Текст книги "Тайна совещательной комнаты"

Автор книги: Леонид Никитинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

– Не играйте со мной, Роза, вы же считаете, как компьютер, и давно догадались, о ком речь, – сказала Лисичка, – Но этот человек мертв. Зачем им его фотография? И как они могут достать ее из дела? Разве что телефоном переснять, но я предупрежу Эльвиру, чтобы она ее больше не показывала. Дальше.

– Дальше самое интересное, – сказала Роза, – Вот это уже дорого будет стоить, договоримся? Кузякин сказал, что сегодня, то есть в воскресенье, он попытается найти кадр с этим человеком в исходниках к старому сюжету. Возможно, он сказал, он сможет сделать это на студии. Но у него уже нет пропуска туда, поэтому он сейчас, скорее всего, уже пробирается туда, как вор. Вот теперь все, Виктория Эммануиловна. Вы довольны?

– Спасибо, – сказала Лисичка, – Вы хорошо поработали, я надеюсь, что это лишь начало. Мы встретимся завтра в суде, но там нам контактировать нельзя, кроме каких-то совсем уж экстренных случаев. Слушайте внимательно все разговоры у присяжных и завтра же обязательно прощупайте Слесаря. Ну, если вам жалко ваших денег, то хватит ему и пятисот.

Воскресенье, 30 июля, 16.00

Как только Роза вышла, Лисичка стала дозваниваться Тульскому.

– Придется поработать, подполковник, – сказала она, – Я надеюсь, вы в состоянии. Сейчас или чуть позже присяжный Кузякин попытается незаконно проникнуть на телестудию, где он уже не работает, и взломать редакционный компьютер, доступа к которому в связи с увольнением он тоже лишен. Я бы и сама поехала с ним поговорить, но мне не позволяет этого сделать процессуальный статус. Ваше дело понять, что именно попытается сделать Кузякин, не дать ему этого сделать, а дальше по обстановке. Может быть, следует его задержать на какое-то время, но учтите, что мы пока не заинтересованы в целом в роспуске коллегии.

– Можно поинтересоваться, из какого источника сведения? – спросил Тульский, уже достававший из ящика стола необходимые бланки с печатями.

– Нельзя, – отрезала Лисичка, – Держите меня, пожалуйста, в курсе.

Тульский уже набирал номер Шкулева:

– Ты где? На даче? Срочно на студию, сейчас туда едет Кузякин… Нет, я пока не знаю, что он там собирается искать…

– Я знаю, – сказал Шкулев, с сожалением посматривая на ломившийся от выпивки и закусок стол и на двух сидящих за ним девушек из массовки, – Я знаю, что он там будет искать. Я вам сейчас объясню, и вы без меня справитесь…

– Нет уж, ты сам, дружок, приезжай, – сказал Тульский, – Только смотри не спугни его раньше времени. Через сколько ты там будешь?.. А нельзя побыстрее?.. Хорошо, у центрального входа, – Он повесил трубку и поднялся.

Воскресенье, 30 июля, 17.00

Закончив говорить с Тульским по телефону, Лисичка ушла из каминного зала в одну из дальних комнат особняка и там переоделась в так шедшее ей спортивное платье. По мере переодевания как будто менялось и само ее лицо, выражение его становилось веселым и легким, как бы выходным. Она захватила ракетки, вышла и села в спортивную машину.

Через час она уже играла с Ри на корте, опять переодевшись, на этот раз в теннисную юбку, которая и вовсе делала ее вид легкомысленным.

– Не поддавайтесь, не поддавайтесь, Мариночка! – кричала она, и Ри про себя отмечала, как быстро она набирает форму: сегодня Лисичка брала уже и такие подачи, какие в прошлый раз она бы только провожала глазами, – Лучше честно проиграть, чем незаслуженно выиграть… – Тут она все-таки пропустила подачу и докончила, проводив глазами желтый мячик: – Вы согласны, Марина?

Они сели передохнуть на скамейке возле сетки; с соседнего корта, где сражались два каких-то очень увлеченных и умелых игрока, доносились звуки тугих ударов. «Сорок – ноль!» Бум! – Вжик! – Бум! – Вжик – Бум! «Сорок – пятнадцать!»

