Текст книги "Спасти президента"
Автор книги: Лев Гурский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 35 страниц)
Гурский Лев – Спасти президента
Автор считает своим долгом предупредить: все события, описанные в романе, от начала до конца вымышлены. Автор не несет никакой ответственности за возможные случайные совпадения имен, портретов, названий учреждений и населенных пунктов, а также какие-либо иные случаи непредсказуемого проникновения чистого вымысла в реальность.
ЧАСТЬ I
НАКАНУНЕ
Моему ленинградскому другу, ставшему очень большим московским начальником
1. БОЛЕСЛАВ
«Презедент!
Ты покойник. Я убью тебя во чтобы то не стало...»
Я вздохнул. В России три напасти – дураки, дороги и поголовная грамотность. Первые две беды, похоже, неискоренимы, зато уж с третьей народ наш до того успешно борется, что близок, близок час победы. Можете мне поверить, как бывшему учителю русского языка.
Поискав в недрах верхнего ящика письменного стола, я извлек свою шариковую ручку с красным стержнем. Старую, обшарпанную, заветную, мэйд ин СССР. Память о пятилетнем пребывании в школе номер 307. Талисман. Сколько «пар» я ей когда-то наставил в тетрадках моих дебилов – не перечесть! А главное, все без толку: тайна безударных гласных так и осталась для многих недоступной. Да и ненужной, если разобраться. Все равно из этих безударных компота не сваришь – стоит ли мучиться?
Янки называют такую философию позитивизмом. Тоже, наверное, двоечники порядочные.
Машинально я исправил три грамматические ошибки, две пунктуационные и одну стилистическую, и лишь после того заставил себя внимательно вчитаться в коротенький текст. За два дня до выборов умники, отвечающие за безопасность, препроводили мне ксерокопию этого письмеца, причем с пометкой «срочно». Очень вовремя, господин Голубев. Сердечное вам мерси. Администрация по достоинству оценит вашу бдительность. Итак...
«Президент!
Ты покойник. Я убью тебя во что бы то ни стало. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит. Россия вспрянет ото сна и на обломках самовластья.
Мститель».
Особенно хороша здесь подпись, подумал я, тупо разглядывая неровные рукописные строчки. В пору моего детства такие цидульки обычно подписывали словом «Фантомас». Или «Зорро». Впрочем, и сам текст замечательный. Бедняга Пушкин наверняка уже в гробу весь извертелся. Угораздило же его когда-то сочинить стих «К Чаадаеву», да еще попасть с ним в школьный учебник. Александр Сергеевич как зеркало русского терроризма. Вернее, русской шизофрении. Браво, классик! Если генерал Голубев полагает, что Глава президентской администрации – по совместительству еще и Главврач Всея Руси, то он сильно заблуждается. Я, конечно, узурпатор, регент при живом Президенте, враг народа и монстр из комиксов, но во вмешательстве в дела психиатрического ведомства Главу администрации никто еще не обвинял. Как-то не додумался. Неплохо бы напомнить об этом генералу Голубеву. Мол, Богу – богово, Президенту – президентово, а психами в России пока еще заведует Институт Сербского. У них таких «мстителей» в каждой палате на пятачок пучок.
Рука моя потянулась к бледно-розовому, с фальшивыми прожилками под мрамор, телефонному аппарату, стоящему на краю стола. Однако не дотянулась.
Ожил ближайший телефон нежно-зеленой расцветки. Тот, у которого на месте наборного диска была косо приклеена скотчем бумажка с каракулями «Мин.Фин». Каракули были мои. Бумажку тоже приклеил я сам – в те давние времена, когда меня впервые перевели из правительства в администрацию и я еще слабо ориентировался в здешней технике связи: двадцати девяти разноцветных аппаратах, двух факсах и сверхнадежном электронном устройстве для экстренной спецсвязи с Президентом. Благодаря этой аппаратуре нынешнее рабочее место до сих пор напоминает мне командный пункт полководца в каком-нибудь противоатомном бункере. Сидючи за таким столом в мягком кожаном полукресле, очень легко заработать себе манию величия. Не говоря уж про геморрой.
