Алексей Бокщанин,Наталия Свистунова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц)

Лето 1219 г. Чингис-хан со своими войсками провел на Иртыше, готовясь к вторжению в Среднюю Азию. Точная численность его войска (как и хорезмшаха) неизвестна: приводятся цифры очень различные, порою фантастические[534]534
  Согласно Джузджани («Табакат-и Насирй», стр. 338)–800 тыс. монгольских воинов.


[Закрыть]. В. В. Бартольд определял общую численность войска Чингис-хана от 150 до 200 тыс. Однако эта цифра может относиться только к ополчениям собственно Монголии[535]535
  В. В. Бартольд, Туркестан…, стр. 472. Население всей Монголии в то время едва ли могло быть намного больше миллиона человек; поскольку все мужнины были воинами начиная с 15 лет, общая цифра военнообязанных 200 тыс. довольно правдоподобна. Но это было именно число военнообязанных, а не число воинов, которых одновременно можно было вывести в поход.


[Закрыть]. Но к 1219 г. Чингис-хан располагал уже и ополчениями вассалов-тюрков – Арслан-хана карлукского, уйгурского идикута Барчука и др. Однако значительная часть войска (62 тыс.) находилась в Китае, часть же должна была оставаться, как это обычно делалось, в Монголии для охраны семейств и стад. Учитывая все это, можно думать, что вторгнувшееся в Среднюю Азию монгольское войско вместе с ополчениями вассальных владетелей (которые могли привести самое большее несколько десятков тысяч)[536]536
  Арслан-хан карлукский привел 6 тыс.


[Закрыть] не превышало 120–150 тыс. человек. Число воинов, размещенных хорезмшахом по городам одного только Мавераннахра, Нисави определяет в 100 тыс.[537]537
  Нисави, Сират ас-султан…, перс. версия, стр. 54.


[Закрыть]

Поход начался в сентябре 1219 г. Часть войска во главе с сыновьями Чагатаем и Угэдэем Чингис-хан выделил для осады Отрара; другой отряд во главе со старшим сыном Джучи он послал для завоевания городов по нижнему течению Сыр-Дарьи; третий отряд во главе с Алак-нойоном был назначен для покорения городов по верхнему течению Сыр-Дарьи. Осада Отрара заняла пять месяцев. Гайир-хан, знавший, что ему нечего ждать пощады, защищался отчаянно со своими «подобными львам» воинами. Но посланный хорезмшахом ему на помощь Карача-хаджиб пал духом и изменил. Он со своим отрядом покинул город через ворота, в которые тотчас же вошли монголы. Для взятия цитадели (хисар) понадобился еще месяц. Когда и цитадель была взята и все ее защитники полегли, Гайир-хан с двумя оставшимися воинами продолжал сражаться на кровле дворца; когда не осталось стрел и оба его товарища пали, он продолжал бросать в монголов кирпичи, которые рабыни (канизакан) подавали ему со стены дворца. Когда не осталось кирпичей, монголы, окружив его, схватили и казнили[538]538
  Подробный рассказ об осаде Отрара см. у Джувейни, Тарих-и джахангушай, т. I, стр. 62–66. Рашид ад-Дин повторяет тот же рассказ, сильно сократив его. У Нисави рассказа об осаде Отрара нет. По Нисави («Сират ас-султан», араб. текст, стр. 37; франц. пер., стр. 63; перс. версия, стр. 54), Чингис-хан велел влить расплавленное серебро в уши и глаза пленному Гайир-хану. У Джувейни и Рашид ад-Дина этой подробности нет, говорится просто о казни Гайир-хана.


[Закрыть].

Отрар пал в феврале 1220 г. Между тем отряд Джучи в течение зимы 1219/20 г. взял один за другим города по нижнему течению Сыр-Дарьи. Его сопровождали местные купцы, Хасан-ходжа и 'Али-ходжа, еще до войны поступившие на службу к монголам. Хасан-ходжа был послан в Сыгнак уговорить жителей сдаться, но «злодеи, чернь и бродяги» (шариран ва аубаш ва рунуд) там умертвили предателя и оказали врагам храброе сопротивление. После семидневного непрерывного боя Сыгнак был взят, население вырезано целиком[539]539
  Джувейни, Тарих-и джахангушай, т. I, стр. 67.


[Закрыть]. Затем были взяты Узгенд[540]540
  Местоположение этого города неизвестно. Это не мог быть известный Узгенд, лежавший в верховьях Сыр-Дарьи (на р. Кара-Дарья) близ Оша в Фергане.


[Закрыть] и Барчилигкент, где население не оказало сильного сопротивления, поэтому всеобщей резни там не было. Но Ашнас, где верх взяли «бродяги и чернь», т. е. городские низы, оборонялся упорно, и большинство жителей было истреблено[541]541
  Джувейни, Тарих-и джахангушай, т. I, стр. 67–68.


[Закрыть]. Дженд был покинут войсками хорезмшаха во главе с Кутлук-ханом, – через степь они бежали в Хорезм. Город был без сопротивления захвачен монголами и разграблен; на время грабежа жителей выгнали в поле на девять дней, но убили только немногих[542]542
  Там же, стр. 68–70.