– Вы выиграли партию, – сказала Лисичка. – Ракетка ваша. Да берите, берите… Вот, кстати, здесь и сертификат от Курниковой…

Она полезла в стоявшую у скамейки спортивную сумку и достала тонкую папку, но медлила ее открывать. Ри колебалась, но ей явно хотелось получить ракетку.

– Берите, я вам ее дарю, – продолжала свое мягкое наступление Лисичка (Вжик! – Бум! «Сорок – тридцать!») – Вы же никому не скажете, откуда у вас эта ракетка, и лучше не показывайте никому сертификат до вердикта. Ну?.. Марина, в этой папке лежит не только сертификат, там еще много всего. Там, например, документы по покупке и развитию этого спортивного комплекса, у нас уже был предварительный разговор с вашим мужем.

Ри внимательно слушала. «И-эх!» Вжик! – Бум! «Больше!»

– Мы полагаем, что это перспективное вложение, но, если мы купим акции, ваш муж станет бывать здесь гораздо реже и только как спортсмен. Мне он, честно говоря, не очень нравится, да и вам, по-моему, тоже… (Вжик! – Бум! «Ровно!») А вы могли бы стать и старшим тренером с нормальной зарплатой. А в перспективе и менеджером центра, ведь вы же собираетесь поступать на юридический, как мне сказал Мурат Исмаилович…

– Зачем вы мне все это говорите? – спросила севшим голосом Ри.

– Девочка моя, я вовсе не собираюсь заниматься благотворительностью, – засмеялась Лисичка. (Вжик! – Бум! «Тридцать – ноль!») – Я привыкла сразу решать несколько задач, когда есть такая возможность. Акции этого клуба – хорошее вложение, хотя Сашок и просит за них дороговато. Но мы же и еще кое-что покупаем в придачу, не правда ли?

– Теннис-пенис, – пробормотала Ри.

– Что вы сказали?

– Да это я так…

– Вот ваша ракетка, а остальное, конечно, пока только перспективы, – сказала Лисичка. – Но вам с вашими данными тоже пора менять орбиту. И вы не корите себя, вы не будете единственной среди двенадцати присяжных. Я не буду вам перечислять всех, но Кузякин уже взял деньги. Этого достаточно?

– Не может быть, – хрипло сказала Ри.

Лисичка раскрыла папочку («И-эх!» Вжик! – Бум! «Сорок – ноль! Геймбол!») и достала расписку Кузякина. Ри прочла: «Две тысячи долларов в счет будущей работы получил. 20 июля 2006 года. Даниил Кузякин», подпись.

– Как «две»? – спросила она. – Он же дал одну. Я же еще платья Регине продала…

– Ну ладно, платья… – засмеялась Лисичка, не понявшая, конечно, о каких именно платьях речь. – Но ракетку до вердикта не вздумайте продавать, да и после лучше не надо. Пошли играть. Раз-два.

Воскресенье, 30 июля, 18.00

Петрищев в церкви разговаривал со священником в нарочито немодных очках.

– Ну как, сколько уже не пьешь-то, сын мой?

– Почти уже полтора месяца, отец Леонид, – сказал Петрищев с гордостью.

– Бесы искушают небось? – с любопытством спросил священник.

– Искушают, – согласился Петрищев, – Особенно эти три недели искушали, что в суде был перерыв. А завтра опять процесс начинается, полегче будет.

– А что вам там легче-то? Вам же придется его осудить, а сказано…

– Почему обязательно осудить? – удивился Петрищев. – Может, и оправдаем. Если убийца – осудим, конечно. А нет – оправдаем. И по контрабанде, там-то уж мы наверняка оправдаем. По справедливости.

– Там вот в чем вопрос… – мягко сказал священник, – Я слышал об этом деле от одного человека: ваш подсудимый не только убийца и контрабандист. Говорят, что он еще и возводит хулу на церковь. Там было такое?

– Ну, говорил, – согласился Петрищев, что-то медленно соображая, – Говорил, что прибыль от телевизоров шла в какой-то фонд…

– Ну, вот видишь, сын мой, – сказал священник, – Это и есть богохульство. Подумай сам, Федор, ты же умный, когда не пьешь. Деньги из фондов церкви тратятся на храмы, на благие дела, а он возводит напраслину. Да за одно это он достоин кары. Ты должен за обвинительный вердикт голосовать, если ты человек церковный. А что остальные присяжные, есть верующие среди них?