Я поднял трубку цвета морской волны.
– Привет, Болек, – послышался голос министра финансов.
Вообще-то мое имя – Болеслав. Для подчиненных – Болеслав Янович. Просто с Лешей Гурвичем, нынешним хранителем государственной казны, я когда-то учился в одном классе и даже сидел за одной партой. Потом пути наши разошлись, а недавно опять сошлись.
– Привет, Лелик, – ответил я.
Когда мы с Гурвичем сидели за одной партой, Болек и Лелик из польского мультфильма были довольно популярной парочкой. Вечно эти двое ушастых бойскаутов искали приключений на свою голову – почти как мы с Лешей. Как учителя тогдашние нас терпели, ума не приложу. Правда, мы были изобретательными гадами и старались не попадаться.
– К тебе сейчас явится этот омуль, – без предисловий начал Гурвич. Истинный финансист, он экономил даже на словах. Время – деньги.
– Кто-кто? – удивился я. Подчас Лешина экономия заходила уж слишком далеко.
– Байкальский омуль, – нехотя уточнил Гурвич.
Я понял наконец, кого он имел в виду. Губернатора Прибайкальского края Назаренко Геннадия Ильича. Согласно расписанию, через две-три минуты мне действительно предстояла аудиенция с этим милым господином.
– Ну явится, – сказал я. – И что?
– Денег попросит, – вздохнул Лелик.
Мой бывший одноклассник был прав. Все губернаторы сейчас требуют у Москвы денег в обмен на лояльность. Товарно-денежные отношения, по Марксу. Вы нам – кусочек кровоточащего бюджета, мы вам – поддержку нашего Президента на выборах. Иначе, мол, народ не поймет. Чисто арифметически задачка неразрешима: глупо даже пытаться накормить семью хлебами восемьдесят восемь субъектов Федерации. К тому же хлебушек предвыборный давно съеден, и корочек не осталось.
– Попросит, – согласился я. – У тебя есть идеи?
В изобретении законных способов не платить Гурвичу не было равных. Гений.
– Немножко есть, – скромно произнес Лелик. – Кое-какие цифры. С ними ты прижмешь его бесплатно. Бери, пригодятся.
– Давай, – сказал я и включил факс.
К тому моменту, когда грузный медведеобразный Назаренко нарисовался в дверях моего кабинета, я уже успел ознакомиться с Леликовыми цифрами. Нельзя сказать, что они меня сильно удивили. Прибайкальский наместник мне и раньше не больно-то нравился. Медведь в нем странным образом уживался с мелким пакостником – из тех, что на коммунальной кухне тайком плюют в соседский суп. Теперь, как выяснилось, Назаренко перешел уже на пакости в особо крупных размерах. От пяти до восьми. Значит, в губернаторах у меня не засидишься, мысленно пообещал я, вылетишь по статье со свистом и с конфискацией. Но только после выборов. После. После. Сейчас ослабить сборную нельзя ни в коем случае, игроки и так все наперечет. Как ни круги, Назаренко – наш сукин сын.
– Болеслав Яныч! – едва поздоровавшись, бодро начал рапортовать наш сукин сын. Даже не присел. – Краевой штаб по выборам в президенты нынешнего Президента... – Назаренко подробно перечислил свои штабные достижения. По его словам выходило, что прибайкальские избиратели у нас в кармане. Процентов восемьдесят будут «за».
Про себя я прикинул поправку на вранье и получил чистыми шестьдесят процентов. Учитывая аховое положение тамошней экономики, очень даже неплохо. Мои аналитики в центральном штабе давали не больше сорока. Похоже, они забыли об электорате, который верит Президенту просто потому, что привык верить, – в любую политическую погоду и невзирая на недостатки. М-да. Полюбите нас черненькими, как говаривал император Бокасса.
Я хмыкнул. Господин Назаренко прервал свой рапорт, осторожно глянув на меня.