[Закрыть].

Падение Бухары и Самарканда

До этих событий, зимой 1219/20 г., Чингис-хан с младшим сыном Тулуем и главными военными силами двинулся от Отрара прямым путем через пустыню (ныне Кызылкум) и Бухаре. По пути небольшие городки Зернук и Нур покорились. Жителям оставили жизнь, но из Зернука молодежь была взята в «толпу», а в Нуре город разграбили, жителей выгнали в поле и позволили вернуться после того, как они выплатили сумму своего годичного налога – 1500 динаров; серьги из ушей женщин дали половину этой, суммы[543]543
  Там же, стр. 76–79.


[Закрыть].

Перед стенами Бухары Чингис-хан появился неожиданно в феврале (согласно Ибн ал-Асиру и Джузджани) или в начале марта (согласно Джувейни) 1220 г. Начальник оставленного в Бухаре хорезмшахом гарнизона (тюрки-кочевники) Как-хан с частью воинов сразу же бежал и потом присоединился к хорезмшаху[544]544
  Джувейни передает слух, что Кок-хан был монгол, ранее бежавший от Чингис-хана и перешедший на службу к хорезмшаху («Тарих-и джахангушай», стр. 80).


[Закрыть]. Другая часть гарнизона во главе с тремя ханами и частью жителей вечером того же дня покинули город, но на берегу Аму-Дарьи монголы настигли и истребили их всех. На другой день духовное сословие и знать (а'имма ва ма'ариф) открыли городские ворота и вышли навстречу Чингис-хану. Тем самым они предали горожан, неожиданно сдав город без переговоров. Соборная мечеть была занята монголами и осквернена, списки Корана были разбросаны по двору мечети, а сундуки, в которых эти списки хранились, сделались корытами для корма монгольских коней; имамы, шейхи, сеййиды, улемы и муджтахиды должны были выполнять роль конюхов при конюшнях. Чингис-хан велел составить списки богачей; в них внесли 280 человек (190 горожан и 90 иногородних, укрывшихся в Бухаре); их обязали отдать все свои богатства и назначили людей из горожан для выявления и сбора богатств в городе. Часть воинов хорезмшаха из тюрков-кочевников заперлась во внутренней цитадели (хисар). Чингис-хан приказал жителям города взять цитадель своими силами; но «так как горожане, насколько было возможно, уклонялись от битв и ночных атак, то Чингис-хан приказал зажечь город; поскольку дома во всем городе были деревянные[545]545
  Собственно глинобитные с деревянными каркасами и перекрытиями, как обычно строили в Средней Азии.


[Закрыть], то большая часть города в несколько дней сгорела, кроме соборной мечети и некоторых зданий из жженого кирпича»[546]546
  Джувейни, Тарих-и джахангушай, т. I, стр. 82.


[Закрыть]. Тогда жителей Бухары снова погнали на штурм цитадели, которая наконец была взята. Тюркские ханы, вожди племен, знать и рядовые воины были все убиты[547]547
  Там же, стр. 83. По словам Джувейни, их было «более 30 тыс. человек» (видимо, считая и убитых раньше); по Ибн ал-Асиру, в цитадели заперлось только 400 тюрков.


[Закрыть], а их дети и жены уведены в рабство. Укрепления были срыты, все горожане выгнаны на время в поле. Чингис-хан «подарил им жизнь», но юноши и мужчины зрелого возраста были взяты в «толпу» (хашар) для осады Самарканда и Дабусии[548]548
  Джувейни, Тарих-и джахангушай, т. I, стр. 79–85.


[Закрыть]. Из-за разрушения города жители рассеялись по окрестностям. Когда у одного бухарца, бежавшего в Хорасан, там спросили о судьбе Бухары, он ответил кратко: «Пришли, разрыли[549]549
  Т. е. разрыли все дворы и подвалы сожженных зданий, разыскивая зарытые в землю деньги и ценности (обычный в то время прием завоевателей).


[Закрыть], сожгли, перебили, увели в неволю и ушли»[550]550
  Джувейни, Тарих-и джахангушай, т. I, стр. 83.


[Закрыть].

Таков приведенный рассказ Джувейни. Рассказ Ибн ал-Асира, использовавшего рассказы очевидцев, во многом совпадает с рассказом Джувейни: упомянуты и осквернение соборной мечети и списков Корана, и вымогательство богатства у горожан (Ибн ал-Асир прибавляет: пытками и истязаниями). Но он сообщает и такие факты, которых нет у Джувейни, – жители Бухары были выгнаны в поле: «И они вышли из города, лишившись своего имущества: ни у одного из них не осталось ничего, кроме платья, какое было на нем». Чингис-хан приказал воинам разделить между собою жителей Бухары, иначе говоря, обратить их в рабство. «Они (татары), – говорит Ибн ал-Асир, – поделили их, и был это день ужасный из-за обильного плача мужчин, женщин и детей. Разбрелись они в разные стороны и были истерзаны как лохмотья; и женщин они (татары) поделили между собою». По словам Ибн ал-Асира, татары насиловали доставшихся им женщин тут же на глазах у горожан, которые «смотрели и плакали», ибо не могли ничем помочь. Но имам Рукн ад-Дин с сыном и казий Садр ад-Дин, не стерпев зрелища массовых насилий над женщинами, бросились на насильников и бились с ними, пока не были убиты. Бухара была разрушена до основания, «как будто ее вчера и не было»[551]551
  Ибн ал-Асир, Ал-Камиль фи-т-тарих, т. XII, стр. 238–240; СМИЗО, т. I, стр. 8–10.