– А про остальных я не знаю… – сказал Петрищев, соображая уже быстрее.

– А ты поспрашивай. Наверное, есть среди двенадцати-то человек…

– Я узнаю. Я пойду, батюшка, – Он повернулся, норовя убежать.

– Благословляю тебя, сын мой! – крикнул священник, крестя уже спину Медведя.

Воскресенье, 30 июля, 20.00

– Что это за тетка? – спросила Регина у Ри, посмотрев сквозь стеклянную стену тренажерного зала вслед отъезжающему уже в сумерках маленькому спортивному, но очень дорогому автомобильчику Лисички.

– Это будущая хозяйка нашего клуба, – сказала Ри, сжимавшая в руке ракетку в чехле и папочку с сертификатом.

– А что это у тебя? Новая ракетка? Дай посмотреть.

– Ею Анна Курникова на первенстве Австралии играла, – задумчиво сказала Ри.

– Ладно врать-то.

Ри молча достала сертификат – там даже и цена была указана.

– Это она тебе подарила?

– Да. Они у Сашка акции покупают.

– Слушай, – восхищенно сказала Регина, – это надо обмыть! Все равно уже вечер, ты иди в баню, а я возьму там в баре…

– Хорошо, – сказала Ри, убирая сертификат в папочку и ракетку в чехол.

Регина принесла в баню большую бутылку джина с волчьей мордой на этикетке и две бутылки тоника. Выпили сразу по стакану, чтобы не мелочиться.

– Она сказала, что, если они выкупят клуб, я стану старшим тренером.

– Вот здорово! – восхищенно и уже чуть заискивающе сказала Регина.

– А может быть, и менеджером, если я поступлю учиться.

– Класс! – откликнулась Регина, снова наполняя стаканы.

Мне надо выходить на другую орбиту с моими данными, она так сказала. А Сашка, она сказала, здесь больше не будет.

– Ну и отлично! – сказала Регина. – А он тебе что, нужен? Давай выпьем за это.

Они чокнулись и выпили еще по стакану.

– А что это она тебя так полюбила? – спросила Регина.

– Ей просто нужно, чтобы я проголосовала в суде за обвинительный вердикт.

– Ну и проголосуй. Какая тебе разница?

– Ну, – сказала Ри, – ведь там же еще есть и какая-то правда.

– Что? – переспросила Регина, – Где, ты говоришь, есть правда? Где это ты ее видела? Не будь дурой. Ты старший тренер. Я тоже кто-нибудь. Клуб наш. Вот это и будет правда, а не какая-нибудь там глупость. Пей!

– Правда, – согласилась Ри и выпила третий стаканчик, – Кузя же взял деньги.

– Иди попарься, – сказала Регина. – А я ребят позову на массаж. Давай?

– А почему бы и нет? – сказала Ри, поднимаясь и заходя в парную. – Если все равно Сашка здесь уже нет и Кузякина уже не будет, кому мы что должны?

Регина уже постанывала на соседнем топчане. Длинный массажист, который на этот раз медленными движениями мял спину и бока Ри, как бы невзначай касаясь груди, пальцами одной руки за цепил уже набухающий сосок, вторая рука стала спускаться к бедрам. Ри обернулась и посмотрела, чуть приподняв голову от топчана: у Длинного там было, не как у Журналиста, у него там, в плавках, уже было все в порядке. Он уже стягивал с нее трусы, а она вставала на локти, постанывая и медленно приподнимая зад. От соседнего топчана к ней шли, похохатывая, Регина и Толстый. Регина уже теребила соски Ри, и Толстый тоже доставал свое приспособление. Ри хотелось зарычать, как волчица, но она могла только взвизгивать через нос, потому что рот у нее тоже уже был занят. Она знала, что блаженство будет долгим и ослепительным, как свет лампы в глаза.

Воскресенье, 30 июля, 20.00

Кузякин проработал на телецентре десять лет и знал, как сюда можно попасть в обход главной проходной. Он влез в окно бокового здания, потом вошел в длинный подземный переход между корпусами, поднялся из него на лифте и показал уже на одном из верхних этажей старый пропуск охраннику, дежурившему на этаже. Это был не милиционер, а просто человек в служебной черной форме, который узнал Кузякина и спросил, лишь мельком взглянув на пропуск:

– Что-то вас давно не было видно?