– Отлично, отлично, – одобрил я и стал ждать дальнейшего развития событий.
События не замедлили воспоследовать. Губернатор Прибайкалья извлек откуда-то из пустоты коленкоровую папку, раскрыл ее и мигом протянул мне.
– Только вот шахтеры неустойчивы, Болеслав Яныч, – забубнил он, старательно отводя глаза. – Зарплаты давно не плачены, опять же соцкультбыт, электричество...
На листе бумаги, одиноко лежащем в папке господина Назаренко, значилось число, огромное до несуразности. На эти деньги можно было бы полгода содержать небольшую промышленно развитую страну, вроде Норвегии.
– А может, после выборов заплатим? – спросил я, изображая голосом полусогласие-полусомнение и вертя в пальцах шариковую ручку-талисман. Пусть-ка он решит, что я уже готов поставить визу на эту филькину грамоту. И что нужно только немного еще на меня нажать.
– Надо сейчас, именно что сейчас, очень необходимо, – стал по-медвежьи наседать на меня господин Назаренко. – Сегодня, и желательно наличкой. Чтоб накануне голосования. У меня тут и самолет свой, и инкассаторы... Край в тяжелом положении, и пока бюджет Федеральным Собранием не принят... Могут возникнуть сложности...
Бормоча это, он все подпихивал ко мне свою папку, словно заботливая бабушка, потчующая внука кашей «Геркулес». Кашей, отвратительной на вкус, но такой полезной для здоровья! «Кушай, Болек, и расти большой». Спасибо, бабушка, я уже и так большой.
– Кстати, о бюджете, – задумчиво проговорил я, как бы уже примериваясь завизировать губернаторскую челобитную. – Если не ошибаюсь, ваш сенатор от края в Совете Федерации, господин Назаренко-младший, голосовал против его принятия. Мне верно сообщили?
Господин Назаренко-старший вздрогнул.
– Брехня это, Болеслав Яныч, – обиженно загудел он после секундной паузы. – Навет. Плюньте в глаза тому, кто такое про него наплел. Да мой Тимоха на каждой сессии...
– Некуда плевать, – с сожалением прервал я губернаторские излияния. – Компьютер в вашем зале для голосований глаз пока не имеет, Геннадий Ильич. У него, Геннадий Ильич, электронные чипы. Машина – существительное неодушевленное.
– Вот и я о том же, – сразу приободрился господин Назаренко. Электронный стукач, по его разумению, никак не тянул на серьезного свидетеля. – Компьютеров у нас развелось – плюнуть некуда. А машины, они, сами знаете... Замкнулись два проводка – и готово, ошибка. Тимки в тот день вообще в Москве не было.
– Вот и ладно, – сказал я и занес ручку над губернаторским прошением. – Вот и разобрались. А шахтерам, конечно, надо помочь.
Господин Назаренко затаил дыхание.
– Между прочим... – Ручка моя все еще реяла буревестником над седой равниной бумажного листа. – А в местной, допустим, казне никак нельзя найти средства для ваших шахтеров? Временно, естественно. Нет?
Губернатор Прибайкалья горестно развел руками:
– Да какие у нас средства! На детсадики – и то не хватает.
Я сочувственно покивал, однако подписывать не торопился.
– Ну а коммерсанты ваши местные? – продолжал интересоваться я у Геннадия Ильича. – Неужто в трудную минуту не помогут родному краю? Или нет среди них патриотов?
– Все жмоты, – доверительно сообщил господин Назаренко, искоса посматривая на мою ручку. По-видимому, он полагал, будто Глава администрации просто совершает некий словесный ритуал перед тем, как поставить подпись. Степень моего коварства в Прибайкалье еще не осознали.
– Так-таки и все? – удивился я. – И ЗАО «Байкалресурсы» в том числе?
– Какое еще... ЗАО?.. – Геннадий Ильич сразу охрип. До него внезапно дошло, что я играю с ним в кошки-мышки. – Я не понимаю...