[Закрыть].

У В. В. Бартольда идеализация монгольского государства проявляется, между прочим, в том, что он, передавая рассказы источников, смягчает их. Так, он почти целиком пропускает драматический рассказ Ибн ал-Асира, не упоминает об обращении жителей Бухары в рабство, а вместо рассказа о массовых насилиях над женщинами говорит только, что монголы «позволяли себе насилия над женщинами»[552]552
  В. В. Бартольд, Туркестан…, стр. 478. Курсив наш. При такой передаче создается впечатление, что речь шла лишь о единичных актах произвола, а не о судьбе чуть ли не всего женского населения города.


[Закрыть]. Говоря о сожжении Бухары, В. В. Бартольд пишет: «Едва ли есть основание предполагать, что сожжение города входило в планы Чингис-хана; пожар был почти неизбежен при разграблении города… вследствие скученности построек»[553]553
  В. В. Бартольд, Туркестан…, стр. 478.


[Закрыть]. А между тем Джувейни прямо говорит, что Чингис-хан «повелел зажечь кварталы [города][554]554
  Джувейни, Тарих-и джахангушай, т. I, стр. 82.


[Закрыть]. Мы привели здесь два примера, но надо сказать, что у В. В. Бартольда и все изложение истории вторжения войск Чингис-хана в Среднюю Азию рисуется в смягченном виде не сравнению с мрачными рассказами источников, даже промонгольских (Джувейни и Рашид ад-Дин).

После взятия Бухары Чингис-хан двинулся к Самарканду с войском, ведя за собою осадную «толпу» из бухарских пленников[555]555
  Ибн ал-Асир, 'Ал-Камиль фи-т-тарих, стр. 240; СМИЗО, т. I, стр. 10.


[Закрыть], «которые шли за ним пешком, в самом гнусном виде; всякого, кто уставал или изнемогал от ходьбы, убивали»[556]556
  Там же.


[Закрыть]. Самарканд, имевший большой гарнизон, включавший, помимо тюркских воинов хорезмшаха, также вооруженных горожан[557]557
  По Джувейни, в городе было 60 тыс. тюркских воинов хорезмшаха и 50 тыс. таджиков (вооруженных горожан) при 20 слонах. По Ибн ал-Асиру, воинов хорезмшаха было 50 тыс., по Нисави – 40 тыс.


[Закрыть], мог бы защищаться долго. Но воля к борьбе была только у городских низов. По рассказу Джувейни, тюркские воины под начальством Алп-Эр-хана сделали вылазку и нанесли урон монголам. Но современник событий Ибн ал-Асир рассказывает иное: «Выступили против них (татар) смельчаки из жителей его (города), да люди крепкие и сильные, но не вышел с ними ни один из войска хорезмийского (тюрков), оттого что в их сердцах был страх перед этими проклятыми (татарами). Сразились с ними пешие [горожане] вне города. Татары не переставали отступать, а жители городские преследовали, надеясь одолеть их, но неверные завлекли их в засаду»[558]558
  Ибн ал-Асир, Ал-Камиль фи-т-тарих, т. I, стр. 241; СМИЗО, т. I, стр. 11. По Ибн ал-Асиру, погибших самаркандцев было 70 тыс.; по Джувейни – 50 тыс.


[Закрыть]. Попавшие в засаду горожане были перебиты все. Этим воспользовались верхи духовного сословия и знать Самарканда. Шейх ал-ислам, казий и имамы без ведома горожан договорились о сдаче города, выговорив свободу и безопасность только для себя и близких к ним или зависимых от них людей. Всех пощаженных людей было около 50 тыс.[559]559
  Эта цифра не вызывает удивления. Так, в г. Балхе четвертая часть горожан – 50 тыс. – принадлежала к духовному сословию; это были, помимо собственно духовных лиц с их семьями, их слуги и челядинцы, зависимые от них люди, студенты медресе и сейиды – потомки пророка ('Алиды). См. Афлаки, Житие Джалаль ад-Дина Руми, – в кн. Cl. Huart, Les saints des derviches, – tourneurs, t. I, Paris, 1918, стр. 15.


[Закрыть] Предатели открыли ворота, и горожане неожиданно увидели монгольских воинов в городе. Алп-Эр-хан с тысячью тюрков прорвался сквозь окружение монголов к бежал. Еще тысяча храбрецов заперлись в мечети в цитадели и сражались до последнего человека. Остальные тюркские воины хорезмшаха (среди них тюрки-канглы) со своими ханами и эмирами сдались после того, как Чингис-хан обещал принять их к себе на службу, но в следующую за тем ночь все они были перебиты (будто бы 30 тыс.), их жены и дети обращены в рабство. Много горожан было убито в городе; уцелевших от меча (кроме упомянутых выше 50 тыс., находившихся под покровительством шейх ал-ислама) выгнали в поле и, по монгольскому обычаю, сосчитали; женщины были изнасилованы[560]560
  Ибн ал-Асир, Ал-Камиль фи-т-тарих, т. XII, стр. 241; СМИЗО, стр. 11.