– А я в Америку ездил, – беспечно объяснил Кузякин на ходу, – Сюжет снимать.

Он прошел по коридору этого этажа, поднялся по лестнице еще на два вверх и наконец оказался перед дверью приемной. Эту дверь он открыл своим ключом, нашел в столе у секретарши дубликат ключей от монтажной, отпер монтажную и, оглянувшись, скользнул к компьютеру. Он легко вошел в систему под Наташиным паролем и быстро нашел уже известный ему файл «Ludov-1». Однако сейчас, в воскресенье, когда в этой монтажной никого не могло быть, торопиться ему было тоже некуда, и он решил посмотреть и «Ludov-2», чтобы выбрать лучший кадр.

Тульский в это время нетерпеливо ходил возле главного входа в студию, где по случаю выходного народу было не так много, но все равно достаточно, и собирался звонить Шкулеву, но тот и сам уже быстро шел к нему от машины.

Кузякин смотрел второй исходник; там Лудов ходил по улице, а Пономарева, судя по всему, не было вообще. Он вернулся к первому, прогнал его в ускоренном режиме до того места, где на заднем плане появлялся Пономарев, потом камера наехала, а Пономарев сделал полуоборот и попал в кадр почти анфас. Журналист вставил флешку и, помудрив над программой, сумел переписать стоп-кадр как раз в тот момент, когда у него за спиной открылась дверь и на пороге монтажной появился Шкулев.

– Кузя? – спросил Шкулев, симулируя удивление, но не умея скрыть уже подступающее бешенство. – Что ты тут делаешь вечером в воскресенье?

– Погоди, – сказал Кузякин, понимая, что попался. Он быстро, прикрыв движение корпусом, вытащил флешку из гнезда на гибком соединении и сунул в карман. – Что ты сразу кидаешься, мне просто надо тут кое-что посмотреть, в старье.

– Как ты сюда попал? У тебя есть пропуск? Как ты открыл дверь? Как ты включил компьютер, твой старый пароль недействителен, я проверял.

– Неважно, – сказал Кузякин, – У меня есть свой ключ. Пароли я знаю. Неважно.

– Я думаю, – сказал Шкулев, отступая и пропуская в дверь Тульского, – что тебе захочет задать какие-то вопросы один наш старый знакомый. Но, если спросят меня, я скажу, что это как минимум кража со взломом.

– Но я же ничего не украл, – сказал Кузякин, понимая, что положение становится даже хуже, чем он мог предположить. – Посмотри.

– Сейчас посмотрим, – сказал Тульский. – Пригласите, пожалуйста, понятых, Шкулев. Все равно кого, позвоните просто вниз на пост, пусть пришлют.

– Стойте! – сказал Кузякин. – Какие еще понятые? Я сейчас все объясню.

– Составим акт осмотра места преступления, проведем личный обыск, поедем на Петровку, там и объясните все под протокол, – с привычной и отработанной угрозой сказал Тульский.

– Кузя, а где те материалы, которые я тебе давал? – спросил Шкулев, – Ты сделал тот сюжет, о котором мы договаривались в прошлый раз?

– Сюжет у меня не получается, – сказал Кузякин, радуясь, что разговор переходит на другое, и можно хотя бы выиграть какое-то время, – А кассета тут, в кармане, я просто забыл тебе ее отдать и собирался оставить в приемной.

– Есть! – сказал Шкулев. – Подполковник, я помню, что здесь на столе лежала кассета. Маленькая, синенькая. Но сейчас ее здесь нет. Я думаю, что она у него в кармане. Я даже знаю, что записано на этой кассете. Ох, и скандал будет! Ой, Кузя, как ты влип!..

Он бросился к телефону и стал набирать внутренний номер охраны. Тульский на какой-то миг выключился из игры, пытаясь сообразить, о какой кассете речь.

– Надо понятых в девятьсот двенадцатую, – говорил в трубку Шкулев. – Все равно кого, из свободной смены. Тут кража.

– И наряд пусть вызовут, – включился Тульский, поворачиваясь к Кузякину: – Сядь там. Руки держи на виду.

В монтажную уже торопливо входили понятые из свободной смены охраны, с гадким любопытством разглядывая Кузякина.

– Вы не имеете права подвергать меня обыску, – это Кузякин успел сообразить, пока вызывали понятых, – Я присяжный, у меня сейчас статус судьи. И вообще, я буду с вами разговаривать только в присутствии адвоката.