– Закрытое акционерное общество, – любезно объяснил я. – Симпатичная контора. Когда в апреле Минфин выделил краю денежки на зарплату, они почему-то попали к трудящимся только в конце мая. И почему-то через это ЗАО. Вы случайно не знаете, где шахтерские денежки гуляли почти месяц?
– Я... я не помню... Я разберусь... – Если господин Назаренко и похож был теперь на медведя, то на старого и одышливого. Кандидата в чучело. – Я выясню...
– Обязательно выясните, – кивнул я. – Эдак по-семейному. Господин Афонин, директор «Байкалресурсов», он случайно не родственник вашей жене, а? Судя по отчеству, брат. Я угадал?
Будущее чучело медведя еще попробовало потрепыхаться.
– Все по закону, – мрачно прохрипел господин Назаренко, как-то вдруг вспомнив и про ЗАО, и про оборотистого шурина. – Краевая администрация выделила «Байкалресурсам» кредит...
– Льготный, – уточнил я. – Под семь процентов годовых. В месяц вышли сущие копейки. Между тем ЗАО господина Афонина ссудило эти денежки трем десяткам ИЧП. Что интересно, под двести процентов. Вы арифметику в школе учили? Из двухсот семь можете вычесть или вам калькулятор дать?
Губернатор Прибайкалья замер с выпученными глазами. Не уверен, что он в эти секунды был в состоянии вести арифметические подсчеты.
– Двести минус семь будет сто девяносто три, – великодушно пришел я к нему на помощь. – В денежном выражении это выходит... Постойте-ка, дайте сообразить...
– Все по закону, – как автомат, повторил господин Назаренко осипшим голосом. Очевидно, он решил придерживаться этой версии до последнего.
– Не все и не совсем, – огорошил его я. – Вы плоховато прочли новый Уголовный кодекс. Однако бог с ними, с «Байкалресурсами». Куда любопытнее, к примеру, деятельность некоего ТОО «Байкал-Трейдинг». Вам фамилия Мякишева ничего не говорит?
Геннадий Ильич ожесточенно помотал головой.
– Странно, весьма странно, – заметил я. – Мякишева – это ведь она по мужу. А зовут ее Елена Геннадьевна. И вашему сенатору Тимофею Геннадьевичу она приходится сестрой... Что, неужели вы с родной дочерью раззнакомились?
Геннадий Ильич угрюмо промолчал.
– Ай-яй-яй! – посетовал я. – Выходит, знать ее больше не хотите. Тогда почему же вы ей все-таки подмахнули разрешение на вывоз тридцати тонн никеля в Китай? В качестве последнего «прости»? Такие разрешения, кстати, – прерогатива федеральных органов. А то, что вы сделали, на языке УК называется соучастие в контрабанде стратегического сырья. И одна бумажка за подписью Тимофея Геннадьевича у меня тут имеется, тоже очень интересная. У сенатора есть, разумеется, депутатская неприкосновенность, но вот на госпожу Мякишеву и на вас она не распространяется. Имейте в виду.
Губернатор с ненавистью поглядел на меня и наконец-то предпринял попытку к отступлению.
– Я могу это забрать? – сдавленным голосом спросил он, показывая на свою папку.
– Забирайте на здоровье, – разрешил я, возвращая ему его же челобитную, так и не осчастливленную моею визой. – Значит, насчет шахтерской зарплаты мы договорились, да? Вы ее выплатите сами, завтра же, из вашего местного фонда. Если какие-то прибайкальские бизнесмены вдруг – подчеркиваю, вдруг! – захотят сделать взнос в этот фонд, администрация в вашем лице будет им только благодарна. Шахтеры должны идти на избирательные участки только в хорошем настроении. Тогда мы и соберем восемьдесят процентов «за». Правильно ведь?
– Правильно, – злобно сказал господин Назаренко. На лице у него явственно читалось огромное желание придавить меня когтистой медвежьей лапой. Шалишь, косолапый братец! Чучела медведей не своевольничают. Они скромно стоят в ресторанных гардеробах и держат в лапах подносы. До тех пор, пока их шкуры окончательно не сожрет моль.