[Закрыть]; 30 тыс. ремесленников были розданы в качестве рабов сыновьям и родичам Чингис-хана[561]561
  О рабах-ремесленниках см. ниже.


[Закрыть], такое же число юношей и здоровых мужчин взяли в «толпу». Остальным горожанам Чингис-хан позволил выкупить свою свободу за 200 тыс. динаров и вернуться в город[562]562
  Число их могло быть до 50 тыс., судя по тому, что Чань-чунь (ТЧРДМ, т. IV, СПб., 1866, стр. 326 и сл.), посетивший Самарканд в 1222 г., в своих записках сообщает, что в Самарканде осталось 100 тыс. – четверть прежнего населения (400 тыс.); вероятно, из них 50 тыс. были люди, связанные с шейх ал-исламом, а остальные 50 тыс. – выкупившие свою свободу.


[Закрыть], где был поставлен монгольский правитель[563]563
  Джувейни, Тарих-и джахангушай, т. I, стр. 90–96. Датировка взятия Самарканда у Джувейни (май – июнь 1220 г.) невероятна, так как, по словам того же автора, Чингис-хан после взятия Самарканда провел весну близ города. Верной следует считать датировку Ибн ал-Асира (между 8 марта и 6 апреля 1220 г.) или Джузджани (19 марта 1220 г.).


[Закрыть].

Оборона Ходженда

На примере Бухары и Самарканда видно, что и сдача города не всегда спасала людей от повального ограбления и рабства. В других взятых монголами городах происходили подобные сцены. По словам Нисави, если бы рассказывать об этом подробно, то рассказы были бы совершенно одинаковы, пришлось бы только изменять имена осаждавших полководцев и названия осажденных крепостей[564]564
  Нисави, Сират ас-султан, араб. текст, стр. 54; франц. пер., стр. 96; перс. версия, стр. 82.


[Закрыть]. Поэтому мы не будем дальше рассказывать подробно о судьбе отдельных городов, остановимся лишь на выдающейся благодаря исключительному героизму обороне Ходженда[565]565
  Ныне Ленинабад.


[Закрыть]. Отряд монголов, отправленных для покорения областей по верхнему течению Сыр-Дарьи, взяв Фенакет (Бенакет)[566]566
  Джувейни, Тарих-и джахангушай, т. I, стр. 70–71.


[Закрыть], где была произведена обычная расправа над жителями, подошел к Ходженду. Здесь город с небольшими силами храбро защищал эмир Тимур Мелик. По словам Джувейни, это был такой герой, что если бы богатырь Рустам (герой «Шахнаме») жил в его время, то мог бы быть только его стремянным (букв, «носителем попоны»). Тимур Мелик, когда защищать город уже не стало сил, с тысячью храбрецов, не желавших склонить голову перед врагом, перенес оборону в укрепленный замок, стоявший на островке между двумя рукавами Сыр-Дарьи. Стрелы и камни баллист не долетали до замка. Чтобы взять замок, было послано 20 тыс. монголов и 50 тыс. «толпы» из юношей, согнанных издалека (из Отрара, Бухары, Самарканда); этой молодежи было приказано таскать камни с горы, лежавшей в 3 фарсангах (около 20 км) от реки, дабы построить дамбу. Но Тимур Мелик приготовил 12 барж, обтянутых сырым войлоком, с верхом, обмазанным глиной, пропитанной уксусом; благодаря этому баржи были неуязвимы для стрел и зажигательных снарядов из нефти. Ночью люди Тимур Мелика на этих баржах разрушали ту часть плотины, какую монголам удавалось возвести за день. Вскоре оборона острова стала невозможной. Тогда Тимур Мелик, приготовив 70 судов, погрузив на них людей, оружие и провиант, ночью, при свете факелов поплыл вниз по реке. По обоим берегам двигались конные монголы и метали в храбрецов стрелы и сосуды с горящей нефтью. Отстреливаясь, воины Тимур Мелика доплыли до Дженда. Там монголы по приказу Джучи навели понтонный мост, оснащенный баллистами. Тимур Мелик с горстью соратников вышел на берег и, преследуемый по пятам монголами, уходил от них через пустыню Кызылкум. Когда последние из. его воинов были убиты, он остался один, имея всего три стрелы. Три монгола настигали его. Пустив стрелу, он ослепил одного монгола, а двум другим сказал: «У меня есть еще две стрелы, как раз хватит для вас. Лучше уходите и спасайтесь!» Напуганные монголы повернули вспять, и Тимур Мелик добрался до Хорезма[567]567
  Там же, стр. 71–73.


[Закрыть].