– Ну, звони своему адвокату, – сказал Тульский, что-то быстро соображая, – Только один звонок. У тебя есть адвокат?

– Кому я буду звонить в девять часов вечера в воскресенье? – сказал, чуть более спокойно, Кузякин.

– Значит, поедешь в камеру до утра. Так устроит, присяжный?

– Ладно, – сказал Кузякин, которому было необходимо время, чтобы подумать.

– Сейчас наряд приедет, и поедем на Петровку, – сказал Тульский, доставая из папки бланк. – А пока разрешите, ваша честь, актировать место предполагаемого преступления. Гражданин Шкулев, покажите понятым, где лежала эта кассета, опишите ее подробно и посмотрите внимательно: больше ничего не пропало?

Понедельник, 31 июля, 10.00

Секретарша Оля, успевшая за три недели перерыва где-то загореть и похорошеть, здоровалась с присяжными радостно, как будто это были ее близкие родственники:

– Здравствуйте, Тамара Викторовна, а вы почему такая бледная, нигде не отдыхали? Здравствуйте, Клавдия Ивановна, как ваш бывший муж, не хулиганит?

– Как же не хулиганит! – сразу завелась «Гурченко». – Мне как раз к Виктору Викторовичу надо зайти по этому поводу, он уже здесь?

– Нет еще. О, здравствуйте, Игорь Петрович, как вы?

У Климова про жену секретарша спрашивать побоялась. Дальше все пошли какие-то совсем невеселые: черная от горя Анна Петровна, Огурцова, почему-то совершенно зеленая с лица, и деревянный, с неподвижным взглядом Петрищев.

– Здравствуйте, Марина Эдуардовна! Что с вами, вам нехорошо?

Ри только махнула рукой и в комнате присяжных сразу свернула к туалету, подергала за ручку, но там уже заперся Петрищев. Он поспешно спрятал в кабинке в карман бутылку, из которой успел сделать глоток, и вышел в тамбур, где была раковина, чтобы пропустить Ри. Он стал мыть руки, но услышал мучительные звуки, исторгаемые Ри над унитазом, и на его лице, чуть посветлевшем после глотка из бутылки, выразилось сострадание. Ри вышла и, оттолкнув его, стала плескать себе в лицо воду над раковиной.

– Вам плохо, Марина? – участливо спросил Петрищев, – Вот, глотните.

Марина взяла бутылку и сделала глоток. Петрищев внимательным и опытным глазом проследил за ее реакцией: вроде прошло.

– Никогда!.. – прохрипела Ри, – Никогда!.. О, будь все проклято!

– Тяжело, Марина, – сказал Петрищев сочувственно, – Я вот тоже… Полтора месяца… Ну когда же начнется суд? Когда был суд, мы все были совсем другие, а теперь опять стали как были. А когда суд, то все в порядке, я буду держаться…

Ри торопливо открыла дверь туалета, и оттуда опять донеслись мучительные звуки. Она понимала, что дело не выпивке. Она боялась выходить из туалета, не знала, как сможет посмотреть в глаза Журналисту: конечно, он был предатель, но и она не могла избавиться от чувства предательства; все вместе подступало к горлу комом рвоты.

– Дай сюда! – Она вырвала бутылку у попытавшегося ее инстинктивно не отдать Петрищева и сделала еще пару крупных глотков.

– Я вот тоже, – сочувственно сказал Петрищев, который после глотка спиртного, видимо, все-таки на какое-то время обретал способность разговаривать. – Мне батюшка, отец Леонид, велел голосовать за обвинительный, представляете?

– Какой еще батюшка? – невольно переспросила Ри, настолько это было странно и некстати.

– Ну, в церкви на улице Космонавтов, – пояснил Медведь, – Я раньше всегда только туда и ходил, так любил отца Леонида, верил ему, а он мне сказал, что надо за обвинительный вердикт голосовать, если, говорит, ты человек церковный. А как же не церковный? Без Бога же нельзя… – Он так расстроился, что поднял бутылку над головой, выхлебал из нее все до последней капли и бросил в мусорное ведро.

– Какой еще Бог?! – зашипела Ри. – Где ты видел Бога? Все это ложь!..

Медведь хотел ей что-то еще объяснить, но она уже выбежала из курилки.