– В таком случае я вас больше не задерживаю, – объявил я, привставая с места. Мягкое кожаное полукресло, чреватое геморроем, прощально скрипнуло. Стук захлопнувшейся двери стал ему ответом.
Пододвинув к себе уже порядком затрепанный список предвыборных мероприятий, я нашел раздел «Прибайкалье» и вычеркнул его. Еще одно дело на сегодня сделано. Не будь Лелика, мне пришлось бы еще повозиться с этим типом. Что бы мы, политики, делали без наших финансистов?
Я похлопал рукой по столу, чтобы найти свой распорядок дня. Вечно эта хитрая бумажка куда-то прячется, заставляя меня то и дело выспрашивать у Ксении, где я должен был быть десять минут назад. Вместо расписания мне, однако, под руку сначала попался злополучный листок с посланием от неуловимого мстителя.
Досадливо чертыхнувшись, я сунул этот образец эпистолярной бредятины в самый дальний из своих многочисленных ящиков.
2. РЕДАКТОР МОРОЗОВ
Чпок! – острие дротика угодило прямо в пористый лоб Президенту. Точно в центр, между седым пробором и насупленными бровями. Чпок! – второй дротик с силой врезался в переносицу Товарищу Зубатову. С Генералом мне повезло несколько меньше: немец за моей спиной громко захлопал в ладошки, рука моя дрогнула, и третья стрелка вонзилась куда-то в генеральскую щеку. Ну ничего, сойдет. Я с улыбкой раскланялся, делая вид, будто и метил ему в щеку.
– О-о-о! Вундербар! – довольно засмеялся Карл и с помощью двух пальцев изобразил латинскую букву «V». Дескать, виктория, победа. У гостя из Кельна были бесцветные глаза, длинные пегие патлы и неопрятная борода веником. Носил он неказистый джинсовый костюмчик, вроде тех, какими у нас в секонд-хенде на Маросейке можно разжиться долларов по пять за штуку. Однако несмотря на внешность и прикид бедного студента, Карлуша был отнюдь не студентом, а, напротив, главным редактором влиятельной «Нойе Райнише Цайтунг» с четырехсоттысячным тиражом. Зарабатывая в год около двух миллионов дойчмарок, можно себе позволить не расчесывать бороду и носить жуткое барахло. Косить под бедных – новая мода для богатых. Лично мне такие обноски, увы, не по карману.
Я выдернул из трех резиновых мишеней, висящих на стене, все три дротика и сложил их обратно в пластмассовую коробку с надписью «Darts».
– Очень успокаивает, – заметил я, показывая на коробку. – Снимает стрессы, развивает глазомер. И научиться совсем нетрудно...
На самом деле я лукавил. Искусство метать металлические стрелки точно в цель требовало большого навыка. Чтобы разыграть сегодня роль снайпера, мне понадобилось целых две недели усиленных тренировок, да еще заказ специальных мишеней с портретами влетел редакции в хорошую копеечку. Но игра определенно стоила свеч. Поразив резиновые физиономии всех трех основных кандидатов в президенты, я тонко намекнул гостю на свою независимость от партий и властей. Пускай же Карлуша сам увидит, какой спортивный, остроумный и, главное, смелый главный редактор «Свободной газеты» Виктор Ноевич Морозов. Неплохо, если на Западе поймут, что в России имеется хотя бы один по-настоящему беспристрастный печатный орган с редактором-нонконформистом во главе. То есть со мною.
Переводчица, длинноногая крашеная блондинка из поволжских немцев, протявкала по-немецки мои слова герру Карлу. Тот вновь засмеялся, покачал бородой и разразился в ответ продолжительной тирадой.
– Он говорит, – сообщила поволжская блондинка, когда тирада иссякла, – что только теперь по-настоящему осознал, какие большие перемены произошли в России. Он говорит, что в прошлый свой вояж в Москву он сидел в кабинете главного редактора газеты «Правда», и там на стенах тоже висели портреты – господина Брежнева и господина Суслова. Но тогда хозяин кабинета и помыслить бы не смог, чтобы бросить дротик в вождя...