В мае 1220 г. почти вся Средняя Азия до Аму-Дарьи была в руках завоевателей. Оставленные хорезмшахом в городах гарнизоны к тому времени были уничтожены. Хорезмшах Мухаммед не дал монголам ни одного сражения и сидел в бездействии в Келифе на берегу Аму-Дарьи. Услышав о приближении монголов, он бежал в Иран под благовидным предлогом сбора нового феодального ополчения. В погоню за ним был послан отряд Джэбэ и Субэдэя, но так и не догнал его. После бесполезных скитаний по Ирану, ничего не сделав для организации обороны, охваченный паникой, он думал теперь только о спасении своей жизни. Вместе с сопровождавшим его старшим сыном Джалал ад-Дином и небольшой свитой он укрылся на пустынном островке у юго-восточного побережья Каспия, где и умер от воспаления легких в конце декабря 1220 г. Еще раньше, летом 1220 г., крепость в Мазендаране, где укрылась Теркен-хатун, сдалась монголам из-за недостатка воды[568]568
  Согласно Нисави («Сират ас-султан…», араб. текст, стр. 46; франц. пер., стр. 88; перс. версия, стр. 58–59), из-за необычной для климата Мазандарана засухи (в течение четырех месяцев не было дождя); по Джувейни («Тарих-и джахангушай», т. II, стр. 198–199), в крепости 40–15 дней не было воды; оба автора пишут, что тотчас после сдачи пошел дождь. О судьбе Теркен см. также: Ибн ал-Асир, Ал-Камиль фи-т-тарих, стр. 243; СМИЗО, т. I, стр. 13–14.


[Закрыть]. Теркен-хатун и женщины султанского гарема были отправлены в Монголию. Летом и осенью 1220 г. монголы под началом Тулуя взяли Мерв, Туе, Нишапур, Балх и другие города Хорасана; во всех этих городах была произведена «всеобщая резня»[569]569
  Подробные рассказы см. у Джувейни, Тарих-и джахангушай, т. I, стр. 117–140. О разорении Хорасана см. также у Сейфи («Тарих-наме-йи Херат», стр. 83–90); по словам Сейфи, старики со слов очевидцев передавали, что там не было «ни людей, ни хлеба, ни продовольствия и пшеницы» (там же, стр. 83) и что «от пределов Балха до Дамгана целый год люди постоянно ели человеческое мясо, собак и кошек, ибо Чингисхановцы сожгли все [продовольственные] амбары» (стр. 87).


[Закрыть]. Лето 1220 г. Чингис-хан провел в окрестностях Несефа: на кочевках. Осенью Чингис-хан взял приступом Термез, все жители которого были вырезаны[570]570
  Джувейни, Тарих-и джахангушай, т. I, стр. 402.


[Закрыть]. Зимой 1220/21 г. Чингис-хан был на берегу Аму-Дарьи.

Завоевание Хорезма

Осенью 1220 г. военными действиями был еще не затронут Хорезм: эта богатая земледельческая область со всех сторон защищалась пустыней и Аральским морем. В Хорезме командование войсками перешло к герою Ходженда Тимуру Мелику. Его войска разбили подходивших к Гурганджу (Ургенчу) монголов во главе с Джучи. В январе в Ургенч прибыл Джалал ад-Дин, к которому перешел титул хорезмшаха и султана, с братьями. Он был единственным способным полководцем и правителем и мог бы в дальнейшем успешно организовать и возглавить сопротивление войскам Чингис-хана, который, как стало ясно, не собирался ограничиться завоеванием Средней Азии. Но в Хорезме уже после бегства Теркен-хатун началась борьба феодальных клик за власть. Эти клики, особенно враждебная Джалал ад-Дину клика сторонников Теркен-хатун, не желали видеть во главе государства сильного человека, каким был он, отказывались повиноваться ему, и он едва избежал покушения на свою жизнь. Видя невозможность организовать оборону Хорезма, Джалал ад-Дин вместе с Тимуром Меликом и отрядом в 300 воинов покинул Хорезм, пересек пустыню Каракум и у шея в Хорасан, а оттуда – в нынешний Афганистан, чтобы там создать очаг сопротивления войскам Чингис-хана.

В Гургандже тем временем мужественные горожане[571]571
  Ибн ал-Асир, Ал-Камиль фи-т-тарих, т. XII, стр. 257; СМИЗО, т. I, стр. 32.


[Закрыть] энергично готовились к борьбе. Но не было предводителя. Взявшая верх клика сторонников Теркен-хатун провозгласила султаном и хорезмшахом ее родича, тюркского эмира Хумар-тегина, человека бездарного и трусливого[572]572
  Горожане в насмешку прозвали его «ноурузовским падишахом», т. е. шутовским царем, избираемым в день празднования Ноуруза – Нового года по солнечному календарю (21 марта), наподобие «майского короля» в Западной Европе. (Джувейни, Тарих-и джахангушай, т. I, стр. 98).


[Закрыть]. Прочие предводители были настолько ничтожны, что, по словам Джувейни, не стоило перечислять их по именам[573]573
  Там же, стр. 97. Один из них был прозван Кух-и дуруган – «Гора лжи» (перс.).