Понедельник, 31 июля, 10.00

Тульский позвонил Виктории Эммануиловне из своего кабинета.

– Что происходит? – спросила она, едва поздоровавшись. – Где Кузякин?

– А вы где сами? – спросил подполковник.

– Я подъезжаю к суду, сейчас же начнется заседание.

– Заседание отменяется, – сказал Тульский. – Присяжный Кузякин находится у меня в ГУВД в изоляторе временного содержания. Я его задержал вчера, когда он незаконно проник на студию и незаконно влез в чужой компьютер.

– Он должен быть на заседании, – сказала Лисичка. – Вы поняли, что он там искал? Ему удалось что-то скачать из компьютера? И почему вы мне сразу не позвонили?

– Не хотел вас будить, было уже поздно, – соврал Тульский так, чтобы и ей на том конце провода тоже было понятно, что он соврал. – А что он там скачал или не скачал, я пока не знаю. Он не позволяет себя обыскивать без адвоката.

– Да вы что, не можете обыскать какого-то Кузякина? Что вы мне голову морочите? Это же я вам его подарила, – Она так нервничала, что едва успела затормозить перед остановившейся впереди машиной.

– Нет уж, давайте по закону, – сказал Тульский. – Мы и с Кириченко так и условились, потому что вы мне тоже не все рассказываете.

Не какой-то Кузякин, а присяжный Кузякин в статусе федерального судьи. И мне неприятностей не нужно. Вот приедет адвокат, и буду его допрашивать и обыскивать. Тогда и позвоню.

– Ну ладно, Олег Афанасьевич, – уже другим, примирительным тоном сказала Лисичка, которая на всякий случай остановилась у тротуара и включила аварийку. – Вы только не портите мне игру, ну, мы же договорились. Мы все работаем на сохранение этой коллегии. Вы у него все узнайте, что можете, но не задерживайте долго. Ладно, миленький?

– Вот это другой разговор, – сказал Тульский. – Вот таким тоном, пожалуйста. Сейчас разберусь и вам позвоню.

Он дал отбой и позвонил в конвой, чтобы доставили Кузякина.

– Ну, как вам в камере, понравилось, никто не обижал?

– Нормально, даже поспал, – сказал Кузякин, который вовсе не спал, но за ночь успел все обдумать и теперь выглядел помятым, но уверенным, – Шнурки вот вернули и резинку от хвоста. Резинку-то зачем отбирали?

– А кто их знает, – сказал Тульский, – Деревня. Как в инструкции прочли, так и поняли. А вы, я надеюсь, ничего там в камере не выбрасывали из карманов?

– Вот она, – сказал Кузякин, показывая из кармана куртки краешек синей коробочки, – Только на вашем месте я бы не стал это смотреть. А то не у одного меня могут быть неприятности. Пусть вам лучше Шкулев расскажет.

– А что вы, Кузякин, искали там в компьютере-то? – спросил Тульский.

– А вот это только в присутствии адвоката.

– Пожалуйста. Звоните, – Он повернул к нему стоявший на столе телефон, – Один звонок адвокату. Есть у вас адвокат знакомый?

– Нет, одни менты. Я буду звонить друзьям, чтобы нашли. Имею я на это право? И мой мобильный мне отдайте, у меня там все номера записаны.

– Ну, валяйте, – сказал Тульский, протягивая ему из ящика мобильный и наблюдая за ним с тем интересом, который просыпается у всякого настоящего игрока, когда он видит перед собой другого игрока и тоже, пожалуй, не слабого.

Кузякин стал звонить, сверяясь с базой мобильного. Телефон Зябликова был отключен. Телефон Ри тоже. Наконец, вспомнив о том, что телефон всегда включен у Розы, и используя этот шанс, Журналист набрал номер Розы.

Понедельник, 31 июля, 10.15

– Подсудимого уже привезли, – сказала Оля, – Сейчас будете выходить.

– Нас всего одиннадцать, – сказал Зябликов, и Оля, забыв вертеть зайцем, увидела наконец по лицам присяжных, какое напряжение царит в комнате. – Кузякина нет.

– Так что судье сказать? – спросила она. – Кузякин задерживается? Где он?

– Вообще-то раньше он никогда не опаздывал, – сказал Старшина. – Пока мы не знаем, что с ним. Его мобильный почему-то отключен.