Давненько ты не бывал в Москве, ухмыльнулся про себя я. Впрочем, мне такой контраст был только на руку. Виктор Ноевич Морозов готов, так и быть, послужить барометром русской демократии.
– Хотите попробовать? – вслух обратился я к гостю и кивнул в направлении коробки.
Немец понял мое предложение без перевода и сразу же что-то живо залопотал, показывая пальцем на три настенные мишени.
– Герр Карл говорит, – поведала мне блондинка, – что с удовольствием поиграл бы в дартс, если бы тут у вас висели портреты председателя бундестага, федерального канцлера либо, на худой конец, полицай-министра земли Северный Рейн-Вестфалия...
Я оценил шутку немецкого гостя и широко, по-русски улыбнулся.
– ...Но поскольку их портреты здесь отсутствуют, – продолжала крашеная переводчица, – герр Карл с искренним сожалением вынужден отказаться от вашего заманчивого предложения, дабы его не заподозрили во вмешательстве во внутренние дела России...
Черта лысого ты бы повесил у себя канцлера в таком виде, удовлетворенно подумал я, отзываясь на немецкий юмор гостя еще более широкой улыбкой. Даже местного министра полиции ты вряд ли бы повесил – с мишенью-то на лбу. Так далеко ваш хваленый плюрализм не простирается. Это только у нас он без берегов: любой может заплыть за буйки, и ему ничего за это не будет. Учись, Европа!
– ... Тем не менее, – завершила ненатуральная блондинка свой перевод, – герр Карл благодарен вам за наглядный урок демократии. Теперь он уверен: при любом исходе ваших выборов возврата к тоталитарному строю в России не будет.
Это еще бабушка надвое сказала, произнес я про себя. Придет новая метла, скажет: «Смиррр-на!» – и возвратимся в два счета. Хоть к феодальному, хоть к рабовладельческому строю, если понадобится. Нам не привыкать.
– Найн, не будет возврата, – вслух пообещал я наивному немцу, переставил коробку с дротиками на край стола и невзначай задел рукой кнопку дистанционного пульта кабинетного телевизора. По правде говоря, задел я ее нарочно: приспело время следующего номера моей цирковой программы. Всякая случайность хороша, когда она тщательно спланирована заранее.
Экран вспыхнул и осветился. На экране возникло знакомое лицо. В комнату ворвался еще более знакомый баритон.
– Виноват! – сконфуженно пробормотал я, делая вид, будто нашариваю кнопку выключения.
Немец-перец-колбаса повел себя именно так, как я и надеялся.
– Айн момент! – воскликнул он, вперившись в экран. На его глазах хозяин кабинета фантастическим образом раздвоился: один Виктор Ноевич скромно сидел рядом с ним бок о бок, а другой в то же самое время обращался к бородатому Карлуше из телевизора.
Экранный Виктор Ноевич важно рассуждал о политической ситуации, в непринужденной форме раздавая ценные советы правительству и в резкой форме критикуя болтунов с Охотного ряда. В особенности хорошо мне удается именно критика нашего парламента – тут мне как публицисту просто нет равных. Сарказм, ирония, убийственные сравнения... Про себя я называю свои наезды на парламент «Бодался теленок с Думой». Жаль, что днем у нас телевизор никто не смотрит. В том числе и думские депутаты.
Блондинка зашептала своему немцу перевод моих остроумных пассажей, а сам я при этом застенчиво потупился. Надеюсь, мои шутки не слишком тонки для крупнопанельных немецких мозгов.
– Гы-гы-гы!!