[Закрыть]. Между тем к городу приближались монголы. Так как Гургандж, один из самых многолюдных городов Востока, был хорошо укреплен, для осады его Чингис-хан направил очень большие силы. Сперва подошли корпуса под командованием Чагатая и Угэдэя, потом корпус во главе с Джучи и еще отдельные отряды; все они вели за собой «толпы» из пленных юношей для осадных работ. Жаждавшие боя городские низы сделали вылазку. Но монголы, по своему обычаю, обратились в притворное бегство, завлекли горожан в засаду, часть их перебили и, преследуя остальных, ворвались в городские ворота. Горожане бились целый день и изгнали вторгшихся врагов. Тогда монголы перешли к осаде по всем правилам[574]574
  По Нисави («Сират ас-султан…», араб. текст, стр. 92; франц. пер., стр. 153; перс. версия, стр. 124), осада началась в месяце зу-л-ка'да 617 г. х. (январь 1221 г.). Согласно Ибн ал-Асиру, осада продолжалась пять месяцев. Наиболее подробный рассказ об осаде Гурганджа см. Джувейни, Тарих-и джахангушай, т. I, стр, 97–101.


[Закрыть]. Осада затянулась из-за разногласий между военачальниками. Джучи, который вообще считался противником отцовской политики массовых разрушений и массового уничтожения населения[575]575
  Об этом говорит Джузджани («Табак-ат-и Насири», стр. 379), вообще враждебный к чингисидам. После смерти Чингис-хана и Угэдэй не придерживался упомянутой политики отца (подробную характеристику Угэдэя см. Джувейни, Тарих-и джахангушай, т. I, стр. 158–195).


[Закрыть], хотел сохранить богатый город с его населением (тем более что Хорезм должен был достаться ему в удел) и предложил горожанам сдаться, обещая им жизнь и свободу[576]576
  Нисави, Сират ас-султан…, араб. текст, стр. 94; франц. пер., стр. 154; перс. версия, стр. 124.


[Закрыть]. Чагатай же был против любых послаблений жителям. Но горожане не хотели и слышать о сдаче.

Когда руками «толпы» в течение десяти дней были засыпаны ров вокруг городских стен и каналы, а баллисты стали разрушать стены[577]577
  Так как в окрестностях Гурганджа не было камня, ядра делали из тутового дерева.


[Закрыть], «ложный султан» Хумар-тегин, объятый страхом, открыл ворота и сдался монголам[578]578
  Джувейни, Тарих-и джахангушай, т. I, стр. 99–100.


[Закрыть]. Монголы ворвались в город. Но жители с беспримерным мужеством защищали каждый квартал и каждый дом. По словам Ибн ал-Асира, «бились мужчины, женщины, дети и не прекращали биться таким образом, пока они (татары) не завладели всем городом»[579]579
  Ибн ал-Асир, Ал-Камиль фи-т-тарих, т. XII, стр. 257; СМИЗО, т. I, стр. 32.


[Закрыть]. «Жители города, – рассказывает Джувейни, – укрепились в улицах и кварталах; на каждой улице они начинали бои, и около каждого прохода устраивали заграждения. Войско [монгольское] сосудами с нефтью сжигало их дома и кварталы и стрелами и ядрами сшивало людей друг с другом»[580]580
  Джувейни, Тарих-и джахангушай, т. I, стр. 100.


[Закрыть]. Когда город был захвачен, уцелевших жителей выгнали в поле. Отделили и увели в рабство ремесленников (по Джувейни, более 100 тыс.), а также молодых женщин и детей, а прочих жителей разделили между воинами, причем, по Джувейни, на долю каждого воина пришлось будто бы по 24 человека[581]581
  Там же, стр. 100–101.


[Закрыть], и всех перебили «топорами, кирками, саблями, булавами»[582]582
  Нисави, Сират ас-султан…, араб. текст, стр. 95; франц. пер., стр. 355; перс. версия, стр. 125.


[Закрыть]. После этого монголы открыли плотины, вода Аму-Дарьи хлынула и затопила весь город, так что и спрятавшиеся в разных укрытиях люди погибли, и «из жителей ни один не уцелел»[583]583
  Ибн ал-Асир, Ал-Камиль фи-т-тарих, стр. 258; СМИЗО, т. I, стр. 32–33. По словам Ибн ал-Асира, среди убитых было много приезжих купцов «и все они ушли под меч».


[Закрыть].

Завоеванием Хорезма в 1221 г., собственно, и завершились военные действия монголов в Средней Азии. Дальнейшая война с участием самого Чингис-хана в 1221–1222 гг. велась уже на территории Хорасана, Афганистана и на берегах Инда. Осенью 1222 г. Чингис-хан вернулся в Самарканд. Он пробыл в Средней Азии до весны 1224 г., на лето откочевал на берега Иртыша, а в 1225 г. вернулся в Монголию.