Все замолчали. В это время в сумке у Розы токкатой Баха запел телефон. Она нервно схватила сумку и, не разобрав на дисплее номер, приготовилась что-то рявкнуть в ответ, но застыла и стала слушать с раскрытым ртом.

– Это Кузякин, – сказал она, так и не произнеся ни слова в ответ, пока Кузякин с той стороны сам не дал отбой. – Он в ГУВД у какого-то подполковника Тульского. Он хочет, чтобы мы прислали ему адвоката.

Зябликов дернулся, но сообразил, что сейчас при всех звонить Тульскому и невозможно, и глупо. Поэтому он только спросил:

– Роза, у тебя есть адвокат?

– Я не буду посылать своего адвоката к Кузякину, если он сидит в ГУВД, – сказала Роза надменно. – У меня дорогой адвокат, он в ментовку не ездит. И вообще, он мне позвонил только потому, что твой аппарат выключен.

– Ну, помогать же надо своим, – не понимая, что происходит, сказал Зябликов.

– У меня есть адвокат, – испуганно сказала Ри, которая немного пришла в себя после второй дозы опохмелки. – Я сейчас позвоню…

Она нашла в сумке карточку Хаджи-Мурата и набрала номер.

– Подполковник Тульский, – подсказал ей Зябликов. – Он у него, на Петровке.

Ри отошла с телефоном к окну.

– За что они его взяли? – спросил Старшина, – Роза, он не сказал?

– Нет. Да и какая разница. Раз его арестовали, значит, нас осталось одиннадцать и мы сейчас расходимся. Все, кончен бал, все, все!!!

– Господи! – сказала Хинди. – За что? Где он?! Где Кузя?!

– Вот Океанолог, он бы придумал, что делать, – почему-то вспомнила «Гурченко». – А вы что же, вы же Майор, Старшина!

Зябликов отошел к окну, чтобы позвонить, на ходу включая свой мобильный.

Понедельник, 31 июля, 10.40

– Не сейчас, – сказал Тульский в трубку, взглянув на высветившуюся на дисплее фамилию Зябликова, – Я тебе сам перезвоню… Ну и что, скоро ваш адвокат приедет? – спросил он у Кузякина.

– Сейчас приедет, – сказал Кузякин. – Я не спешу. Полдня в суде потерпят. Мы три недели терпели.

Однако Тульский видел, что он нервничает именно из-за времени, поглядывает на часы над дверью, поскольку его собственные лежали у него в столе.

– Ну, давайте пока так, без протокола поговорим, – предложил он.

– Если не по поводу вчерашнего, то давайте.

– Вы какую-то двойную игру ведете, господин журналист, – начал Тульский. – Вроде же у нас другой был уговор, и вы, я слышал, деньги даже взяли? А ведь вы там в компьютере опять этот сюжет смотрели про Лудова. Зачем?

– А это опять про вчерашнее, – сказал Кузякин, – Тогда ждем адвоката.

– Нет, ну если в общем? Ведь двойная и фа?

– У вас тоже двойная или тройная, и вообще все вранье, – сказал Кузякин, – А у меня, может, и не двойная, я, может быть, еще и сам не решил. Просто я в любом случае хочу знать истину, как было на самом деле. Профессия у меня такая.

– В Тудоев вы тоже за истиной ездили?

– Вам Зябликов сказал? – спросил Журналист и вдруг сделал вывод, который удивил и его самого, и отчасти подполковника: – Значит, он вам и в самом деле верит, раз он вам это рассказал.

– Ну а кому же ему еще верить? – задумался Тульский не совсем о деле. – Мы же с ним все-таки воевали вместе, все-таки свои. А истины нет, господин хвостатый. Платон мне друг, а истины я не знаю – так ему Аристотель, значит, говорил. Потому что нет никакой истины, а есть только свои и чужие. Вот ты Зябликову тоже уже почему-то не чужой, а то бы чикался я тут с тобой…

На столе у Тульского зазвонил внутренний телефон. Он послушал и сказал:

– Адвокат твой приехал. Исмаилов Мурат Исмаилович. Знаешь такого? Нет? Где они его только нашли? Так он сейчас поднимается…

Понедельник, 31 июля, 11.00

– Ну, где же Кузякин? – спросила Оля, заглядывая в комнату присяжных, и через открытую дверь Зябликов увидел, что подсудимый уже беспокойно озирается в аквариуме, адвокатесса что-то пишет за столом, а Лисичка с кем-то говорит по мобильному телефону, отойдя к самому выходу из зала.