Готово: Карлуша наконец громко заржал, тряся бородой-веником. Я прибавил к своим победам еще одну маленькую, но внушительную викторию. Нагыгыкавшись вдоволь, гость из Кельна оторвался от телевизора и разразился очередной длиннющей немецкой фразой. Где-то на первом витке этой фразы Виктор Ноевич незаметно исчез с экрана, и начались обычные полуденные новости. Я успел узнать, что сегодня в Москву прибыл украинский премьер Козицкий (цель – встреча с нашим Президентом), что несгибаемый Товарищ Зубатов наносит дружественный визит в подмосковный колхоз «Заря», что бравый Генерал вскоре возвращается из предвыборного турне по Кавказу, что группа бизнесменов из Индонезии второй день ведет переговоры с российскими коллегами, что в артгалерее на Гоголевском бульваре открылась авангардная инсталляция художника Глухаря, что московское «Динамо» с разгромным счетом обыграло саратовский «Сокол»... – а бородатый редактор «Нойе Райнише Цайтунг» все еще трепался на языке нибелунгов. Лишь когда диктор принялся читать сводку погоды, Карлуша с некоторым сожалением завершил свой треп, откинулся на кресле, уступая инициативу белокурой переводчице.
Я выключил звук телевизора в ожидании похвал и не ошибся. Большая часть вдохновенной речи немца состояла из напыщенных комплиментов в мой адрес – по-немецки тяжеловесных, однако, не скрою, для меня приятных. Меньшая часть речи оказалась также весьма многообещающей. Как полноправный член Европарламента, герр Карл намекал мне, что через месяц в Страсбурге состоится сессия Совета Европы по проблемам массовых коммуникаций, причем кандидатура основного докладчика еще не утверждена. До своего приезда в Москву он, Карлуша, разделял мнение лорда Максвелла, тоже высказываясь в пользу директора французской «Антенн-2». Но теперь, после рандеву с геноссе Виктором...
Очевидно, мое телевыступление гостя глубоко перепахало. Немец, судя по всему, вообразил, что стоит включить русское ТВ – как оттуда в любое время дня и ночи выскочит его новый московский друг Виктор Ноевич Морозов с актуальным комментарием. В действительности же у меня всего только десять минут дневного эфира раз в неделю, к тому же на захудалом канале. Просто-напросто я специально подгадал встречу с немцем к своему выступлению. Товар надо показывать лицом.
– Что вы, что вы, Карл! – забормотал я, старательно разыгрывая смущение. – У меня, право, нет опыта таких выступлений. И потом, «Свободная газета» – издание молодое, и я не уверен, что ее влияние в России... – Фальшиво отнекиваясь, я краем глаза поглядывал на минутную стрелку часов. Карлушу вот-вот ожидает еще один сюрприз, который должен избавить его от последних сомнений по моему поводу.
Сюрприз «выстрелил» точно в срок. Стоило блондинке завершить перевод моих последних слов, как грянул телефонный звонок. Извинившись, я поднял трубку, «забыв» при этом отключить громкую связь.
– Виктор Ноевич! – разнесся по всему кабинету звонкий голосок секретарши Аллочки. – Вам звонят из пресс-службы Президента. Соединить?
Я нарочно помедлил с ответом, чтобы блондинка успела все, что надо, перевести любознательному немцу.
– Соединить? – как бы в раздумье протянул я. – А это срочно? Тут у меня уважаемый гость из Германии...
– Они говорят, что срочно, – отозвалась умненькая секретарша. Нет, не зря мы платим этой курочке жалованье ведущего обозревателя! Все разыграно как по нотам. – Это насчет вашей встречи с Президентом.
Повторно извинившись перед гостями, я с легким раздражением проговорил:
– Ладно, подключайте.
Хотелось бы верить, что вся сценка выглядела правдоподобно: усталый редактор Морозов, которому докучают всяческие президенты. Знал бы немец, что я два месяца добивался этого сегодняшнего звонка. И ведь добился, измором взял президентского пресс-секретаря! Воистину, без труда не вытянешь и рыбку из пруда. А Виктор Ноевич к тому же умеет и рыбку съесть, и... Далее, геноссе Карл, следует непереводимая игра слов с использованием русских идиом. Поэтому промолчим.
Округлив глаза, Карлуша со своего места украдкой наблюдал за моими переговорами с президентской пресс-службой. Боковым зрением я видел, что его борода-веник, словно локатор, направлена точно на меня. Смотри, немчура, смотри. Лучше Виктора Ноевича тебе в России редактора не сыскать.