Мы не будем останавливаться на истории борьбы с монголами последнего хорезмшаха Джалал ад-Дина (1221–1231), поскольку она протекала вне пределов Средней Азии (сперва в нынешнем Афганистане, Индии, потом в Западном Иране, Азербайджане и Курдистане). Скажем лишь несколько слов о нем. Джалал ад-Дин был талантливым полководцем, отличался храбростью и несгибаемой волей. Но он воевал силами тюркских кочевых ополчений, недисциплинированных и нередко изменявших ему. Он не был способным политиком: не понял необходимости опереться в борьбе с завоевателями на народные массы, особенно на ополчения горожан, проявивших себя самыми стойкими борцами против «неверных» завоевателей. Вместо того чтобы стараться создать против империи чингисидов коалицию государств Передней Азии и Закавказья, Джалал ад-Дин затеял войны с этими государствами, как с христианским (Грузия), так и с мусульманскими (айубиды в Армении, сельджукиды Малой Азии, Багдадский халифат). В этих мелких войнах он истощил свои силы и, когда нахлынула вторая волна монгольского нашествия, был разгромлен и погиб в горах Курдистана (август 1231 г.)[584]584
   Подробную характеристику Джалал ад-Дина дает Нисави («Сират ас-султан…», араб. текст, стр. 247–249, франц. пер., стр. 411–414; перс. версия, стр. 281–284). Им нарисован, в общем, идеализированный образ благородного и смелого героя, рыцаря ислама и непримиримого борца с «неверными». Автор не скрывает и некоторых личных недостатков своего героя. Идеализация эта искренняя, поскольку Нисави писал уже после смерти Джалал ад-Дина. Ибн ал-Асир, напротив, относится к Джалал ад-Дину отрицательно («Ал-Камиль фи-т-тарих», т. XII, стр. 325; СМИЗО, т. I, стр. 39–40). Впоследствии в представлениях мусульман Средней Азии и Ирана образ Джалал ад-Дина приобрел легендарные и иконографические черты. Даже историки промонгольского направления – Джувейни и Рашид ад-Дин не скрывали своего восхищения перед подвигами Джалал ад-Дина.


[Закрыть].

Последствия завоевания монголами Средней Азии

Первым последствием монгольского завоевания было резкое сокращение населения: одни были перебиты, другие уведены в рабство, третьи погибли от голода и эпидемий-неизбежных спутников вражеского вторжения столь широкого масштаба. Китайский путешественник Чан-чунь (1222 г.) отмечал опустошение и голод в Средней Азии. В Самарканде оставалась только четверть прежнего населения, окрестные крестьяне голодали, а из разоренных крестьян образовались «шайки разбойников», т. е. партизанские отряды, и в Самарканде каждую ночь видно было зарево пожаров[585]585
  ТЧРДМ, т. IV, стр. 328–332.


[Закрыть]. По словам Джувейни, Самаркандская область совсем запустела оттого, что отсюда несколько раз требовали людей в «толпу», и никто назад не вернулся[586]586
  Джувейни, Тарих-и джахангушай, т. I, стр. 96.


[Закрыть]. А между тем положение Самарканда было лучше в сравнении с Бухарой. Бухарский оазис между 1238 (восстание Тараби) и 1316 г. пять раз подвергался разорению[587]587
  См. И. П. Петрушевский, Из истории Бухары в XIII в., – «Ученые записки ЛГУ», № 98 (Серия востоковедческих наук, вып. I), стр. 103–118. Там же см. ссылки на источники.


[Закрыть]. В 30-х годах XIV в. путешественник Ибн Баттута нашел Бухару разрушенной и малонаселенной[588]588
  «Voyages d'Ibn Batoutah…, ed. C. Defremery et В. Sanguinetti», t. III, Paris, 1877, стр. 22 (арабский текст с параллельным французским переводом).


[Закрыть].

Из опубликованных О. Д. Чехович документов (вакфных грамот) видно, что в Бухарском оазисе оставались сплошь развалины замков, мечетей, селений, запустевших и выкорчеванных садов и виноградников еще в начале XIV в.[589]589
  О. Д. Чехович, Бухарские документы XIV в., Ташкент, 1965, док. № 1, 1326 г.


[Закрыть] Такая же картина наблюдалась и в других районах Средней Азии.

Огромный экономический упадок земледельческих областей и городской жизни Средней Азии – бесспорный факт. К сожалению, из-за отсутствия местных хроник этого периода мы не располагаем большим количеством конкретных фактов. Напротив, для Ирана XIII в. мы имеем много показаний местных источников, дающих яркую и полную картину хозяйственного упадка страны. Поскольку экономические последствия завоевания Чингис-хана в Средней Азии и в Иране были, в общем, аналогичны, мы подробнее остановимся на этом в другой нашей статье, помещаемой в настоящем сборнике. Можно лишь сказать с уверенностью, что экономика обеих этих стран и позднее, до начала XIX в., никогда не достигала того уровня, на каком она находилась в начале XIII в.