– Может быть, сказать? – вытирая глаз рукавом, шепнула Зябликову Хинди. – Может быть, судья его спасет?

– Нет, мы пока не знаем подробностей, но с ним все будет в порядке, Хинди. Оля, он будет сегодня, наверное, только чуть позже, передайте судье.

– Посмотрите, Игорь Петрович, вам нравится? – сказала вдруг ни с того ни с сего присяжная Мыскина и подняла уже почти полностью вывязанную грудь свитера для сына. Как-то это быстро вдруг у нее пошло.

На полотнище, которое она сейчас распяла на руках и от которого тянулись к ней в сумку разноцветные нити, все стали разглядывать зеленые водоросли и четырех рыб, плывущих сквозь водоросли друг другу навстречу. Они даже пускали на свитере пузыри и пучились друг на друга красными глазами, и Хинди, замерев, сразу перестала плакать. Вдруг стало спокойно, какая-то вдруг появилась уверенность.

– А я бы у этой рыбы глаз не красный, а зеленый сделал, – сказал Фотолюбитель, – Так еще интереснее будет.

– Вы думаете? – заколебалась Анна Петровна, – Можно и переделать, это легко.

– А что судье-то сказать? – спросила секретарша Оля, но никто ей не ответил, потому что все разглядывали рыб на свитере для сына приемщицы из химчистки и думали, какой глаз у рыбы будет лучше: зеленый или красный.

– Ну ладно, – сказала Оля и вышла.

Виктор Викторович опять у себя нервно курил и стряхивал сигаретный пепел в цветочный горшок.

Понедельник, 31 июля, 10.00

– А ордер-то у вас есть, господин адвокат? – спросил Тульский.

– Ордер-то у меня есть, сейчас только клиент подпишет, – в тон ему сказал Мурат Исмаилович, – А вы ведь тоже не следователь. Разве вы следователь?

– Я дознаватель, – сказал Тульский, – Я уточняю, был ли состав преступления. Но под запись. Если состав был, я все это незамедлительно и в официальном порядке передам следователю. Понятен статус?

– А точно все передадите, не передумаете? – спросил Кузякин, опять поглядывая на часы над дверью, и Тульский вдруг понял, что до сих пор Журналист его дурил: вовсе он не был такой уж пугливый, и адвокат был ему теперь совсем не нужен, он просто выиграл ночь, чтобы все продумать, – Ну, спрашивайте тогда.

– Возьмите часы, что вы все время головой вертите, – усмехнулся Тульский. В общем, сердиться на Журналиста у него тоже оснований не было, – Как, господин адвокат, можно начинать? Хорошо, анкетные данные я тут уже заполнил, потом еще уточним. Вопрос – с какой целью вы вчера, тридцатого июля, проникли на территорию телестудии? Да, и как, кстати?

– Записывайте, – сказал Кузякин. – Как проник, я потом объясню, это неважно, а вот зачем, это пишите подробно и дословно, пожалуйста. Я проник… или как там? Я пришел в монтажную, там находится компьютер, где хранятся в том числе мои собственные старые исходники. Это мне было нужно, чтобы найти в них кадр с изображением Александра Пономарева. Записываете? Я принес с собой кассету с другой записью, которую я ранее получил от Шкулева для просмотра. Записали? Эту кассету я принес на студию, чтобы отдать ему, потому что содержащийся на ней материал порнографического характера я посчитал неприемлемым для работы с ним. И вовсе я ее не воровал. Это может подтвердить секретарь Шкулева, ее зовут Наташа. Так? Кассету я готов сейчас вам передать, смотреть ее не советую. Кроме того, я принес свою флешку и списал на нее из собственного исходника в компьютере изображение Пономарева. Но эту флешку вы не имеете права у меня изъять, потому что… Потому что… Подскажите, Мурат… э-э-э…

– Исмаилович. Потому что она не является орудием какого-либо преступления, – сказал Хаджи-Мурат, внимательно слушавший все это, – Пока хорошо говорите, это черновик предварительного опроса, потом еще уточним, если что. Если хотите, вы можете, после того как он распечатает, своей рукой дописать, например: «Кроме того, я хочу дополнить» – и так далее.