– Господин Морозов! – зазвучал голос из селектора. Это был, конечно, не сам пресс-секретарь, а один из его помощников. Но я не привередлив.
– Да-да, – капризно сказал я в трубку. – Слушаю.
– Ваше интервью с Президентом России состоится сегодня с четырнадцати часов до четырнадцати часов тридцати минут в Сиреневой гостиной Кремля, – уведомил меня голос помощника. – Президент согласился ответить на первый, второй, четвертый и шестой из переданных вами вопросов. Вопросы третий и пятый Президент не хотел бы сегодня обсуждать.
– Что ж, это его право, – томно проговорил я. Третий и пятый заранее предназначались мною на выброс. В их формулировках был заложен легкий оскорбительный подтекст, такой интеллигентный кукиш в кармане. Знак того, что «Свободная газета» – это вам не какая-нибудь прикормленная пресса пана Болеслава. Мы еще не разучились истину царям с улыбкой говорить. Пусть избитую истину, неважно. Кукиш – он и в Африке кукиш.
– В таком случае, – закруглился пресс-секретарский помощник, – просьба не опаздывать. Референт из администрации Президента будет ждать вас у Спасских ворот в тринадцать пятьдесят.
И не мечтайте, подумал я, не опоздаю. Слишком большой кровью далось мне это приглашение, чтобы вот так проворонить фарт. Я, конечно, присутствовал на всех его пресс-конференциях, но интервью тет-а-тет – случай особый. До сих пор мне такой шанс не выпадал.
– Обижаешь, начальник, – проворковал я и быстренько отключился, оставив пресс-секретарскую шестерку в раздумьях о причинах моей внезапной фамильярности.
Любознательный Карлуша, которому белокурая бестия тихонько переводила мой сеанс громкой связи с Кремлем, тут же вскочил с места, принялся лопотать по-немецки и прощально кланяться.
– Герр Карл говорит, – сказала блондинка, – что не смеет дольше вас задерживать. Герр Карл понимает, что встреча с Президентом для журналиста – такое ответственное событие...
Я пожал плечами:
– Да какое там «событие»? Рутина, обычная рутина. Я ему – вопрос, он мне – ответ. Надоело...
Гость из Кельна уважительно вытаращился на меня. С каждой новой моей фразой, переведенной блондинкой на язык Шиллера и Гете, авторитет главного редактора «Свободной газеты» в его глазах рос, как банковский курс евро по отношению к доллару. Картине моего триумфа требовался лишь завершающий мазок.
Надавив кнопку селектора, я снова вернул в кабинет голос своей секретарши.
– Слушаю, Виктор Ноевич, – звонко пропела та.
– Аллочка, несите самовар, – распорядился я. – И не забудьте свежие баранки с икрой... Русское угощение, не откажитесь, – добавил я, уже обращаясь к Карлуше. – Откушайте, что бог послал.
После оживленного обмена репликами с немцем блондинка сказала:
– Герр Карл не отказывается от чая и русской икры. Но он выказал опасение, что вы можете не успеть на интервью с вашим Президентом...
Тем временем распахнулась дверь кабинета и румяная сдобная Аллочка вкатила столик с самоваром и аппетитными бубликами. Красная икра была щедро навалена в хрустальную чашу с серебристым вензелем «СГ» – «Свободная газета». Хрусталь я тоже специально подгадал к приезду немца.
– Ничего страшного, – беспечно отмахнулся я. – Если и задержусь, старик подождет. Говорю же вам, рутина... К столу, к столу!
По выражению лица Карлуши я понял: быть мне докладчиком на Совете Европы. Полная виктория! Все-таки хорошо иметь дело с иностранцем, не знающим топографии Москвы. Я могу не торопясь слопать сейчас на пару с немцем тонну бубликов, выпить ведро чая – и все равно не опоздаю.
Отсюда до Спасских ворот Кремля десять минут пешком.