Одним из экономических последствий монгольского завоевания было возрождение рабовладельческого уклада в феодальном обществе – следствие обращения в рабство многих сотен тысяч людей. Часть из них, обращенные в рабство ремесленники, эксплуатировались на месте в особых мастерских (перс. кархане). Персидский историк Вассаф (XIV в.) сообщает, что около 1260 г. новая перепись в Бухаре выявила 5 тыс. человек, принадлежавших потомкам Батыя, 3 тыс. – вдове Тулуй-хана Сойуркуктени и 8 тыс. – великому хану[590]590
  «Тарих-и Вассаф», литогр. изд. перс. текста, Бомбей, 1269 г. х. (1853 г. н. э.), стр. 51. Текст, русский перевод и анализ текста см. в ст. И. П. Петрушевский, Из истории Бухары в XIII в., стр. 114–117, а также в кн. В. В. Бартольд, Туркестан…, стр. 577, прим. I.


[Закрыть]. О мастерских, где работали ремесленники-рабы, в Бухаре и Самарканде, Вассаф упоминает еще дважды[591]591
  В книге «Тарих-и Вассаф» (стр. 69) говорится: «Было постановлено, чтобы каждый из царевичей довольствовался исчисленными тысячами [людей] и собственными мастерскими (карханеха-йи хасс) в Бухаре и Самарканде». Ср. там же, стр. 68.


[Закрыть].

Чингисиды установили в Средней Азии, как и в Иране, более жестокие формы феодальной зависимости и более высокие нормы феодальной эксплуатации крестьянства. Опять-таки, поскольку мы располагаем огромным материалом источников (в том числе и документальных) о положении крестьян при монгольском владычестве в Иране, и этот вопрос будет рассмотрен во второй статье в настоящем сборнике. Здесь мы приведем одну цитату из Рашид ад-Дина, относящуюся к Средней Азии 50-х годов XIII в.: «И так как деяния тирании (зульм) и притеснения (та'адди) усилились, то крестьяне (дахакин) от множества отягощений, требований [податных сумм] и обременения чрезвычайными налогами ('авариз) дошли до крайности, вплоть до того, что дохода (махсулъ) от урожая (иртифа'ат) не хватало и на половину требуемых податных сумм»[592]592
  Рашид ад-Дин, Джами' ат-таварих, т. II, изд. Э. Блоше, Лондон – Лейден, 1911, стр. 312.


[Закрыть]. Налоговая политика – главная причина того, почему разрушенная в результате завоевания экономика страны не могла быть восстановлена.

Страна не могла оправиться от разрухи времен завоевания еще и потому, что завоеватели не сумели установить ни твердой власти, ни законности, ни прочного мира. Хотя Средняя Азия до Аму-Дарьи вошла в улус чагатаидов, потомки Джучи и Угэдэя боролись за отдельные ее части. Междоусобные войны царевичей – претендентов на престол улусного хана и поддерживавших их клик кочевых феодалов не прекращались вплоть до прихода к власти Тимура. Войны эти сопровождались грабежами, разорением городов и сельских округов. Восточный Туркестан, который, как было сказано, даже Чингис-хан запретил грабить, в 60–70-х годах XIII в. был опустошен[593]593
  Анонимный автор сирийской биографии несторианского патриарха Мар Ябалаха III сообщает, что последний в 70-х годах XIII в. видел Хотан и Кашгар опустошенными и без населения. См. «История мар Ябалаха III и раббан Саумы», иссл. и пер. Н. В. Пигулевской, М., 1958, стр. 67.


[Закрыть].

Отчасти из-за этих постоянных междоусобий, отчасти из-за упадка ремесленного производства в городах надежды связавших свою судьбу с Чингис-ханом крупных среднеазиатских купцов на то, что объединение ряда стран под единой властью приведет к созданию безопасности караванных путей и к процветанию караванной торговли, оправдались лишь в минимальной степени и только на первое время после завоевания; торговые сношения с Китаем остались ограниченными[594]594
  Там же, стр. 70. Автор говорит, что «дороги были опасны и пути [в Китай] перерезаны».


[Закрыть].

Еще одним последствием монгольского завоевания была инфильтрация в Средней Азии больших масс кочевников – не столько самих монголов (из монгольских племен здесь поселились джалаиры у Ходженда, барласы на Кашка-Дарье, каучины в верховьях Аму-Дарьи и орлаты к югу от верхнего течения Аму-Дарьи), сколько пришедших с ними тюркских племен из Восточного Туркестана и нынешнего Казахстана. Это вызвало сокращение площади земледелия и усиление кочевого скотоводческого сектора экономики за счет оседлого земледелия. Уже миссионер В. Рубрук, проезжавший через Семиречье в 1253 г., говорил об упадке здесь земледельческой культуры, о превращении обработанных земель в пастбища кочевников и об исчезновении ряда городов[595]595
  См. об этом В. В. Бартольд, Очерк истории Семиречья, Фрунзе, 1963, стр. 51 и сл. Там же см. ссылки на источники.


[Закрыть]. В течение XIII в. земледелие в Семиречье совсем исчезло и уступило место кочевому быту. Монголо-тюркская кочевая знать стала политически руководящей группой класса феодалов и оставалась ею вплоть до конца XVIII в. (в Бухарском ханстве) и до начала XIX в. (в Хиве). Также и все династии, правившие в Средней Азии вплоть до присоединения ее к России, происходили из тюркизованных монгольских или тюркских кочевых племен.